I

Есть основания думать, что дальняя Азия, столько раз высылавшая опустошительные полчища своих кочевников на христианский мир, готовится в последний раз против него выступить с совершенно другой стороны: она собирается одолеть нас своими культурными и духовными силами, сосредоточенными в китайском государстве и буддийской религии. Но прежде чем такие опасения могут оправдаться, собственно нам, т. е. не всей Европе, а одной России, приходится еще встречать иного, особого восточного врага, более страшного, чем прежние монгольские разорители и чем будущие индийские и тибетские просветители. На нас надвигается Средняя Азия стихийною силою своей пустыни, дышит на нас иссушающими восточными ветрами, которые, не встречая никакого препятствия в вырубленных лесах, доносят вихри песку до самого Киева.

С успехом бороться против этого врага возможно только посредством коренного и систематического преобразования народного хозяйства – задача величайшей сложности, на которой должны сосредоточиться все государственные и общественные силы.

К несчастью, самый факт опасности во всех ее грозных размерах еще очень мало сознается нашим обществом. Между тем само по себе дело настолько ясно, что уже задолго до нынешнего бедствия его можно было предвидеть и предсказывать не на основании каких-нибудь специальных наблюдений и изучении, а просто лишь при внимательном отношении к известным крупным явлениям нашей жизни.

В 1884 г. в одном духовном журнале мне пришлось сделать следующие указания, которые должны бы казаться общими местами, но тогда казались лишь вздорными парадоксами:

"При таком положении дела (говорилось о слабости и дезорганизации наших общественных сил), хотя бы верховное правительство было воодушевлено самой высокой и святой идеей, оно не нашло бы для ее осуществления пригодных орудий в русском обществе. Самоотверженные исполнители – чернорядовые – всегда найдутся в нашем народе для всякого дела, но где в нашем обществе правящий класс, способный и привыкший к солидарному действию?"

"Между тем такая несостоятельность общества не только печальна в смысле гражданском, но еще самым вредным образом отражается на экономическом положении России. Россия живет земледелием, и по-настоящему весь экономический строй наш должен бы определяться интересами сельскохозяйственными. В теперешней России, при стомиллионном населении, земледелие производится тем же самым способом, как и триста лет тому назад, когда население было вдесятеро меньше. Но если тогда хищническое хозяйство было единственно возможным, то теперь с каждым годом оно становится все более и более опасным. Естественные производительные силы почвы не безразличны – народ рано или поздно съедает землю, если не перейдет от первобытного хищнического хозяйства к искусственному или рациональному. Но нельзя и вообразить себе, чтобы народ сам собою переменил систему хозяйства: а чтобы научить его, необходим обширный класс образованных и умных людей, которые посвятили бы себя этому делу. Такого класса у нас нет. С другой стороны, разумное сельское хозяйство и в материальном отношении есть дело весьма сложное; оно требует деятельной поддержки со стороны промышленности, нуждается в технических изобретениях и открытиях. С этой материальной стороны, так же как и со стороны умственного влияния и руководства, село не живет без города. Сельская жизнь, предоставленная самой себе, неизбежно впадает в рутину и косность: возбуждающее действие принадлежит городу; ему свойственны предприимчивость, почин, изобретательность; этим он должен помогать ему, будучи с ним солидарен в общем интересе – благосостояния страны [1]. Но и этого у нас нет. Нет у нас предприимчивого, деятельного и сплоченного промышленного класса, который, пользуясь рационально естественными богатствами страны, помогал бы сельскому хозяйству своей индустрией. Городской (т. е. торгово-промышленный) элемент у нас вообще не связан органически с жизнью земли, не принимает в ней положительного участия: он занят исключительно своими частными выгодами, которые лишь случайно могут совпадать с общим благом. Между тем Россия именно, как огромная сельекая страна, имеет величайшую нужду в помощи города с его сосредоточенными силами, материальными и духовными. Этого своего назначения наш городской класс, неустроенный, разрозненный и в общем недостаточно просвещенный, исполнить с успехом не может. Разрастание наших городов (особенно в последние тридцать лет) породило лишь особую полуевропейскую буржуазную цивилизацию с разными искусственными потребностями, только более сложными, но никак не более возвышенными, чем у простого сельского народа. А большая часть нашей промышленности существует для удовлетворения именно этих искусственных, а иногда и отвратительных потребностей. Более вреда, чем пользы, при таких условиях приносят земле и важнейшие механические изобретения, которыми гордится наш век, напр, железные дороги и пароходы. Общая выгода, доставляемая ими всей стране, в настоящее время перевешивается особым вредом, который они причиняют самому земледелию... Железные дороги беспощадно пожирают леса и этим усиленно способствуют гибели нашего земледелия. – Поразительное обмеление наших рек и умножающиеся засухи – это уже не пророчество, а факт. В других странах достаточный запас влаги обеспечивается или близостью моря, или высокими снежными горами. Но мы держимся только лесами и болотами, из которых вытекают и которыми питаются все наши большие реки. И вот, не ограничиваясь истреблением лесов, мы принялись усердно осушать болота" [2].

