Лента: Общество

Предлагаем читателям Рабкор.ру эссе Андрэ Вичека, напечатанное в журнале "Z Magazine."

Время от времени меня преследуют ночные кошмары. Я в лагере беженцев, где-то в Конго или в какой-то другой стране на периферии интересов медиа. Лагерь бомбят. Вокруг бегают дети с вздувшимися от недоедания животами и женщины с животами, вздувшимися в результате насилия. Сверху, с холмов ведется огонь и никакие ооновские силы не в состоянии его подавить.

Я просыпаюсь, и кошмар рассеивается. Иногда я пытаюсь подавить его, вытеснить из подсознания. Но тем не менее, он остается со мной иногда на весь день. А часто это вовсе и не сон, а обычная реальность.

Я действительно нахожусь в Кибати и вижу глаза детей, красные опухшие глаза женщин и дула автоматов. На горизонте сверкают вспышки орудийного огня, из кустов раздаются залпы. А вместо подушки на этот раз я сжимаю «Никон» или ручку.

То, что я пишу и снимаю, часто оказывается на страницах газет и журналов.Некоторые снимки иногда попадают в музеи и галереи. Но перед этим необходимо упорно настаивать и доказывать, убеждая издателей принять эти проблески реальности и показать их публике.

Наверное, эра смелых журналистов и решительных издателей прошла. Репортеры времен Вьетнамской войны, которые помогали ее остановить, уже состарились. Они пишут мемуары и издают книги, но не освещают современные конфликты. Есть, конечно, бесстрашные и решительные люди, вроде Кейта Хармона или Джона Пилгера, но они скорее исключение из общего правила.

А смелые голоса, выражающие иную точку зрения, сейчас нужны даже больше, чем когда бы то ни было. Современные медиа полностью подпали под контроль корпораций, все крупные издания обслуживают экономический истеблишмент и чьи-то политические интересы. И чем больше они в этом преуспевают, тем чаще говорят о необходимости свободы прессы, об объективности, о беспристрастных репортажах. Где угодно, только не у себя.

Большинство англоязычных медиа испытывают беспрецедентное давление при освещении, допустим, жестокости западной политики в странах к югу от Сахары или геноцида, который проводит Индонезия в Западном Папуа (и там и там задействованы крупные корпорации, эксплуатирующие богатые природные ресурсы этих стран).

Медиаиздания истеблишмента в США, Великобритании и Австралии жестко критикуют в основном альтернативные точки зрения, исходящие из Пекина, Каракаса или Гаваны. Чем крепче рыночные фундаменталисты держатся за власть, тем чаще появляется в масс-медиа античавесовская и антикитайская риторика. А пропаганда этих медиа достигает сейчас любого уголка Земного шара.

Я вырос в Чехословакии, и хотя я не помню советские танки на улицах Праги в 1968 году, поскольку в то время был ребенком, я помню, какими были последствия: коллаборационизм, ложь и цинизм «процесса нормализации».

Сейчас же меня, натурализованного гражданина США, шокирует даже не то, что все, о чем я пишу, действительно происходит, а безразличие, с которым воспринимаются все эти жуткие события. Но более всего меня ужасает то, что большинство населения «первого мира» действительно верит во все, что ему преподносят в газетах и на телеканалах. Ложь и однобокость стали настолько очевидными, что просто игнорируются. Но всё это есть!

Описывая лексикон западных властей, Арундхати Рой как-то писала: «Итак, мы знаем, что свиньи – это лошади, девочки – это мальчики, война – это мир».

И мы принимаем это как должное.

Над информацией в США и Великобритании осуществляется куда более тотальный контроль, чем в Чехословакии, Венгрии или Польше 80-х. У нас отсутствует «жажда правды» как ощущение нехватки альтернативных точек зрения, информации, противостоящей режиму, и политической двусмысленности в книгах и в фильмах. В Сиднее, Нью-Йорке и Лондоне эта жажда чувствуется: писатели и журналисты не пишут «между строк», а читатели не ищут скрытых посланий.

Пропаганда и отсутствие альтернативных точек зрения. Мы, кажется, забыли, как это – оспаривать и подвергать сомнению. Мы приняли манипуляции – как настоящим, так и историей. Более того, мы выступаем против тех, кто по-прежнему стоит за защите здравого смысла, очевидной истины, отвергаемой во имя свободы, демократии и объективности (великие слова, которыми злоупотребляли так часто, что они утратили смысл). Не возвращается ли на Запад эпоха, когда на диссидента указывают пальцем, а все мы превращаемся в соглядатаев и коллаборантов? В истории было много таких периодов. Не так давно, совсем не так давно.

