В оглавление «Розы Мiра» Д.Л.Андреева
Το Ροδον του Κοσμου
Главная страница
Фонд
Кратко о религиозной и философской концепции
Основа: Труды Д.Андреева
Биографические материалы
Исследовательские и популярные работы
Вопросы/комментарии
Лента: Политика
Лента: Религия
Лента: Общество
Темы лент
Библиотека
Музыка
Видеоматериалы
Фото-галерея
Живопись
Ссылки

Лента: Религия

  << Пред   След >>

Предсказывая смерть ислама ("Asia Times online", Китай)

В эссе объёмом в книгу ("Кризис исламской цивилизации", Yale University Press: New Haven, 2009. ISBN-10: 0300139314. Price US$27.50, 304 pages.) выдающийся иракский политик Али А Аллави, ещё недавно бывший министром обороны и финансов в поддерживаемом Америкой правительстве Ирака, даёт мрачные оценки перспектив выживания ислама. До тех пор, пока мусульмане не смогут восстановить Ислам, как «полный путь жизни», охватывающий общество, равно, как и частую сферу жизни.

Громко провозглашённое в последнее время исламское «пробуждение» не станет прелюдией возрождения Исламской цивилизации; оно будет всего лишь ещё одним эпизодом его угасания. Восстановление ислама вместо финального акта становится концом цивилизации.

Это последние слова в книге Али Аллави, и они могут служить эпитафией исламу, так как восстановление исламской цивилизации, по его предположениям, кажется фантастическим. Аллави отбрасывает мысль о том, что Ислам мог бы эволюционировать в частную религию личного восприятия. Ислам, настаивает он, выдвигает предложение «всё-или-ничего». Мусульмане либо будут «жить внешней жизнью, которая является выражением их самой глубокой внутренней веры» и «вернут себе те части своего общественного пространства, которые были проиграны взглядам другого мира в последние века», либо «доминирующий порядок цивилизации» «фатальным образом размоет то, что ещё осталось от основ мусульманской индивидуальности и независимости».

Он отвергает ту «неистовую сверхсовременность, всего лишь частично натянутую на исламский стиль», которой характеризуются западоподобные государства Залива, но при этом приберегает ещё большее презрение для «радикальных исламистов, «страдающих от другого пренебрежения к, в частности, тому, что путём подбора и выбора из предлагаемого списка изменений может быть создан удачный компромисс между исламом и тем, что приемлемо в современности».

Книга Аллави представляет собой противоядие сверхофициальной снисходительной «продаже реформ», которая слишком часто характеризует западные дискуссии по теме ислама. Предшествующая администрация Вашингтона, например, казалось, просто думала, что путём принятия норм Запада мусульманские страны смогут присоединиться к современному миру. «Но различия между Исламом и Иудейско-Христианским Западом лежат намного глубже политической поверхности», – возражает Аллави, – «и они начинаются с диаметрально противоположных взглядов на индивидуума, или, точнее, для начала – того взгляда, что отдельного человека, на самом деле, не существует».

«Ислам находится в стороне от главной линии современных конструкций взаимодействия отдельного человека и группы», – отмечает Аллави. Он возражает замечанием, что отдельный человек отсутствует в исламском образе мыслей, и его невозможно описать арабским языком. Только Бог имеет индивидуальность и единственность, отдельный человек – всего лишь инструмент, так было. Многие западные читатели пробегут взглядом этот непонятный материал и, таким образом, пропустят основное доказательство аргументов Аллави. Западные политические исследователи не изучают теологию, тогда как Аллави спорит именно с тем, что в исламском мире политика и есть теология. Даже если это немного технично, обсуждение Аллави стоит того, чтобы приводить длинные цитаты.

В классической исламской доктрине проблема природы индивидуума как независимого существа, наделённого свободой, просто не возникнет в контексте полной зависимости отдельного человека от Бога. Арабское слово для обозначения индивидуума – al-fard – не имеет общепризнанного включения целенаправленного существования, имеющего способность делать рациональный выбор. Скорее, данный термин несёт значение отдельности, отчуждения или уединённости.

Способность делать выбор и иметь желания, данная индивидууму, более имеет отношение к самому факту принятия этого от Бога в точке принятия решения или частного действия – так называемому iktisab, – а не саму по себе способность делать выбор, что не связано с естественной свободой выбора или правом. Al-fard обычно применяется, как одно из свойств высшего существа, в смысле его неповторимой уникальности.