II

Возрастающее иссушение русской почвы и невозможность оставлять земледелие в прежнем виде; необходимость помощи народу со стороны образованного класса не только для преобразования сельского хозяйства, но и вообще для подъема умственного и культурного уровня народной массы, без чего невозможны и прочные сельскохозяйственные реформы; наконец, неспособность русского общества помочь народу как следует – вот три главных пункта, указанных мною восемь лет тому назад и значение которых теперь так печально обнаружилось. О первом пункте теперь издаются целые книги, и ученые-специалисты стараются передать в общедоступной форме свои исследования и выводы по этому предмету [3]. Истинность второго пункта признана теперь даже "народниками", которые хоть и анонимно, но весьма решительно отрекаются от антикультурной части всего воззвания [4]. Только на третий из указанных мною пунктов, несмотря на то что он яснее всех оправдался опытом нынешнего бедствия, продолжают у нас упорно закрывать глаза.

Благодаря опыту этого года можно не только утверждать с уверенностью (как я это делал минувшей осенью), но и доказать с математической достоверностью, что все существенное в деле помощи голодным было сделано правительством; общество, т. е., точнее, частные лица и учреждения, напр, редакции газет, содействовали правительству лишь материально – некоторым додатком к тем суммам, которые были отпущены государственным казначейством на продовольствие нуждающегося населения и на обсеменение полей. Это не было, конечно, лишним, но все-таки это было только додатком, и притом, сравнительно говоря, додатком незначительным. Тут уже вступает в дело простая арифметика. По официальному сообщению, обнародованному в мае месяце, всего было отпущено на продовольствие и обсеменение круглой цифрой сто пятьдесят миллионов – из них около 15, т. е. одна десятая, миллионов – от частной благотворительности, остальное – от казны. Но и из этих пятнадцати миллионов большая часть была собрана и распределена различными официальными комитетами. А все то, что было сделано помимо этого, представляется не миллионами, а лишь сотнями тысяч. На самые крупные из дел этого рода – столовые Раевского и гр. Л. Толстого – было собрано в России и за границей всего с небольшим 150 тысяч – сумма, которую по совести мог бы единолично пожертвовать любой из наших миллионеров. Таким образом, единственное значительное, по-видимому, из независимых продовольственных предприятий представляет собою лишь одну тысячную долю оказанной народу помощи, а все такие независимые предприятия, вместе взятые, составили едва ли один процент общей суммы, тогда как прямая казенная помощь равняется 90 %, а с присоединением пожертвований, шедших через официальные комитеты, – 90% [5]. Конечно, общественное содействие даже в тех скромных размерах и в той элементарной форме, в которой оно проявилось, могло быть только желательным для правительства; но если бы почему-либо государственная власть нашла нужным отказаться и от такого содействия, она могла бы это сделать без всяких существенных затруднений: стоило только к отпущенным уже 135 миллионам прибавить еще 15. Пока задача ограничивается только доставлением средств для продовольствия и обсеменения – все дело в количестве употребляемых на это сумм, и значение помощи определяется единственно арифметикой, которая и показала, что относительно государственного целого наше общество как материальная сила есть только небольшая дробь [6]. А о таком общественном содействии, которое не измерялось бы арифметически, которое, не ограничиваясь ближайшей продовольственной задачей в голодный год (что наилучшим образом могло исполнить и действительно с успехом исполнило само правительство), отнеслось бы к народному бедствию не со стороны его острых симптомов, а со стороны его общих и постоянных причин, – о таком общественном содействии начались только смутные разговоры и скоро замолкли.

