Лента: Общество

Вспоминается мой первый поход в Третьяковку. Нас, детей, педагоги посадили вокруг "Богатырей" Васнецова и отдали во власть экскурсоводов, начавших что-то занудное рассказывать. Даже богатыри скучали, задумчиво взирая поверх голов куда-то вдаль, наверное, в леса и равнины шишкинского зала.

Музей как наказание

Для меня наказание под названием "художественная галерея" закончилось условно-досрочным образом. Мне стало интересно, о чём думают не сами богатыри, а их кони – а кони смотрели не поверх голов, а прямо на нас. И когда я встретился с ними взглядом, мне стало страшно, потому что там были не глаза животного, а самые настоящие – человечьи. И меня, маленького мальчика, это испугало.

Экскурсия закончилась, а я всё думал: почему конь Ильи Муромца так строго и даже яростно на меня смотрел? Ответа всё не находилось, и пришлось идти в галерею ещё раз, уже самому. Потом ещё и ещё. Каждый зал Третьяковки стал казаться волшебным царством: тут были и рабочий люд, и смешные сценки, и исторические полотна, и полные ярких красок пейзажи, и печальные демоны, и медведи в лесу, и уют бабушкиного сада, и даже, не в последнюю очередь – красивые девушки. Для меня тогда, ещё не вербально, но уже чувственно и эмоционально стало понятно, что встреча с картиной – это встреча с художником, который её написал, заочный диалог с ним.

Прямого контакта зрителя и художника не заменит ни один, даже самый замечательный экскурсовод. Он может, подобно повитухе, помочь родиться этому диалогу, а может уничтожить его семена в зародыше. Последнее прискорбным образом случается весьма часто, и тогда рассказ гида превращается в описание сложных художественных техник или скандальных подробностей жизни творца. Такой рассказ подобен хирургическому скальпелю, который обнажает внутренности трупа для показа студентам-медикам; какая уж тут интимная связь между художником и зрителем.

Последствием таких экскурсий становятся толпы зевак, которые приходят в музей не попытаться понять настроение, эмоцию или смысл картины, а посудачить о том, "настоящая ли Джоконда", "спал ли Леонардо с мальчиками", кто – "художник одной картины", кого выгнали из академии, кого запрещала цензура. И экскурсоводы, зная о пониженных эстетических запросах основной массы посетителей, подсыпают в рассказы всё больше пикантных подробностей. В результате порочный круг замыкается, и мы получаем зрителей, которые ничего глубокого от экскурсий не ждут, и музейных работников, которые озабочены только тем, чтобы посетители громко не говорили, не дышали, долго не стояли и близко не подходили. Только бы червонцы несли.

Со своим самоваром ни-ни

В середине мая руководство Третьяковской галереи обуяли благие намерения улучшить качество экскурсий. Однако, как это нередко бывает с благими намерениями, всё обернулось скандалом.

В "правила галереи" внесли поправку, согласно которой из музея должны насильственным образом выдворяться "незаконные" (несогласованные) экскурсии и экскурсоводы. Платить за "согласованные" Третьяковка обязывала и раньше (от 5 до 12 тыс. руб.), поправка касалась введения специального значка "гида-гостя", обозначающего внештатного экскурсовода. Введением специальной униформы руководство хотело подчеркнуть и напомнить посетителям о существовании "согласованных" (и очень недешёвых) экскурсий.

Если бы мы руководствовались исключительно практическими и экономическими соображениями, то в борьбе Третьяковки с "нелегальными экскурсиями" не нашли бы ничего предосудительного – в конце концов они лишь следовали одному из простейших постулатов экономической науки: прибыль, которую получает кто-то другой, не получаешь ты; следовательно, ты несёшь убытки. Руководство галереи посчитало свои "убытки" и решило устранить их жёсткими и решительными мерами.

Судя по последовавшим за этой поправкой событиям, персонал галереи низшего звена (т.е. охранники и смотрительницы залов) получили указание жёстко пресекать все "нелегальные" экскурсии. Безнаказанный "террор" продолжался, пока несколько историй не утекли в Сеть. Каждая из них – вопиющее нарушение не только прав человека как посетителя галереи, но и как гражданина. Отправной же точкой скандала стало так называемое "дело профессоров".

