В оглавление «Розы Мiра» Д.Л.Андреева
Το Ροδον του Κοσμου
Главная страница
Фонд
Кратко о религиозной и философской концепции
Основа: Труды Д.Андреева
Биографические материалы
Исследовательские и популярные работы
Вопросы/комментарии
Лента: Политика
Лента: Религия
Лента: Общество
Темы лент
Библиотека
Музыка
Видеоматериалы
Фото-галерея
Живопись
Ссылки

Лента: Религия

  << Пред   След >>

Религиозный фактор в палестино-израильском конфликте

Территории и население: безопасность или вызов

Палестино-израильский конфликт формально существует с 1948 г., т. е. со времени провозглашения Израиля, хотя на деле имеет более глубокие корни. Он зародился в эпоху британского мандата, в рамках которого сионистское дви­жение получило от Великобритании права на осуществле­ние проекта создания еврейского очага. Еврейско-арабские противоречия имели свою логику и динамику, равно как и столкновения палестинцев с Израилем в конце 1940-х — начале 1960-х годов. Говорить о сформировавшейся структуре конфликта можно, очевидно, начиная с 60-х годов прошлого века. В 1964 г. была создана Организация освобождения Палестины (ООП), и палестинцы, сохраняя политическую зависимость от арабского мира, все же попытались взять борьбу за освобождение Палестины в свои руки. В результате войны 1967 г. Израиль захватил терри­тории, принадлежавшие Египту и Сирии, земли, предназначенные по плану Генеральной Ассамблеи ООН 1947 г. арабскому государству (Западный берег Иордана и Газу), а также Восточный Иерусалим, находившийся после вой­ны 1948 г. под властью Иордании.

Новая ситуация, сложившая на Ближнем Востоке, оз­начала, что перспектива урегулирования палестинской проблемы оказалось тесно увязанной с израильским курсом на палестинских территориях. Вместе с землями под израильским контролем оказался миллион палестинцев. Ответственность за судьбу этих людей после Шестидневной воины в значительной степени стала уделом израиль­ских правительств, взявших курс на строительство поселе­ний и освоение столь неожиданно обретенных земель. Из­раильская стратегия на Западном берегу и в Газе с самого начала выглядела весьма противоречивой – обеспечение безопасности Израиля за счет сохранения территорий ни­как не совмещалось с необходимостью сохранять кон­троль над огромной массой палестинского населения, что грозило демографической катастрофой самому Израилю и в корне противоречило ценностям демократического развития.

Известный израильский историк и публицист Том Сегев недавно опубликовал книгу о Шестидневной войне. О ранее неизвестных фактах, появившихся в книге, сооб­щила в июне 2005 г. газета "Йедиот". С рациональной точ­ки зрения оккупация Иудеи и Самарии (Западного берега и Газы) была для Израиля ловушкой. Еще яснее, чем руко­водство страны, это поняло командование израильской ар­мии (ЦАХАЛ), которое заняло удивительную позицию: "Чтобы нейтрализовать все опасности в Иудее и Самарии, Израилю имеет смысл создать независимое палестинское государство". А Мордехай Газит из МИДа, выступая перед старшими офицерами ЦАХАЛа, сказал: "Что мы будем делать с населением, которое нас ненавидит? Вышлем его за границу?". "В то время, — пишет Т. Сегев, — общее мнение аналитиков склонялось к тому, чтобы не мешать Хусейну (королю Иордании. — И. 3.) и далее размывать палестин­ское самосознание, стимулируя эмиграцию из Иудеи и Са­марии. Иными словами, у нас есть интерес не оккупиро­вать Иудею и Самарию, потому что, если мы это сделаем — а так оно и получилось, — мы только стимулируем рост па­лестинского самосознания и вряд ли найдем возможность урегулирования проблемы" (1).

Действительно, оккупация привела к росту самосознания палестинцев, которое реализовывалось не только в привычных рамках светского национализма, но и в контексте религиозных подходов и оценок. Одновременно и в Израиле структурированная религиозная часть oбщества пыталась оказать все большее влияние на процесс принятия государственных решений.

Проблема религиозного фактора рассматривается в данной статье исключительно в контексте палестино-из­раильской конфронтации, вычлененной из более широко­го комплекса противоречий ближневосточного конфлик­та, в который вовлечены многие арабские государства, причем при отсутствии общего урегулирования уже имеет­ся практика заключения мирных договоров.

Пришествие религиозного радикализма

Религиозный фактор в палестино-израильском противостоянии долгое время не играл существенной роли в отли­чие от периода еврейско-арабского противостояния до создания Государства Израиль, когда борьбу палестинских арабов направлял религиозный деятель — муфтий Иеруса­лима Хадж Амин аль-Хусейни, широко пользовавшийся религиозными лозунгами для мобилизации местного араб­ского населения.

