Лента: Религия

Протоиерей Виталий Бабушин о Швеции и Шведской церкви
     
– Отец Виталий, Анна Новгородская, дочь шведского конунга Олофа Щётконунга, вышла замуж за Ярослава Мудрого и в конце жизни приняла монашество. Княгиня прославлена Православной Церковью в лике святых. Правда, что святую Анну Новгородскую шведские православные считают своей покровительницей?

– Анна Новгородская исторически с полным правом может называться покровительницей и молитвенницей о судьбах Православия в Швеции. Наверное, не будет исключением и покровитель стокгольмского прихода преподобный Сергий Радонежский, вместе с явленной в Швеции и в России Стокгольмской иконой Божией Матери.

О существовании такой иконы знают немногие из наших православных братьев в Швеции. Это извод Тихвинской иконы; Стокгольмская икона чудесным образом пришла из Швеции в Россию, а после большевистского переворота ее следы затерялись.

В конце XVII века русские торговые люди, гостившие в Швеции, выкупили икону у протестантов. Об этом повествуется в сказании о Стокгольмской иконе Божией Матери, напечатанном в дореволюционном журнале «Отдых паломника». Празднование происходит по традиции 26 ноября – в день торжественной встречи иконы в Тихвинском монастыре.

– Получается, что икона Божией Матери «Стокгольмская» – это список с Тихвинского образа?

– Да. Это извод «зело чудного письма». Торговым людям из Новгорода, которые увидели икону у одного из шведов в Стокгольме, она настолько запала в душу, что они решили выкупить ее у шведа-протестанта. Тот долго не соглашался, но не смог устоять перед предложенной большой денежной суммой.

У нас в храме, так же как в Преображенском приходе Константинопольского Патриархата, есть список с этой иконы. Наш список – современный, ему примерно 15 лет. Эту большую икону в византийском стиле написал один из благочестивых христиан, наш прихожанин, уехавший затем из Швеции. Подлинный образ Стокгольмской иконы Божией Матери был размером с ладонь.

– Судя по украшениям, размещенным в киоте иконы, были зафиксированы какие-то чудеса?

– Никаких особых сверхъестественных чудес я назвать пока не могу. Благочестивые прихожане в благодарность Божией Матери за разрешение каких-то трудных жизненных ситуаций приносили дорогие для них вещи. Это драгоценные предметы: обручальные кольца, крестики; находясь в киоте иконы, они свидетельствуют о благодарности людей Божией Матери за Ее помощь.

– На шведском острове Готланд в подвале ресторанчика есть филиал музея – фундамент выстроенного в XIII веке новгородскими купцами православного храма. Служите ли вы там панихиды?

– Это частная территория, и потому есть определенные трудности с посещением этих мест, по крайней мере нас никто не приглашал совершать там священнодействия.

Я думаю, что, возможно, в перспективе предстоит некий диалог с представителями Шведской церкви о наших древних памятниках, сохранившихся на Готланде как память русско-шведских отношений.

– Отец Виталий, но ведь в 2005 году Русская Православная Церковь приняла решение о разрыве отношений со Шведской церковью в связи с учреждением в ней официального обряда благословения однополых пар…

– Этим разрывом Русская Православная Церковь поставила четкий акцент на том, что собой представляет нынешняя Шведская церковь. Другими словами, мы заявили шведам: «Пока вы еще сохраняли какую-то христианскую идентичность, мы могли иметь с вами какие-то точки соприкосновения: обсуждать общехристианские темы, дискутировать, участвовать в культурных и социальных проектах. Но вы ввели в быт своей церкви совершенно противные христианскому образу жизни вещи – однополые “браки”, участие в гей-парадах. С нашей точки зрения, Священное Писание перестало для вас быть авторитетом; для вашей организации Бог уже не авторитет, поскольку можно свободно в угоду своим страстям искажать Его Божественное Откровение. Всё, что было христианским в вашей церкви, перестало быть таковым».

Этот разрыв как бы констатирует тот факт, что, как Церковь, мы можем иметь дело только с Церковью, которой, на наш взгляд, Шведская церковь уже не является.

