Лента: Общество

Когда читаешь отклики лидеров нашей либеральной оппозиции на вчерашний митинг на проспекте Сахарова, а еще лучше их «предостережения властям» перед этим самым митингом, испытываешь многократно описанное писателями чувство неловкости от выступления перед тобой плохого актера. «Он пугает, а мне не страшно», говаривал в таких случаях Толстой. В данном случае не просто «не страшно», а стыдно. Стыдно за чужую пошлость.

ПРОФЕССОР ТЕРЯЕТ МОНОКЛЬ

Примеры? Пожалуйста. Профессор Андрей Борисович Зубов, очевидно, выронил из глаза свой знаменитый монокль, когда писал на этой неделе сии душераздирающие строки: «Дорогие друзья, судя по вчерашним речам в Совете Федерации… и, конечно же, действиям избиркома, судов, СК – в России Кремлем подготовлен антиконституционный переворот. Совсем как в августе 1991 года… Роль Путина в перевороте неясна, как, впрочем, и тогда – Горбачева. Готовится введение чрезвычайного положения».

«Полный пердюмонокль»,– сказали бы в любимом профессором Зубовым девятнадцатом веке, когда значительная часть населения знала, что слово perdu на французском означает «потерянный». Но бывший профессор МГИМО, не боящийся выражать в своих видео симпатию к «герою Украины Степану Андреевичу Бандере», тут испугался монстров собственного воображения.

Не отстает и Леонид Гозман, выступивший в «Новой газете» со статьей «Четыре сценария политического кризиса в Москве» (представляете: целых четыре, и всех их он знает, но расскажет не всем, а только «людям с прекрасными лицами» – таково самоназвание российских ультралибералов). Вот что пишет Гозман: «Представим себе, что с завтрашнего дня с ноля часов из-за угроз суверенитету и традиционным ценностям нашего народа… на всей территории страны вводится режим чрезвычайного положения. Оно включает в себя отмену выборов всех уровней, ограничение действия некоторых статей Конституции, возможность введения комендантского часа, временный контроль за СМИ».

Далее Гозман милостиво добавляет, что «это не инсайд, а гипотеза» и что он «хотел бы ошибиться». Автор предполагает, что мы должны от страха закричать: «Ошибись! Ошибись, дорогой, милый, единственный! Ошибись, инсайдер!» А потом долго бежать за Гозманом, заглядывая в глаза и повторяя, подобно Полыхаеву из «Золотого теленка»: «Ну, скажите же, золотой наш, серебряный, ведь мы не погибнем? Ведь этот заголовок «В ожидании ЧП» вы так написали, для форсу?!»

На самом деле никакого чрезвычайного положения ни в Москве, ни в стране в целом, конечно, не будет, но некоторым господам очень хочется, чтобы оно все-таки было введено. Им вообще хочется потрясений – не для реальных перемен, а для подтверждения собственной значимости, оправдания собственных на самом деле никчемных текстов и роликов, об этих потрясениях упорно долдонящих. Когда Сергей Пархоменко «предупреждает» накануне митинга 9 августа, что жизнь целого поколения «начинается с избиения», а молодость тех, кто родился в 2000-м году, – это будет «молодость под дубинками», он выдает за реальность свои собственные гаденькие мечтания. Они не осуществились 9 августа – и он тотчас же принялся ругать прошедший без эксцессов митинг.

ПОШЛОСТЬ КАК ЧУВСТВО «ПРИЧАСТНОСТИ К ЭЛИТЕ»