Но если наше общество оказалось пока неспособным на какое-нибудь серьезное действие, чтобы помочь народу в его беде, то для общественного сознания минувший год прошел недаром. По крайней мере в литературе, в книгах начинают приступать к делу с настоящего конца. В этом отношении недавно вышедшие труды А. С. Ермолова [7] и проф. В. В. Докучаева имеют большое значение. Благодаря им первый и основной из указанных мною пунктов перестает быть личным мнением, выступает как признанный компетентными людьми факт. Согласные выводы известного сельского хозяина и экономиста, с одной стороны, и столь же известного естествоиспытателя – с другой, достаточно оправдывают безошибочность прежних указаний на размеры и характер грозящей нам беды.

III

Прежде чем толковать о том, как и чем помочь народу (сверх временной благотворительной помощи, которая во всяком случае обязательна), необходимо выяснить и установить в общественном сознании тот факт, что грозящая нашей земле, а в некоторой мере уже наступившая беда не есть частное и случайное явление, а роковое следствие общего (обнимающего по крайней мере большую половину России) стихийного процесса, который несомненно был ускорен беспечно-хищническим отношением населения к природе (вырубание лесов), а также некоторыми благонамеренными, но необдуманными предприятиями (осушение болот), но который теперь уже не может быть остановлен одними охранительными мерами.

Медленно накоплявшиеся изменения климата и почвы, заметные и прежде отдельным более внимательным наблюдателям, достигли в настоящее время результата такой величины, которая бросается в глаза всем, переступает, так сказать, порог общественного сознания. Бедственные явления, обнаружившиеся в прошлом году и бывшие следствием предыдущего постепенного процесса, сами становятся важным фактором для дальнейшего развития этого процесса, который теперь будет совершаться на наших глазах гораздо быстрее и заметнее прежнего.

"Под влиянием почти двухлетней засухи, – пишет А. С. Ермолов, – земля высохла не только с поверхности, но и в глубине. Повсеместно почти понизился весьма значительно уровень грунтовых вод. Иссякли во многих местах самые обильные источники, многие заводы и фабрики в районе черноземной полосы вынуждены были прекратить производство за совершенным оскудением колодцев, питавших их паровики. В течение не только лета, но даже зимы многие железнодорожные станции оставались без воды, и потребовался развоз воды по линии целыми поездами. Множество прудов, озер и болот пересохло до дна. Мелководье в реках Волге, Доне, Днепре и т. п., не говоря уже о их второстепенных притоках, в течение двух последних лет было так велико, что навигация могла продолжаться только с громадными затруднениями, а местами и совершенно прекращалась. Множество садов, множество лесных насаждений погибло безвозвратно. Многие сотни десятин земли были сплошь занесены песками. Земля почти повсеместно просохла на такую глубину, что даже во время дождей влажность не могла проникнуть с поверхности до подпочвенного слоя, – корни, распространяющиеся в этом слое, оставались неувлажненными, вследствие чего растения не оживали даже при дождях. Одним словом – вода ушла, и создались для русского земледелия, в пределах нашей некогда богатейшей черноземной полосы, условия самого угрожающего свойства. Дальнейший исход этого ужасного положения, подобного которому никто в России не запомнит, пока предвидеть невозможно, но уже и теперь есть основание ожидать, что это страшное бедствие одним настоящим годом не ограничится, если только земля, глубоко иссушенная за целый ряд последних лет, не запасается достаточным количеством влаги к весне будущего года" [8].

