|
Петр Мамонов:"Крест-это раскрытые объятия"
Иногда задавать вопросы «звезде» – это совершенно лишнее. Сиди и слушай. А в случае с Петром Мамоновым – еще и смотри. Мамонов искренне говорит о том, во что верит. И о том, что знает. В меру сил и опыта он проповедует своего Христа. За каждым словом чувствуется жизнь души: страдание, радость, поиск. Не поверить сложно.
Поэт, музыкант, актер Петр Николаевич Мамонов родился в Москве в 1951 году. В 1979 году окончил Московский полиграфический техникум. В 1979-1982 годах учился на редакторском факультете Московского полиграфического института. Работал печатником в типографии «Красный пролетарий», банщиком, лифтером, переводчиком с норвежского. В 1982 году организовал одну из самых ярких групп в русском роке – «Звуки Му». С 1991 года выступает сольно. Автор, режиссер и главный актер спектаклей: «Есть ли жизнь на Марсе?», «Шоколадный Пушкин», «Мыши, мальчик Кай и Снежная Королева». Снимался в фильмах: «Время печали еще не пришло», «Таксиблюз», «Игла», «Пыль». Недавно сыграл главную роль в фильме Павла Лунгина «Остров».
Беседовать с Петром Николаевичем нам довелось сразу после киевской премьеры «Острова». Фильм впечатлил, но разговор впечатлил не меньше. Не потому, что «звезды» особенные. Просто мы не так часто искренне говорим о том, во что верим – и о том, что знаем. А может, просто друг друга не слышим?..
Разделение на «православие» и «все остальное» – это все от врага, одно из имен его – разделяющий. Как бы нам так сделать, чтобы православие было общим?
Не надо обязательно тянуть людей в храм, чтобы креститься. Ну окрестился. Так и Ленин был крещен, и Гитлер, ну и что толку-то? Это же не магия, это помощь нам, костыли. Это надо четко понять всем нам, и не тянуть никого никуда: иди за мной в Православие… Надо явить пример – собой. Помните, про апостолов как говорили: посмотрите, как они любят друг друга! Народ удивлялся: почему? Потому, что они веруют в единого Бога! И я так хочу! А то у меня одна злость в сердце, одна раздражительность, одно любоначалие: я хочу, чтобы все, как я. А чтоб полюбить, надо человека принять таким, какой он есть, никуда его не тащить, а принять его таким, какой он есть. Для этого в себе надо очень много перекопать, перелопатить. В себе, а не в нем! Все написано: Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь – не вынешь, а увидишь – как вынуть сучок из глаза брата твоего (Мф. 7, 5).
Это же не пустые слова, это же правда. Почему я так раздражаюсь, так злюсь, осуждаю?.. Да потому что во мне это есть, и я вижу это в другом. Если бы во мне этого не было, я бы не видел этого в другом. Когда мне хорошо, мне все милы. Когда мне плохо, мне все не то.
Как-то об этом бы поговорить друг с другом. А не с высоты какого-то там православия что-то там вниз вещать. Иди в детский дом и сиди у постели инвалида-ребенка, организуй дежурство в хосписе. Люди увидят: вот христиане какие. Они свою жизнь отдают, смотри они какие. Сутки просиди-ка у постели умирающего – очень трудно.
Конечно, каждому в меру сил, необязательно всем идти в хоспис… Подними пачку сигарет на улице и брось в урну. Христианский поступок? Христианский, если ради Бога делаешь. Если помнишь о том, что Богу угодно, чтобы был порядок, а не хаос, чтобы было чисто, а не грязно. Совесть надо хранить по отношению к Богу, к людям и к вещам. И если ты человек богатый, ничего в этом зазорного нет, только делись. Свое богатство, которое ты честным трудом заработал, отдай – и увидишь, как тебе будет хорошо на душе. И потом, Господь дает больше в сто раз, а не «дашь – на дашь».
