Лента: Религия

Свое видение проблем и перспектив развития ислама излагает муфтий Республики Северная Осетия-Алания Али-хаджи Евтеев.

ИА REGNUM: Светские исследователи считают, что численность приверженцев ислама в Северной Осетии не превышает 15%. Согласны ли Вы с этой цифрой?

Для меня как для религиозного деятеля дело не в цифрах, но ради справедливости мы позволяем себе одергивать людей, которые говорят, что в Осетии 80% православных. О том, что ислам появился здесь гораздо раньше, чем принято считать, свидетельствуют, например, массовые факты захоронений по канонам ислама, начиная еще с Аланского царства. Первые такие захоронения датированы XII-XIII веками. В ущельях, традиционно считающихся "христианскими", в частности, Алагирском, есть древние башни, могилы с надписями на арабском языке о том, что нет божества, кроме Аллаха.

На основании архивных материалов у нас сложилось мнение, с которым никто не согласится, особенно историки: абсолютное большинство осетин были мусульманами. Мы вообще сомневаемся в наличии христиан-осетин в определенные периоды. Осетинский язык настолько пропитан арабскими словами, что если их удалить, мы не сможем общаться. Если священник захочет поговорить на осетинском о Судном дне и так далее, его речь на 50% будет состоять из арабских слов. Источники свидетельствуют, что многие осетины крестились, поскольку за это полагались три рубля, корова или отрез на рубаху. При этом те, кто взяли по три рубля, затем построили мечети, думая, что это сойдет с рук. Их со скандалом снесли и больше строить не давали.

Что касается цифр, то, когда я пришел два года назад, все говорили, что христиан в Осетии – 80%, а мусульман – 2%. Через полгода моей деятельности на посту муфтия стали говорить о 7%. Потом – о 12%, сейчас – о 20%. Нам все это забавно.

ИА REGNUM: А на самом деле?

Если брать общее население в административных границах Северной Осетии – тогда 30%. Считая, что во Владикавказе проживает около 50 тысяч мусульман, плюс жители мусульманских сел, в том числе ингушских в Пригородном, кумыкских в Моздокском, осетинских в части Иронского и Дигорского районов, получается треть населения республики, или около двухсот тысяч человек. Некоторые возражают – убери ингушей и кумыков. Хорошо – тогда уберите из числа православных русских, армян и грузин, и у нас получится 80% мусульман-осетин. Однако если из этих 30% наберется пара тысяч практикующих, будет хорошо. Сейчас мы будем стараться восстановить, насколько это возможно, духовный и моральный облик людей в соответствии с канонами ислама. Это наша основная задача. Если говорить о среднем возрасте, то 98%, если не 99% прихожан соборной мечети Владикавказа – молодежь до 30 лет.

ИА REGNUM: Какова ситуация на Юге Осетии? Светские и духовные власти РЮО едины в том, что мусульман в республике не было и не будет, строить мечети им не позволят, и позиция в этом плане очень жесткая.

Если они говорят, что там нет мусульман – не проблема, мы не собираемся доказывать, что они есть. Они обеспокоены, говорят, что исламу здесь не быть – я их понимаю. Руками мусульман сделано много нехорошего в России. Они мои братья, я их не списываю со счетов, но, к сожалению, когда-то, может быть, я и сам был недалек от всего этого.

ИА REGNUM: От ваххабизма?

Да, я был очень радикальным. Я не люблю это слово – ваххабизм, я от него устал. Я учился в Саудовской Аравии и, естественно, был ваххабитом для многих. Но давайте по Южной Осетии пока... Они не хотят, чтобы мечеть там была. С одной стороны, я их понимаю, с другой стороны, хочу сказать, что никто никуда не денется. Если там появятся мусульмане, там будет мечеть, однозначно. Законы, по которым они собираются жить, думаю, будут близки к российской Конституции, которая это позволяет. Это дело одного-двух грамотных юристов, и мусульмане отстоят свои права.

