Шесть лет не читал я ни сборников их, ни памфлетов, ни журналов, хотя редкая там статья не заострялась также и даже особенно против меня. Я работал в отдалении, не обязанный нигде, ни с кем из них встречаться, знакомиться, разговаривать. Занятый Узлами, я эти годы продремал все их нападки и всю их полемику. Уже загалдели всё печатное пространство, уже измазали меня в две дюжины мазутных кистей, уже за меня в одной новоэмигрантской газете удивлялись: да что ж я вовсе не отбиваюсь? да меня не бьёт только ленивый, меня бить – легче нет, сношу все удары. Да можно узреть и такое гнёздышко, где мечтали бы, чтоб я с ними сцепился, повысил бы им цену, а без этого хиреют на глазах, захлебнулись в собственном яде. И если б касалось только меня, то без затруднения прожил бы я так и ещё двенадцать, и умер бы, так и не прочтя, что ж они там понаписали.

Но нет, облыгают – народ, лишённый гласности, права читать и права отвечать. Пришлось-таки взяться, непривычная, несоразмерная работа: доставать и читать эти «самосознания», «противостояния», «альтернативы», «новые правые», старые левые, и не везде даже синтаксический уровень. Вот сейчас в первый раз прочитал их, кончивши три Узла, – сразу посвежу и пишу.

О ком я собрался тут – большей частью выехали, иные остались, одни были участники привилегированного коммунистического существования, а кто отведал и лагерей. Объединяет их уже довольно длительное общественное движение, напряжённое к прошлому и будущему нашей страны, которое не имеет общего названия, но среди своих идеологических признаков чаще и охотнее всего выделяет «плюрализм». Следуя тому, называю и я их плюралистами.

«Плюрализм» они считают как бы высшим достижением истории, высшим благом мысли и высшим качеством нынешней западной жизни. Принцип этот нередко формулируют: «как можно больше разных мнений», – и главное, чтобы никто серьёзно не настаивал на истинности своего.

Однако может ли плюрализм фигурировать отдельным принципом, и притом среди высших? Странно, чтобы простое множественное число возвысилось в такой сан. Плюрализм может быть лишь напоминанием о множестве форм, да, охотно признаем, – однако же цельного движения человечества? Во всех науках строгих, то есть опёртых на математику, – истина одна, и этот всеобщий естественный порядок никого не оскорбляет. Если истина вдруг двоится, как в некоторых областях новейшей физики, то это – оттоки одной реки, они друг друга лишь поддерживают и утверживают, так и понимается всеми. А множественность истин в общественных науках есть показатель нашего несовершенства, а вовсе не нашего избыточного богатства, – и зачем из этого несовершенства делать культ «плюрализма»? Однажды, в отклик на мою гарвардскую речь, было напечатано в «Вашингтон пост» такое письмо американца: «Трудно поверить, чтобы разнообразие само по себе было высшей целью человечества. Уважение к разнообразию бессмысленно, если разнообразие не помогает нам достичь высшей цели».

В той речи я как раз и говорил о множестве миров на Земле, не обязанных повторять единую стандартную колодку Запада, – то и есть плюрализм. Но наши «плюралисты» сперва хотят обстрогать всех в эту единую колодку (так это уже – монизм?) – а внутри неё разрешить – мыслящим личностям? – «плюрализм».

Да, разнообразие – это краски жизни, и мы их жаждем, и без того не мыслим. Но если разнообразие становится высшим принципом, тогда невозможны никакие общечеловеческие ценности, а применять свои ценности при оценке чужих суждений есть невежество и насилие. Если не существует правоты и неправоты – то какие удерживающие связи остаются на человеке? Если не существует универсальной основы, то не может быть и морали. «Плюрализм» как принцип деградирует к равнодушию, к потере всякой глубины, растекается в релятивизм, в бессмыслицу, в плюрализм заблуждений и лжей. Остаётся – кокетничать мнениями, ничего не высказывая убеждённо; и неприлично, когда кто-нибудь слишком уверен в своей правоте. Так люди и запутаются, как в лесу. Спел с гитарою Галич – и с тех пор сотни раз повторены и декларативно выкрикнуты полюбившиеся слова:

Чем и парализован нынешний западный мир: потерею различий между положениями истинными и ложными, между несомненным Добром и несомненным Злом, центробежным разбродом, энтропией мысли – «побольше разных, лишь бы разных!». Но сто мулов, тянущих в разные стороны, не производят никакого движения.

А истина, а правда во всём мировом течении одна – Божья, и все-то мы, кто и неосознанно, жаждем именно к ней приблизиться, прикоснуться. Многоразличие мнений имеет смысл, если прежде всего, сравнением, искать свои ошибки и отказываться от них. Искать всё же – «как надо». Искать истинные взгляды на вещи, приближаться к Божьей истине, а не просто набирать как можно больше «разных».

Однако я не настаиваю, что правильно выбрал термин. Будем пользоваться им как рабочим. Зато – какое духовное пиршество нас ждёт! Как изумимся мы сейчас бесчисленным переливам плюралистической мысли, бескрайнему спектру!

Увы, доглядясь: даже в иных западных странах сегодня «плюрализм» остаётся скорее лишь лозунгом, чем делом. Современное западное образованное общество (а оно-то и диктует) – на самом деле мало терпимо, и даже особенно – к общей критике себя, всё оно – в жёстком русле общепринятого направления; правда, для обуздания противящихся действует не дубиной, а клеветой и зажимом через финансовую власть. И – подите пробейтесь через клубок предвзятостей и перекосов в какой-нибудь сверкающей центральной американской газете.

С удивлением видим, что таковы и первые крепнущие шажки плюралистов наших: «Проповедывать демократиям о вреде демократий – дело неблагодарное». Справедливо изволили заметить. Но – тоталитаризму о вреде тоталитаризма тем более не напроиоведуешься, тогда разрешите узнать, чем демократия вдумчивей и объективней? Странно, вот уже несколько лет ширяет крыльями на Западе наш ничем не стеснённый плюрализм (уж ни на кого не кивнёшь, что не дали «самовыразиться») – и где же вереница его освежающих спасительных открытий? Всего лишь несколько поверхностно-плёночных, да ещё и наследованных, убеждений. И первейшее из них – о русской истории. Разумеется – «в целом», в самой общей сводке, а не в конкретном анализе.

Когда я попал в Швейцарию и услышал от тамошних радикалов (есть и там радикалы, а как же?), что «это у вас такой плохой социализм, а у нас будет хороший», – я изумился, но и снисходительно: сытые, неразвитые умы, вы ж ещё не испытали на себе всей этой мерзости! Но вот приезжают на Запад «живые свидетели» из СССР и – вместо распутывания западных предрассудков – вдруг начинают облыжно валить коммунизм на проклятую Россию и на проклятый русский народ. Тем усугубляя и западное ослепление, и западную незащищённость против коммунизма. И здесь-то и лежит вся растрава между нами.

И поразительно: разные уровни развития, разные возрасты, разная самостоятельность мысли, а все – в единую оглушающую дуду: против России! Как сговорились.

«Марксистская опричнина – частный случай российской опричнины.» – «Сталинское варварство – прямое продолжение варварства России.» – «Царизм и коммунизм – один и тот же противник.» – «Всё перешло в руки деспотизма не в 1917, а в 1689» (по другому варианту-в 1564). – «Русский мессианизм под псевдонимом марксизма.» – «Разделение русской истории на дооктябрьскую и послеоктябрьскую – под сомнением...» – «Коммунизм – идеологическая рационализация русской империалистической политики, – более универсальная, чем славянофильство или православие.» – «Нет изменения в русской политике с 1917 года.» – «Преувеличенное отношение к октябрьскому перевороту: ...уничтожение первоначальной модели (революции), возврат русской истории на круги своя.» – «Семена социализма погибли в русской почве.» (Тут соглашусь: почва оказалась для социализма крепенькая, пришлось киркой добавлять.) – «К а к до революции господствовало зло и подавлялось добро, т а к и после революции.» – «Между царизмом и советизмом прямая преемственность в угнетении», «качественное сходство».

Господа, опомнитесь! В своём недоброжелательстве к России какой же вздор вы несёте Западу? зачем же вы его дурачите? Не было в до-большевицкой России ЧК, не было Гулага, массового захвата невинных, ни системы всеобщей присяги лжи, проработок, отречений от родителей, наказаний за родство, люди свободно избирали вид занятий, и труд их был оплачен, городские жёны не работали, один отец кормил семью в 5 и 7 детей, жители свободно переезжали с места на место, и, самое дорогое, – в эмиграцию тотчас, кто хотел, – и философ нам говорит, что тут качественное сходство?

