Лента: Религия

4 января 2011 года в Исламабаде охранник губернатора пакистанского Пенджаба Салмана Тасира, религиозный фанатик, выстрелил в своего шефа. Тасир публично выступал в защиту заключенной Асии Биби. Односельчанки, поссорившиеся с Биби, обвинили христианку и многодетную мать в оскорблении Пророка Мухаммада. Суд приговорил ее к повешению, прибегнув к так называемому “закону о богохульстве”.

«Законом о богохульстве» условно называют несколько положений пакистанского уголовного кодекса. В частности, речь идет о статье 295 УК, предписывающей наказывать пожизненным заключением за осквернение Корана и смертью за оскорбление Пророка.
У пакистанского закона о богохульстве есть апологеты среди местных публицистов, пишущих на английском и, следовательно, адресующих свои высказывания глобальному читателю. Есть и «внешние» защитники такого рода практик в такого рода сообществах. Среди выдвигаемых стороной защиты аргументов можно выделить три стандартных и один оригинальный, он же «железный».

Первый стандартный аргумент: «нужно уважать законы и обычаи других народов». Аргумент внешне бесспорный. Конечно, нужно. Например, добровольно эмигрируя в людоедскую страну, вы априори соглашаетесь с тем, что люди там время от времени пожирают себе подобных. То есть и вы (как знать!) можете стать едой. Если же вы не намерены эмигрировать, уровень уважения меняется произвольно. Он напрямую зависит от уровня самоуважения. Самоуважение – слишком высокая цена за реноме сверхтерпимого человека.

Второй стандартный аргумент: «мусульмане имеют право быть мусульманами». Разумеется, имеют. И понятно, что любая религиозная система тотальна. Это не значит, что без какого-то элемента этой тотальности она перестанет быть собой. Если Папа Римский разрешит презервативы, католики не перестанут быть католиками. Если Патриарх Кирилл решит перейти на григорианский календарь, православные в России не перестанут быть православными. Если мусульмане в отдельно взятой стране перестанут забивать женщин камнями, рубить преступникам руки и вешать «богохульников», они не перестанут быть мусульманами – тем более, что в других отдельно взятых странах мусульмане научились обходиться без такого рода прелестей жизни.

Третий стандартный аргумент: «они (то есть пакистанцы) сами хотят так жить». Может быть, действительно хотят. А, может быть, и нет. «Хотеть» означает «делать осознанный выбор», и применительно к мусульманским сообществам всегда сложно понять, насколько выбор хиджаба или выбор наказаний для преступников является именно выбором, предпочтением одного другому, насколько этот выбор осознан. Чей это выбор? Безмолвного большинства? Когда-то это большинство формировала неграмотность, сейчас – страх, в том числе и страх грамотных людей. Их «точку зрения» являет миру меньшинство, не способное молчать и поэтому кажущееся большинством.

Наконец, «железный» аргумент апологетов закона о богохульстве звучит так: в Пакистане еще никогда по этому закону не казнили. Возможная казнь Асии Биби выбьет этот аргумент из рук сторонников «мусульманской идентичности» Пакистана. Но и без нее довод выглядит демагогичным, если не сказать глумливым и лживым.
Да, в Пакистане пока никого не казнили за богохульство. Однако фанатики не раз расправлялись с обвиняемыми собственноручно и нередко оставались безнаказанными. Закон, который безграничное уважение к другим традициям и культурам велит называть «специфическим», а самоуважение – мракобесным, диким и негуманным, помогал «метить» жертв и де-факто легитимировал насилие.

Ненависть к Другому обычно переживает двухшаговую эволюцию. Эволюционирует аргументация. На первом этапе она настолько примитивна, что ограничивается визуально постигаемыми различиями. В сообществе, едином в ненависти к Другому, более изощренная аргументация не требуется. Никому не нужно доказывать, что Другой заслуживает того, чтобы быть униженным, убитым или стать рабом. Вторая стадия наступает тогда, когда кто-то внутри сообщества начинает – по тем или иным причинам – задумываться над необходимостью агрессии по отношению к Другому. Тогда появляется закон как медиатор между умеренностью и радикализмом, как внеположная им плоскость. Закон и задает модели оправдания, легитимации насилия, адресованные «гуманистам».

Так, индусы-фундаменталисты убивают христиан за то, что те якобы убили их гуру или деятеля националистического движения. Пакистанские фанатики-мусульмане готовы стрелять в христиан за то, что они якобы оскверняют Коран или оскорбляют Пророка Мухаммада.

Мусульмане, безусловно, имеют право быть мусульманами. И здесь бессмысленно дискутировать о преимуществах и недостатках западной или исламской моделей общества и государства. Однако любой закон о богохульстве, в чьих бы интересах он не принимался, препятствует развитию религии. Она перестает привлекать интеллектуалов. Законы о богохульстве не задают единых правил игры, так как их претворение в жизнь целиком и полностью подчинено интерпретациям. Это сковывает интеллектуала, которому необходима свобода или хотя бы внятность, четкость границ. Именно интеллектуал делает религию современной. Без него она хиреет. Она вырождается, превращаясь в набор суеверий.

Возможно, часть политического истеблишмента в Пакистане, которую принято считать «либеральной», понимает это. Но управлять Пакистаном не пожелаешь и врагу. Страна ВИЧ-инфицированна. Она страдает латентной талибократией. Она опасна, потому что обладает ядерными боеголовками. И во многом именно поэтому правящие элиты Пакистана раз за разом поддаются на шантаж клерикалов и фанатиков. Они не собираются менять закон о богохульстве. Пакистанский фанатизм не взял власть себе. Он взял власть в заложники. А чего можно требовать от заложника?


Станислав Минин
Источник: "RELIGO "