Оно обычно сочетается с другими свойствами Бога (такими как al-Wahid, al-Ahad, al-Fard, al-Samad. Единственный есть сущность, состояние и существование, и бессмертность) для установления абсолютного превосходства божественного существа. Человек просто не способен воспринять ни одно из божественных свойств. «Следовательно», – заключает Аллави, – «провозгласить право и возможность независимых действий без упоминания источника всего этого от Бога, будет оскорблением».

Это замечательно ясная формулировка центрального положения ислама, она сама по себе стоит всей книги, так как проясняет, почему индивидуальность в западном смысле слова непостижима для ислама: абсолютно высший Бог не оставляет вообще места индивидуальности. Индивидуум получает от Бога те проявления индивидуальности, которые он может иметь, но не имеет независимости, что является ярким контрастом по отношению к Западному пониманию. «Цельная система прав индивидуума, производная от его естественного состояния индивидуума или вековых этических или политических теорий, совершенно чужда структуре исламских рассуждений. Индивидуум имеет реальность, но она зависима от высшей реальности».

Стало общим методом сравнение исламской теократии с тоталитарными режимами 20-го века. Таков был подход, наряду с другими, и таких известных критиков, как Даниель Пайпс и Поль Берман. Но ислам намного древнее современных тоталитарных форм, и Аллави, подобно Тарику Рамадану и другим современным исламским философам, предлагает убедительный довод, что «тоталитарный» характер исламского общества не требует подражательства европейским моделям, но сам оказывает прямое сопротивление исламу.

Объяснение Аллави, почему индивидуальность исчезает в исламе, несёт в себе сравнение с взглядами Франца Розенцвейга на ислам, как на языческую пародию разоблачённой религии. С точки зрения аналитики, объяснение Аллави сути условности индивидуума, по существу, идентично данному Розенцвейгом, они отличаются только в оценке – положительной или отрицательной. В сентябре 2007 года в эссе «Главные вещи» («First Things») я приводил описание Розенцвейгом того, как языческое общество превращало индивидуума в простой инструмент расы или государства:

«Люди, Государства и все сообщества древности могли быть ранее пещерами львов, перед которыми можно увидеть следы вторжения индивидуума, но не его выхода. На самом деле, отдельный человек стоит за обществом в целом: он знает, что является лишь частью. Это общее, по отношению к которому он является частью; эти элементы, чьим представительным образом он является – имеют абсолютную власть над его этической жизнью, хотя, они в таком качестве едва ли абсолютны, но являются фактом, подтверждающим, что в действительности они всего лишь примеры элементов «Государство» или «Люди».

В тщательно организованном Государстве, само Государство и индивидуум не состоят в отношениях целого к части. Вместо этого, государство – это ВСЁ, от него власть распространяется неопределённым образом на индивидуума. Каждый имеет своё место, и пока он ему соответствует, он принадлежит Всему Государству.

Индивидуум древности не терялся в обществе ради попытки найти себя, но, скорее, пытался создать его; растворяясь при этом сам. Хорошо известное различие между древними и современными концепциями демократии прямо проистекает именно отсюда. Из этого очевидно, почему древние никогда не развивали концепцию представительной демократии. Только тело имеет органы, а здание имеет лишь детали».

По Розенцвейгу, нам, возможно, стоит оглянуться на интеграцию древних языческих сообществ, чтобы понять чувство исламской необходимости охватывать каждый аспект общественной и личной жизни, а не стремиться для сравнения к тоталитарным политическим движениям 20-го века. Исламская цивилизация не является карикатурой на современные тоталитарные политические движения, напротив, тоталитарные движения являются неоязыческими и, как все языческие политические формы, растворяет индивидуума в абсолютном пространстве политики.

Критика Аллави реформистов и исламистов кристально ясна. Муркиер – вот, что он предлагает. Реставрация исламского общества, включающего в себя всё, – это та идея, время которой уже пришло и ушло в Ираке, где шиитское течение ислама, поддерживаемое Аллави, создало Исламскую Республику. Результатом стала клептократия, которая превратила гибких молодых женщин в проституток для политического класса. Я задокументировал взрыв социальных проблем в Ираке в своих последних эссе, включая «Секс, Наркотики и Ислам» (Азия Таймс Онлайн, 23 февраля 2009 г.) и «Худшее время для Ирака» (Азия Таймс Онлайн, 24 июня 2008 года).

