После «Abortion Act» от 17 октября 1967 г. в Великобритании и известного решения Высшего суда Соединенных Штатов Америки «Roe versus Wade» от 22 января 1973 г., где провозглашалось, что «плод не является юридической личностью, защищенной Конституцией Соединенных Штатов», большинство западных стран, одна за другой, легализировали искусственное прерывание беременности, которое уже давно было узаконенным и широко распространенным в коммунистических странах.
Здесь пойдет речь прежде всего о 2-х формах искусственного аборта, которые всячески стараются оправдать с этической точки зрения: лечебном и эугеническом видах аборта.
Но прежде, чем начать такую дискуссию, необходимо выяснить биологическую и антропологическую ценность человеческого эмбриона и плода.
Научные исследования о биологической сущности человеческого эмбриона ясно доказывают, что с момента зачатия, то есть слияния женских и мужских половых клеток в ампуле фаллопиевых труб матери, человеческий эмбрион имеет в наличии все характеристики человеческого индивидуума:
• имеет новую, специфическую биологическую сущность со своей программой жизни и развития;
• имеет внутренний динамизм, определяемый и управляемый геномой, и направленный на постепенное развитие вплоть до формирования взрослого человека;
• существует в виде независимого организма, то есть организованного биологического единства, который действует и размножается в строго определенном порядке;
• является независимым, то есть не нуждается во внешних силах для поддержания своей жизненной структуры;
• является самоконтролируемым в осуществлении своей генетической программы;
• гаметы, из которых он образуется, доказывают его принадлежность к человеческому роду, что ясно определяется также по особенностям принадлежащей ему генетической структуры (геномы). Изучение эпигенетического процесса, то есть процесса развития этого эмбриона и последующего плода, выявляет строгий порядок, регулярность, координацию, единство и постепенность динамики этого процесса. Это один и тот же организм постепенно достигает своей окончательной формы при помощи целого ряда непрерывных явлений, тесно связанных между собой, и постепенно переходит от простых форм организации жизни ко все более сложным.
Выводом изо всех этих исследований является неопровержимое подтверждение того, что человеческий эмбрион имеет достоинство человеческой личности: то, кем будет взрослый человек, уже заложено в эмбрионе и готово фактически проявиться тогда, когда полностью реализуется генома плода.
На основании лишь биологических данных мы все-таки еще не можем полностью утверждать, что «эмбрион есть человеческая личность», потому что подобное утверждение включает в себя суждение и о духе, воплощенном в человеческое тело. Эти данные нужно дополнить понятием об антропологической сущности человека как телесного суб'екта или одухотворенного тела.
Телесная жизнь человека не является чем-то внешним по отношению к его «Я», но является одной из основных ценностей этого «Я». Телесная сфера не является чем-то таким, что человек имеет, но является тем, чем он есть. Собственное тело не является лишь инструментом для коммуникации со внешним миром, но является крайне необходимым условием для того, чтобы жить в этом мире. Как говорит Иоанн Павел II в своем «Послании к семьям»: «Я являюсь воплощенным духом, или одухотворенным телом. Существую в теле».
Современная философская антропология ясно сформулировала идею «телесной личности». На самом деле не существует человека, который не был бы одновременно «Я» телесным и «Я» духовным. В этом смысле телесная сфера является выражением единого н нераздельного человеческого существа.
Как раз это понятие «телесной личности», то есть нераздельное единство человеческого духа и тела, вынуждает нас признать, что начало телесной сферы человека означает начало самой человеческой личности.
Биологические данные и философская мысль приводят нас к заключению о том, что эмбрион является человеческой личностью. Они определяют его полное и нерушимое личное достоинство. Понятие личности и является основой достоинства и ценности каждого конкретного индивидуума, принадлежащего к человеческому роду. Считается, что эмбрион, будучи человеческим индивидуумом, имеет достоинство человеческой личности, и к нему нужно относиться, как к таковой. Но в каком смысле можно утверждать, что эмбрион является человеческой личностью? Слово «личность» означает конкретный человеческий индивидуум. В нем человеческая природа реально существует и является об'ектом собственных актов. Под понятием человеческой личности подразумевается все то, что есть человеческое – по сравнению с другими существами, – и является источником ее правового статуса, но не в абстрактном смысле, а по отношению к правам отдельно взятого, конкретного человека.