Во время конфликта (августовской войны 2008 года) я собрал ребят, и мы поехали в Южную Осетию – посмотреть, поддержать. Общались с руководством республики, и оно было благодарно мусульманам, особенно за поведение чеченских ребят. Отец Георгий (глава Аланской епархии) заявил на первом канале, что пути Господни неисповедимы: мол, когда наши православные братья нас убивали, нас спасали мусульмане. Во время второго визита в республику, когда я сопровождал делегацию Совета муфтиев, у меня возникла идея отправить в хадж ребят из Южной Осетии. Уполномоченная президента РЮО по делам религии Соня Хубаева поддержала это предложение. Я попросил у Равиля Гайнутдина десять мест, и мы послали ребят-выходцев из Южной Осетии, которые живут на Севере и приняли ислам: на Юге мы никого не нашли. Теперь Хубаева говорит, что это была чуть ли не попытка какой-то вербовки, но она очень технично нам отказала. Все это ложь. Отец Георгий тоже теперь совсем по-другому говорит. Ладно, ничего страшного...

ИА REGNUM: Сколько мечетей в Осетии? Планируете ли открывать новые?

Всего 21 действующая мечеть, и столько же зарегистрированных местных общин. Действуют, но нуждаются в реставрации, мечети Беслана, Эльхотово, Заманкула и Ногкау. Кстати, в Беслане, если вы заметили, на мечети – новая крыша. Это делается на личные средства главы республики Таймураза Мамсурова.

ИА REGNUM: После бесланской трагедии я проезжала мимо мечети с представителем городской администрации, который с неприязнью сказал: в таком состоянии она и будет стоять, никаких мусульман нам тут не надо.

Такие настроения были, но никто не имеет на это морального права, потому что абсолютное большинство бесланчан – мусульмане. 90% коренных бесланчан за то, чтобы мечеть была восстановлена. Мне постоянно звонят, просят номер счета, куда перечислить деньги. Церковь же строили на голом энтузиазме главы республики и священников.

ИА REGNUM: Духовное управление контролирует все общины, находящиеся на территории республики?

Да. Автономные общины были, но, похвастаюсь, доверие ко мне привело к тому, что теперь все они входят в одну централизованную систему.

ИА REGNUM: А шииты?

В религиозном смысле шиитской общины нет. Только если считать шиитами всех азербайджанцев. Зарегистрированной религиозной организации у них нет, есть национальное общество "Азери". Молимся мы все вместе. Есть бывшая шиитская мечеть, некогда построенная персами, в которой сейчас планетарий, и которую мы просим вернуть верующим. Он не работает уже двадцать лет, но по этому поводу поднялся страшный шум. Мы стали мониторить ситуацию и выяснили, что самые заинтересованные в том, чтобы там не было мечети – те, кто сдает помещения планетария в аренду, например, конторам по изготовлению печатей и штампов. И вот они приходят в детский сад, говорят: представьте, что здесь будут кричать "Аллах Акбар!", детям спать не дадут. В СМИ начали появляться статьи: я привык ездить в общественном транспорте и видеть надпись "Планетарий", я не могу представить, что этой надписи больше нет. Вот такие доводы.

ИА REGNUM: Ваша идея совместить в одном здании мечеть и планетарий поражает своей креативностью.

Да, это наше предложение. Мы поинтересовались – что нужно для планетария? Говорят: стены, чтобы развесить картинки, купол и проектор. Мы сами готовы его купить. На фоне того, что происходит в соседних республиках, мы очень обеспокоены и понимаем, что нужно думать, нужно действовать. Мы хотим открыть для мусульман двери в нормальный мир. Запланировали строительство Центра исламской культуры, где будут библиотека, музей, зал на сто-двести мест для всяких торжественных мероприятий. Мы хотим открыть мусульманам двери во все стороны, во все слои общества. Честно говоря, мы сами довольны, что нас озарила эта идея с планетарием. Мы слышали, что в Европе это практикуют некоторые католические костелы – предоставляют свои помещения для университетов.

ИА REGNUM: В православной церкви такое вряд ли можно представить...

В церкви картинку с планетами повесить негде будет, потому что там иконы, и весь купол разрисован. К мечети требования диаметрально противоположные: чтобы стены были чистыми, и на них не было изображений ничего живого. Ну, попросим Гагарина не вешать, вот и все (все смеются).

ИА REGNUM: Как обстоят дела с подготовкой имамов, исламских духовных кадров? Во многих регионах эта проблема стоит достаточно остро.

