Лента: Религия

Народное возмущение, последовавшее за президентскими выборами в Исламской Республике, показало, что иранское общество переживает серьезные противоречия. Некоторые наблюдатели на Западе сочли, что митинги оппозиции приближают конец исламского режима в этой стране. Эту версию «НГР» обсудили с главным научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений РАН, доктором исторических наук Георгием Мирским.


– Георгий Ильич, можно ли сказать, что июньские события в Тегеране и других иранских городах свидетельствуют о начавшемся распаде исламской политической системы?

– Скорее можно говорить о начавшейся трансформации политической системы «вилаят-э-факих», то есть правления богословов, установленной имамом Хомейни в результате Исламской революции 1979 года. Среди руководящей духовной элиты есть разные взгляды на то, как должна развиваться эта система. Некоторые считают, что она должна сохраняться в неприкосновенности, а имаму Хомейни наследуют другие Великие аятоллы. В наши дни это духовный лидер – рахбар Али Хаменеи. Другие считают, что подобная система могла существовать только при жизни имама Хомейни, человека непревзойденной святости. А нынешний рахбар Али Хаменеи – обычный человек, и почему он должен быть духовным вождем нации, непонятно.

У шиитов никогда не было установок о том, кто должен руководить государством. Когда вернется сокрытый двенадцатый имам, он возглавит человечество. Хомейни создал уникальную в современном мире политическую систему, когда духовное лицо возглавило государство. С течением времени выяснилось, что в силу политических причин не так просто сохранить эту систему.

Почему Махмуд Ахмадинежад был выбран еще в 2005 году аятоллой Хаменеи и выдвинут в кандидаты на президентский пост? При имаме Хомейни нынешний рахбар был президентом. Он даже не носил звание аятоллы, а был худжат-аль-ислам. Это более низкая степень в шиитской иерархии. Ему только потом присвоили звание аятоллы в спешном порядке. Иерархия шиитского духовенства складывается следующим образом. Религиозные деятели завоевывают себе репутацию своими знаниями и благочестием. Вокруг того или иного муллы образуются кружки последователей и учеников. Когда этот круг учеников достигает впечатляющих масштабов, аятоллы решают, достоин ли этот лидер того, чтобы войти в их число. Сначала присваивается звание худжат-аль-ислам. А если авторитет этого человека продолжает расти, он становится аятоллой.

Когда умер имам Хомейни, большинство аятолл, исходя из необходимости сохранения системы исламской власти, решили выдвинуть из своей среды нового вождя. Все думали, что им станет аятолла Хосейн-Али Монтазери. Он по своему значению был вторым после имама Хомейни. Но тут произошла какая-то интрига. Не обязательно самый знающий и благочестивый выходит вперед в борьбе за власть. Хаменеи оказался более искушенным и решительным, чем Монтазери, и стал рахбаром. Но с самого начала было ясно, что он – не тот человек, которого все аятоллы готовы беспрекословно признать. Монтазери с самого начала был против него, за что был посажен под домашний арест. Остальные примирились с Хаменеи, поскольку он уже завоевал власть. Но потом, я думаю, наступил такой момент, когда Хаменеи решил, что его положение недостаточно надежно. Рахбар – это не диктатор, не какой-нибудь Саддам Хусейн. Он «первый среди равных». Я бы сравнил эту систему с нашей брежневской системой. Важные вопросы в таких системах принимаются коллективно.

Тогда Хаменеи решил опереться, помимо духовной корпорации аятолл, на силовиков. Он выдвинул Махмуда Ахмадинежада, бывшего деятеля Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Когда в этом году пришло время новых выборов, рахбар снова сделал ставку на него. Хотя аятолла Мохаммед Хатами свою кандидатуру снял, а Мусави – светский человек – для него никакой угрозы не представлял. Тут Хаменеи допустил некоторую промашку. Если бы он допустил к власти Мусави, ничего страшного не произошло бы, никакого подрыва «вилаят-э-факих» не случилось бы. Видимо, Хаменеи решил для перестраховки просто оставить проверенного человека – Ахмадинежада.

– В идеологизированных государствах рано или поздно усложняются взаимоотношения между идеологическими вождями и спецслужбами. Какую роль в Исламской Республике играет сейчас Корпус стражей исламской революции?

– В последнее время происходит некоторое усиление позиций Корпуса стражей исламской революции и басиджей (народной милиции). Силовики выдвигаются на передний план. В правительстве и среди губернаторов все больше выходцев из КСИР. В нынешнем правительстве из 21 министра 14 – бывшие «стражи». Среди некоторых аятолл, я думаю, и по этой причине возникло недовольство нынешним президентом.

Нигде в мире духовная корпорация вроде сообщества аятолл не стоит у власти, и поэтому КСИР – уникальная силовая структура, находящаяся под влиянием религиозной идеологии. Как только Хомейни пришел к власти, сразу началась война с Ираком, поэтому вопросы обороны и государственной безопасности вышли на первый план. Но КСИР – не армия, а элитное подразделение, которое обладает всеми видами вооружений, даже авиацией и военным флотом. Они подчиняются непосредственно рахбару и преданы делу Исламской революции.