Личность является «индивидуумом», «индивидуальной субстанцией», отдельной от других согласно своей эссенции, но также является и «общением», способность к которому отличает ее от других субстанциальных индивидуумов – согласно определению Боэция, которое было реcформулировано Св.Фомой. В данном случае не требуется, чтобы общение обязательно проявлялось в виде фактически действующей активности. Достаточно, чтобы оно присутствовало в виде способности общаться с другими лицами: как, например, человек, который спит, или тот, кто находится в коматозном состоянии при наличии возможности выхода из него, или ребенок, который не научился еще говорить.
Это правда, что каждая личность проявляется как таковая при помощи своей общительности и контактов с людьми, по это вовсе не означает, что исключительно эти проявления сами по себе составляют человеческую личность. Какой-либо индивидуум является личностью не потому, что проявляется его общительность, но, наоборот, таковая проявляется потому, что он является личностью – согласно аксиоме: «agere seguitur esse». Базовым критерием личности не является проявление ее способности к общению, но ее собственная природа, само внутреннее естество индивидуума.
С философской точки зрения, все достоинство человеческой личности как индивидуума онтологически присутствует в эмбрионе, начиная с момента его зачатия. Один лишь факт, что проявление этой онтологической и экзистенциальной реальности проходит постепенно в продолжении всей жизни человека, не дает нам права думать, что «после» не присутствует и не вытекает из «теперешнего», между осуществленным «уже» и развитым «еще нет» лежит все время жизненного цикла человека; но нельзя сказать, что между ними есть место для качественного или, лучше сказать, онтологического прыжка. Это как раз сам экзистенциальный акт является источником такого развития и само «Я» личности реально присутствует и действует даже тогда, когда еще нет самоосознания и социального признания.
Логика этого заключения яростно опровергается теми, кто хотя и соглашается с биологической индивидуальностью эмбриона, но не разделяет мнения о его человеческой сущности. Исключим из этого спора уже проанализированные аргументы, касающиеся биологического статуса человеческого эмбриона. Вместо того, рассмотрим разные идеи, касающиеся личностного и человеческого характера эмбриона и плода.
Одно из возражений против признания эмбриона человеческим существом базируется на том факте, что до восьмой недели развития у него еще отсутствует человеческое выражение лица. Потому, нельзя считать, что эмбрион является человеческим индивидуумом – до тех пор, пока он не достигнет такого состояния, когда будет точно определимой человеческая форма его тела. До этого времени он является «человеком в потенции», но еще не реальным человеческим индивидуумом.
На это можно ответить, что, согласно Аристотелю, понятие потенции стоит в прямой связи с актом: потенциальным является то, что – если ему ничто не помешает – может само по себе проявиться и актуализировать самое себя. Активная потенция проявляет конституциональные способности данного существа к развитию «ех natura sua». В логике противников человеческой индивидуальности раннего эмбриона слово «потенция» употребляется в явно редуктивном его значении и обозначает лишь теоретическую возможность. Но эмбрион существует реально как настоящее человеческое существо. В потенции находятся не его сущность или человеческий род индивидуума, а полное проявление его внутренних возможностей, которые подвержены процессу постепенного биологического созревания. Зигота имеет характер активной потенции, поскольку сама по себе, при отсутствии препятствий, приводит к полному развитию человека. Эмбрион является не теоретическим «человеком в потенции», а реальным и актуальным человеком. Как говорил Тертуллиан: «Уже является человеком тот, кто им станет».
Отталкиваясь от иной точки зрения, получаем, что эмбрион является человеческим существом от самого зачатия, но становится личностью лишь на протяжении следующего этапа развития.
Согласно такому мнению, личностью является лишь тот, кто находится в сознании, способен к психологической активности и мышлению. Поскольку в эмбрионе эти способности еще не развиты, он, собственно, личностью не является. Эта позиция подразумевает, что духовная сфера соединяется с телесной лишь тогда, когда последняя достигает определенной степени зрелости. Это включает также мысль о том, что духовные качества присоединяются со стороны к уже существующей биологической структуре.
На это можно ответить следующим образом:
• Если бы в развитии эмбриона наблюдалось разделение между биологической жизнью (что начинается с зиготы) и человеческой жизнью (что начиналось бы на 14-ый день или позже), то мы имели бы фактическую дихотомию между личностным «Я» и его телом. Это противоречит логике самой жизненной сущности человека, при которой телесная сфера является частью его «Я».
• Для того, чтобы имелось присутствие духовной сферы, не обязательно ждать, когда все органические способности человека достигнут степени своего полного развития. Подтверждением этого является то, что разум и воля, специфические черты человеческого духа, проявляются намного позже самого момента рождения, однако никто не сомневается в присутствии духа в новорожденном ребенке. Генетическое развитие не приводит к изменению в самой природе эмбриона, но лишь к постепенному проявлению тех способностей, которыми он был наделен уже от самого начала.
