Лента: Общество

Стране нужны новые лица, новые идеи, новые лидеры. И в то же время эти новые лидеры не должны быть авантюристами, выпрыгнувшими, как чертик из табакерки, в окно возможностей.

Значение сентябрьских событий 2018 г. ни в коем случае нельзя недооценивать. Речь идет не о революции – но о большом скачке внутри системы, которая долгое время казалась неспособной к развитию.

Второй тур губернаторских выборов в Хабаровском крае и Владимирской области закономерно обернулся поражением так называемой «партии власти».

Закономерно – потому что выборы в Приморье, интрига вокруг которых была закручена до небывалой в нашем Отечестве остроты, послужили спусковым крючком серьезных перемен в ручном управлении демократическими процессами на местах. Был озвучен девиз нового курса Центра в отношении региональных выборов – «честность и прозрачность».

В этом есть некая горькая ирония: ведь получается, что если это новый курс, то на прежних выборах в России не было ни честности, ни прозрачности. Впрочем, главный вопрос в том, стоит ли ожидать их в будущем.

В Приморье, где после беспрецедентно грязного второго тура, когда местная власть в тесном союзе с криминалитетом изо всех сил проталкивала в победители кандидата от ЕР, результаты выборов были признаны недействительными, состоится «третий тур».

В Хабаровске кандидат от ЛДПР Сергей Фургал во втором туре получил 69% голосов избирателей. Действующий губернатор области единоросс Вячеслав Шпорт – 28%.

Во Владимирской области губернатор-единоросс Светлана Орлова смогла заручиться поддержкой только 37% электората, ее соперник Владимир Сипягин (ЛДПР) получил на 20% больше.

В Хакасии губернатор Владимир Зимин (ЕР) за два дня до второго тура снял свою кандидатуру с выборов – официально по состоянию здоровья, но скорее всего – по настоятельному совету из Москвы, встревоженной динамикой первого тура. 9 сентября за Зимина проголосовали 32% избирателей, а за кандидата-коммуниста – 44,81. Даже в Приморье в первом туре у кандидата-единоросса Тарасенко было значительное преимущество перед коммунистом Ищенко (46,5% против 24,5%). И во Владимирской области, несмотря на выдающийся антирейтинг Орловой, разрыв в первом туре был в пользу кандидата власти (36% у Орловой, 33% у Сипягина). Чего можно было ожидать в Хакасии? Голосования за единоросса на уровне 5-10%? Но это бы означало полную и окончательную дискредитацию политики центра в регионах.

Всего 4 региона на огромную страну. Или целых 4 региона – это как посмотреть.

В бородатой советской шутке про рабочего, который годами выносил с оборонного завода детали, пытаясь собрать детскую коляску, но каждый раз получался автомат Калашникова, заключено очень важное и совсем не смешное ядро. Методы социальной инженерии воздействуют на наше сознание и на поведенческие модели не менее эффективно, чем варварские технологии средневековых испанских компрачикосов, красочно описанные Гюго в романе «Человек, который смеется». Семьдесят четыре года советской власти с ее жестким курсом на однопартийность и подавлением фракционности в единственной партии не прошли даром.

Говорить о реальной многопартийной демократии в Российской Федерации можно – и то с определенными оговорками – лишь применительно к 1990-м годам. И, конечно же, не случайно, что именно эти годы стали символом государственной слабости и череды бед и унижений, выпавших на долю нашей страны.

Напротив, с избранием президентом РФ Владимира Путина и последовавшим укреплением «вертикали власти» и внутренняя, и внешняя политика страны стали демонстрировать явные признаки выздоровления.

Представление о том, что российская политическая традиция не приемлет реальной многопартийности, и что в России всегда должен быть один лидер (царь, вождь, президент) и одна партия власти, потому что «народ так привык» и для страны «так лучше», широко распространилось в элитах – даже несмотря на то, что сами элиты 2000х были плодом стихийного плюрализма 1990х.

Напомню, что «Единая Россия» состоялась как результат слияния технического проекта президентской администрации «Единство», сляпанного на коленке Березовским, Волошиным и Юмашевым для того, чтобы не допустить к власти Е.М. Примакова и Ю.М. Лужкова и «настоящей» политической партии «Отечество – Вся Россия». До парламентских выборов 1999 г. ОВР было смертельным врагом Кремля – а между тем, именно из его недр вышли такие тяжеловесы нынешней политической элиты, как Вячеслав Володин (спикер Госдумы), Олег Морозов (сенатор, с 2015 г. – представитель Республики Татарстан в Совете Федерации), экс-губернатор Калининграда (с 2005 по 2010 г.) Георгий Боос и многие другие.

