Лента: Религия

http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=1843
Портал Credo.Ru Источник:"Ежегодный богословский альманах "МАВЛИД АН-НАБИЙ", № 1, 2007"

Имя поэта Даниила Андреева (1906-1956 гг.) стало широко известным лишь после краха власти коммунистов. Его судьба и творчество уникальны. Главное произведение его жизни — книга видений "Роза мира" — не имеет аналогов в русской культуре.

Ее можно сопоставить лишь с "Божественной комедией" Данте и... кораническим рассказом о Мирадже. Их объединяет не мировоззренческий итог и не статус в религиозных иерархиях, а структура — это описания сверхъестественных странствий по многомерным мирам Вселенной — от высоких и многочисленных Небес до многомерных низменных сфер Ада. "Роза мира" не принадлежит однозначно ни к одной из известных определенных конфессий. Предложенная в ней картина мира также не вписывается ни в какую философскую или религиозную традицию.

Тем удивительнее, что, обозревая духовную историю человечества, поэт признавал в Мухаммаде "подлинного пророка, вестника мира горнего", считал "одним из величайших поэтов всех времен" и отмечал "особую огненную убедительность его проповеди".

Не всякому человеку по силам принять такую страшную судьбу, перенести столько испытаний и — главное — творчески реализоваться, несмотря ни на что, как Даниилу Андрееву.

Отец его — известный всем классик русской литературы Леонид Андреев. Мать Александра Михайловна происходила из польского рода графов Велигорских (Виельгурских), а по женской линии была в родстве с классиком украинской литературы Тарасом Шевченко. Даниил — их второй сын, родился в Берлине, но вскоре 26-летняя мать умерла от "послеродовой горячки". Отец обезумел от горя и не мог видеть новорожденного — "причину смерти" любимой жены. Так малыш попал в иную семью, к родственникам матери — к старшей сестре Елизавете и ее мужу, доктору Филиппу Александровичу Доброву. Они и воспитали его в лучших традициях московской патриархальной интеллигентности, в доме близ храма Христа Спасителя. Крестным отцом мальчика был... Алексей Максимович Горький.

Писать Даниил стал очень рано, с детства — и стихи, и прозу. А близкий друг дома Надежда Сергеевна Бутова, актриса Московского Художественного Театра, открыла пятнадцатилетнему юноше мистицизм церковных служб. Вера и художественное творчество стали для него равно великими вдохновителями жизни. После школы он окончил Высшие литературные курсы, но сразу осознал, что ему, как поэту, нет места в советской реальности. Двоюродный брат помог овладеть ремеслом художника-оформителя, писание шрифтов давало скромный, но верный заработок. А писал он всегда, и всегда "в стол", не для печати. Почему?


В 15 лет его постигло "реальное переживание Иной Реальности" — видение Небесного Кремля над Кремлем земным, московским, куда, кстати, в те времена никого не пускали, ибо там была резиденция Сталина. Позднее опыт "реальной сверхреальности" становился шире и шире — близость Серафима Саровского во время богослужений, предощущение чудовищ и демонов, властвующих над тоталитарным государством и крупными городами, братски нежное чувство к природе, где все было живым, и Земля и Небо, и Ветер и Снег, Реки и Цветы... Он любил многодневные странствия в одиночестве, всегда (по условиям русской погоды) босиком, ибо по-разному чувствовал Землю в разных местах. Ночевал в стоге сена, в лесу на мху. Созданная во время тех странствий поэзия — книга псалмов, славящих Творца, дающего жизнь и радость всему творению.

.. .Я уходил, и дни мои текли,
Уча любить все звуки жизни стройной,
Прислушиваться, как в деревне знойной
Скрипят колодезные журавли,
И как шмели гудят в траве погоста,
Где мальвы желтые и бузина,
Где дремлют те, кто прожил жизнь так просто,
Что только Рай хранит их имена.

