Лента: Политика

Почему «порядок, основанной на правилах» ведет к недоверию

Резюме: Когда Россия говорит, что отстаивает порядок, основанный на правилах, имеется в виду применение одинаковых правил ко всем. Все государства суверенны и равны. Когда Запад говорит о поддержке порядка, основанного на правилах, подразумевается, что эти правила устанавливает он сам и где он подобен полицейскому, а его враги – преступникам.

Пытаясь разрешить нынешние противоречия между Россией и Западом, мы прежде должны определить, в чем состоит основная проблема. Для многих жителей западных стран она коренится в русской агрессии, диктаторской природе российского режима и даже в демонической личности Владимира Путина. Для большого числа россиян источник расхождений – гегемония США и двойные стандарты Запада. Склонность видеть причины конфликта в злонамеренной природе противника довольно распространена, но исследователи международных отношений давно поняли, что чаще всего он порожден не агрессией той или иной стороны, а взаимным непониманием и заблуждениями. Одни и те же слова и понятия для разных людей означают разное.

Например, когда-то Россия и страны НАТО сошлись на том, что безопасность в Европе должна быть «неделимой». Не тут-то было. Ведь в России при этом решили, что альянс тем самым согласился: система европейской безопасности охватит всю Европу вместе с Россией, без блоковых разделений по географическому принципу. В НАТО же сочли, что Россия приняла понятие неделимости безопасности в том смысле, что она не будет дробиться на разные типы (военную, гуманитарную и пр.), и тем самым признала права человека неотъемлемой частью безопасности. Взаимное недопонимание привело к тому, что все дальнейшие переговоры неизменно заходили в тупик.

Сейчас и Россия, и страны Запада утверждают, что привержены международному порядку, основанному на правилах, и клеймят друг друга за его нарушение. Россию винят в аннексии Крыма и поддержке сепаратистов на Украине; Запад – во вторжении в Ирак, свержении Муаммара Каддафи и вооружении повстанцев в Сирии.
Стороны по-разному рассматривают порядок, основанный на правилах. С точки зрения России, есть нормы, обязательные для всех. На Западе считают, что правила различны для праведников и злодеев. Россия уличает Запад в двойных стандартах. В некотором смысле это обвинение обосновано, дело, однако, не только в лицемерии, но и в отличающихся представлениях о том, как устроены эти правила.

Одна из наиболее значимых попыток переписать правила международной системы за последние годы – идея «Обязанности защищать». В его основе – критерии западной теории справедливой войны. Последняя используется в данной статье как пример того, каким образом доводы, основанные на правах человека, ведут к переписыванию правил и порождает двойные стандарты. Россия рассматривает порядок, основанный на правилах, с точки зрения аргументации «от последствий». Запад же все больше склоняется к аргументам «от прав», основанным на асимметричном подходе.

Два основных понятия теории справедливой войны: (1) различие между jus in bello и jus ad bellum; (2) нравственное равенство солдат.

Первое из них означает правила, определяющие, можно ли вообще развязывать войну (jus ad bellum), и они полностью отличаются от правил того, что можно делать во время войны (jus in bello). Справедлива война или нет, правила едины для всех. Когда Германия напала на СССР, советские люди, согласно этой теории, были связаны теми же правилами, что и немцы, хотя именно на немцах лежала вся вина за развязывание войны. Как немцы не имели права убивать мирных жителей, так же это было запрещено и гражданам СССР. В правилах есть симметрия. Из этого следует, что отдельные солдаты не несут нравственной или юридической ответственности за войны, в которых сражаются (jus ad bellum), а отвечают лишь за собственное поведение на войне (in bello). Таким образом, солдаты с обеих сторон равны в нравственном отношении. Советский солдат имеет право стрелять в немецкого, но у того тоже есть право стрелять в советского солдата. Пока немец стреляет только в других солдат, он не нарушает каких-либо правил и не поступает безнравственно. Он может быть одновременно немецким солдатом и воином чести. То, что он сражается за неправое дело, не влияет на его личные нравственные достоинства. С другой стороны, то, что советский солдат сражается за правое дело, не позволяет ему делать все, что заблагорасудится. Он тоже должен стрелять только в солдат. Здесь мы опять наблюдаем симметрию в применении правил.

