В оглавление «Розы Мiра» Д.Л.Андреева
Το Ροδον του Κοσμου
Главная страница
Фонд
Кратко о религиозной и философской концепции
Основа: Труды Д.Андреева
Биографические материалы
Исследовательские и популярные работы
Вопросы/комментарии
Лента: Политика
Лента: Религия
Лента: Общество
Темы лент
Библиотека
Музыка
Видеоматериалы
Фото-галерея
Живопись
Ссылки

Лента: Общество

  << Пред   След >>

Есть ли у умного шансы стать богатым?

Доля инновационной продукции России в общем объеме продаж промышленной продукции чрезвычайно мала – не превышает 5%. Почему? Опыт перехода к инновационной экономике в США, Западной Европе, Японии и Китае показывает, что базовым условием этого перехода является формирование рынка интеллектуальной собственности. А как этот рынок формируется в нашей стране? С этим вопросом редакция обратилась к директору Республиканского НИИ интеллектуальной собственности, доктору юридических наук В.Н. Лопатину.

Владимир Николаевич, есть ли в России потенциал рынка интеллектуальной собственности и в какой степени он реализуется?

По числу ученых Россия занимает одно из первых мест в мире, ежегодно их отряд пополняют около 30 тысяч докторов и кандидатов наук – и в этом смысле потенциал рынка интеллектуальной собственности огромен. Однако при этом доля нашей наукоемкой продукции по продаже в мировой торговле составляет 0,3 % и мы занимаем одно из последних мест. Как объяснить это несоответствие? Просто! Результаты научно-технической деятельности и права на них в основной своей массе не доводятся до стадии коммерциализации, то есть до реализации на внутреннем и внешнем рынках.
Для сопоставления: в Китае результаты научных разработок наоборот быстро находят потребителя, и это происходит потому, что «правила игры» с интеллектуальной собственностью здесь прописаны с учетом интересов каждого участника. В результате только один муниципальный китайский город имеет порядка 25 тысяч патентов, примерно столько, сколько в год патентует вся Россия.

У нас же права закреплены лишь на десятую часть полученных результатов, остальное непонятно кому принадлежит, отправляется на полки, лежит мертвым грузом вне государственных и корпоративных интересов.
Освоение денег, выделяемых на науку (я имею в виду, в первую очередь – прикладную науку), идет, а конечного продукта нет.

Права на охраняемые результаты интеллектуальной деятельности (в соответствии с частью четвертой ГК РФ – интеллектуальные права) должны были бы выступать одним из основных сегментов рынка в инновационной экономике. Однако в отношении абсолютного большинства результатов научно-технической деятельности сегодня такие права не закрепляются: ни открытым способом – через патентование, ни закрытым – через ноу-хау в режиме коммерческой тайны. Сложилась парадоксальная ситуация: в стране, с одной стороны, отсутствует легальный оборот инновационных товаров и интеллектуальной собственности, а, с другой – большинство результатов интеллектуальной деятельности, которые в принципе не могут быть объектами рыночных отношений (в соответствии со ст. 129 ГК РФ), все же находятся в обороте – «черном» или «сером».
У нас доля государства в финансировании науки самая высокая в мире, свыше 75 процентов – в ведущих странах пропорция обратная, там столько вкладывает частник. И потому, казалось бы, если уж ты платишь, то и заказывай музыку! Но государство оказывается неэффективным собственником.

Почему?

Конечно, одна из причин сложившегося положения в том, что бывшая советская система патентования разрушена: из тысяч функционирующих в России предприятий патентно-лицензионные службы есть всего на десятках! Но дело не только в этом. Большая часть сегодняшних госконтрактов вообще даже не содержит норм о закреплении прав на создаваемые результаты интеллектуальной деятельности в ходе их исполнения.

В инновационных экономиках Запада в научно-технической сфере патентуется до 20% результатов интеллектуальной деятельности и – важно подчеркнуть! – примерно столько же продается, то есть заключается договоров по лицензированию и отчуждению, если говорить в нашей терминологии. Потому, что патентование, которое осуществляется по всем объектам интеллектуальной собственности – это дорогостоящая процедура, и она проходит как коммерческая сделка. У нас же из 260 тысяч патентов, что действует сегодня в Российской Федерации, число патентов, на которые заключены лицензионные и иные договоры продаж, ничтожно мало – менее 2 %.

