Лента: Политика

• «Французскость» исчезает, её замещает некая балканизация анклавов, не общающихся друг с другом… не очень хороший рецепт.

• Чем больше французские элиты с их доходами и культурной ленью зарываются в свои анклавы, тем меньше вероятность того, что они поймут повседневный вклад провальной массовой иммиграции и политики мультикультурализма.

• Глобализованная «необуржуазная бобо-элита»* заполняют «новые цитадели» — как в средневековой Франции — и массово голосует за Макрона. Она развила «единственный способ говорить и думать… который позволяет правящим классам заместить реальность страны, повернутой жёсткому напряжению, на миф о добром и приветливом обществе».
— Кристоф Гилли, «Сумерки Элит», издательство Йельского университета, 2019 г.

«В отношении Франции образца 2019 года больше нельзя отрицать, что происходит стремительная и опасная трансформация, «великий переход», отметил основатель и президент института Жана-Жака Руссо Мишель Гурфинкель. Он оплакивает «гибель Франции, как самобытной страны или по крайней мере иудейско-христианской страны, какой она считалась ранее». Недавняя заглавная статья в еженедельной Le Point назвала это «великим сдвигом».

Переход или сдвиг, но дни Франции, какой мы её знали, уже сочтены: общество утратило культурный центр притяжения — прежний стиль жизни теряется и близок к «вымиранию». «Французскость» исчезает, её замещает своего рода балканизация анклавов, не общающихся друг с другом. Для страны, более всего подверженной исламскому фундаментализму и терроризму, это дурной показатель.

Французский сдвиг к тому же становится географическим. Теперь Франция оказывается расколотой на «гетто для богатых» и «гетто для бедных», судя по анализу электоральной карты крупнейшей французской газеты Le Monde. «В самом бедном секторе в 6 из десяти домохозяйств есть человек, родившийся за границей», отмечает Le Monde. Своего рода пропасть теперь разделяет периферию Франции — небольшие городки, пригороды и сельские районы — от глобализованных метрополисов «буржуазии». Чем более французские элиты с их доходами и культурной ленью закрываются в своих анклавах, тем менее вероятно, что они поймут повседневное влияние провальной массовой иммиграции и политики мультикультурализма.

Недавний европейский опрос отразил, что эти «две Франции не пересекаются и не общаются друг с другом», отметил Сильвен Крепон из Университета Тура, анализируя успех партии «Национальный Фронт» Марин Ле Пен на недавних выборах в Европейский парламент. Ле Пен и президент Эммануэль Макрон, два победителя на выборах, общаются с совершенно разными социологическими группами. В пригородах Парижа — Ольне-су-Буа, Севран, Вильпент и Сен-Сен-Дени — крайне правый «Национальный Фронт» переживает бум. А в городах Ле Пен существенно отстаёт, она стала пятой в Париже, третьей в Лилле, четвёртой в Лионе. По словам Крепона:

«Эти города будут защищены от избрания «Национального Фронта» своей социологической структурой. Они доверяют популистским разговорам, которые стали диагнозом разъединённой элиты. Это мнение поддерживает мысль о социологическом разломе, что не так уж неверно».

На одной стороне этого разлома такие города, как Дре, который Valeurs Actuelles назвал «городом, ставшим прообразом завтрашней Франции»:

«С одной стороны, королевский город со следами истории, верящий, что всё меняется, с другой стороны, города, пропитанные наркоторговлей и исламом. Буржуазия городского центра голосует за Марона, а «маленькие белые» за Ле Пен».

С другой стороны, есть Париж.

«Все метрополисы мира испытывают одну и ту же судьбу. Именно здесь протекают потоки богатства, и здесь существует альянс между «победителями глобализации» и их «слугами», иммигрантами, которые пришли служить своим новым хозяевам мира, заботиться об их детях, разносить пиццу или работать в ресторанах», пишет известный социальный комментатор Эрик Земмур в Ле Фигаро. Впредь, как он пишет, «Париж это глобальный город, а не французский город».

