Лента: Вопросы и комментарии

– Если в Библии смерть ассоциируется с диаволом и считается врагом, то почему у Толкиена смертность людей названа даром Илуватара? Он тоже несвободен был от смешения добра и зла в представлении Божьего лика?

Английский писатель исходил из воспринятой установки, вероятно, в его среде никем не оспаривавшейся, по которой смертность считается карой от Бога за грехопадение (людей, но не ангелов ставших демонами... почему-то). Такой взгляд опирается на определённое истолкование Рим 6:23 (на деле неоднозначное, даже с учётом Рим 12:19, ибо в 6:23 ключевое слово не "возмездие", а нейтральное греч. opsOnion – означающее выдачу продовольствия или жалования, ср. LXX 2 Езд 4:56, 1 Мак 3:28, 1 Мак 14:32, т.е. некую "плату за грех"). Однако в Католическом катехизисе 1992 года нет ничего напоминающего теологию кары для людей в виде смертности, зато приводятся цитаты "Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих" (Прем 1:13) и "завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его" (Прем 2:24) с противоположным смыслом (протестанты эту второканоническую книгу Библии не признают, её нет в изданиях классического английского перевода KJV, и Толкиен вполне мог упустить её из виду). Также и в "Декрете о Первородном грехе" Тридентского Собора (1546) смерть не определена "наказанием" или "карой" от Бога, зато приводится цитата Евр 2:14, где властным над смертью оказывается диавол (что легко истолковывается в контексте Прем 1:13, 2:24). Смерть названа в Декрете "следствием", о котором Бог "предупреждал".

С другой стороны, несмотря на указанные документы, папа Иоанн Павел II отчего-то всё же пишет в книге "Верую в Бога Отца Всемогущего Творца" (ок. 1986), ссылаясь на ветхозаветное "проклятие земли Господом/Яхве" (Быт 5:29) и имея в виду слова "прах ты, и в прах возвратишься" (Быт 3:17-19):

"...прежде всего смерть – это Божия кара. Таково учение Откровения и таково вероучение Церкви: если бы не было греха, конец человеческой жизни не был бы столь драматичен".

Следовательно, карательная трактовка не только у протестантов, но и у католиков, да и у православных имела хождение. Не будучи однозначной в "букве" Библии, она более чем соответствует "духу" богословского "юридизма" – отнюдь не животворящему духу, а, напротив, иссушающему и умерщвляющему, чуждому и делам, и учению Иисуса Христа.

Не зная, по-видимому, о спорности и неоднозначности указанной темы, Дж.Р.Р.Толкиен в своём мифе тем не менее заменяет трактовку смерти как кары Божьей (этически неприемлемую и ложную по сути) на нечто лучшее :

"Можете сказать, что это "плохая теология", раз "смертность" считается особым даром Бога Второму Роду Детей [...], а не карой за Падение. Может, в первичном мире это и так, но и воображение способно открывать истину и имеет право создавать легенды". (примечание в черновике письма 153, сентябрь 1954)

"...точка зрения мифа [о падении Нуменора] состоит в том, что Смерть – т.е., краткость жизни, отпущенной человеку, – не кара за Падение, а биологическая (а стало быть, и духовная, ибо тело и дух взаимосвязаны) часть внутренней природы Человека". (примечание в черновике письма 156, ноябрь 1954)

В "Речах Финрода и Андрет", самом теологически заряженном тексте своего мифа, посвящённом именно теме смертности, рассматриваются разные версии, включая и такую, что смерть целиком исходит от великого Врага. Финрод отбрасывает её как чрезмерно пугающую, хотя, если принимать слова Толкиена о происхождении смертных и притом демоноподобных во зле орков от эльфов (черновик письма 153, 1954), то положение вещей оказывается куда мрачнее.

К сожалению, в качестве реакции на стремление к просветлению пятна, омрачающего религиозное сознание христиан, английского писателя донимали критикой несоответствия дара Илуватара якобы "правильной карательной" христианской точке зрения. Отвечая, он пытался отыскать формальную лазейку для совмещения теологии кары смертностью со своей идеей смерти как особого дара... Правда, соответствующее разъяснение (письмо 212, 1958) так и не было отправлено адресату. Возможно, Толкиен почувствовал нравственную неправду подобного компромисса. Более поздние обращения к этой теме, если таковые удалось бы найти, могли бы пролить свет на то, к чему писатель пришёл в итоге. Хорошо бы, не к соглашательству с усвоением зла Богу. Так или иначе, "карательная теология" нимало не отразилась на изданном Кристофером Толкиеном тексте "Сильмариллиона". И это закономерно, ибо ничуть не стыкуется она с основной идеей, согласно которой искажение мироздания происходит от омрачающего "творчества" великого падшего духа (и меньших, увлечённых им в отпадении).

