Лента: Общество

В элите стремительно размывается социальный инстинкт – фундаментальное отличие человека от животного.
То, что, собственно, делает человека человеком, превращая биологический вид в человеческую общность в подлинном смысле слова.

Слово «элита» вызывает в нашем обществе в лучшем случае иронические, а значительно чаще – негативные ассоциации. Но, прежде чем присоединиться к обширному хору критиков российской элиты или к редким, слишком редким голосам её защитников, надо определиться, что имеется в виду, каково значение самого термина «элита».

Среди великого множества его определений наибольшей популярностью пользуется так называемое структурно-функциональное, согласно которому элиты – это небольшие группы людей, занимающих ведущее положение и принимающих ключевые решения в политической, экономической и культурной сферах жизни общества. Правда, массовое сознание, как правило, исключает «мастеров культуры» из элиты, подразумевая под последней исключительно политическую и финансовую верхушку. В чём легко убедиться, проанализировав употребление популярной русской дихотомии «мы» – «они». «Мы» – общество, «они» – политики и преуспевающие дельцы; «они» решают за «нас» и вместо «нас».

В идеале к элите предъявляются только два требования, но каких! Она должна быть эффективной и справедливой. Эффективность подразумевает успешное решение стоящих перед страной задач, справедливость – их решение в интересах большинства общества. Гармоничное сочетание эффективности и справедливости встречается столь же редко, как идеальный брак, чаще всего баланс сдвинут в одну из сторон. Но это не беда, как не беда даже почти полное отсутствие эффективности или справедливости. История свидетельствует, что общество готово долго терпеть несправедливую элиту, если она успешно преследует общенациональные цели, например добивается победы в войне и умело подавляет своих противников внутри страны. Точно так же неэффективная элита может пользоваться длительной массовой поддержкой, если её действия считаются справедливыми. Пример неэффективного, но справедливого правления – советская элита 70-х – начала 80-х годов XX века. Однако горе той элите, которая одновременно оказывается и неэффективной, и несправедливой.

Этот небольшой теоретический экскурс позволяет на место публицистического морализаторства и бессильных инвектив в адрес российской элиты поставить её трезвый и нелицеприятный анализ.

Вопрос первый: можно ли нашу элиту назвать эффективной? Не отдельных представителей, а в целом группу людей, принимающих важнейшие государственные решения и контролирующих их выполнение. Увы, ответ – сугубо отрицательный. Качество и эффективность государственного управления в современной России заметно ниже, чем в Советском Союзе, и, по некоторым оценкам, вряд ли выше, чем в ельцинское правление. Не преувеличение ли последнее утверждение? Но если коррупцию считать тромбом, снижающим эффективность государственной машины, то сейчас её артерии зашлакованы значительно больше, чем десятилетие назад.

Нередко приходится слышать, что, мол, наверху принимаются правильные и замечательные решения, но ужасное бюрократическое исполнение извращает их до неузнаваемости. В качестве примера приводится административная реформа Дмитрия Козака. Уровень подобных аргументов сродни заявлению, что сперматозоид был красавцем, а ребёнок почему-то оказался уродом. Грош цена государственному мужу, который не представляет, в какой социальной и культурной среде будут реализовываться его «гениальные» планы. Здесь к месту придётся парафраз знаменитой фразы: другого народа и другой России у нас для «них» нет.

Принципиальная неэффективность государственной элиты как в капле воды отразилась в явлении, которое задело всех и каждого, – в галопирующем росте продовольственных цен. Что здесь проявилось?

Во-первых, неспособность минимального предвидения. Ещё в начале 2007 г. было очевидно, что в силу ряда внешних факторов цены на продовольствие пойдут в гору, но эти аналитические выкладки были проигнорированы. Во-вторых, трусость. Правда о положении дел была сквозь зубы процежена лишь тогда, когда скрывать её уже не было никакой возможности. В-третьих, управленческая слабость и отсутствие политической воли. Государство оказалось неспособно сломить ценовой сговор крупных торговых сетей. Оно не пошло даже на то, чтобы заморозить тарифы на услуги ЖКХ и тарифы естественных монополий и тем самым сдержать инфляцию 2007 года. В-четвёртых, отсутствие стратегического горизонта. Очевидно, что в складывающейся ситуации надо спешно реанимировать отечественное сельское хозяйство. Но так называемый нацпроект по сельскому хозяйству – не более чем средство не дать ему окончательно загнуться, но никак не форсированное развитие.

