Лента: Общество

Датское издательство "Гюлдендал" выпустило монографию "Краткая история Дании в ХХ веке" на английском языке /"A Short History of Denmark in the 20th century", Gyldendal, 2009, pp.397/. Ее автор – Бо Лидегор, защитивший диссертацию по современной истории в Копенгагенском университете, опубликовал многочисленные работы о Дании в системе международных отношений в ХХ веке. Будучи профессиональным дипломатом, он с 2003 года по настоящее время занимает должность постоянного заместителя руководителя секретариата кабинета премьер-министра Дании.

Во вступлении бегло рассматриваются основные события в датской истории ХIХ века, которые заложили основы современного датского общества и характера датчан. В первой части описываются первые десятилетия датской демократии с созданием политических партий и политической системы, которые сохраняются до настоящего времени. Во второй части рассказывается о противостоянии датской демократии тоталитарным идеологиям в1930-е годы и периоде германской оккупации. Третья часть посвящена периоду "холодной войны", когда страна занимала "прифронтовую" позицию между Востоком и Западом, превращению Дании из традиционной аграрной страны в современное индустриально развитое государство. В последней главе описывается переход Дании к активной внешней политике после периода "холодной войны" и новый расклад политических сил внутри страны.

Главная идея предназначенной для иностранцев книги, которая проходит лейтмотивом через весь текст, – глубокая приверженность датчан демократии и неприятие ими всех форм тоталитаризма. Хотя книга носит очевидно пропагандистский характер, ее автор – профессиональный историк, который умеет ярко высветить узловые моменты и проблемы в датской истории. При критическом подходе читателя монография может дать много для понимания датской политики в прошлом и в настоящем.

В России существует определенный стереотип весьма положительных российско-датских двусторонних отношений, создавшийся в результате благоприятных исторических обстоятельств и прагматизма обеих сторон, которым в течение многих лет удается воздерживаться от конфронтационной риторики. Это не означает, что между двумя странами не существует противоречий по конкретным вопросам текущей политики. В книге Бо Лидегора значительное внимание уделяется датско-российским отношениям, и содержащиеся в ней суждения и оценки могут быть полезны для понимания позиции датского партнера в России.

Во вступлении отмечается, что Россия поддержала Данию в 3-летней войне против Пруссии 1848-1851 гг. Эта позиция однако объясняется не симпатией к маленьком северному королевству, указывает автор, подчеркивая, что "Россия не хотела, чтобы Пруссия становилась слишком сильной", но и не намеревалась ввязываться в спровоцированную Данией войну.

В середине 1850 годов промышленник Карл Фредерик Титген основал "Большую северную телеграфную компанию". Он пытался извлечь выгоду из династических связей между Данией и Россией и получить долгосрочные концессии в России на международную телеграфию, сумев соединить в 1872 году Северную Европу с Восточной Азией через Сибирь. В результате "Большая северная" стала самой богатой и успешной в Дании компанией до 1930 годов, когда ее монополия, в основном на Японию и Китай, была оспорена новыми беспроводными технологиями, и стало труднее получать необходимые лицензии у правительств для прокладки линий. "Нужно заметить, – пишет Лидегор, – что "Большая северная телеграфная компания" установила коммерческие отношения с большевиками, когда они пришли к власти в России, и с коммунистами в КНР после 1949 года, став одной из немногих иностранных компаний, способных продолжать свою экономическую деятельность, не прерывая ее из-за революций".

Тем не менее, отмечает автор, большевистская революция внесла перебои в прежде самый большой рынок датского бизнес- сообщества. "Поскольку Дания была "окном в Россию", правительство пыталось разработать новую политику, определив датскую позицию по отношению к коммунистическому режиму, – пишет он. – Когда стало ясно, что большевики прочно утвердились у власти, правительство нашло естественным, в соответствии со своими экономическими и политическими интересами, установить связи с новым режимом. Оно не боялось "заразиться революцией" от отсталой и бедной страны, но и не считало возможным оказывать влияние на события в России".

В 1920 году был назначен новый министр иностранных дел Харальд Скавениус, который считал, что Дания должна сыграть активную роль в мобилизации сил против большевиков. По его мнению, торговля с Советами была менее важна, чем политическая борьба с большевистским режимом. Даже когда международная коалиция по изоляции России развалилась, он считал, что Дания должна продолжать конфронтацию. По его мнению, отмечает автор книги, "в долгосрочном плане борьба против большевиков и красной угрозы были важнее мелких коммерческих интересов, и если датские компании утратят рынки в России, то найдут их в другом месте".