Вот если бы мы это как-то объясняли людям… Ребята, мы сами слабые и немощные, но мы просто нашли! Это как разговор двух пьяниц. Один говорит: «Я нашел такую пивную, там такое пиво наливают! Там чистенько, хорошо, креветки вкусные…» Другой говорит: «Так чего мы здесь эту дрянь пьем – тут же разбавляют. Конечно, идем туда!» Вот так и надо людям объяснять, что я вот рыпался-рыпался, пил, туда-сюда… Но ты знаешь, что я нашел? Ты знаешь, что я нашел? Вот у меня все изменилось!..
Если мы будет говорить так, а не «с высоты» – люди поймут. Люди поймут! Потому что у человека есть шестое чувство – религиозное. Думает он об этом или не думает, но у него такой же, простите, как орган деторождения, есть орган, который Бога хочет. И если это не удовлетворено, он ничем не насытится. Душа не заполнится ничем – ни любимой работой, ни детьми, ни любимой женщиной, ничем – кроме Того, Кто ее создал, кроме Господа Бога. Раз ты хочешь счастья, человек, то иди к Тому, кто тебя создал.
Не веришь, что тебя Бог создал? Почитай ученых серьезных, которые писали о Туринской Плащанице, и прочее. Если тебе факты нужны – их полно. Покопайся в своем сердце, неужели ты думаешь, что от обезьяны произошел? Это уже какое-то пещерное мышление. Мы же умные люди все, развитые…
Митрополит Антоний всю жизнь положил, чтобы человеку объяснить, что он человек, что это высокое очень звание. Он пишет, что мы измельчали до звания рабов, а из Бога сделали идола. Как же мы тогда можем быть соработниками Бога, если мы муравьи поганые? Смирение не в том состоит, чтобы себя втоптать в грязь. Как сказано, что Бог силу Свою за немощью являет – не за той немощью, когда ты лежишь, сам себя втоптав в грязь, и думаешь, что смирился, а в той немощи, когда ты – как повисший парус, весь открылся Богу, ждешь ветра и говоришь: Господи, приди ко мне!
Вот что такое немощь – это ожидание Божества. Это алчба. Это – не пил семь дней воды, вот так хочется пить. Вот так невозможно жить дальше без Него. И что будет – внучок там поправится или еще что – это все чепуха: мне надо лично, я задыхаюсь без любви! Человек не может жить без любви, он задыхается. От этого происходит все остальное: наркотики, водка, прочее, прочее. Я это знаю по себе. Без любви человек умирает заживо – живой труп. Ходит, делает свои дела, исполняет свой долг, но задыхается.
Поэтому давайте помнить, ребята, всегда, что Иго Мое благо и заповеди Мои легки, что никакого дядьки с палкой и с бородой нету, что есть любящий Сущий, Который всех нас примет в любой день и час, как разбойника принял, и блудницу, и мытаря. Ну почему в раскрытые объятия мы не идем, почему все мы хромые, слепые, прокаженные, несчастные, запутавшиеся? Я о себе в первую очередь…
Посмотрите, что такое Крест – это объятия, это раскрытые объятия. Вот я все понимаю, но выходит по апостолу Павлу: что хочу, то не делаю, что не хочу, то делаю (Рим. 7, 15). Потому что – битва, потому что обманщик все время шепчет: выпей, будет хорошо. – Не будет хорошо! – Курни, будет хорошо. – Не будет хорошо! Пробовал все до самого дна. Нету там ничего… пустота!
Почему мы унываем, печалимся? Мы не задуманы унывающими, это не наше чувство. Уныние – это что такое? Результат греха. Грех – это поле смерти. Зачем мы туда идем, на поля смерти? Чего мы ждем оттуда? Там смерть, там уныние, там пустота, там ничего нет.
Дорога спасения – трудная и длинная, потому что, как пишет Исаак Сирин, если бы каждый ныряльщик за жемчугом в каждый свой нырок доставал жемчужину, жемчуг бы обесценился. Поэтому того, что с трудом дается, – уже не отдашь.