Современная госэлита преуспела только в двух пунктах: подавлении политических оппонентов и использовании государственных активов и государственного имущества в личных и групповых целях. Но последнее обстоятельство трудно назвать эффективным руководством страной – руководством, которое по определению предполагает приоритет общенациональных целей над личными.

Конечно, российскую финансово-промышленную элиту можно назвать сверхэффективной в части личного обогащения и агрессивной экспансии. Но в том, что касается создания нового промышленного и технологического уклада, а не эксплуатации советского наследства, она выглядит значительно менее успешной. Да и, честно говоря, подавляющему большинству нашего народа нет никакого прока от её успешности. Рядовому обывателю чаще всего невыгодно то, что выгодно «Норникелю» или «ЛУКОЙЛу». В этом нет ничего удивительного. По самой своей природе капиталистическое предпринимательство нацелено на максимизацию прибыли, вынося за скобки справедливость и общественные интересы.

Заставить деловую элиту делиться с обществом, идти навстречу его фундаментальным потребностям можно лишь в прямом смысле слова под дулом пистолета. Таким «пистолетом» по идее служит государство, призванное ограничивать корыстные и групповые интересы. Но ворон ворону глаз не выклюет: родовая черта отечественной элиты – не только деловой, но и государственно-политической – вопиющая несправедливость в отношении общества. Дело даже не в том, что российская элита отчуждена от народа культурно и социально, причём этот разрыв нарастает. Есть серьёзные основания полагать, что в социальном отношении она вообще не вполне относится к человеческому роду.

Это не гипербола, а научная гипотеза, хотя и очень экстравагантная, которую подтверждают исследования ценностного и социокультурного профиля отечественной элиты. Согласно им, в высших эшелонах элиты стремительно размывается социальный инстинкт – фундаментальное отличие человека от животного, то, что, собственно, делает человека человеком, превращая биологический вид в человеческую общность в подлинном смысле слова.

Возможность превращения человека в существо, по своему физическому облику человеческое (антропоморфное), но своим поведением отрицающее человечность, принципиально заложена в самой анатомической структуре нашего мозга. Отражающий весь огромный и с трудом представимый путь становления человека, он состоит из трёх частей, трёх слоёв, или, если угодно, трёх мозгов. Самый древний – это «рептильный мозг» (Р-комплекс), доставшийся нам в наследство от рептилий. На него наслоился лимбический мозг – привет от млекопитающих! И наконец, собственно человеческое приобретение – неокортекс. Эти три мозга отвечают за различные функции человеческого поведения, различные сферы человека, причём «рептильному мозгу» принадлежит ключевая роль в агрессивном поведении, в установлении социальной иерархии (в том числе через половое поведение) и контроле территории.

Так вот, неокортекс может вообще отключаться или его влияние на поведение и мотивацию человека может значительно ослабеть с соответствующим усилением лимбического мозга и Р-комплекса. Это достоверно доказано медициной. Не так уж трудно человеку вызвать из бездн своей памяти не только обезьяну или свинью, но даже змею или доисторического ящера. Одному из крупнейших психологов конца XX в., Станиславу Грофу, это неоднократно удавалось в ходе его революционных экспериментов по изменению человеческого сознания, причём достоверность полученной информации была подтверждена зоологами-палеонтологами. В этом свете сравнение некоторых людей и их поведения с животными перестаёт быть избитым литературным приёмом, а приобретает прямой, нередко зловещий смысл.

Теперь давайте представим людей, у которых неокортекс был изначально ослаблен в пользу лимбического и рептильного мозгов. В прежнем историческом контексте их скрытые потенции подавлялись, и они вынуждены были их скрывать. Но вот открылся уникальный исторический шанс, когда «звериное» начало оказалось не недостатком, а колоссальным исходным преимуществом. Естественно, оно вылезло наружу, стало править бал и адаптировать ситуацию под себя, а не адаптироваться к ней. Говоря огрублённо, строить мир для хищников и дичи.
Внешне это, безусловно, люди, причём зачастую не лишённые внешнего лоска и даже рафинированности. Но вот по своему социальному поведению, по своей глубинной (даже не осознаваемой ими самими) мотивации они уже перестали быть людьми. Мог ли старик Ницше вообразить, что его призыв «преодолеть в себе человеческое» станет игрой не на повышение, а на понижение, приведёт не к человекобогу, а к зверочеловеку! Впрочем, опускаться всегда легче, чем подниматься.