Палестинское движение сопротивления, оформивше­еся к началу 1960-х годов, было по своей сути светским. Его руководители, будучи арабскими националистами, искали идейные основания в социалистических теориях, порой увлекались марксизмом и левачеством и связывали свою политическую судьбу с ориентацией на СССР и другие со­циалистические страны (частью по идейным соображени­ям, а частью по расчету). Далеко не все палестинские ара­бы были мусульманами. Среди них относительно высок процент христиан. Хотя "Братья-мусульмане" и другие радикальные исламские организации имели влияние, Орга­низация освобождения Палестины, признанная единст­венным законным представителем палестинского народа (2), рассматривала их скорее как соперников за влияние на массы, чем как возможных союзников.

Со своей стороны, сионистское движение зародилось как светское, причудливо объединив социалистов, марксистов, народников, либералов, консерваторов. Вместе с тем проблемы идентичности предопределили особое отноше­ние к религии. Иудаизм определяет принадлежность к ев­рейству в не меньшей степени, чем этническое происхож­дение (3). И хотя, по словам первого премьер-министра Из­раиля Давида Бен Гуриона, это государство основано на за­коне, а не на Галахе (нормативной части иудаизма, регла­ментирующей религиозную, семейную и гражданскую жизнь), тем не менее в стране религиозные институты не отделены от государства.

В целом в сионизме продолжают доминировать светские силы, но в нем существует и религиозный сектор. Не все религиозные группы стали союзниками сионист­ского движения. Так, ультраортодоксы (харедим), имевшие до создания государства численное и интеллектуальное превосходство по сравнению с религиозными сионистами и представленные партиями "Агудат Исраэль" и "Поалей Агудат Исраэль", не поддерживали сионистской идеи создания еврейского государства в Палестине, связывая возрождение еврейского народа с пришествием Мессии. На крайнем фланге находились экстремистские марги­нальные группы, такие как "Наторей карта", не смирив­шаяся с созданием Израиля и отмечавшая день независи­мости как траурную дату. После Второй мировой войны ультраортодоксы потеряли свои позиции в Европе, где их влияние замыкалось на еврейские общины, уничтожен­ные в огне Холокоста, и постепенно стали все более актив­но интегрироваться в политическую жизнь Израиля.

Религиозные сионисты, представленные в период сио­нистской колонизации Палестины партиями "Мизрахи" и "Хапоэль Хамизрахи", полагали, что сионистское движе­ние поставило перед собой верные цели, но его нужно на­править в соответствующее русло, обогатить религиозной традицией. Они представляют большую часть религиозно­го лагеря в Палестине, активно заселяя земли в рамках сио­нистского проекта. "Для этого лагеря, в наибольшей степе­ни связанного с поселенческой деятельностью последних десятилетий, — писал израильский журналист Дов Контоpep, — религиозно мотивированная самоидентификация с сио­нистским проектом, участие в его реализации и практичес­кая солидарность с созданным в 1948 г. Государством Изра­иль являются центральным пунктом существования и доктрины — той определяющей "точкой идентичности", в которой религиозные сионисты отделяют себя от ультра­ортодоксии, стоящей в идейной оппозиции к сионизму, с одной стороны, и от секулярного еврейского национализ­ма, с другой" (4).

Надо отметить, что сионистские лидеры, учитывая степень влияния религиозников как в Палестине, так и за ее пределами, отдавали себе отчет в необходимости на­хождения компромисса с руководством ультраордотоксальных религиозных институтов. Еще до провозглаше­ния независимости они заключили с религиозными деятелями договоренность о статус-кво во взаимоотноше­ниях. Намерения сторон были изложены в письме от 19 июня 1947 г., которое Давид Бен Гурион, Ицхак Гринбаум и раввин Иехуда Лейб Маймон направили федерации "Агудат Исраэль" от имени Еврейского агентства. Еврей­ское агентство выражало готовность дать гарантии рели­гиозным лидерам, что в будущем государстве будут соблю­даться их требования. Учитывая, что религиозные партии ультраортодоксального направления, каковой являлась и "Агудат Исраэль", не поддерживали создание государства, соглашение должно было обеспечить по крайней мере их нейтралитет. В письме Еврейское агент­ство подтверждало готовность установить выходной день для евреев в новом государстве в субботу, принять меры к тому, чтобы в публичных местах подавалась кошерная еда, обеспечить полную автономию различных секторов образования и т. п.

Если смирившиеся ультраортодоксы вначале сосредо­точили свое внимание в основном на духовной сфере и лишь позже стали постепенно политизироваться, то ре­лигиозные сионисты всегда были и остались одним из на­иболее социально активных сегментов израильского об­щества.

