В оглавление «Розы Мiра» Д.Л.Андреева
Το Ροδον του Κοσμου
Главная страница
Фонд
Кратко о религиозной и философской концепции
Основа: Труды Д.Андреева
Биографические материалы
Исследовательские и популярные работы
Вопросы/комментарии
Лента: Политика
Лента: Религия
Лента: Общество
Темы лент
Библиотека
Музыка
Видеоматериалы
Фото-галерея
Живопись
Ссылки

Лента: Религия

  << Пред   След >>

Протестантская этика и вопросы современной биомедицины: опыт критического анализа

На портале уже публиковались статьи, транслирующие православную точку зрения на этические дилеммы современной медицины. Также был опубликован краткий обзор взгляда на этот вопрос Римско-Католической Церкви. Автор продолжает развитие темы и предлагает ознакомиться с протестантской позицией по отношению к новейшим биомедицинским технологиям.

Христианская оценка современных биомедицинских технологий отличается, с одной стороны, нравственной глубиной, обусловленной духовным опытом Церкви, с другой стороны (если иметь в виду отличия православного, католического и протестантского взгляда на проблему), – необычайной широтой трактовок, которая объяснима исторически возникшими и существующими по сей день конфессиональными и доктринальными расхождениями.

О православном и католическом отношениях к названной проблематике, о сходствах и значимых отличиях позиций православных и католиков мы писали в предшествующих публикациях[1]. Недавно опубликована также интересная работа иеромонаха Пантелеимона (Мельника), посвящённая анализу католического учения о биогенетических проблемах современной медицины[2]. В настоящее статье мы (не претендуя на всеохватность обзора эмпирических данных по теме) представим попытку концептуальной характеристики протестантской позиции по вопросам развития современной биомедицины. Это поможет оттенить мировоззренческие нюансы в конфессиональных оценках биомедицинской проблематики и чётко разграничить религиозные принципы, на которых они основываются. Кроме того, в сравнении с позициями инославных конфессий более явственно можно обозначить и выразить православное отношение к вопросам биомедицинских экспериментов и технологий.

Как известно, традиционный протестантизм возник в XVI веке и в настоящее время включает ряд магистральных направлений: лютеранство, цвинглианство, кальвинизм, унитарианство, социанство, анабаптизм, меннонитство, англиканство и так далее. В XIX – ХХ вв. исторически возникают ответвления так называемого неопротестантизма: баптизм, методизм, квакеры, адвентизм, пятидесятничество и прочие, распространённые в скандинавских странах, в Германии, Великобритании, Нидерландах, Канаде, Швейцарии. Центром современного протестантизма являются США.

Протестантская теология эволюционировала постепенно, образуя причудливые доктринальные формы, часто вступающие в противоречия друг с другом: начиная с ортодоксальной теологии М. Лютера и Ж. Кальвина в XVI веке – и до неопротестантской либеральной теологии XVIII – XIX веков, основателями которой были философы, близкие кантианству: Ф. Шлейермахер, Э. Трёльч, А. Гарнак. В ХХ веке рождаются небезызвестная «теология кризиса» К. Барта, П. Тиллиха, Р. Бультмана, обусловленная мировоззренческим кризисом европейской культуры после Первой мировой войны, а также «новая» теология (Д. Бонхеффер), возникшая после Второй мировой войны.

Особо важно для осмысленного понимания проблем биоэтики является изучение истории и логики формирования протестантского этического учения о так называемой моральной автономии личности.

Сложность характеристики протестантской оценки развития современной биомедицины заключается в наличии большого количества протестантских деноминаций, у которых в свою очередь существуют свои доктринальные отличия, а следовательно, определения и этическая квалификация биомедицины могут варьироваться внутри самого протестантизма. Но для нас важно концептуально определить суть этического отношения протестантов к возможностям современных биотехнологий, а это отношение, конечно, в протестантизме при всём многообразии его традиционных и нетрадиционных направлений и деноминаций имеет общий вектор.

