Лента: Общество

Анна Каренина – как Россия, которая выбирает между надежным мужем и героем-любовником. Рецензия на две самые громкие сериальные экранизации Толстого от Бориса Межуева

Восьмисерийный сериал Карена Шахназарова по роману Льва Толстого «Анна Каренина» уже получил нелицеприятную оценку либеральной общественности, которая устами своих наиболее авторитетных спикеров – Дмитрия Быкова и Александра Архангельского – обвинила режиссера в увлечении геополитикой, в том, что для него, в отличие от автора романа, война – дело благородное, а боевой офицер заслуживает любви женщины. Мол, Толстой был, в отличие от Шахназарова, «великим пацифистом», и к колониальным играм России на Дальнем Востоке относился сугубо отрицательно, равно, впрочем, как и к вооруженной помощи братьям-славянам в их освободительной борьбе против турок.

Упрекать какого-либо режиссера за то, что он исказил замысел Льва Толстого, мне представляется делом абсолютно бессмысленным: среди, кажется, двух десятков экранизаций толстовского романа нет, уверен, ни одного, который бы отражал бы в точности авторскую трактовку описанных в этом романе событий и что-нибудь да не искажал в ту или другую сторону.

Более того, я не знаю ни одного искреннего поклонника Толстого, для кого любимым героем «Анны Карениной» был бы Константин Левин, и кто свой идеал семьи видел бы в отношениях Левина с Кити Щербатской. Режиссеры – не исключение, и страдания нескольких несчастливых семей в романе им всегда интереснее благополучия одной счастливой. Поэтому следует принять как должное, что все создатели всех экранизаций «Анны Карениной» почти всегда будут спорить с автором этого великого романа. Лично я бы хотел посмотреть хотя бы одну аутентично «толстовскую» экранизацию Толстого, но сам всерьез не надеюсь на эту возможность.

Шахназаров в этом смысле не выделяется из общего ряда. Как и все его предшественники, он искажает классика. Но его версия «Анны Карениной» отличается не только от литературного источника, но, кажется, и от всех других экранизаций. Разумеется, очень любопытно было бы найти в этой версии некий актуальный политический контекст, и мы его, думаю, попытаемся хотя бы нащупать, но вначале нам обязательно нужно сказать несколько слов о другой экранизации того же романа, которую Шахназаров безусловно постоянно держал в своей памяти при съемках картины и с которой он, я убежден, постоянно спорил. Речь идет о британском фильме 2012 года, созданном режиссером Тимом Райтом при участии выдающегося драматурга современности Тома Стоппарда. Об этом фильме много говорили и спорили в 2013 году, когда он прошел широким экраном в нашей стране: пристрастные рецензенты отмечали тот элемент условности и театральности, которая отличала эту экранизацию, кто-то принимал эту эстетику, кто-то, напротив, страстно отвергал.

Отметим, что самым яростным критиком версии Райта-Стоппарда был тот же Дмитрий Быков, который сегодня столь же критичен и к телесериалу Шахназарова.

Как всегда в этих спорах главное оставалось на заднем плане, а главное в данном случае было то, что фильм Райта-Стоппарда должен был на самом деле называться «Алексей Каренин», потому что главной фигурой в этой картине был именно оставленный муж Анны, которого блестяще сыграл актер Джуд Лоу. Дело было даже не в том, что как актер Джуд Лоу переигрывал не только исполнителя роли Вронского Аарона Тэйлора-Джонсона, но, кажется, и саму Киру Найтли. Дело было в том, что Стоппард и Райт так искусно препарировали сюжет романа, что история Анны и ее страданий превращалась в историю ее мужа – поистине святого человека, который своей искренней и чистой, хотя и слишком возвышенной для нашего падшего мира, любовью не может спасти заблудшую женщину, отдавшую себя полностью во власть ослепившего ее греха.

Можно было бы сказать, что Каренин в британской версии – это такой князь Мышкин, а Анна – это просто иная версия Настасьи Филипповны, но тут надо сделать важную оговорку. Каренин показан Райтом совсем не как отрешенный от мира юродивый, но как мудрый демиург петербургской империи, который мог бы спасти эту величественную цивилизацию (и уже почти ее спас), если бы змий в лице вполне ничтожного, кудрявого молодого офицера не ввел бы в искушение его жену и не погубил окончательно его карьеру.

В фильме есть прямой намек на то, что тот законопроект, который хочет провести Каренин в Государственном Совете, касается равноправия этнических меньшинств.

То есть, скорее всего, речь идет об отмене пресловутой черты оседлости – как можно предположить, авторы полагают, что эта мера избавила бы Россию от многих бед, включая ужасы революционного насилия. Но опозоренный Каренин теряет свое влияние, и он оказывается бессилен спасти не только падшую жену, но и заповедный рай цветущего сада петербургской культуры. Рай, из которого сама изгнала себя Анна, но в который была допущена обделенная материнской любовью ее дочь. Финал британского фильма, запечатлевший Каренина и детей на большом освященном ярким солнечным светом полем наглядно представляет важнейшую идею этого фильма – безграничная любовь Каренина к людям проявилась в любви его сына к маленькой сестре, дочери Вронского, той любви, которой так не хватило его матери.

Понятно, что эта трактовка романа совсем не толстовская, поскольку в романе отношение к Каренину совсем не враждебное, как представлялось разнообразным социальным обличителям, но, скорее, насмешливое – это, как бы сказали наши учителя литературы, типичный представитель петербургской бюрократии, далекой от жизни, боящийся ее и заменяющий живое чувство любви бессильным морализмом, легко переходящим в изысканную жестокость. Но еще менее могли и могут до сих пор принять стоппардовскую версию отечественные либералы, для которых Каренин представлял и представляет собой воплощение постылого режима, от которого обязательно должна убежать Россия. Быков в одном из публичных выступлений прямо высказывал надежду на политическую смелость какого-либо режиссера, который попытался бы придать петербургскому чиновнику актуально-кремлевские черты. Так чтобы зритель не ошибся с выводом, неважно к кому ушла Анна, важно, что она бросила постылую российскую власть.