Последняя оговорка почтенного автора (писавшего раньше весны) оказывается, к несчастью, слишком оптимистической. Хотя нынешней весной половодье было вообще значительное, тем не менее не только в южной половине России, вовсе обнаженной от лесов, но и в тех местах, например, где я теперь пишу (граница Московского и Звенигородского уездов), с половины мая земля настолько суха, что после значительных дождей сырость сохраняется лишь несколько часов, а на другой день не остается никакого следа влаги. Этому кроме состояния почвы способствуют, конечно, сильные ветры, не прекращающиеся с мая месяца и переходящие иногда в бурю и ураган.

Указавши далее, что в то время, как большая часть России изнывала от засухи, северный и западный край ее страдал от избытка влаги (что, как известно, повторяется и нынешним летом), наш автор продолжает: "Можно было бы подумать, что вся влага ушла с центра и востока России на запад и на север, что совершился в природе какой-то небывалый переворот, который нарушил нормальные метеорологические условия этих местностей и грозит гибелью целой обширной части государства, на которую надвигаются зной и сушь бесплодных среднеазиатских степей. Так по крайней мере думают уже и теперь многие из наших сельских хозяев, и, если это опасение и может пока еще казаться преувеличенным, во всяком случае настоящее положение нашей черноземной полосы так серьезно и будущее ее так страшно, что должно остановить на себе самое серьезное внимание и правительства, и науки, и самих сельских хозяев, для которых дальнейший исход этого положения составляет, можно сказать, вопрос жизни и смерти". "Если, как указано выше, метеорологические условия двух последних лет в пределах пострадавшей от неурожая черноземной полосы и могут считаться вполне исключительными, то нельзя тем не менее не признать, что и в обычные, вполне нормальные годы условия эти представляются во многих отношениях неблагоприятными для земледелия. Кроме того, есть много данных, указывающих на то, что условия эти в последнее время год от года ухудшаются..." [9]

Автор указывает на следующие климатические особенности черноземной полосы, становящиеся с каждым годом все более резкими и неблагоприятными в сельскохозяйственном отношении. Так как число дней с осадками гораздо менее значительно в пределах черноземной области, чем вне ее, то на каждый день с осадками приходится гораздо более ниспадающей влаги, вследствие чего дожди имеют здесь крайне неблагоприятный для растительности характер ливней. При таких ливнях выпадающая в чрезмерном изобилии влага не успевает впитываться в почву, и значительная часть ее стекает в овраги и реки, пропадая без всякой пользы для растительности и для самой почвы

"Летняя температура достигает в пределах черноземного района, в особенности по направлению к юго-востоку, весьма высоких максимумов при чрезвычайной напряженности в то же время тепловых и световых солнечных лучей. Эта высокая температура, а также жгучие юго-восточные ветры, так называемые суховеи, до чрезвычайности усиливают испарение влаги из почвы и весьма неблагоприятно отражаются на полевой культуре. Вероятно, в связи с этими юго-восточными ветрами находятся весьма часто случающиеся в юго-восточной России, губительно действующие на растительность явления, известные под названием захвата, мглы, комохи и т. п., явления, которые имеют последствием несвоевременное созревание хлебов на корню, подсыхание зерна в колосе и вообще чрезвычайно вредно влияют на урожай как в количественном, так еще более в качественном отношениях".

"В весеннее и осеннее время, а в отдельные годы даже и в течение летних месяцев весьма часты быстрые переходы от высокой температуры к низкой, от жаров к холодам, нередко сопровождающиеся гибельными для растительности ночными заморозками. В средней части черноземной полосы от таких заморозков не обеспечен ныне ни один месяц в году, так как в иные годы самые поздние весенние заморозки случаются в первой половине июня, а самые ранние осенние – во второй половине июля".

