Мы очень быстро забываем реалии вчерашних дней, и это бы еще ладно. Хуже то, что вместе с ними мы забываем также и наши собственные страхи дней вчерашних. Как говорят теоретики журналистики, в «слепом пятне» нашего восприятия остается все, что так раздражало нас и пять, и девять лет тому назад. В те годы, когда «Единая Россия» с шумом, гамом и фейерверками прорывалась в Государственную думу, отталкивая всех конкурентов своими мощными локтями.
В 2007 году не было в либеральной среде более обсуждаемого сюжета, как выступление на съезде «Единой России» ивановской ткачихи Елены Лапшиной, которая попросила собравшихся начать уговаривать президента Владимира Путина остаться на третий срок. Какой ушат презрения был немедленно вылит на ту злосчастную ткачиху? Разумеется, либеральные наблюдатели немедленно нарекли ее «знатной дояркой» и в один голос констатировали возвращение советских тоталитарных порядков, когда весь народ, как один, в едином порыве призвал ну и т. д. Я в эти дождливые октябрьские дни находился с деловым визитом в Псковской области и имел счастье познакомиться с будущим кумиром либеральной интеллигенции Львом Шлосбергом, который, как помнится, вошел в ресторан с требованием всем собравшимся выпить за смерть российской демократии. «Смерть» была связана, кажется, с этим неожиданно воспроизведенным феноменом проклятого прошлого – появлением на сцене представительницы простого народа и ее открытым выражением преданности и любви национальному лидеру.
В 2011 году на сентябрьском съезде «Единой России» ткачих и доярок уже не было, но их успешно заменял актер Владимир Машков, который несколько раз кричал в микрофон что-то очень проникновенное и пафосное: я не могу не быть с вами, потому что именно здесь и сейчас решается судьба моей страны… Его даже тогда немного одернул кинорежиссер Федор Бондарчук.
В общем, две предшествующие избирательные кампании «Единая Россия» набирала большинство – квалифицированное или простое – за счет максимального задействования фактора пропаганды и довольно мощного информационно-агитационного воздействия на массовое сознание
Избирателя пугали или соблазняли неким таинственным «планом Путина», его отчаянно стращали «противниками Путина», от него требовали обязательно прийти на участок, чтобы выразить свою волю, его укоряли, на него давили…
И, конечно, все это сопровождалось криками либеральной интеллигенции, что вот, наконец, он наступил – то ли неза-бываемый 1937-ой, то ли неподражаемый 1982-ой.
Но между тем наступил 2016-ый.
Такой избирательной кампании в пользу правящей партии мы еще не видели. Никаких фейерверков, никаких шумных съездов, никаких ярких лозунгов – и в то же время ни соблазнительных посулов, ни плохо замаскированных угроз избирателю. Ни умоляющих ткачих, ни восторженных артистов. Ничего вообще. Вместо этого — хождение кандидатов-одномандатников по дворам своих избирателей, беседы с жителями этих дворов об их бытовых проблемах и трудностях, включенность в набор самых повседневных вопросов.
Вячеслав Володин на встрече с политологами, по слухам, даже произнес: «Двор – единица политического пространства», в том смысле, что избиратели сегодня голосуют не столько сердцем, столько глазами, а эти глаза видят в первую очередь неубранные мусорные кучи в своих дворах, или же, напротив, очищенные от мусора детские площадки.
Ведущий французский журнал El Figaro поместил на своих страницах статью, посвященную Вячеславу Володину, в которой обратил внимание на этот его новый политический мем, уже второй после 2014 года — «Нет Путина, нет России». Автор статьи соглашается с теми, кто видит в Володине человека, стремящегося изменить политическую систему России.
Между тем, в далеком и хорошо забытом 2007 годом никто бы не мог предположить, что вот такое «тихое» объединение, без аккомпанемента знаменитых музыкантов и артистов, сможет завоевать конституционное большинство.
А между тем оно возникло без всякого задействования квазитоталитарной эстетики. Кажется, впервые избирательная кампания прошла без сопровождения гитарных рифов и истерических декламаций. В итоге, впервые в России дало о себе знать «тихое большинство», большинство, рожденное чем только угодно, но явно не средствами массовой агитации, задействование которых так смущало в прежние времена либеральных интеллигентов. Возникло и в самом деле что-то новое, что-то гораздо более европейское по способам своего рекрутирования и нечто явно более устойчивое.
Никаких «крымнашей», никакого сплочения во имя противостояния, никаких «пятиминуток ненависти» — вообще никакой негативной энергетики, она вся ушла Мальцеву, Митволю и Коротченко. Один региональный позитив – ну что ж снова верх берут локалы, новые дворяне, возведенные в дворянство жителями своих дворов.
По большому счету, это и есть в зародыше демократическая модель сегодняшней Европы, где избирательные кампании касаются всех аспектов политики, кроме тех, что связаны с обще-цивилизационным выбором. Не исключаю, что в России есть и те, кому хочется для своей страны чего-то большего, чем Европа, для которых Европа – это что-угодно, но только не авангард демократии. Но поскольку таких пост-европейцев у нас заведомый минимум, стоит порадоваться за то, что мы, кажется, нагнали наших западных соседей наконец на каком-то неожиданном повороте истории. И, кажется, никогда в своем постсоветском прошлом Россия не была так далека от большевизма и в целом тоталитаризма, как сегодня, день спустя после думских выборов, самых «тихих» в ее истории.
Борис Межуев, политолог
Источник: "УМ+ "