Лента: Общество

В редакции "Российской газеты" побывал министр культуры РФ, председатель Военно-исторического общества Владимир Мединский. Он ответил на вопросы журналистов и читателей нашей газеты.

О войне историй

Владимир Ростиславович, идёт "война историй" – её трактовок, интерпретаций. И мы узнаём, что Освенцим освобождён благодаря украинцам, что атомная бомбардировка Хиросимы – эффективный ход в войне. Как этому противостоит Российское военно-историческое общество? Что делать – оборону держать, наступление вести?

Владимир Мединский: Надо просто говорить правду. Правда нашей истории "круче" любых наработок пропагандистов.

В годы Великой Отечественной 11 800 человек получили звание Героев Советского Союза. Не исключено, что кто-то в неразберихе получил его незаслуженно, "за того парня". Но в сто раз больше тех, кто его заслужил и не получил. Вот РВИО сейчас занимается делом танкиста Зиновия Колобанова. В одном бою он подбил 22 немецких танка, но... не получил Героя – якобы в конкретной ситуации, когда мы отступали, сочли неуместным раздавать такие награды, заменили на орден Красной Звезды. А какая фантастическая история подвига!

Но "активисты" ищут случай "номер 9599", когда звание дали якобы "ошибочно", а не случай "номер 11801" – когда герой остался без награды. Им обязательно надо взять увековеченный в граните бренд – подвиг 28 панфиловцев – и его "разоблачать"!

"Положительные" советские мифы – о молодогвардейцах, Зое Космодемьянской, Александре Матросове – надо принимать безоговорочно? Без критики?

Мединский: Думаю, что к эпическим советским героям – и к молодогвардейцам, и к панфиловцам, и к Зое – надо относиться, как в церкви относятся к канонизированным святым. Это моя человеческая и гражданская позиция. А любая попытка поковыряться в том, за что Ульяне Громовой фашисты вырезали звезду на спине, – должна быть табуирована. Эта самая мученическая звезда на спине – и есть ответ всем нынешним "правдоискателям-надомникам" на все их гнусненькие вопросы.

Но всё равно ведь выскажутся на эту тему в соцсетях. А потом придёт сын и скажет: папа, а я в Интернете другое читал. И чтобы разговаривать с сыновьями и внуками на равных, надо дать им возможность узнать разные версии.

Мединский: А сыну надо объяснить, что есть добро, а что есть зло, – и желательно собственным примером. В жизни проще ему будет. Всеми же этими копошениями вокруг 28 панфиловцев нас искушают, пытаются извратить святые для нас вещи. Хотят, чтобы мы предали память и дела наших предков.

Да и что ты к 28 прицепился? Или к "Молодой гвардии"? Потому что эта тема "на слуху"? Потому что выходит на экраны "народное кино" о подвиге панфиловцев? Потому что на Первом канале вышел новый сериал? Это всё разговоры от собственной ущербности: Олег Кошевой подвиг не совершал, Шолохов "Тихий Дон" не писал...

Справедливости ради приведём цитату из выступления Сергея Мироненко, директора Госархива РФ. Объясняя, что его слова о 28 панфиловцах на Всемирном конгрессе русской прессы были неправильно истолкованы, позже он уточнил на радио "Свобода": "Улица Героев-панфиловцев и памятник, который поставили им – это очень правильная вещь. Мне вообще непонятно, как можно предположить, что если нет 28 героев... не было подвига панфиловцев вообще. Это только искажённое сознание может такое предположить. Панфиловская дивизия была. Она сыграла выдающуюся роль в обороне Москвы. Большинство воинов этой дивизии сложили головы при обороне столицы. Подвиг их бессмертен".

Мединский: Это только подтверждает, что субъективно-негативная оценка подвига не остаётся без последствий. Полезно бывает думать – что, когда и где ты говоришь.

Но у молодёжи очень высок запрос на критическое отношение к светской истории!