Результаты войны 1967 г. в конечном счете способство­вали радикализации на религиозной платформе как части израильского, так и части палестинского общества. Разуме­ется, эти тенденции развивались постепенно. В палестин­ском движении – они отразили реакцию на оккупацию, разо­чарование в политике светских лидеров, не способных обеспечить возвращение территорий. Сыграли свою роль общий подъем исламизма на Ближнем Востоке в контексте кризиса светских арабских режимов, отсутствие перспектив решения палестинской проблемы, коррупция среди нацио­нальных руководителей, неспособность обеспечить социаль­ную поддержку наиболее бедных слоев, безработица. Основ­ные палестинские радикальные исламистские организации на оккупированных территориях — "Исламский джихад" и ХАМАС— оформились соответственно в 1970-х и 1980-х го­дах. Их подход сводится к созданию исламского государства во всей Палестине, они не признают легитимности Израиля.
В Израиле результаты Шестидневной войны послужи­ли мощным стимулом для оформления ряда радикальных религиозных движений, выступивших против любого ком­промисса по "библейским землям" (прежде всего по Запад­ному берегу, так как в древности эти земли входили в состав Иудеи и Израиля). Многие верующие восприняли захват Западного берега как доказательство "промысла Божьего", возвратившего иудеям исторические святыни. Иудейские фундаменталисты стали активнейшими сторонниками засе­ления Западного берега и Газы, строительства поселений, привлечения людей и ресурсов. Не случайно радикальное религиозное движение "Гуш эмуним", нацеленное на засе­ление территорий, возникло вскоре после войны 1967 г. Политически оно организовалось после Октябрьской вой­ны 1973 г., чтобы противостоять возможным территориаль­ным компромиссам. Аналогичных взглядов придержива­лось и "Движение за Великий Израиль", опубликовавшее свой манифест в сентябре 1967 г. Оно не было исключи­тельно религиозным, но широко использовало "историчес­кую" и библейскую аргументацию для обоснования терри­ториальных притязаний.

Подходы, сводившиеся к тому, что ни одно израиль­ское правительство не имеет права возвращать террито­рии, захваченные в ходе войны, были характерны и для ли­деров правого блока "Гахал" (позже "Ликуд") и даже для некоторых представителей Партии труда ("Авода").

Политика религиозных поселенцев, хотя и осуществ­лявшаяся в рамках государственных программ освоения оккупированных территорий, мотивировалась духовно-исторической связью с завоеванными землями. В таком контексте на первый план выходили не государственные интересы и политические стратегии, а специфически по­нятые ценности, не вписывавшиеся в поиски урегулирова­ния, предполагавшего территориальный компромисс.

Особенно явно влияние религиозного фактора на раз­витие палестино-израильского противостояния прояви­лось в ходе последней интифады и реализации решения израильского правительства об эвакуации поселений и ар­мии из сектора Газа и из нескольких поселений на Запад­ном берегу.

Интифада: новые методы и участники

Палестинское восстание на территориях (интифада), на­чавшееся в конце сентября 2000 г. и положившее конец переговорам, известным под названием "процесс Осло", было не первым опытом масштабного сопротивления па­лестинцев. Интифаду конца 1980-х годов называли "революцией камней". Она была примером кампании массово­го неповиновения оккупационным властям. Восставшие редко прибегали к использованию оружия и взрывчатки. Практически не было широкой подготовки террористов-смертников, ставших участниками второго палестинско­го восстания, не было ракетных обстрелов израильской территории. Однако начало радикализации палестинско­го сопротивления на исламской основе было положено именно в период первого восстания палестинцев, в ходе которого появились экстремистские исламистские организации. В начале 1988 г. в Газе шейх Ахмед Ясин на осно­ве организации "Аль-Муджамма аль-исламий" ("Исламский центр") основал движение ХАМАС ("Исламское движение сопротивления"), выросшее из идеологии из­вестной радикальной организации "Братья-мусульмане". Разделяя общую стратегию этой организации на постепенную исламизацию общества как путь к созданию ис­ламского государства, ХАМАС в отличие от "Аль-Муджам­ма аль-исламий" активно включилось в борьбу против израильской оккупации. В идеологии ХАМАС задачи исламизации и вооруженного сопротивления оказались совмещены.

ХАМАС, равно как и многие другие исламистские орга­низации по всему миру, является порождением современ­ности. Американский исследователь Гленн Робинсон спра­ведливо отмечала: "Исламизм, включая вариант ХАМАС, является по своей сути современным феноменом. Он опи­рается главным образом на городское население; его воз­главляют кадры, получившие образование на Западе, при очень незначительной роли духовенства; он легко ис­пользует современные технологии для продвижения своего дела. Эта реальность далека от популярных представле­ний о таких группах как об антимодернистских движениях ненависти, ведомых теми, кто собирается повернуть стрелки исторических часов к мифическому прошлому... Иными словами, лидеры исламистских движений на Ближнем Вос­токе имеют практически тот же социальный профиль, как те, кто поколением ранее агитировал за баасизм, насеризм и арабский социализм" (5).

Появление ХАМАС отражало общие тенденции роста исламизма, но в конкретной палестинской действительно­сти он с самого начала имел большие шансы на получение поддержки населения.

Сначала израильские руководители недооценили деструктивный потенциал ХАМАС, поскольку до начала пер­вой интифады подавляющее большинство палестинских исламистов (за исключением маргиналов из "Исламского джихада") не проявляло особого интереса к борьбе против израильской оккупации. Получила достаточно широкое распространение версия, что в 1980-е годы сами спецслуж­бы Израиля были заинтересованы в укреплении исламистов, надеясь противопоставить их влиянию ООП, которое представлялось им гораздо более серьезным вызовом. Израильтяне действительно проявляли внимание к местным палестинским лидерам, часть которых была связана с исламистами, и оказывали им поддержку.