Этика протестантизма определяется как в синхроническом, так и в диахроническом измерении. Синхронический подход к анализу формирования этических категорий протестантизма блестяще продемонстрирован в классическом социологическом труде М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма»[3] (1905). С точки зрения М. Вебера, этические принципы протестантизма в полной мере соответствуют капиталистическому общественному устройству: рачительность, хозяйственность, работоспособность, рациональное накопление капитала, нацеленность на прибыль – это качества, которыми наградил Господь человека; их необходимо развивать и совершенствовать, чтобы воздавать хвалу и благодарение Творцу.

Из такого узко понимаемого этического идеала христианства следует зарождение индивидуалистической психологии и персонализма, которые становятся фундаментом для формирования правовых инструментов регулирования человеческих отношений в их тотальности, а также религиозного юридизма в отношениях человека с Церковью и Богом. Этот, казалось бы, далёкий от биомедицинской проблематики аспект является на самом деле предельно важным для осмысленного понимания этических концепций биомедицинской практики в протестантизме.

С диахронической точки зрения, этика протестантизма (как и сам протестантизм в целом) был исторически обусловлен критической нравственной реакцией на институциональные злоупотребления Римско-Католической Церкви (недовольство практикой индульгенции, преступлениями инквизиции и так далее). Это хорошо известный факт в истории христианства и религиоведческой науке. Исторический пафос протестантизма заключался в поиске подлинной христианской свободы, освобождённой от рабского следования папским регламентациям. В католицизме выработались практики принудительной власти церковной иерархии, в результате чего система моральных ценностей приобретала характер авторитаризма и законничества, против чего активно протестовали лидеры и вожди Реформации.

Реформаторское движение в христианстве выдвигало высокие этические идеалы – прежде всего свободы человека в его выборе жизненного пути и личной ответственности перед Богом, что, безусловно, основывалось на библейском учении, освобождённом, как утверждали основоположники протестантизма, от привнесённых исторических интерпретаций христианства. (Отсюда зарождающийся в протестантизме интерес к экзегетике раннехристианских текстов и активное развитие библеистики как теологической дисциплины).

Поиск «аутентичного христианства» постепенно привёл к персоналистическим трактовкам роли человека в социуме и обусловил возникновение этической концепции так называемой моральной автономности в сфере духовной и нравственной жизни. Христианин, согласно этой протестантской этике, персонально ответственен перед Богом вне зависимости от прочих внеличностных контекстов – социального, исторического, иерархического, культурного и так далее.

В этой концепции категория «ближнего» (ключевая сотериологическая категория в православной и католической экклезиологии) отступает на задний план и даже нивелируется. Так рождается идеология христианского либерализма и персонализма: мера моей свободы не должна ограничивать свободу другого – это тот максимум в понимании евангельской заповеди служения ближнему, на который способна протестантская религия. Как это отличается от знаменитой концепции «всемирной отзывчивости» (Ф.М. Достоевский) православия и идеи всеобщего христианского братства! В православном понимании личность является не субъектом или функцией свободы, а её источником, поскольку этой свободой человек наделён Самим Богом.

Субъектно-функциональное понимание свободы ограничивает личность, изолирует её, что и происходит в рамках протестантской этики, превращающей широту творческой личности человека всего лишь в автономный субъект, подменяя божественный дар, образ и подобие Божие в человеке, узкорационалистической схемой субъектной морали. В.В. Зеньковский в статье с показательным названием «Автономия и теономия», анализируя этот этический аспект протестантизма, отмечал, что здесь личность как «арена свободы» подменяется пониманием личности как «субъекта свободы»: «Хотя понятие автономной этики выдвигает то, что закон от нас самих (αὒῖός – сами), но это оказывается лишь игрой слов: автономия есть в нас, но она не от нас, она не наша. Никто не может ни объявить трансцендентальное я своим, ни вообще его индивидуализировать. Никакие поправки ко всей этой “трансцендентальной психологии” (по выражению Виндельбанда) не могут поправить дела: та чистая воля, которая одна может продуцировать безусловный императив, она никем не может быть признана своей. В глубине нашего духа вовсе нет никаких этических сил: в нас может открыться этическая жизнь, как продукция чистой воли, мы можем (и по системе этической автономии должны) отдать себя ей всецело, но это, вовсе не глубина нашего духа. Этический персонализм, как и этическая автономия по существу оказываются лишь провозглашёнными: личность, в своей конкретности не есть субъект свободы, она есть лишь арена свободы – свободы трансцендентального субъекта...»[4].

