Здравствуйте. В Евангелии мы находим проповедь непротивления злу насилием. Подставлять левую щеку, если ударили по правой... Можно ли считать эту мораль для человечества после Христа универсальной?
Как тогда воспринимать деятельность большинства родомыслов, исполнение миссий которых практически всегда было связано с использованием насилия, как инструмента воздействия на общество? И никакого безнасильственного варианта исполнения их миссий не было.
Как воcпринимать усилия демиургов по защите земных границ метакультур в связи с проповедью Христа? Выходит, мораль народов Провиденциальные силы разворачивали к другой модели поведения, к иной морали?
Не стал ли этот вопрос большой проблемой восприятия христианства?
Ответ
С выводами из евангельских слов Иисуса Христа всё на так просто и очевидно.
Существует достаточно убедительный стандартный ответ ортодоксальных форм христианства на радикально непротивленческую интерпретацию слов Христа. Христос говорил об идеале поведения в ответ на зло, причиняемое лично конретному человеку и о ненасильственной, без попытки мстить, реакции со стороны
этого самого человека. Но если внешнее зло, насилие обращено на твоих детей, близких, на твою страну, то ситуация получается уже иная. Предлагать подставление
своей щеки, когда бьют
другого – очевидный абсурд, которые определённо не подразумевался Иисусом. По всей очевидности, слова Христа касаются личной этики, и насколько расширительно их можно понимать – остаётся под вопросом.
Более того, даже в отношении отдельной личности понимать слова Христа буквально – дело довольно сомнительное. Сам же Иисус щёку не подставлял (Ин 18:22-23), несмотря на то, что силой злу противиться не стал и ученикам запретил (Мф 26:51). Что получится, если буквально истолковать "будьте как дети" и начать подражать
всем подряд качествам детей, включая самые дурацкие? Почему не понимать буквально слова об отсечении руки и вырывании глаза (Мф 18:8)? Или всё-таки есть другие методы? В словах Христа много образов, намеренно преувеличенных ради их запоминаемости, чтобы оказать действие на слушателей словом, переломить инерцию существовавших ветхозаветных стереотипов – ненависти к врагам и мести им (пусть и введённой в какие-то рамки моисеевым законом), которые наглухо блокировали дальнейший прогресс морали.
Евангельские слова Христа затрагивают только личную мораль, но не коллективную. Если верить ортодоксально и ошибочно полагать, что Христос сказал человечеству всё, что нужно, и пошёл на распятие потому что так надо для сюрреальной, не имеющей наблюдаемых следствий "искупительной жертвы", то это выглядит колоссальным упущением, породившим огромное количество непонимания и замутнений учения. Если бы Христос осудил рабовладение, то и оправдание рабства в текстах посланий Павла не сыграло бы в истории свою негативную роль. Как хорошо, если бы была осуждена тирания, типы экономики, культивирующие алчность и стяжательство в людях, национализм. Но дело в том, что эти вопросы очень непросты, наивно было бы рассчитывать на то, что сознание древних людей готово к их восприятию. Зато можно не сомневаться какое колоссальное дополнительное сопротивление возникло бы со стороны государственных властей, если бы они стали бороться с Христом как с мятежником. Из Евангелия видно, насколько тщательно Он избегал всякого конфликта с машиной римской государственности, будь то вопрос о монете с изображением кесаря или попытка провозгласить Его царём Израилевым. Лишь позже, если бы сопротивление инфернальных сил удалось преодолеть и дело Иисусово разворачивалось и ширилось, настала бы пора реформирования коллективной морали.
Далее. Провиденциальные силы разворачивали общество точно к той же морали, к которой разворачивал и Христос.
В этом ряду стоят многие вестники-гуманисты, включая и Льва Толстого – при всех его заблуждениях. Кстати, ортодоксальные критики обычно не понимают сути его позиции, и приписывают ему "непротивление злу", без всякого уточнения словом "насилием", "силой" и т.д. Такое превратное переложение позиции мыслителя началось ещё во временя жизни Толстого, и он сам же разбирал подобных горе-критиков. Д.Андреев, между прочим, пишет об идее "непротивления злу злом" у Толстого (
РМ 10.3.45). Эта формулировка у Толстого тоже встречается. В такой форме она не вызывает возражений – достаточно полностью отказаться от мести, от стремления причинить равные страдания злодеям, ограничившись изоляцией и всемерной помощью им в исправлении, и тогда сопротивление злу уже не будет злом, даже если осуществляется с применением силы.
Даже будучи не вполне убедительной формально интерпретацией Евангелия, идеи Толстого оказали большое положительное влияния, в частности – на Ганди, который сумел в своё время практику ненасильственного преобразования общества воплотить в Индии.
С другой стороны, теоретизирование на тему противления злу силой часто производит отрицательное влияние, ожесточает умы. Ничего доброго не вышло, например, из работ на эту тему Ивана Ильина. В этом вопросе очень легко перейти грань. Толстой в своё время указывал, насколько неверными и шаткими могут оказаться наши суждения о том, что приносит зло обществу (с точки зрения инквизиторов "злом" были пытаемые еретики и т.д.). Другое дело, что собственный вариант Льва Толстого – отказ от сопротивления злу насилием, включая даже ограниченные формы, не подразумевающие убийств и мести, также неприемлем в большинстве случаев и привёл бы к плачевным последствиям в мирах, где зло имеет реальную власть, где ещё не достигнута победа в борьбе с демоническими силами.
Что же касается родомыслов, то деятельность большинства из них к реформированию морали не имела (есть исключения – например, царствование Ашоки в Индии), не может служить образцом для подражания, и в таком качестве Д.Андреевым никогда не предлагалась.
Оправдание их деятельности – в том, что без них ход метаистории был бы гораздо более трагичным, и не удалось бы достигнуть того состояния общества, где могли бы родиться вестники, способные продвигать прогресс человеческой коллективной морали. При этом никакие экстраординарные (для правителей соответствующей эпохи!) нарушения этики не самом деле не санкционируются свыше. Если нечто подобное имеет место, то обычно это связано с инфернальным искажением миссии. Трагический пример – родомысл Пётр I, "перед которым врата Синклита оказались закрытыми" (
РМ 8.4.22), несмотря на провиденциальную необходимость его деяний.