Очень скоро активность ХАМАС заставила израильские власти действовать более жестко. В 1989 г. они арестовали шейха Ясина и продержали его в израильской тюрьме вплоть до 1997 г., после чего ему было разрешено вернуться в Газу. В ходе новой интифады весной 2004 г. Ясин был убит израильской ракетой. ХАМАС попытался "оседлать" палестинское сопротивление, придать ему организованность и идеологию, способствуя усилению мобилизационной роли политического ислама, изменению методов борьбы — переходу к широкомасштабному использованию террористов.

Мобилизация под радикальными исламскими лозунгами действительно придала интифаде особый бескомпро­миссный характер. Происходящие процессы были намного глубже и серьезнее, чем выбор новых методов сопротивле­ния, — они свидетельствовали об изменении баланса поли­тических сил в палестинском обществе и об изменении пси­хологического настроя. Молодежь, которая сталкивалась исключительно с солдатами оккупационной армии, у кото­рой не сложилось и не могло сложиться опыта позитивного взаимодействия с представителями другого народа, стала носителем той самой слепой ненависти, которую пытались перебороть поколения палестинцев и израильтян, встре­чавшиеся на неофициальном уровне, а с начала 1990-х го­дов и на официальных переговорах.

Национальное палестинское руководство оказалось в определенной мере дискредитированным. Разбалансированность процесса принятия решений, отсутствие про­фессионализма, неспособность наладить элементарный порядок привели к тому, что социальные проблемы были в значительной мере отданы на откуп исламистским организациям. Те собирали средства для палестинской бедно­ты, организовывали обучение молодежи и, естественно, осуществляли нужную им идеологическую обработку насе­ления. В этих условиях политическая роль исламистских организаций, традиционно призывающих к вооруженной борьбе против евреев, объективно возросла. Если бы про­цесс урегулирования палестинской проблемы шел дина­мично и успешно, сопровождаясь улучшением благососто­яния, то возможности деструктивного влияния ХАМАС были бы сужены. В сложившихся условиях эта и подобные ей радикальные исламистские организации смогли кана­лизировать протестные настроения в русло террора. За время интифады произошла героизация терроризма. Молодые активисты "Движения за национальное осво­бождение Палестины" (ФАТХ) также не могли не подчи­ниться доминирующим групповым настроениям.

Молодежь широко вовлекается в террористическую деятельность своим окружением. Групповые правила пове­дения, выдвигаемые ценности и методы их защиты не мо­гут не восприниматься индивидуумом как обязательные, как определяющие его принадлежность к данной группе, вне которой его не богатая событиями и впечатлениями жизнь теряет смысл и остроту. Через готовность разделить эти групповые требования пролегает путь к быстрому со­циальному признанию, столь желанному для многих моло­дых людей.

Широкое использование террористов-смертников в ходе интифады можно объяснить как идеологической обработкой самих смертников и их окружения, так и весь­ма приземленными расчетами. Смертники не нуждаются в особой инфраструктуре и используют примитивные ме­тоды: пояс или пакет со взрывчаткой, заминированная машина не требуют специальной военной подготовки. Более того, такой метод борьбы особенно болезненно восприни­мается в Израиле, поскольку каждый может стать жертвой фанатика и привычные методы обеспечения безопаснос­ти выглядят неадекватными. Серьезный политический и психологический эффект имеют также постоянные об­стрелы палестинцами израильской территории ракетами "Кассам".

Газа: уйти нельзя остаться

Уход из Газы стал серьезнейшим испытанием на прочность израильского и палестинского обществ. Для Израи­ля было важно добиться полного подчинения закону всех организаций и отдельных лиц независимо от того, являют­ся они светскими или религиозными. Новая парадигма во взаимоотношениях с палестинцами, которая должна была дать Израилю возможность избавиться от контроля над значительной частью палестинского населения и одновре­менно от необходимости полагаться на переговоры с ли­дерами Палестинской администрации, была избрана в от­сутствие перспектив переговорного процесса и, главное, при неспособности палестинских властей нанести удар по исламистским террористическим организациям.

Правительство Ариэля Шарона, принимая весьма не­легкое решение, вызвавшее много споров, руководствова­лось необходимостью сделать выбор: какие территории Израиль может сохранить, а какие придется отдать ради более эффективного обеспечения безопасности и сохране­ния демократического характера государства. В этом смыс­ле эвакуация из Газы была вполне предсказуема. У 8 тыс. из­раильских поселенцев в этом анклаве, где расположены палестинские лагеря и где население находится в особенно бедственном положении, не было будущего.

Одностороннее отделение было поддержано боль­шинством электората. Несмотря на демонстрации и уст­роенный религиозными поселенцами шум, была продемонстрирована убедительная победа государственной необходимости над религиозной догмой. Именно религи­озным лидерам, вмешивающимся в политику, проклинав­шим премьер-министра и даже угрожавшим неповинове­нием в армии в случае своего обращения к офицерам, было указано на необходимость подчиняться принятым решениям. Только на обращение одного раввина (Авраа­ма Шапиро) к военнослужащим откликнулось 60—70 чело­век, отказавшихся принимать участие в эвакуации посе­ленцев. С учетом большого числа религиозных сионистов в офицерском корпусе попытки манипулировать их сознанием могли бы нанести непоправимый ущерб. Умерен­ная религиозная часть израильтян считает, что катастро­фу помогли предотвратить сами раввины, занявшие в подавляющем большинстве разумную позицию и орга­низованно выводившие людей из синагог в поселениях.