Было бы заблуждением полагать, что наша элита асоциальна как таковая. Нет, она социальна – несоциальных животных не существует. С одним крошечным уточнением: присущий российской элите и тщательно пестуемый ею тип социальности по своей сути носит дочеловеческий характер, и в этом смысле он противоположен социальности человеческой.

В лучшем (подчёркиваю: в лучшем!) случае мы – «дикари», с которыми вынуждены иметь дело «цивилизаторы». Такова культурная и ценностная аксиология современной российской элиты, в том числе составляющей руководящий государственный слой. Качественное исследование ценностно-культурного профиля российской элиты обнаруживает системообразующую роль ценности иерархии, задающей структуру ценностей и тип поведения. Понимаемая как легитимность неравного распределения власти, ролей и ресурсов иерархия суть установка на неравенство. В этом смысле базовая ценность элиты субстанциально антидемократична, она последовательно и глубоко антагонистична субстанциально демократической ценности равноправия – подхода к индивидам как равным перед законом, моралью и разделяющим основные человеческие ценности.

Как всё это выглядит на деле? Лишь один пример. Приобретение в собственность земли с живущими на ней людьми, то есть фактическое восстановление крепостного права, всё чаще подаётся как благотворное влияние на экономику. А ведь подоплёку такого социального сдвига составляет антропологическая минимизация человека – наделение его статусом недочеловека, «говорящего орудия».

Пора понять, что отношения между «ними» и «нами» не объясняются только материальным неравенством, для их объяснения явно недостаточны классические теоретические модели вроде социального отчуждения, классовой вражды и культурного разрыва. Это всё присутствует, но вместе с тем есть нечто гораздо более глубокое и основательное – антропологический разрыв.

Социальные и культурные практики элиты направлены на закрепление отчуждения между ней и обществом именно на антропологическом уровне. Взять, например, интенсивные исследования в области обретения физического бессмертия (или кардинального увеличения продолжительности человеческой жизни), финансируемые двумя видными, знаковыми представителями российской элиты (фамилии не называю, но, поверьте, они не сходят с газетных страниц). Цель эта, по оценкам ряда американских исследовательских центров, вполне достижима на современном этапе научно-технического развития. Но каковы будут последствия? Они легко прочитываются: увековечивание социального господства избранных и биологический разрыв между элитой и обществом. Ведь стараются-то эти достопочтенные господа не ради блага человечества, а для себя, любимых. И нет никаких оснований полагать, что они выпустят из рук, пустят в широкий оборот подобное научное достижение. Наоборот, его будут тщательно скрывать, подобно Кощеевой игле бессмертия. В этой перспективе отношения между элитой и «остальными» превратятся в отношения имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ наподобие уэллсовских элоев и морлоков.

Тем, кто посчитает эту зловещую перспективу авторской «страшилкой», напомню, что в человеческой истории упадок и регресс занимают ничуть не меньше места, чем прогресс и развитие. После падения античной Римской империи на Европу опустились «тёмные века» – одичание было чудовищным и длительным. Впрочем, не стоит уходить так далеко в историю. В 1985 году никто, ни один человек не мог представить, в какую бездну наша страна провалится спустя всего лишь какое-то десятилетие. Давайте посмотрим правде в глаза: великий Третий Рим пал, и на его руинах строится новый, поистине варварский мир.

У рассказанной мною истории нет хеппи-энда. Российская элита становится всё более несправедливой и всё менее эффективной. И без давления она не изменит свой социокультурный и антропологический вектор. Как показывает мировой опыт, радикальная самотрансформация элиты вообще возможна лишь перед лицом серьёзных внешних и внутренних вызовов и угроз.

Другими словами, чтобы измениться в нечто более справедливое и эффективное, наше правящее сословие должно быть поставлено перед выбором: уничтожение или изменение. Это и ответ на вопрос, что должны делать мы, граждане России, дабы обрести лучшую участь, дать надежду нашей стране и нашим детям.

Валерий СОЛОВЕЙ, доктор исторических наук, политический аналитик
Источник:"ЛГ "