Не бывает ведь шесть правд. Правда одна. Попробуй, человек, попробуй. – Невкусно, я не буду. – Да ты попробуй сначала, а потом говори, вкусно или нет. – Выглядит отвратительно как-то… не буду. – Попробуй! Попроси у Бога. Не удачи, не здоровья. А попроси у него, чтобы дальше жить твоей душе: помоги, Господи, не знаю, как жить, не знаю, зачем я живу. Помоги, умоляю! – Только от всего сердца, и сразу увидишь, что будет. Отец выбежал навстречу сыну, расточившему все имение, и не для хорошего устроил пир, а для такого вот, как я, который замучился, который не может больше так жить. Он не дает сыну договорить, что, мол, отец я у тебя наемником буду – он даже не дал ему возможности сказать эту фразу, он хочет, чтоб сын был сыном, а не рабом. А раб Божий – это не раб Божий, это работник Богу. Это просто старое такое слово славянское, которое означает работник, который добровольно работает. Вот в чем дело-то.
Рутина вот эта, постоянная суета, постоянное «надо», постоянно «к восьми утра». Вот у меня товарищ не пил, не курил, сидел в кресле на даче… 50 лет – хлоп, и умер. Вот она, смерть, она завтра. А может, и через час. И чего мы успели?
Почему Господь сказал: Я меч принес на землю, а не мир (Мф. 10, 34)? Да потому, что Бог должен быть на первом месте в сердце. Не должен быть, а так получается, что Он самый-самый. Тогда все и кругом получится…
Ну а эти все пути к Богу и прочее – это должен быть личный опыт, никому ничего не объяснишь, никого ни в чем не убедишь, это сто процентов. Воспитание все идет до четырехлетнего возраста, потом можно только что-то подправить; это факт, установленный учеными. Человек должен тебе позавидовать: смотри, ничего у него нет, а он все улыбается, все ему хорошо, всем он доволен. Вера – это радость, это всем быть довольным. И смирение – это быть всем довольным. Не подклоняться под любую палку, а всем быть довольным. И воевать надо, и защищать слабых, и убивать надо врага, когда он напал на Родину твою. Священник шел впереди войска, с крестом, безоружный – с нами Бог! – и вел войска. Ложь, что люди кричали «за Родину, за Сталина!» Все были люди крещеные, православные, верующие. У кого образок, у кого крест. Все с Богом шли в бой, а не за советскую власть. Почему? Потому что воевали тридцатилетние мужики, которые родились еще до этой ленинско-сталинской банды. Вот кто выиграл войну.
Когда мы работали там, в этом кино, на Соловках, бывало всякое: падаешь с ног, нет сил. Хочется и выпить, и курнуть, и то, и се. Там с нами был отец Симеон, москвич… Я говорю: «Отец Симеон, ну что ж так долбит?» А он мне: «Петр, молитесь, молитесь, не можете – ну хоть ‘Господи, помилуй’». Я говорю: «сто процентов поможет?» Он: «сто процентов!»
Вот и надо вдолбить себе одно – что Бог сто процентов поможет. Он не предаст, не изменит, Он всегда Тот же, Который был две тысячи лет назад и есть сейчас, это Тот же Христос, это все то же самое, все без изменений, и сто процентов будет помощь. Кажется, невозможно терпеть, все. Но потерпи еще десять минут – увидишь! Все нам всегда по силам дается. Бывает, проваливаешься, думаешь: «Господи, прости» – наливаешь, пьешь. Думаешь: ну, дурак! Но стоит пятнадцать минут переждать вот это самое страшное – смотришь: попустило. Потому что раз болезнь долгая, трудная, и лекарства горькие. Аппендицит резать надо, манипуляциями какими-то не вылечишь. Надо разрезать брюхо и отрезать кишку. Так и тут. Бывает больно очень, но что сделать.
Тяжело, тяжело… Жизнь вообще не курорт. У меня есть один знакомый диакон. Я у него спрашивал: а вот тебе не хочется там… выпить, с девушкой… то-се…. А он говорит: «Я с десяти лет в Бога впился, как клещ, мне ничего, – говорит, – не страшно».
Записала Екатерина Ткачева
Источник: журнал «Отрок» / ru.christiantoday.com
|