Лента: Общество

Страшная авиакатастрофа, приведшая к гибели 41 человека, конечно, требует надлежащего расследования в отношении ее причин – тут от нас еще многое сокрыто. Но есть то, что открыто – реакция в соцсетях, в частности, реакция на сообщения (мы не знаем, насколько достоверные) что некоторые пассажиры вытаскивали свою ручную кладь, и, как утверждают, помешали другим пассажирам, сидевшим дальше от выхода, спастись.

Неясно, так ли это. Но сам факт того, что об этом говорят, указывает на определенную проблему в общественных настроениях.

Я не знаю, как я бы повел себя в ситуации внезапной угрозы лютой смерти и проявил бы я при этом хладнокровие, рассудительность и четкое понимание того, как мне надлежит действовать ради спасения человеческих жизней. Я совсем в этом не уверен. Меня никто не инструктировал, как вести себя в таких случаях. Я не принимал участия в соответствующих учениях. Вполне вероятно, что с перепугу я повел бы себя нелепо – например, потащил бы к выходу чемодан.
Подозревать спасшихся пассажиров, что они обдуманно и цинично предпочли свои чемоданы чужим жизням, нет оснований. Во время паники люди не занимаются циничными расчетами. Они могут вести себя катастрофически глупо и неверно – но едва ли расчетливо. Если людей не готовить заранее (а пассажиров этого рейса никто не готовил) от них нельзя ожидать хладнокровных и слаженных действий.

Если вас заранее не обучили правильной реакции на внезапное бедствие, из вас на автомате полезут реакции, выработанные для совсем других ситуаций, и удивляться тут нечему. Можно – и, наверное, нужно – отметить, что так происходит, и на следующий раз обучить людей, как себя вести. Но бессмысленно обвинять людей в том, что они в экстремальной ситуации не показали боевой выучки – их никто не обучал.
Но это проблема, касающаяся не только пассажиров. Реакция в сетях тоже выдает определенное неумение справляться с внезапными горестными известиями. С одной стороны, люди чувствуют желание высказаться, они полагают себя обязанными как-то отозваться, отреагировать, сделать что-то. С другой – им не понятно, что именно.

Многие комментаторы растеряны, как и жертвы катастрофы – хотя физически им ничего не угрожает. Эта растерянность находит выражение в сильном обвинительном уклоне. Надо найти кого-то виноватого, кого-то, на кого надо указать пальцем и заклеймить позором.

При этом у комментаторов в сети нет ни возможности, ни квалификации, для того, чтобы произвести расследование и изобличить виновных – если таковые найдутся. Поэтому они устремляют свой обвиняющий перст, мало сообразуясь с данными – или не сообразуясь с ними вовсе. Виновными оказываются, в первую очередь, спасшиеся пассажиры – с их предполагаемыми чемоданами. Вместо того, чтобы как-то поддержать и утешить людей, переживших страшный шок, их уверяют, что им еще всю оставшуюся жизнь будут сниться другие пассажиры, которых они, дескать, цинично погубили, возясь со своей кладью. Как будто возложив вину на других, можно исполнить свой долг и обрести успокоение.

Но в сетях раздаются и другие голоса. Что разговоры о чемоданах – это попытка отвлечь людей от других виноватых – от "Аэрофлота", или властей в целом.
Что же, любое бедствие для многих блогеров – это возможность провозгласить свои любимые лозунги и обвинить своих любимых врагов. Для кого-то катастрофа – следствие капитализма и той бессовестной алчности, которую он развивает в людях – как будто в СССР самолеты не падали. Для кого-то – свидетельство коррумпированности режима. Как будто в образцово демократических странах катастроф не происходит. Но, хотя мишенью для обвинений избираются не бедные пассажиры, а кто-то еще, обвинительный уклон остается тот же – найти виновных и потребовать им суровой кары.

Это склонность исполняться ненависти к предполагаемым виноватым, как уже обратил внимание М.Ю. Соколов, напоминает эпоху сталинских чисток – когда любые катастрофы и крушения, неполадки и даже опечатки рассматривались не как проявления несчастного стечения обстоятельств, усталости или небрежности, но непременно как проявление обдуманной злой воли "предателей подлых, фашистских шпионов". А единственной правильной реакцией на них было разоблачение и кара скрытых врагов.

Вполне возможно – мы пока не знаем – что у катастрофы были виновники, кто-то что-то нарушил и чем-то пренебрег. Но, в любом случае, их выявление – дело медленного и тщательного следствия, а не клокочущего гнева блогеров, которые с большой силой определяют виновных и выносят приговоры по сети.