«Христианство – это путь, не испытанный Россией.» – «Религиозность русского народа и в прошлом была сомнительной.» (Цитаты из разных, из разных, я чаще не указываю кто, однако на полях рукописи помечаю – книгу, журнал, страницу.) – «Русское православие столь же поверхностно, как и русский марксизм.» – «Религия, которую как будто исповедует русский народ» (вернулись к Белинскому). – «Совесть... у нас постоянно находилась на положении пасынка.» (Прочистим уши: это о России? Да где же шире жило покаяние, и на людях? Или, при всеобщем отвращении к судебной волоките, купеческая и ремесленная деятельность по устному слову, а не по письменному договору, – много ли такого в Европе? Да даже это проникало и в государственные документы (Екатерина, 1778): купцам платить налог 1% «с капитала, объявленного по совести». Но в народные свойства не погружается глаз их.) Даже: «духовная структура» русских унаследована от монголов, «она застойна, не способна к развитию и прогрессу» (понимать: унтерменши? безнадёжная раса?). – «Страна Иванов и Емель.» – «Грузин Сталин больше всех приближается к русскому идеалу.» – «Жандарм Европы Суворов, реакционер Кутузов» (протереть глаза: воскрес Покровский? так же учили в 20-е годы). И на каждом шагу у самых разных: «гениальный маркиз де Кюстин»... «великолепная книга маркиза де Кюстина» (это – хором, нашли себе достойного учителя-туриста, отчего тогда не Теофила Готье?). – «Была ли Россия тюрьмой народов? У кого достанет совести это отрицать?» А у кого достало совести эту пропагандную мерзость повторять? У Шрагина.

С большой лёгкостью рассуждает он (они) о любом веке русской истории – то из XIII века, тут же держи из XVII, да откуда же такая эрудиция крылатая? Да разве можно хотя бы по русской истории знать все века уверенно и равномерно? У меня вот, слабака, вся жизнь ушла на один 1917 год. А секрет прост, доглядитесь в сноски: Шрагин не затрудняет себя чтением источников, он цитаты выдёргивает вторичные, из уже нахватанных кем-то обзоров, да всё ревдемократов или радикалов, а уж как они там отбирали? – совесть-то у нас, пишут, была пасынок. (Знаю, знаю я эту слабость, сам когда-то обжёгся на «Истории русской общественной мысли» Плеханова, такие же нахватанные цитаты приводил и я. Тому потоку, как понимали все умные люди, нашей Освобожденческой идеологии – очень легко поддаться, трудно сопротивиться. Встречалось это и у меня – и пока идёшь в направлении потока, с тем большей силой тебя уверенно поддерживает слитное общество.)И Чернышевского цитирует нам целыми страницами, спасибо! С таким фундаментом вот и выводят они «русский либерализм – от конца XIX века», даже не знают, откуда он пошёл и что он есть. Вот и узнаём: "идея «святой Руси»... предусматривает, что ответственность за всё плохое несём не мы с вами", – ну, откуда это притянуто? тогда и понятия греха не было в России?

О самом народе: «Русские – сильный народ, только голова у них слабая», «умственная слабость». «Широкая русская натура Подонка.» И о России в целом: «Что это за девушка, которую все, кому не лень, насилуют?» А один глубокий их мыслитель открыл: все нации – существительные, только «русский» – прилагательное! Так вы что, усмехается, сами себя за людей не считаете? Боже, как это проницательно! Только не подумал ни мыслитель, ни редактор журнала, что ведь «Пинский» и «Синявский» – тоже прилагательные. Да ведь какой «учёный», – а то тоже прилагательное. (Эта мысль до того показалась им глубока, что в двух смежных номерах журнала приводят её от двух разных лиц, оба претендуют на авторство.)

Но были всё же у России и заслуги: «Россия отличается от азиатских обществ лишь тем, что сумела создать европейски мыслящую интеллигенцию». А уж «вина интеллигенции за удручающие события русской истории сильно преувеличена», хотя, правда, интеллигенция и «пыталась подменить прошлое и будущее России». Вот это – самокритично. Вот это – очень верно сегодня.

В процессе глубокого плюралистического исследования рождены и новые важные термины: не «славянофильство», а «монголофильство» (Амальрик). И – «татаро-мессианская Россия», «татарский мессианизм» (Янов). Термины настолько богатые и загадочные, что хоть объявляй конкурс на истолкование.

И как ни обтрагивают мёртвое тело старой России равнодушные пальцы наших исследователей – всё вот так, одно омерзение к ней. А потому – вперёд! к перспективе! к Октябрьской революции!

Рвут к Октябрю, объяснить нам скоренько и Октябрь, – но я умоляю остановиться: а Февраль?? Разрешите же хронологически: а что с Февралём?

Вот удивительно! Столько отвращения к этой стране, такая решительность в суждениях, в осуждениях порочного народа – а слона-то и не приметили! Самая крупная революция XX века, взорвавшая Россию, а затем и весь мир, и так недалеко ходить по времени, это ж не Филофей с «Третьим Римом», и единственная истинная революция в России (ибо 1905 – только неудавшаяся раскачка, а Октябрь – лёгкий переворот уже сдавшегося режима), – такая революция никем из наших оппонентов не упоминается, не то что уж не исследуется. Да почему же так?

Да откровенно: нечего сказать. Трудно объяснить в благоприятном смысле для либералов, радикалов и интеллигенции. А во-вторых, не менее главное, снижу голос: не знают. Вот так, всё учили, до, и после, и вокруг, и XVI век, а Февраля – не знают. Отчасти потому, что и большевицкие пропагандисты и учащие профессора всегда спешили вперёд – к Октябрю и к интернациональному счастью народов, освободившихся из российской тюрьмы. Отчасти – и сами промарщивают эти неприятные 8 месяцев, трудные к оправданию.

А между тем, господа, вот тут-то и был взрыв! Вот тут-то и выхвачен бомбовый чёрный ров – а вы как легко облетаете его на крылышках.

А я – взялся напомнить. Я годами копил, копил – не цитаты из чьих-то обзоров, а самые первичные факты: в каком городе, на какой улице, в каком доме, в какой день и в котором часу, и несколько сотен важнейших деятелей всех направлений, всех видов общественной жизни, и каждого жизнь осматривается, когда доходит до описания его действий, и повествование без главного героя, ибо не бывает их в истории миллионных передвижений. И начал из тех Узлов публиковать главы, обильные фактами и цитатами из жизни, сгущённый, объективный исторический материал, открытый для суждения всем, дюжина глав, страниц уже до 400, да петита.

И что же? Вот поразительно! Обмолчали! Любую фразу моей публицистики (десятая часть написанного мной) – выворотили, обнюхали, истолковали, испровергли с десяти сторон. А эти главы – как не заметили. Отчего же их перья не клюют вот это? Казалось бы: философу Шрагину с его искренней «тоской по истории» (перепечатывает из книги в книгу, и как верно требует – помнить! вспоминать!) – вот бы и брать историю! разведать, оценить, указать на ошибки, раскритиковать, разнести вдрызг? Нет!.. Во-вторых, опять-таки: это не та доступная обзорная либеральная культура, нарастающая сама на себе слоями – вторично, третично, где уже до нас потрудились многие просвещённые умы, а мы только – хвать пример из XV века, хвать из XVIII, – а здесь труда много класть, и здесь потребно собственное вживание в обнажённую историю, стать и ощутить себя в её трясении беспомощным стебельком. Куда легче порассуждать «вообще». Но и, во-первых, это всё – крайне неприятный материал, идущий в противоречие с теориями и желаниями, непривлекательное знание. И – смолчали, обошли, как нет, как не было!

Не все, отдадим справедливость. Профессор Эткинд, из самых пламенных плюралистов, окрикнул (это место и другие все заметили): зачем я в думском заседании цитирую крайне правого Маркова 2-го? (А он держал там речь больше полутора часов, ему продляли, как же мне отобрать? я там не председатель. Значит – вычеркнуть, переписать историю по оруэлловскому рецепту?) А главное, окрикнул: «Нет смысла задним числом устраивать суды над Милюковым или, скажем, Парвусом (над Сталиным – нужно, это вопрос иной)». А – почему иной? А как насчет Ленина? – не указал. И ещё один историк: «нас не интересует роль Парвуса в русской революции».

Вот так так! Вот это «тоска по истории»! Да ведь и пишут: «что пользы расчёсывать язвы, и без того зудящие нестерпимо»?

Ба! Так от демократических плюралистов я слышу то же самое, что слышал от коммунистических верзил с дубинами, когда прорвался «Иван Денисович» (не пускали меня дальше, к «Архипелагу»): не надо вспоминать! зачем ворошить прошлое? - это так больно, это сыпать соль на старые раны!