"Недостаточность в отдельные годы атмосферных ниспадений – в виде дождей летом и снега зимой – в связи с высокой температурой летних месяцев и чрезвычайной сухостью воздуха, обусловливающими сильное испарение влаги из почвы, имеет последствием значительное понижение уровня грунтовых вод, обмеление рек, озер, прудов, высыхание болот, иссякновение источников и т. п. явления, которые в свою очередь отражаются на дальнейшем ухудшении климатических условий описываемого района" [10]. Рассмотрев в первой главе своего сочинения "Естественные метеорологические условия пострадавшего от неурожая черноземного района", автор в заключение этой главы делает следующий краткий перечень тех фактов, в которых, по мнению большинства сельских хозяев-практиков, вполне наглядно проявляется ухудшение климатических условий этой области.

"Более частые и более упорные засухи, которые охватывают большие, чем прежде, районы и продолжаются долее. Более поздние, чем прежде, весенние и более ранние осенние заморозки, которые нередко теперь губят целые урожаи. Так, весенние заморозки несколько раз в течение последних лет побивали рожь в цвету, чего в старые годы будто бы никогда не наблюдалось. Более сильное и продолжительное, против прежнего, повышение температуры не только в летние, но и в весенние и осенние месяцы. Меньшее количество ниспадающего в зимнее время снега и меньшая вследствие этого высота и постоянство зимнего покрова, имеющего столь важное значение не только для защиты озимых посевов от замерзания, но и для напитания почвы весеннею влагой. Более раннее наступление весны, быстрые переходы от холода к теплу, обусловливающие быстрое же таяние снегов, при частых вслед за тем возвратах холодов. Большое постоянство и большая сила жгучих летних юго-восточных ветров, проникающих из-за Каспия все дальше и дальше в глубь центральной области России" [11]. Наблюдения сельских хозяев-практиков могли бы вызвать сомнения и требовать оговорок (которые и делает г[-н] Ермолов), если бы они не находили полного подтверждения со стороны науки. Одновременно с А.С. Ермоловым и совершенно иным путем геологических и естественноисторических исследований проф. В.В. Докучаев приходит к тем же самым выводам относительно роковой опасности, которая грозит нашей земле.

IV

В своей весьма содержательной, хотя и небольшой по объему книжке ("Наши степи прежде и теперь" С- Петербург, 1892), рассмотревши некоторые данные из геологии России вообще и южных степей в особенности, устройство поверхности и воды степей, различные их почвы (чернозем, лесные земли, солонцы и пр.), растительность степей (прерии, степные и плавенные леса, солончаковая растительность), их фауну и климат, проф. Докучаев в последней главе следующим образом резюмирует эти исследования:

"И вековой опыт местных жителей, и ряд научных исследовании, произведенных во многих областях южной степной России по различным вопросам естествознания, весьма близко стоящим к гидрологии края, к сожалению, вполне согласно свидетельствуют, что наша черноземная полоса, несомненно, подвергается хотя и очень медленному, но упорно и неуклонно прогрессирующему иссушению. Теперь уже не могут подлежать сомнению следующие факты, в сущности хорошо знакомые огромному большинству обитателей наших степей".

"Благодаря, можно сказать, непомерному, хотя и вполне естественному углублению и расширению наших речных долин, и особенно чрезвычайному развитию разнообразнейших провалов, яров, оврагов и балок, поверхность черноземной полосы России увеличилась по сравнению с прежним состоянием самое меньшее на 25%, а местами и свыше 50%; ее когда-то бесконечные равнины превратились во многих местах в холмы, узкие плато и склоны, а площадь различного рода неудобных земель, косогоров, бугров, песков и проч. значительно возросла".

"От века существования, главным образом на водоразделах, нередко одетые древесной растительностью, западины наших степей (различного рода продолговатые, но неоформленные ложбины), блюдце- или тарелкообразные углубления, частью даже небольшие временные озерки, служившие когда-то естественными резервуарами для снеговых и дождевых вод и естественными источниками, питавшими сотни мелких степных речек, теперь в огромном большинстве уничтожены, частью вследствие развития весьма густой сети оврагов, а преимущественно вследствие почти сплошной распашки степей".