Южный Федеральный университет – один из лидеров современного федерального строительства в вузах – за последние пять лет получил 260 патентов, причем из них одна треть уже не действует. Хотя срок действия патента – двадцать лет. Спрашивается – для чего тогда патентовали? Для отчета по привлечению новых денег из госбюджета? Выходит, что так – числом полученных патентов просто отчитались перед заказчиком- государством. И при этом, получается, неважно, что по полученным 260 патентам нет ни одного лицензионного договора, ни одного договора отчуждения, ни одной продажи, то есть коммерческий эффект нулевой, хотя великолепный фандрайзинг – привлечение университетом денег на науку в объеме 3 млрд. рублей, но это, увы, и есть почти весь результат.

Кстати, по данным Минобрнауки, из более чем 700 образованных в вузах малых предприятий, о которых они так бодро рапортовали руководству страны, более 40%, как показали проверки, зарегистрированы с серьезным нарушением требований ФЗ -217, а в полном соответствии с установленными процедурами созданы вообще единицы предприятий.
Теперь обратимся к другой важной стороне мировой практики патентования – патентование национального изобретения за рубежом своей страны. Это дает возможность передовым странам эффективно продавать свои права на территории других государств, как, впрочем, и защищать эти права при их нарушении. Именно так развитыми странами сегодня патентуется каждое четвертое национальное изобретение. Россия же патентует за рубежом лишь каждое шестидесятое свое национальное изобретение, что в 100 раз меньше, чем в США, и в 50 раз меньше, чем в Германии. Ясно: надо безотлагательно восстанавливать систему отбора и патентования российских национальных изобретений за рубежом.

Но есть и еще одно любопытное явление: зарубежные страны активно патентуют свои разработки у нас, в России. Настолько активно, что закономерен вопрос: а действует ли у нас система контроля за передачей российских технологий в другие страны? Увы, такая система отсутствует. За последние пять лет число иностранцев среди обладателей российских патентов выросло в два раза (с 1/6 до 1/3), а в отдельных областях эта доля еще выше. Например, в сфере на- нотехнологий только 1 из 10 российских патентов выдан отечественным изобретателям, остальные 9 – иностранцам. Ситуация парадоксальная. Ведь производство наноматериалов и нанопродуктов объявлено в России приоритетным, соответственно сюда, в том числе в госкорпорацию (теперь ОАО) «Роснанотех», на эти цели выделено около 200 млрд. руб. Однако это производство уже ограждено патентами нанотехнологий, принадлежащих иностранным компаниям. И, следовательно, с обладателями этих патентов России придется в дальнейшем заключать лицензионные договоры, а иначе (по ст. 1252 ГК РФ) продукция, полученная по тем технологиям, признается контрафактной и будет подлежать изъятию, впрочем, как оборудование и сырье, из которого она произведена.

Вот так из-за слабой правовой охраны нашей интеллектуальной собственности происходит ее отток за рубеж, что угрожает России усилением ее технологической зависимости, в том числе, подрывом ее обороноспособности.

Выходит, надо, во-первых, научить (помочь, создать условия, заинтересовать, заставить и так далее) российских исследователей оформлять права на результаты своего научно-технического творчества, а, во- вторых, безотлагательно проводить их коммерциализацию. Так?

Да, но, увы, этого недостаточно. Интеллектуальная собственность, помимо прочего, не находит в России заинтересованного потребителя. Причин у этого явления несколько, но одна из важных в том, что деньги на науку распределяются государственными ведомствами, которые имеют слабое отношение к реальному сектору экономики. Изъян заложен таким образом в самой системе выделения денег на науку.

Возьмем в качестве примера Израиль, который, имея худшие, чем у нашей страны стартовые условия, двадцать лет назад взял курс на инновации. Для Израиля, при отсутствии у него природных ресурсов, это был единственный способ развиваться, выходить на международный рынок. И каков результат на сегодня? Там сложилась система, позволяющая стране быть конкурентоспособной – Израиль вытесняет нас с традиционных рынков, в том числе в Индии, где сорок лет мы имели первое место в определенных видах продукции. Да и во многих странах, где десятилетиями за нами было первое место, мы уходим с завоеванных позиций из-за серьезного отставания в инновационных технологиях.

Почему? Смотрите: в Израиле около 50% всех расходов на прикладные научные исследования в гражданской науке распределяет министерство промышленности и труда. Второй по величине «пирог» из госбюджета на гражданскую прикладную науку распределяет так называемый национальный научный фонд – аналог нашей Академии наук. А министерство науки? Оно занимает лишь четвертую строчку в распределении денег на науку.

