Лента: Политика

В завершающемся 2007 году эксперты довольно часто отмечали появление «шероховатостей» в российско-индийских отношениях, которые, в частности, обнаружились в ходе блиц-визита в Москву премьер-министра Манмохана Сингха 11-12 ноября. И в Индии, и в России стали высказываться предположения о возможных переменах в отношениях «идеальных стратегических партнеров». Надо признать, такого рода опасения не совсем беспочвенны, и прогнозы на неблагоприятное развитие двусторонних связей не лишены определенных оснований.(1)

Причины таких перемен в российско-индийских отношениях, на мой взгляд, можно изложить следующим образом.

Первое: распад Советского Союза, объективно породивший негативные геополитические тенденции (развязывание Соединенными Штатами войн на Балканах и на Ближнем Востоке; усиление активности сил политического ислама, в частности, в Центральной Азии), вынудил Индию в одиночку преодолевать последствия разрушения биполярного мира и сформировал в индийском общественном мнении политико-психологический стереотип «Россия нас бросила».

Второе: начавшись практически одновременно, в конце 1991 года, индийские и российские социально-экономические преобразования были направлены по расходящимся траекториям. Если в Индии реформы были сориентированы на модернизацию и диверсификацию экономики, то в нашей стране логика политического выбора «модели» преобразований имела объективным следствием деиндустриализацию хозяйства и «традиционализацию» форм занятости населения (гипертрофия сфер торговли и посреднических услуг, блокирование поступательного развития новых технологических укладов и т.д.). Неизбежным результатом рассогласования алгоритмов преобразований стало снижение заинтересованности индийской экономики в развитии кооперационных связей с нашей страной.

Третье: отсутствие в постсоветской России ориентированной на долгосрочную перспективу, опирающейся на стратегическое целеполагание «восточной политики» имело следствием маргинализацию РФ в глазах политических элит ведущих азиатских государств. В Азии наша страна, увы, воспринимается как «команда» второй лиги мировой политики.

Неблагоприятное влияние на двусторонние отношения начинают оказывать и некоторые внутренние факторы индийской политики. Силы, добивающиеся понижения статуса российско-индийских отношений, хорошо организованы; они эффективно используют специфическое распределение обязанностей, сложившееся в политическом истэблишменте в Дели, прежде всего – поглощенность премьер-министра Манмохана Сингха проблемами экономического развития и сосредоточенность Сони Ганди на воссоздании жизнеспособного Индийского национального конгресса. Скептицизм в отношении перспектив развития российско-индийских отношений в настоящее время демонстрируют как верхний слой частнокорпоративного сектора Индии, так и «вестернизированные» сегменты индийского среднего класса. Активным проводником соответствующих идейных принципов выступает индийская община в США.

Геополитические возможности страны во многом определяются ее экономическим потенциалом, который в России был подорван постсоветскими «рыночными» новациями. Сейчас объем индийско-американских внешнеэкономических связей (более 30 млрд. долл. в годовом исчислении) делает Индию весьма восприимчивой к американской геополитической аргументации. А эта аргументация имплицитно содержит страхи Америки в отношении «непознаваемого» и быстро развивающегося Китая. Исключив фактически Россию из своих геополитических выкладок, индийские сторонники сближения с Америкой задают индийскому общественному мнению простой и требующий однозначной реакции вопрос: какое будущее мироустройство вам по душе – то, которое определяется технологическим превосходством Америки над остальным человечеством, или миропорядок, регулируемый экономической и военно-политической мощью Китая?

Геополитические расчеты с учетом «индийского фактора» становятся в Вашингтоне все более популярными.

Так, один из потенциальных кандидатов от Республиканской партии США на президентских выборах 2008 года Джон Маккейн (сенатор от штата Аризона) делает особый упор на том, что центр мировой экономики и международных отношений перемещается из Северо-Атлантического ареала в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР), где Индии уготована первостепенная роль. «Как президент, – заявляет Маккейн, – я буду стремиться институционализировать новое четырехстороннее партнерство безопасности четырех главных азиатско-тихоокеанских демократий – Австралии, Индии, Японии и США»(2).

