Лента: Общество

В последние годы мы становимся свидетелями событий, когда по всему миру ученики и студенты выходят на улицы, чтобы бороться за весьма похожие цели: за справедливую систему образования и свободный доступ к ней, за преодоление неполной и нестабильной занятости, а также за улучшение текущей жизненной ситуации.

2006 год может быть примером таких протестных событий: независимо друг от друга протесты против существующей системы образования прошли в Чили, Греции, Германии, Франции, Италии, Израиле и в других странах. При этом проблемы почти везде одинаковы: рост платы за образование, свертывание университетской демократии вместо ее развития, хроническое недофинансирование системы образования. Например, в 2008 году немецкие студенты с переменным успехом боролись против введения платы за образование.

В этой статье я бы хотел коснуться темы студенческих протестов, которые потрясли страны западного мира в 2009 году. Можно ли назвать их революциями или хотя бы революционными событиями — решать, пожалуй, непосредственным участникам протестов. Следует сказать, что на данный момент изолированные студенческие выступления превратились в довольно мощное движение во многих регионах Европы и США. Наиболее активными такие протесты были в Хорватии, Греции, Австрии, Германии, в штате Калифорния; с несколько меньшим размахом студенты протестовали в Великобритании, Италии, Швейцарии, Испании, Голландии, Франции, Македонии, Польше, а также в штатах восточного побережья США. Те или иные выступления против «экономизации» образования в ноябре-декабре 2009 года проходили в большинстве стран Западной Европы, демонстрируя высокий уровень солидарности между их участниками. В Германии студенческие протесты происходили одновременно с довольно мощным движением школьников и лицеистов; во Франции это движение сопровождалось параллельной забастовкой преподавателей против реформ Саркози. Важной характеристикой нынешних протестов является достаточно высокий уровень коммуникации между различными центрами протестной активности, сходство их требований и, в некоторых случаях, сходство методов борьбы. Характерно, что страны второго, то бишь третьего, миров, включая Украину, в это движение практически не вовлечены, а ограничиваются лишь единичными проявлениями солидарности.

Можно сказать, что эта новая волна студенческих протестов представляется первым мощным международным движением, которое существенно отличается от стандартных тем предыдущих выступлений — альтерглобалистского, экологического и антивоенного протестов. Вместе с тем, движение за улучшение системы образования имеет много специфических отличий, которые мы и рассмотрим в этой статье.

Социальные и идеологические предпосылки протестов

Следует сказать, что не существует какой-то одной причины для возникновения таких мощных протестов. Как и в большинстве других похожих случаев, мы имеем дело с множественной детерминацией — или так называемой сверхдетерминацией. В 2009 году наложение сразу нескольких факторов вызвало очередную волну протестных движений. Но основной причиной все же является длительный процесс «экономизации» образования, который состоит из нескольких элементов.

Во-первых, в последние годы государство значительно меньше финансирует систему образования. Кроме того, частные компании вторгаются в сферу образования и науки, подчас вплоть до приватизации университетов.

Во-вторых, имеет место экспансия неолиберальной рыночной идеологии в образование. Как следствие, образовательные учреждения начинают ориентироваться на рынок и пытаются стать экономически «рентабельными».

Третьим элементом «экономизации» образования стал процесс его постепенного превращения из эффективного социального лифта в элитарный продукт. Свертывание социальных программ, постепенное введение платы за обучение, а также подорожание образовательных кредитов значительно сужают доступ к образованию.

Воплощением «экономизации» образования в Европе является пресловутый Болонский процесс. За красивыми словами об улучшении системы образования очень легко прослеживается потребность в унификации образовательной системы в связи с конкуренцией между европейскими и американскими университетами, а также бюрократические проблемы внутри самого Евросоюза. Одним из последствий такой унификации является постепенная ликвидация так называемых «нерентабельных» специальностей. Например, в Германии из учебных программ исключены «востоковедческие» дисциплины, «византинистика» и прочее. Под «нерентабельными» дисциплинами подразумеваются такие, которые не соответствуют «нынешним рыночным требованиям».

Еще одна важная проблема в рамках «экономизации» образования состоит в сокращении времени на обучение. Дело в том, что в условиях общей недоступности стипендиальных программ большинство студентов вынуждены зарабатывать себе на жизнь во время учебы, а в крайнем случае даже по несколько раз бросать университет, чтобы заработать средства на продолжение обучения. Все эти альтернативные пути получения высшего образования Болонский процесс ликвидирует, вводя жесткие временные рамки для получения образовательных и научных степеней. Как результат мы имеем ограничение доступа к образованию для всех, кроме представителей высших классов, или долговую кредитную яму для представителей низших социальных слоев.

