Лента: Религия

Санкт-Петербургские научные школы всегда отличались своим особым исследовательским стилем, своей методологией. Об особенностях петербургской религиоведческой школы и состоянии этой науки в стране в беседе с корреспондентом «НГР» Лидией ОРЛОВОЙ рассказала заведующая кафедрой философии религии и религиоведения Санкт-Петербургского государственного университета профессор Марианна ШАХНОВИЧ.

– Марианна Михайловна, можно ли сказать, что религиоведение в России состоялось?

– Так ставить вопрос не стоит. Религиоведение существует в России уже более ста лет, оно «состоялось» еще в начале XX века, а на протяжении семидесяти лет советской власти функционировало как любая гуманитарная наука в условиях той системы.

– Чего больше в российском религиоведении как науке: советского атеистического наследия или влияния западных научных школ и теорий?

– Религиоведение испытало на себе ровно такой же идеологический диктат, как, например, история, филология, литературоведение, лингвистика. Но никто же не говорит о том, что исторической науки или филологии в советское время не было. Так же и с наукой о религии. Были вульгаризаторы, была пропаганда и воинствующие невежды, прикрывавшиеся партийной идеологией, подобно тому, как, например, в биологии были лысенковцы, но были и настоящие ученые, которые выживали в тех условиях. Можно сказать и по-другому: были те, кто считал, что нужно только разоблачать религию, и были те, кто говорил, что религия – это «пережиток прошлого», и в то же время серьезно занимался историей религий. Ничем это направление гуманитарной науки не отличалось от всех других гуманитарных направлений тех десятилетий. Просто появилось в последние 20 лет у некоторых, я бы сказала, «товарищей», которые в 70–80-е годы активно занимались в том числе и партийной атеистической пропагандой, стремление показать свою собственную значимость, и поэтому они решили доказать, что до них никакой науки не было. С другой стороны, есть люди, которые склонны все мазать черной краской и огульно отрицательно относиться ко всему, что было в прошлом. Я считаю, что это абсолютно ошибочное мнение. Мы знаем, что в советское время в Институте истории и в Институте этнографии АН СССР, в Музее истории религии и во многих других учреждениях работали замечательные ученые, труды которых или не печатали, или при подготовке к печати нещадно резали в угоду идейной политике тех лет. Очень многие из них пострадали от сталинского режима, многие, между прочим, были верующими людьми, другие были атеистами, но не считали, что религию можно упразднить или уничтожить, так как понимали ее роль в жизни миллионов людей.

Религиоведение – это наука, которая не имеет единой, общей методологии. Как только мы говорим о том, что есть одна-единственная методология, какое-нибудь метарелигиоведение, то у нас получается новая «идеологическая наука». А религиоведение – это междисциплинарный проект, в котором используются самые разные методологии, опирающиеся на разные теории. Одни люди опираются на марксизм, другие – на Эмиля Дюркгейма, третьи – на современные психологические традиции, четвертые – на феноменологию. Это наука с самыми разными дисциплинарными и методологическими традициями. Влияние вульгарной антирелигиозной идеологии испытывали и другие дисциплины – и история, и физика с биологией. Поэтому в истории науки надо отделять зерна от плевел, не выплескивать вместе с водой и ребенка. Выдающийся ученый, академик Николай Никольский в начале 1920-х годов заявил, что религиоведение – молодая наука, которая должна развиваться свободно от всяких идеологических презумпций. Но ни одна гуманитарная наука не смогла развиваться таким образом в советское время. Были периоды послабления, были периоды зажима, но это не значит, что самой науки не было и не было ученых. Многие труды, написанные тогда по истории иудаизма, христианства, ислама, буддизма, архаическим верованиям, другим религиям, до сих пор сохраняют свою научную ценность.

– Чем отличается петербургская религиоведческая школа от московской?

– Петербургское религиоведение всегда опиралось на антропологию и историю религий в отличие от Москвы, где больше занимались социологией, философскими проблемами религии. Кроме того, в Петербурге исторически находилась Академия наук, Эрмитаж, академические музеи, университет с сильной этнографической и историко-филологической школой. Все это способствовало тому, что в Петербурге еще в конце позапрошлого века и позже изучали не только так называемые высшие, или универсалистские, религии, но и верования архаических и древних обществ. Центром изучения религии в Ленинграде начиная с 1930-х годов стал Музей истории религии Академии наук, который был основан антропологами. Интересно, что в Ленинградском университете старались не преподавать отдельный курс научного атеизма. Курсы, которые там читались, скажем, на философском факультете, всегда назывались «История религии и атеизма». В последние пятнадцать лет в Петербургском университете на отделении религиоведения преподавался курс по антропологии религии, хотя в федеральном стандарте тех лет этого курса не было. Наши учителя и мы тоже придаем очень большое значение изучению этой дисциплины, рассматривающей все религии как важную составляющую повседневной жизни человека. В федеральном государственном стандарте антропология религии появилась под влиянием петербургской школы только в последние годы. В этом смысле мы всегда были ближе к европейской традиции в изучении религии, у нас были и остаются тесные связи между представителями академической, музейной и университетской науки.

– Почему абитуриенты выбирают такую не распространенную в России специальность, как религиоведение?