Так тем опаснее станет для нас Февраль в будущем, если его не вспоминать в прошлом. И тем легче будет забросать Россию в её новый роковой час – пустословием. Вам – не надо вспоминать? А нам – надо! – ибо мы не хотим повторения в России этого бушующего кабака, за 8 месяцев развалившего страну. Мы предпочитаем ответственность перед её судьбой, человеческому существованию – не расхлябанную тряску, а устойчивость.

О Семнадцатом годе потому и судят так невежественно и с такой лёгкостью, что года этого не представляют. (Кто дерзает и на фантастические выкладки, почти вроде марсианского десанта: а вдруг бы «черносотенцы взяли в свои руки»?..) Народную распущенность, возбуждённую еще до большевиков всеми образованскими подстрекательствами Февраля, теперь изображают корен-но-народным прорывом векового классового гнева, для которого большевики оказались лишь послушными удобными выразителями.

И поэтому заговорщицкий. октябрьский переворот? – «Бунт народа.» – «Лидеры октябрьского переворота скорее были ведомыми осуществителями массовых желаний (а лидеры Февраля – стало быть, не массовых? – А.С.). ...Они не порывали с народной почвой» (! – в Женевах, в бреде соцдемовских брошюр). «Как революция, так и её последствия – национальны.» (Да, товарищи-господа, зачем же вы из Советского Союза уезжали? это можно всё и там открыто печатать.) «Взбунтовавшийся народ руками ленинской партии свергнул интеллигентскую демократию», – и барашкам-ленинцам реабилитация. И даже так рыдают: «развитие марксизма было приостановлено Октябрьской революцией». И размышляет философ: «Октябрьская революция последовательно, не минуя ни одного пункта, опровергла все утверждения марксизма». (Например – марксову «науку восстания», захват банков, телеграфа, власти? диктатуру «авангарда», классовую борьбу? атеизм как стержень идеологии, сокрушение «жандарма Европы»? – да многое...) «Октябрьский переворот – прорыв азиатской субстанции.» Но, в противоречие с этим, другой философ: «Пока старые большевики не были истреблены – над ЦК и ЧК клубился дух демократии». (Померанц. Попал бы ты к ним туда!)

От октябрьского переворота мой обзор несколько разветвится: наши плюралисты стопроцентно единодушны в осуждении старой России и в игнорировании Февраля – но с Октября разрешают себе различие оценок, правда не слишком пёстрое. От этого чтение их не так безнадёжно уныло, как я опасался; бывает написано совсем не зло, и не со злости.

Можно встретить такое: «Ленин прежде всего был гений, и нет сомнения в его субъективно честных намерениях... Обаяние его всё ещё сильно в России, перед ним всё ещё благоговеют и преклоняются». (Очень сердечно, узнаёте? Это Левитин-Краснов. Да это так общеизвестно, что и западным радиостанциям указано не критиковать Ленина, чтобы... не потерять аудиторию в СССР!) "Слово «советский» глубоко привилось в России и не вызывает у большинства населения отрицательных эмоций." "Советская «нация» существует... Положительные идеалы "советскости"" (это – наследник коммунистического вожака). «Коммунистический интернационализм – общемировое движение с общечеловеческими целями» (это – присоединившийся М.Михайлов) – а не какой-нибудь «прорыв азиатской субстанции», да и приняли же большевики «самую разумную и умеренную эсеровскую программу» по земле (просто: отобрали всю землю государству и весь урожай). Правда, «правящая партия надругалась над идеалами» (мне и самому неудобно, но это – Шрагин). – «Перерождалась и умирала сама партия.» Той, в которую «я вступила радостно, давно нет в живых» (Р.Лерт). Позволительно поправить – что та самая, которая в Киеве 1918 года, вместе и с молодым активом, творила первые каннибальские убийства, а сегодня – в Абиссинии, в Анголе. И хотя «не берусь ответить, почему произошло то, что произошло», но «отречения от моего прошлого никто не дождётся». Какая способность к развитию! Дальше и «советское отношение к литературе, к мысли – это вовсе не выражение советских идей», – так понять, что русская традиция, что ли? И, наконец, отступая, отступая по ступенькам, всё ж упинаются, что советское правительство – не «самое гнусное» на планете. (Копелев. А отчего бы тогда не назвать, какое же гнусней?)

Историю своего просветления и умственного обогащения плюралисты не скрывают: «новая интеллигенция» – от XX съезда КПСС. «В 1953 почти никто не сознавал реальности.» (Совсем уж глупенькими народ представляют. Сознавали – десятки миллионов, да уже полегли, или языки закусили. «Не сознавали» – кто был на элитарном содержании.) А потом «у интеллектуалов будто пала катаракта с глаз». «Только тогда у них открылись глаза на колоссальные преступления прошлого» (Синявский). И как не стыдно такое печатать? Кому «открыл глаза XX съезд» – вот это и есть рабы: о миллионных преступлениях им должны открыть сами палачи, иначе они не догадываются.

Да Михайлов-то, издали глядя, раньше их всех и открыл: «Что во всём виновата марксистско-ленинская идеология – не выдерживает никакой критики... Идеология ничего не определяла». Когда уничтожают целые классы по 20 миллионов человек – это оказывается всего лишь «жажда власти». «И борьба с религией ведётся не из-за идеологии, а из-за власти», – без уничтожения верующих какая же нынче власть может устоять? «Идеология никогда – (и в коминтерновские времена) – не определяла внешней политики Кремля»! Ну, а из «жажды власти» и американские политики погрызывают друг другу глотку, так что это всё понятно, близко, обыденно, и бояться Западу нечего. Да идеологию «мировой революции или построения социализма» наш автор называет «передовой», её-то тем более нечего бояться.

Наиболее изо всех раздумчивый Шрагин настойчиво убеждает нас: «дело не в марксистской идеологии, а в нас самих». О да, конечно, в высшем смысле – в нас самих, да! Во всяком грехе, которому мы поддаёмся, например сотрудничаем на марксистских кафедрах, прежде всего виноваты мы сами. И в том, что сегодня человечество на 50% уже проглочено коммунизмом, на 35% туда ползёт, а на 15% шатается, – виноваты сами эти 50, и эти 35, и даже те 15. Но почему уж так вовсе «не в идеологии»? Если мы умираем от яда, хотя бы и добровольно выпитого, – хил наш организм, что не мог сопротивиться, – но яд всё-таки был?

Итак, что же мы получили в результате величайшего исторического и т.д. интернационального (межнационального) акта? Ну конечно же – «то, что у нас называют социализмом», – «это государственный капитализм». – «Го, что зовётся у нас социализмом, есть типически-азиатское – и русское в том числе – порождение.» – «У внутреннего строя СССР ничего общего с социализмом нет», «когда-то начали строить совсем другое общество» (пожить бы тебе в том военном коммунизме, когда баржами топили, да расстреливали крымских жителей через одного). – «В России коммунизм в прошлом» (да сбудется это как пророчество!), Сталин-де погубил и убил истинный коммунизм, – размазывает Чалидзе самое затасканное представление о Сталине, какое на Западе мызгают уже четверть века – с XX съезда, когда у всех у них «катаракта пала». (И американская радиостанция с дрожью в голосе спешит передать эту новинку в СССР. )

Никто из плюралистов не взялся нам нарисовать подробное историческое полотно, как это коммунизм хотел утвердиться, да не вышло на русском болоте. Но дают нам некоторые бесценные детали. «Ведь не угрожали же тем, кто именовал бы (города и улицы) по-прежнему, ни аресты, ни расстрелы, ни даже увольнения с работы.» (Это в подлом контексте выражено, что быдло русский народ сам не хотел постоять за своё прошлое.) О, коротка же память! О, ещё как грозило! Промолвили бы вы «Тверь» или «Нижний Новгород» – где бы вы были? Мой Тверитинов погиб на этом, и случай подлинный. А и за уличный вопрос «где Таганрогский проспект?» вместо «Будённовского» – вели вас в милицию тотчас, и неизвестно с возвратом ли. – «Враждебность интеллигентской и народной психологии в терроре 30-х и 40-х годов.» – "Не случайно жертвы партийных чисток получают название «врагов народа»." – «Вина русской интеллигенции перед самой собою» (а не перед народом). – «Интеллигенция не была информирована, разделена взаимным недоверием и страхом» (как будто масса была информирована и не разделена тем же), и не из советской интеллигенции состоял «контингент давителей», – да побывали, побывали, и в прокуратурах, и в ЧК. (Особенно когда «над ЧК клубилась демократия».) А – среди пылающих партийных, комсомольских активистов и доносчиков 20-х и 30-х годов? «Представляют большевизм естественным порождением интеллигенции, однако это неверно.» (Однако это уже некрасиво, это как в 1937 отречься от осуждённого брата. Все ревдемы все революционные годы никогда не оклеветывали так большевиков: верно чувствовали их частью себя, из-за того и бороться с ними не умели.) А – кто ж они, большевики? – да «всё равно что черносотенцы». – А всё это раскулачивание, 15 миллионов жизней, против чего интеллигенция никогда не протестовала, а кто и тёк в деревню в городских бригадах-отрядах, и можно бы теперь хоть покраснеть? – нет! – это «крестьяне сами увлеклись собственным раскулачиванием». (Ахнешь! И это нашлёпал уважаемый диссидент.) – «Колхозы – чисто русская форма.» (Смотри её во всех веках: план посева из города, бригады, палочки трудодней, ночная стрижка колосков.) – «Лишь русские и китайцы могут находить этот социальный порядок естественным.»