Таким образом, наглядно видно, кто в этой стране является основным заказчиком прикладных научных исследований: министерство, отвечающее за реальный сектор экономики.

А в нашей стране? Основную часть бюджетных денег – 386 млрд. руб. (по состоянию на прошлый год) – распределяет Министерство образования и науки, как мы понимаем, весьма далекое от реальных нужд промышленности. Второй по величине расходный поток на НИОКР идет по линии Министерства экономического развития, которое, работая на «макроуровне», тоже весьма в небольшой степени отвечает за реальный сектор экономики. Однако такие министерства, как Министерство промышленности и торговли, Минэнерго и Минрегион, действительно отвечающие за реальное состояние отечественной промышленности, увы, не оказывают существенного влияния – ни на формирование федеральной программы НИОКР, ни на ее исполнение.

Что же мы получаем? Госзаказ на научные исследования в интересах модернизации формирует тот, кто имеет слабые представления об этих самых интересах. Грубо говоря, не те распределяют деньги: организовано «освоение» бюджетных средств вместо получения инновационного продукта (я имею в виду, опять же прежде всего, прикладную науку). Предприятия отстранены от формирования исследовательских программ – вот почему эти программы далеки от реальной жизни, от потребностей экономики.

Формирование исследовательских программ осуществляют чиновники через близкие им структуры – отсюда и «откаты». Федеральная антимонопольная служба, сделав проверку по нашим обращениям, выяснила, что победителями конкурсов признавались те, кто вообще не имел права в них участвовать. Свыше трети выделенных на науку средств до науки не доходит, а уходит на «откаты» чиновникам, распределяющим эти самые миллиарды. Проблема стала настолько острой, что сферу финансирования НИ- ОКР сегодня можно причислять к наиболее коррупциогенным сферам. И ситуация не изменится, пока деньги на исследования будут распределять министерские чиновники, а не те, кому в реальном секторе экономики приходится выдерживать жесткую рыночную конкуренцию.

Соответственно родились и механизмы, скрывающие «откаты». В частности, поскольку освоение денег на НИОКР производится по показателям, следовательно, показателями становятся некие иные результаты, нежели научные достижения. Минобранауки и Минэкономразвития уже несколько лет официально навязывают в качестве оценки результативности прикладной науки – публикации, семинары, рейтинг цитирования и тому подобное. И это в то время как в инновационных экономиках Запада показателем результативности прикладной науки является число реализованных результатов интеллектуальной деятельности и прав на них: заключенных лицензионных договоров, доля интеллектуальной собственности в структуре цены инновационной продукции, доля интеллектуальной собственности и ее объем в целом в объеме продаж. У нас же этот естественный показатель результативности поменяли местами с рейтингами цитирования, видимо, для оправдания отсутствия реализации продуктов интеллектуальной собственности и для сокрытия «откатного» интереса.
Безусловно, этот интерес нужно ломать, и, в первую очередь, через смену механизма финансирования науки.

Но, может быть, дело и в том, что ученый просто-напросто не умеет коммерциализировать свои результаты?

Это – верно! Многие помнят, как министр Э.Ш. Набиуллина приводила в качестве примера того, как надо патентовать продукцию, американскую корпорацию 1ВМ, лидера на американском рынке интеллектуальной собственности, которая получает свыше пяти тысяч патентов в год. Представители этой корпорации приезжали к нам в Институт и вот что рассказали. Результаты творчества трех тысяч ученых, что у них работают, оформляют, оценивают и продают в виде интеллектуальной собственности 250 юристов, а также 80 экономистов и менеджеров, профилирующихся в сфере интеллектуальной собственности, то есть специальное подразделение 1ВМ. Результат продаж и коммерциализация прав творчества ученых – $1,5 -2 млрд. ежегодной прибыли компании.

А что у нас? При невостребованности российских научных разработок в интересах модернизации отечественного производства уровень импортных поставок технологий и оборудования вырос до критического уровня во всех базовых отраслях промышленности.

Так, например, из 100 млрд. рублей, выделенных за последние годы в качестве инвестиций в модернизацию промышленности Свердловской области (в основе металлургия и тяжелое машиностроение), 90% ушло за рубеж на приобретение импортных технологий и оборудования. В то же время на территории этой области живет и работает свыше 30 тысяч ученых и исследователей.