На то есть веские причины. Если правила асимметричны, а jus in bello зависит от jus ad bellum, и к справедливой стороне применяются другие правила, чем к несправедливой, то кто же определяет справедливую сторону? Все будут настаивать на своей праведности и требовать вытекающих из этого дополнительных прав, отказывая в любых правах противнику. Так исчезнут взаимоуважение и представление о паритете и взаимности; не будет никакого резона следовать правилам. Тяжкий опыт показал, что обе стороны нужно рассматривать как равные, так как иначе невозможно заставить их придерживаться правил. Так что, по сути, традиционная система построена на аргументе «от последствий»: мы создали симметричные правила, потому что правовая асимметрия привела бы к ужасным последствиям.

Теория справедливой войны, разумеется, куда сложнее простой аргументации «от последствий». Ее вообще нельзя назвать внятной и последовательной теорией. Это мешанина из разных этических систем, наслоившихся друг на друга за столетия. Там есть кусочек христианского богословия, немножко деонтологических аргументов, чуть-чуть доводов «от последствий», немного этики, основанной на правах, немного этики, основанной на добродетели и т.п. Это отражает тот факт, что теория пытается регулировать сложнейшее явление, не укладывающееся в какую-либо отдельно взятую этическую систему.

По крайней мере, так это выглядело раньше. В последние десятилетия теория справедливой войны все чаще подвергается пересмотру на единственной основе – прав человека. Философы взяли права человеческого индивида за точку отсчета, а потом с чистого листа рассмотрели правила войны, чтобы понять, как их нужно формулировать с точки зрения прав человека. В результате философов занесло в очень странные края.

Крупнейший из них – Джефф Макмэхан (Jeff McMahan) из Ратгерского университета, автор важной книги «Убийство на войне» (Killing in War). Намерения у Макмэхана самые благие. Он хочет переосмыслить этику войны так, чтобы сделать последнюю невозможной. По его словам, войны происходят оттого, что люди верят в разделение jus ad bellum и jus in bello, а также в нравственное равенство солдат. В результате они не задумываются о праведности войн, в которых участвуют, и не отказываются участвовать в несправедливых войнах. Опираясь на концепцию прав человека, Макмэхнн предлагает уничтожить различия между ad bellum и in bello и представление о нравственном равенстве комбатантов.

Он задается вопросом: почему людям разрешено убивать друг друга на войне? С точки зрения прав человека, право на жизнь универсально, оно есть у всех. Таким образом, единственное оправдание убийства – то, что убитые сами себя лишили этого права. Что же они сделали? Обычный ответ – причинили вред другим, если не сами по себе, то как часть огромного механизма. Причиняя вред, они отрекаются от права на жизнь, стало быть, их можно убивать. Макмэхан утверждает – это нонсенс. Если я ударил вас ни за что, а вы меня ударили в ответ, вы тем самым не отказались от права на то, чтобы я вас больше не бил. Ровно так же, если вооруженный полицейский стреляет в вооруженного преступника, он не отрекается от права не быть застреленным из оружия преступника. Все потому, что полицейский служит правому делу, а преступник – неправому. Права справедливых не равны правам несправедливых, т.е. существует асимметрия прав. Следовательно, jus in bello на самом деле зависит от jus ad bellum, а морального равенства воюющих сторон не существует. Если я немецкий солдат, а вы – советский, то, если вы в меня стреляете, у меня нет права стрелять в вас.