Думаю, в ближайшее время по России этот вопрос не будет решен. И одна из причин этого – непонимание руководством страны того, что мусульмане – пятая часть населения, и что они намного более религиозны, чем православные. Мы говорим о серьезной подготовке кадров и воспитании нового поколения мусульман – креативно мыслящих, понимающих, что на дворе – XXI век. Я сам это не особо понимал, пока не ввязался во все это. Я думал: если Аллах даст мне возможность преподавать в мечети – все, большего мне не надо. Но когда меня здесь выбрали муфтием – смотрю, не так все просто. Я думал, мне будет достаточно на республику одного-двух подготовленных помощников – нет. Число молодых мусульман растет, они блуждают в Интернете, и мы видим по их поведению, по высказываниям, что нужно очень серьезно ставить эту работу.

Соотношение востребованности мусульманами знаний и тех, кто может их дать, нас нормальное. Кадры нужны, но не так много, и эту необходимость мы в ближайшее время покроем. У нас около 20 человек учатся за рубежом, в Египте, Саудовской Аравии, в течение 5-7 лет они вернутся – этого достаточно, чтобы вести образовательный процесс, и все мечети обеспечить квалифицированными имамами. Но если опять, как после первой чеченской войны, будет массовый приток неофитов, конечно, этих кадров будет мало.

ИА REGNUM: Заметна некоторая агрессивность осетинских мусульман. Как Вы находите с ними общий язык, ведь энергия молодежи неизбежно требует выхода?

Да, она требует выхода. Если ее закупоривать – все взорвется. Людям нужна какая-то отдушина. И когда я стараюсь это сделать, меня обвиняют в экстремизме. Я хожу здесь на проповеди за джихад и делаю это намеренно, потому что ряд вопросов, на которые наложено табу духовными деятелями нашей страны, являются частью религии. Не говорить о них – значит, сказать, что ты вообще не мусульманин. Это вопросы халифата, джихада, шариатской формы правления и все, что вокруг этого. Мы по-хорошему уникальны на Северном Кавказе, и наша позиция такова: джихад является частью нашей религии. Он, в свою очередь делится на 14 степеней, одна из которых – вооруженный джихад. Но и ее мы признаем: да, мусульманин имеет право защищать свой дом, свое имущество, свою честь и свою религию. Это его право, более того, мы убеждены, что это самый верный способ заработать себе вечное блаженство. Я открыто говорю: как только я скажу, что джихада нет в исламе, я признаюсь, что уже не мусульманин, что я из числа верооступников.

Насчет халифата: сплю и вижу во сне, как мусульмане живут в исламском государстве. Мне это очень нравится, об этом я много читал, и все сделаю для того, чтобы когда-то это получилось у кого-нибудь. Притом понимаю, что у меня это не получится – я живу не в арабской, не в исламской стране. Но как придти к этому государству? У меня немного другой путь, чем у тех, кто в лесу. Я вижу его таким, какой он был у пророка Мухаммеда. Он говорил о своей религии, и пришел момент, когда пришли люди, позвали к себе. Это были мединцы, они сделали его своим правителем. Когда я говорю об этом чиновникам, они с удивлением говорят: так это же честные политические выборы!

В Государственной Думе есть люди, которые говорят, что этот строй не совсем правильный. А когда так заявляют мусульмане, их обвиняют в экстремизме, потому что они, по своей неграмотности или в рамках чьего-то коварного плана, сразу бросаются в бой вместо того, чтобы оценить ситуацию. Аллах наградит тебя за то, что ты хочешь сделать. Другое дело, что это нужно делать правильно, иначе Аллах тебя накажет. Чтобы воплотить свои искренние желания, нужны дополнительные знания. Примерно это наша позиция, и с молодежью мы говорим не с позиции чиновников, как это делают некоторые духовные лидеры нашей страны, не с позиции силовиков, у которых, скажем, в Дагестане, разговор короткий: задал несколько вопросов – и все, ваххабит. Мы знаем, кто ваххабит, кто не ваххабит. Мы знаем, каким должен быть мусульманин, каким должно быть его вероубеждение, и стараемся привести к этому. Я, может быть, промолчу, если узнаю, что человек пришел из леса, если увижу, что он нормальный, что он покаялся. Потому что от него будет больше пользы, чем если его просто взять и расстрелять, тем самым подтвердив свою враждебность к исламу всем, кто сидит в лесу, и тем, с кем эти "лесные братья" связываются по Интернету и мобильной связи.