"Поначалу Скавениуса поддерживали ряд влиятельных бизнесменов, которые надеялись на скорый конец коммунистов в России, однако они быстро устали от этой бесперспективной политики правительства тем более, что их конкуренты из других западных стран беспрепятственно плавали в мутных водах, – продолжает Лидегор. – Почему Дания должна быть в центре урагана, а другие европейцы нет? Какова естественная роль Дании? В результате промышленники сместили министра, заменив его другим, который был более озабочен экспортом и вел себя сдержаннее".

После договоренности между Москвой и Берлином в Рапалло западная коалиция распалась, и Дания начала официальные переговоры, которые привели к подписанию в Москве в 1923 году соглашения об основах будущего экономического сотрудничества между двумя странами.

"Новая политика Дании по отношению к молодому СССР интересна, так как иллюстрирует два соперничающих подхода в датской внешней политике – реалистический и идеалистический, – подчеркивает автор. – /.../ Разница не в понимании того, что представлял собой Советский Союз и не в понимании торгово-экономических интересов Дании в балтийских странах. Представители обеих тенденций считали, что необходимо исходить из интересов датских компаний, но, в конечном итоге, что должны превалировать государственные интересы".

Различными были исходные точки в определении государственных интересов, отмечает он. Одни /социал- демократы/ рассматривали государство больше с общественной точки зрения, как социально-политический контракт, составляющий ткань датского общества. Другие /Скавениус/ видели в Дании суверенное государство среди других европейских государств. "Первые указывали на циничные, эгоистические интересы крупных держав, утверждая, что маленькая Дания должна в одиночку обеспечивать свои интересы, тогда как вторые подчеркивали провозглашенные высокие интересы политики крупных держав, утверждая, что Дания должна идти вместе с ними и, если возможно, найти себе союзников среди лидирующих "хороших" крупных держав, чтобы следовать тем же курсом и в обмен получить защиту против "плохих" держав".

В начале второй части автор отмечает, что природу европейских тоталитарных режимов в Дании лучше всех понял Хартвиг Фриш, опубликовавший в 1933 году книгу "Рана в Европе – коммунизм, фашизм нацизм". В ней он писал об общих корнях трех тоталитарных движений и утверждал, что "у них гораздо больше общего, чем позволяют увидеть идеологические расхождения между ними. У них одна природа и одни и те же цели. Все они противостоят демократии и несут в себе фатальные аспекты, ведущие к тоталитарному режиму, угнетению, смерти и разрушению. Другими словами, – союз между социал-демократами и коммунистами против фашизма и нацизма не является решением проблемы. Коммунизм – часть проблемы, а не партнер в защите демократии".

"Участь Финляндии в "зимней войне" 1939-1940 годов стала для любого датского правительства последним доказательством того, что коммунизм и нацизм едины в их тоталитарном презрении к демократии и международному праву, – пишет Лидегор, – а маленькие нейтральные страны, становящиеся жертвами их агрессии, вряд ли могут рассчитывать на поддержку сильных демократических стран – Швеции и Великобритании".

Красная Армия продвигалась с Востока, силы маршала Монтгомери – с Запада, и никто не знал, кто первым достигнет оккупированной гитлеровцами Дании, так что датские политики готовились к "освобождению" Советским Союзом, отмечает автор. В результате на основной территории Дании капитуляцию у гитлеровских военачальников приняли все же англо-американцы.

Лидегор констатирует конструктивное отношение Советского Союза к Дании. "Москва не усмотрела глубокого антикоммунизма среди большинства "старых политиков" Дании, Сталин забыл о попытке изолировать коммунистов в 1941 году, о вступлении в Антикоминтерновский пакт и образовании датской добровольческой эсэсовской дивизии. Помимо риторики о коллаборационизме "старых политиков", Москва заняла достаточно прагматичную позицию по отношению к Дании. Поняв, что немедленный коммунистический путч невозможен, она решила воспользоваться широкой популярностью коммунистических борцов за мир и преобразовать ее в политический капитал в послевоенной Дании".

