Лента: Религия

Внучатая племянница Святителя Луки рассказала о его жизни на полуострове

Святитель Лука – духовный бриллиант Крыма. Блистательный ученый, врач-хирург, который в годы Великой Отечественной войны был освобожден из ссылки и назначен консультантом всех госпиталей Красноярского края. В годы войны он был одним из немногих хирургов, умевших оперативно лечить остеомиелит.

С 1946 года архиепископ Лука назначен на Крымскую кафедру, почти до самой смерти совмещал пастырскую деятельность с призванием врача. Бесплатно принимал бессчетное количество больных. С благословения митрополита Симферопольского и Крымского Лазаря о малоизвестных событиях в жизни Луки корреспонденту "РГ" рассказала его внучатая племянница Майя Дмитриевна Прозоровская, которая 15 лет прожила в его доме.

"Он был благостным"

– Владыка для всего православного мира стал святителем, а для меня он так и остался дядечкой, по-другому я его называть не могу, – начала свой рассказ Майя Дмитриевна. – Помню его первое письмо, которое он прислал нам с мамой сразу после войны. Он нас разыскал, прислал какие-то ДЕНЬГИ: "Вера, купи пуд муки и меду. Хорошо питайтесь". Тот спасительный пуд муки я никогда не забуду. У нас же была страшная жизнь, за день до нового 1938 года моего отца арестовали. Нас с мамой выкинули из квартиры, а там елка была наряжена, высокая, до потолка...

В 1946 году от Владыки пришла телеграмма: "Дорогая Вера, я получил направление в Симферополь, весь Крым – моя епархия. Жду вас". На перекладных мы к нему несколько суток добирались. Помню первую встречу: зашли в комнату, дядечка стоял у окна. Высокий, в белом подряснике, белая борода, густые льняные волосы. Заходило солнце, и под его лучами казалось, что над ним нимб светится. Он был величественный, красивый, статный. Ему тогда было лет шестьдесят. Многие считают, что он был суровым, осталось мало фотографий, где он улыбался. Это не так: он был благостным, а улыбка его – это что-то непередаваемое. А когда я по утрам подводила к нему под благословение своего сына, он всегда с улыбкой говорил: "Самый главный пришел". Он моего сына называл "Чижиком". Меня – Маруся, имя Майя не любил. Говорил, что так козу зовут. Оно не православное – думаю, поэтому.

Дядечка был бесконечно дисциплинированный человек, глубокий, весь в себе, у него был четкий распорядок дня. Только за неделю до смерти он лежал в постели, а так всегда был очень работоспособным человеком.

Дядечка первые годы, когда мы с ним жили, оперировал, читал лекции в медицинском институте. Потом его пригласили в горком и сказали: "Вы или преподаете студентам, или носите рясу с крестом". Он сказал, что у монаха иной одежды, кроме рясы, не бывает. И его больше не приглашали в мединститут.

Для всех бесплатно

– А больных он принимал почти до самой кончины. На дверях его комнаты висела табличка. "Прием больных ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Для всех бесплатно". Мама моя вела тетрадь приема. Время было послевоенное, голодное, и он всегда матери наказывал: "Вера, Боже сохрани, если ты у кого возьмешь хоть копейку денег или какое-нибудь подношение".

Мы с мамой каждый день варили большую кастрюлю каши и раздавали ее нуждающимся. Архиерейская кухня – это была крохотная каморка с печкой, которая топилась дровами. Вот на этой плите мы и варили кашу, заправляя ее постным маслом. Водопровода не было, туалет на улице. Он сам ходил в общественную баню пешком. Аскет был невероятный. Кормили всех нуждающихся стариков и детей. Люди с раннего утра занимали очередь и ели прямо на ступеньках крыльца. Даже столов не было.

К нему часто врачи за советами приходили, разбирали тяжелые случаи, консультировались. Приходили музыканты, интеллигенция, но потом быстренько кислород перекрыли.