Поэтому мы с молодежью максимально терпимы. Мы взяли на себя обязательства доказать, что это государство им не вражеское, но нам нужно подтверждение, нам нужна поддержка государства. Да, я говорю, что оно не враг, но вот вам пример – владикавказская мечеть, напротив нее – дом правительства. Люди двадцать лет совершают намаз, по колено в снегу умываясь зимой на улице. Я уж не говорю, что там, извините, нет туалета. На встрече в Сочи я спросил у президента Медведева: как Вы думаете, с какими чувствами выросло новое поколение?... Я сказал, что не рассчитываю на любовь к исламу, но наши интересы совпадают: мусульмане – та часть населения нашей страны, чьей неграмотной молодежью пользуются враги этого государства, и вы можете выбить почву из-под ног всяких провокаторов. Мы авансом стараемся это делать, мы доказываем мусульманам, что все не так, как вы думаете, что все нормально. Основываясь на знаниях, полученных от ученых, мы уже доказали: все, что от нас требует Аллах – это быть честным и порядочным мусульманином, и по мере возможности распространять эту религию. Все, что нам нужно – мечети, чтобы мы могли спокойно молиться, медресе, чтобы учить наших детей. Мусульмане часто говорят: нам не дадут мечеть, медресе, нам ничего не дадут. Мы сказали: дадут, и мы вам докажем. Сейчас мы пытаемся все это объяснить руководству.

ИА REGNUM: Говорят, с приходом Мамсурова ситуация очень изменилась в пользу мусульман...

Да, это правда.

ИА REGNUM:... и даже существует негласное распоряжение, согласно которому все более-менее значимые посты в республике должны занимать мусульмане.

Нет, такого не было. Но со стороны Мамсурова есть понимание. На все наши предложения он отвечает только положительно, по крайней мере, так было до последнего времени. Помогает, но он не может все делать. А корпус чиновничьий – у них при слове "ислам" один ответ: нельзя. Мы объясняем: вы никуда не денетесь. Если бы ты дал мне взятку, а я бы сказал: все, прекращаем процесс принятия людьми ислама, то, может быть, со мной бы ты договорился, но не я это делаю! Это процесс идет, давай думать, как быть дальше.

Очень бы хотелось понимания. Несколько лет назад обсуждаем возможность открытия бесланской мечети. Чиновники говорят, что не хотели бы этого. Я отвечаю: когда человек становится мусульманином, он узнает, что первым словом в Коране было "учись", "читай", а где он будет читать, у кого будет учиться – это уже зависит от нас с вами. Либо он будет учиться в мечети у квалифицированного имама, либо будет делать это в Интернете, может быть, ездить в Назрань, Кабардино-Балкарию, как это делал я. Анзор Астемиров, Муса Мукожев – это были мои учителя, я к ним ездил с вопросами. Почему мы туда ездили? Потому что тут никого не было. Меня послушали внимательно, говорят: есть такая практика – если есть притон, его нельзя закрывать, а то его состав куда-нибудь перекочует... Ладно, я простил это сравнение.

А чтобы глава республики сказал, что везде будут мусульмане – нет. Исторически так сложилось, что осетинская элита – может быть, это обидно для кого-то – всегда была мусульманской. Как-то мы сидели, и один из представителей высшего руководства республики сказал: извините, это мое личное мнение, но чтобы человек был мужчиной, воспитанным, порядочным, он, конечно же, должен быть мусульманином. Так он пошутил, и, видимо, это потом трансформировалось в то, что сейчас будет смена аппарата. Кто-то перепугался, наверное.

ИА REGNUM: Вы, должно быть, выступаете и за многоженство?

Многоженство – единственный выход для России, в которой по последней переписи женщин на 10 миллионов больше, чем мужчин. Вот вы, женщина, признаете право своих сестер на семейное счастье?

ИА REGNUM: С православной точки зрения это не главное в жизни.

Но вы признаете это право? Жизнь человека многогранна, должен быть баланс. Мы, мусульмане, считаем крайностью отшельничество, и случаи находки в монастырях останков маленьких детей подтверждают это. Есть вещи, которые противоречат физиологии человека, это надо учитывать. Мы считаем, что отшельничество – это то, что придумали сами люди. Да, из хороших побуждений, но намерения могут быть хорошими, а действия, если они неправильные, приведут к катаклизмам.

ИА REGNUM: Понятно, что на эти вопросы мы смотрим совершенно по-разному.