В середине июня группа студентов и преподавателей исторического факультета МГУ, в числе которых были двое кандидатов и один доктор наук, пришли на выставку Верещагина. Такая большая группа сразу же привлекла внимание сотрудников галереи. Сначала им предъявили претензии за громкие разговоры, а когда те перешли на шёпот, запретили проводить "нелегальную" экскурсию и препроводили к выходу, где их уже ждал некий "лейтенант МЧС". Доктору наук и его коллегам объяснили, что их действия незаконны и что в случае посещения выставки "группой от 1 до 20 человек" необходимо запрашивать разрешение у музея. На вопросы о том, что именно они подразумевают под экскурсией и что такое "группа из 1 человека" преподаватели вразумительного ответа не получили.

"Эмгэушники" написали открытое письмо в Министерство культуры, которое и дало старт общественной дискуссии. Третьяковке бы извиниться за поведение своих сотрудников, однако дело приняло совсем другой оборот – извинения принёс исторический факультет. Заместитель директора Третьяковки Марина Эльзессер потом скажет в своём комментарии, что записи видеокамер доказывают, что преподаватели истфака "стояли сплочённой группой и рассказывали своим студентам про картины... педагоги проводили именно занятие, а не просто обменивались мнениями, как они утверждают. Поэтому они должны были заранее зарегистрировать визит на нашем сайте и внести плату".

Ничего не скажешь, настоящие преступники! Госпожа Эльзессер, видимо, запамятовала собственные студенческие годы. Хочется напомнить, что картины, висящие в галерее, не являются собственностью ООО "Государственная Третьяковская галерея" или даже Министерства культуры – они принадлежат государству и народу. Третьяков создал на собственные деньги огромный музей, а затем передал его в дар городу Москве не для того, чтобы спустя сто лет на его коллекции, а также на труде нескольких поколений советских и российских музейных работников наживалось несколько чиновников.

Барыши и искусство

Под нажимом общественности плату за проведение занятий с 1 сентября обещали отменить, однако правила Третьяковки по-прежнему не имеют внятных определений того, чем беседа с друзьями или учащимися отличается от экскурсии. По этой причине несчастные преподаватели истфака до сих пор остаются виновными в том, что "проводили нелегальную экскурсию".

Музейщиков можно понять – посещаемость Третьяковки в последнее время выросла, и контролировать её действительно стало сложнее. Однако это не значит, что людей как баранов можно погонять пастушьей палкой.

На прошедшей недавно в стенах галереи панельной дискуссии от музейных работников можно было услышать жалобы на то, что со стороны посетителей нет уважения к труду музейщиков и хранителей искусства. Пожалуй. Однако о каком взаимном уважении можно говорить, если со стороны самих музейщиков нет и никогда не было уважения к интеллектуальному труду посетителей их музея?

Такая ситуация наводит на печальные выводы. С одной стороны, это продолжение коммерциализации музейного дела Министерством культуры. Перед директорами крупнейших государственных культурных учреждений поставили задачу "выйти на самоокупаемость". Вот им и приходится вытряхивать деньги и из небогатых (школьных учителей, преподавателей вузов и т.д.) посетителей.

С другой стороны, интересна оправдательная риторика такого рода политики. "Это, – объясняет Эльзессер – необходимая мера, потому что нередко в руководство галереи поступают жалобы от самих же посетителей на то, что некий гид в одном из залов рассказал неверную информацию. А потом выясняется, что это был вовсе не наш гид, а кто-то из гостей галереи". Интересно узнать у госпожи Эльзессер, что именно она подразумевает под "неверной информацией"? Неосведомлённый посетитель, проводя нелегальную экскурсию, позволил себе назвать картину Шишкина "Утро в сосновом бору" народным прозвищем "Мишки в лесу"? Тем более забавным было бы посмотреть на "сознательных" посетителей, которые в подобной ситуации побегут строчить кляузу музейному менеджменту.

Таким незамысловатым образом музей пытается окольным путём приватизировать право на интерпретацию находящихся в нём картин. Мол, только наши экскурсоводы имеют право интерпретировать искусство, мы ведь исключительно заботимся о качестве сервисных услуг.

А кто определяет это самое "качество" услуг? Получается, сам музей.


Николай Пиотровский
Источник: "Литературная Газета "