Исключительным случаем в наших отношениях является разве что святое Крещение. Пока протестанты совершают его во имя Пресвятой Троицы: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», мы можем принимать их в Православие через таинство миропомазания. Однако на деле протестанты сами требуют при переходе в Православие совершить над ними полный чин святого Крещения по восточному обряду. Говорю это к тому, что слышал недавно о том, что шведские протестанты разрабатывают особую гендерную формулу Крещения, в которой не будет Божественных имен Отца, Сына и Святого Духа. Боюсь, что после такого нововведения Крещение шведов при их переходе в Православие станет естественным условием.

Однако если Шведская церковь попросит нашего участия в каких-нибудь форумах, то, я думаю, было бы неправильным не поделиться с ними своим мнением.

– Как вообще обстоят дела с духовной жизнью обычных шведов? В передаче шведского телевидения «Из Швеции на небо» журналистка с одинаковым восторгом посещала католиков, мусульман и идолопоклонников. Какое место в жизни современного шведа занимает Шведская церковь?

– Единственное, в чем по-настоящему активна Шведская церковь, – это социальные проекты, так как религиозных проектов у нее нет. Архимандрит Дорофей (Форснер), настоятель сербского монастыря в местечке Бредаред, – швед, из семьи шведского пастора. Никто, наверное, лучше, чем он, не знает состояния дел в современной Шведской церкви. Архимандрит Дорофей говорит, что состояние Шведской церкви перестало быть религиозным. 40–50 лет назад консервативная часть пасторов и прихожан Шведской церкви еще сохраняла традиционный для лютеранских общин и семей уклад жизни. Сейчас же быть верующим шведскому священнику (или, скорее, «священнице») при так называемом «посвящении» совсем не обязательно. Это подчеркивает направленность их организации от религиозного христианского служения исключительно к социальному институту, занимающемуся погребением и «богословской» интерпретацией гендерных экспериментов.

Помимо сохранения кладбищ, другой основной задачей Шведской церкви является выдача свидетельств о крещении и браке, поскольку многие шведы по традиции, не мотивируя эти поступки религиозным чувством, крестят здесь своих детей и заключают браки. От тебя не требуется веры в Бога, каких-то религиозных усилий, участия в богослужении – всё сводится к заключению контрактов, членским взносам, какой-то юридической функции.

Я как-то один раз был на службе в соседнем протестантском храме, у которого мы арендуем помещение. Это совпало с окончанием учебного года, когда веселящихся школьников возят по городу на грузовиках, и они приходят в церковь под так называемое благословение. Я пришел с одним из наших прихожан посмотреть, в чем заключается это благословение. Женщина-священник минут сорок говорила выпускникам о том, сколько у нее было энергии, когда она была молодой, и она очень завидует их молодости, сексуальности и сожалеет, что годы ее прошли. Она не может играть в футбол, резвиться, ездить под оглушительную музыку на грузовиках, как они. Я всё ждал, когда будет сказано хотя бы одно слово о Боге. Но таких слов не было, потому что разговор о Боге считается в таком случае чем-то неудобным, понуждающим думать, напрягаться, с Кем Высшим себя соотносить. А зачем молодежи об этом думать, если и так всё хорошо?

А другой священник, тоже женщина, полтора-два года назад в одном из городов Швеции перед началом сезона охоты на лося отправилась во время богослужения в ризницу, надела на себя плюшевую голову лося и вышла так проповедовать. Немногочисленные прихожане изрядно повеселились и уходили с прекрасным настроением: вот это служба, наконец-то в Шведской церкви нашлось что-то новое!

     
Журналистам женщина-священник сказала, что, увидев на витрине охотничьего магазина интересный сувенир в виде головы лося, подумала: «Это – то, что надо. Это хоть немного задержит и развеселит людей в церкви». Задача Шведской церкви, по словам ее служительницы, веселить людей, создавать им хорошее настроение. Чем? Головой лося. Это характеризует духовность или ее отсутствие в шведском протестантизме. Поэтому я согласен с отцом Дорофеем, который считает, что современная Швеция – это постхристианская страна.

