Лента: Религия

Доклад на конференции «Кризисные явления в современном российском протестантизме и способы их преодоления»
Мезенцев Сергей Дмитриевич – пастор, профессор Духовной академии Содружества евангельских христиан России, доктор философских наук.

Обращаясь к проблемам отечественного христианства в современную эпоху – эпоху постмодерна, в которую вступают все новые и новые страны и народы, я хотел бы остановиться на двух основных, на мой взгляд, проблемах. Первая проблема, собственно, связана с самой эпохой постмодерна; вторая – со спецификой русской культуры и русского православия.

Постмодернизм – это культурная эпоха, характеризующаяся секулярной идеологией, отвергающей все основания, избегающей всякие суждения об основаниях, стремящейся "ужиться с хаосом". Постмодернизм отрицает постулаты христианства на том основании, что в них содержится притязание на истинность. Если модернисты стремились доказать, что христианское вероучение не является истинным, то постмодернисты вообще отрицают возможность истины в классическом понимании (истины как соответствия наших знаний объективной действительности). "Постмодернисты отвергают христианство на тех же основаниях, на каких они отвергают модернизм с его научным рационализмом. Христиане и модернисты верят в истину. Постмодернисты – нет. Что окажется более терпимым к христианству, модернизм или постмодернизм, остается загадкой",– пишет Д.Э. Вейз-младший [1].

Поскольку постмодернизм пропагандирует толерантность, в том числе веротерпимость, благосклонное отношение к другим, то ответ, на мой взгляд, очевиден: постмодернизм не просто терпим, а равнодушен, безразличен к христианству. Если модернисты видели в христианстве своего врага, противника, то постмодернисты в полифонии (многоголосии) мировоззренческих учений христианство как серьезного оппонента не воспринимают и воспринимать не желают. Для них христианство – это "глас вопиющего в пустыне", который не является для них никаким авторитетом. Авторитет для них – это только они сами.

Более того, в современную эпоху все стало относительным. Ранее считавшиеся абсолютными понятия "Бог", "истина", "нравственность", "вера", "грех", "добро" и т.п. в наше время перестали быть абсолютными. Как, согласно теории относительности Эйнштейна, в материальном мире "все относительно", так и в обществе сегодня принято действовать, будто абсолютных ценностей не существует вовсе. Субъективный идеализм, относительность, релятивизм, гедонизм, безграничный плюрализм, вера в бесконечные возможности человеческого разума, науки, техники и технологий, конструирование человеком самого себя, социальное конструирование – вот основополагающие черты современной эпохи. Учение Христа в этих условиях воспринимается как нечто архаическое, как одно из старомодных учений, как удобное социальное гетто или утонченный элемент культурного гедонизма, хотя среди "профессиональных" христиан доминирует сугубо прагматическое, коммерческое отношение к своей религии.

Конечно, в современную эпоху против христиан не ведется открытая и жесткая борьба, как это было в эпоху модерна, но, как говорится, "хрен редьки не слаще". Не "слаще" потому, что мы, христиане, столкнулись теперь с новой проблемой – проблемой непонимания. Мы теперь можем свободно говорить об Иисусе Христе, но нас большинство людей не понимает. Из-за отсутствия единого понимания языка современные люди в принципе неспособны понять друг друга. Сегодня стала господствовать установка, согласно которой человеческий язык не может адекватно передавать истину о мире объективным образом. Язык стал пониматься как явление сугубо культурное, а смысл слов – как продукт социума, культуры. Бытие вещей ныне оказалось замененным бытием слов, часто в отрыве от их значения. Мир – это языковая конструкция человеческого разума, текст как красивая или не очень картинка. Научные теории, религии и т.д. – это языковые построения, с точки зрения постмодернистов.

Постмодернизм требует от человека принять бессмысленность (жить без истины), отвергнуть сложность (идти легким путем), ограничить свои действия (замкнуться в своем маленьком мирке, в "субкультуре"), сконструировать свой язык и управлять им (играть свою роль по своему усмотрению, ибо "жизнь – театр, а люди в нем – актеры").