Проблема непосредственного, или последующего, одушевления была поднята некоторыми Отцами Церкви для опровержения теории «материалистического традуционизма», сформулированной Тертулианом. Об'ясняя, каким способом передается первородный грех, традуционизм считал, что душа ребенка формируется из частей душ родителей. Для того, чтобы побороть эту гипотезу, некоторые Отцы предложили теорию о последующем одушевлении, согласно которой душа, непосредственно сотворенная Богом, вдыхается в уже достаточно оформленное тело.
Но не все Отцы разделяли это мнение: св.Григорий Нисский (330-395), св.Максим Исповедник (580-662) и др. утверждали, что одушевление имеет место, начиная с первого момента существования эмбриона.
Св.Фома Аквинский вернулся к теории последующего одушевления. Он считал, что если душа является «субстанциальной формой тела», то она существует только в такой материи, которая способна ее воспринять – то есть в высокоорганизованном теле. Потому разумная душа творится Богом лишь тогда, когда согласующая материальная причина становится соответственной по сравнению с духовной формой. Вот почему св.Фома Аквинский учил существованию сначала чисто животной души, и только затем, после сотворения ее Богом, души рациональной (человеческой), с соответствующим разрушением прежней. Св.Фома определял момент одушевления на 30-ый день после оплодотворения для мальчика, и на 80-ый – для девочки, основываясь на библейских предписаниях о послеродовом очищении женщины. Но на самом деле, в творениях св.Фомы не все было таким простым. В «Summa Contra Gentiles» он доказывает необходимость присутствия какой-то рациональной души, ответственной за процесс постепенной организации эмбриона. Решая эту непростую дилемму, он передал роль организации эмбриона формативной силе отцовской души, которая действует на расстоянии через его сперму.
Очевидно, что эта концепция св.Фомы полностью опровергнута данными современной эмбриологии, которая демонстрирует полную автономию развития эмбриона, как и самоуправляемый и самоконтролируемый характер процесса его развития, начиная с момента зачатия и далее. Если бы св.Фома знал об открытиях эмбриологии, то, несомненно, сделал бы вывод о том, что направляющей силой в формации эмбриона является его собственная человеческая душа. Он бы с легкостью понял, что та «организация» тела, которую он считал необходимой для соединения души и тела, уже присутствует в зиготе и содержится в программе геномы.
Современные сторонники последующего одушевления используют для своей защиты аргумент о возможности развития однояйцовых близнецов. Если эмбрион, в стадии присутствия всепотенциальности бластомер, может разделиться на два эмбриона, которые в дальнейшем будут независимо развиваться, согласно собственным жизненным циклам, – то, значит, в первичном эмбрионе еще нет души, поскольку она не может делиться.
Ответ можно получить на основании биологических данных, которые показывают, что в этом случае не существует одной клетки, дающей начало двум эмбрионам, но существует один эмбрион, от которого позже отделяется следующий. Потому, если один эмбрион дает начало другому, то при этом не делится человеческая душа этого эмбриона, но образуется новая организативная сила, предназначенная получить собственную состанциальную форму, которая является отдельной от формы первого эмбриона.
Исходя из того, что человеческий эмбрион – а тем более плод – имеет человеческую индивидуальную и личностную сущность, становится совершенно ясным, что искусственно спровоцированный аборт является грубым нарушением основных прав человека и его личного достоинства, уголовным посягательством на вполне человеческую жизнь. Даже если бы и существовало хоть малейшее сомнение о взаимосвязи между оплодотворенной яйцеклеткой и личностью, которая образуется из него, то сама совесть заставляет нас воздержаться от всякой агрессии против этого зачатого ребенка.
Если аборт, спровоцированный по причине личной выгоды, абсолютно недопустим в этическом плане, поскольку цена человеческой жизни несравненно превышает всякие другие ценности, то в случае антагонизма между жизнью матери и ее плода мы находимся в совершенно других обстоятельствах.
В случае конфликта между жизнью матери и плода возникает проблема аборта, который называется терапевтическим.
Терапевтический аборт является допустимым в том случае, когда срабатывает принцип двойного эффекта: дозволено сделать доброе дело (спасти жизнь матери, удаляя матку с раковой опухолью), даже если это имеет негативное последствие, которое не преследуется само по себе (смерть плода).