"Несомненно, покрывавшие наши девственные степи почти сплошной пеленой более или менее водоупорные горные породы, каковы, напр., гнилистый лёсс, валунные глины и проч. породы, частью удерживавшие воды на поверхности, частью же в самих себе, теперь смыты на громадных площадях южной России, а на поверхность выступили нередко сыпучие пески, рыхлые песчаники, трещиноватые известняки и проч., которые уже не в состоянии задерживать атмосферных вод".

"Как плавенные (во всей южной России), так и чисто степные (в лесостепной области) леса, когда-то покрывавшие упомянутые пески и даже известняки и вообще приречные и приовражные местности, иногда (в лесостепи) на десятки верст в сторону от реки, – леса, защищавшие местность от размыва и ветров, скоплявшие снега, способствовавшие сохранению почвенной влаги, а вероятно, и поднятию горизонта грунтовых вод, охранявшие ключи, озера и реки от засорения, уменьшавшие размеры и удлинявшие продолжительность весенних водополей, – это, можно сказать, важнейшие, наиболее надежные и верные регуляторы атмосферных вод и жизни наших рек, озер и источников местами уменьшились в 3-5 и более раз. Так, по новейшим возможно точным данным, леса в Полтавском уезде занимали когда-то около 34% общей площади, а теперь – 7%; в Роменском – 28%, а в настоящее время – 9%; в Лубенском – 30% а ныне всего 4%".

"Огромная часть (во многих местах вся) степи лишилась своего естественного покрова – степной, девственной, обыкновенно очень густой растительности и дерна, задерживавших массу снега и воды и прикрывавших почву от морозов и ветров; а пашни, занимающие теперь во многих местах до 90% общей площади, уничтожив свойственную чернозему и наиболее благоприятную для удержания почвенной влаги зернистую структуру, сделали его легким достоянием ветра и смывающей деятельности всевозможных вод".

"Все это, даже при сохранении прежнего количества падающих на землю атмосферных осадков, неизбежно должно было повлечь и действительно повлекло за собою следующие результаты: усиленное испарение степных вод, а вероятно, и увеличение ночного охлаждения степи; уменьшение количества почвенной влаги и понижение уровня грунтовых вод; чрезвычайное усиление водополей (весенних и дождевых) в открытой степи и реках вместе с сокращением их продолжительности и уменьшением количества летнего запаса вод как в реках, так и на степных водоразделах; иссякновение и уничтожение одних источников и заплывание других; энергический, все более и более увеличивающийся смыв плодородных земель со степи и загромождение речных русл, озер и всякого рода западин песком и иными грубыми осадками; наконец, усиление вредного действия восточных и юго-восточных ветров, знойных, иссушающих растительность и источники летом и холодных, нередко губящих плодовые деревья и посевы зимой и раннею весной".

"Общим и неизбежным результатом всего этого явились более суровые зимы и знойные сухие лета на юге России. Если прибавить к сказанному, что все только что намеченные невзгоды действуют уже века, если присоединить сюда не подлежащий сомнению, хотя и не вполне исследованный факт почти повсеместного выпахивания, а следовательно, и медленного истощения наших почв, в том числе и чернозема, то для нас сделается вполне понятным, что организм, как бы он ни был хорошо сложен, какими бы высокими природными качествами он ни был одарен, но, раз благодаря худому уходу, неправильному питанию, непомерному труду его силы надорваны, истощены, он уже не в состоянии правильно работать, на него нельзя положиться, он может сильно пострадать от малейшей случайности, которую при другом, более нормальном состоянии он легко бы перенес или во всяком случае существенно не пострадал бы и быстро оправился. Именно как раз в таком надорванном, надломленном, ненормальном состоянии находится наше южное степное земледелие, уже и теперь, по общему признанию, являющееся биржевой игрой, азартность которой с каждым годом, конечно, должна увеличиваться" [12].

