В оглавление «Розы Мiра» Д.Л.Андреева
Το Ροδον του Κοσμου
Главная страница
Фонд
Кратко о религиозной и философской концепции
Основа: Труды Д.Андреева
Биографические материалы
Исследовательские и популярные работы
Вопросы/комментарии
Лента: Политика
Лента: Религия
Лента: Общество
Темы лент
Библиотека
Музыка
Видеоматериалы
Фото-галерея
Живопись
Ссылки

Лента: Вопросы и комментарии

  << Пред   След >>

Неясные места в молитве "Отче наш"

1. Под влиянием вашего сайта появился иной взгляд на вещи, о содержании которых ранее не задумывался. Возьмем, например, главную христианскую молитву "Отче наш". В рамках данной нам Даниилом Андреевым сути устройства мира имеет ли смысл обращаться с такими просьбами к Богу, который не создает материальные миры и в нашем слое ни кому ни чего не может ни дать, ни простить, ни от чего избавить? В конце молитвы есть такие слова "и не введи нас в искушение...". С точки зрения современного русского языка такая просьба к Богу выглядит совсем странной.

2. Написал первый вопрос и самому стало страшно. Если даже главная христианская молитва требует переосмысления и нового толкования, то как же быть со всей апологетикой, да и богословием в целом? Нет ли тут несвоевременного подрыва основ духовности? Мир и так катится в сладко-жуткую развлекательно-развратную пропасть.



Ответ

Неверно, что Бог вообще не может дать, простить, избавить. Во всём, что означают эти слова, Бог конечно же участвует посредством духовной помощи тем существам, которые осуществляют непосредственные действия, включая даже и творение миров (к чему, впрочем, молитва отношения не имеет). Если не вдаваться в детали, то очень даже правильно обращаться к Богу, имея в виду и Бога, и все богосотворческие Провиденциальные силы. Просто не надо считать последние за "ничто", за каких-то "служебных духов". В Ветхом Завете, например, обычно являлся и говорил не сам Бог, а "Ангел Господень", причём говорил в первом лице, как Бог (Быт 16:10, Чис 22:32 и масса других примеров). Система Псевдо-Дионисия Ареопагита по своей сути предполагает иерархическое нисхождение любого действия с божественных высот в материальный мир. Разница только в том, что Д.Андреев видит в Провиденциальных силах свободно со-творящих Богу существ, а не безликих подчинённых-исполнителей, которых у действительно благого Бога быть не может.

Разумеется, Бога не нужно "упрашивать" содействовать всему благому в мире. Молитва не собственно Богу нужна, но она способствует синергии людей и Провиденциальных действий, имеющих высшим источником благодать от Бога.

В отношении молитвы "Отче наш" следует иметь в виду, что в выражении "хлеб насущный" второе слово оказывается "калькой" с греческого и тот смысл, который мы в него вкладываем, является далеко не очевидной интерпретацией. Смысл же греческого слова epioysios неоднозначен. Случаев употребления этого слова в греческой литературе найдено не было, и есть только один папирус, где оно использовано в списке покупок. oysia переводится как "сущность", в том числе в философском смысле, а "epi-" приставка аналогичная нашей "над-" или "на-". Так или иначе, но в молитве, вероятно, имеется в виду хлеб в символической связи с "хлебом причастия". Если же иметь в виду богословие Иоаннова Евангелия, то этот хлеб и вовсе можно понимать глубоко "духовно":

Ин 6:35 Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда.

В контексте Розы Мира духовное понимание можно соединить с материальным – в том плане, что Бог непосредственно животворит материальное мироздание, которое и символизуется хлебом в причастии.

Не следует думать, будто бы в христианской традиции, и даже в отдельных конкретных конфессиях, существует какое-то общепринятое толкование слов о "хлебе насущном". Возможная связь с символикой причастия и словами Евангелия от Иоанна делает делает вопрос толкования довольно неопределённым. С другой стороны, нельзя игнорировать исторического контекста, и Христос его игнорировать тоже не мог: молитва предназначалась иудеям I века, и должна была быть понятной и близкой им.

Что касается "не введи нас во искушение" – это место является очень большой проблемой и для ортодоксального богословия (тема неоднократно поднималась на христианских форумах). Не только потому, что считать Бога источником зла нехорошо, но ещё и потому что есть прямо противоречащие слова из новозаветного послания:

Иак 1:13 В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого,
Иак 1:14 но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью;


Даже если эти строки написал не сам Иаков, "брат Господень" (в аутентичности данного послания в библеистике принято сомневаться), то автор всё равно жил в I веке и, конечно, хорошо знал основную молитву христиан. Мог ли он написать нечто напрямую противоречащее тому, что знал? Греческие слова, переводимые как "искушение" в обоих случаях те же самые, однокоренные.

Возможно, здесь имеет место искажение под влиянием той стороны иудаистических представлений, где Бога склонны были полагать источником света и тьмы, добра и зла (Ис 45:7). На самом деле, то что текст молитвы "Отче наш" существовал в разных вариантах видно уже из того, что он различается в Евангелиях от Матфея и от Луки. В научных критических изданиях можно увидеть, что в наиболее древних рукописях Евангелия от Луки не было фразы "но избавь нас от Злого" (т.н. "лукавого", с артиклем). В Евангелии от Матфея обнаруживается поздняя вставка-славословие: "Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.".


Что касается мнимого "подрыва основ духовности", то в чём конкретно мог бы состоять этот подрыв? В призыве к этическому пониманию, к изживанию очевидных искажений и замутнений в религиозном сознании, и именно к этой самой духовности? Человек может задуматься над этими вещами на основе логики, порождаемой концепцией Д.Андреева только при условии, что он воспринимает всерьёз саму концепцию, её духовную и этическую суть. Следовательно, религиозное сознание не утрачивается, а возводится на более высокий, чистый, незамутнённый уровень (то что он более высокий – доказывается отдельно). Подрывается здесь в какой-то мере лишь догматика традиционного христианского богословия, и только при условии замены лучшим религиозным пониманием бытия и происходящих в мире процессов. Невозможно, чтобы этот вид аргументации подрывал чью-либо веру посредством обращения её в безверие.

Что касается противостояния духу века сего, то разве ортодоксальные конфессии к этому хоть сколько-нибудь способны? Современное русское православие, например, одобряет нынешнюю власть, которая по существу ведёт страну точно в ту же пропасть морального и культурного вырождения, куда движется и Запад. Б.Н.Ельцина, например, орденом наградили и отпевали с почестями, хотя среди рядовых верующих было возмущение по этому поводу. Католицизм в Европе находится в серьёзнейшем кризисе. Если что-то и смогло бы всему этому противостать, в том числе в социально-политическом плане, то только новое идейное течение в религии, с обновлённым духом и новой силой, способное давать новые ответы на все главные вопросы жизни.

 Тематики 
  1. Библеистика   (77)
  2. Богословие   (96)