Итак, изначальное благое побуждение Толкиена состояло в том, чтобы заменить неблагообразное понимание смертности в смысле кары от Бога на нечто иное, более достойное в рамках творимого мифа. Смертности придаётся новый смысл. Чем же именно английский писатель заменял "теологию кары от Бога"?

Прежде всего, смертность по Толкиену в её изначальном, неомрачённом состоянии не связана с болезнями и одряхлением: как сказано в "Сильмариллионе", людям-нуменорцам "болезни были неведомы" (прежде их падения). Оставление жизни происходило по свободной воле (примечание к письму 156, 4 ноября 1954), не вопреки желанию жить дальше, но вследствие усталости от мира. В приложениях к "Властелину Колец" именно так оставляют мир сей Арагорн и Арвен.

В "Сильмариллионе" читаем:

"Смерть – их судьба, дар Илуватара, которому с течением времени позавидуют даже Стихии. Но Мелькор извратил его и смешал с мраком, и обратил добро во зло, а надежду в страх".

Как ни странно для нас звучит, но, по Толкиену, сама смертность подвергается демоническому омрачению... Но в чём же именно может заключаться будущая слава людей, чтобы превзошли они самих валаров?

"Судьба (или Дар) людей – это смертность, свобода от кругов мира" (Письмо 131, ок. 1951).

Тут мысль очень и очень нестандартная. Она прорывается за пределы традиционного богословия христиан, которое пока избегает всерьёз задумываться о преодолении узких рамок мировоззренческого геоцентризма. Друг Толкиена, К.С. Льюис за эти рамки тоже не боялся заглядывать.

По сути, дару Илуватара в христианском богословии соответствует не смерть, а вознесение, уводящее за "круги мира". Ведь и всеобщее воскресение в преображённых телах после второго пришествия Христа, и новая (преображённая) земля и новое небо (переход Земли в слой иной, высшей материальности) не подразумевают, что люди навсегда прикованы к планете или пусть даже к совокупности разноматериальных миров планетарного космоса.

Убедительное подтверждение тому находим у Даниила Андреева. К грандиозной картине мироздания, изложенной автором "Розы Мира", миф Толкиена в фазовом пространстве идей куда ближе, чем к любой целостной системе. И вот что Даниил Андреев передаёт из своего мистического опыта краткими записями в тюремном черновике: "Будем водителями звезд и целых галактик, пока не погрузимся в Отца и не будем вместе с Ним творить новые вселенные". В другом месте он замечает: "Не все будут творцами галактик. Люди – все, кроме выброшенных из Шаданакара [* пояснение этому исключению см. в РМ 4.2.50 и далее]". То есть, выделены именно люди, которым предназначен и дар Илуватара по Толкиену. Будущий масштаб их деяний за кругами мира превысит планетарные границы творчества самого Манвэ, Владыки валаров, "Старшего Короля Арды". Именно так: ведь валары – не выдумка, а прозрение иной реальности в мифологической форме. Им соответствуют семь верховных стихиалей по Даниилу Андрееву, из числа коих первый – Ваюмн, "воплощённый дух воздушного океана, распространяет своё владычество от крайних пределов атмосферы до самых глубоких пропастей" (РМ 5.2.20) – соответствует воздушной стихии Манвэ у Толкиена.

В отличие от перехода через смерть, вознесение не разлучает душу и физическое тело, но преображает последнее в форму иной, высшей, более одухотворённой материальности.

Вот, казалось бы, в "Сильмариллионе" представлена геоцентрическая картина мироздания. И где же там место творцам галактик, коль скоро звёзды и созвездия на небосводе создала Варда-Элберет? Но то – лишь миф (людей Арды) внутри мифа Толкиена, ибо

"...в примечаниях должно быть сказано, что Мудрые Нуменора знали о том, что ни звезды, ни Солнце, ни Луна не были созданы таким образом. Они знали, что Солнце и Звезды старше, чем Арда"
("Преображённые мифы")

Эта сокрытая внутри авторского мифа истина недвусмысленно намекает, что и наш мир не создан по библейскому "шестодневу", а прошёл путь становления, в понимание древних людей не вмещавшийся.

Образ вознесения, будучи моментом радости и славы великого свершения, выглядит гораздо уместнее гнетущей "усталости от мира", сопровождающей уход в версии Толкиена. Правильнее всего было разделить понятия: не связывать грядущий выход человечества за пределы кругов мира со смертью, целиком отдав последнюю "человекоубийце от начала" (Ин 8:44). Но тут нельзя забывать, что Толкиену требовалось ещё и приемлемым в рамках мифа способом объяснить разницу между бессмертием эльфов и смертностью людей. Имея в виду, что свои падения случались и у эльфов, а стало быть дело в чём-то ином, нежели в незамутнённой их чистоте.