То есть «природное» вечное «русское рабство», о котором уже столько нагужено.

А плюралисты – не рабы, нет! Но и не подпольщики, и не повстанцы, они согласны были и на эту власть и на эту конституцию – только чтоб она «честно выполнялась». Это не один только приём диссидентов был – «соблюдайте ваши законы!» (впрочем, это добавляло им и мужества стояния). Те писали так в СССР и пишут в эмиграции: «У правозащитников не было цели установить в Советском Союзе другой политический строй или хотя бы определённо изменить тот строй, который существует». Они никак не схожи ни с бойцами белого движения (из того «рабского народа»), ни с крестьянами-партизанами 1918-1922, ни с донскими и уральскими казаками (всё из тех же «рабов»), ни с Союзом защиты родины и свободы в московском подпольи, ни с ярославскими и ижевскими повстанцами, ни с «кубанскими саботажниками», – а это всё наша сторона. В моём «Иване Денисовиче» XX съезд и не ночевал, повесть досягала не «нарушений советской законности», а самого коммунистического режима. На нашей стороне не знали мудрости Померанца, что не надо бороться с окрепшим злом: мол, через 200 лет оно само изведётся; что коммунистическому перевороту в Индонезии не следовало противостоять, ибо это «вызвало резню». Так и нашей Гражданской не следовало затевать? – а сразу сдаться переворотчикам? «Пусть Провидение позаботится, как спасти то, что ещё можно спасти.» Против безжалостной силы, которая сегодня обливает жёлтым дождём лаосцев и афганцев, накопила атомные ракеты на Европу, – не надо бороться? Конечно, живя в Советском Союзе, очень предусмотрительно так выражаться. Но ведь это и искреннее убеждение многих плюралистов, что коммунизм – не зло.

А мы, воюй не воюй, – всё равно «рабы». И – «революция в России осталась национальным делом».

Так – заканчивается «тоска по истории». Так – меркнут волшебные переливы плюрализма. Увы, увы, где-то на свете он есть, да что-то нашим не достижим.

Так – не надолго и не далеко разветвлялись течения плюрализма, вот они снова все плотно текут проверенным руслом. – «Это растление человеческих душ не содержит в себе ничего специфически коммунистического.» – «Русский социализм вылился в формы, специфичные для данного народа.» – «Сталин возможен был только потому, что русскому человеку нужен был новый царь-Бог.» – «Из-под коммунистической маски – традиционная российская государственность», советское общество «приобрело структурные очертания Московского царства». – «Хитрый татарский механизм.» – Большевицкое «обоготворение техники – это трансформированное суеверие крестьянского православия». – «Россия строила своё народное государство» – и получила, что хотела: партия и народ едины, власть общенародна, держится народом, – это мы и в «Правде» читаем, это и общий главный пункт плюралистов, об этом и все рефрены постоянно раздражённого Зиновьева.

В какую же плоскость сплющил сам себя этот плюрализм: ненависть к России – и только.

Таким единым руслом потекли, что в десятке их главных книг даже не встретишь названия «СССР», только пишут «Россия, Россия», можно подумать, что от душевного чувства. И даже чем явнее речь идёт об СССР – тем с большей сладостью выписывают: нынешняя «Россия делает достаточно гадостей, а в будущем может их наделать и ещё больше». А всё ж иногда и помучит научная добросовестность: ну Россия ладно, Россия или там «Советский Союз – это терминологический трюк», – а как же остальные 30 стран под коммунизмом? – они тоже «в структурных очертаниях Московского царства»? И тут, кто пофилософичней, находит мудрый ответ: «К русскому варианту вообще склонны отсталые страны, не имеющие опыта демократического развития». Вот это называется утешил, подбодрил! Так таких стран на земле и есть 85%, так что «хитрый татаро-мессианский механизм» обеспечен. А в оставшихся 15% был бы социализм самый замечательный! – да только их раньше проглотят.

Худ же прогноз.

Прогнозы? В будущем «тоталитаризм может даже отбросить атеизм». (М.Михайлов. Жди-пожди, кто ж от своего фундамента откажется? Да никого озверённее не ненавидели хоть Маркс, хоть Ленин – как Бога.) – В освобождении от тоталитаризма «национальное возрождение совершенно ни при чём». – «В качестве общественного человека русский человек останется навсегда рабом» (Синявский). – Программы будущего? «Есть все основания надеяться, что повторится Февраль и повторятся свободные выборы в Учредительное Собрание – (будто то были выборы) – и никакие враги плюралистического строя не смогут его разогнать.» – Одни предполагают, что обойдётся без революции (неясно, откуда тогда Февраль), другие (Плющ) откровенно жаждут революции, которая изменит «и политическую сферу, и экономику». Кто видит лучшим выходом – «как предложил Ленин»! – избрать в нынешний ЦК «сто простых рабочих» – (непонятно, почему Ленин при власти сам же их и не избрал) – можно и нужно инженеров и учёных, но не ото всего населения, а от крупнейших предприятий, институтов, и, разумеется, чтобы все они были членами партии, – и так СССР, простите, Россия, будет спасён. Дело в том, что «для великого и образованного народа все дороги ведут к демократии, притом основанной на социалистических идеалах». У народа нет навыков демократии? – неважно, но «есть потребность в ней». Один (Янов) заносится и на более решительный проект: предлагает внутри переходной России между спорящими группировками или классами установить западный, видимо военный (?), арбитраж. Есть и так: «Обязательно должно сохраняться государственное планирование, пока мы не перейдём к коммунизму» (курсив мой). Спасибо!

А вот – закружившийся планетарист. Он вообще отказывается решать будущее в пределах одной страны: «не будет даже полутора лет и ни для одного народа спокойной жизни, посвященной только внутренним задачам». (Упаси нас Бог от такого будущего! и жить не надо.) Идёт «подготовление человечества к общемировому объединению», «путь планетаризации человечества необратим», "так называемое "национальное самосознание"", «никаких национальных государств вообще в мире не будет», – а будет общемировое правительство?

Страшная картина. Грандиозный нынешний кабак ООН, безответственный, на пристрастных голосованиях, не способный ни на какой конструктивный шаг и за 40 лет не решивший ни одной серьёзной задачи, – да наделить его кроме парламентарных прав ещё и исполнительными? Если даже в малых странах, где всё обозримо, то и дело открываются коррупции, скандалы, – то кто ж докричится мировому зевлу о нуждах своего отдалённого края? Всё будет – в чужих, равнодушных, а то и нечестных руках. Это уже – конец жизни на Земле. Если серьёзно уважать «швейцарский» принцип, что местное управление должно быть сильнее центрального, то в этой иерархии что остаётся всемирному правительству? Ноль. Тогда – и зачем оно?

Но – снова же об интеллигенции. Дело в том, что интеллигенция «самим фактом своего существования утверждает права личности» – и «именно поэтому всегда была и остаётся чужда народу»... Да и вообще: «протест их индивидуален, они никого не хотят вести за собой». И даже: "Вести за собою массы могут лишь демагоги, выбрасывающие «народу» вовсе не те лозунги, которые намерены осуществить". Вот те раз. А как же тогда с ценностью демократии, и из чего состоят демократические выборы? Да не волнуйтесь, успокаивает нас запредельный демократ: даже «самые обманчивые, демагогические, подкупные выборы в каком-нибудь американском штате-в моральном, этическом, духовном и христианском смысле несравнимо выше всей (курсив автора) многовековой истории русского самодержавия». Потому что «идеология демократического общества определяема стремлением к Богу»... (И тот же самый автор убеждал нас, что марксистско-ленинская идеология ни в чём не виновата, ибо «идеология ничего не определяла».) А например, «вполне законно сомневаться, что монополия католической церкви в Польше была бы намного лучше, чем монополия коммунистической партии». И вот: «Террористы появляются только там, где в самом деле под видом демократии скрывается какая-либо форма неравенства перед законом, а значит и скрытый авторитаризм». А так как террористы кишат более всего в Западной Европе – то и...? Разбирайтесь сами.