Наверное, в 2000-2001 гг. «Единство» и ОВР могли бы стать опорными колоннами новой двухпартийной системы – но логика укрепляющейся властной вертикали подтолкнула их к объединению. Два отряда российской бюрократии, столкнувшиеся лбами осенью 1999 г. в битве за Кремль, к концу первого года президентства Путина обнаружили, что у них гораздо больше общего, нежели того, что их разделяет. Объединение двух этих отрядов сделало ненужным вынужденные альянсы с коммунистами (на которые «Единство» было шло, скрипя зубами, чтобы не отдать контроль над важными думскими комитетами) и другие элементы «классической» парламентской демократии.

В итоге страна получила мега-партию власти, которая контролировала все – и в то же время становилась все более зависимой от контроля со стороны администрации президента.

Одним из создателей этой модели был В.Ю. Сурков, которому принадлежит авторство термина «суверенная демократия». Главным признаком суверенной демократии называлась ее независимость от внешних центров силы – под которыми подразумевались, прежде всего, конечно, США. Учитывая тот факт, что в октябре 2003 г. в Новосибирске был арестован М.Б. Ходорковский, финансировавший нескольких политических партий в Госдуме (КПРФ, «Яблоко», СПС), за спиной которого маячили зловещие тени западных финансовых магнатов и политиков – в этом стремлении обеспечить «суверенность», конечно, был смысл.

Однако, как это часто бывает, хотели как лучше, а получилось, как всегда.

Повышение управляемости «суверенной демократии» привело сначала к превращению Госдумы во «взбесившийся принтер» (популярный мем второй половины 2000х), а затем к окончательной трансформации партии власти в организацию государственной бюрократии, имеющей мало общего с классической моделью политической партии.

В итоге спустя пятнадцать лет после краха СССР в России была воспроизведена – с некоторыми корректировками, разумеется – советская однопартийная модель. Только роль ЦК КПСС на этом этапе играла Администрация президента, а роль Политбюро – ближайшее окружение Путина (не случайно же популярная модель известного политолога Евгения Минченко носит название «Политбюро 2.0.»).

То, что при этом в стране (и в парламенте) существовали и другие партии, большой роли не играло. В Госдуме они всегда находились в меньшинстве и не могли влиять на процесс принятия решений, который соответствовал разработанному еще в начале 2000х протоколу. В регионах они могли претендовать лишь на некоторое представительство в заксобраниях – большинство всегда должно было оставаться за «партией власти». Редчайшие случаи, когда во главе региона или города оказывался человек не из «Единой России», воспринимались как сенсация и почти всегда были результатом политического решения, принятого в Кремле.

Да и заканчивались такие эксперименты, как правило, плохо: глава Алтайского края Михаил Евдокимов погиб в странном ДТП, губернатор Кировской области, бывший председатель партии СПС Никита Белых был освобожден от должности президентом в связи с утратой доверия, а впоследствии осужден на 8 лет колонии строгого режима за взяточничество (впрочем, случай с Белых вряд ли можно считать экспериментом в чистом виде – он шел на выборы как самовыдвиженец, но с поддержкой от ЕР).

Вертикаль работала, как часы: «чужих», то есть представителей системной оппозиции, не говоря уже о несистемной, к кормилу не допускали, если же в выборах участвовал независимый кандидат, пользующийся поддержкой избирателей, его старались «привязать» к «Единой России» тем или иным способом.

В ход шло все – и использование административного ресурса, и давление на бюджетников, и подтасовки результатов голосования «в разумных масштабах». Казалось, что надежная и отлаженная система будет функционировать всегда – к глубокому удовлетворению правящей элиты.

Но 9 сентября 2018 г. система дала сбой. А спустя две недели – еще один.

Если бы мы жили в условиях классической (западной) демократии, на случившееся можно было бы смело не обращать внимания. Ну, в самом деле – велика ли проблема: правящая партия потеряла четыре не самые важные с точки зрения федерального центра региона. Остальные-то губернаторы и главы регионов по-прежнему являются либо членами Единой России, либо беспартийными, но поддержанными «партией власти». (Есть, правда, одно исключение: губернатор Смоленской области Алексей Островский является членом ЛДПР. Однако и его кандидатура была предложена на пост губернатора «Единой Россией»).

