Лента: Вопросы и комментарии

Разберём один тезис, который на первый взгляд кажется верным, и действительно содержит некий элемент правды, но по большому счёту свидетельствует о неолиберальном искажёнии религиозного сознания.

"Если принять за благо христианизацию общества, то нужно и принять, что в основе христианства стоит демократия."


Демократия не может быть в основе христианства, потому что не выражает того, что правомерно можно счесть за его главную суть. Если даже понимать демократию идеализированно, то христианство не сводится к идеям свободы и общественной справедливости. Идея свободы может пониматься лишь как одна из необходимых сторон христианского общества, не определяющая, однако, его сути, которая лежит в области фундаментальной этики и духовности. Требование свободной и справедливой системы общественных отношений – частное следствие более общих принципов этики. Стоит заметить, что этика справедливого общества неизбежно приводит отнюдь не к "демократии" западного типа, а системе основанной на гораздо более сильных социальных принципах (не марксистских и не безрелигиозных, конечно). Неудивительно, что современная демократия западного типа носит характер ярко выраженной бездуховности и аморальности, сказывающейся даже в личностях политиков – пустых, бесцветных, не способных вызывать уважение искренней заботой общественного деятеля о всеобщем благе.

Сказанное можно, допустим, признать верным этически, однако с исторически сложившейся в христианстве догматикой, да и с многими местами Писаний, оно, надо признать, не сочетается. Никому из деятелей христианства в отдалённые от нас века не приходило мысли отстаивать идею общественного устойства на высоких этических принципах. Дело Христово вполне могло быть направлено к этому, но уже посланиями Павла прямо признаётся нормальность римского типа государственного устройства, оправдывается рабовладение и т.д.

Даже в 19 веке Игнатий Брянчанинов выступал как враг этического идеала в общественных отношениях, доказывая, что "...рабство как крепостная зависимость от помещиков вполне законно и как богоучрежденное должно быть всегда, хотя и в различных формах" (прот. Симеон Никольский. Освобождение крестьян и духовенство // Труды Ставропольской ученой архивной комиссии, учрежденной в 1906 г. Вып. 1. – Ставрополь, 1911. – С. 10). Впрочем, исходя из верности другому ошибочному постулату Павла "не бывает же власть если не от Бога" (Рим 13:1 дословно с греч.) Игнатий вынужден был поддержать подготовку властями отмены крепостного права, но сделал это в форме вызывающе попирающей этику, ибо рабовладение за грех признавать отказывался; сам, будучи представителем дворянского сословия, утверждал, будто бы для христианина не важно – быть рабом или не быть; освобождение рабов считал не этическим императивом, а неким необязательным "делом любви". Мыслить иначе – значило бы признать, что древние отцы чего-то очень важного по части грехов не понимали вовсе, а это для Игнатия Брянчанинова было за гранью представимого.

Традиционно в христианстве понятие "свободы" используется главным образом для неправомерного и алогичного взваливания на "человека" ответственности за глобальное зло мира (на "человека" не конкретного, а неопределённого, так чтобы каждый лично разделял вину, за то, чего не делал: "человек" согрешил, а Бог ни при чём, и демонические силы тоже ни при чём – потому что Бог считается "всемогущим" и не мог им этого позволить, тогда как "свободу" "человека" – мог позволить). Правильное использование богоданной свободы парадоксальным образом полагалось очень многими церковными писателями в том, чтобы от неё отказаться в пользу некоего "рабства Богу".

Ветхозаветная легенда об Адаме и Еве обычно интерпретируется как проявление своеволия и непослушание Богу. Основываясь на таком прочтении повествования о событиях, которых, по всем известным в наше время данным о прошлом живой жизни на земле, в реальной истории человечества не было, церковные писатели прежних веков логично вывели (из ошибочных оснований) и выдвинули на первое место идею подчинения воле Божьей. Всё очень просто: если Адам ослушался, то надо подчиниться. В отличие, скажем, от иудаизме и ислама, в христианстве, особенно в некоторых высказывания Христа по тексту позднего, написанного в конце 1-го века Евангелия от Иоанна, виден потенциал по части осознания значения свободы, но ветхозаветность этот потенциал низводит в ничто.

Идея безоговорочного "подчинения воле Бога" и отсутствие автономного различения добра и зла, будучи вариантом гетерономной этики, представляет большую опасность. К чему она может приводить в худших случаях наглядно демонстрирует современный исламский радикализм, и множество иных примеров в человеческой истории, начиная с древнего иудаизма. Идея подчинения высшей силе находит отклик в психологии довольно многих религиозных людей.

Поскольку "воля Божья" не сообщается естественным образом напрямую каждому человеку (а если бы мы попытались на практике ориентироваться на личное восприятие, то сразу обнаружились бы бессчётные противоречия "Божьих воль" в понимании разных верующих), то рекомое "подчинение" сводится к следованию той или иной интерпретации Писаний и Преданий, в которых, как предполагается, выражена "воля Божья", как она есть, и попыткам логически приложить эти интерпретации к практическим ситуациям. Отсюда прямо следует, что если Писания тех или иных религий являют не "слово Божье" в чистом виде, а некое смешение добра и зла (всякий верующий легко признает это по крайней мере относительно "чужих" религий), то идея "подчинения воле Бога" обращается, в лучшем случае, невозможностью очиститься от зла, применив автономные этические критерии к Писаниям для распознания того, что не может быть от Бога, а в худшем случае – следованием принципам зла с опорой на "священные тексты". С другой стороны, есть тут и некоторый потенциал приверженности добру вопреки дурным веяниям времени и т.д., коль скоро доброе в Писаниях тоже присутствует. Но даже будь в Писаниях всё безупречно, сама по себе идея подчинения высшей воле как норма является этически безобразной, недопустимой; она закрывает высоты понимания идеалов добра.