Наши интеллектуалы тем временем сотрудничают с властью. Их старания щедро вознаграждаются, а большая часть мира в это время голодает и утопает в крови. Коллаборационизм и умолчание неотъемлемо присущи нашему миру.

Политически корректные формулы внедряются, встраиваются в тексты, речи и даже в сознание многих наших мыслителей. Боже мой, неужели они когда-нибудь смогут обидеть население бедных стран (да ведь они сами мочат друг друга, а мы их вовсе «не оскорбляем», особенно их насквозь коррумпированных политических и религиозных лидеров, защищающих интересы транснациональных компаний)!

Признаемся честно: у нас четко определены границы дозволенного к обсуждению и на ТВ, и в печатных СМИ. То, что подходит истеблишменту, определяет и форму феодальной диктатуры в далеких странах (до тех пор, пока эта диктатура служит интересам этого истеблишмента), уже ставшей частью культуры той или иной подконтрольной страны. Если религия служит западным геополитическим интересам (читай: если религия помогает нам убивать прогрессивных/левых лидеров и их последователей), Запад декларирует глубокое уважение к этой религии, даже оказывает ей поддержку. Великобритания поддерживала ваххабизм на Ближнем Востоке, пока считала его средством подавления стремлений к эгалитарному обществу и справедливому распределению природных ресурсов.

Пока мы обвиняем в нарушении прав человека Кубу (несколько десятков человек, которые и на Западе были бы обвинены в терроризме, так как открыто ставили своей целью свержение конституционного правительства), Китай (из-за Тибета; всеми доступными нам способами прославляя бывших религиозных феодалов, так как критика Китая является главной целью нашей иностранной политики – вполне расистский подход), миллионы жертв наших геополитических интересов гниют в Конго и в других странах к югу от Сахары, в Западном Папуа, на Ближнем Востоке – повсюду.

Наш список фактов нарушения прав человека настолько ужасен (если мы считаем людьми население других стран и считаем нарушение прав человека в Латинской Америке, Африке, Азии таким же неприемлемым, как и в Лондоне, Нью-Йорке и Мельбурне), что невозможно поверить, будто наши граждане до сих пор наделяют государства Запада моральным правом судить кого-либо.

Наша пропаганда, которая уже после «холодной войны» пытается уничтожить остатки прогрессивных движений, осмеливается сравнивать Советский Союз с нацистской Германией (Советский Союз, который Запад пытался принести в жертву нацистской Германии, ценой 20 миллионов жизней спасший мир от фашизма). Но наша пропаганда умалчивает о том, что первые концлагеря были построены не русскими, а Британской империей в Африке, что ГУЛАГ не может сравниться с ужасами колониального террора европейских держав в тот же межвоенный период.

Пропаганда настолько внедрена в сознание американцев и европейцев, что не никакие дискуссии на эту тему просто не возникают: они либо не востребованы, либо не допускаются. В то же время Советская революция и ГУЛАГ служат лишь доказательством того, что социалистическая система вообще не может работать. (Даже если Сталин и был параноиком, это не отрицает существование сговора, целью которого было направить нацистов на Восток, когда Чехословакию принесли в жертву на Мюнхенской конференции 1938 года). Но вспомните геноцид, который Запад устроил в Африке (истребление Бельгией десятков миллионов конголезцев при Леопольде I), – этот факт не считается доказательством неприемлемости западных монархий и рыночного фундаментализма, их опасности для человечества из-за уничтожения сотен миллионов человек по всему миру. Все дело, конечно же, в деньгах и в европейской алчности – в сырье, из-за которого сто лет назад в Конго должны были погибнуть десятки миллионов человек (затем это был каучук). Те же мотивы движут убийцами в Конго и сейчас, только совершают преступления уже местные вооруженные формирования, армия соседней проамериканской Руанды и наемники. В том же причины насилия в Западном Папуа, но убийства совершаются там индонезийскими войсками во имя экономических интересов коррумпированной элиты из Джакарты и западных транснациональных компаний.