– В мире это чрезвычайно распространенная специальность. И в Европе, и в Америке нет ни одного университета, в котором не было бы отделения Religious Studies. И у нас, в Петербургском университете, на отделение религиоведения очень высокий конкурс и в магистратуру, и в бакалавриат. Все наши выпускники работают по специальности. Они очень востребованы, работают в самых разных сферах: журналистика, государственное управление, среди них есть преподаватели, деятели культуры. Другое дело, что в России так называемых дипломированных религиоведов мало.

Но я считаю, что людей, которые занимаются изучением религии, на самом деле больше, чем выданных на философских факультетах страны религиоведческих дипломов. На религиоведение не надо смотреть как на отдельную, неизвестно откуда взявшуюся самостоятельную науку. Ведь есть те, кто занимается изучением икон, историей Церкви, религиозной музыки, – это все люди, по сути, занимающиеся религиоведением. Религиоведение – это целый комплекс наук, здесь используются методы самых разных областей знания. Сейчас, например, развивается когнитивное религиоведение, где религию изучают с точки зрения нейронаук, то есть самых современных экспериментальных методов изучения человеческого сознания, психики, что вообще казалось раньше совершенно невозможным. Это невероятно интересное направление, другое дело, что когнитивное религиоведение у нас в России, к сожалению, не развивается, потому что нет экспериментальной базы. В то же время существует, к примеру, текстология, где люди, знающие очень много языков, занимаются проблемами перевода и интерпретации священных текстов разных религий. И у тех, и у других нет дипломов религиоведов, но они очень серьезно и продуктивно занимаются именно изучением религии.

– Ведется ли работа по трудоустройству выпускников-религиоведов в школах в рамках апробации курса «Основ религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ)?

– Никакая специальная работа не ведется, но, естественно, когда ищут кадры, то обращаются в том числе и к нашим выпускникам. Но в масштабах системы среднего образования в стране специалистов в области ОРКСЭ пока не хватает. Однако год от года растет число вузов, которые готовят религиоведов, причем не только светских вузов. Например, недавно в Москве, в Российском православном институте Иоанна Богослова, открыли факультет религиоведения. Наши коллеги из Московского Патриархата, к счастью, наконец поняли, что религиоведение – это не идеологический проект. Я считаю, что это очень важное достижение последних лет. И вижу перспективы для развития этой науки в России. Это как раз то поле, на котором могут сотрудничать люди самых разных религиозных убеждений. Это наука, которая позволяет людям разных культур понимать друг друга, что очень важно в современном обществе.

– Поступали ли обращения со стороны Минобрнауки в плане трудоустройства выпускников?

– Минобрнауки к нам не обращалось, но задача ведомства не заключается в том, чтобы кого-то трудоустраивать. Однако то, что не хватает компетентных кадров для преподавания курса ОРКСЭ, прекрасно осознают в Минобрнауки. Я всячески настаиваю на том, что религиоведение в вузах в рамках обязательного гуманитарного компонента должно преподаваться и учителям, и врачам, должно преподаваться даже в военных училищах. Смешно говорить, но раньше многие люди имели хоть какие-то научные знания о религиях благодаря пресловутому курсу «Основы научного атеизма».

– Вы говорите, что религиоведение – очень востребованная специальность. Как обстоит дело с работой религиоведов в сферах, где требуется религиоведческая экспертиза, например, в правоохранительных органах?

– Да, и там тоже требуются специалисты, но еще раз повторю, что со специалистами в стране пока еще не слишком хорошо. У нас фактически есть только три центра, где готовят религиоведов: Москва, Петербург и Благовещенск, причем бюджетный набор сокращается. Из-за того, что недостаточно экспертов, нередко привлекаются некомпетентные люди, поэтому случаются глупости и даже трагические ошибки. Точно так же, как все считают, что знают, как учить и как лечить, точно так же многие чиновники считают, что прекрасно разбираются в вопросах религии. Это очень серьезная проблема. Я считаю, что религиоведение – очень ответственная область знания, а проблема государственно-конфессиональных и национальных отношений – это та тонкая и очень значимая сфера, где должны работать очень квалифицированные эксперты. Совершенно не важно, какие у человека религиозные убеждения. Важно, чтобы у него были настоящие знания, полученные в результате серьезного и глубокого профессионального обучения.

Я удовлетворена теми процессами, которые в последний год происходят в религиоведческой науке. Мы собираемся проводить первый религиоведческий конгресс в Петербурге в 2012 году. Мы реанимировали созданную ранее Ассоциацию историков религии, которая теперь будет называться Ассоциацией российских религиоведческих центров. Мы считаем, что делается достаточно много и в плане взаимодействия ученых, которые на пространстве бывшего Советского Союза занимаются изучением религий, с европейскими и американскими коллегами, с международными научными организациями. У нас есть серьезный религиоведческий журнал, очень талантливая молодежь, которая занимается этими вопросами. Поэтому я считаю, что у религиоведения, если его правильно воспринимать как сложную, многоплановую, междисциплинарную науку, большое будущее. Безусловно, эта наука имеет не только академическое, но и социальное значение.


Лидия Орлова
Источник: "НГ-Религии "