Поскольку истина оказалась расколотой на многие не связанные друг с другом фрагменты, вполне можно следовать высказываниям софистов ("все истинно", или "все ложно"), которых неслучайно стали сегодня оправдывать. И в одном, и в другом случаях можно говорить и поступать как угодно, отрицать общезначимость нравственных норм, утверждая в обществе моральный релятивизм ("у каждого своя постоянно изменяющаяся мораль"). В итоге люди разделились на малые группы по интересам, по извлечению прибыли, получению выгоды, наибольшей пользы для себя, достижению сиюминутных желаний и телесных удовольствий.

Все эти "прелести" пришли в Россию и, как водится, проявились здесь в самой грубой, вульгарной форме. Достаточно посмотреть на то, что сегодня пропагандируется средствами массовой информации, и, прежде всего, показывается по телевидению, распространяется в компьютерных играх и по Интернету. "Следуя принципам постмодернизма, телевизионная культура отличается стилистической и исторической эклектичностью. Постмодернистское отрицание слова в пользу образа, разума – в пользу эмоционального импульса, смысла – в пользу развлечения – все это характеризует данный жанр. Зритель открывает себя потоку бессвязных образов, наблюдая лишь за внешним и поверхностным – за всем, что типично для постмодернизма… игра с условностями, создание новых уровней фикции, размывание граней между реальностью и выдумкой – все это отличительные черты постмодернистского стиля" [2]. Но если в случае с телевидением зритель является лишь косвенным участником телевизионного процесса, то в компьютерных играх и Интернете он становится его непосредственным участником, погружаясь в заранее заданный мифический мир, виртуальную реальность, и превращаясь в объект зомбирования, в "подопытного кролика".

Легкие жанры, различные шоу, индустрия досуга и развлечений сегодня стали неотъемлемой чертой жизни большинства людей западной цивилизации, в том числе россиян. Согласно известному философу А. Тойнби, век постмодерна для западной цивилизации – это последняя из четырех фаз ее развития, характеризующаяся тревогой, иррационализмом и беспомощностью. "В таком мире сознание, – пишет Патриция Во, – не имеет крепкого корня, оно неспособно бросить якорь в какой-либо спокойной лагуне справедливости, истины и разума, на которых покоились идеи модернистов. Так само сознание перестает иметь ядро, оно уже не действующее лицо в мире, а всего лишь функция, через которую проносятся и в которой пересекаются безликие силы. Искусство перестает быть выражением человеческого духа и становится еще одним товаром. Подобно знанию, оно уже не может быть чем-то критическим, оно может быть только функциональным. Более того, находясь в веке постмодерна, живя в культуре, где любое знание достигается путем диалога, мы лишены запредельного", т.е. Божественного.

В плане заимствования у Запада негативных, отрицательных идей россияне весьма преуспевают. Многие православные священники охотно признают это. Вот что пишет, например, православный священник Георгий Кочетков: "Мы живем в разорванное, нецелостное время, выявляющее наступление секуляризации на наши души и ставшее даже характерной чертой современной мировой эпохи постмодерна. Поэтому неудивительно везде видеть явления кризиса и упадка: и в области духа, и души, и тела, требующего для себя все больше материальных благ при уменьшающейся самоотдаче. Но традиционные Церкви, общества, люди и нации не просто разлагаются на составные части, они начинают испытывать борьбу этих частей между собой. Все чаще жестко ставится вопрос "или – или" там, где нужно говорить "и – и" [3].

Вместе с тем, в русской культуре, формировавшейся на протяжении многих сотен лет под влиянием православия, имеются особенности, отличающие ее от западной культуры. Это вторая проблема, на которой я хотел бы заострить внимание. И пусть сегодня православная культура не играет той роли, которую она играла в прошлом, она по-прежнему оказывает значительное воздействие на мировоззрение наших соотечественников. Для русской культуры характерны как собственно позитивные и негативные черты, так и множество антиномичного, внутренне противоречивого.