Карен Шахназаров справился с этой задачей только наполовину. С Карениным у него все вышло как нужно – он получился ровно таким, каким хотели бы его видеть либералы.

С холодными пустыми глазами, ходячей моралью, приправленной цитатами из Евангелия, с редким сочетанием консерватизма, снисходительности и жестокости. Однако проблема в том, что как и в британском фильме Анна Каренина в фильме Шахназарова по существу заслонена другим более значительным, чем она, героем. И этот герой – Алексей Вронский. По хорошему фильм и должен был называться именем этого персонажа.

Вронский Шахназарова – это абсолютно идеальный герой, в которого просто не может не влюбиться любая женщина. Он и красив, и смел, и деликатен – в отличие от толстовского Вронского он даже ведь и не волочится за Карениной, не домогается ее любви, точнее, любви физической, это сама Анна в отчаянии бросается ему в объятия. И он делает все, чтобы узаконить их отношения, но сталкивается с болезненной раздвоенностью самой Анны, а затем с ее безумной и ничем не оправданной подозрительностью, которая поначалу фактически сводит ее с ума, а затем – отправляет в могилу. Более того, Вронский отнюдь не рядовой офицер, отличающийся лишь хорошей военной выправкой и красивой формой – это настоящий интеллектуал, который – уже после вынужденного ухода с военной службы – мог бы с успехом посвятить себя делу земского самоуправления, если бы не подозрительность и женский эгоизм Анны, которая не может допустить, чтобы ее возлюбленный занимался чем-либо другим, кроме любви к ней.

Когда-то фигура Вронского послужила основанием для острой эпистолярной полемики двух консервативных мыслителей – Константина Леонтьева и Василия Розанова
Леонтьев просто обожал Вронского и был недоволен тем, что Лев Толстой относился к своему герою немного иронически, Розанов же был в ужасе и от Вронского, и от того фимиама, которым окружил этот образ Леонтьев, он, как известно, называл его «мясистым и неинтересным». Вронский для Розанов – это красивый истукан, воплощение превосходства внешней формы над внутренним содержанием, что есть наихудший грех для русского интеллигента. Возможно, Шахназаров полагал, что снимает свой фильм немного в духе заветов автора «Византизма и славянства», но тут нужно сделать еще одно важное уточнение. Для Леонтьева Вронский был ценен тоже как типичный представитель своего класса – русской военной аристократии. В фильме же Вронский явно не типичен ни для какой среды – ни для лицемерных светских салонов, ни для офицерских кабаков, ни даже для провинциальных губернских собраний.

Вронский Шахназарова – это даже не аристократ, сын своего класса, это, если угодно, скрытый и странствующий монарх, это своего рода русский Арагорн, который в решающий час должен возглавить войско Гондора, чтобы повести его в неравный бой с силами Мордора и одержать почти невозможную победу. Дело даже не в том, что его выбирает Анна, что, скорее, уводит героя от его подлинного призвания. В той части фильма, что относится к временам русско-японской войны, содержатся явные указания на то, что перед нами не просто обычный полковник, а фигура, мистически более значительная. О его здравии и благополучии приезжает осведомиться генерал, которого играет Владимир Ильин, и видно, что слишком почтительное отношение генерала к полковнику не совсем соответствует привычной субординации. Вронскому присущ редкий дар убеждения, он уговаривает женщину, которая уже две недели возит в телеге тело своего убитого мужа, похоронить его на местном офицерском кладбище, он без труда располагает к себе и сына Каренина, и местную китайскую девочку, и смертельно раненого офицера.

Сумасшедшая страсть Анны – единственное, с чем не удалось ему справиться в своей жизни, и поэтому призрак Анны – это то, что постоянно преследует его, скорее, как проклятье, чем как благословение.

Вот такие две противоположные трактовки романа – британская и российская. Обе по понятным причинам вызвали недовольство либеральной российской жандармерии, по мнению которой Анна правильно сделала, что убежала от постылого бюрократа, но только ошиблась с выбором своего избранника. Надо было уйти к вождю Партии народной свободы или, на худой конец, к кому-нибудь типа пастернаковского Комаровского, с кем таки нашла свое счастье Лара в исполнении Чулпан Хаматовой из экранизации «Доктора Живаго» Александра Прошкина. Однако обе версии «Анны Карениной» объединяет не только это: в обоих интерпретациях героиня не столько жертва обстоятельств, сколько реальная виновница катастрофы всей цивилизации. В одном случае она своей преступной изменой губит дело мудрого «короля Артура», в другом – уводит с пути общественного служения героического «короля Арагорна». Два Алексея, два отмеченных Богом человека оказываются бессильны предотвратить самоубийство мечущейся в поисках самой себя женщины, или, если смотреть на все происходящее как на символ, предотвратить гибель своей страны и падение своего народа.

Шахназаров дает нам надежду на «воскрешение героя» – он ведь возглавил оборону города и в финале он не показан убитым. Райт-Стоппард также дают понять, что завет любви, переданный Карениным детям Анны, еще станет фундаментом новой России. Возможно, мистическая правда всей этой истории и в самом деле расположена где-то здесь, между двух Алексеев, между двух Божьих людей, которых не смогла полюбить, сделать счастливыми, согреть теплом женской заботы истерзанная и заблудшая Россия.


БОРИС МЕЖУЕВ
Источник: "УМ+"