Еще в двадцатом веке гениально о таких людях сказал Владимир Набоков – настоящий писатель-эмигрант (а не приезжающий регулярно то из Парижа, то из Вильнюса в Москву на телевизионные ток-шоу «беженец-от-Путина- 2019»). В своем эссе Набоков написал: «Пошлость — это не нагота и не явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность». Пошляк всегда «в тренде», он обожает драматизировать события, в которых якобы является главным участником. (Например, Пархоменко в том же своем видео-выступлении о «молодости под дубинками» говорит с видом оценивающего марку вина сомелье: «Здесь у нас с вами, дорогие мои, полноценный политический кризис»). Пошляк гордится множеством полезных «брендовых» знакомств. Только во времена Набокова образцом пошлости была фраза: «Дорогая, я вчера разговаривал с герцогиней!» – а теперь пальму первенства держит главный человек на «Эхе Москвы» Алексей Венедиктов со своими твитом: «Давно ли вы танцевали с Машей Гайдар?.. Давно. А я вот тут». Таким же образом он оказывался рядом с Саакашвили после его назначения одесским губернатором, с главным приватизатором Альфредом Кохом после его «запредельного» по русофобии интервью в конце девяностых… Он – всегда «только вчера разговаривал с герцогиней». Это вообще вечный принцип: компания пошляка – это всегда «сливки общества», раскрученная масс-медиа элита. А тут как раз Юлия Латынина рекламирует «ивент» на проспекте Сахарова: «К митингу присоединяется вся интеллектуальная элита – от Оксюморона до Дудя».

Пошляк вообще тем и отличается, что он всегда – «тут», он физически не упускает никаких значимых событий, не удосуживаясь мысленно вникнуть в их смысл. Из двух способов узнать Цезаря – прочитать книги Цезаря или простоять три часа в толпе, чтобы увидеть мелькнувшую вдали лысину, – пошляк выберет лысину. Он пойдет на митинг на проспекте Сахарова, чтобы услышать, мягко говоря, не лучшее стихотворение Людмилы Улицкой, но при этом легко выбросит на помойку ее же вышедший из моды роман. Пошляк даже не поймет, почему стихотворение плохое. Его же хвалят по радио! А пародию на своих кумиров он всегда воспринимает как святотатство – ведь смеясь над взявшейся осчастливить Одессу на пару с Саакашвили «реформатором широкого профиля» Машей Гайдар, мы смеемся и над танцующим с ней «вот тут и вовремя» Венедиктовым. Стих от Улицкой бездарен, как любой литературный текст без нюансов, разделяющий людей на дьявольски плохих и ангелически хороших:

Мы пришли с открытыми лицами,
а у вас росгвардия и полиция,
а у вас великое воинство,
а у нас человеческое достоинство.

На самом деле пародия на этот текст появилась еще до его рождения. Многие вспоминают Оксану Дмитрук с ее «Никогда мы не будем братьями», хотя еще ближе к цели бьет пародийное "Письмо в Израиль" – текст гениальной песни Константина Беляева начала семидесятых, где добропорядочный советский еврей пишет «израильской военщине»:

"Вы надеялись на помощь да на силу,
Это вы свели Насера в могилу.
Голды Меир и Даяна орава,
Вам назло пишу я слева направо!»

Комический эффект здесь вызывается тем самым моментом, который Улицкая наверняка записывает себе в актив: полным пренебрежением к оппоненту при стопроцентной «ангелизации» себя, любимого. (Нарциссизм, всегда характерный для российской либерально-революционной интеллигенции, именно сейчас вышел на гротескный уровень: то монокль и «инсайд» от А.Б.Зубова, то противостояние всей Росгвардии вдруг ставшей частью «простых ребят» Л.Улицкой.) Разница только в том, что Улицкая гордится своим приходом на площадь, а советский трудовой еврей – своим «неприходом» в Израиль:

Я плюю на ваш Иудин полтинник,
Не поедут к вам ни Таль, ни Ботвинник.
Не поедут к вам врачи и актеры,
Не поедут к вам евреи-шахтеры.

ПОГОНЯ ЗА ЛЫСИНОЙ ЦЕЗАРЯ

Между тем нынешняя Интернет-цивилизация основана как раз на том, чтобы оказаться в нужном месте вовремя – «мы были на Болотной, мы пойдем еще». Если ты оказался не там, где надо, – ты хуже, чем изгой, ты не гонишься за лысиной Цезаря, которую все хотят увидеть и о которой все, как о Болотной, будут еще 5-7 лет говорить.