Всё говоримое тут о плюралистах отнюдь не относится к основной массе третьей, еврейской, эмиграции в Штаты. В их газетах на русском языке круг авторов, а значит и читателей, далеко обогнал наших плюралистов в понимании Запада. Они – всё яснее видят язвы Америки и всё отчётливей о них говорят. Приехав в эту страну, эти люди хотели бы прежде всего не теоретизировать о демократии, а видеть тут элементарный государственный порядок. Но тем вопиюще обнажается тыл плюралистов, в котором они были уверены! И теперь они публично жалуются на еврейскую эмиграцию, что та находит американские свободы избыточными до опасности. Нельзя без улыбки читать жалобы Шрагина, его возмущение трезвыми пожеланиями новой эмиграции: ограничить вмешательство общественного мнения в дела правительства; усилить административную власть за счёт парламентаризма; укрепить секретность государственных военных тайн; наказывать за пропаганду коммунизма; освободить полицию от чрезмерных законнических пут; облегчить судопроизводство, при явной виновности преступника, от гомерического адвокатского формализма; перестать твердить про права человека, а сделать упор на его обязанностях; воспитывать патриотическое сознание у молодёжи (караул! что это делается? куда мы попали??); запретить порнографию; усилить сексуальный контроль; искоренить наркотики из молодёжного употребления; и ещё о многом подобном – о гибели школы, о моральной гибели детей. Но это идёт в полный развал идей высочайшего и широчайшего демократизма, с которыми наши плюралисты приехали из Москвы! Они-то привезли, что «Америка через Вотергейт очищалась от грязи вьетнамской войны», а тут – отчаяние: «большинство эмигрантов настроены антидемократически», «антидемократическое настроение как единственно возможное...», «почему среди выходцев из Советского Союза антидемократы берут верх?». Увы, и ещё я должен отличить: иные авторы эмигрантских еврейских газет и журналов не скрывают, что навек пронзены русской культурой, литературой, и нападки на Россию в целом у них заметно реже, они открыли в себе глубину сродства с Россией, какой раньше не предполагали. Не то плюралисты. «Выбрав свободу», они спешат выплеснуть в океан самовыражения, что русские – со всей их культурой – рабы, и навсегда рабами останутся.

Комично печальное впечатление от того, как плюралисты несут и слагают свои жалобы и надежды к стопам Запада, ослеплённо не видя, что Запад сам себя уже не способен защитить.

Кто активнее, кто менее, они спешат преподнести Западу свои советы, как держаться относительно коммунизма. Но вместо ожидаемого плюралистического спектра мы и тут встречаем довольно унылое однообразие. Мы уже видели, что по их оценкам либо не коммунизм виноват в том, что делается в СССР, либо даже это вообще не коммунизм. – «Борются против коммунизма и тем расходуют силы впустую.» Чёрную и опасную работу – снова, и впредь, и вечно выстаивать против живого коммунизма – они оставляют другим. Себе они видят более актуальные задачи. – «Логически невозможно доказать, что русский вариант коммунизма единственно возможен.» – «Кто знает, возможен и бархатный коммунизм?» "Чего нам бояться? Зачем рисовать грандиозный образ мирового зла? ... Они тоже начинали с борьбы за добро." (Померанц. И даже я бы добавил: во скольких странах прямо сегодня на наших глазах начинают с борьбы за добро при помощи автоматов и ракет.) А вот европейские марксистские компартии – это «грозная опасность Советскому Союзу». – «Мне не хочется встречать анафемой первые шаги еврокоммунизма.» "Такое важное явление, как еврокоммунизм." (А меж тем – он уже и испарился.)

Еврокоммунизм – надежда, а угроза – это русская «националистическая банда», которая всё уже приготовила, чтобы сменить Брежнева в СССР. И когда касается этого – ещё острее сужается весь ожидаемый спектр плюрализма. «Проблема национализма» – любимейшая для их изданий, и даже когда вот сейчас собрались в Бостоне на литературную вроде бы конференцию – то сразу же и сбились на проблему «национализма». И – одиноко, и – осуждаемо прозвучали отдельные голоса (да и совсем не тех философов, кем наполнена эта глава), что, может быть, этот пресловутый «национализм» – попытаться бы понять? и даже войти с ним в союз? Нет! нет! – отрезали вершители, выступая и по дважды. И – восстановили то единомыслие, какое беспомешно течёт все эти годы по их плюралистическим каналам и в западные уши. Не дать, не дать русским очнуться к национальному сознанию!

Где Западу разобраться? Почему ему не верить – если сами русские предупреждают: будет «православный фашизм»! «Крест над тюрьмой вместо красного флага»! – Синявский, по «Штерну» – «кроткий христианин из СССР», «через него в Россию возвращается Бог», по «Вельтвохе» – славянофил, а сам себя публично не раз называл православным, – так зря на своих не скажет? До него осторожно указывали плюралисты: «У нашей интеллигенции есть все основания быть предубеждённой против православия», православная Церковь прежде должна «вернуть себе доверие интеллигенции», – то есть православию ещё надо заслужить себе место в плюрализме. А тут – «Сны на православную Пасху», название вызывает особое доверие, православие так и выпирает из груди автора. А он – эссеист не простодушный, не однослойный, вот умеет вовремя увидеть и нужный сон, умеет и пропользовать слово, так вывернуть абзац и фразу, что как бы совсем не от него, неизвестно от кого, вдруг выползают эти нужные каракатицы: «Крест над тюрьмой вместо красного флага». Кто это? где это? А – лови. Умеет как-нибудь так состроить, пугануть: «Альтернатива: либо миру быть живу, либо России» (и в языке раскоряка: древняя форма рядом с «альтернативой»). И каждый здравомыслящий откинется в ужасе: ах, вот как! И нас о том предупреждает русский? Какой же выход, какой же выбор подсказывается прочему миру, если он хочет жить?..

И – никто из плюралистов не возразит, не остановит. Да ведь – истины же нет, и никто не знает «как надо» и «как не надо».

Нераздумчивым американцам как угодно выворачивают нашу старую историю, чтобы состроить эстакаду Грозный-Пётр-Сталин, а все века русской жизни потопить в болотной невыразимости. А чего стоит нечестное, неосмысленное употребление термина «неославянофилы» (как и в XIX веке «славянофилы» изобретено оппонентами, кличкой-дразнилкой), – вот уж ни одного живого «славянофила» сейчас в России не знаю (пардон, кроме Синявского). Есть патриоты умирающей родины – так так надо и говорить, не юля. А если «профессиональному историку» потребуется срочно под перо славянофил XX века, так не глядит на ведущих – Дмитрия Шипова, Александра Самарина – а хватает ничтожного Шарапова и сдувает с него пыль в глаза. Вот так и мотают нам «историю» на шарапа. А произошла кровавая революция в Иране – наши честные и образованные плюралисты задули во все трубы, что православие – это и есть исламский фундаментализм, и даже ещё кровавей. Лепят басенки о «голубях» и «ястребах» в Кремле, об обещательной смене старого поколения вождей на молодых, и как СССР можно обуздать и направить торговлей с советскими «динамичными менеджерами», лавочный анализ, и на этом строят прогнозы на тараканьих ножках, – а в их компетентности вольная американская демократия не смеет усумниться. Так и читаем мы в видных американских изданиях: то «Брежнев – миротворец» (Янов, перед вторжением в Афганистан), то «советская агрессия – старая сказка», «от коммунизма остались одни слова». Наш плюрализм до того не имеет объемного взгляда, что, вместе с Западом, не видит, как коммунизм шагает через горные хребты и океаны, с каждым ступом раздавливает новые народы, скоро придушит и всё человечество вместе с плюрализмом, – нет! При таких мировых событиях у наших плюралистов: то злокозненный мессианизм, которым якобы пылала масса русского народа от XV века до XX; то тёмное православие; то гнилость русской истории (обновлённой лишь идеалистическими ленинскими годами); мракобесие всех национальных течений и учений, извечная скотскость народа; и новая опасность для всего человечества – русского выздоровления, которое непременно станет ещё страшнейшим тоталитаризмом.

А забегливые спешат забежать перед Западом и многобрызно: у русских националистов – «братское соединение с режимом»! "Сближение «правых диссидентов» и официальной Новой Правой"!

Сближение – через кандалы. «Брата» Огурцова догноили 15 лет до конца и послали умирать в лесоповальную глушь. И второй восьмёркой, до тех же 15 лет, догнаивают «брата» Осипова. И посадили на второй срок «брата» Бородина. Не как врагов-плюралистов, не как тех свободомыслящих журналистов отпускали на Запад, не как враждебного Синявского, «единственно опасного из писателей эмигрантов» (как понял из интервью с ним «Штерн»), – освободили из лагеря досрочно. (Предлагаемые им аспекты двоятся: «Монд», 7 июля 79 – «находился в плохих отношениях с лагерной администрацией»; «Штерн», октябрь 81 – «благодаря хорошему поведению».)