Мединский: Поэтому надо не только правильные вещи говорить, но и что-то делать. Вот у нас есть программа поисковых лагерей. В августе в Ленинградской области работали 700 поисковиков, половина – подростки. До этого такой же лагерь был в Калужской области – на Зайцевой горе, которая могла бы быть своеобразным прообразом "цитадели" в известном фильме Никиты Михалкова. Нашли около 500 незахороненных советских солдат. У части из них удалось спустя 70 лет установить имя, фамилию, найти родственников.

Так вот, одна моя знакомая, ярая посетительница "болотных площадей", по чьёму-то совету – не по моему – отправила в этот лагерь своего отпрыска. Встречаемся. Спрашиваю: ну как ребёнок отдыхает? Как всегда – на Лазурке? А она: он в вашем лагере поисковиков, никак не могу его оттуда забрать. Глаза горят! Тогда как раз начался весь этот шум вокруг 28 панфиловцев, и она говорит: "Сын теперь за 28 панфиловцев глаза выцарапает".

Это, кстати, к вашему вопросу о том, что делать с "разными точками зрения в Интернете". Гражданин, воспитанный в уважении к своей истории, имеет свою точку зрения, а не заимствованную "из соцсетей".

Мы не впадем в крайность, исходя во всём исключительно из патриотизма? Если мы любим Отечество, значит, оно всегда право?

Мединский: Это наше Отечество – и мы сами решаем, насколько оно право. И исходим из своего понимания правоты, а не из чужого. Например, если рассуждать о "зимней войне" 1939-1940 годов, мы можем быть не правы лишь с точки зрения финнов. А с точки зрения наших национальных интересов мы были абсолютно правы. Даже записные ненавистники Сталина и Жданова должны понимать: если бы не эта война, мы бы – 99 процентов – потеряли Ленинград и с высокой вероятностью Москву. И вели бы войну из Самары. Я думаю, что мы бы и так победили. Но ещё более страшной ценой.

Об интеллигенции и кино

Вы упомянули Никиту Михалкова. Вот как раз в его фильме "Солнечный удар" герою, размышляющему о трагической истории России начала ХХ века, приходят "взрывоопасные" мысли – о вине всей русской литературы. Она-де и сеяла сомнения, подрывала устои, расшатывала общество – и вот чем кончилось...

Мединский: Зачем ругать литературу? Она даёт лишь представление о действительности, свою художественную интерпретацию. Герой фильма размышлял об особенной роли интеллигенции в российской общественной жизни. Русская интеллигенция – дворянская, разночинная – действительно, традиционно видела в действующей власти негатив. А если реальность не совпадала с представлениями интеллигенции – об этом молчали как о "недолжном". "Не принято", например, вспоминать в этой среде об отношении Пушкина к польскому восстанию. И про то, что он был имперским поэтом и консерватором – в зрелые годы. Считал, что положение самого забитого русского крестьянина – привилегированное по сравнению с несчастными рабочими на английской фабрике. И этим традициям мы верны. Мало ли у нас "представителей интеллигенции", которые сами отнюдь не Пушкины, но любят попиариться на негативе.

Тут нельзя не вспомнить вашу резонансную июньскую статью в одной из федеральных газет. Многие после неё задались вопросами: почему вы так не любите интеллигенцию? Почему считаете, что творцы легко продаются и покупаются? Кто-то даже посчитал вас наследником Ленина – во взглядах на интеллигенцию...

Мединский: Не приписывайте мне лишнего. Никогда о людях интеллектуального труда ничего плохого даже не думал.

Но уж очень жёсткая у вас в той статье позиция. Государство – инвестор в культуру и обязано задаваться вопросом о выгодности инвестиций. И экономической, и моральной. Так-то оно так, но не забывает ли государство, во ЧТО инвестирует? Инвестиции в культуру сродни инвестициям в инновации. То есть в сумасшедшие идеи вроде "вечного двигателя", из которых 90 процентов не приносят эффекта, а какие-то дают великий прорыв. Инвестиции в культуру – это инвестиции в талант и гениальность. А воспитательные критерии, которые вы объявляете как условие для инвестиций, по сути ведь безразличны к талантам , к достижениям культуры.