Никакой обиды

– На лето он уезжал в Алушту, где мы снимали дачу. Он там диктовал свои воспоминания, секретарь записывала, а мы, затаив дыхание, слушали со слезами на глазах: его же 11 лет мордовали по лагерям и ссылкам. Рассказывал, как его ставили на сутки в деревянный ящик, тесный, как гроб. Там даже пошевелиться было нельзя. Хотели, чтобы он отказался от сана и признался в шпионаже в пользу Японии и Англии одновременно.

Он терял сознание, его обливали ледяной водой и снова тянули на допрос. А сколько он голодовок перенес! Только ими можно было чего-то добиться.

В этом аду он написал книгу "Очерки гнойной хирургии". Попался вменяемый начальник лагеря, который разрешил ему по ночам в его кабинете писать эту книгу. Ни одной жалобы, ни одного стона, ни одного вздоха. Диктовал, как будто кинофильм пересказывал.

Помню, когда ему вручали медаль "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны". В ответном слове он сказал: "Если бы вы меня 11 лет не гноили по ссылкам и лагерям, сколько бы спас людей, сколько бы я помощи смог оказать". Вот это единственное, что его угнетало, а так – никакой обиды и злости.

За свои труды "Очерки гнойной хирургии" и "Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов" он получил сталинскую премию – 200 тысяч рублей, из которых 130 тут же отдал детям-сиротам. Какие-то крохи у него были, и на эти крохи мы готовили скромные обеды. Что приготовили – то и ел. Любил гречневую кашу, плов.

Мама часто ему чинила белье и одежду. Она последние 15 лет жизни посвятила ему – преданно и без остатка.

В 1950 году, после десятого класса, я поступала в Симферопольский пединститут, сдала все экзамены на хорошие оценки. А в списках студентов меня не оказалось. Одна преподавательница по секрету рассказала, что меня не приняли только потому, что я "родственница попа".

Сказать, что дядечка был взбешен – это ничего не сказать. Он просто места себе не находил. В тот же день он сел и написал письмо Сталину. И из канцелярии Сталина пришел ответ, на котором была размашистая резолюция "Принять". Меня зачислили, и институт я окончила его с отличием.

У Бога без совпадений

Помню похороны в 1961 году, как над толпой гроб несли. И когда в 1996 году его мощи переносили с кладбища в кафедральный Свято-Троицкий собор, тоже было море людское: на крышах, деревьях и балконах люди висели виноградными гроздями. На душе было неспокойно: мне казалось, что нарушили его покой, которого не было и при жизни.

Я очень рада, что Крым вернулся в Россию. Сегодня, слава богу, мы среди нормальных людей, нет прежней оголтелости. В последнее время репортажи из украинской Верховной Рады страшно смотреть: злобные лица, не знают, на кого накинуться. Поэтому слава богу, что Крым вернулся в Россию тихо и мирно, без крови и выстрелов. Думаю, что это дядечка Господа попросил.

Крым – его последнее земное пристанище. Он любил полуостров всю жизнь: родился в Керчи, а умер в Симферополе. Где его жизнь только ни мытарила, а круг судьбы замкнулся именно так.

И еще: Крым официально вернулся в Россию 18 марта 2014 года. И именно в этот день в 1996 году мощи дядечки были перенесены с кладбища в собор. Скажите, совпало? У Бога так не совпадает...


Александр Ярошенко
Источник: "Российская Газета"


Справка "РГ"

Архиепископ Лука, (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий), 1877-1961. Врач-хирург, профессор медицины, архиепископ Русской православной церкви. Лауреат Сталинской премии первой степени. Автор знаменитой книги "Очерки гнойной хирургии". Дважды был арестован, трижды приговорен к ссылке, в неволе провел 11 лет. Полностью реабилитирован только в 2000 году. Тогда же, на юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви, архиепископ Лука был причислен к новомученикам и исповедникам. Ныне мощи святителя Луки хранятся в серебряной раке, которую в 2002 году подарили Свято-Троицкому монастырю греческие священнослужители – архимандрит Элладской церкви Нектариос (Андонопулос) и отец Михаил.