Вместе с тем было бы неверно считать, что проблема, касающаяся роли религиозных радикалов в обществе и их влияния на процесс палестино-израильских отношений, является надуманной. Речь не идет о последователях край­не экстремистских организаций типа "Ках", прибегающих к терроризму и навсегда обреченных на политическую маргинальность. Большинство израильтян выражало серьез­ную озабоченность в связи с позицией легального и рес­пектабельного Поселенческого совета. Как написала газета "Гаарец" в редакционной статье в июне 2005 г., "Поселенческий совет Иудеи и Самарии ведет борьбу не столько за Гуш-Катиф, сколько против Государства Израиль, что следует из попытки подорвать законность решения, принятого правительством и Кнессетом и утвержденного Выс­шим судом справедливости. Никакие отговорки, никакие ссылки на еврейскую традицию, историю сионизма и посе­ленческого движения не заслонят истины: перед нами от­кровенная попытка силой навязать большинству граждан идеологию меньшинства, которая может стать гибельной для всего государства".

Организация религиозным Поселенческим советом шествий и демонстраций во время операции по эвакуации из Газы стала, к сожалению, логичным завершением давно проводившейся линии на заселение территорий включая ту же самую Газу. Личная трагедия поселенцев заключалась в том, что они поселились в этом районе при официальном одобрении и поддержке. Сам Шарон внес большой вклад в освоение территорий. И теперь люди, прожившие там много лет, вырастившие детей и уверенные, что выполня­ли особую миссию по обеспечению израильского присутст­вия на исторических землях, становились жертвами новой политики и новых обстоятельств. Сейчас редко вспомина­ют, какую поддержку получили религиозные поселенцы от правого правительства Менахема Бегина, пришедшего к власти в 1977 г., как мессианская идеология "Ликуда" до­бавила к уже существовавшим антагонизмам новое измере­ние, как представители "Гуш Эмуним" встречали в аэро­порту иммигрантов, предлагая им поселиться в Восточном Иерусалиме и на территориях и обещая немедленно снаб­дить всем необходимым.

Угроза, замаячившая перед израильским обществом и израильской демократией в связи с ростом религиозно­го радикализма, многими была воспринята очень остро. Ярон Лондон опубликовал в газете "Йедиот" статью "Кре­стовый поход евреев": "Я не хочу сказать, что каждый ве­рующий человек, Боже упаси, — враг демократии. Но империалистическое стремление, закодированное в любой религии, в нашем случае пробудилось от сна и угрожает демократическому устройству общества. У этого пробуж­дения много причин, но вызванный им кризис носит осо­бенно острый характер, потому что религия вступила в со­юз с давно вышедшими из моды националистическими силами, которым не хватает своей идеологии. На этом фо­не происходят другие тревожные явления, между которы­ми на первый взгляд нет связи. Прежде всего я имею в ви­ду движение гражданского неподчинения против размежевания, которое уже перешло границы законного про­теста и вот-вот превратится в настоящий мятеж. Я имею в виду мобилизацию многих раввинов, выступающих против размежевания и ведущих за собой свою паству. Я имею в виду публичную молитву главного сефардского раввина Амара об отмене размежевания. Я имею в виду наглое по­прание закона создателями нелегальных форпостов. Я имею в виду появление религиозных шаек и сект, которые захватывают высотки в Иудее и Самарии и слушаются только своих лидеров. Я имею в виду сотрудничество со всеми этими группами, как явное, так и тайное, в трусли­вом молчании и при финансовой поддержке, разных поли­тиков, армейских офицеров, сотрудников прокуратуры и чиновников министерств и ведомств. Религия ведет се­бя хорошо, только когда ее удается обуздать, и тогда ее ли­цо приобретает благообразное выражение. Во имя мира светская часть населения пошла на компромиссы с рели­гией, которые сейчас оказались порочными. Религия сов­сем разбушевалась. Пришло время оборонительного атеизма" (6).

Еще более серьезный вызов религиозные поселенцы бросили правительству во время эвакуации форпоста Амона на Западном берегу в феврале 2006 г. Здесь разыгрались нешуточные баталии между молодыми поселенцами и из­раильской армией, которой пришлось штурмовать (это следует подчеркнуть) созданный нелегально форпост. То, что произошло при его демонтаже, заставило задуматься присутствовавших там израильских журналистов. Дело в том, что Амону обороняли в основном подростки, по-па­лестински закутавшие лица в платки и швырявшие камни в солдат. Амир Раппопорт из газеты "Маарив" поставил вопрос о том, почему на передовой оказались брошенные на произвол дети 13—15 лет, которых отправили туда роди­тели и учителя, оставшиеся наблюдать за происходящим из безопасного места. В своей корреспонденции он опи­сывает отца, который среди всеобщего бедлама "...бегал от одного дома к другому, изо всех сил выкрикивая имя своей дочери. Наконец, ее нашли, позвали, и она свеси­лась с крыши, перемазанная и до смерти перепуганная. Мои отцовские чувства заставили меня поверить, что этот отец прикажет дочери немедленно спуститься вниз и спа­сет от окружающего насилия. Вместо этого он показал ей большой палец, мол, молодчина, продолжай дальше, и бы­стро исчез с поля боя, чтобы не попасть под камнепад и ду­бинки. Если Поселенческий совет унесло с общим пото­ком, кто-то должен крикнуть: пусть эту борьбу ведут взрослые, по крайней мере, те, кому исполнилось 18 лет и больше, и кто способен взвесить последствия своих дей­ствий" (7).