Касаясь хода конференции по учреждению ООН в Сан- Франциско, автор пишет, что США и Великобритания поддерживали участие Дании, тогда как "Москва колебалась, пока летом 1945 года Кремль не решил проявить добрую волю и не препятствовать участию Дании". Так Дания стала членом- учредителем ООН, "хотя она никогда не была формально признана членом союзной коалиции и даже никогда не находилась в состоянии войны с Германией".

"Часть страны все же пережила тяжелое испытание, – продолжает Лидегор. – Остров Борнхольм на востоке Балтийского моря был освобожден Советским Союзом, так как у Монтгомери и Эйзенхауэра не было ясного понимания с Москвой относительно острова. Поэтому они колебались в связи с тем, направлять ли офицера для принятия капитуляции у местного германского командира. Результатом были советские бомбардировки после капитуляции Германии на остальной части территории с определенными жертвами и значительным ущербом в городах Нексе и Рене. После окончательного краха нацистского режима 9 мая советские силы высадились на Борнхольме и взяли остров под контроль".

"Отношения между датскими властями Борнхольма и советскими оккупационными силами были теплыми, – продолжает Лидегор. – Красная Армия была дисциплинированной и вела себя корректно по отношению к населению. Официально Дания заняла позицию гостеприимного хозяина и тепло благодарила советских военных за освобождение, однако в многочисленных выступлениях и тостах датская сторона ясно обращала внимание на грустный факт, что даже самые желанные гости в определенный момент уходят домой, тогда как русские подчеркивали долгосрочные связи дружбы между двумя странами. О реальных планах Сталина мало кто знал, и Москва избегала любых намеков на его намерения, когда вставал вопрос о продолжительности пребывания советских военных на Борнхольме".

В ходе первых послевоенных выборов даже консерваторы провозглашали: "Сегодня мы все социалисты", имея в виду решающий вклад Красной Армии в победу и отражая общее мнение, что Советский Союз завоевал уважение своими страданиями и проявил боевой дух, который сделал его прочным партнером в новой Европе. Большинство голосов все же получили социал-демократы, а коммунисты завоевали беспрецедентные 18 мест в парламенте.

"В марте 1946 года Москва неожиданно заявила, что ее войска покинут Борнхольм сразу, как только Дания сможет подтвердить, что способна "своими собственными силами вступить в немедленное владение островом и осуществлять его полное управление без любой помощи иностранных войск". Копенгаген быстро подтвердил это, и вскоре советские войска покинули Борнхольм с обновленными заверениями в прочной дружбе и "обильными тостами под водку и аквавит".

"Никогда полностью не выяснилось, чем было вызвало решение Кремля покинуть Борнхольм без всяких условий, – указывает автор. – Наиболее вероятное предположение состоит в том, что Сталин принял это решение, услышав, что датские коммунисты готовы завоевать власть избирательными средствами, и только проблема Борнхольма стоит у них на пути".
"Вернувшись к своей традиционной внешней политике, Дания в условиях начинающейся "холодной войны" заняла позицию вне двух блоков, – пишет Лидегор в начале следующей части книги. – Дания понимала, что Советский Союз стал сильнейшей военной державой на континенте и находился очень близко к Дании. Особенно после ухода русских с Борнхольма у Дании не было никакого желания вступать в спор со своим большим соседом на Востоке".

Однако после того, как Советский Союз осудил на сессии Генеральной Ассамблеи ООН "план Маршалла" как попытку американцев разделить и контролировать Европу, северным странам стало труднее воздерживаться от занятия позиции в зарождающемся конфликте между Востоком и Западом. Хотя участие в "плане Маршалла" означало занятие такой позиции, правительство Дании приняло участие в переговорах.

Правительство преследовали кошмары, что коммунисты возьмут верх. Согласно автору, во время войны "социал- демократы не верили в намерения коммунистов и рассматривали их утверждения о принадлежности к Национальному фронту освобождения Дании как обманную стратегию, нацеленную на внедрение в стране после освобождения "народной демократии".

"Настоящий страх перед Советским Союзом однако редко охватывал ведущих политиков, – отмечает автор. – Действительно, генерал Жуков, как будто, устремился к южной Ютландии в последние дни войны, существовала глубокая неопределенность в отношении Борнхольма. Однако, в начале 1948 года немногие видели в Советском Союзе непосредственную угрозу безопасности Дании".