Впрочем, нынешняя «Болотная» оказалась еще более тухлой, чем тогдашняя. «Очень вяло, по большей части бессодержательно и низкоэнергетично» – такой приговор вынес разрешенному митингу на проспекте Сахарова Сергей Пархоменко на волнах все того же «Эха Москвы», и это как раз тот случай, когда стрелки на остановившихся в 1989 году часах его политической мысли два раза в сутки показали правильное время. Послушав надоевшего еще по телевизору Парфенова и каких-то реперов, народ стал расходиться через час после начала.

Ему, Пархоменко, естественно, хотелось большего. Как писал Генри Миллер, «нашей эпохе нужны глобальные взрывы, а мы слышим всего лишь попукивание». «Есть достаточное количество организаторов, которые считают, что завтрашняя протестная акция не должна закончиться просто словами: спасибо, до свиданья, наша программа исчерпана,– просвещал Пархоменко своих фанов перед митингом 9 августа. – Люди собираются идти по городу и демонстрировать свое гражданское неповиновение».

Вот так. А что будет, если полиция, увидев явное нарушение договоренностей и общественного порядка, начнет действовать против пошедших «погулять» к Кремлю толп молодых людей? Судя по тому, с каким наслаждением Пархоменко накануне митинга описывал этот сценарий, именно он и виделся Пархоменко предпочтительным:

«Их изобьют, их разгонят, унизят, напугают. Кого-то из них выбросят из профессии, из образования превратят в изгоев и неудачников на старте их жизненного пути. Это все может быть. Но тогда это поколение будет жить дальше с ощущением, что их жизнь началась с избиения. Посмотрите: поколение 1968-го года, поколение побитых и побивших, – существует до сих пор и влияет на политику, хотя им сейчас за 70. А эта молодежь [с митинга на проспекте Сахарова] – это элитарная группа, это студенты столичных вузов. Они будут определять Россию 2030-х и 2040-х годов. И они будут помнить, что их молодость была молодостью под дубинками».

НОВЫЕ ПОПЫ ГАПОНЫ

Чьи планы напоминают эти мечты господина Пархоменко? И, если он действительно предусматривал такое развитие событий, не смахивают ли его действия на чью-то провокацию? Любой знакомый с отечественной историей человек вспомнит это имя – уроженец Полтавы (самого украинского из украинских регионов) Георгий Аполлонович Гапон (1870-1906), пресловутый поп Гапон. Это он предложил 9 января 1905 года тысячам питерских рабочих «просто пройтись по городу», прося Николая Второго «принять с открытой душой мирную петицию». На самом деле, если прочесть эту петицию, становится ясно, что Георгий Аполлонович лгал: в реальности поп Гапон вывел людей на улицу с той же целью, что и Сергей Пархоменко, – «продемонстрировать протестные настроения».

Судите сами, вчитавшись в петицию: «Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук. И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований». А требования эти были такие: «От лица всего трудящегося класса России требуем также немедленного освобождения и возвращения всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки; немедленного объявления свободы личности, слова, печати, собраний, свободы совести в деле религии; общее и обязательное народное образование за государственный кошт; прекращение войны по воле народа (Россия воевала с Японией, и «мирные протестующие» называют боевые действия, которые героически вела миллионная армия, «позорными» – Д.Б.); отделение церкви от государства; свобода борьбы труда с капиталом – немедленно». (Цитирую по подлиннику январского обращения 1905 года.)