Чрезвычайно важной социальной причиной протестов является прямое подорожание образования, что во многих странах Европы подается как часть Болонского процесса — от введения оплаты за «дополнительные» услуги (например, за пользование библиотекой, с одновременной отменой льгот на проезд, уменьшение количества «бюджетных» мест) до введения общей платы за обучение. Последняя проблема особенно остро ощущается в балканских странах. Например, в Македонии с введением «Болоньи» с 2003 года обучение для студентов по «государственной квоте» стоит 600 ? в месяц, по контракту — 1200 ?. При этом в Скопье, столице Македонии, средняя зарплата составляет 300 ?, а в целом по стране — 150 ?.

Относительно начала процесса «экономизации» образования существуют разные мнения. В качестве точки отсчета можно брать начало 70-х годов, когда модель «welfare state» начала постепенно демонтироваться, или начало 90-х годов — после падения социалистического лагеря. Процесс «экономизации» образования особенно обострился из-за нынешнего финансового кризиса, который часто использовался как повод для увеличения оплаты и «рыночного» реформирования системы образования в духе уменьшения государственных расходов на образование со стороны правительств и администраций в Европе и владельцев университетов в США.

Упомянутый финансовый кризис стимулировал и другую предпосылку для протестов, теперь уже не чисто социальную, а во многом идеологическую. Кризис фактически разрушил почти двадцатилетнюю неолиберальную идею «постполитики», которая опирается на утверждение, что неолиберализм является единственным и самым лучшим путем к мировому процветанию. Ослабленные и скомпрометированные распадом СССР социалистические и общие коммунитаристские альтернативы в последние годы начали стремительно восстанавливать свое влияние — как через общую дисквалификацию неолиберального курса, так и из-за распространения низового противодействия неолиберальной политике. Определенную роль сыграл также фактор роста популярности «левой» теории (в ее разнообразных вариантах) в академической среде.

Таким образом, можно выделить три основных причины (и одновременно предпосылки) студенческой борьбы — экономизация системы образования, финансовый кризис и идеологическая реабилитация левой альтернативы.

«Оккупация» как новый метод борьбы

В чем же, собственно, проявляется студенческая активность? Здесь следует сделать несколько важных пояснений.

Общей характеристикой протестов является то, что студенты практически полностью отказались от «классических» форм гражданского сопротивления: пикетирований, петиций, маршей и т.п. Эти методы использовались лишь во Франции и во время общей недели солидарности студенческой борьбы. В Калифорнии, негласном центре протестов в США, студенты учились на собственном опыте. Многомесячные акции против планов по повышению оплаты обучения в виде маршей, пикетирований, вело- и автозабегов — все эти «карнавальные» протесты с треском провалились: их просто проигнорировали. В Германии традиционные и привычные акции (в виде маршей и пикетирований) современные протестующие прямо называют «демонстрациями стоптанных башмаков» («Latschdemo») или «протестом жареных колбасок» («Bratwurstprotest»).

Сейчас наиболее популярной формой студенческой борьбы является так называемая «оккупация» университета, которая иногда сопровождается забастовкой. Впрочем, от страны к стране университетские оккупации имеют существенные различия.

В большинстве стран Европы такая оккупация свелась к захвату студентами одного или нескольких главных лекционных залов, при этом учебный процесс длится для всех желающих. Такая форма протеста реализовалась в Германии, Австрии, Великобритании, Италии и Испании. Вместе с тем лекционные залы стали дискуссионными площадками, на которых протестующие формулируют выдвигаемые требования, обсуждают стратегию дальнейших действий и проводят альтернативные семинары и лекции, которые, в свою очередь, являются университетскими аналогами автономных социальных центров в Италии и Франции.

С другой стороны, есть примеры гораздо более радикальных протестов в Хорватии и Калифорнии. В Хорватии студенты факультета социальных и гуманитарных наук Загребского университета в разгар местных выборов больше месяца удерживали свой корпус, полностью прекратив занятия. К ним присоединилась большая часть вузов Хорватии. После временного прекращения протестов в ноябре хорватские студенты снова захватили несколько университетов и ряд отдельных факультетов (что не обходилось без силовой конфронтации с наемной охраной и полицией), полностью прекратив обучение. Можно сказать, что хорватские студенты стали на путь полноценной забастовки. В Голландии студенты действовали не менее радикально: в Гронингене учащиеся прибегли к оккупации офиса администрации университета.