Многие журналисты, в том числе из правого лагеря, возмущенные давлением на поселенцев, в то же время справедливо указывали, что само правительство насадило эти нелегальные форпосты, а затем в соответствии с зако­ном стало их выкорчевывать.

Если говорить о влиянии религиозного фактора на процесс урегулирования, то здесь у израильтян есть весь­ма грустный опыт, связанный с убийством премьер-минис­тра Ицхака Рабина. Израильский исследователь Д. Бен-Симон писал: "Летом 1995 г. демонстрации правых прак­тически парализовали улицы городов и главные транс­портные магистрали страны. Во главе этих акций — новое движение "Зу Арцейну" ("Это наша страна"), которое зада­ет тон в действиях против правительства Рабина. Боль­шинство его членов репатриировались в Израиль из США и обрели свой дом в поселениях. Они свято верят в то, что только активные неординарные действия заставят прави­тельство Рабина отказаться от решения претворить в жизнь решения Осло. Ортодоксальные слои тоже не ос­тались равнодушными. Учащиеся религиозных школ оста­вили учебные скамьи, где изучалась Тора, и присоедини­лись к борьбе против правительства Рабина. На правых демонстрациях хасиды в черных шляпах смешались с по­селенцами в вязаных ермолках. И они поднимали оскор­бительные плакаты против правительства. Ортодоксальная пресса присоединилась к травле главы правительства Рабина и министра иностранных дел Шимона Переса: "Настанет день, и израильская общественность приведет Рабина и Переса на скамью подсудимых в суд, — писала ортодоксальная газета "Шавуа" за месяц до убийства Рабина, — и выбор будет между повешеньем и сумасшедшим домом. Эти двое или сошли с ума, или просто предатели" (8).

То обстоятельство, что готовность того или иного лидера либо правительства отказаться от части террито­рий может рассматриваться в религиозной традиции как предательство, крайне опасно и для судьбы этого правительства и для судьбы урегулирования, которое в любом случае предусматривает раздел Палестины. Разумеется, речь не обязательно идет об убийстве или о ниспослании проклятий на предателя. Последнее тоже становится ча­стью деятельности религиозных фанатиков, пытающих­ся изменить неугодную политику государства. Израильские праворадикальные ортодоксы изобрели церемонию "Пульса денура" (на арамейском языке "Огненный шар" или "Огненный удар"), которая укорачивает жизнь строптивого премьера. Рабин был убит вскоре после ор­ганизации подобной церемонии на кладбище, а Шарон стал жертвой тяжелой болезни. Разумно мыслящие люди относятся к подобного рода попыткам призвать высшие силы для наказания неугодных премьеров как к клиниче­скому случаю помешательства, но эта продукция находит спрос во вполне модернизированном израильском обще­стве. Все средства массовой информации были полны со­общений на эту тему. И дело не в мистике, в которую мож­но верить или не верить, а в том, что имели место попытки создать атмосферу нетерпимости. Следователь­но , могут найтись желающие остановить "предательст­во". Игал Амир, убийца Рабина, именно так и поступил.

Уход Израиля из Газы и из ряда поселений Западного берега не только не способствовал усилению позиций Па­лестинской администрации, но, скорее ослабил их. Всем было ясно, что израильтяне ушли под давлением, которое оказывали на них исламистские оппоненты Палестинской администрации. Палестинцы не случайно были серьезно озабочены, по поводу последствий избранной израильтя­нами стратегии одностороннего отделения. Она привела к укреплению радикальных сил в Газе, поскольку создала впечатление эффективности ведущейся ими вооруженной борьбы (ХАМАС выдвинул лозунг "Четыре года сопротивления дали больше, чем десять лет переговоров"). Перспектива превращения Газы в изолированный от внешнего мира анклав и неизбежное при этом дальнейшее ухудшение социально-экономической ситуации в секторе также играли на руку экстремистам.