Аналогичная ситуация в Санкт- Петербурге, где живет и работает около 200 тысяч научных сотрудников, в том числе 55 тысяч докторов и кандидатов наук – больше чем во всей Германии. В то же время значительная часть из 90 млрд. рублей, направленных в 2010 году на модернизацию местных промышленных предприятий (около 700), также ушло за рубеж. При этом нередко в борьбе за получение такого заказа на поставки иностранные кампании идут на коммерческий подкуп и иные виды коррупционных правонарушений.

В Москве число ученых также на порядки больше, а отдача на порядки меньше. Причин несколько: это и невостребованость научно-технических новшеств в производстве, и то, что наши ученые не приучены оформлять права на полученные результаты, которые нужно коммерциализировать, и то, что у нас нет посредников-профессионалов. Хороший ученый не всегда бывает хорошим менеджером, должен быть подготовленный отряд специалистов. Однако заглянем в государственный образовательный стандарт – в нем специализация в сфере интеллектуальной собственности отсутствует и для юристов, и для экономистов, и для менеджеров.

При минимальной потребности для России – 50 тыс. специалистов-посредников в сфере интеллектуальной собственности – Российская государственная академия интеллектуальной собственности выпускает всего 150 человек в год. Корпорации обращаются в наш Институт – дайте специалистов! Они нарасхват. Уже по этому факту видно, как мы теряем свои конкурентные преимущества.

А что у нас на законодательном уровне?

Нужно писать правила, по которым этот рынок должен действовать. И мы движемся в этом направлении, правда, пока медленно. Скажем, прошло уже десятилетие, как инновационное развитие декларировано в качестве приоритета государственной политики России, однако федерального закона об инновационной деятельности так и не принято. В этих условиях около 60 регионов страны принимают свои законы, которые нередко противоречат друг другу. Можно ли построить единый рынок, если правила в каждом регионе будут разные?

Даже с введением в действие четвертой части Гражданского кодекса, по- прежнему не только остались проблемы, но и появились новые. Например, недостаточно закреплены права авторства на ноу-хау (глава 75 ГК РФ), то есть в этом, относительно новом для России институте интеллектуальной собственности, баланс интересов заказчика, исполнителя и автора законом пока не обеспечен. А ведь инвестор задает первый вопрос: кому принадлежит научная разработка? Вкладывая деньги в ее реализацию, он хочет иметь дело с абсолютно легитимным собственником. Вот это-то и удивительно: государство, финансируя три четверти всех НИОКР в стране, не стремится закрепить права за собой (в лице госзаказчиков) и не создает условия по закреплению прав для исполнителей. Из 48 госзаказчиков только около 30 участвуют в госреестре интеллектуальной собственности.

Нет четкого понимания и критериев разделения произведений науки от литературных как объектов интеллектуальной собственности, хотя это имеет принципиальное значение для ученых. В произведениях законом охраняется объективная форма, тогда как для науки важно именно содержание. Поэтому наш Институт инициировал включение в программу национальной стандартизации на 2011 год разработку проектов трех национальных стандартов в этой сфере: термины и определения, научные открытия и научные произведения. Сейчас их разработка идет в РНИИИС по госконтракту с Росстандартом. Недавно национальный технический комитет по стандартизации (ТК-481) одобрил концепции этих проектов для дальнейшей работы. РНИИИС, кстати, в целях более эффективной охраны интересов отечественных ученых принял решение о депонировании научных открытий и научных произведений.

Нет у нас и единой государственной политики (не путать с ведомственной), объединяющей усилия власти и бизнеса, то есть управление инновационным процессом рассредоточено. Более 80 федеральных ведомств распределяют бюджетные деньги на науку, 23 ведомства имеют в своей компетенции прямые функции по интеллектуальной собственности, 12 федеральных органов власти отвечают за защиту прав на полученные результаты и 3 координируют их взаимодействие. Словом, необходима система с единым центром координации, на которую должно быть возложено решение всего круга вопросов в этой сфере.

Крайне остро также стоит вопрос защиты интеллектуальной собственности. Сегодня же у нас по-прежнему лишь единичными являются случаи, когда судами выносятся приговоры за нарушение патентных прав, за нарушение прав на ноу-хау, охраняемых в режиме коммерческой тайны (ст. 183 УК РФ), что конечно же не отражает реальной ситуации.
Нужна система, работающая по единым, понятным и прозрачным правилам и имеющая единый центр координации.