"В феврале коммунисты оккупированной Чехословакии провели успешный переворот, и в Дании шок от этого усилился, когда через несколько дней стало известно, что Сталин пригласил Финляндию к переговорам о двустороннем сотрудничестве, – пишет Лидегор. – Правительство получило тревожные сигналы, что предстоит некая советская акция против одной из северных стран, /.../ и использовало признаки кризиса для того, чтобы продемонстрировать, что ситуация изменилась, и правительство может и будет защищать страну в случае нападения. Это также было сигналом, что любая попытка переворота внутри страны будет встречена решительным вооруженным сопротивлением, даже если будет пользоваться внешней поддержкой".

"Перед Данией встала необходимость формирования новой концепции безопасности, – пишет автор. – Если прежде ее неразрешимой проблемой было то, что ни одна крупная держава не могла защитить ее от нападения Германии, то теперь такая же ситуация возникла в отношении возможного нападения Советского Союза".

В сентябре 1948 года "кошмарный сценарий русской внезапной атаки, как будто, материализовался, – отмечается в книге. – Срочные секретные доклады предупреждали правительство о предстоящей высадке русских на Борнхольме". Над островом были замечены около 40 бомбардировщиков, которые, будто бы, готовились к посадке. Правительство на срочном заседании приняло решение защищаться. "К счастью, это оказалось ложной тревогой, – пишет автор. – Русские бомбардировщики не бомбили и не приземлялись, так что эпизод был сохранен в секрете, а министр обороны сказал, что "Дания еще раз купилась".

"Для датской демократии компартия представляла проблему, – указывает Лидегор. – С одной стороны, мало кто сомневался в тесной связи коммунистов с товарищами из Москвы. После того, как Советский Союз стал главным противником в "холодной войне", все предполагали, что коммунисты – своего рода "пятая колонна", ожидающая прихода русских, чтобы взять власть. Никто не сомневался в истинной природе СССР и товарища Сталина, так что к коммунистам относились с глубокой подозрительностью, и они никогда не получали больше 8-9 мест в парламенте на выборах после выборов 1945 года".

"С другой стороны, Компартия Дании была законной партией, программа которой вполне соответствовала Конституции, а ее политики пользовались правами и уважением избранных членов парламента. Многих коммунистов уважали на местном уровне, как хороших переговорщиков или организаторов". "Более того, многие интеллектуалы и писатели принадлежали компартии, и хотя их критика капитализма была жесткой и бескомпромиссной, это были голоса демократии. Терпимость и проявление определенного уважения к коммунистам отражало суть датского самосознания, – подчеркивает автор, – восходившего к учению пастора Грундтвига в ХIХ веке и обновленного в ходе послевоенных дискуссий о демократии".

"Подобный аргумент использовался и для маленькой нацистской партии, которую также терпели после войны, хотя ее поддержка ограничивалась несколькими невразумительными личностями, которые время от времени участвовали в общественных дебатах. Идея ограничения свободы слова и мнения шла вразрез с глубоким общественным инстинктом, – указывает Лидегор. – Не случайно наиболее часто цитируемый параграф Конституции гласит, что в Дании никогда больше не будет введена цензура".
Как упоминалось, в 1946 году Дания подтвердила СССР, что способна управлять Борнхольмом "собственными силами". Согласно Москве, это означало, что союзные военные силы не могут действовать на острове.

Этот вопрос вышел на первый план, когда в 1952 году НАТО запланировала масштабные военно-морские учения, включающие имитацию нападения на Борнхольм с Востока. В результате глава МИД Дании на организованном на Борнхольме митинге заявил, что правительство отдает себе отчет об "особом положении" Борнхольма, заверив Советы, что слухи о масштабном наращивании военных сил на острове не имеют оснований. Этот курс Дания сохранила до конца "холодной войны" – силы НАТО не появлялись на Борнхольме, и это никогда не подвергалось критике в альянсе. Между тем, замечает все же автор, на острове был размещен пост перехвата /прослушивания/ с Востока.

Второе трудное решение было связано с планами размещения в Дании воздушных баз НАТО, что предполагало пребывание иностранных войск в Дании в мирное время, что ранее она вместе с Норвегией отвергла. Решающим был вопрос о том, не слишком ли опасен отказ от военных баз в условиях, когда угроза советской атаки считалась вполне реальной? Поскольку в 1953 году международная обстановка разрядилась, заключает Лидегор, было решено не поддерживать размещение баз.