Я считаю, что многоженство – нормально. Если бы наше общество было избавлено от блуда, я сказал бы, что в нем нет необходимости. Но все исходит из того, что наше общество очень распутно, и причина этому – поведение мужчин и женщин. Еще совсем недавно у нас на Кавказе было дико увидеть целующихся на улице, теперь это случается. Распутство достигло ужасающих пределов. Говорят: многоженство – тот же блуд. Почему блуд? При шариатском браке, сколько бы жен не было, я несу ответственность за детей, их воспитание, обеспечение. Поэтому эти десять миллионов "лишних" женщин нужно либо расстрелять – с этим мы не согласны, либо в резервацию – не согласны, либо выслать, а там такая же ситуация, если не хуже. Остается стать второй женой. У меня у самого две жены.

ИА REGNUM: А согласно законодательству, можно иметь только одну.

По российским законам это не является преступлением. Все, чего лишится вторая жена, это моей фамилии, но в исламе и так нет принуждения, чтобы женщина брала фамилию мужа. Остается ребенок – до четырнадцати лет он не сможет носить фамилию отца, но потом сможет выбирать. Вот единственное неудобство. А дележ наследства, все подобные моменты у нас шариатские, не светские. Все нормально, это не создает никаких проблем.

ИА REGNUM: Приятно посмотреть на человека, у которого слова не расходятся с делом. Вы упомянули Беслан. Как после происшедшего изменилось отношение к мусульманам в Осетии?

Недавние теракты очень хорошо показывают, что невозможно все контролировать. Человек – очень сложный организм. Сейчас у нас говорят: экономика, вот если всем дать работу... Это дарвиновский подход. Недавно прочитал статью одного журналиста, который рассуждает, откуда берутся смертницы. Он никогда ни одной из них не видел, не мусульманин, и вот начинает: есть несколько вариантов вербовки, один из них – публично насилуют, записывают на камеру, говорят, что все это покажут, если ты себя не взорвешь. На самом деле все намного серьезнее. Я и в Сочи на встрече с Медведевым это говорил, и когда с Сурковым встречались – пора перестать подбрасывать шприцы и так далее. Кого мы обманываем? Эти люди... В конце концов, я был одним из них. Мечтал отдать свою жизнь ради Аллаха, считал, что это – самый короткий путь в рай. Денег мне никто не обещал, да и в чем прелесть этих денег, если я умираю?

Идеологически намного серьезнее надо подходить. И просто говорить "фас" разным религиозным деятелям – скажи, мол, что они ваххабиты, а мы с ними расправимся – ваххабитов получится в десять раз больше, вот и все. Подход нужно менять. Я на самом высоком уровне просил понимания, говорил, что буду ходить по самым границам. Мне угрожают с обеих сторон: здесь говорят, что я к джихаду призываю, там – что я от джихада отгоняю людей. Но я это делаю ради Аллаха, я человек, который принял ислам, я люблю эту религию, Создателя, и сделаю все, чтобы в благодарность за наставление максимально показать эту истину. Я учился именно для этого: во-первых, боялся быть обманутым, во-вторых, чтобы узнать ее и поделиться с людьми.

Если я призываю кого-то любить людей или нашу страну – я открыто говорю, что делаю не потому, что патриот моей родины. Эта страна, это государство, это правительство очень мало сделали для того, чтобы я любил эту страну. Я вырос в девяностые – что я видел? Моя позиция связана именно с моей религиозностью. Из боязни перед наказанием Всевышнего я не имею права причинять вред там, где я живу, обманывать людей, с которыми живу, какой бы они конфессии не принадлежали, я не имею права убивать невинных. Много чего я не имею права делать из того, что делают люди, прикрываясь исламскими лозунгами. Это запрещено, это харам, это по разряду великих грехов проходит. Моя проповедь основана именно на моей вере. Я не чиновник, не кадровый офицер – я мусульманин. Если в моей проповеди и в моем поведении вы видите что-то для себя позволительное, как хозяева этого государства – вы дадите работать, не видите – не дадите. Пока работаем... Пока жалобы только на низших уровнях чиновников, которые сравнивают нас с притоном. И от православной церкви, недовольной, что я слишком бурную деятельность тут развел. Я понимаю их – я был православным, в их глазах я отступник, на этом все замешано.

ИА REGNUM: Да, это не совсем обычный случай.