– Неужели в Шведской церкви вообще не осталось консерваторов?

– Об этом я могу судить, конечно, только на основании контактов нашего прихода. Нам приходится арендовать у протестантов помещения для проведения праздничных богослужений. Как таковых отношений со Шведской церковью у нас нет. В приходе в Лулео, например, мы в прошлом году организовывали совместно с русско-шведским культурным обществом и тем лютеранским приходом, у которого арендуем помещение, пасхальный праздник, на который пришли и шведы, и шведские дети. Мы за одним столом разговаривали о Боге. Шведские дети, возможно, в единственный раз могли услышать о Боге – из уст наших православных прихожан или священников.

Один раз шведский священник-мужчина сказал, что, раз уж вы будете служить в нашем здании, нужно поставить наблюдателя за вашей службой, и это будет женщина-священник. Он сказал это так провоцирующе, а потом добавил: «Вам, конечно, будет, трудно». В этом пасторе, судя по всему, был какой-то консерватизм, поскольку женщины в Шведской церкви – явление недавнее. На мою снисходительную улыбку на его слова он ответил: «Тогда постараемся, чтобы это был мужчина». Но всё равно была женщина, что сути не меняет.

У меня есть ощущение, что в глазах шведских священников, особенно женщин, мы, православные клирики, выглядим кем-то наподобие шаманов. Обрядовая сторона есть и у них, но они всё равно смотрят на нас чуть ли не как на язычников. Я не знаю почему, ведь в Шведском христианском совете помимо нас есть еще другие православные – сербы, румыны, греки, но к ним почему-то шведы так не относятся, как мне кажется.

– Наверное, потому что у шведов нет исторически сложившегося страха перед румынами или греками, а перед русскими – есть.

– При этом мы, как и шведы, люди севера, хотя и называем себя Восточной Церковью. С нами у шведов гораздо более тесные исторические связи, чем с теми же сербами.

– Отец Виталий, обязательно ли шведу учить русский язык для того, чтобы быть православным? Проводите ли вы богослужения на шведском?

– Потребность в богослужебном шведском языке есть в местечке Арбуга, где живет шведская православная община, которую мы по их просьбе окормляем. Богослужения проводятся там и на шведском, и на церковнославянском. У шведов есть тяга к церковнославянскому языку тогда, когда им близки наши русские святые. В Арбуге шведы на своем приватном участке построили храм – маленькую капеллу, часовенку, по образцу храмов нашего северного зодчества. И они изучают церковнославянский язык, потому что им это нравится. А через богослужебный славянский язык они учат русский.

Они приняли православную веру в ее русской одежде, если так можно сказать. Этой одеждой они дорожат, стараются изучить каждую ниточку, каждый стежок. Своими руками пытаются что-то вышивать.

– Почему же тогда, как вы думаете, православное благочиние святой Анны Новгородской, организованное сербами для шведов в ряде городов, использует в богослужениях только шведский язык?

– Думаю, всё дело в том, что большинство (если не сказать, что все) прихожан там – шведы и служащий священник также швед. Их потребность в славянских богослужебных языках минимальна или ее там совсем нет. В наших же приходах шведы общаются с русскоязычным большинством и тяготеют душой к России, ее святыням. Были даже случаи переезда шведов на ПМЖ в Россию.

Сербы поставили перед собой задачу создать Шведскую Православную Церковь, которая в перспективе может получить автономию от Сербского Патриархата. Но пока что она крайне малочисленна и непопулярна. Однако именно там востребован шведский богослужебный язык. Поэтому архимандрит Дорофей (Форснер), о котором я уже говорил, занимается переводом богослужебных книг с сербского и греческого на шведский язык. У него это хорошо получается: недавно в Белграде был издан полный православный молитвослов на шведском языке, где есть утренние и вечерние молитвы, молитвы ко Святому Причащению, каноны. Этот молитвослов быстро разошелся у нас в Сергиевском приходе, в основном его приобрели женщины, у которых мужья – шведы. Для того, чтобы познакомить их с Православием, нужно хотя бы попробовать читать им дома молитвы на шведском.