Это стало долгосрочной датской стратегией в отношениях с Советским Союзом, пишет автор, – "заверять Москву, что Дания сохраняет непровокационную и неконфронтационную позицию в альянсе, пока СССР занимает такую же позицию в двусторонних отношениях с Данией, давая понять, что наращивание военного присутствия или воинственной риторики толкнет Данию к дальнейшей интеграции в НАТО". Решение отказаться от баз НАТО, отмечает он, "ознаменовало конец краткого периода в 1948-1953 годы, когда Дания опасалась остаться в изоляции перед лицом советского нападения".

"Датские лидеры не питали иллюзий относительно характера коммунистического режима, но предпочитали вести переговоры с ним, нежели подвергать критике, – продолжает Лидегор. – Дания поддерживала корректные и даже дружественные связи с Советским Союзом, политики нередко наносили взаимные визиты, обмениваясь "откровенными" мнениями и обильными тостами. В целом у них сложилось впечатление, что режим был бы счастлив командовать Данией, но в целом принял позицию Дании и ценил откровенность датчан".

"Регулярные контакты укрепили в Копенгагене впечатление, что советское нападение на Данию неактуально, – делает вывод автор. – Москва настаивала на расширении экономических связей и других контактов, а датское правительство считало, что такие обмены убедят русских в достоинствах датского общества больше, чем что-либо еще. Правительство понимало, что определенные отрасли промышленности и такие компании, где сильно влияние коммунистов, как копенгагенская судоверфь "Burmeister & Wаin", зависят от экспорта в Советский Союз, который платил хорошие цены. Если этой возможности не будет, то кризис в тяжелой промышленности, очевидно, приведет к социальным волнениям и сыграет на руку радикальным элементам".

"Поэтому Дания скептически отнеслась к системе контроля над экспортом, введенной под эгидой НАТО и расширявшейся в 1950-е годы, – указывается в книге. – Датские министры неоднократно вступали в споры с американцами, отстаивая возможность экспортировать суда в СССР. Датское правительство часто заверяло Москву, что Дания не будет участвовать в агрессивных акциях НАТО против СССР или любой другой страны в этом вопросе, так как чувствовало, что отказ продавать гражданские суда означает если не агрессию, то недружественный акт".

Весной 1956 года, после смерти Сталина и ХХ съезда КПСС премьер-министр Хансен совершил продолжительный визит в СССР. Он встретился с новыми руководителями Кремля и в результате тонкой дипломатии нашел путь обойти эмбарго НАТО, заключив контракты о поставке СССР двух гражданских судов.

После событий в Венгрии 1956 года внутренняя поддержка датских коммунистов сошла практически на нет, а их лидер Аксель Ларсен "совершил политическое харакири", защищая "советскую помощь венгерским товарищам против фашистской революции", отмечается в книге. В последующие месяцы в Дании были приняты 1400 венгерских беженцев.

После этого Ларсен понял, что компартия не имеет будущего в датской политике, пока следует диктуемой из Москвы линии. Он сформулировал новую платформу, близкую югославским коммунистам Тито, и в 1958 году в Дании появилась Социалистическая народная партия во главе с Акселем Ларсеном.

В 1962 году, в разгар "карибского кризиса", премьер- министр Йенс Отто Краг получил срочную информацию военной разведки о том, что в водах пролива Большой Бельт /между датскими островами Зеландия и Фюн/ замечены советские транспортные корабли, направляющиеся в Балтийское море. Это стало одним из первых сообщений о том, что в "ракетном кризисе" Советский Союз пошел назад. "Именно датская разведка обнаружила эту информацию и сообщила ее в Вашингтон, – пишет Лидегор. – Таким образом, /находившаяся на периферии международной политики/ Дания вновь оказалась на политической карте. Не только была отведена катастрофа, но также и Дания была в курсе событий".

В январе 1964 года Краг совершил официальный визит в Москву, затем – в Нью-Йорк и Вашингтон. В июне этого года он принял в Дании Хрущева, а попутно встречался с европейскими коллегами. "Во время каждого визита имели место интенсивные политические дискуссии, и Краг старательно сообщал о своих впечатлениях, открытиях и выводах особенно в Вашингтон, – подчеркивает Лидегор. – Ему нравилось видеть себя в роли эмиссара, хотя никто из заинтересованных стран не просил его об этом. Он однако стал партнером в диалоге, развив замечательное понимание с советскими руководителями и будучи способен основывать свои стратегические суждения на прямых контактах с лидерами, влияющими на мировые дела".