Глобализованная «необуржуазная бобо-элита», по словам одного из наиболее уважаемых во Франции авторов Кристофа Гилли, заполняет «новые цитадели» — как в средневековой Франции — и массово голосует за Макрона. Она развили «единый способ говорить и думать… который позволяет господствующим классам заместить реальность страны, повернутой жёскому напряжению, на миф о добром и приветливом обществе». Некоторые французские СМИ критикую Гилли за рассмотрение этой реальности.

Недавнее движение «жёлтых жилетов» — демонстранты месяцами протестуют каждую субботу в Париже против реформ президента Макрона — это символ раскола между рабочим классом и облагороженными прогрессивистами.

По словам Гилли, это «социальный и культурный шок». Этот шок, по словам французского философа Алана Финкелькраута, состоит из «уродства периферийной Франции и его влияния на конкретные жизни, горечи рабочих классов, которые утратили не только уровень жизни, но и культурную связь». Во Франции теперь вездесущее ощущение «лишения права владения».

Партия Марин Ле Пен победила на избирательных участках, числом в два раза большихтех, что проголосовали за Макрона. Ле Пен выиграла в депрессивных и деиндустриализованных районах северной, центрально-южной и восточной Франции, которые породили движение «жёлтых жилетов».

С момента переезда во Францию в 2002 года я наблюдал страну, завершающую культурную революцию» недавно писал Симон Купер в Financial Times.

«Католицизм почти вымер (только 6% французов сегодня регулярно помещают мессу), хотя и не так, как его давний соперник по «церкви», коммунизм. Численность небелого населения продолжает расти».

Макрон, как объясняет Купер, стал символом «нового индивидуалистического глобализованного нерелигиозного общества».

Бегство Франции от католицизма настолько очевидно, что в новой книге «Французский архипелаг: рождение разнородной и разделённой нации» (L'archipel français: Naissance d'une nation multiple et divisée) Жером Фурке описал культурный крах французского общества, как «эру пост-христианства»: замена французским обществом католической матрицы почти полностью завершилась. Сегодня страна, как утверждает Фурке, собственными руками воплощает де-христианизацию. И на горизонте лишь одна сильная замена. Сегодня, по данным нового научного исследования, среди молодежи 18-20 лет во Франции мусульман уже столько же, сколько и католиков, а мусульмане представляют лишь 13% населения больших городов Франции, более чем вдвое больше, чем по всей стране.

Иногда мусульманские чувства солидарности сообщества, по-видимому, пользуются преимуществом подобной фрагментации, создавая свои собственные «гетто шария».Доклад Института Монтена «Исламистская фабрика», подробно раскрыл радикализацию французского мусульманского сообщества. Вместо интеграции, ассимиляции и европеизации, мусульманские экстремисты во Франции стремятся к мультикультурализму, разделению и расколу. Анклавы иммигрантов на окраинах французских городов, утверждает Жиль Кепел в своей книге «Излом» (La Fracture), провоцирует «разрыв в ценностях с французским обществом и желание его подчинить». «Люди не хотят жить вместе», говорит бывший министр внутренних дел Франции Жерар Колом в комментариях в журнале Valeurs Actuelles.

Этот «разлом» был ещё раз отмечен в той же публикации: «четверо из десяти мальчиков в Сена-Сен-Дени имеют арабо-мусульманские имена». Проводящий опросы Жером Фурке в новом исследовании выявил, что «18% новорождённых во Франции имеют арабо-мусульманские имена».

«Великий сдвиг» Франции идёт полным ходом. Как недавно писал Алан Финкелькраут,

«Пожар Нотр-Дам не был ни нападением, ни случайностью, это была попытка самоубийства».


Джулио Меотти (Giulio Meotti)
Источник: "ПолиСМИ"
Оригинал публикации: "The Suicide of France "

Примечание:

* — К примеру, в США дух необуржуазной бобо-элиты лучше всего воплотила администрация Клинтона и сама чета Клинтон. Оба — типичные бэби-бумеры с типичной биографией этого поколения: в 1960-е — участие в антивоенном движении, лёгкие наркотики, беспорядочные связи с особями обоего пола; в 1980-е — политическая карьера, фьючерсные сделки.