Победа «Новой Правой» будет – «конец детанта и усиление гонки вооружений» (да куда ж ещё усиление?), их цель – «реставрация сталинизма», «сочетать ленинизм с православием». И громко срывается метучая журналистическая чета (Соловьёв и Клепикова): «Секретная Русская Партия – очень мощная и всё захватывает», «у неё есть свой ЦК, теневой кабинет, железная связь между Москвой и провинцией», даже «защита памятников старины связана с Госбезопасностью», «в этом обществе особенно видна зловещая роль Русской Партии». И даже добавим: только эта националистическая банда и могла задумать уничтожить русский Север – повернуть реки, затопить пространства, а сам русский народ так отечески привести к вымиранию. – «КГБ и Русская Партия имеют тенденцию перекрываться», хотя «большинство основателей Русской Партии – журналисты и литераторы». (Что-то соскользнули, тут уже не так страшно.) Да жми железку до конца: «Русские националисты – попросту фашисты и используют немецкие приёмы», «Русская Партия переходит в национал-фашизм». (Всё та же чета.) – «Они нагло следуют аргументам и процедурам(очевидно, газовым камерам?), которыми пользовались их германские братья по оружию.»

Тут уже – сердце Запада не откажет, в реакции можно быть уверенным: русских надо уничтожать! А коммунизм меж тем – вовсе затмен и исчез.

Эти настойчивые призывы – уже не по-русски печатаются, не для эмигрантов, а – для американских простаков, и формируют же мнения, и обещают действия. Афганистан? Польша? – на Западе шлются проклятия не советскому имени, но русскому, и плюралисты не поправят, но сами то и создают. «Русский империализм», "за жёсткую внешнюю политику СССР ответственна "Русская Партия"", этот гибрид лагерников с маршалами... Так – неразумно, безумно толкают Запад повторить гитлеровскую дорожку: воевать не против коммунизма, а против русского народа.

Никак не обещали нам в спектре плюрализма – лжи и обманных приёмов. Уж их-то можно было оставить советской пропаганде? Нет, прихвачены по наследству.

Отчасти по московско-ленинградской нечувствительности к страданиям деревни и провинции (эти два города полвека были усыплены и подкуплены за счёт ограбления остальной страны), наша образованщина слепа и глуха к национальному бытию, не научилась видеть и не тянется видеть процессы истинные, грандиозные: вода, воздух, земля, еда, отравленные продукты, семья, вымирание, новое брежневское наступление на деревню, уничтожение последних остатков крестьянского уклада; что 270-миллионный народ мучается на уровне африканской страны, с неоплаченной работой, в болезнях,

при кошмарном уровне здравоохранения, при уродливом образовании, сиротстве детей и юношества, оголтелой распродаже недр за границу, – но читайте журналы и сборники плюралистов: об этом ли они пекутся? Если бы действительно заботились о России – то почему ни о чём об этом? Для многих народов нашей страны дума сегодня упёрлась в простое: они вымирают, ещё останутся ли на земле? Но ни у кого из плюралистов мы такой кручины не встречаем. Как их предшественники и отцы спокойно пропустили тотальное уничтожение ещё ленинских лет, тотальное вымирание Поволжья, потом геноцидную коллективизацию, голод на Украине, на Кубани, послевоенные потоки Гулага (только заметили вовремя партийные чистки 37-го года, «космополитов» и «дело врачей»), так и сегодня наши плюралисты не замечают, что Россия – при смерти, что она уже – обмерший полутруп, – а кружится на павшем теле хоровод оживлённых гномов, всё нащебечивая своё. Для доверчивого Запада переписывают нашу новейшую историю по вехам диссидентских выступлений. Преувеличением столичного диссидентства и эмиграционного движения отвратили внимание мира от коренных условий народного бытия в нашей стране, а лишь: соблюдает ли этот режим-убийца свои собственные лживые законы? После своевременной эмиграции их забота теперь: возликует ли неограниченная свобода слова на другой день после того, как кто-то (кто??) сбросит нынешний режим. Их забота – над какими просторами будет завтра порхать их свободная мысль. Даже не одумаются предусмотрительно: а как же устроить дом для этой мысли? А будет ли крыша над головой? (И: будет ли в магазинах не подделанное сливочное масло?)

Сколько среди них специалистов-гуманитаристов – но почему ж нам не выдвигают конкретных социальных предложений? – да разумными давно бы нас убедили! Чем восславлять себя безграничными демократами (а всех инакомыслящих авторитаристами), да расшифруйте же конкретно: какую демократию вы рекомендуете для будущей России? Сказать «вообще как на Западе» – ничего не сказать: в Америке ли, Швейцарии или Франции – всё приноровлено к данной стране, а не «вообще». Какую вы предлагаете систему выборов: пропорциональную? мажоритарную? или абсолютного большинства? (От выбора системы резко меняется состав парламента, и большие меньшинства могут «проглатываться» бесследно, либо, напротив, никогда не составится стабильное правительство.) Должно быть правительство ответственно перед палатами или (как в Штатах) – нет? – ведь это совсем разно действующие схемы, и если, например, парламентское большинство обязано поддерживать «своё» правительство из одних партийных соображений – то это опять власть партии над народным мнением? А степень децентрализации? Какие вопросы относятся к областному ведению, какие к центральному? Да множество этих подробностей демократии – и ни об одной из них мы ещё не слышали. Ни одного реального предложения, кроме «всеобщих прав человека».

Они – демократы «вообще». Но должны ли мы поверить, что они жаждут власти реального народного большинства, а не своего «культурного круга», чьё управление и будет «демократия»?

А – переходный период? Любую из западных систем – как именно перенять? через какую процедуру? – так, чтоб страна не перевернулась, не утонула? А если начнутся (как с марта 1917, а теперь-то ещё скорей начнутся) разбои и убийства – то надо ли будет разбойников останавливать? (или – оберегать права бандитов? может, они невменяемы?) и – ктоэто будет делать? с чьей санкции? и какими силами? А шире того – будут вспыхивать стихийные волнения, массовые столкновения? как и кто успокоит их и спасёт людей от резни?

Ни о чём об этом наши плюралисты не выражают забот.

Ну, скажут, и пусть их? Там, в России, их здешний гулок не воспринимается как имеющий значение, а тем более как угроза нашему реальному будущему.

Если бы опыт Семнадцатого года не пылал у меня под пальцами – вероятно, и я не придал бы значения. Но что-то становится – весьма похоже. Уже основательно мы испытали один раз, как нас заболтали и проторили «стране рабов» дорогу в светлое будущее.

Они наворачивают, наворачивают – а как бы опять не вокруг нашей головы, как бы опять не затмить нам глаза. Прежде чем Россия придёт в сознание – уже направить это сознание. И уже сейчас, где могут, наталкивают по русскоязычному радио, чтобы правильно повести оставшееся там население.

Скажут: ну, не такие ж это крупные фигуры, как те прежние. Да а те, разобраться, нешто было крупные? Каких история выпускает на арену – те и действуют. Да не верстаются нынешние и к либерально-демократической эмиграции 20-х годов, ни по масштабу, ни по уровню мысли, ни по общественному опыту, – а ведь насколько превосходят тех по возможностям. Те – перебивались с корки на корку, убивались заработать сотню франков, не знали где голову приклонить, а напечатать статью в крупном французском или американском издании им было много лет недоступно. Эти – основывают собственные издательства, журнал за журналом (уже сейчас их выходит в эмиграции столько, что хватило бы на всю Россию), ездят по конференциям, открыты им и западные газеты, открыты и университетские кафедры без подробного спроса о научном багаже, их слушает Запад, молодой и не молодой. Их влияние на Западе несравнимо с влиянием всех предыдущих эмиграции из России.

А если оглядеть круг личностей шире, чем цитированные здесь: ведь десятилетиями жили в столицах, и многие служили на деликатном идеологическом фронте – марксистскими философами, журналистами, очеркистами, лекторами, режиссёрами кино и радио, даже пропагандистами ЦК, референтами ЦК, даже прокурорами! – и нам, с лагерного и провинциального дна, справедливо казались неотличимы от цекистов и чекистов, от коммунистической власти. Они жили с нею в ладу, ею не наказывались и с нею не боролись. И когда я в окружающей советской немоте 50-х годов готовил свой первый прорыв через стену Лжи – то именно через них прорыв, через их ложь, – и ни от кого из них нельзя было ждать поддержки. И вдруг – открылась возможность некоторым двинуться на Запад, и они двинулись, где-то по пути тихо роняя свои партийные билеты. И по другую сторону Атлантического океана вдруг стали исключительно смелы в суждениях о советской жизни, вчера успевали там, сегодня здесь, и громко рассказывают, как они, чистые и неподкупные, тяжело страдали в грязных гнёздах пропаганды ЦК, или прокуратуры, или союза писателей и журналистов, опубликовавши в СССР кто по три, а кто и по десятку книг и множество статей, и записывают себе в послужной список поставленные в СССР пьесы, фильмы, – а что это всё было, если не ложь, ложь и ложь? И никто из них – ни о д и н! – не раскаялся, не заявил публично, что это он и заплёвывал наши глаза ложью, не рассказал ни о каком своём соучастии, как он, хотя бы часть своих лет, укреплял и прославлял коммунистический режим и получал от него награды. Их философия: это – скотская народная масса виновата в режиме, а не я. Им и в голову не приходит, что настоящее творчество начинается не с безопасного (или даже опасного) сатирического разоблачения других, а с поисков своей собственной вины и с раскаяния.