Позитивные черты описаны преимущественно в славянофильской литературе, в которой главным образом идеализируются православие, русский человек, русское государство и утверждается, что в русской истории почти не было "следов разномыслия", ибо русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием "внутреннего убеждения", православной Церкви и Предания. В западнической литературе, наоборот, акцентируется внимание на негативных чертах, которые характеризуют специфику русского христианства и унижают достоинство русской нации. Последние же, антиномичные черты, нашедшие широкое отражение в почвеннической литературе, на мой взгляд, более точно отражают характер русской культуры [4].

Необходимо честно вскрывать свои национальные язвы, начиная с глубокой древности и заканчивая днями сегодняшними, чтобы решительно избавиться от них. Наш народ совершенно правильно поступает, когда "с беспощадной силой выставляет на вид свои недостатки и пред целым светом готов толковать о своих язвах, беспощадно бичевать самого себя; иногда даже он несправедлив к самому себе, – во имя негодующей любви к правде, истине… С какой, например, силой эта способность осуждения, самобичевания проявилась в Гоголе, Щедрине и всей этой отрицательной литературе, которая гораздо живучее, жизненней, чем положительная литература времен очаковских и покоренья Крыма. И неужели это сознание человеком болезни не есть уже залог его выздоровления, его способности оправиться от болезни… Не та болезнь опасна, которая на виду у всех, причины которой все знают, а та, которая кроется глубоко внутри, которая еще не вышла наружу и которая тем сильней портит организм, чем, по неведению, долее она остается не примеченною. Так и в обществе… Сила самоосуждения, прежде всего, – сила: она указывает на то, что в обществе есть еще силы. В осуждении зла непременно кроется любовь к добру, негодование на общественные язвы, болезни – предполагает страстную тоску о здоровье" [5].

Решение первой проблемы мне видится в преодолении вавилонского столпотворения – главной болезни современной западной цивилизации, суть которой состоит в том, что смысл слов приписывается исключительно человеческому языку, тварной культуре. Богоборчество облеклось в завуалированную форму имяборчества. Постмодернисты хотя и правы в том, что в процессе коммуникации язык занимает центральное положение, однако считают язык сугубо культурным феноменом. Они заявляют, что трансцендентного языка Бога, существовавшего до сотворения мира и человека, и трансцендентного Логоса – Иисуса Христа – не существовало и не существует так же, как не существует никакого значения, смысла вне сиюминутного языка, вне контекста конкретной, прагматической коммуникации. Но нам прекрасно известно, что "в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог".

В итоге мы выходим на ту же задачу, что уже решали в эпоху модерна, – задачу доказательства бытия Бога, Его творений и Его вмешательства в дела этого мира. Следовательно, мы должны, как и прежде, быть теистами, апеллировать к библейским текстам, божественным трактовкам истины и морали, которые в настоящее время подвергаются наиболее яростным атакам, а также к тем научным данным, которые подтверждают акт Божественного творения мира и человека, пришествие в этот мир Иисуса Христа и многих других деяний Божиих во Вселенной, на Земле, в человеке и во всем человечестве. И чем дальше продвигается наука, тем больше становится доказательств, подтверждающих истинность христианского вероучения. Можно в качестве примера взять теорию Большого взрыва, теорию информации или антропный принцип. Скажу так: вода льется и на наше колесо, и чем дальше, тем больше. Как сказал известный физик В. Гейзенберг, "первый глоток из сосуда естествознания порождает атеизм, но на дне сосуда нас ожидает Бог".

Вторая проблема для нас, евангельских христиан, более сложная. Мы действуем не на "чистом" поле, не на целине, а на вспаханном и засеянном (пусть подчас и скверно) тысячелетнем поле под названием "каноническая территория Русской Православной Церкви". По моему убеждению, мы не должны идти в пику православию, стремиться разрушить Русскую Православную Церковь или низвергнуть православную культуру. Я солидарен с такими православными священниками, как, например, ушедший в мир иной о. Александр Мень, о. Александр Борисов, о. Георгий Кочетков, в том, что совместными усилиями в деле благовествования на земле российской мы могли бы добиться гораздо больших результатов, чем мы имеем в настоящее время. У нас общий враг – грехи человеческие. Но мы, к сожалению, много сил и энергии расходуем на борьбу друг с другом, на то, что действуем поодиночке.