Но мы живем в системе жестко управляемой сверху вертикали власти. И в рамках этой системы то, что произошло в Приморье, Хабаровске, Владимирской области и Хакасии – не рядовая флюктуация политического процесса. Это кризис всей системы управления. Это камень – а точнее, четыре камня – попавшие в колеса государственной машины. Может быть, могучие колеса сотрут эти четыре камня в порошок и будут бодро крутиться дальше. Но не исключен и другой вариант.

Старая поговорка гласит: «у победы всегда много отцов, а поражение – всегда сирота». За поражение «Единой России» в четырех мятежных регионах никто не хочет брать на себя ответственность, хотя очевидно, что отцов там предостаточно.

На поверхности – политтехнологи и пиарщики, которые, пользуясь уже раздерганным на мемы обращением экс-губернатора Владимирской области Орловой, «вроде бы старались», но «где-то недоглядели». Сейчас у некоторых мастеров политического пиара начали сдавать нервы. Сегодня утром газета «Ведомости» со ссылкой на источники, «близкие к администрации президента», сообщила, что Кремль «накажет ЛДПР и КПРФ за высокие результаты на губернаторских выборах» в Хабаровском и Приморском краях, а также во Владимирской области. По словам источника, ЛДПР и КПРФ «перешли через красную линию», стали «внесистемной оппозицией» и могут теперь разделить ее судьбу.

Хотя этот удивительный «инсайд» был немедленно дезавуирован пресс-секретарем Владимира Путина Дмитрием Песковым, заявившим что для подобных утверждений нет абсолютно никаких оснований, само его появление говорит, к сожалению, о том, что кризис, начавшийся с поражения кандидатов от «правящей партии» в четырех регионах, затронул и святая святых российской политики – администрацию президента.

Пиарщики, не сумевшие вытянуть за уши непопулярных кандидатов «партии власти» в Приморье, Хабаровском крае и Владимирской области, теперь пытаются спрятаться за широкой спиной Кремля, тем самым подставляя его. А Кремлю и без того несладко приходится: западная пресса ликует и смакует поражение «кремлевских солдат», которым «дали по носу» рассерженные избиратели мятежных регионов.

Можно, конечно, подобно герою старого анекдота гордо отмахнуться от этих вражеских голосов – «пускай клевещут!» – но нельзя отрицать, что освещающие тему выборов в мятежных регионах СМИ – как западные, так и наши, отечественные – создают определенный фон, влияющий на настроение как элит, так и избирателей. Тем более, что они далеко не во всем неправы.

Ошибки конкретных политтехнологов, конечно, сыграли свою роль в произошедшем. Но по сравнению с глубинными процессами, предопределившими поражение кандидатов «партии власти» – в двух случаях действительно поддержанных президентом России – проколы пиарщиков не более, чем пена на гребне волны.

Настоящие причины лежат куда глубже и заслуживают куда более тщательного анализа.

Очевидно, что голосование в «мятежных регионах» было чистой воды протестным. У кандидатов от партии власти не было харизматичных конкурентов, которые побеждали бы благодаря популярности у избирателей. Даже если бы против Тарасенко, Шпорта и Орловой выступали не коммунист Ищенко и либерал-демократы Фургал и Сипягин, а независимый кандидат Конь-в-Пальто, самовыдвиженец Черт-в-Ступе и анархист Хрен-с-Горы, проигрыш единороссов был бы предрешен.

Правящая партия – по факту монополизировавшая всю политическую повестку в стране – монополизировала и ответственность. После жаркого лета 2018 г. с антинародной пенсионной реформой груз этой ответственности стал не по плечу единороссам.

По сути, единороссы наступили на те же грабли, что в конце 1980-х коммунисты. Однако объективно они находятся в лучшем положении: в советской системе не было даже формальной многопартийности, что стало одной из важнейших причин ее коллапса. Лишенное возможности влиять на политический процесс посредством выборов, население СССР стало выражать свой протест многотысячными митингами и демонстрациями, расшатавшими хрупкую позднесоветскую стабильность и выбившими почву из-под ног умеренных консерваторов в Политбюро. На фоне уличных протестов на российском небосклоне взошла звезда Б.Н. Ельцина… со всем известными последствиями.

Летом 2018 г. на волне всеобщего возмущения пенсионной реформой можно было ожидать, что осенью на улицы российских городов выйдут толпы протестующих – и это создаст серьезные риски для политической стабильности в стране. К большому облегчению власти, демонстрации протеста против реформы, проходившие как в столице, так и в российских регионах, собрали в лучшем случае пару десятков тысяч человек. Но если власть решила: «слава Богу, обошлось!» – то она совершила серьезную ошибку.