Но такой принцип нельзя применять в случае прямого терапевтического аборта, когда уничтожается ребенок ради того, чтобы спасти мать: старая пословица «non sunt facienda mala ut veniant bona» («нельзя творить зло, из которого бы выходило добро») находит здесь свое полное применение.
Медицинские показания для такого рода вмешательств, описанные в трактатах классической медицины, почти утратили свою силу, поскольку современная медицина может стабилизировать и успешно лечить такие болезни. Туберкулез легких, кардиопатии, сосудистые заболевания с риском эклампсии, болезни гематопиетического аппарата (различные анемии), заболевания почек, печени и поджелудочной железы, тяжелые формы миастении, опухоли – все они когда-то были показаниями к терапевтическому аборту. Но сегодня случаи, при которых действительно необходимо прерывание беременности, являются очень редкими.
Бывают случаи, когда конфликт между жизнью матери и ребенка проявляется в виде настоящей драмы.
Продолжение беременности может не только привести к смерти матери, но и не позволит спасти ребенка, в то время как аборт может сохранить жизнь матери. В такой ситуации некоторые моралисты пытались оправдать аборт, основываясь на следующих аргументах:
• Второстепенность обреченного плода. Поскольку плод сам по себе уже обречен, то нельзя считать его жизнь полностью человеческой. В этом случае аборт есть не что иное, как ускорение его смерти с целью спасения жизни матери.
• Второстепенность обреченной матери. Поскольку смерть матери является неминуемой, то беременность продолжается с целью спасения ребенка. В таком случае можно пробовать произвести кесарево сечение, если есть надежда спасти хотя бы ребенка умирающей женщины. Но если это возможно, то надо дождаться естественной смерти матери и применять респираторную терапию.
• Глобальная оценка: берется во внимание возможность помощи матери и ребенку в виде единой глобальной проблемы. В этой обоюдности, даже если полный успех маловероятен, надо стараться достигнуть возможного. Такая точка зрения связана с необходимостью спасти жизнь как матери, так и плода. Избирается то, что более вероятно. Но эта позиция подвержена критике, поскольку идет речь о судьбе двух жизней, и долг сохранить жизнь матери не дает права на то, чтобы отобрать ее у ребенка, – очевидно, кроме случаев, при которых нет другой альтернативы.
Здесь идет речь о аборте, провоцируемом с целью не допустить рождения неполноценных или неправильно сформированных детей как для того, чтобы избавить их от тягот жизни инвалида, так и во избежание такого груза для семьи и общества. Такой тип аборта не имеет прямой расистской ориентации, поскольку не ставит перед собой цели очищения расы, но руководствуется социально- экономическими н гедонистическими мотивами.
Такой аборт связан с развитием техники перинатальной диагностики.
С этической точки зрения, наличие какой-либо неполноценности ничего не отнимает у онтологической сущности будущего ребенка – так же, как и всякий инвалид из-за своего недуга не исключается из общества, но, наоборот, требует от него большей помощи и защиты.
Никто никогда не осмелился представить аборт как нечто позитивное само по себе, хотя многие поступают так, будто он является абсолютным добром. Никто из защитников аборта никогда не рискнул точно определить, что же такое эмбрион. Эти трудности сторонников абортивной практики ясно проявляются каждый раз, как только они стараются сформулировать свою позицию на рациональном основании и выработать свое официальное заявление.
Государственные законы, которые разрешают проведение искусственного аборта, не только не в состоянии уменьшить число криминальных абортов, но и постоянно провоцируют многих лиц преступать те легальные границы, которые, как предполагалось, должны были бы контролировать и ограничивать аборты. Статистика, пусть недостаточно точная, демонстрирует широкую современную абортивную практику.
В 1994 году на 1000 женщин было произведено абортов:
Что еще кое-как соблюдается, так это срок беременности, за которым аборт становится криминальным. Этот срок, в основном, ограничен 12 неделями, не превышает 24 недели в Великобритании и Голландии, и вообще не имеет границ во многих штатах Америки.
Развитие «антигестативной» абортивной техники (искусственный вызов раннего аборта химическим способом) при помощи «мини-та6летки» Норилана, а теперь уже RU486, качественно изменяет проблему, превращая ее в факт чисто личного характера и ставя аборт в один ряд с контрацепцией.
Церковь считает своим долгом информировать людей на всех уровнях о сущности таких лекарственных средств и предупреждать о недопустимости их применения. Она особенно обращается к тем, кто может быть обманут туманными речами сторонников аборта, ставящих перед собой цели политического или демографического характера.