В этом контексте внушительная победа ХАМАС на выборах в парламент автономии в конце января 2006 г. была хоть и неожиданной, но закономерной. Предсказывали, что ХАМАС получит не менее 40 из 132 мест, но даже эти весьма щедрые прогнозы оказались неверными – ислами­сты получили более половины мест. В чем же причины столь мощного прорыва к политической власти? Прежде всего они связаны с тем, что ХАМАС является, по мнению ряда исследователей, социальным движением. Ему удалось в отсутствие государства создать определенную инфраст­руктуру, особенно в сфере образования, занятости, здра­воохранения. Многолетние усилия ХАМАС на этом на­правлении дали свой результат и, конечно, обеспечили этой организации массовую поддержку палестинского на­селения. Светские власти оказались полностью дискредитированными. Слабое руководство, не способное пред­ставить населению четкую стратегию решения национальных задач, не смогло ничего противопоставить исламис­там. Для многих именно ХАМАС символизирует ответст­венность за судьбу палестинского народа, дисциплину и честность. Хамасовцы в отличие от сторонников "Ис­ламского джихада" воспринимаются не как наемники и бандиты, а как свои люди, для которых проблемы созда­ния социально справедливого общества стоят на первом
плане. Исключает ли такой подход террористическую дея­тельность? К сожалению, нет.

Противостояние Израиля и палестинцев в Газе летом 2006 г. после захвата радикальной организацией израиль­ского капрала Гилада Шалита и открытие второго фронта шиитской организацией "Хизбалла" в Ливане вновь акцен­тировало усиление религиозного компонента в противо­стоянии. Он носит с арабской стороны как инструменталь­ный характер (мобилизация поддержки привлечение средств и т. п.), так и идейный; придающий борьбе более бескомпромиссный характер. Активизация исламистов заставила некоторых израильских авторов заговорить не просто об усилении религиозной составляющей конфлик­та, а о некой новой доктрине, которую фактически сформулировали и реализуют исламистские организации. Их стратегия и тактика, естественно, отличаются от страте­гии и тактики регулярной армии. Как показала интифада "Аль-Акса", бороться с обстрелами, осуществляемыми бое­выми группировками, располагающимися в населенных пунктах, крайне сложно и малоэффективно. Неважно, что примитивные ракеты не могут нанести очень большого ущерба. Главное, что их крайне сложно точно запеленго­вать и уничтожить, не подвергая при этом риску мирное население. Произведя залп, боевики тут же меняют дисло­кацию. Израильские руководители под влиянием "ливан­ского синдрома" 1982—1984 гг., когда израильские войска завязли в Ливане, сделали в начале операции главный упор на использование ВВС, пытаясь свести к минимуму необхо­димость задействовать войска и потери личного состава. Результатом стало массированное разрушение инфраструк­туры, огромные жертвы среди ливанского мирного населе­ния и продолжение обстрелов израильской территории боевиками "Хизбаллы", которой в целом удалось сохра­нить свой военный потенциал.

Израильский журналист Эхуд Яаари даже придумал специальный термин для феномена борьбы радикальных группировок с Израилем, назвав их действия "доктриной постоянной войны". В вольном изложении ее принципы сводятся к следующему:

•непризнание Израиля и нежелание с ним сосущест­вовать, которое допускает возможность заключения перемирия (худна) на неопределенно долгое время, но исключает мирный договор;

•постоянное военное сопротивление за исключением периодов, когда в силу вступает худна; это означает, что создание благоприятного баланса для начала во­енных действий не обязательно — они могут осуще­ствляться в сравнительно небольших масштабах, причиняя тем не менее постоянное беспокойство противнику;

•снижение значимости территориального аспекта борьбы за счет переноса акцента на удары по мирному населению как наиболее болезненные и впечатля­ющие;

•придание более универсального содержания веду­щейся борьбе, маркируемой как "джихад", и, соответ­ственно, снижение ее национального компонента;

•эффективное замещение государства на общинном уровне, обеспечение как военного сопротивления, так и социальных функций (9).

В то время как некоторые из приводимых характеристик представляются верными, ряд их вызывает сомне­ние, и прежде всего тезис о вечном непризнании Израи­ля и ослаблении в современных условиях национального аспекта борьбы. Как представляется, для исламистских группировок на Ближнем Востоке национальная повестка дня по-прежнему играет большую роль. Не случайно в фе­врале 2006 г. после братоубийственного кровопролития в Газе лидеры ХАМАС при посредничестве Саудовской Аравии согласились на создание правительства нацио­нального единства вместе с ФАТХом, что в принципе ли­шает их монополии на военное сопротивление и приня­тие решений о вооруженных действиях и ставит перед необходимостью ведения переговоров с Израилем. Для "Хизбаллы" война 2006 г. в Ливане, в которой она позиционировала себя как победителя, стала инструментом в борьбе за политическую власть в Ливане и за свержение неугодного правительства Фуада Синьоры. "Доктрина по­стоянной войны" в этом контексте скорее оправдывает привлечение мощной помощи извне, в том числе из Ира­на, ранее не игравшего столь значительной роли в арабо-израильском конфликте, чем готовность воевать исклю­чительно ради специфически понятых религиозных ценностей.