Еще более развернутая характеристика роли Индии в американской внешнеполитической стратегии предлагается в «президентском кредо» одного из ведущих кандидатов-демократов Хилари Клинтон. Вот что она, в частности, пишет: «В Азии Индия [для нас] обладает особой значимостью и как поднимающаяся мировая держава, и как наиболее населенная демократия в мире. …Я признаю огромные возможности, предоставляемые геополитическим восхождением Индии, и считаю необходимым усилить роль этой страны в региональных и международных институтах, например, в ООН. Мы должны изыскать дополнительные возможности для кооперации Австралии, Индии, Японии и США в делах взаимного интереса, включая противодействие терроризму, сотрудничество в области глобального контроля над изменениями климата, охрану поставок энергоносителей (курсив мой – А.В.) и углубление процессов мирового экономического развития»(3).

Таким образом, кто бы ни победил на президентских выборах в США в 2008 году, демократы или республиканцы, в американской политической элите уже сложился консенсус в отношении высокой оценки роли Индии в мире и желательности включения этой страны в проектируемую Вашингтоном систему союзов в Азиатско-Тихоокеанском регионе ("восточное НАТО"). А есть ли конкурентоспособное, стратегически осмысленное представление о новой роли Индии в мире у Москвы? Наши индийские партнеры в этом сомневаются. Да и российские профессиональные индологи не рискнут сейчас ответить на этот вопрос утвердительно. Возможно, отсутствие четких, понятных стратегических ориентиров у одной из сторон и является одной из главных причин нынешних «шероховатостей» в двусторонних отношениях.

Нынешнему непростому состоянию российско-индийских отношений мы можем предложить довольно простое объяснение: в последние годы происходит непрекращающийся «дрейф» Индии в сторону Запада. Данный процесс уже набрал солидную инерцию движения, и этому способствует память об истории двусторонних отношений в 90-е годы, и по сей день негативно влияющая на общественной мнение Индии. Бремя былых проблем – это и разрыв под давлением Вашингтон «криогенной сделки» с Индией, на который пошло ельцинское руководство; и демонстративное понижение роли Индии в иерархии геополитических приоритетов РФ; и начавшаяся тогда же стагнация внешнеэкономических связей, подорвавшая позиции огромного массива средних и мелких индийских предпринимателей, работавших на российский рынок, и т.д. Теперь мы пожинаем плоды того, что с полным основанием можно назвать провинциальным (подчеркну: провинциально западническим) образом мышления российской элиты 90-х годов.

Может быть, «временные трудности» в отношениях с давним союзником – Индией подвигнут, наконец, российскую элиту всерьез заняться концептуальной разработкой стратегии внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности России на Востоке, который мы непредусмотрительно и так опрометчиво покинули в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века? Здесь есть над чем подумать. Во всяком случае, системное видение Востока как активно развивающейся части мирового пространства могло бы позволить нам лучше представить новую Индию, правильно «вписать» эту страну в будущую внешнеполитическую стратегию России.

Одним из элементов отношений с «идеальным стратегическим партнером» является двустороннее сотрудничество в сфере ядерной энергетики, а также – отношение России к режиму ядерного нераспространения и к возможному изменению его конфигурации. Последняя тенденция, как известно, получила сильный импульс после бомбардировок Югославии весной-летом 1999 года: военная акция НАТО на Балканах сделала привлекательной позицию Индии, согласно которой наличие ядерного оружия есть необходимое средство сдерживания военно-политической экспансии. Превращение некоторых «пороговых» государств в ядерные государства де факто породило дискуссии о необходимости расширения состава «ядерного клуба» как вынужденно-необходимой меры по нераспространению оружия массового уничтожения. Так называемое американо-индийское "ядерное соглашение" может фактически легализовать ядерный статус Индии. В этих условиях отказ другим странам в праве на овладение энергией атома становится все более уязвимым и с логической, и с международно-правовой точек зрения. К сожалению, отношение российской дипломатии к перспективам расширения «ядерного клуба» остается не проясненным.

Новому российскому политическому руководству, которое будет формироваться в конце 2007-го – начале 2008 года, следовало бы внимательнее присмотреться к идее «государства критической массы (power of critical margin)», которую корифей западной политической мысли Уолт Ростоу в свое время предложил американскому внешнеполитическому истэблишменту. Смысл этой идеи состоит в том, чтобы теоретически моделировать в государственной стратегии перспективные макро-тенденции в развитии человечества и обращать их на пользу собственной стране (не навязывая при этом свою волю остальному миру).


_________________________
1 – Володин А. Индия – Россия – Китай в свободной геометрии мировой политики. – «Апология», №9, 2006, с.28-43.

2 Foreign Affairs, November-December 2007 (www.foreignaffairs.org).

3 Там же.

Источник:"Фонд Стратегической Культуры "