Философские основания протестантской моральной философии можно найти не только у упомянутого В.В. Зеньковским неокантианца В. Виндельбанда, но и у самого Иммануила Канта – философа-агностика. Именно в его философии морали усматривается тенденция этического обоснования моральной автономии. И. Кант приводит такой иллюстративный пример. Стрела (неодушевленный предмет), пущенная из лука, летит по инерционному направлению заданного движения, не имея возможности изменить траекторию полёта; птица (одушевлённое существо) имеет возможность изменить свой полёт; но только человек способен принимать судьбоносные решения и выстраивать этику своего поведения в социуме. Эта способность определять свои жизнеполагающие ценности, формулировать законы социальной и индивидуальной ответственности и воплощать их в социальной жизни (причём без принуждения извне) отличает человека от животного, то есть является главным антропологическим началом и называется И. Кантом принципом «моральной автономии»: «Но что же это такое, что даёт право нравственно доброму убеждению или добродетели заявлять такие высокие притязания? Не что иное, как участие во всеобщем законодательстве, какое они обеспечивают разумному существу и благодаря которому делают его пригодным к тому, чтобы быть членом в возможном царстве целей. Для этого разумное существо было предназначено уже своей собственной природой как цель сама по себе и именно поэтому как законодательствующее в царстве целей, как свободное по отношению ко всем законам природы, повинующееся только тем законам, которые оно само себе даёт и на основе которых его максимы могут принадлежать ко всеобщему законодательству (какому оно само также подчиняется). В самом деле, все имеет только ту ценность, какую определяет закон. Само же законодательство, определяющее всякую ценность, именно поэтому должно обладать достоинством, то есть безусловной, несравнимой ценностью. Единственно подходящее выражение для той оценки, которую разумное существо должно дать этому достоинству, это – слово "уважение". Автономия есть, таким образом, основание достоинства человека и всякого разумного естества»[5].

Характерно название одного из поздних трактатов И. Канта – «Религия в пределах только разума» (1793). Сверхъестественное начало, Абсолют – философ редуцирует к идее, которая обусловлена законами человеческого мышления. Здесь И. Кант отвергает идею загробного воздаяния, поскольку она, с его точки зрения, искажает чистоту морального мотива: нравственный императив рационально автономен и исключает в принципе иррациональные чувства и эмоциональные переживания – мечтания, желания, надежды и упования.

Категорический императив И. Канта сформулирован антропоцентрическим образом – человек для человека должен быть только целью, но не средством. Знаменитая кантовская максима: «Поступай так, чтобы максима твоего поведения на основе твоей воли могла стать общим естественным законом»[6], – предел философии моральной автономии.

Парадоксальным образом принцип моральной автономии лежит в основании не только кантовского агностицизма, но и нигилизма, атеизма, а также самой протестантской этики. Моральная автономия человека становится измерением его самодостаточности и обоснованием его равновеликости природе. Человек, по И. Канту, являясь природным существом, тем не менее выделен из природного контекста в силу обладания именно моральным сознанием.

В европейской культуре XIX – XX вв. идея личной независимости исторически (и вполне логично) трансформировалась в комплекс богоборческих идей – от нигилистических учений до атеизма. В этом плане реформаторский пафос свободы и декларативное требование «христианской» независимости и автономии личности стало источником этико-правовых, политических и морально-нравственных ценностей для всего современного (отнюдь не только протестантского, но и секулярного!) общества.

Современная европейская система прав человека и так называемая гуманистическая секулярная этика ориентируются именно на автономные режимы существования, которые превращают Бога в идею необязательного «Deusotiosus» («отдыхающий Бог») либо вовсе исключают Его из горизонтов бытия. Регулирование этического поведения передоверяется самодостаточной личности, выстраивающей сценарий бытия, самостоятельно определяющей мораль или даже упраздняющей эту мораль как диктатуру разума, например, в постмодернистском социокультурном проекте.

Таким образом, в философской концепции моральной автономии, с одной стороны, декларируются права человека и отстаивается ценность свободы выбора, с другой стороны – всячески нивелируется роль Промысла Божия о человеке и его судьбе, отрицается значение божественных заповедей, исключается значение общехристианских церковных правил и установлений.