Вне сомнения, Русская Православная Церковь нуждается в обновлении, в возрождении. "Россия, русский народ и Русская Церковь, – пишет о. Георгий Кочетков, – нуждаются в существенном обновлении, или, если угодно, в возрождении. В возрождении и обновлении всего лучшего, что было заложено в них Господом. Но надо осознать, что эта задача имеет множество своих темных двойников, способных завести лишь в тупик изоляционизма или потери самое себя. На первое работает всякого рода церковный и мирской фундаментализм и филетизм, нетолерантность и любовь лишь к себе и к своим или по внешности своему. На второе – всякого рода космополитизм и модернизм, как и подменяющее собою подлинное обновление обновленчество. Чтобы избежать тупиков в процессе духовно-национального и общественного возрождения, нужны одновременно традиционные и обновленные качества нашей жизни… нашей общей задачей должно быть и восстановление, возрождение и обновление нашей церковности" [6].

Но и церкви евангельских христиан не меньше нуждаются в возрождении и обновлении! Посмотрите, какой у нас "разброд и шатания"! Какая борьба за первенство между союзами!

Многие церкви евангельских христиан замкнуты в самих себе и проповедуют свою исключительность. Каждая "овечка" так и норовит сбежать из "стада". Вот потому у нас множество "стад". А Пастырь-то у нас один – Иисус Христос! И "стадо" должно быть одним!

Я считаю, что и евангельским, и православным христианам необходимо объединить усилия в деле благовестия, евангелизационной и миссионерской деятельности, в выработке общих подходов и координации наших действий. Более того, необходимо сближение православия и протестантизма путем соединения духовного и материального, иррационального и рационального, внутреннего мира и внешней стороны жизни человека на основе православного богословия и богослужебной практики (поскольку в них большее внимание уделяется первой заповеди – любви к Богу) и в то же время – в русле протестантской этики, проповеди, образа жизни (в которых, наоборот, акцент делается на заповеди любви к ближнему). Этот синтез должен быть в достаточной степени "родным и близким" русской культуре, "русскому характеру", чтобы он не воспринимал его как чуждое, чужеродное или иноземное. Большую пользу в этом отношении может принести православие в прочтении В.Л. Соловьева, С.Н. Булгакова, Е.Н. Трубецкого, А. Меня. Многие протестантские церкви в России уже давно используют в богослужении и в изучении Библии канонический текст и другую православную литературу, а также занимаются решением социальных и гуманитарных проблем.

В связи с этим необходимо дальнейшее привлечение христиан к активному участию вобщественной, религиозной, хозяйственной, семейной жизни с верой, надеждой, любовью во имя добра, честности, справедливости, равенства, братства, ответственности, солидарности и гуманности, в соответствии с тем, что сказано: "Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал" (1 Кор., 7:17), и потому: "Братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайтев деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом" (1 Кор., 15:58).

Источник: "Credo.ru"

---

[1] Вейз Д.Э.-младший. Времена постмодерна. М.: Фонд "Лютеранское Наследие", 2002. С. 17.

[2] Там же. С. 122.

[3] Кочетков Г. Всемирная отзывчивость или изоляционизм? / Церковь и мир: Сборник статей. М.: Братство "Сретение", 2004. С. 57.

[4] Более подробно специфика русской культуры изложена в моей монографии "Международное христианско-демократическое движение: Теория и практика. М., 2004. Сс. 330-361.

[5] Достоевский Ф.М. Два лагеря теоретиков (по поводу "Дня" и кой-чего другого) / Полное собрание сочинений. Л., 1980. Т. 20. С. 22.

[6] Кочетков Г. Всемирная отзывчивость или изоляционизм? / Церковь и мир: Сборник статей. Сс. 59, 60.