Эти строки написаны в зловешем 1937 году — и тогда же Даниил встретился с будущей своей женой Аллой Александровной (ей мы обязаны тем, что слово Андреева дошло до наших дней!), и тогда же приступил к написанию романа "Странники ночи" о русской интеллигенции при сталинизме, за рукопись которого они оба были в 1947 году приговорены к высшей мере наказания (!), временно в тот год замененной на 25 лет заключения.

А во время Великой Отечественной войны он был в блокадном Ленинграде (о чем написал поэму "Ленинградский Апокалипсис"), служил в похоронной команде, тайно читая заупокойные молитвы над братскими могилами советских воинов. Вернувшись домой, обнаружил, что зарытая в землю для конспирации рукопись романа... расплылась и непригодна для чтения — пришлось начинать все заново.

Но в 1947 именно эта рукопись стала предлогом для ареста многих близких и неблизких Андрееву людей как "участников террористической группы", готовивших под его руководством будто бы "покушение на Сталина". Вместе с архивом Даниила чекисты уничтожили и рукописи его отца — классика русской прозы Леонида Андреева. Жену Аллу отправили в Мордовские лагеря. А его самого — в печально знаменитый еще с дореволюционных времен Владимирский централ. На свободу он вышел через десять лет, в 1957 году — его уже ждала освободившаяся годом ранее Алла, чудом сумевшая вынести вещи мужа из тюрьмы, и в них — наброски новой, небывалой ранее книги "Роза мира", написанной смертельно больным писателем на клочках тюремной бумаги.

Последний (и столь краткий!) период жизни был посвящен собиранию текста и осмыслению пережитых во Владимире видений. Жена потом вспоминала: "он требовал, чтобы никто, кроме меня, не знал о его работе над "Розой мира". Требовал, чтобы я уничтожала все письма, приходящие на его имя... считал, что слежка за нами идет по-прежнему". Наконец, 12 октября 1958 года в Доме творчества художников в Горячем Ключе на Кавказе книга была завершена. "Было такое чувство, будто ангел, поддерживавший его все время, с последней строчкой этой книги тихо разжал руки — и все понеслось навстречу смерти". 4 июня пожилые супруги обвенчались в Ризоположенском храме на Шаболовке в Москве, а через восемь месяцев, 30 марта 1959 года, он ушел в мир иной. Похоронен на Новодевичьем кладбище (на участке, который его отец Леонид Андреев приобрел в 1906 году для себя).

Сочинения Даниила Андреева впервые были опубликованы почти через сорок лет. Что же происходило в камере Владимирской тюрьмы и как родились мистические стихи и проза? Советский академик-физиолог, атеист Василий Васильевич Парин, сокамерник поэта, с удивлением рассказывал потом вдове: "Было такое впечатление, что он не пишет, в смысле "сочиняет", а едва успевает записывать то, что потоком на него льется". С 15 лет он переживал глубинные состояния, "когда в мир "этот" мощно врывался мир "иной". В тюрьме эти прорывы стали частыми, и постепенно перед ним возникла система Вселенной и категорическое требование: посвятить свой поэтический дар вести об этой системе. Иногда такие состояния посещали его во сне, иногда на грани сна, иногда наяву. Во сне по мирам иным (из того, что он понял и сказал мне, пишет вдова) его водили Лермонтов, Достоевский и Блок — такие, каковы они сейчас... Весь строй его творчества, образный, а не логический, все его отношение к миру, как к становящемуся мифу, — поэзия, а не философия.

Возможны ли искажения при передаче человеческим языком образов иноматериальных, понятий незнакомого нам ряда? Я думаю, что не только возможны, но неминуемы. Человеческое сознание не может не вносить привычных понятий, логических выводов, даже просто личных пристрастий и антипатий.... Никакой "техники", никакой "системы медитаций" у него не было. Единственным духовным упражнением была православная молитва, да еще молитва "собственными словами".