У нас нет потребности служить на шведском, так же как, например, нет такой потребности у стокгольмских православных сербов и румын. К ним на службы ходят исключительно румыноязычные и сербоязычные прихожане, у нас в храме появляются только русскоязычные. Фактически из того числа прихожан, которые участвуют в богослужениях, совсем нет шведов, за исключением двух-трех человек, которые часто ходят на службы и знают русский язык или, по крайней мере, знают и понимают богослужение без перевода.

Мы дорожим церковнославянским языком, – говорил мне прихожанин-швед. – Богослужение на нем чувствуешь гораздо глубже

Один из таких шведов мне, кстати, как-то говорил: «Даже не пытайтесь служить на шведском. Это будет коряво звучать». И дело совсем не в произношении. «Самое главное, – сказал он, – это то, что мы дорожим славянским языком. Богослужение на шведском не выражает того смысла, который выражает церковнославянский язык, и хотя я не очень хорошо его понимаю, но чувствую всей душой и понимаю богослужение гораздо глубже, чем могут выразить шведские слова».

Как видите, сам носитель шведского говорит о несовершенстве этого языка как богослужебного. Кроме того, в современных шведских редакциях Нового Завета и богослужебных православных текстах есть масса нерешенных проблем, которые вызывают прения среди православных шведов, когда кто-то из них предлагает очередное прочтение. Может быть, когда-нибудь шведский язык и займет достойное место как язык нашего богообщения. Но пока, повторюсь, у нас нет потребности служить на шведском. Сергиевский храм посещают в основном русские, которые приходят на службу из шведского мира, слушают и используют повседневную шведскую речь. И для них очень важно в Русской Церкви глотнуть чистого родного богослужебного языка, чтобы он звучал и в алтаре, и на клиросе. Тогда ум одновременно напрягается и отдыхает. А когда ты слышишь и здесь повседневный шведский, это очень утомляет, поскольку в таком случае всегда приходится себя переламывать. А в молитве ты, как в разговоре с любимым человеком, всегда говоришь от сердца и лучше всего это делаешь именно на родном языке.

– Российские СМИ переполнены новостями об антихристианских «достижениях» Швеции: половом просвещении, кощунстве, свободе греха. Каковы ваши впечатления от этой страны, все-таки вы прожили здесь уже три года?

– Мое первое впечатление, которое с каждым годом становится всё острее, – это то, что мы ходим здесь, как по земле Содома и Гоморры. Даже рядом с нашим храмом существовало кафе с вывеской, на которой было недвусмысленно написано «Кафе ”Содом”». Я точно уверен в том, что моя задача и задача тех людей, которых Господь вручил мне как паству, вести такой образ жизни, чтобы на эту землю Господь никогда не излил Свой гнев, как это уже было в истории. Я считаю, что любая страна существует исключительно благодаря тому, что в ней есть благочестивые люди, подобно библейскому Лоту. Точно они есть и среди шведов, ведь не все же здесь принимают и поддерживают то, что внедряется государством с ясельного возраста, – я имею в виду половое просвещение, гендерные игры.

Хотя, чтобы противиться государственной системе, жестко внедряющей свои экспериментальные программы воспитания, нужно обладать геройскими качествами. Некоторые родители, пытаясь сопротивляться этой системе, попадают в плоскость системы защиты прав ребенка. Тут хочешь – не хочешь, а виноватым окажется a priori не государство, а родители, как бы выпадающие из системы координат. Ты сам выпасть можешь, а ребенку не дадим! Поэтому многие родители скрывают свое негодование, держат это в себе, мечутся, ищут выход, а выхода нет. Это как бы такой тоталитаризм: у тебя на самом деле нет свободы – свободы отказаться от всего этого.