Вообще впервые в истории. Я первый русский муфтий и первый бывший христианин. Как я пришел в ислам? Таких историй много. В моем случае я по воле Аллаха познакомился с мусульманами, эти ребята были студентами Нальчикского исламского института, который открыли переселенцы-репатрианты из Турции. И вот такой небольшой штрих: прохладный весенний день, когда можно проснуться от холода, я лежу в мечети, и тут ингуш меня укрыл. Это во мне многое поменяло: я понял, что этот жест потому, что он – брат мой, мусульманин.

Я увидел в поведении мусульман взаимоуважение, порядочность. Некоторые из них были очень похожи на меня, я в них себя увидел. Когда ближе познакомились, выяснилось, что у многих было идентичное прошлое. Начав читать, увидел в исламе уважительное отношение к Иисусу. Кроме того, там были ребята-чеченцы. Это был 1996 год, они принимали участие в войне – на той стороне, естественно. Это наш менталитет – стрельба, камуфляжи, бороды, это все завлекало очень. Когда ты вживую разговариваешь с человеком, а он кого-то убил (мечтательным голосом)... Недавно так смешно стало, вспомнил себя в молодости: двое спорили про кого-то третьего – все с Южной Осетии ребята – "что о нем говорить, он что, кого-то убил?..." (смеется).

Одни из этих факторов – ложные ценности, другие до сих пор я воспеваю, но они привели меня в ислам. Я стал читать, у меня все было перемешано – ислам, Чечня, война, джихад, наши кавказские традиции... Может быть, месяц прошел – и в какой-то момент я понял, что я – мусульманин. Понял и испугался: так не пойдет, надо от всего этого отходить. Я попытался это сделать – не получилось. Потом пришло спокойствие, и оно убедило меня в правильности моего выбора. Меня часто спрашивают, что привлекло меня в исламе. Сформулировался такой ответ: единобожие в чистом виде, концентрат единобожия, которое оказалось лекарством для моего сердца, чтобы оно успокоилось. Я стал по-другому воспринимать мир.

ИА REGNUM: А в православии Вы ничего этого не видели?

В православии – нет. При этом я был крещеным, дважды крестным отцом – крестил детей своих друзей. Христиане не учат своей религии, я их в этом обвиняю. Не учат, видимо, боясь стать ненужными. Прослойка священнослужителей для меня – сообщество, которое преградило людям дорогу к Богу. Простому верующему проще не разбираться, а заплатить деньги. Очень смущала финансовая сторона...

Я был обычным человеком, не скажу, что очень положительным. Многие, когда принимают ислам и меняют образ жизни, говорят: я и раньше был хорошим, не подумайте! Нет, я себя осуждаю за многие действия. Я очень благодарен Аллаху, что он не дал мне дальше зайти по этому беспутному пути. В 1996 году, осенью, я принял ислам. Мне было 22 года. Ну а как я стал муфтием – это уже выбор мусульман этой республики. Я еще не доучился, мне три семестра осталось, позвали сюда...

ИА REGNUM: Где и как Вы учились?

Сначала я учился в известном ваххабитском медресе в Учкекене в Карачаево-Черкесии. Все мои знакомые, все, кто там были, погибли или разъехались из страны. Мы ездили "на учебку" к Хаттабу. Тогда так было: сел, поехал в Чечню, экзотика такая... И даже "органы" не обращали внимания на все это. Я мог поехать в Грозный, я знал очень много людей, которые там были известны, но за это мне ничего не было, до сих пор. Сейчас я это уже не скрываю – я понимаю потенциал спецслужб, но они, наверное, ждали, что вторая кампания расставит все на свои места. Здесь такой бардак был... Потом я поехал в Египет, где четыре года учился в университете Аль-Азхар. Затем подал документы в Саудовскую Аравию, там тоже учился четыре года на факультете "основы религии и проповеди".

ИА REGNUM: А по национальности Вы русский?

Да. Я осетинский племянник – у меня мама осетинка.

ИА REGNUM: Как Ваши родные восприняли принятие Вами ислама?

Сначала думали, что это очередной бзик, потом поняли, что все намного серьезнее. Им не понравилось, и причиной тому был я – я был очень нетерпим, "кяфиры-некяфиры"... Я во многом виноват в таком их отношении. Сегодня моя сестра – вот-вот, на пороге принятия ислама. Мама полностью со мной солидарна, но говорит, что без разрешения мужа ислам не примет. А так никаких проблем в семье нет, все довольны. Наверное, то, что я муфтий, тоже как-то помогло – раньше мама все время спрашивала: а чем ты будешь заниматься?...