Развивая этот аргумент, Макмэхан утверждает, что неправая сторона отказывается от большинства своих прав. Ей даже нельзя стрелять в солдат противника, потому что те не сделали ничего, чтобы утратить свое право на жизнь. В результате все солдаты неправой стороны не более, чем обычные убийцы. В то же время у справедливой стороны появляются новые права. За линией фронта у неприятеля есть множество людей, включая мирных жителей, работающих на предприятиях и в учреждениях, связанных с военным делом, и тем самым соучаствующих в несправедливости. По Макмэхану, правая сторона для защиты своих жизней имеет право нападать на таких мирных жителей, поступающих неправедно. Разница между солдатами и мирными жителями стороны противника тем самым растворяется. Все они – законные цели. Если раньше была ситуация, когда права обеих сторон пребывали в равновесии, то теперь права одной пошли под гору, а другой – в гору.

Это не просто философские рассуждения, такое в действительности произошло во время американской войны с террором. Когда американцы вторглись в Афганистан, с захваченными в плен талибами поступали не как с военнопленными, а как с преступниками. Возьмем случай Омара Хадра. Ему было 15 лет, когда он, как утверждается, бросил гранату в солдата США и убил его. Это случилось в разгар боя. По традиционным представлениям о нравственном равенстве солдат, у Хадра было полное право бросить гранату, когда американцы напали на его родной дом. Но ему вынесли приговор за убийство. По новому американскому толкованию права, у несправедливой стороны нет права отстреливаться. Чтобы проиллюстрировать то, к чему это приводит, приведем еще один пример из Второй мировой войны. По логике Макмэхана, основанной на правах человека, экипаж британского самолета, бомбивший немецкий город, поступал справедливо, а пилот немецкого ночного истребителя, пытавшийся сбить этот бомбардировщик, – наоборот. И все это – вопреки факту, что от действий экипажа бомбардировщика гибли мирные жители, а ночной истребитель защищал их и стрелял исключительно в вооруженного противника.

Итак, можно увидеть, куда все это ведет. Когда мы перестаем рассматривать явления в свете их последствий, отбрасываем сложную исторически сложившуюся смесь этических систем и все сводим исключительно к правам человека, то мы неизбежно приходим к тому, что двойные стандарты не только допустимы, но и единственно верны. Само наличие двойных стандартов не означает, что система не основана на правилах: ведь она разделяет людей на две разные категории и применяет к ним разные нормы.

Это действует не только в отношении индивидов, но и в отношении государств. Брайан Оренд, профессор этики канадского Университета Ватерлоо, автор нескольких книг о военной этике, включая «Нравственность войны» (The Morality of War), изучает этот предмет через призму прав человека. Оренд утверждает: основные, центральные права человека действительны повсеместно. Ими наделены все на свете. Он благоразумно ограничивает число этих прав (например, право на жизнь), но при этом упорно настаивает на их универсальности. Согласно Оренду, государство, не защищающее эти права, или же, в его определении, не являющееся «минимально справедливым», лишено суверенитета. Суверенитет исходит от людей, у государств его не бывает. У государств нет прав, а у людей есть. Государство, не являющееся «минимально справедливым», лишено и суверенитета. Оренд прямым текстом заявляет: государство, где нет «минимальной справедливости», не имеет права не подвергаться нападению. Следуя этой логике, Оренд одобряет войну в Ираке. Режим Саддама Хусейна был лишен «минимальной справедливости». Следовательно, вторжение в Ирак не было ни безнравственным, ни преступным, потому что иракский режим не обладал суверенитетом, а значит, представлял собой законную добычу.

На несправедливое государство не только можно нападать, у него к тому же еще и нет права обороняться. Дэвид Родин из Оксфордского университета приводит еще более радикальные аргументы, утверждая, что вообще ни у одного государства нет права на самооборону. Он основывает свой довод на концепции прав человека, однако его предложение неосуществимо на практике. Ни одно государство мира никогда с этим не согласится. Этот пример показывает, до какого абсурда может доходить аргументация от прав человека, хотя сама по себе она не так уж плоха. На самом деле она даже очень хороша, если исходить из посылки, что этика полностью основана на правах человека, и потому нужно отбросить все выводы, полученные за столетия практического опыта. Это нечто вроде живописи Клода Моне, только наоборот. Если близко подойти к картине Моне, на ней ничего не видно, а если отойти, понимаешь, что это мост Ватерлоо в тумане. Здесь то же самое, только наизнанку: вблизи идея кажется совершенно логичной, а аргументация безупречной; но стоит отойти, и становится ясно, что это бред.