Или возьмем Ирак…

Но мы не возмущаемся. Законопослушные граждане наших стран морщатся, но не выходят на улицы, послушно стоят в полночь на пустом перекрестке и ждут зеленый. Они не протестуют против убийств во имя их экономических интересов, поскольку все эти убийства должным образом подаются СМИ и аппаратом пропаганды. Обо всех этих преступлениях, конечно, не говорят как о действиях в интересах крупного бизнеса. Они поданы как необходимая мера по поддержанию высокого уровня жизни большинства в так называемых развитых странах, по соблюдению прав человека, демократии и свободы. Мы готовы принять официальную пропаганду не в последнюю очередь потому, что она успокаивает и расслабляет наше больное сознание.

Интеллектуальные и академические круги также не имеют к ней иммунитета: они принимают, перерабатывают ее и даже вносят свою лепту. На протяжении нескольких последних лет меня приглашали в различные элитные университеты англоязычного мира – Мельбурнский, Гонконгский, Колумбийский и Корнельский университеты, Кембридж и Окленд. И я понял, что оспаривание общепринятых представлений не означает защиту интеллектуальной целостности, совсем наоборот. Академические круги куда враждебнее, чем масс-медиа, относятся к оспариванию существующих клише. Попытайтесь открыто возразить против того, что Индонезия – толерантное государство, движущееся по пути демократии! Да вас в лучшем случае заклеймят экстремистом или провокатором. Не всегда можно будет избежать и прямых оскорблений. Попробуйте оспорить хотя бы монолитные антикитайские взгляды!

В англосаксонских академических кругах нежелательно, просто недопустимо высказывать собственное мнение. Прежде чем что-то заявить, следует кого-нибудь процитировать: «Мистер Грин сказал, что земля круглая. Профессор Браун подтвердил, что вчера был дождь». Если раньше об этом никто не говорил, возникает сомнение, что это вообще происходило. Категорически не рекомендуется импровизация со стороны автора или докладчика – по какому бы то ни было вопросу. В общем, практически каждый аспект, любая деталь должны быть подтверждены истеблишментом и им одобрены. Все должно пройти через неформальную цензуру.

Длинные списки сносок украшают почти все нехудожественные произведения, поскольку академические круги вместо того, чтобы проводить собственные исследования, скрупулезно цитируют и цитируют друг друга. Оруэлл, Бёрчет и Хемингуэй вряд ли смогли бы работать в таких условиях.

Результаты зачастую просто чудовищны. Можно привести два примера подобной интеллектуальной трусости и сервильности не только в дипломатических, но и в академических кругах и журналистов – это Таиланд и Индонезия.

Клише, созданные англосаксонскими медиа и академическими кругами, повторяются всеми, в том числе ВВС, СNN и большинством влиятельных газет. Когда наши медиа говорят о Камбодже, например, они никогда не забывают упомянуть геноцид, развязанный «коммунистическими» «красными кхмерами». Но лишь тщательные поиски в самиздате позволят вам найти информацию о том, что «красные кхмеры» пришли к власти после беспощадной ковровой бомбардировки США сельских районов Камбоджи. А когда вьетнамские войска изгнали «красных кхмеров», именно США потребовали в ООН «немедленного возвращения легитимного правительства»!

Вряд ли вы найдете в западных изданиях и на сайтах что-либо об ужасах войны, развязанной Западом против Индокитая, Индонезии (около 3 миллионов человек были убиты в результате переворота генерала Сухарто, поддержанного США) и Восточного Тимора. То ли дело Тибет! Критика политики Китая в Тибете стала просто-таки эпической. Она стала монументальной, абсолютно непропорциональной.

В чем бы Китай ни потерпел неудачу – это из-за того, что он «все еще коммунистический», а любые успехи Китая проистекают из того, что «он уже не коммунистический». Я, как читатель всего этого, хочу, в конце концов, услышать от самих китайцев – коммунистическая их страна или нет. СМИ твердят, что Китай коммунистический, но большинство людей всего лишь хочет, чтобы он таким был.

Но это еще не все: одной из старейших и величайших культур на планете просто не доверяют, когда она пытается описать сама себя. Все должно быть описано англоговорящими дикторами, единственными, кто избран, дабы формировать мировое общественное мнение.

Я хочу слышать своих коллег из Пекина. Я хочу, чтобы они смогли открыто спорить с теми, кто обвиняет их страну во всем плохом, что происходит от Судана до Бирмы (в том числе и в загрязнении природы). Как часто мы видели на BBC изображения китайских фабрик, выпускающих черный дым, и как часто мы видели такие же картинки из США – крупнейшего в мире загрязнителя окружающей среды?

Что думают японские ученые, писатели и журналисты о Второй мировой войне? Нам известно, что думают англогоязычные журналисты, работающие в Токио, но почему нам не дают прямых переводов текстов тех журналистов, которые наполняют страницы самых массовых в мире изданий, печатающихся в Японии и Китае? Почему мы должны следовать за мудрым поводырем глобального консенсуса?