"Оттачивая свою концепцию европейского атлантизма, Краг понял, что Дания представляет большую ценность для Америки, когда играет активную посредническую роль по отношению к Советскому Союзу, чем когда просто отражает американскую внешнюю политику, – пишет автор. – Вашингтон не нуждался еще в одном маленьком европейском прислужнике, а был заинтересован в активной датской политике, которая сочетала бы глубоко обоснованный антикоммунизм с прагматичным неконфронтационным подходом к Восточной Европе. Так тонкое взаимодействие с национальными интересами в Восточной Европе позади доктрин контролируемых Советами режимов стало датской нишей".

"На этой основе Дания развила свою роль "строителя мостов", сочетавшую активную посредническую деятельность между Востоком и Западом, а также в Европе с достаточно незаметной позицией, избегая национальных или конфронтационных демаршей. Другими словами, Дания воздерживалась от идеологических или риторических аспектов политики НАТО и сознательно пыталась поддерживать дружественные отношения с восточноевропейскими соседями, включая Советский Союз".

"В последние годы эта "роль строителя мостов" стала предметом резкой критики со стороны "новых правых", которые усматривали в ней примирение с тоталитарным коммунизмом и игнорирование жестокостей, допущенных коммунистами во время "холодной войны", – отмечает Лидегор. – Многие интерпретировали непровокационную позицию датского правительства в 1960-1970-е годы как признак страха или подчиненности по отношению к бескомпромиссной и угрожающей позиции СССР. История не подтверждает этих обвинений. Действительно, датские промышленные коммерческие и особенно аграрные круги имели серьезные интересы на восточном рынке и старались расширить свои связи со странами восточного блока, однако при этом Дания имела глубокие корни в западном союзе".

"Более того, коммунисты оставались в Дании главным политическим оппонентом социал-демократов. /.../ Другими словами, Дания могла мягко реагировать на угрожающее рычание из Кремля, но резко отвечала на внутренние вылазки крайних политических сил, в частности, коммунистического толка. Активная посредническая роль Дании очевидно имела большее значение с точки зрения Копенгагена, чем в перспективе крупных столиц. Датская инициатива была по достоинству оценена большинством западных союзников, и нет свидетельств того, что Вашингтон, Лондон, Париж или Бонн возражали против активной попытки Копенгагена построить деловые отношения с Москвой. Напротив, датские контакты и информации нередко были использованы и высоко оценены. Это не значит, что Дания была ключевым игроком в формировании восточной политики, но, проводя активную, хотя и сдержанную линию, она создала себе активную роль, настолько ключевую, насколько может надеяться маленькая страна".

В середине 1970-х годов СССР разместил в Восточной Европе ракеты средней дальности, в ответ в декабре 1979 года НАТО приняло "двойное решение", начав размещение в Западной Европе 572 ракет средней дальности и одновременно предложив начать переговоры об их взаимном выводе. В Дании правительство придерживалось политики НАТО, тогда как парламент, в котором большинство принадлежало социал- демократической оппозиции, требовал, чтобы кабинет проводил антинатовскую политику разоружения. Особая датская позиция включалась в официальные документы НАТО в виде сносок, и поэтому эта политика получила наименование "политики примечаний".

"Эта странная ситуация стала возможной из-за изменения среды международной безопасности, – пишет Лидергор. – Перед Второй мировой войной и во время "холодной войны" давление на безопасность Дании побуждало партии выступать единым фронтом в защиту социального устройства датского общества. Теперь этот механизм уже не функционировал. К 1980 году мало кто уже боялся, что "русские придут" или "коммунисты возьмут власть", и в более идеологизированном послевоенном поколении политиков консенсус по вопросам политики обороны и безопасности исчез. Несогласные с содержанием и направлением этой политики партийные лидеры поняли, что она тоже может быть полем политической борьбы и разделения".

"Теперь внешняя политика не сводилась к достижению интересов и обеспечению безопасности, а все больше превращалась в распространение определенного политического видения на мировой арене, – объясняет автор. – Это привело к крутому повороту в датской внешней политике – от выжидательной, "притаившейся" позиции в опасный период до 1940 года без возможности вступать в союзы, через позицию "заслуживающего доверия, но не конфронтационного члена НАТО" в течение "холодной войны" к новой концепции "активной внешней политики", которая, наряду с интересами, отстаивала также и идеалы, считая их двумя сторонами одной монеты".

