Читая оппозиционные форумы, особенно в ходе недавней травли известной благотворительницы Нюты Федермессер, невозможно не заметить, что борцы с режимом отнюдь не превосходят сам режим в добродетели. Их не отличает ни сдержанность, ни благоразумие, ни милосердие, ни уважение к чужим правам. Примеры являются во множестве по самым разным поводам.
Дело не в том, что борцы с режимом какие-то особенно плохие люди. Дело в том, что люди вообще грешны; некоторые отдают себе в этом отчет – некоторые, напротив, верят в свою добродетель, и это обычно приводит к печальным последствиям.
Революционеры и консерваторы отличаются не только взглядами на тот или иной конкретный политический режим, но и на саму человеческую природу. Особенно на природу зла. Для всех революционных движений характерно представление, что зло сосредоточено в злых людях, которых можно уничтожить или хотя бы лишить возможности творить зло, и тогда явится дивный новый мир, в котором хорошие люди покажут всю свою хорошесть. Уберите условия, которые делают людей плохими – и люди проявят свои лучшие качества.
Напротив, согласно консервативному взгляду на вещи, зло укоренено в человеческом сердце. Это такая же глубоко прискорбная, но в этом мире непреодолимая особенность человеческой природы, как смертность. Конечно, можно – и нужно – противостоять злу. Как можно – и нужно – бороться за продление жизни. Но не стоит ставить нереалистичных задач. Это как хроническая болезнь – вы можете научиться жить с ней более или менее комфортно, долго и даже плодотворно, но не раньше, чем признаете ее наличие – и неизлечимость.
Первый, оптимистичный взгляд на человека восходит к французскому мыслителю Жан-Жаку Руссо, второй глубоко укоренен в христианской традиции, где бедственное состояние человеческой природы объясняется грехопадением.
На революционном оптимизме был основан такой грандиозный социальный эксперимент, как марксизм-ленинизм. Считалось, что проявления жадности или эгоизма – это «родимые пятна» капитализма, и, по мере развития нового общества, появится новый тип человека – честного, доброго, преданного общему благу, а государство как машина принуждения отомрет само собой за ненадобностью.
Но не только марксизм – такая популярная западная идея, как «продвижение демократии», основана на тех же представлениях. Злые тираны мешают хорошим народам устроить у себя мирную, богатую и привольную жизнь. Надо снести тиранов, и повсюду появятся процветающие демократии. Иногда – как марксизм – это продуманная мировоззренческая система, иногда – скорее эмоциональное настроение, как на киевском майдане, где люди переживали невероятно теплое чувство своей хорошести и единства, или среди наших борцов с режимом – опять-таки невероятно чудесных людей, которые противостоят жуликам и негодяям. Надо только снести режим, и явится прекрасная Россия будущего.
В таком оптимистическом взгляде много привлекательного – он дает надежду, четкие ориентиры в жизни, преодоление одиночества в компании соратников. Он способен увлечь, породить пламенную, даже фанатичную преданность. У него только один недостаток. Он не работает.
После всех жертв, лишений, трудов, преступлений и мук светлое царство коммунизма так и не приходит. После свержения кровавых диктаторов страны превращаются не в воодушевляющий пример демократии, а в пример хаоса и войны всех со всеми. При диктаторах было и то лучше. После того, как Майдан одерживает упоительную победу, все общественные язвы, против которых он выступал, становятся намного хуже.
Как всегда, правое дело почему-то перехватывают злые и испорченные типы, старые товарищи оказываются перерожденцами. Более того, глубоко сострадательные, тонко чувствующие, остро переживающие всякую неправду и несправедливость люди – такие как, например, Робеспьер, Свердлов или Дзержинский – в процессе построения прекрасной страны будущего превращаются в массовых убийц.
Попытки устроить рай на земле всегда приводят к тому, что ситуация проваливается куда-то гораздо ближе к аду. С консервативной точки зрения это абсолютно предсказуемо – старые государственные, культурные, религиозные механизмы, обуздывающие разгул человеческого зла, разрушаются или, по крайней мере, резко ослабляются, и наступает потоп, который они, плохо ли, хорошо ли, сдерживали.
Там, где революционер видит оковы тяжкие – «режим», который надо свергнуть, традицию, которую надо пресечь, Церковь, которую надо переделать в овощехранилище, ненавистные «скрепы», которые не пускают нас в светлое будущее, консерватор, напротив, видит несущие конструкции, которые удерживают цивилизацию от падения в варварство. Кто из них прав?
На этот вопрос нетрудно ответить, потому что в истории – и мировой, и особенно отечественной, революционер уже неоднократно разрывал цепи и разбивал оковы. Результаты известны. Но одна из особенностей революционной субкультуры – неспособность извлекать уроки из прошлого. Как сказал поэт, «в кодексе чести считалось существенным не приходить на урок». Революционность полностью соответствует известному определению безумия – «делать то же самое, ожидая другого результата».
Однако охранителя тоже может поджидать опасность впасть в революционное мышление, которое лучше всего характеризуется словами «зло – это они». Зло не сосредоточено в борцах с режимом – как оно не сосредоточено в какой-то отдельной группе людей вообще. Ничто не мешает политически «нашему» человеку быть негодяем или преступником. Вера в то, что все негодяи собрались под знамена противника, характерна как раз для революционеров – и она ни на чем не основана. Более того, она быстро ведет к деградации, потому что не дает ни противостоять злу в своей среде, ни хотя бы заметить его.
Как показывает, например, недавнее дело Голунова, в нашей, государственнической, консервативной среде могут быть преступники (преступники могут быть вообще везде), а благонамеренные люди среди нас могут совершать ошибки. Это ожидаемо, такова человеческая природа. Она не становится лучше от революций. Она вообще не становится лучше.
Люди веками выстраивают и совершенствуют механизмы – государственные, социальные, религиозные, культурные – которые помогают сдерживать силы хаоса и разрушения. Это требует мудрости и огромного терпения. Сами эти механизмы состоят из грешных людей и неизбежно сами инфицированы злом. Его невозможно искоренить полностью – а возможно только сдерживать.
Принципиальная разница между консерватором и революционером в том, что консерватор видит себя грешником в окружении грешников, он понимает, как легко сделать хуже и наломать дров; революционер видит себя праведником в компании праведников – и считает, что как только они, праведники, низвергнут негодяев, со злом будет покончено. Что же, и опыт истории, и простое наблюдение за человеческим поведением показывает, кто из них прав.
Сергей Худиев
Источник: "Взгляд "