Итак, личная и воспитанная московским окружением религиозная культура Андреева — традиционное православие. Но несомненна его широкая начитанность о культурах многих народов мира. И все же открывшийся ему нежданно опыт оказался чрезвычайно обширным и полифоничным, а сам образ "Розы мира" явился как грядущий синтез всего духовного опыта человечества, по лепесткам собранного в единое целое. Естественно, что такой опыт далеко выходит за рамки исторического православия — и он не мог его открыто обсуждать с единоверцами. В последний год жизни Андреев был близок к священнику Николаю Голубцову, который венчал, а затем и отпевал его — тайна его исповедей ушла вместе с усопшими... Вдова же на мои расспросы о том, как священник воспринимал "Розу мира", отвечала, что это была самая сложная и болезненная для Даниила Леонидовича тема — он искренне хотел поделиться своими открытиями и переживал.

Что же он знал о мусульманских народах и как оценивал личность Пророка Мухаммада? В предвоенные годы молодой поэт не раз летом бродил по Крыму и мог там видеть крымских татар, позднее выселенных Сталиным со своих земель, мечети и минареты. На глазах Андреева завершалась "атеистическая революция", нацеленная против всех видов веры. После войны, как литератор, он помог географу Сергею Николаевичу Матвееву написать книгу о русских исследователях Горной Средней Азии. Заказанная в 1946 году книга о русских путешественниках в Африке увлекла его (ведь любимый поэт Николай Гумилев был одним из ее героев) — но набор был в типографии рассыпан.

Андреев был знаком с трудами философа и поэта Владимира Соловьева (1853-1900 гг.) — в его рассуждениях об Исламе явно его влияние. Однако, в отличие от него, Андреев мечтал о синтезе не только внутри разделившегося в течение истории Христианства, но — всего многообразия духовного опыта людей.

В этом синтезе исламское наследие займет свое место. Остановимся трех отрывках из "Розы мира", где Андреев высказывается об Исламе.

1. "Пророк Мухаммад был носителем высокой миссии, — утверждает он. Смысл ее сводился к тому, чтобы, вовлекая в движение молодой и чистый арабский народ, едва-едва прикоснувшийся к Христианству, вызвать его силам ив христианской церкви пламенное движение в сторону религиозной реформации, в сторону очищения Христианства от крайностей аскетизма — с одной стороны, от подчиненности церкви государственным властям — с другой, теократического единовластия, которого уже добивалось Папство, — с третьей . Но Мухаммад был не только религиозным проповедником, он был гениальным поэтом, даже больше поэтом, чем вестником мира горнего: он был одним из величайших поэтов всех времен".

Если здесь поставить точку, то цитата из "Розы мира" может вызвать вопрос: отчего же сам автор, при столь высокой оценке качеств Пророка, не мыслил себя мусульманином? Ведь трудно представить более яркое признание — от писателя российской традиции, тем более говорящего это из застенков сталинской тюрьмы! Однако Андреев столь же возвышенно говорил о многих иных учителях человечества — от фараона Эхнатона, провозгласившего Единобожие в XIV веке до нашей эры в Египте до индийских и китайских учителей самых разных религиозных школ.

Восхищение Пророком Ислама непременно сопровождалось недоумением перед ним и даже критикой.

Так, вслед приведенной цитате, Андреев рассуждает: "Вместо реформы Христианства Мухаммад позволил себя увлечь идеей создания новой, чистейшей религии... Но, отрицая многие основные идеи Христианства, эта религия регрессировала к упрощенному монотеизму; она, в сущности, не дает ничего нового...". Значит, Андреев хотел услышать "воистину новое слово после Христа". Ему "непонятно, в чем же, собственно, можно усмотреть прогрессивность его (Мухаммада) учения сравнительно с Христианством; если же такой прогрессивности в его учении не заключено, то зачем оно было нужно человечеству?".