В Швеции есть специальные службы, следящие за жизнью детей начиная с момента постановки на патронажный медицинский учет беременной мамы. Если что-то покажется им сомнительным, они вправе это перепроверить, предупредить и принять свои воспитательные меры вплоть до того, что ваш малыш может не вернуться из садика или школы. Он окажется в чужой семье. Таких случаев и среди наших прихожан в Швеции достаточно, чтобы делать серьезные выводы.

Родители здесь попросту боятся заявить о своем нежелании приводить ребенка в детский сад, когда у них воспитатель – гомосексуалист или он был мужчиной, а стал женщиной: дети привыкли к дяденьке, а теперь он – тетенька. На наш взгляд, у ребенка, который наблюдает подобное уродство, формируется соответствующее уродливое мировосприятие. Не отсюда ли, кстати, та масса произведений «современного искусства», коими заполнено стокгольмское метро, уличные баннеры… все эти безумные скульптуры в школьных двориках, вездесущая реклама. Какая-то непреодолимая тяга к уродству, которая прививается под видом культурных прорывов и высших достижений цивилизации наравне с видимостью благополучия и чистыми улицами.

Не все родители готовы и могут решительно сопротивляться этой прививке духовного и нравственного уродства, потому что на них будет обращен взгляд этой системы как на нелояльных граждан, но при этом получающих зарплату и социальные льготы от государства. В этом парадокс. Не хочу одного и не могу отказаться от другого. Поэтому людям приходится искать какие-то способы обходить систему. Главной опорой в этом может быть только здоровая семья.

– Читал недавно в шведской газете про подростка, который, живя в глубинке, стал носить в школу платье и просить, чтобы его называли женским именем. Над ним стали смеяться, учительница запретила ему, сказав, что он мальчик. Возможно, на периферии в Швеции сохранился консервативный взгляд на семейные отношения?

– Жизнь горожанина и обитателя деревни, безусловно, различается. Это внеконфессиональное явление. У горожанина всегда есть масса свободного времени, за исключением людей, вынужденных трудиться на нескольких работах, чтобы прокормить семью. Им, а также жителям глубинки, занятым тяжелым трудом, некогда сидеть в интернете, ходить в злачные места, они добывают свой хлеб насущный. Такой человек, как правило, далек от мыслей, быть ему мужчиной или женщиной.

Здесь, в Швеции, нет таких больших хозяйств, как в России или как, скажем, существовавшие в Советском Союзе колхозы и совхозы, здесь все живут своими семейными хуторками или фермерскими хозяйствами. Мы сказали уже о нашем шведском приходе в Арбуге. Так вот, они как раз представляют собой такой маленький хуторок. У них есть дом, немного земли, огород. Сами построили у себя на участке православную часовню, проявляют ревность по Богу, живут, чем Бог пошлет, потихоньку занимаются миссионерской деятельностью. Это люди совсем другие, не похожие на горожан.

Связь с землей, своими предками гораздо сильнее в деревне, чем в городе. Поэтому гей-парад проводят не в деревне, а в городе, ведь в деревне на него никто не выйдет: люди пашут землю. В городе, напротив, обилие свободного времени. Я смотрю, с каким упорством для поддержки физической формы шведы бегают по улицам Стокгольма, и вспоминаю советские картинки «В здоровом теле – здоровый дух». И шучу, думая про себя: где же они находят столько времени и – главное – здоровья заниматься спортом? Ответ напрашивается сам собой. Если у человека этот мир – единственное, что у него есть, то он будет максимально стараться сохранить его и обезопасить себя от всех возможных и невозможных проблем. Потому шведы, как правило, не склонны ввязываться в конфликты и даже общаются друг с другом как-то шаблонно, нежели от души, по сердцу.

Здесь кругом разъяснительные и предупреждающие знаки. В России как? Если есть тротуар и ты едешь на велосипеде по велодорожке, и дорогу загородила многодетная семья, скорее всего ты не будешь трезвонить в звонок, чтобы они расступились, а просто аккуратно объедешь людей где-то по обочине. Швед, напротив, так не поступит (не всякий швед, конечно). Он будет до последнего звонить, потому что он едет по своей дорожке и ему одному обязаны уступить, даже если это зазевавшаяся многодетная мама со спящими малышами в коляске. Тот же самый порядок и на автодорогах. Конечно, хорошо, что каждый видит свою полосу и ориентируется на знаки, но при этом создается впечатление, что человек существует для знаков, а не наоборот.