ИА REGNUM: Вы придерживались достаточно радикальных взглядов. Что же стало причиной их переосмысления?

Учеба. Когда я приехал в Египет, первым моим ощущением было следующее: либо они ничего не знают об истинном исламе, либо они очень зашифрованные. Где все эти джамааты, амиры, ячейки? Я стал их выискивать. Сначала подумал, что они очень законспирированы... Когда уезжал отсюда, думал: два-три месяца поучусь, больше мне не надо, я все это и так знаю. В какой-то момент понял, что не так все просто. Я стал осознавать объемы знаний, которые нужны человеку. Попались хорошие учителя, которые объяснили, что нужно начинать с основ.

Стал возвращаться сюда на каникулы – у меня начался конфликт с джамаатом, одним из организаторов которого я сам и был. В свое время мы создали джамаат, муфтия объявили кяфиром, считали, что Духовное управление – одно из структурных подразделений ФСБ. У нас все было серьезно: мы запретили муфтию доступ в мечеть, ключи были у нас. Мы готовились: если будет вторая чеченская кампания, все пойдем воевать. Не скрывали своей вражды к государству, считали, что наше спокойствие, что нас никто не "трамбует" – это такое знамение Всевышнего. А на нас, видимо, просто смотрели – так, пока ничего серьезного.

Сначала в джамаате заподозрили, что я учусь не там и не тому. Потом были открытые просьбы перестать этим заниматься и попытки вызвать меня оттуда. Амир написал мне письмо с приказом – у нас была армейская система – что прошло уже два года, это достаточный срок, приказываю тебе вернуться, здесь надо работать. Я приехал на каникулы и сказал, что возвращаться не собираюсь. Я ослушался амира, дошло до того, что мне руки не подавали, не давали салам – это первый признак того, что тебя считают немусульманином.

Спустя какое-то время я снова приехал на каникулы. Когда мы сделали джамаат, то предложили всем войти в него. Тех, кто не вошел, поделили на две категории: нечестивцы, которые не захотели этого сделать намеренно, и невежды, которые еще этого не понимают. Одним мы улыбались, других – открыто презирали. Часть, которую презирали, естественно, постоянно пополнялась. Я работал с одними, с другими, начался перевес, действующий муфтий это заметил и попросил меня войти в Духовное управление, стать его заместителем. Я согласился, хотя и понимал, чем это грозит. Это вызвало новую волну: ага, теперь все ясно, кто он такой. Но постепенно, в течение пяти-шести лет, нам удалось без репрессивных мер добиться, что, когда амир джамаата Ермак Тегаев позвал всех в горы на джихад, с ним ушло два человека. Мы были близкие люди. Он считал, что здесь нет никакой перспективы, нужно защищать свою религию, воевать: проиграем – уйдем в рай, победим – будет халифат. К сожалению, человек не имел достаточных знаний, и мы разошлись с ним по этой теме.

Осетия – единственная республика, в которой удалось сделать это мирным путем, без репрессий. Те же, кто начал с репрессий, успеха не добился. А если кого-то и напугали, то от тех, кто испугался при первом появлении милиционера, и дальше толку нет. Понимаю, что я – экспериментальный, пробный вариант для тех, кто смотрит сейчас за ситуацией. Очень надеюсь, что мне удастся продержаться, достичь успеха. Надеюсь, что я буду один из многих, которые исправят ситуацию на Северном Кавказе и в России вообще.

Научный потенциал для этого есть, я знаю точно. Недостаточно кадров, которые донесут эти знания. Молодежь, у которой есть знания, сталкивается со старыми муфтиями, муллами, которые не хотят уйти. Они придумывают разные поводы: им пока нельзя доверять, это, наверное, ваххабиты... Сложная ситуация, но я надеюсь, что буду здесь каким-то тараном. Очень надеюсь на понимание руководства – и политического, и служб определенных, которые отвечают за спокойствие. У них есть наработанные схемы, которые давно устарели, но он не хотят от них отказываться, потому что за это отвечать надо, а у них же карьера.