С точки зрения современного протестантизма, социокультурное перераспределение между автономными личностями нравственной независимости обеспечивает самодовлеющую полноту их личной свободы и гарантирует каждому человеку право выбора, в том числе и в области отношения к собственной жизни и здоровью, обеспечивая этическое обоснование биомедицинских экспериментов над собственной телесностью.

В социодискурсе современных биомедицинских проблем протестанты активно отстаивают гуманистический и ответственный характер своего этического учения: «…протестантская этика сводится главным образом к этике ответственности»[7]. Тем не менее ответвления и деноминационные образования в рамках протестантизма и неопротестантизма столь разнообразны, что зачастую, имея общий этический вектор отношения к человеку и его здоровью, в реальной практике вступают в противоречие и позиционируют противоположные трактовки и рекомендации верующим.

Рассмотрим два основных этических положения протестантов относительно биомедицины.

Во-первых, в протестантизме декларируется, что человек не должен превращаться в объект «научных» экспериментов, исследований и манипуляций. Казалось бы, благая декларация. Но из неё следуют разные практические выводы. Действительно, охарактеризованный нами выше принцип моральной автономии исключает возможность ущемления прав личности вне зависимости от источника посягательств и ограничений – ни высокие научные цели интеллектуальных технологий, ни мотивация гуманизма, альтруизма, прогрессивного развития человечества и общечеловеческого счастья не могут стать достаточными основаниями для навязывания субъекту права решения, которого он заведомо не принимает.

И здесь вступает в силу парадоксальная, по сути сектантская логика протестантизма, согласно которой, если деноминация установила принцип отказа от некой, противоречащей её доктрине медицинской практики, то адепт этой организации в качестве аргумента своей позиции выдвигает не только доктринальное учение, но и в обязательном порядке тезис о нарушении прав личности, свободы выбора со стороны медицинской организации или в целом системы здравоохранения в данном государстве. Запрограммированное сознание адепта воспринимает это решение как своё личное, а на самом деле его позиция посредством разных форм манипулятивного воздействия навязана человеку доктринальным учением или сектантскими установками[8].

Во-вторых, в протестантизме отстаивается право человека самостоятельно определять своё участие или неучастие в биомедицинских исследованиях. Ни церковь, ни семья, ни врач-специалист не имеют право, согласно протестантской этике, принудить человека к тем или иным медицинским процедурам и практикам. Решение может принять, согласно логике автономии, только сам человек. С первого взгляда такое положение вызывает уважение, поскольку в нём декларированно гарантируются и защищаются исключительные права личности. Однако практика показывает иные результаты.

В качестве примера можно привести, с одной стороны, случай пациента, жизни которого угрожает смертельная опасность, – безошибочное и профессиональное заключение медицинских специалистов подтверждает необходимость проведения срочных медицинских действий и интервенций, операционных вмешательств и тому подобного. Однако пациент в силу религиозных причин отказывается от их проведения.

Другой случай – когда речь идёт о неких биомедицинских исследованиях и экспериментах, результативность которых не подтверждена, однако пациент вовлекается в них на основе, как ему представляется, исключительно личного автономного решения и согласия, не прислушиваясь к мнению родственников. Принцип этической автономии соблюдён, более того, гарантировано и реализовано право личности на самостоятельное решение – но этот аспект намеренно используется в биомедицинских практиках с целью манипулирования сознанием клиента.

В силу этих удобных для биомедицинских экспериментов обстоятельств принцип уважения к автономии пациента становится одной из основополагающих категорий этики современной биомедицины. Этот принцип удобен для манипулятивного воздействия на сознание потенциальных клиентов. Поэтому именно в протестантской среде до сих пор не выработаны какие-либо регламентирующие и регулирующие подобную практику документы; более того, вопросы об эвтаназии или посмертного донорства имеют самую что ни на есть либеральную трактовку, то есть обусловлены исключительно реализацией прав личности пациента. Минимизация юридических процедур мотивируется свободой и ответственностью личности, принимающей то или иное решение на основе самостоятельного поиска этической истины, «обретаемой каждым самостоятельно, без посредников»[9].