В чем причина того, что люди начинают с объявления виноватых и показывания пальцем? Причин несколько. Это может быть политическая ангажированность – когда человек решительно во всем видит средство к продвижению дела, которое он считает правым. Это может быть "синдром белого пальто", когда резонер рад подчеркнуть, какие все кругом трусы, коррупционеры, и вообще презренные люди – один он в белом пальто стоит красивый.

Но я бы обратил внимание на еще одну причину – необученность скорби и сочувствию. Дело не в том, что людей не задевает чужое горе – как раз нет, болезненно задевает. Дело в неумении на него отреагировать. Что мне делать в ситуации, когда я ничего не могу сделать?
Люди выбирают гнев и обвинения как самую простую и понятную реакцию. Их трудно в этом обвинять – но эта реакция такая же неправильная, как тащить чемодан по горящему самолету.
Это проявление необученности – и неумения реагировать на трагедию. Как на эту конкретную трагедию, так и на трагичность человеческой жизни вообще.

Социальные сети, делая нас свидетелями чужой жизни и расширяя круг наших дальних знакомых, делают нас и свидетелями чужой боли, горя и смерти – кто-то медленно умирает от рака в прямом онлайне, кто-то отчаянно собирает средства для близкого человека, думая, что, может быть, его спасут в зарубежной клинике, кто-то хоронит, кто-то посещает дорогие могилы.

Иногда страдание можно облегчить, а смерть отсрочить – но мы не можем ничего поделать с тем фактом, что люди страдают и умирают. Когда мы уже свыкаемся с мыслью о старости, происходит какой-нибудь случай, который показывает, что до старости доживут не все, и человек внезапно, без предупреждения, смертен.

Гнев и поиск виноватых в этом случае – понятная, но неверная реакция. Правильная реакция – это скорбь и солидарность, молитва и надежда. Люди страдают и умирают – это факт о мироздании, который нам следует осознать. Мы сами умрем. Мы плачем об этом.

В нашей культуре, увы, не принято плакать – но это гораздо более здоровая и целительная реакция, чем гнев и поиски виноватых. Солидарность – это признание реальности страданий других людей. "Ты страдаешь; я это понимаю, это важно". Она естественно проявляется в помощи – но иногда важная помощь это само признание того, что мы видим человека и его страдание. Мы сосредоточены не на плохих, и по нашему убеждению, виновных людях, которых надо наказать – а на страдающих людях, которых надо утешить и которым надо помочь.

Важное проявление солидарности – одобрить, похвалить то, что похвалить можно. У нас в сетях пишут о героизме экипажа, и, особенно, бортпроводника Максима Моисеева, который погиб, спасая людей – и это пример правильной реакции.

Когда в Лондоне в 2017 году был страшный пожар жилого высотного здания, приведший к гибели 71 человека, британская пресса много писала о том, с какой охотой соседи пришли на помощь погорельцам, какое мужество проявили пожарные, и как в этом проявился подлинно британский дух. Конечно, пожар был проявлением чьей-то непредусмотрительности – но упор делался не на это, а на положительные примеры самоотверженности, солидарности и доброты.

Правильно искать хорошее в людях – а не то, за что их можно было бы возненавидеть.

Правильной реакцией является молитва – которой, увы, большинство наших сограждан тоже не обучены. Мы можем и должны принять участие в ситуации, молясь об упокоении умерших, исцелении раненых и утешении скорбящих. Как-то я видел документальный фильм о жизни лесорубов где-то в Латинской Америке. Одного из них убило упавшим деревом. Его товарищи, собравшись в круг, тут же стали молиться о его душе. Другой пример – французы, молящиеся во время пожара Нотр-Дам.
Молитва является выражением надежды, которая остается перед лицом смерти – мы верим в жизнь вечную и блаженную, и просим Бога даровать ее усопшим. Мы верим в то, что Бог может восстановить и исцелить жизнь, вдребезги разбитую внезапным горем – и просим Его об этом.

Конечно, люди могут отзываться на катастрофу с горечью, цинизмом и неверием – как и на жизнь вообще. Они могут исполняться ненависти к реальным или предполагаемым виноватым, и требовать их крови. Но такое поведение саморазрушительно – и для общества, и для отдельных людей.

Люди должны научиться реагировать на трагедии – а они еще неизбежно будут в этом падшем мире – скорбью и солидарностью, молитвой и надеждой. Это требует определенной духовной тренировки – и не случайно Апостол Павел сравнивает жизнь христианина с жизнью атлета. Для этого нужно уверовать – обрести основания своей жизни в Божественном откровении. Тогда мы увидим надежду за трагедией, которая нас окружает – и даже за тем фактом, что мы неизбежно умрем.


СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ ХУДИЕВ
Источник: "Радонеж "