Я часто был свидетелем тому, как при поломке автомобиля на дороге швед останавливается на той полосе, на которую ему указывает знак, даже если из-за этого возникнет затор, – ему будет совершенно всё равно, кто едет следом. Потому что полосу пересекать нельзя. Единственное, что может его отрезвить, – это сирена полиции или «скорой помощи». Вот тогда он может проехать чуточку вперед.

– Напоминает мне картину, которую я видел на севере Швеции: воскресное утро, дождь, швед стоит на стремянке и красит свой абсолютно не выцветший дом. Скорее всего, у него эта задача записана в ежедневнике.

– Да. Всё верно. Шведы очень дисциплинированны и не любят перемен в расписании. Поэтому составляют его надолго вперед. К этому мне пришлось тоже привыкать. И еще я всё более убеждаюсь во мнении, что шведы существуют в рамках закона, придуманного в качестве защиты от общения. Если у нас, например, на кассе в любом российском магазине тебе продавец вместо того, чтобы поздороваться, резко или даже грубовато скажет: «Пакет будешь брать?», между вами возникают отношения. Хорошие или плохие – это другой вопрос. Ты можешь сказать «да», можешь фыркнуть, можешь улыбнуться и сказать: «Конечно, давайте». В Швеции никто так не спросит, тем более в резкой форме; здесь тебе обязательно мирно красиво улыбнутся, и ты спокойно расплатишься карточкой. Никаких проблем!

Словом «Hej!» («Привет!»), которым тебя всегда приветствует менеджер, он словно бы ставит между вами некий барьер. Я говорю тебе «Hej!», и это значит, что я не хочу, чтобы твои проблемы входили в мою жизнь. У меня могут быть свои проблемы, но я не хочу их тебе открывать, потому что ты откроешь свои в ответ, а мне этого точно не нужно.

А когда в России мне говорят: «Пакет будешь брать?», я чувствую, что кассиру либо всё надоело, либо его день не задался. И, может быть, как знать, с его стороны это обращение ко мне как христианину, чтобы я хоть немого сгладил его повседневную рутину за кассой и сказал в ответ что-то хорошее, а не грубое. Хотя бы улыбнулся. Не шаблонно.

У нас в России люди всегда общаются, а в Швеции они перестают общаться, здесь все замкнуты шаблонами, правилами. И если шаблон шведу не позволяет сделать шаг вперед, потому что там нарисована ограничительная линия, даже если он, шагнув, никому не создаст никакого препятствия, а наоборот, сделает возможным другим людям поехать или пройти, он этого никогда не сделает, пока не зазвучит громкая сирена, грозящая ему большими проблемами. Пока люди будут стоять за его спиной, терзаясь ожиданиями, он ни за что не будет думать о них, напрягаться, что кто-то может куда-то опаздывать и что у кого-то могут быть проблемы посерьезнее, чем у него.

Почему это так? Не знаю точно, ведь я здесь только пятый год. Может, этого срока недостаточно для объективных наблюдений. Но я прихожу к выводу, что виновата именно шведская система жизненных координат, в которой послушание закону выше человеческих чувств. Система, провозглашающая твое персональное благо, личное благополучие абсолютной ценностью, для достижения которого можно не думать о других, можно менять любые нормы, традиции, быть свободным от нравственности и Божией правды, провозглашать грех нормой, а голос совести сводить к консультации психолога, который обязательно откорректирует специальные препараты, помогающие не выбиваться из системы и дышать всегда чистым воздухом, гулять по специально проложенным экологическим дорожкам и любоваться интересными людьми на парадах радости с флажками цвета радуги.

С протоиереем Виталием Бабушиным беседовал Аркадий Рябиченко
Источник: "Православие.Ру "