Мединский: Правильное рассуждение. А вот вам реальные дела. Два года назад государственный Центр современного искусства в Нижнем Новгороде был руиной, сейчас он размещается в феерически отреставрированной части Нижегородского кремля. Одно из лучших выставочных помещений в Европе. И Центр призван инвестировать в том числе и в новые направления современного искусства. Мы делаем такие же центры в Калининграде, Самаре, Первоуральске, Калуге. Несмотря на кризис, работы там идут полным ходом. В прошлом году мы волевым решением в два раза увеличили объем грантов для современных драматургов и режиссёров. Но в целом наша политика – раскладывать яйца в разные корзины. Поддерживаем и традиционное творчество, и народное, и инновации.

Александр Дюма говорил: история – это гвоздь, на который вешаются романы. И вы повесили на "гвоздь истории" свой роман "Стена". Дмитрий Месхиев сейчас снимает по нему кино. Эта ситуация, наверное, была для вас сложной: вы – человек, определяющий культурную политику, и тут же – писатель с экранизирующимся романом?

Мединский: К работе над фильмом никакого отношения не имею. Что выйдет – не знаю. Отдал ВГТРК свой сценарий, там его отвергли: мол, "мы не потянем" – батальные сцены требуют бюджета. А мне действительно хотелось сделать большое батальное кино по образцу "Царства небесного" Ридли Скотта. На телевидении сделали свой сценарий, мне он не понравился. Они сказали: тогда и не читайте, выйдет фильм – посмотрите результат. Договорились, что я не имею никакого отношения ни к сценарию, ни к кастингу, ни к работе режиссёра. И если мне не понравится результат, снимаю свою фамилию с титров. Вот и всё.

А почему у вас главная героиня погибает посреди сюжета, а герой продолжает защищать Смоленск? Для сценария в кино – ход странный.

Мединский: Вот мне Златопольский то же говорил: героиню убивать нельзя, все они должны жить, раз зритель их полюбил. Чем разговор наш кончился, я уже рассказал.

Система поддержки российского кино через питчинги себя оправдывает?

Мединский: Да. Киноотрасль всегда сотрясалась скандалами: почему, мол, ему дали деньги в поддержку, а мне нет?! А сейчас процедура идёт в прямом эфире в Интернете – давай, приходи, задавай вопросы, выступай. Спорные ситуации разбирает руководство минкульта, Совет по кино...

СМИ настаивали на поддержке фильма Германа-младшего о Довлатове. Вы поддержали его в конце концов?

Мединский: Да, поддержали.

Об экономике и управлении

Минфин недавно предложил ряд культурных учреждений передать с федерального в региональное подчинение и надолго заблокировать возможность обратного действия. Видимо, из соображений экономии? Вы завизируете этот документ?

Мединский: Если бы завизировал, заслужил бы всеобщее проклятие работников культуры. Это неправильная бухгалтерия – уменьшить расходы федерального бюджета, переложив их бремя на региональные. У большинства регионов денег на содержание ведущих учреждений культуры просто нет. Вот переподчиним мы Новосибирский театр оперы и балета Новосибирску, а город тут же обратится за этими деньгами в федеральный бюджет.

На самом деле сейчас происходит обратное. Мы, например, оформляем Херсонес и Музей обороны Севастополя в федеральное ведение. Потому что масштаб проблем и уровень, значение учреждений не соответствуют возможностям финансирования севастопольского бюджета. Украинское государство им вообще ничего не давало.

Федеральный статус выгоднее: по-другому поставлена научная работа, в среднем в 2-2,5 раза выше зарплата основного персонала.

О князе Владимире

В Интернете шло активное голосование по поводу выбора места для памятника князю Владимиру. Где бы вы его установили? И кто должен место выбирать – общество или власть?

Мединский: Я и по сей день считаю, что нет лучше места, чем на Воробьёвых горах. Но там укрепление склона стоит в несколько раз дороже, чем сам памятник (его цена – 94 миллиона рублей).