Благодаря знанию испанского я осознаю, насколько плохо современные тенденции Латинской Америки освещаются британскими и американскими медиа. Мои латиноамериканские коллеги часто сетуют на невозможность нормальной дискуссии о политике Чавеса и Моралеса в Лондоне и Нью-Йорке: те, кто не говорит по-испански, просто единодушны в своей предвзятости.

Левые сейчас являются главной темой обсуждения в Латинской Америке. В то же время североамериканские и британские журналисты, анализирующие современные латиноамериканские революции, склонны двигаться в русле политической линии своих изданий. Читатели всего мира (если они не говорят по-испански) почти ничего не знают о тех, кто на самом деле вершит историю в Боливии и Венесуэле.

Как часто на страницах наших изданий появляется информация о внедрении Чавесом принципов прямой демократии, позволяющей людям определять будущее своей страны путем множества референдумов? В то же время граждане наших «реальных демократий» должны заткнуться и делать, что говорят. Немцам не позволили голосовать по поводу объединения Германии, Чехам и словакам – по поводу «бархатного развода». Британцы, итальянцы и американцы должны были надеть ботинки и маршировать в Ирак.

Англоязычные газеты полны историй о Китае, но сами китайцы в них не говорят о себе. В статьях о Японии самих японцев лишь изредка цитируют, но они не пишут эти статьи от начала до конца.

Конечно, сейчас английский язык – основной способ мирового общения, но такое положение – не навсегда. Наши писатели, журналисты, издательские дома вовсе не способствуют межнациональному взаимопониманию. Они абсолютно не способны проводить политику идейного разнообразия.

СМИ используют английский язык в качестве средства достижения политических, экономических и даже интеллектуальных интересов. Огромное количество людей вынуждены использовать не родной для них английский, чтобы приобщиться к определенной влиятельной группе, группе читающей, понимающей и думающей «правильно». Кроме произношения и грамматики, новички учатся, как им следует чувствовать, как реагировать на окружающий мир, а также что следует считать объективностью. В результате мы получаем однообразие и интеллектуальную дисциплину.

Когда я среди ночи просыпаюсь от очередного кошмара и представляю все, что перенес из цифровой камеры в память, я начинаю мечтать о лучшем, более справедливом мироустройстве. Но тут же возникает и вопрос о том, как же этого достичь?

Я думаю, что все удачные революции прошлого имели одну общую предпосылку: образование и информацию. Люди должны знать правду, чтобы изменить мир, они должны знать прошлое.

Это то, что вновь и вновь я повторяю, обращаясь и к гражданам Чили, и к гражданам Аргентины, и к гражданам ЮАР. Не нужно рассчитывать на лучшее, более честное будущее, даже на простое примирение, если не анализировать, не пытаться понять и прошлое, и настоящее. Поэтому-то Чили и преуспевает там, где Индонезия терпит неудачу. Поэтому ЮАР, несмотря на многочисленные проблемы, все-таки пытается изгнать всех своих демонов и двигаться вперед, к лучшему будущему.

А Западная Европа, США и в определенной степени Австралия живут в отрицании. Они никогда не признают, что развязали террор против большинства населения всего мира и что до сих пор продолжают это делать. Они все еще богаты, поскольку живут потом и кровью других. Они все еще Империя, объединенная колониальной культурой: туловище и члены – едины.

На Земле не будет подлинного мира, пока не исчезнет сама культура контроля, которую можно преодолеть, лишь взглянув в лицо реальности и переосмыслив прошлое.

Ответственность за это лежит на тех, кто понимает, что происходит в этом мире, понимает страдания людей и может говорить правду. Неважно, какова цена, неважно, скольких привилегий ты лишаешься с каждым честным предложением (мы все знаем, что Империя мстительна). Нести истину нужно не власти (она этого не заслуживает), нести истину необходимо «против власти». Следует игнорировать существующие институты – как медиа, так и академические круги, – поскольку они не способ решения, а часть проблемы, поскольку они – соучастники существующего состояния мира, в котором мы все живем. Лишь множество голосов, повторяющих то, что знает каждый; голосов, соединенных в общем «Я обвиняю!» смогут победить царящее в мире зло. Голоса, соединенные во множество. Решительно и смело!


Андрэ Вичек, перевод Дмитрия Колесника
Источник: "Рабкор"