Роковая и прогрессирующая необеспеченность нашего земледелия, т. е. не только благосостояния, но и самого существования России, – вот огромный факт, просмотренный даже теми людьми, которые радение о благе народа (главным образом земледельческого класса) стараются сделать своею специальностью и привилегией. Теперь, когда острое бедствие неурожая заставляет сельских хозяев и ученых-естествоиспытателей согласно и решительно засвидетельствовать о грозной общей беде, можно бы оставить благонамеренные, но явно не относящиеся к делу разговоры на разные "народнические" темы и обратиться к вопросу первой важности для всего народа (и в широком и в узком смысле этого слова): какими мерами и при каких условиях можно спасти русскую землю не от мнимых супостатов политического, религиозного и экономического свойства, а от действительного и страшного врага – от надвигающейся на нас с востока пустыни?

1892

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Напоминать эти, казалось бы, азбучные истины у нас, к несчастью, необходимо, особенно же было необходимо в то время, когда это писано (1884 г.) и когда в полной силе была у наших демократов, или "народников", проповедь отречения от культуры и упразднения образованного класса. В последнее время, если верить "Русскому богатству" и "Русской мысли", в этом отношении произошел в тех сферах переворот, очевидно, под впечатлением народного бедствия, обнаружившего с полной ясностью всю несостоятельность такого народничества

[2] "Еврейство и христианский вопрос". М., 1884 (первоначально] напечатано] в "Православ[ном] Обозр[ении]", стр. 53-55). Здесь эти страницы приведены с некоторыми сокращениями и незначительными стилистическими поправками. На те же факты ссылался я в предисловии к 1-му изданию "Национального вопроса" и в статье "Государственная философия" ("Русь", 1885).

[3] А до неурожая прошлого года в общей печати, насколько мне известно, только г[-н] Игнатьев указывал (через год после меня) на изменение почвы и климата в России и обстоятельно рассматривал некоторые из ближайших причин этого явления ("Русский вестник", 1885), да еще Н. Я. Данилевский мимоходом указал на вредные последствия от осушения Пинских болот с экономической и стратегической точки зрения. Указания этих двух писателей были тогда еще менее замечены, чем мои.

[4] См. "Русское Богатство", февраль 1892, статья г[-а] В. В. и рецензия на нее в библиографическом] отделе "Русской мысли" (май).

[5] В счет 90 %, относимых мною более к казенной, чем к общественной, помощи, по крайней мере наполовину, вошли суммы, добытые посредством официально устроенной лотереи с выигрышами и поступившие в распоряжение Главного комитета. Можно различным образом относиться к этой государственной финансовой мере, но видеть в ней общественную помощь народу ни в каком случае не приходится.

[6] Из этого вывода нельзя сделать исключения и для таких независимых предприятий, как толстовские столовые. И тут все дело было в том, чтобы на известную сумму денег накормить известное число крестьян, которые при этом были уверены (на основании общего совершенно правильного представления), что их кормит низшее начальство по поручению высшего. Деятельность Льва Толстого, употребившего на помощь народу свою популярность и свой личный труд (несмотря на преклонный возраст), делает величайшую честь ему лично, но значения общественного действия она иметь не могла (чего, конечно, он и не имел в виду). Было бы не согласно с правительственной мудростью отвергать без достаточного основания посильную помощь таких деятелей, пользующихся общим доверием; поэтому нападения некоторых "консервативных" органов остались, как и следовало ожидать, потерянным трудом обвинительного усердия. Но если бы правительство само почему-либо нашло это предприятие для себя нежелательным, оно могло бы устранить его без существенного ущерба для дела, произведя совершенно ничтожный для казначейства расход в полтораста тысяч рублей и назначив своих доверенных лиц для устройства столовых или другого способа прокормления нуждающихся в двух уездах.

[7] Сочинение "Неурожай и народное бедствие" вышло анонимно, но проф. Докучаев, делая из него выписки и споря (по одному частному пункту) с его автором, прямо называет его по имени, которое, впрочем, и прежде не было секретом.

[8] Неурожай и народное бедствие. СПб., 1892, стр. 10-11.

[9] Неурожай и народное бедствие, стр. 12.

[10] Неурожай и народное бедствие, стр. 13-14.

[11] Неурожай и народное бедствие, стр. 14-15.

[12] В.В. Докучаев Наши степи, стр. 103-106.