С поиском другого места военно-историческое общество провело колоссальную работу, собрало десятки совещаний экспертов – от общественных "Архнадзоров" до депутатов Мосгордумы и учёных. После всех экспертных обсуждений из десяти мест было выбрано три. Недавно закончилось интернет-голосование: его участники, рядовые граждане, отдали предпочтение Боровицкой площади. Это, конечно, фантастическое место, при том, что сейчас – пустырь. И с появлением там памятника, если таковое решение в итоге будет поддержано и москвичами, и депутатами, – думаю, Москва обретёт новое, уникально благоустроенное достопримечательное место. Давайте подождём решения Мосгордумы.

А Дом Пашкова он не задавит? Церетелиевский же Пётр I смял всю архитектуру "Стрелки".

Мединский: Высота Петра 97 метров, а памятника князю Владимиру – меньше 25. И ещё надо старательно поискать точку, с которой он что-то будет загораживать.

Кстати, и в отношении памятника Петру произошла удивительная трансформация общественного мнения. Судя по опросам – а мэрия провела не один – налицо "эффект Эйфелевой башни". На фоне памятника фотографируются, квартиры с видом на него – спросите экспертов по недвижимости – стоят дороже.

О книжном лоббизме

Давно ставится вопрос о льготной аренде для книжных магазинов. Но всё время отказывают из-за боязни, что в книжных магазинах сразу станут продавать всё что угодно.

Мединский: Рассказать, как есть? Начнём с того, что книжный магазин не может жить в условиях рыночной аренды. Для этого ему нужно приторговывать сантехникой, бельем, открывать в подвале ночной клуб или дорогой ресторан. В центре Москвы остались только те книжные, где владельцы являются собственниками помещений, – "Библио-Глобус", "Москва", "Молодая гвардия". Выход только один: льготная аренда. Дать её может только муниципалитет. Мы не можем. Больше года назад мы предложили: во всех госучреждениях культуры – федеральных, региональных, муниципальных – пусть книжные магазины размещаются за один рубль.

Минкультуры тут же обвинили в лоббировании интересов книжных сетей. Дескать, в книжных магазинах будут продаваться вовсе не книги о культуре, а государственным интересам будет нанесён ущерб. Стало быть, опять максимальная арендная цена и – либо бутик, либо ничего.

Например, Библиотека имени Ленина находится в зоне самой дорогой аренды, сдать площадь под книжный магазин в ней можно только через Росимущество. Росимущество подтверждает максимальную цену, в результате магазина нет. Год мы с этим законопроектом носились, пока не получили от ФАС отрицательный отзыв с указанием, что разрушаем конкуренцию на рынке розничной торговли: дескать, книжный магазин получает приоритет по отношению к бутику. 25 раз говорил на эту тему с Игорем Юрьевичем Артемьевым. Он сказал: по сути вы правы, но давайте будем разрабатывать индивидуальные преференции. А так никогда не откроется ни один магазин.

К счастью, Сергей Евгеньевич Нарышкин, как председатель оргкомитета Года литературы, вник в эту тему и горячо ее поддержал. Дальше дело в руках Государственной Думы – будем надеяться.

О столетии революции

Осталось два года до столетия Великой Октябрьской революции. Это забота только для компартии?

Мединский: Это огромное событие. По-моему, нет события в мировой истории последних двух тысячелетий, которое оказало бы большее воздействие на судьбы мира, чем 1917 год. Кроме разве что 33-го года нашей эры. Хотя это, конечно, события из разных вселенных.

Думаю, правильно было бы организовать работу по образцу оргкомитета по 100-летию Первой мировой войны. Благодаря работе этого Оргкомитета (также под руководством С.Е. Нарышкина) и вниманию к этой теме лично президента событие, казалось, навсегда вычеркнутое из памяти, сегодня снова осознаётся как полноценная часть нашей неразрывной истории... Но для этого, конечно, требуется политическое решение.


Игорь Вирабов, Елена Яковлева
Источник: "РГ "