"Политика примечаний" была политической показухой, – делает вывод Лидегор. – Оппозиция пыталась подорвать позиции правительства, тогда как правительство указывало на безответственность оппозиции. Когда эта показуха исчерпала себя, стало ясно, что поражение понесла Социал- демократическая партия, которая потеряла доверие, так как в тактической игре, упустила из виду стратегические интересы партии и страны".

"С падением Берлинской стены и распадом СССР предпосылки датской внешней политики решительно изменились, – отмечается в книге. – По сравнению с периодом "холодной войны" стратегическая позиция Дании переместилась с "прифронтовой линии" в центр, создав возможности для активной международной деятельности, которая ранее была немыслимой. В атмосфере открытости и новых возможностей Дания искала для себя новую роль как в Европе, так и в мире". "Первым, скорее символическим, чем содержательным шагом стало направление осенью 1990 года военного корабля "Олферт Фишер" в Персидский залив в составе миссии ООН по блокаде Ирака в преддверии действий президента Буша в Ираке и Кувейте".

"Дания переформулировала свою политику и пересмотрела свои возможности по обновлению обязательств в балтийском регионе, возобновив политику, замороженную с первых десятилетий века. Сначала правительство развивало контакты между людьми, но после того, как балтийские государства весной 1990 года избрали народные правительства, ситуация прояснилась, и Дания начала проводить динамичную политику по установлению контактов с новыми правительствами. Дания никогда не признавала советской аннексии балтийских республик, и теперь, когда эти маленькие государства стремились к независимости, она встала на их сторону". Таким образом, резюмирует автор, "центром тяжести в этой новой политике были усилия по оказанию помощи трем балтийским государствам в достижении и укреплении их независимости и суверенитета после коллапса СССР".

"Ключевой целью деятельности Дании в Европе в 1990-е годы было общее расширение Евросоюза и НАТО, в частности, открытие дверей в организации для балтийских государств, – пишет Лидегор в завершение монографии. – Таков главный смысл увенчавшихся успехом усилий Дании по расширению Евросоюза на Копенгагенском саммите в 2002 году".

"Перспектива расширения Евросоюза привлекала Данию по ряду причин, – поясняет он. – Прежде всего, Евросоюз, включающий Финляндию, Швецию и Австрию, а также восточноевропейские и балтийские страны, менял баланс всей структуры организации в пользу Центральной и Северной Европы. В результате Дания была уже не на северной окраине, а в географическом, политическом и экономическом центре Европы". Кроме того, включение ряда новых стран "уменьшало давление на Данию со стороны старых членов Евросоюза в направлении укрепления наднационального сотрудничества, которое не отвечало датским приоритетам". "Наконец, расширение отвечало ключевым интересам датской безопасности", – отмечает автор. "Копенгагенские критерии обеспечили весьма успешный переходный процесс в ряде европейских стран, прежде находившихся под контролем Москвы, не вызывая при этом сопротивления России", – отмечает автор.

"До Второй мировой войны классические европейские государства-нации строились вокруг национальной проблематики и надежной обороны, – пишет автор в заключение. – Все это кончилось коммунизмом, фашизмом и нацизмом, крупнейшим социально-экономическим кризисом и опустошительной Второй мировой войной, после которой слова "нация" и "национализм" уже не звучали по-прежнему. В послевоенной Европе роль государства-нации стала другой, теперь она направлена на благо граждан. Правительство получило функцию временного управляющего, а государственный аппарат – обслуживающей организации в распоряжении избирателей. Это сделало коммунистический Советский Союз еще более устрашающим, так как его модель в ранние послевоенные годы казалась многим способной обеспечивать благо граждан так же хорошо – или лучше, – чем ориентированные на свободный рынок западные экономики. Более того, Красная Армия доказала свою мощь и победила в войне, когда все думали, что она потерпит поражение".

Это – последние слова о России или Советском Союзе в книге Бо Лидегора "Краткая история Дании в ХХ веке".


Николай Морозов, корр. ИТАР-ТАСС в Копенгагене
Источник: По материалам ИТАР-ТАСС
При полном или частичном использовании данного материала ссылка на rodon.org обязательна.