Сегодня от Февраля то различие, что перед тем нельзя было «проговориться», тогдашние плюралисты вещали совершенно открыто в 50 газетах и с 50 трибун, и можно было заранее видеть, что они готовят (но, по неопытности, не понимал почти никто, и даже многие сами они). А теперь, в СССР, все истинные взгляды, процессы, мысли, настроения, желания скрыты под казённой вменяемой однообразностью режима, под его чугунной коркой. И обнажиться могут только в эмиграции – но и как же откровенно! История вот произвела и показала нам предупреждающую пробу.

Чем крупней народ, тем свободней он сам над собой смеётся. И русские всегда, русская литература и все мы, – свою страну высмеивали, бранили беспощадно, почитали у нас всё на свете худшим, но, как и классики наши, – Россией болея, любя. А вот – открывают нам, как это делается ненавидя. И по открывшимся антипатиям и напряжениям, по этим, вот здесь осмотренным, мы можем судить и о многих, копящихся там. В Союзе все пока вынуждены лишь в кармане показывать фигу начальственной политучёбе, но вдруг отвались завтра партийная бюрократия – эти культурные силы тоже выйдут на поверхность – и не о народных нуждах, не о земле, не о вымираньи мы услышим их тысячекратный рёв, не об ответственности и обязанностях каждого, а о правах, правах, правах, – и разгрохают наши останки в ещё одном Феврале, в ещё одном развале.

И в последней надежде я это всё написал и взываю, и к этим и к тем, и к открывшимся и к скрытым: господа, товарищи, очнитесь же! Россия – не просто же географическое пространство, колоритный фон для вашего «самовыражения». Если вы продолжаете изъясняться на русском языке, то народу, создавшему этот язык, несите же и что-нибудь доброе, сочувственное, хоть сколько-нибудь любви и попытки понять, а не только возвышайте образ, как (Амальрик, «Синтаксис», № 3, стр. 73) «у пивной, размазывая сопли по небритым щекам, мычит»... – а мат оставляю докончить вашим авангардным бестрепетным перьям.

Теперь вот читаю, что понаписали за эти годы лично против меня, – редко встретишь честную полемику, то и дело выверт, натяжка, ложь. Вот видный культуртрегер («культура – это религия нашего времени») дважды или трижды приписывает мне в западной прессе: то желание «восстановить византизм Третьего Рима» (с какого брёху?), то иметь в России теократию, то «православного аятоллу». И это – не ошибка одного ума или натяжка одного полемиста, но от одного к другому так и потекло, и все указуют: «Солженицын предлагает теократию». Да – где же, когда? – да перетрясите мои десять вышедших томов и найдите подобную цитату! Ни один не приводит. Значит, заведомо знают, что лгут? Да, вкруговую знают, что лгут, – и лгут!

На «аятоллу» мне пришлось всё-таки ответить, исключение, уже заврались за пределы. Ответил – абзацем в 80 слов (считая предлоги и союзы). Эткинд мне в ответ – 1300 (пропорция неуверенности), и при том ни тени извинения, что я публично оболган, а взамен – новая ложь; будто я «учу», что «критерий нации – предки, то есть кровь». Да где же это я так «учил», что «критерий нации – кровь»? Откуда это «то есть»? Цитаты – не ждите, и не дождётесь, ибо её не существует. Очередная подтасовка, а литературовед мог бы прочесть «Ленина в Цюрихе» потоньше. Наши предки – да, это прежде всего наше духовное наследство, ими определяется оно, и из того вырастает нация, и из душевной связи с родной землёй, а не с любой случайной, где досталось расти. И у Ленина – душевной связи с Россией мы не видим нигде, ни в чём, никогда. И если в Соединённых Штатах в польской, теперь и вьетнамской, семье растёт ребёнок – то каким бы образцовым гражданином Штатов он ни вырос, и даже если он никогда своей родины не видел, – всё же к сердцу его с наибольшим отзывом прикладывается боль его дальней родины. Отчего же иначе все поляки, вот уже и в четырёх поколениях живущие в Штатах, так бурно и больно отозвались на события именно в Польше, а не в Камбодже или в Эритрее? И кто же настаивает, что это – «кровь»? Это – предки, духовное воспитание, национальная традиция. И вот отчего Соединённые Штаты и за 200 лет ещё не спаялись в единую нацию, но раздираемы сильными национальными лобби.

Или вот распространённый приём плюралистов: выхватить удобную цитату, но не из меня, а из кого-нибудь – В.Осипова, Н.Осипова, Удодова, Скуратова, Шиманова, Антонова – я может быть тех авторов и в глаза не видел, не переписывался, тем более в одни сборники не входил – неважно, дери цитату и лепи её Солженицыну, он ведь на лай не отгавкивается, значит – прилепится. Раз тот так написал – значит, и Солженицын так думает!

И этим нехитрым приёмом не брезгуют многие плюралисты – начиная от «примкнувшего» М.Михайлова. И «Синтаксис», претендующий, кажется, стать эталоном нашего эстетического вкуса и утончённого мышления, – в первом же номере своём громит некоего Шиманова, преградившего дорогу всей свободной русской мысли, – разоблачитель-предупредитель мечется, мечется по шимановской конструкции, и выясняется зачем: вот он собрал и выкладывает, что нашел «общего» у Шиманова с Солженицыным: всякий нехристианский народ _ варварский, а Китай – особенно; задача русского народа – охранить христианство от «жёлтой опасности»; говоря об «образованщине», конечно имеют в виду «сионских мудрецов», и именно они должны быть устранены как главное препятствие на пути русской нации.

Какие сотрясательные выводы о Солженицыне! И насколько же бы они прогремели, если бы взять цитаты да прямо из Солженицына! Да – нету таких цитат. Да – неоткуда их взять. Только вот – соскрести с Шиманова, местами, и то плохонько.

И первым вкладом в бриллиантную диадему будущего законодательства вкуса принимает главный Эстет от суетливого коммивояжёра – дешёвую дутую подделку. И как же не побрезговать – в тени-то, позади-то: ведь этакая мусорная стекляшка, пожалуй, и в диссонанс со взятыми напрокат гравюрами Фаворского?

Да ведь вот мой десяток томов, да ведь вот дюжина исторических глав – критикуйте! разносите! раздолье! Тут и целая желанная программа есть для разноса – Шипова (пока поглубже, чем всё предложенное нашими плюралистами), петит ли мелок, глаза не берут? Нет! Подобно коммунистам, спорят со мной как с партийным публицистом, и только. Накидываются со всеми трубами на какой-нибудь один абзац какого-нибудь интервью.

Но когда я пишу: «Винить нам некого, кроме самих себя», – такой фразы и подобных умудряется не заметить никто из двух дюжин критиков, а дружно голосят, что в «русской революции Солженицын винит исключительно инородцев». Затем есть ещё сручный приём: цитату взять истинную, но вырвать её из текста, но истолковать ложно, но извратить. Такой отмычкой воспользовались сразу несколько плюралистических авторов, в том числе, увы, и разборчивый Померанц, выхватя фразу из моего «Раскаяния». Фраза -самого общего характера: что в раскаянии трудно вовсе освободиться от памяти, односторонен твой грех или обоесторонен, всё же температура разная, не на церковной исповеди, но в человеческом быту, – и кто же от этого свободен? Да, это не высота христианского исповедального покаяния, но статья не ему и посвящена, а повседневному человеческому раскаянию, у него и пределы. Вот она: «Если обиженный нами когда-то обидел и нас – наша вина не так надрывна, та встречная вина всегда бросает ослабляющую тень. Татарское иго над Россией навсегда ослабляет наши возможные вины перед осколками Орды». То есть простая мысль: не мы к ним первые пришли. И это относится к событиям шестисот лет, протекших от сокрушения Орды, – тут и подчинение Казани, и Астрахани. Но, выхватив фразу из контекста, изо всего строя статьи, бессовестно истолковали её – один! другой! третий! четвёртый! – именно в том смысле, что этим я одобряю советское выселение татар из Крыма!