Протест общества против пенсионной реформы, как, впрочем, и вообще против внутренней политики последних лет, выплеснулся не на улицы и на площади, а в урны для голосования в Приморье, Хабаровском крае, Владимирской области и Хакасии.

Голосуя против кандидатов от «Единой России», избиратель голосовал против сомнительной «оптимизации» здравоохранения и образования, против нежелания Кремля защитить русских Донбасса, как в 2014 г. он защитил русских Крыма, против лицемерия СМИ, бичующих Евросоюз за его миграционную политику и закрывающих глаза на все более катастрофическую ситуацию с мигрантами в городах России, против коррумпированных начальников, сыто ухмыляющихся в объектив телекамер, в то время, как по ним явно плачут другие камеры.
Против веселого премьера «Денег-нет-но-вы-держитесь», исчезающего из политической жизни страны в самый разгар дискуссий о пенсионной реформе. Против генералов спецслужб, которые вместо того, чтобы опровергать обвинения в коррупции, вызывают своих обвинителей на бой на кулачках.

И конечно – не будем лукавить – в этом протесте можно увидеть обращение к президенту, который 18 лет воспринимался значительной частью населения страны как Верховный Арбитр, способный в критической ситуации вмешаться и восстановить справедливость, и который теперь почему-то не вмешивается и не восстанавливает.

Именно поэтому к произошедшим – и продолжающимся – в четырех регионах России событиям и процессам следует отнестись максимально внимательно. Это по-настоящему историческая веха в истории страны. Момент выбора, определяющего будущее России.

Вертикаль власти достигла той степени зрелости, когда она готова разделиться на две параллельные структуры. Двухпартийная система, как показывает опыт многих успешных стран – не только на Западе, но и на Востоке – максимально устойчива к внешним и внутренним потрясениям и обеспечивает необходимую для здоровой конкуренции стабильность системы. Однако с точки зрения российской власти, у нее есть существенный недостаток – ей гораздо сложнее управлять из единого центра.

Именно поэтому решение о переходе к двухпартийной – не виртуальной, а реальной – политической системе требует от власти известного мужества.

Выигрывая в стабильности, она неизбежно теряет в эффективности управления. Точнее, механизмы ручного управления будут все больше вытесняться аналогом «невидимой руки рынка» для политического процесса – институтами, обеспечивающими устойчивость и конкурентоспособность двух соперничающих партий.

Это трудный выбор, но сделать его необходимо.

Не исключено, что и однопартийная система будет еще какое-то время способна удерживать равновесие – хотя риски стремительного сползания в нестабильность при этом сценарии возрастают многократно. С другой стороны, двухпартийная система требует, как минимум, наличия второй сравнимой по ресурсам и влиянию партии, и здесь ни КПРФ, ни ЛДПР «Единой России» не конкуренты. Но главное, пожалуй, даже не ресурсы и влияние. При определенных условиях их можно довольно быстро нарастить – подобно тому, как культуристы накачивают мышцы с помощью стероидов.

Главная проблема – в лидерах.

«Единая Россия», будучи партией бюрократии, в ярких лидерах в общем-то не нуждается – по крайней мере, в условиях отсутствия конкуренции. А вот для партии-конкурента это вопрос принципиальный. Очевидно, что ни Геннадий Зюганов, ни Владимир Жириновский такими лидерами быть уже не могут. Их время прошло.

А ведь исход борьбы во вторых турах в Приморье, Хабаровском крае и Владимирской области – это во многом и победа молодого поколения политиков над старым (Ищенко 37 лет – Тарасенко 55, Фургалу 48 лет – Шпорту 64 года, Сипягину – 48 лет, Орловой – 63 года), и упускать этот момент из виду было бы неправильно.

Но дело даже не в физическом возрасте – лидер партии-конкурента не должен провоцировать чувство «усталости электората», он не должен быть бессменным участником политического процесса, участвующим в выборах едва ли не с 1991 г.

Стране нужны новые лица, новые идеи, новые лидеры. И в то же время эти новые лидеры не должны быть авантюристами, выпрыгнувшими, как чертик из табакерки, в окно возможностей – которое, как известно, в кризисный период распахивается шире.

Думаю, что в нашей огромной и богатой талантами стране такие лидеры есть.


Кирилл Бенедиктов
Источник: "ForPost "