Война 2006 г. в Газе и в Ливане закрыла вопрос о про­должении одностороннего размежевания израильским правительством. Однако это вовсе не означало победу ре­лигиозных сионистов, интерпретировавших эвакуацию поселений как попытку государственных институтов подо­рвать само движение религиозного сионизма, главное дело которого заключается в поселенческой деятельности. Проблема гораздо глубже, и отказ от односторонних дей­ствий означает необходимость для израильских лидеров вернуться к комплексному урегулированию проблемы на основе создания двух государств в Палестине. Другой фор­мулы решения проблемы не существует, и рассчитывать на ее появление нет оснований. Возможно, часть религиоз­ных сионистов в перспективе будет вынуждена отказаться от идеи "неделимой Эрец-Исраэль", признав возможность ухода с "библейских территорий" и раздела Палестины. Другие могут начать дрейф в сторону ультраортодоксов, создав новый образ "ультраортодокса в вязаной кипе" (вя­заная кипа является символом религиозного сиониста). Третьи — даже поставить перед собой амбициозную цель создания нового израильского государства с доминирова­нием религиозного сектора. Победа исламистов на выбо­рах 2006 г. формально укрепила позиции тех, кто указы­вал, что уход Израиля из Газы превратит ее в "хамасленд". Однако именно это обстоятельство может в дальнейшем подкрепить логику тех в стране, кто считает дальнейший контроль над густонаселенной частью палестинских тер­риторий невозможным и бесперспективным.

Возможности для расширения влияния религиозно­го сектора в Израиле имеются. По данным Центрального статистического бюро Израиля, через четыре года толь­ко половина израильских школьников будет заниматься в государственных школах. Другая половина распреде­лится следующим образом: четверть учеников будет учиться в ультраортодоксальных школах, еще 8% — в го­сударственно-религиозных, а все остальные — в школах арабского сектора. Увеличение процента выпускников религиозных школ в Израиле не является фактором, ав­томатически усложняющим процесс урегулирования, тем более в условиях, когда доля индоктринированной исламистами арабской молодежи увеличивается с гораздо большей скоростью и с более тяжелыми последствиями. Главное состоит в том, что отношение к разделу Палести­ны (который не признают радикалы ни с той, ни с другой стороны) всегда будет создавать дополнительные трения и возможности для проявления экстремизма.

В настоящее время мир является свидетелем усиле­ния религиозной составляющей в этнополитических кон­фликтах в целом и в палестино-израильском противосто­янии в частности. Очевидно, что влияние, оказываемое религиозным фактором на конфликт, далеко от конструк­тивного. Вместе с тем представляется недостаточным сде­лать столь тривиальный вывод. Практические потребнос­ти или сочувствие подталкивают людей к сотрудничеству. Представители ХАМАС в муниципальных советах на За­падном берегу находили при необходимости общий язык с представителями израильской армии, поскольку были обязаны обеспечить сносное существование зависящим от них людям.

И евреи, и арабы обречены жить рядом на земле Пале­стины. Со Святой землей связаны их идентичность, мифы, история. И для тех, и для других конфликт имеет ценност­ное измерение, затрагивая базовые проблемы националь­ного существования. В настоящее время экстремизм и рост нетерпимости способны отбросить все положительное, что было достигнуто в контексте палестино-израильско­го взаимодействия. Но колесо истории нельзя повернуть вспять, и, быть может, еще не все потеряно.


И.Д.Звягельская
Из кн. "Религия и конфликт" под редакцией Алексея Малашенко и Сергея Филатова
Источник: "portal-credo.ru "



1 Обзор израильской прессы. — 2005. — 5—10 июня.

2 Осенью 1974 г. ООП получила официальный мандат "един­ственного законного представителя палестинского народа" на сове­щании глав государств и правительств в Рабате, после чего палестин­ский вопрос впервые с принятия резолюции о разделе Палестины в 1947 г. был поставлен на обсуждение ООН как политическая пробле­ма национального самоопределения палестинцев, а не просто как гу­манитарная проблема беженцев (An Historical Encyclopedia of the Arab-Israeli Conflict / B. Reich (ed.). — Westport: Greenwood Press, 1999.-P. 615).

3 Закон о возвращении, принятый в 1950 г., предоставлял всем евре­ям право приехать и поселиться в Израиле. Если в начале 1950-х годов нееврей вряд ли согласился бы отправиться в неспокойную Палестину, то позже возникла потребность в четком определении, кого считать ев­реем и кому предоставлять такое право. В марте 1970 г. в закон было вве­дено уточняющее положение. "Евреем считается человек, рожденный от еврейской матери или обращенный в иудаизм и не исповедующий дру­гой религии" (Гейзелъ 3. Политические структуры Государства Израиль. — М., 2001. – С. 140).

4 Конторер Д. Размышления над руинами // Вести. — 2005. — 1 сент.

5 Robinson G. E. Hamas as Social Movement // Islamic Activism / Q. Wiktorowitz (ed.). — Bloomington; Indianopoiis: Indiana Univ. Press, 2003.– P. 117.

6 Обзор израильской прессы. — 2005. — 3—8 июля.

7 Обзор израильской прессы. — 2006. — 5—10 февр.

8 Цит. по: Звягельская И. Д., Карасова Т. А., Федорченко А. В. Государ­ство Израиль / Ин-т востоковедения РАН. — М., 2005. — С. 377.

9 Yaari E. The Muqawama Doctrine // Jerusalem Report. — 2006. — Nov. 13.


 Тематики 
  1. Религия и государство   (560)
  2. Религия и общество   (748)
  3. Религия как инструмент политики   (163)
  4. Израиль   (131)
  5. Ближний Восток   (499)