Не прослеживал, кто из них первый придумал (другие – перенимали). Изо всех обращусь лишь к тому, от кого нельзя было ожидать. Григорий Соломонович! Ведь Вы призываете, чтобы даже в разоблачении Гулага, миллионных коммунистических уничтожений, не было бы «пены на губах». Отчего ж – не к государственному деятелю, но к писателю, никому не рубившему головы, – Вы допускаете ей пениться на Ваших собственных? и не пристыдите единомышленников и Ваших учеников? Судя по Вашей статье, Вы «Архипелаг» прочли, и Вы помните, что я пишу там о страданиях выселенных крымских татар и сочувствую я им или тем, кто их выслал. А ещё, может быть, Вы читали и «Раковый корпус» – и запомнили, с какой нежностью описан умирающий татарин Сибгатов, лишённый вернуться в Крым? (Одно из самых «непроходных» для цензуры мест «Ракового корпуса».)

И после этого – вот так выворачивать? А ученики зовут Вас «кротчайший мудрец»...

И весь расчёт – только на то, что я всё равно смолчу, занят Узлами – и не отвлекусь?

Не у меня, это у ваших плюралистов – «татарский», «татаро-мессианский» – первая брань.

Какие же цели ставит себе эта бесчестная дискуссия? Что доброе надеются ею построить в русском будущем? Почему нашему гордому интеллектуальному плюрализму с первых же шагов понадобилась ложь? Неужели без неё не выстраивается аргументация? Самые дотошные книгоеды из них беззастенчиво сочиняют, не приводя ни единой цитаты, – потеряли всякую осмотрительность.

И насколько можно верить последовательности плюралистов? «Права человека» относятся ко всем людям или только к ним самим? Вот я воспользовался самым скромным из прав человека – не поехать по приглашению на завтрак, и свой отказ объяснил в письме к Президенту. И какой же это вызвало гнев плюралистов: я должен был поехать! чтобы придать весу всему их коллективу приглашённых! И некто Любарский пишет задыхательную статью (и снова пропорция неуверенности: в три раза длиннее, чем моё письмо Президенту). И снова: что в моём письме главное, существенно, – то обмолчать или вывернуть, «не понять», зато нравоучительно втолковывать, кем из диссидентов (кроме почему-то Синявского) я пренебрег – хотя в моём письме ясно сказано, что состав участников от меня тщательно скрывали, и Любарский знает, что он был объявлен лишь вослед. С привычным советским вывертом втискивает меня в компанию Брежнева, «Литгазеты», обвиняет в безответственном повторении «бредовых мнений» "какого-то генерала" из «какой-то американской газеты», – извольте: «Вашингтон пост», ведущая столичная, генерал Тейлор, командовавший объединённой группой начальников штабов, а стратегическую идею избирательно уничтожать русских ядерными ударами ему подали из университетских кругов, профессор Гёртнер.

С таким гневом свободные плюралисты никогда не осуждали коммунизм, а меня эти годы дружно обливали помоями – в таком множестве и с такой яростью, как вся советская дворняжная печать не сумела наворотить на меня за двадцать лет. Очень помогло им, что западная пресса, особенно в Штатах, в руках левых – и легко, и охотно эту травлю переняла и усвоила.

Сколько лет в бессильном кипении советская образованщина шептала друг другу на ухо свои язвительностипротив режима. Кто бы тогда предсказал, что писателя, который первый и прямо под пастью всё это громко вызвездит режиму в лоб, – эта образованщина возненавидит лютее, чем сам режим?

"Фальсификатор... Реакционный утопист... Перестал быть писателем, стал политиком... Любит защищать Николая I (?)... «Ленин в Цюрихе» – памфлет на историю... «Ленин в Цюрихе» – карикатура... Оказался банкротом... Сублимирует недостаток знаний в пророческое всеведение... Гомерические интеллектуальные претензии... Шаманские заклинания духов... Ни в грош не ставит русскую совесть... Морализм, выросший на базе нигилизма... Освящает своим престижем самые порочные идеи, затаённые в русском мозгу... Неутолимая страсть к политическому пророчеству с инфантилизмом... Потеря художественного вкуса... Несложный писатель... Устройство сознания очень простое и близкое подавляющему большинству, отсюда общедоступность. (Вот это их и бесит. А я в этом и задачу вижу.) Фанатик, мышление скорей ассоциативное, чем логическое... Пена на губах, пароксизм ненависти... Политический экстремист... Волк-одиночка... Маленький человечек, мстительный и озлобленный... Взращённый на лести... Ходульное высокомерие... Одинокий волк, убежавший из стаи... Полностью утратил контакт с реальностью... Лунатик, живущий в мире мумий... Легко лжёт... Пытается содействовать распространению своих монархических взглядов, играя на религиозных и патриотических чувствах народа (ну, буквально из «Правды»)... Пришёл к неосталинизму... Его сталинизм полностью сознательный... У Ленина и Солженицына абсолютно одинаковое понимание свободы... По его мнению, коммунистическая система не подходит России только из-за того, что она нерусская (не из-за того же, что атеистична и кровава?)... Капитулировал перед тоталитаризмом... Яростный сторонник клерикального тоталитаризма... Аятолла России... Великий Инквизитор... Солженицын, пришедший к власти, был бы более опасным вариантом теперешнего советского режима... Его поведение запрограммировано политическими мумиями, которые однажды уже поддержали Гитлера (отчего не самим Гитлером?)... Опасность нового фашизма... В его проповедях и публицистике – аморальность, бесчестность и антисемитизм нацистской пробы"... И наконец: «Идейный основатель нового Гулага»...

И это всё написано не замороченными иностранцами, но моими, так сказать, так сказать... соотечественниками. И так нарастал от года к году, раздражённый, оскорблённый тон плюралистов, что даже этих, кажется уж высших, обвинений им казалось мало – и стали лепить больше по личной части: «...Ослепление рассудка... Помрачение рассудка ослабило моральные тормоза... Наведенное безумие... Удар славы тем сильней раскалывает голову, чем менее плотно её нравственное наполнение».

И требовали, чтоб я наконец замолчал, не выступал перед Западом! (Уж я ли не молчу? Не управляемся отказывать всем западным приглашениям.) И прямо так и вопрошали: зачем я выжил? – и на войне, и в тюрьме, и сквозь рак. И объявляли меня – уже вполне конченным, хоронили (мыши кота).

И – как не перемывали в сплетнях мои собственные признания! – как будто они первые дознались, открыли. Ни одна моя покаянная страница не осталась без оживлённого обтанцовывания, на каждую находились низкие оппоненты, кто выплясывал, скакал, указывал, торжествовал, как будто я скрывал, а он разоблачил. (А ведь среди этой публики – и писатели есть. И – как же они себе мыслят литературу без признаний?)

Так постепенно сводили клеветы под единый купол и ещё такой приём придумали, наглядное пособие: напечатать серию фотофантазий на «род Солженицыных» – морда за мордой, тупица за тупицей – презренный род, каким только и может быть всякое русское крестьянское порождение. Или, как выразился левый «Мидстрим» (остроумный Макс Гельтман): «в его родословной все крестьяне до того, что коровьим навозом почти замараны писательские страницы».

А в левом американском «Диссенте» шустрая чета (всё те же Соловьёв и Клепикова) приоткрыла опасную связь: «Отрицательные черты Солженицына являются чертами России, и расхождения с ним его либеральных оппонентов относятся не к нему, а к самой России... Читатели могут любить или не любить Солженицына, но это равносильно любви или нелюбви к его стране... Связь с отечеством его не прервана, а скорей усилилась изгнанием, подобно тому как – (оцените сравнение) – части раздавленного червя извиваются, пытаясь соединиться».

И усвоили, и печатно употребляют как самоясное выражение – «люди Солженицына», – то есть как будто мною мобилизованы, обучены, и где-то существуют, и тайно действуют страшные когорты. Да очнитесь, господа! Если бы я непрерывно ездил на конференции, как вы все это делаете, всё организовывал бы комитеты, или мостился бы к госдепартаментским, как вы этим заняты! – но я заперся, уже 6 лет тому, для работы и даже трубку телефонную в руки не беру никогда. Да у вас переполох от ненависти и страха. Ваша дружная сосредоточенная ненависть немало и убеждает меня в правильности и полезности для России моей тропы.

Естественное возрождение русских умов и русских сил там и сям, признак не до конца умершей нации, – вы принимаете за заговор?

...Так с удивлением замечаем мы, что наш выстраданный плюрализм – в одном, в другом, в третьем признаке, взгляде, оценке, приёме – как сливается со старыми ревдемами, с «неиспорченным» большевизмом. И в охамлении русской истории. И в ненависти к православию. И к самой России. И в пренебрежении к крестьянству. И – «коммунизм ни в чём не виноват». И – «не надо вспоминать прошлое». А вот – и в применении лжи как конструктивного элемента.

Мы думали – вы свежи, а вы – всё те же.

1982