Калифорния стала свидетелем похожего сценария развития событий. В результате повышения платы за обучение на 32%, возмущенные полным игнорированием предыдущих «мирных» протестов, студенты различных вузов регулярно «оккупируют» различные учебные и административные корпуса. Их так же регулярно оттуда «выжимает» полиция, что, в свою очередь, сопровождается арестами и прямыми столкновениями, но на следующий день студенты снова захватывают тот же или уже новый корпус. Сейчас в это движение вовлечено восемь калифорнийских университетов, среди них Беркли и UCLA — крупнейшие калифорнийские вузы. Впрочем, всеобщей забастовки они не добились.

Несмотря на очевидные различия в репертуаре студенческих протестов, во всех этих акциях есть нечто общее — все они не укладываются в привычные законные рамки. Оккупации любых видов не являются разрешенной формой борьбы. С другой же стороны, такие акции протеста не представляются слишком радикальными, коими можно назвать альтерглобалистские выступления «черного блока» или настоящие уличные войны в Греции в начале ноября 2009 года. О «неконвенционности» данных протестов свидетельствует тот факт, что даже в случае с немецкими и австрийскими университетами, где все происходит сравнительно мирно и демократично, тем не менее консенсус с администрацией достигается ретроспективно. На это указывают многие случаи разгона «аудиторных оккупаций» полицией, которую зачастую вызывает администрация. В США и в Греции акции протеста носят характер конфронтации с полицией, в Хорватии — конфронтация происходит в основном с администрацией и оплачиваемыми ею охранными фирмами.

Другим важным отличием этих акций является характер процесса принятия решений. Во всех без исключения протестах традиционные профсоюзы и студенческие союзы либо вообще не участвуют в протестах в качестве монолитных институций, либо вытеснены на второй план. Это обусловлено не только их оппортунизмом и неэффективностью, но и самим механизмом принятия решений в среде протестующих. Ведь все решения относительно протестов принимаются на общих пленумах, куда допускаются все заинтересованные лица — а не исключительно студенты и преподаватели. В таком же режиме дискуссий и совместных голосований формулируются выдвигаемые требования и конкретная тактика борьбы.

В таких освобожденных пространствах (которые иногда составляют целые университетские корпуса) приобретают определенную популярность и другие формы активности. Здесь достаточно часто проводятся альтернативные семинары, лекции, симпозиумы, дискуссии, посвященные не только образовательной тематике, но и общим социальным проблемам. Программа этих мероприятий в «освобожденных аудиториях» зачастую расписана на несколько недель вперед. Как откровенно признают сами участники студенческой борьбы, это пространство служит местом для политизации протеста, создания места для новой политики, основанной на низовой демократии. Впрочем, уровень поддержки такой политизации также не стоит преувеличивать, ведь большинство студентов остаются приверженцами конкретных требований, а не широких идеологических платформ.

Характерной особенностью этих выступлений является их принципиальный некарнавальный и внемедийный характер. Уже сейчас очевидно, что, за исключением Венской академии искусств (где все действия активистов постоянно передавались в Интернет через веб-камеры), ни один из протестов по своей структуре не был ориентирован на освещение в СМИ в качестве главного способа давления на власть.

В Германии эта тенденция отображается наиболее отчетливо. В Германии все без исключения средства массовой информации, даже те, которые одобрительно оценивают протесты, подозреваются в попытке «захвалить движение насмерть», то есть за кажущимся вниманием СМИ скрыть отсутствие реальных действий парламентских партий, как правительственных, так и оппозиционных, а также внести раскол между «радикалами» и умеренными студентами. В Хорватии студенты вообще прямо противопоставили себя существующим конвенционным СМИ, в своих воззваниях жестко критикуя сам способ освещения событий.

Проще говоря, реакция стандартных СМИ не имела и не имеет решающего значения для этих протестов, что само по себе является интересным феноменом. С другой стороны, Интернет и прежде всего разнообразные социальные сети стали основными проводниками информации и средствами мобилизации студентов.

Итак, мы кратко очертили проблематику вопроса, взглянули на методы протестов. Теперь следует разобраться: какие же требования выдвигают протестующие? И вот тут начинается самое интересное.

Проблема дискурсов

Дискурсы протестующих отличаются как от радикальных призывов 1968 года, так и от довольно вялых студенческих протестов недавних лет, стремившихся прежде всего сохранить существующее положение вещей (например, протесты против закона о первом найме во Франции).

Мой тезис заключается в том, что это очень четкие прагматичные требования, сочетающиеся, тем не менее, с их утопическим характером. Эта утопичность имеет разные измерения.