Итак, понимание морально-этических проблем биомедицины в современном протестантизме предельно либерально: свобода и автономия личности есть главный положительный тезис этой этической программы. Однако её главной характерной чертой является отрицательный тезис – отказ от всякой внешней императивности и принудительной обязательности в сфере биомедицины: « ...Протестантская церковь не обладает никакой абсолютной властью, ни на уровне догматов, хотя определяющее ее лицо вероисповедание не обходится без догм, ни тем более на уровне этических заповедей»[10]. По сути, этот отказ связан с отрицанием авторитетности Церкви и её сакраментальной природы, церковного и христианского предания, христианских заповедей – всё перечисленное отождествляется с внешней принуждающей силой, которую следует отбросить. Очевиден пагубный характер такого положения дел – декларированная неограниченная личная свобода очень легко может стать предметом манипулирования в целях недобросовестных и корыстных.

Таким образом, интенция автономной морали личности, лежащая в основе протестантской этики, становится источником достаточно противоречивых реакций протестантов на те или иные конкретные вопросы развития современной биомедицины. Спектр этих реакций чрезвычайно широк.

Так, например, протестанты разных деноминаций вполне либерально оценивают проблему донорства половых клеток и практику суррогатного материнства, только лишь в отдельных случаях выражая некую озабоченность по отношению к этим вопросам. Мы знаем, что позиция Русской Православной Церкви в связи с распространением таких биотехнологий является принципиально отрицательной.

Недопустимыми для ряда традиционных протестантских деноминаций являются проведение абортов и практика экстракорпорального оплодотворения, хотя неопротестантские религиозные движения и объединения расценивают эти явления в либерально-гуманистическом ключе, оставляя право принятия ответственного решения самой личности. Одновременно учитывается важное правовое обстоятельство – меру юридической ответственности за проведение абортивных или экстракорпоральных операций несут не только давшие согласие на проведение медицинских манипуляций родители, но и врачи, их осуществляющие. С другой стороны, в некоторых протестантских деноминациях запрет на аборт настолько строг, что распространяется даже на случаи, когда прерывание беременности является медицинским показанием и абортивное вмешательство необходимо в связи с угрозой жизни матери.

В протестантизме не существует чётких и унифицированных регламентаций методов контрацепции; в большинстве случаев доктринальные положения на этот счёт отмечают, что решение о допустимости контрацепции и её форм должно приниматься по обоюдному согласию супругов. (Англиканская церковь, например, ещё в середине ХХ века пришла к принятию положения, согласно которому решение о рождении детей и их количестве – прерогатива родителей, которые осуществляют это семейное планирование «такими способами [контроля рождаемости], которые приемлемы для мужа и жены»[11].) Как правило, в протестантизме выражается обеспокоенность или декларируется неприемлемость использования гормональных средств или препаратов, которые обладают абортивным действием или искусственно прерывают жизнь эмбриона на ранних фазах развития.

Вопросы трансплантологии тканей и внутренних органов в протестантской оценке получают также весьма широкую трактовку. Пересадка органов и тканей допустима при юридическом оформлении донорского согласия, которое рассматривается как добровольная жертва ради спасения больного пациента. Примерно в этом же направлении квалифицируются операции по смене пола и весь комплекс трансгендерной проблематики: оценочная амплитуда колеблется от категорического неприятия новейших биомедицинских технологий на основе экспериментов с транссексуальностью до признания позиции автономного права каждого человека изменять свой пол.

Консерваторы интерпретируют феномен трансгендера как вызов Богу, поскольку изменение или трансформация пола является нарушением божественного замысла о человеке. Либеральные протестантские течения, включая неопротестантские сектантские организации и группы, склонны к радикальным интерпретациям, утверждающим право личности на свободу телесных практик и половых трансформаций. Так или иначе, диаметрально противоположные оценки вписываются в концепцию автономной морали, выражая общую мировоззренческую основу протестантизма. Консервативная точка зрения опирается на юридизм отношений человека и Бога, либеральная – апеллирует к индивидуальным конфигурациям правил и запретов.