Таким образом поставленные вопросы говорят о том, что Андреев, увы, не понял того, что Мухаммад вовсе не был основателем какой-то новой религии {а так думает большинство западных религиоведов и сегодня, называя Ислам "самой молодой мировой религией"!). Он не вдумался в такие определения Корана, которые говорят об Адаме как первом Пророке, о цепочке Пророков Единобожия, в ряду которых Мухаммад стоит вовсе не как "реформатор" или "революционер", но как Печать Пророков. То есть Мухаммад не стремился ни к какой "прогрессивности" и не "упрощал" монотеизм. Его миссия состояла в очищении загрязненного и выправлении искривленного. И в этом суть слов Корана, где Всевышний говорит людям: "Я завершил для вас религию в Исламе". Миссия Мухаммада — в завершении тысячелетних Посланий Бога к человечеству. Не более того! Но и не менее!

2. Вторая тема, вызывающая волнение Андреева — стремление соединить монотеизм Корана с "учением о Троице". "Вполне естественно, что христианское вероучение не только не имеет никаких возражений против мусульманского учения о Единстве, но полностью с ним совпадает" — с таким утверждением Андреева нельзя не согласиться. Действительно, христиане — продолжатели авраамической веры пророков Израиля в Единственного Бога.

Но Андреев счел, что высказанное Мухаммадом в Коране — это "его личный опыт" и о нем следует говорить не в смысле противопоставления, а иначе — в смысле недосказанности и неполноты. "Вместо формулы "Пророк, познав совершенное единство Божие, убедился в ложности учения о Троице" следует, по справедливости, формулировать так: "Пророк, познав совершенное единство Божие, не получил, однако, указаний на Троичность Единого".

Так Андреев пытался "примирить" Христианство и Ислам, не понимая сути Шахады и неизбежности ее ниспослания свыше именно как коррективы, исправления представлений о Всевышнем, возникших в общинах христиан. Более того, Пророк получил явные, если выражаться в стиле Андреева, указания на нетроичность Единого: в Коране сказано: "Не веровали те, которые говорили: "Ведь Аллах — третий из трех", тогда как нет другого божества, кроме Единого Бога" (5:77). А современные знатоки истории религии могли бы подробно показать, как формировалось "тринитарное учение" тремя-четырь-мя столетиями позже после Иисуса (мир с ним!) и не имеет к нему, и вообще к пророческой традиции Израиля, никакого отношения.

Буквально отвечая самому себе, Андреев писал, что его собственный метод познания, который он называл "метаисторическим" дает на многие подобные вопросы "неожиданный ответ, одинаково неприемлемый, к сожалению, ни для христианской, ни для мусульманской ортодоксии". Чем же его попытки могут привлечь современного мусульманина? Думается, в первую очередь — самим благим желанием понять Ислам и пережить его изнутри. Не всегда здесь его ждали удачи, но и не всегда он ошибался.

3. "Ислам (суннизм) и протестантизм отрицают правомерность культа святых", — начинает рассуждать Андреев. "Мухаммед, умирая, запретил своим последователям обращаться к его духу молитвенно. Это показывает чисто искренность его помыслов, но противоречит основам религиозно-нравственного миропредставления вообще. Ведь если праведность как высшая сам дача себя человечеству во имя Божие есть безупречное и бескорыстное служение... — если так, то нельзя представить себе праведную душу, после кончины успокоившуюся в бездеятельном блаженстве. Всеми силами своей души, в том числе и такими, которые раскрываются только после смерти, праведник будет осуществлять помощь живущим и нижестоящим в их восходящем движении. Это так же естественно, как помощь взрослого ребенку, и столь же мало, как эта помощь, умаляет или уничижает тех, на кого направлена. Вряд ли это могло быть неизвестно Пророку Мухаммаду. Надо полагать, что некотсрые крайности, излишества в культе святых, которые он наблюдал у христиан, побудили его запретить своим последователям какие бы то ни было установления этого рода. Возможно, он полагал, что этот запрет уравновешивается тем обстоятельством, что усопшие праведники не обязательно нуждаются в напоминании со стороны молящихся, чтобы оказывать им невидимую помощь.