Если не опираться на "послушание воле Бога", то на каких подлинно высоких принципах всё держится?

(1) Божеству подчинение не нужно, и рабы не нужны. Отношение Бога к миру прекраснее и чище той замутнённой древним человеческим сознанием патриархально-социоморфной картины, которую можно извлечь из Писаний. Мироздание в идеале, если не учитывать богоотступнические силы зла – сообщество добрых и свободных духовных существ, восходящих по неограниченному, беспредельному пути творческого совершенствования. Единство всех их достигается не "подчинением Божьей воле", верховному владыке-тирану, который всё за всех решает, а приверженностью этическим идеалам добра, принципу всеобщей любви – т.е. личными внутренними добрыми качествами сознания каждого существа, начиная с Бога. Божественный промысл о мире – это не монопольное управление всеми процессами в мироздании или спуск чётко определённых приказов, которые всеми должны исполняться, а идея наиболее общего и высокого порядка, которая изначально предполагает добровольное сотворчество всех прочих существ мироздания. Сами они следуют божественному замыслу, потому что видят его красоту, глубину и величие. И этот замысел подразумевает широкое поле для их собственной деятельности, с возможностью выбирать разные направления, исходя из ситуации и из своих склонностей и интересов на том или ином этапе.

(2) Демоническое богооступничество – не восстание против диктата воли Бога, а отказ от добра в собственном сознании, внутренний отход от принципа всеобщей любви. Тут дело не в отрицательном отношении персонально к Божеству, не в отстаивании какой-то своей правды, а в принципиальном стремлении к самоутверждению за счёт всех других, в борьбе за власть и господство над всеми другими существами, не исключая и других демонов. Подчинение всех, или максимального количества существ своей воле, максимизация своей свободы выбора за счёт ограничения чужой свободы выбора – цель демоническая. Богу её нельзя приписывать ни в малейшей степени.

(3) Всё, что связано с идеями подчинения Богу в писаниях и преданиях всех религий человечества – либо прямое демоническое искажающее воздействие, либо (наверное, чаще) косвенное следствие общего омрачения, недолжного состояния нашего мира. Если вдуматься, то совсем ведь неудивительно, что в рабовладельческие времена пророки и последователи Иисуса Христа называли себя "рабами". Но это беда той эпохи, а не какая-то "божественная истина" (иначе и рабовладение надо признавать нормальным явлением, подобно ап.Павлу и Игнатию Брянчанинову).

(4) Односторонний акцент на внешнюю свободу (свободу выбора) может быть опасен, когда осуществляется в неблагоприятной среде. Главным образом – по причине неабсолютности внутренней свободы воли человека, т.е. неполного её осознанного самоопределения, значительной подверженности людской воли бессознательным влияниям, включая влияния тёмные, инфернальные. Это особенно верно для нашего исторического периода, когда подмена, исходящая от неолиберальной идеологии, приводит к тому, что идеи свободы отрываются от морали и от духовности, влекут деградацию целых культур.

Тут ещё надо сказать, что во второй половине XX века появилось немало "либеральных" модернистов-пустословов в христианстве. В России это направление связывается обычно с именем Александра Меня, хотя случай этого священника не так прост и очевиден, как вопрос о его "последователях". Один из характерных примеров нашего времени – "уранополит" иг. П.Мещеринов, прославившийся высказыванием "Так что будущее России трагично. Но Бог с ней, с Россией. В конце концов, мне до неё (как, впрочем, и до всех других стран) особого дела нет – ведь у меня, как у христианина, Вид_на_Жительство в Небесном Царстве... Что будет с нашей Церковью?"). Суть явления в том, что верующие люди, даже священники выступают с христианских, казалось бы, позиций за "открытость", "свободу" и т.п., а по сути занимающихся расшатыванием традиционной религиозности. Пусть эта религиозность прошлого и несовершенна очень во многом, но ведь никакой здоровой замены рассматриваеое направление не предлагает. Сами его деятели отнюдь не являют нетривиального понимания судеб человечества и устроения бытия, никаким мистическим знанием их ум не озарён. Всё, на что они способны – ожидаемая критика традиции и, максимум, поиск подтверждений своим мыслям посредством нового "либерального" прочтения текстов Писания (вещь заведомо нелепая, научной критики не выдерживающая; а для маскировки несостоятельности своего направления у этих людей в почёте концепция антиномизма – легализации логических противоречий в человеческих представлениях). Никакой новый свет в религиозное сознание либерал-модернисты не проливают, что-либо объяснить в вопросах этики и метафизики бессильны. Конечно, такие проповедники и думать не думают о работе над противовесом современной западной идеологии растления, не объясняют, что идеи свободы и демократия должна реализовываться в контексте кардинально отличном от современного неолиберального вырождения духа. Напротив, они толкают доверчивых людей, попавших под их влияние, к симпатии этой разрушительной духовно системе.


Свобода, т.е. внутреннее осознанное самоопределение воли и внешние условия, в которых такое самоопределение может осуществиться – это не более, чем условие (РМ 2.3.56) мирового устроения по-божески, а не его смысл или достаточный критерий правильности. Если система такова, что способствует утрачиванию добра и духовности для множеств людей, то никакая свобода такую систему не оправдает, и предпочтительнее будет система с меньшим (но достаточным по определённым критериям) уровнем внешних свобод, но с более благоприятной духовной атмосферой.