Вот это как раз самое интересное требование, роднящее попа Гапона с нынешними российскими ультралибералами: свобода воспринимается ими именно как «свобода борьбы», а точнее – их борьбы. В списке требований гапоновцев присутствуют вещи, на тот момент невыполнимые: прекращение войны означало капитуляцию перед незадолго перед тем напавшей Японией, на «общее и обязательное» образование Россия вышла лишь в 1930-е годы (через 20-30 лет), да и то при полном напряжении всех сил и т.д. Но Гапону и не нужно было выполнения этих нереальных требований. Ему был сладок момент, когда он мог после первых выстрелов питерского гарнизона у всех на глазах сбросить с себя шубу с рясой и закричать: «Нет больше Бога! Нет больше царя!» А потом получать поздравления от Ленина…

Та же самая история и с «протестом» Пархоменко или Любови Соболь – девушки, физически похожей на Ксению Собчак, а духовно – на того же Гапона. Им нужно не решение городских проблем и не расширение свобод граждан. (Возможность реально влиять на высшую власть в стране посредством избрания оппозиционных депутатов Россия реально утратила при либералах – это при их власти в 1993-1996 гг. была введена новая Конституция РФ и другие законные акты, отдавшие всю власть Ельцину и его окружению.) Их цель – это именно «свобода борьбы». Их борьбы за ИХ власть, которую они лживо именуют «борьбой общества с властью».

КТО СТОИТ ЗА ГАПОНАМИ

Впрочем, ИХ власть на самом деле – это власть крупного международного бизнеса и помогающих ему западных правительств. Это сии некоронованные короли мира сего, опираясь на технологию «цветных» революций, вот уже несколько десятилетий свергают неугодные им режимы во всех частях света. Начало положил упомянутый г-ном Пархоменко май 1968-го во Франции – это якобы спонтанное студенческое восстание имело своим реальным политическим итогом устранение неугодного политика: несмотря на полученную на референдуме народную поддержку, президент Шарль де Голль вынужден был покинуть свой пост. А после его ухода потихоньку сошла на нет и политика Франции по дистанцированию страны от военной организации НАТО и ее внешнеполитической стратегии, ставшей в итоге в 1990-е и 2000-е годы не просто агрессивной (Югославия в 1999-м), но и авантюристической (Ливия в 2011-м).

Доказательства поддержки Западом нынешних протестов в Москве находятся просто – тут не надо проводить расследований, достаточно посмотреть на то, как освещала протесты пресса США и стран ЕС, особенно Германии. Даже не 99, а все 100 процентов репортажей – сугубо положительные, резоны московской мэрии и несогласных с протестующими политических сил просто игнорируются. «Идеалисты», «гражданское общество», «герои» – это про Пархоменко и Соболь. Ну, а президенту Путину, несмотря на опыт с Болотной (когда Путину так же пророчили политическое небытие уже в следующем году), отводится роль «отжившего свое» лидера, держащегося «на дубинках».

Отметив этот факт, немецкий кинодокументалист Вильгельм Домке-Шульц, в свое время единственный в ФРГ сделавший репортаж и документальный фильм об одесской трагедии 2 мая 2019 года, делает следующее предостережение в распространенном им по электронной почте (немецкие медиа его не публикуют) заявлении:

«Не готовится ли вслед за незаконными протестами в Москве, о которых немецкие медиа сообщают постоянно уже несколько дней,– не готовится ли русский вариант украинской революции? Очень беспокоит и то, что в России, параллельно с московскими протестами, возникают новые, так называемые альтернативные СМИ, которые своими прямыми репортажами призывают население по всей России приехать в Москву и принять участие в демонстрациях. В этой ситуации очень даже стоило бы проверить, какие именно круги финансируют эти альтернативные масс-медиа и кто дает их «журналистам» возможность подливать масла в огонь» (полный текст заявления Домке-Шульца у меня есть, ищу заинтересованные в нем СМИ).

История событий 1905-1907, 1917-го и 2014-го (украинского) годов показывают: если за дело берутся нацеленные на революцию силы, за их призывами к альтернативности выборов даже в самые местные и мелкие органы власти рано или поздно вырисовывается борьба за высшую исполнительную власть в стране. На меньшее эти господа не соглашаются. И уж точно – они не будут заниматься городскими проблемами.


Дмитрий Бабич
Источник: "Радонеж "