Прежде всего, утопично выглядят данные требования с точки зрения господствующего рыночного неолиберального дискурса. Даже самые умеренные из требований евробюрократия оценивает как чересчур радикальные. Например, в Дортмундском университете реформирование образования видят таким образом:
— равное участие в процессе принятия решений студентов, преподавателей и персонала университета;
полная отмена оплаты за обучение;
— увеличение финансирования образовательной и научной сферы;
— отмена центральных для Болонского процесса пунктов (а именно, ограничений на свободу выбора учебных курсов и времени обучения).

Далее, в большинстве университетов требования не исчерпываются вышеназванными пунктами и имеют уже не характер реакции на действия власти, а содержат сугубо прогрессивные, «атакующие» требования. Среди них свободный доступ к образованию всех неграждан Евросоюза; отмена ограничений на доступ к различным уровням высшего образования; 50% квота представительства женщин на всех университетских должностях и внедрение стипендий как средства преодоления социальной сегрегации.

Интересными являются требования улучшения качества обучения (что является элементом общего требования отказа от «зубодробительной» Болонской системы) и увеличение возможности выбора дисциплин, а также времени на их освоение, улучшение квалификации преподавателей и т. п. Эти требования почти везде соотносятся с общим требованием изменения цели образования как такового — вместо воспроизведения существующего социального строя, вместо дисциплинарной матрицы, в которой создаются будущие потребители и производители, вместо института, где студенты загоняются в пожизненные долговые ямы, образование должно способствовать развитию критических способностей, свободному самоутверждению и новой коллективности. В общем, образование должно способствовать прогрессу всего общества. И это, я подчеркиваю, не мои слова, это цитаты из целой серии официальных коммюнике и воззваний протестующих студентов.

Здесь мы выходим на еще один специфический момент этого протестного дискурса — конкретные и, в принципе, достижимые, хотя и немыслимые для власти, требования сочетаются с довольно жесткой критикой социальной структуры. Практически везде — от Хорватии до Калифорнии — рефреном звучит разочарование в неолиберальном обществе, а часто и в капитализме как таковом. Студенческая борьба позиционируется не только как локальная борьба за местные прагматические изменения, но и как пространство, в котором происходит общая антикапиталистическая борьба. Успех на этом поле состоит в деэкономизации образования, в превращении университетов в площадь реализации низовой политики и выработки действенного инструментария (как теоретического, так и практического) для проведения социальных изменений. Университет должен стать шагом к построению более справедливого общества, чем то, которое предлагает неолиберальная или авторитарно-националистическая пропаганда.

С другой стороны, протестующие прямо утверждают, что говорить о каких-то структурных, долгосрочных изменениях в образовании без изменения самого общества невозможно. Вот как об этом написали студенты Загребского университета: «Мы добиваемся свободного, бесплатного, доступного для всех образования, равно как и общества, которое способно обеспечить такое образование».

Перспективы и последствия

В заключение несколько слов о перспективах этого движения. Уже сейчас очевидно, что простой победы не будет, и в нескольких странах движение уже пошло на спад. Зато в Калифорнии борьба становится все более радикальной: увеличивается число драк с полицией и давление на администрацию. Такое положение вещей является, по моему мнению, ответом на очень агрессивную реакцию полиции и администрации, не говоря уже об уличной войне в Греции, которая, впрочем, выходит за рамки студенческого движения. Одновременно со спадом протеста в Хорватии и Италии существует рост напряжения в Латвии, поэтому можно спрогнозировать, что студенческая борьба будет расширяться.

При любом развитии событий эта борьба уже имеет свои последствия.

Во-первых, протесты способствовали выработке новой политической практики, которая предусматривает коллективные механизмы принятия решений, отказ от конвенционных протестов с их ориентацией на резонанс в медиа. Протесты также привели к переоценке роли СМИ, точнее, к дисквалификации традиционных СМИ в качестве действенного инструмента в низовой политической борьбе. Кроме того, в процессе студенческих протестов возник принцип недоверия к власти. Теперь только реальная имплементация изменений может привести к прекращению протестов, никакие обещания со стороны властей такого эффекта на протестующих не имеют.

Еще одним последствием студенческих протестов стал пересмотр самого понимания образования и науки в современном мире в общем, а также введение в общественный дискурс темы бесплатного образования в частности.

Кроме того, вследствие студенческих протестов реабилитировалась тема утопии как горизонта реальных политических действий в низовой демократической политике. В конечном итоге, образование стало связующим звеном между локальными тактическими требованиями и общей стратегической целью — изменением общества.

Осознание этих уроков студенческих движений необходимо как для теоретического осмысления сегодняшних перспектив прогрессивной политики в целом — и в сфере образования в частности, так и для практических попыток изменить наш мир к лучшему.


Вадим Гудыма
Источник: "Скепсис"
Оригинал статьи: commons.com.ua.