Существует широкий спектр оценок в протестантских деноминациях, направлениях и течениях относительно проблемы эвтаназии. В консервативных кругах, например, в среде евангелических протестантов, легализация медикаментозного лишения жизни безнадёжно больных пациентов оценивается отрицательно. Однако и в этом контексте, как правило, подключается логика автономного права личности на прекращение жизни. Пациент вправе самостоятельно определять свою судьбу и распоряжаться собственной жизнью. Поэтому в современных религиозных протестантских сообществах распространено движение за легализацию эвтаназии.

Что касается идеи клонирования и экспериментов по созданию генетических копий живых организмов, то здесь также отсутствует выработанная протестантами единая позиция, и этические постулаты разнятся вплоть до диаметрально противоположных оценок этого современного биомедицинского феномена. Традиционный протестантизм, представленный лютеранами, евангелистами и рядом других деноминаций, выступает если не категорически против, то по крайней мере с отрицательной оценкой подобных экспериментов как противоречащих замыслу Бога о Своём творении. Однако существует и косвенная поддержка экспериментов по клонированию в протестантской и неопротестантской среде.

В заключение отметим, что все протестантские и неопротестантские деноминации, имея доктринальные отличия в трактовках тех или иных феноменов современной биомедицины, тем не менее имеют общий этический исток – учение об автономной морали, утверждающее независимость и изолированность личности, её автономную экзистенциальную ответственность. Пределом этой автономии становится отказ признавать промыслительную заботу Бога о человеке, а следовательно, отрицание церковных таинств, предания, христианских заповедей и в целом христианской антропологии. Нами предпринята попытка в концептуальном ключе охарактеризовать истоки и происхождение этического учения протестантов о вопросах развития биомедицины. Это учение, как мы убедились, очень противоречиво и разнопланово в силу отсутствия в нём фундаментальных оснований христианской нравственности, которая подменяется эрзацем нравственных ценностей и абстрактной схемой узкорационалистической морали.


Агафангел (Гагуа), игумен
Источник: "Богослов.Ру"

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Агафангел (Гагуа), игумен.Клонирование: православный ответ на очередной вызов дегуманизации // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5706534.html.

2. Агафангел (Гагуа), игумен. Оценка клонирования Католической Церковью: опыт критического анализа // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5845454.html.

3. Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; Предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. 808 с.

4. Зеньковский В.В. Автономия и теономия // Путь. 1926. № 3 (март-апрель). С. 46-64.

5. Кант И. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 т. Т. 4, ч.1. М., 1965. С. 211-310.

6. Колланж Ж.-Ф. Биоэтика и протестантизм // Медицина и права человека. М., 1992. 215 с.

7. Пантелеимон (Мельник), иеромонах. Генетические манипуляции и дородовая диагностика в современном учении Римско-Католической Церкви // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5885190.html.

[1] Агафангел (Гагуа), игумен. Клонирование: православный ответ на очередной вызов дегуманизации // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5706534.html; Агафангел (Гагуа), игумен. Оценка клонирования Католической Церковью: опыт критического анализа // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5845454.html.
[2] Пантелеимон (Мельник), иеромонах. Генетические манипуляции и дородовая диагностика в современном учении Римско-Католической Церкви // Богослов.ru [Режим доступа]: http://www.bogoslov.ru/text/5885190.html.

[3] См. в кн.: Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; Предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. 808 с.

[4] Зеньковский В.В. Автономия и теономия // Путь. 1926. № 3 (март-апрель). С. 59.

[5] Кант И. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 т. Т. 4, ч.1. М., 1965. С. 278.

[6] Кант И. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 т. Т. 4, ч.1. М., 1965. С.279.

[7] Колланж Ж.-Ф. Биоэтика и протестантизм // Медицина и права человека. М., 1992. С. 41.

[8] Эта логика имеет именно сектантский характер. Так, у мормонов или «свидетелей Иеговы», которые являются нехристианскими сектами, подобная манипулятивность доведена до предела и связана, например, с запретом на переливание крови.

[9] Колланж Ж.-Ф. Биоэтика и протестантизм // Медицина и права человека. М., 1992. С. 41.

[10] Колланж Ж.-Ф. Биоэтика и протестантизм // Медицина и права человека. М., 1992. С. 41.

[11] Contraception / The Church of England (web-site churchofengland.org).


 Тематики 
  1. Этика   (139)