Взгляд на права человека как источник этических аргументов широко распространен на Западе. Фактически он отбрасывает правила, одинаковые для всех, и заменяет их ассиметричной системой, в которой представления о справедливом и несправедливом определяют, какие правила к кому применяются. Америке позволяется поддерживать сирийских повстанцев, потому что режим Башара Асада не является минимально справедливым и тем самым лишен права не подвергаться нападению; а так как США – государство справедливое, ему разрешается выступать в роли мирового жандарма. Но помощь сирийскому правительству со стороны России – это плохо, потому что оказывается несправедливому государству, попирающему права человека. Если русские бомбы убивают мирных жителей в Алеппо – это плохо, поскольку идет на пользу неправому делу. Но когда американские бомбы убивают мирных жителей Мосула – это, конечно, прискорбно, но приемлемо, потому что совершается за правое дело. То, что кажется двойным стандартом, – на самом деле логичное и, возможно, неизбежное следствие того, что нравственные суждения основываются исключительно на правах человека.

Это порождает множество проблем. Вот одна из них – те, кого зачислили в категорию неправедных, вполне очевидно будут возражать против этого. Это усиливает противоречия между Россией и Западом, потому что русские по большей части едва ли придерживаются мышления «от прав человека». Подход России по-прежнему более традиционен, в русле логики «от последствий». В результате у нас два действующих лица, утверждающих, что хотят одного и того же, но подразумевающих очень разные вещи. Когда Россия говорит, что отстаивает порядок, основанный на правилах, имеется в виду применение одинаковых правил ко всем. Все государства суверенны и равны. Когда Запад говорит о поддержке порядка, основанного на правилах, подразумевается, что эти правила устанавливает он сам и где он подобен полицейскому, а его враги – преступникам. А как заметил Макмэхан, полицейским можно стрелять в преступников, а наоборот – нельзя. Соответственно, западный порядок, основанный на правилах, изначально несправедлив.

До сих пор эта статья была сосредоточена на недостатках аргументации «от прав человека», но нужно отметить, что проблемы есть и у доводов «от правил». Правила, установленные на основании представлений о последствиях, могут казаться крайне бесчувственным. Ради их соблюдения нужно игнорировать несправедливость. Одна из причин, по которой права человека занимают такое огромное место в западном мышлении последних двух десятилетий, коренится в том, что после геноцида в Руанде и войны в Югославии многие интеллектуалы почувствовали: невозможно сидеть сложа руки, даже если правила международной системы запрещают вмешиваться. Они стали требовать изменить правила. Следовательно, суть это статьи – не в том, чтобы ставить одну точку зрения на международные события выше другой или тыкать пальцем в ту или иную сторону, назначая ее виновной за плачевное состояние отношений России и Запада. Ее цель – определить проблему, а проблема – в том, что существуют разные толкования того, чем должна быть система, основанная на правилах. Это приводит к недопониманию и взаимному недоверию. Если мы хотим улучшить отношения, это недопонимание нужно преодолеть и найти общее для всех толкование правил.

К этому есть всего три возможных пути:

1) Россия полностью принимает западный образ мышления и отбрасывает свой собственный, что маловероятно.

2) Запад отказывается от своего образа мышления и полностью принимает свойственный России, что совершенно точно нереализуемо. Или же

3) находится возможность как-то примирить оба взгляда, синтезировать их так, что будут удовлетворены обе стороны. Неясно, реализуемо ли это в принципе, но это решение наших проблем представляется более притягательным, чем 1) или 2). Итак, мы пока что не нашли способа разрешить наши трудности, но хотя бы определили задачу для философов и политологов. От ее успешного решения будет зависеть многое.


Пол Робинсон – профессор государственного управления и международных отношений факультета социальных наук Университета Оттавы.
Источник: "Россия в глобальной политике "