Среди последнего поколения в Ираке имеет место наиболее быстрый спад рождаемости из когда-либо зарегистрированных, что является безошибочным знаком морального упадка. Обо всём этом Аллави не говорит ни слова. Для верности соотнесём все надежды Аллави на новую исламскую теократию с ужасающим примером Ирака, что не очень справедливо по отношению к его аргументу, что он желает глобального Ислама, вместо разделённого по национальным государствам.

Даже если и так, упадок шиитской теократии в Ираке требует некоторых комментариев. Кроме причудливого замечаний о «платоновском» характере Иранского государства, Аллави ничего не говорит о его патологиях. Его признаки содержат девять ссылок на коррупцию, включая многочисленные порицания государств Залива и характеристику Алжира как «коррумпированной и брутальной клептократии». Его молчание относительно Ирана многозначительно.

Скорее, Аллави отбрасывает национальное государство, как западную конструкцию, которая не соответствует требованиям ислама. Он ссылается на исследование от 2005 года (Исследовательский Центр «Люди и Пресса»), отмечающее, что «превосходящая часть мусульман в различных государствах, от Пакистана с 79% мусульман, Марокко с 70% и Иорданией с 63%, видят себя скорее мусульманами, чем гражданами национального государства».

Даже в таких странах, как Турция, с её долгой мирской историей национального государства, 43% видят себя мусульманами в первую очередь, хотя 29% обозначили себя гражданами национального государства. Но куда ведёт это желание? Не к мусульманскому сверхгосударству в форме возрождённого халифата, несмотря на то, что «существование халифата было неотъемлемой составляющей идеи Исламской цивилизации...

Всё же реальность такова, что вряд ли можно восстановить халифат в его исторической форме. Существующее разделение мусульман по национальным государствам, республикам и монархиям слишком далеко продвинулось, чтобы можно было предположить, что они когда-либо, вдохновлённые религией, смогут объединиться в единую империю или сверхгосударство.

Хотя Аллави не слишком надеется на политическую унификацию мусульманского мира, он играет с идей шиитского государства с центром в Ираке: «Шиитский мир, также включающий в себя почти 200 миллионов мусульман, проходит, как разделительная черта через этнические и культурные границы. Шиитизм будет сохранять свой особый статус, как национальная религия Ирака, и будет играть значительную роль для иранских аятолл. Но он должен согласиться с возможностью вновь воодушевлённой и независимой иерархии, возникающей после переворота в Ираке. Комбинация территориальной шиитской иерархии, сфокусированной на отдельной стране, но при наличии великих аятолл, происходящих из другой части света (феномен, который, кажется, возник в Ираке), может сосуществовать с «национальной» шиитской властью, как в Ливии».

Хотя Аллави не произносит этого, читатель остаётся под впечатлением, что его надежды на Исламскую цивилизацию сконцентрированы на его собственном шиитском мире. Относительно способов, которыми шиитский блок мог бы консолидировать своё влияние, таких, как важность для неорганизованных военных и милитаристских групп будущего иранского ядерного зонтика, которые Исламская Республика нанимает для распространения своего влияния, Аллави снова ничего не говорит.

Нет ни слова о наиболее спорном вопросе разделения Запада и Исламского мира, в частности, о подозрениях относительно иранской ядерной программы. Это главная слабость, поскольку он желает отобразить возрождение исламской цивилизации как проекта, ничем не угрожающего Западу. Запад, напротив, воспринимает угрозу распространения ядерного оружия и, кажется, некорректно говорить о шиитском блоке, не касаясь этого вопроса.

Неспособность Аллави упомянуть тему распространения ядерного оружия ставит большой вопрос: кому адресована эта книга? Возможно, никто не может действительно обратиться к глобальной исламской аудитории, которая читает на арабском, фарси, турецком, пунжаби, урду и малазийском иначе, как на английском, и в форме полемики направить против западного видения ислама.

Если книга Аллави действительно адресована мусульманам, и западники читают её, заглядывая через плечо, кажется резонным спросить, почему Запад желает успеха его проекту. Если исламская цивилизация не может преобладать, кроме как растворяя индивидуума в коллективе, почему Запад хочет видеть всё, кроме её конца?


Обзор Спенглера ("Spengler")
Источник: "ИноФорум"


 Тематики 
  1. Ислам   (204)