Есть ли нечто, что вселяет оптимизм?

Есть. Например, то, как энергично на региональном уровне в республике Татарстан реализуется курс на формирование рынка интеллектуальной собственности. Посмотрите по срокам: 2009 год – Президент России ставит задачу построения цивилизованного рынка интеллектуальной собственности для инновационного развития, 2010 год – президент Татарстана в послании парламенту и правительству ставит задачу формирования такой программы на региональном уровне, 2011 год – в республике приступают к разработке и реализации долгосрочной целевой программы развития регионального рынка интеллектуальной собственности, чтобы до 2020 года достичь мировых показателей по рынку интеллектуальной собственности.

Амбициозная задача!

Но она – выполнима! И опыт нашего Института подтверждает это. С использованием разработанных у нас технологий только за последние два года мы в России помогли оценить и продать российской интеллектуальной собственности отечественных предприятий, корпораций и организаций на сумму около 2 миллиардов рублей – столько в России никто никогда не продавал.
Сегодня на базе наших прежних региональных центров интеллектуальной собственности совместно с ведущими федеральными университетами, научными центрами, корпорациями создана широкая сеть региональных центров интеллектуальной собственности. Наша общая задача – от разовых фрагментов рынка интеллектуальной собственности перейти на поточный метод.
Это понимание зреет и на региональном уровне, и на отраслевом среди наших министров. Но, к сожалению, на уровне их ведомств пока очень медленно. Тем не менее, и это также происходит. И яркий пример – создание первого в стране отраслевого технико-внедренческого центра модернизации двух базовых отраслей промышленности, металлургии и тяжелого машиностроения, в Екатеринбурге. Объединились несколько заинтересованных сторон: Научный совет по металлургии и металловедению Академии наук (председатель – академик Леопольд Игоревич Леонтьев), наш Институт, ряд вузов среднего Урала вместе с Правительством Свердловской области разработали концепцию объединения вузовской, академической и прикладной науки в интересах модернизации данных отраслей. Вице-премьер И.И. Сечин написал резолюцию пяти федеральным министрам о необходимости реализации этой программы в краткие сроки.

Иными словами, процесс медленно, но все-таки идет вперед. И это, в частности, отмечено на III Международном форуме «Инновационное развитие через рынок интеллектуальной собственности», который прошел в Москве в апреле нынешнего года.

Назовите вкратце его итоги, значение.

Форум, образно говоря, провел мониторинг состояния правовых и экономических отношений в области интеллектуальной деятельности, влияющих на развитие предпринимательства. Ученые, специалисты, бизнесмены в более чем тридцати докладах поставили ряд серьезных проблем, предложили пути их решения, сформулировали рекомендации для органов власти, науки и бизнеса. Круг затронутых вопросов широк: это программы подготовки инновационных кадров; разработка проектов, по которым рынок должен существовать и функционировать; создание механизмов частно-государственного партнерства как на национальном, так и на международном уровнях; развитие деловых контактов в коммерческом обороте интеллектуальной собственности. Представители стран Европейского Союза и СНГ обсуждали становление центров управления интеллектуальной собственностью в рамках проекта Европейской Комиссии. Очередной, IV Форум, пройдет 26 апреля следующего года, приглашаем к участию в нем, с условиями участия можно познакомиться на сайте Дирекции Форума – РНИИИС.

Не осталось ли обсуждение на Форуме кулуарным, дошло ли оно до общественности?

Рекомендации наших форумов доходят и до широких кругов специалистов и бизнеса, и до верхнего политического уровня. И это наглядно видно по тому, как формулируются декларации о стратегических приоритетах. Взять, например, формулу: «инновационное развитие через рынок интеллектуальной собственности». Еще каких-то три года назад в руководстве нашей страны такое словосочетание не произносилось, говорились совершенно иные слова – нужна «экономика знаний» и так далее.

Мы очень богатая страна и пока, к сожалению, пытаемся одарить нашими идеями весь мир. Это – неправильно! Для того, чтобы умные были богатыми, нужно, чтобы заработал рыночный механизм охраны, использования и защиты прав на продукты интеллектуального творчества. И он, безусловно, надеюсь, в скором времени заработает в полную силу, так что из России уезжать не надо, в России нужно жить и работать.


Беседовал Сергей ШАРАКШАНЭ
Источник: "Философская газета"


 Тематики 
  1. Наука   (95)