Ничего, каждый свое дело делает. Пока все вроде нормально. Полтора года меня бойкотировали. Муфтии выдвигали разные версии – в Чечне, Ингешутии, Дагестане говорили, что ФСБ привезло меня из Саудовской Аравии, поставило как барьер между восточной частью Северного Кавказа, где суфийские тарикаты, и западной, чтобы этот свет туда не пошел. Посмотрим, насколько нас хватит. Жаль, конечно, что есть еще место зависти.

ИА REGNUM: Как бы Вы охарактеризовали общую ситуацию в республике? Создается впечатление, что Северная Осетия охвачена унынием, погружена в депрессию.

Да, на уровне республики народ отчаялся. Несколько десятков терактов тоже, видимо, сказались. Запутались люди. Насаждается язычество, поощряется сектантство – а это идеологический разброд мыслей. Христиане – их пассивность меня убивает. Куда не придешь – давайте, мол, мы, мусульмане, выступим по телевидению – "нет, мы еще о православии передачу не сняли". А я должен отвечать за их пассивность? Обращаюсь в министерство по делам национальностей с предложением заключить соглашение о сотрудничестве – "а мы еще с православной церковью не заключили". Я их скоро с собой начну водить, чтобы не говорили, что с ними еще не разговаривали! Достоевского читают, цитируют его периодически – больше ничего не надо. А массовые крещения? Ну выйдет он из этого пруда и пойдет напьется, и будет молиться своим языческим богам. Какой толк от этого? Ты хоть одного посетил, кого крестил, узнал, какова его судьба? Нет твоего участия нигде. А поведение некоторых монахов, священников?...

ИА REGNUM: Хорошо, возьмем тех, кто взрывает себя в метро. Можем ли мы судить по ним об исламе?

Не можем.

ИА REGNUM: И все же образ ислама складывается и из этого тоже.

Есть разница – это не официальное духовенство.

ИА REGNUM: О некоторых представителях мусульманского духовенства также известны нелицеприятные вещи. Стоит ли придавать этому такое значение? Это всего лишь люди, Коран и Библия не предписывают им так поступать.

Я понимаю – человеческий фактор, все такое. Но, согласитесь, в исламе же этого нет, там серьезней относятся. Где-то и убить могут. Да, они ненормальные, но все серьезно относятся к своей религии. А вот православным этого не хватает. Я за то, чтобы у них это было. Мы просим организовать на нашей государственной телерадиокомпании цикл передач, чтобы последовательно касаться разной тематики и возрождать в обществе братские, человеческие понятия... Мир когда приходит? Когда люди – братья, когда они любят друг друга, когда они близкие люди. А если мы будем пропагандировать эгоизм, образ одиночки, у которого есть пластиковая карта, и больше ему ничего не надо, если мы будем продолжать учить детей, что мы – потомки обезьян из разных районов джунглей, это изначально приводит к отсутствию братского отношения. Я знаю, что как минимум по Адаму и Еве вы мне близкие люди, и прежде, чем вас лишить жизни, я еще буду думать долго!

ИА REGNUM: Мы тоже, наверное, немножко подумаем (все смеются).

Интересный разговор получается.... Вообще у нас как у государства нет долгих перспектив, хотя бы в экономике. А духовная сторона – там еще дольше должны быть перспективы. У меня дома нет телевизора – ни в одном, ни в другом: я не могу позволить себе при детях его смотреть, не могу при маме. Все жалуются на телевидение, а я говорю: мужчины есть среди вас? Можете телевизор просто взять и вынести? Вы боитесь, вы потеряли право голоса в своих семьях. Вы можете спросить свою дочь: что ты читаешь, ну-ка сядь рядом, дай сюда! Почему самые падшие женщины – для тебя пример?... Что обидно – есть государство, есть армия, чуть что – гранатами забросают. Говоришь им – сделайте нормальный государственный канал, они в ответ – понимаете, коммерция, давайте сделаем какой-нибудь цифровой... Да его никто не найдет!

ИА REGNUM: Спасибо за интересное интервью и особенно – за откровенность. Люди часто говорят не то, что они действительно думают.

К сожалению, муфтий у нас в стране – во многом политическая должность, и я очень боюсь превратиться в чиновника, который, прежде чем что-то сказать, думает, как отреагируют начальство и подчиненные. Мы пока стараемся быть избавленными от этого всего. Надеемся, что не придется окунуться в эту трясину.


Источник: "REGNUM"