Сейчас перед рахбаром Хаменеи стоит вопрос о том, как быть с духовными лидерами, поддержавшими оппозицию, прежде всего с аятоллой Али Акбаром Хашеми Рафсанджани. Надо понимать, что никто из фрондирующих аятолл не намерен менять систему власти. Они в первую очередь заинтересованы в ее сохранении, потому что это их власть. Они выступают лишь против чрезмерного антизападного курса нынешнего президента. Никто не может предсказать, чем кончится это противостояние. Идут аресты второстепенных деятелей оппозиции. Последние дни раздаются голоса, исходящие из КСИР, что и проигравшего выборы кандидата в президенты Мира Хосейна Мусави, и аятолл Рафсанджани и Мохаммеда Хатами тоже надо привлечь к ответственности. Если это произойдет, может начаться «охота на ведьм». Уже сейчас, когда в Иране начались процессы над оппозиционерами, их все чаще сравнивают со сталинскими процессами 37-го года.

Такого рода опыт есть у исламской власти Ирана. Когда произошла Исламская революция, коммунисты Ирана (партия Туде) поддержали ее. Тогда при АН СССР был создан центр во главе с Евгением Примаковым по изучению исламского мира. Участвовал в работе этого научного центра и я. Мы собрались в Ташкенте и обсуждали революцию в Иране. Многие высказывали радость по поводу того, что в Тегеране свергли шаха, обратились против Запада и так далее. А я тогда выступил с предупреждением, что тактика имама Хомейни – «чума на оба ваших дома». Сейчас он бьет правых, а завтра повернется против коммунистов. На меня все накинулись. На следующий год иранский народ увидел по телевидению жалкие фигуры руководителей Туде во главе с генеральным секретарем. Они выступали с признаниями, что они давние агенты Москвы, шпионы, изменники родины.

Я не удивляюсь тому, что на последних судебных процессах выступают люди и каются. Есть соблазн посадить на скамью подсудимых и высокопоставленных аятолл. То есть устроить настоящую большую «чистку». Я не думаю, что власть пойдет на это, но исключать такого развития событий нельзя. Тогда народ поймет, что звание аятоллы не спасает от репрессий, и авторитет духовных лидеров, на котором базируется политическая система в Иране, может быть подвергнут сомнению. Духовные лидеры в глазах шиитов олицетворяют сакральную власть, это фактически святые люди. Формально система останется, но уцелевшие аятоллы присмиреют и пикнуть не посмеют. Вся власть сконцентрируется в КСИР. Аятоллы-оппозиционеры не могут представлять серьезную опасность для власти, потому что им не на кого опереться в силовых структурах.

– Какие последствия это может иметь для власти богословов?

– Если президент Ахмадинежад наберет большую силу, его не так просто будет сместить, хотя по закону рахбар может его снять с должности своим указом. И в этом кроется опасность уже для самого Али Хаменеи. В последнее время мы наблюдали признаки противоречий между рахбаром и президентом. На церемонии инаугурации мы увидели, как Ахмадинежад попытался поцеловать руку Хаменеи, но тот отдернул руку и позволил поцеловать себя лишь в плечо. Рахбар приказал президенту снять его первого заместителя Эсфандиара Машаи, который говорил: «Мы друзья со всеми народами, включая американский и израильский». Хаменеи, видимо, хотел этим показать, что он остается главным человеком в государстве. В какой мере это отразится на их взаимоотношениях, трудно сказать. Может быть, наступит момент, когда они станут врагами. А исход этого противостояния уж точно неизвестен. Не исключаю, что при поддержке консерваторов и силовиков Ахмадинежад наберет такую силу, что рахбару придется ограничиться наблюдением за тем, как иранцы соблюдают религиозные предписания, и не более того.

По идее, рахбар вообще не должен вмешиваться в политические процессы и избирательные кампании. Хаменеи спустился «с небес на Землю» и проиграл на этом. Сейчас примерно треть иранцев считает Ахмадинежада нелегитимным президентом. А раз его утвердил Хаменеи – он запятнал свое имя. И это выгодно Ахмадинежаду, потому что почти обожествляемый Великий аятолла – для него гораздо более грозный конкурент за власть, чем человек с подмоченной репутацией. Если светская власть в лице Ахмадинежада заберет себе большую власть, будут правы те, кто считает, что происходит ползучий переворот. Система «вилаят аль-факих», какой ее оставил имам Хомейни, превращается в дуумвират светской и духовной власти. Идеологизированные политические системы могут сохраняться довольно долго, но рано или поздно власть богословов будет размыта, потому что она противоречит духу времени, устремлениям иранской молодежи. На этих выборах возникла трещина в политической системе Ирана, и со временем она будет углубляться.

Андрей Мельников
Источник: "НГ-Религии "