* * *

Библейское сказание про "ослушание прародителей", с заложенным туда первобытным земледелием и металлургией, несовместимо с данными археологии реального мира. С учётом этого, открытого позднее знания закономерно полное отсутствие темы "грехопадения первых людей" у Иисуса Христа. Игнорирование Им этого сказания теперь выглядит аргументом "за" христианство.

И тогда, без легенды об Адаме и Еве, домыслы о наказании от Бога смертностью утрачивают даже формальный повод. Так же, как оказались они чужды идейному строю "Сильмариллиона".

Арда Толкиена – мифо-образ нашего мира, Земли (письмо 211, 1958-10-14). Соответственно, как и на реальной Земле, причина искажения Арды – не грехопадение прародителей, которого не было ни здесь, ни там. По Толкиену, изначально формировалась Арда Искажённая (Arda Marred), которая в будущем преобразится в Арду Исцелённую (Arda Healed). Подобно реальному миру, Арда-Земля оказалась подвержена демоническому искажению почти с самого начала творческой работы над ней. И нельзя сказать, что в прошлом существовала Арда Неискажённая:

"'Arda Unmarred' did not actually exist, but remained in thought – Arda without Melkor, or rather without the effects of his becoming evil; but is the source from which all ideas of order and perfection are derived".
"Арда Неискажённая в действительности не существовала, но оставалась как помышление об Арде без Мелькора, или, вернее, без последствий его становления во зле; источником, из которого происходят все идеи должного порядка вещей и совершенства".
("Преображённые мифы").


По определению писателя:

"Arda Marred, that is Arda with a Melkor-ingredient"
"Арда Искажённая, то есть Арда [изначального замысла] с некоей составляющей от Мелькора"
(там же)

Излагаемый Толкиеном миф, если будучи ограничен пределами Арды, не даёт места для начального неомрачённого состояния, к которому относятся слова Библии "хорошо весьма". Бунт Мелькора свершается уже на начальном этапе, в воображаемом "вторичном" творении, известном как Музыка Айнуров. Восстание могущественнейшего из валаров предшествует "первичному" бытийному своему воплощению (не буквальному, впрочем, а с отличиями).

Вместе с тем, в библейской характеристике "хорошо весьма" заключена идея несомненного блага, особенно ценная на общем фоне омрачённости, неблагообразия древних мифов. Печально если бы таковое слово оказалось тщетным. И пусть древние сказания неприложимы к трагически искажённому ходу становления жизни на физической планете, но ведь есть иные возможности понимания. Какие же именно? – Благое состояние в масштабе планетарного космоса, ещё прежде омрачённой истории становления жизни в физическом слое, нарушается демоническим вторжением. Отзвуком этого события в Ветхом Завете можно считать "вторжение" змея-соблазнителя в райский сад. Ведь, имея в виду благое состояние планетарного космоса прежде демонического вторжения, Даниил Андреев отмечает в нём источник образов утраченного рая:

"Там не было закона взаимопожирания: там, в мирах существ, которые теперь нам известны под общим именем ангелов, господствовал принцип любви и дружбы всех. Не было закона смерти: каждый переходил из слоя в слой путём материальной трансформы, свободной от страдания и не исключавшей возможности возврата. В этих мирах, тогда обладавших только тремя измерениями пространства и, следовательно, почти таких же плотных, как Энроф, не было, однако, закона возмездия: совершённые ошибки исправлялись с помощью высших сил. Проблески воспоминаний об этом, из сокровищниц глубинной памяти поднимавшиеся в сознание древних мудрецов, но сниженные и упрощённые их сознанием, привели к кристаллизации легенды об утраченном рае. В действительности, не рай, а прекрасная заря, и не над земным Энрофом, тогда ещё лишённым органической жизни, а над миром, который теперь называется Олирной, сияла тогда и сохранилась в памяти тех немногих человеческих монад, которые не явились в Шаданакар позднее, как большинство, а начинали в нём свой путь во времена, более давние, чем древность, и не в Энрофе, а в ангельской Олирне." (РМ 2.3.22)

"Хорошо весьма" можно ещё соотнести со вселенским состоянием, в масштабе неисчислимых миров, предшествовавшем богоотступничеству Денницы-Люцифера и демонов. После преодоления всех положений геоцентризма в христианстве и этот уровень приоткрывается осмыслению.