Справедливы мысли Андреева, но сама постановка вопроса все же говорит о том, что представления об Исламе он имел неполные. Сегодня любойу ченик медресе в Татарстане или Дагестане задал бы ему встречный вопрос: а разве не слышал он о понятиях "рабита — помощь наставника", "тавассуль – посредник", "зиярат — посещение могил праведников", в которых содержатся все те черты, которые будто бы отсутствуют в Исламе? Да, христиане, к сожалению, довели тонкую и деликатную сферу общения с усопшими учителями и праведниками до "культа святых", неотличимого от языческого многобожия, Но это вовсе не значит, что связи с "авлия" — святыми посредниками (в сочетании со строгим Таухидом — культом Единого Господа) недопустимы.

Затронутые три темы — малая доля огромного и сложного наследия Даниила Андреева. Суммируя, можно сказать, что он вошел в духовную историю нашей страны как один из самых ярких богоискателей самого невыносимого "сталинского времени". Он искренне жаждал понять и Ислам, и его Пророка. Ныне, вспоминая о нем и читая его проникновенные стихи, в которых он чувством ближе к Исламу, чем разумом — в теориях "Розы мира", хочется вместе с ним повторить его же мольбу:

Отец! Господь! Прерви блуждания
Смертельно жаждущего духа!
Коснись, Верховный Лирник, слуха
Своею дивною игрой!

Пусть сквозь утраты, боль, страдания
К Твоим мирам ведет дорога;
Раздвинь мой разум! Хоть немного
Дверь заповедную открой!

---

(*)Информация:

Сергей Маркус окончил филологическую школу при МГУ, затем исторический факультет МГПИ, был учеником православного священника и просветителя Александра Меня. Работал как искусствовед в музеях Коломенское (Москва) и в Звенигороде. С 1984 по 1986 годы отбывал заключение за религиозное диссидентство и антисоветскую деятельность в Туве. Позднее, как итог пребывания в Центре Азии, в 2006 году выпустил в свет книгу «Тува: словарь культуры» (Москва, «Академический проект»).

В 1990 году на государственном «Радио России» впервые в истории отечественного радиовещания основал цикл регулярных программ обо всех религиях, в том числе с 1991 года «Саут уль-Ислам: Голос Ислама». Принял Ислам в 2000 году с именем Джаннати, совершил Хадж. Джаннат Сергей Маркус является автором многочисленных публикаций по исламской тематике, прежде всего по культуре. Он известен также как поэт и переводчик болгарской поэзии.

Сергей вел исламские радиопрограммы с 2000 по 2006 год. В 2005 году вместе с Фаридом Асадуллиным подготовил первую в России конференцию «Ислам и христианство: на пути к диалогу. К 40-летию принятия декларации «Ностра этатэ» – эта акция была проведена Советом муфтиев России и Католической церковью России с участием религиоведов и представителей Русской православной церкви.

С 2007 года С.В. Маркус назначен сопредседателем Информационно-аналитического центра при Совете муфтиев России. С коллективом сайта Ислам.Ру Сергей Маркус сотрудничает, начиная с его основания, в 2005 году был ведущим цикла юбилейных концертов к пятилетию сайта «Аллах любит красоту!», где впервые в России выступали выдающийся хафиз наших дней Мухаммад Джебриль (Египет), исполнитель касыд Аскар Сабдин (Казахстан) и всемирно известная нашид-группа «Райхан» (Малайзия).

На сайте Муслима.Ру сергей ведет рубрику «Культура и искусство», тесно взаимодействует с нижегородским издательским домом «Медина», арабскими и иранским культурными центрами в Москве, ассоциацией «Собрание» и другими исламскими организациями.