Лента: Политика

Борис Межуев, руководитель международного отдела журнала «Смысл»

Недавние события в Грузии совпали с двумя годовщинами — 90-летием Октябрьской революции в России и 4-летием речи президента Джорджа Буша о начале «глобальной демократической революции», давшей своего рода идеологическую отмашку серии «цветных революций» на пространстве СНГ и за его пределами. В связи с этим было бы уместно вспомнить о недавней истории самого термина «революция», который с определенного момента стал использоваться для обозначения современных событий.

В 1990-е, сразу после падения Берлинской стены, а впоследствии и краха СССР, о слове «революция» стали забывать. Рыночные реформаторы типа Егора Гайдара, в принципе, были готовы назвать этим термином либеральные преобразования в бывших странах социализма, однако это обозначение весьма неохотно использовали коллеги и единомышленники отца «шоковой терапии» — особенно после 1993 года, когда их экономический курс явно утратил общественную поддержку. Либералы с этого времени стали испытывать все больше симпатии к слову «консерватизм» и все меньше — к понятию «демократия». Надо сказать, что и Запад в то время не проявлял особого рвения в борьбе за «демократизацию» России, будучи вполне удовлетворенным фактом отказа от социализма и рыночной трансформацией народного хозяйства.

В то же время, революция как будто сошла на нет и на самом Западе. Шестидесятники, казалось, уже окончательно выродились в восьмидесятников, а бывшие «дети цветов», по завету одного из их прежних гуру — скончавшегося в 1996 г. Тимоти Лири, ушли в виртуальные компьютерные миры, оставив общество на попечение «невидимой руки свободного рынка». Мир будто уснул под аккомпанемент разговоров о «конце истории».

Слово «революция» вернулось в лексикон политологов в 2003 г. Тогда, в период подготовки войны в Ираке, еще до начала боевых действий весь мир как будто вышел из оцепенения 1990-х и объединился в протесте против возникающей на глазах «новой империи». Я тогда написал в одной из статей, что мы присутствуем не при возникновении «нового мирового порядка», а при его разрушении. Иными словами, «мировая революция» делает новый свой виток, и едва ли США (как характеризовал эту страну британский историк Найл Фергюсон — «империя, отказывающаяся быть империей») окажутся способны с этими силами совладать.

Спустя три года дискуссии о крахе мирового порядка, об упадке американского могущества, о дифференциации мировой системы станут общим местом, но в то время рассуждения о «мировой революции», революции против мировой гегемонии звучали довольно неожиданно.

Впрочем, вскоре выяснилось, что отцы-основатели того политического течения, представители которого особенно рьяно ратовали за насильственную «демократизацию» Ирака, так называемые неоконсерваторы — бывшие троцкисты, и возникло предположение, что политика США в настоящий момент есть реализация идей Троцкого относительно необходимости «перманентной революции». Термин «мировая революция» вновь стал модным, причем его с большей охотой стали употреблять не столько противники американской гегемонии, сколько ее ревностные адепты. Предполагалось, что главной революционной силой современности являются как раз США и те ориентирующиеся на них силы, которые революционным путем подталкивают свои режимы к демократическим реформам.

Америка, вообще говоря, уже не впервые в истории попыталась оседлать революционную волну для реализации своих собственных политических целей. Первая «цветная революция» — молодежный бунт в Париже 1968 г., возможно, и без всякого закулисного участия американцев привела в конце концов к удалению с политической сцены основного оппонента США в Европе — президента Шарля де Голля. Грузинская же «революция роз» недвусмысленно отсылала к событию, явившемуся спусковым крючком так называемой «третьей волны» демократизации — «революции гвоздик» в Португалии 1974 г., когда рухнула диктатура наследников диктатора Салазара.

Собственно, только после этой революции, с момента прихода к власти в США демократической администрации Дж. Картера, Штаты рискнули выбрать для себя новый имидж — не консервативного «сдерживателя» революционных процессов в мире, но их инициатора и лидера. До Картера американское участие в мировых делах ассоциировалось с целой чередой авторитарных переворотов разной степени кровавости, совершенных ставленниками Америки: Дьема — в Южном Вьетнаме, Лон Нола — в Камбодже, Сухарто — в Индонезии, Пиночета — в Чили и «черных полковников» — в Греции. От США не исходило ничего особо демократического. Эпоха Картера резко все изменила: американцы обратились к миру своей как бы привлекательной, демократически-революционной стороной. Да, потом, после Иранской революции 1979 г., Картера будет обвинять за это вся консервативная общественность США. Тем не менее, едва ли без усилий этого человека оказалось бы возможным распространение «третьей волны» демократизации на социалистический лагерь, а значит — и победа США в холодной войне.

В 2003 г. американцы в очередной раз попытались возглавить «мировую революцию»: протест против глобальной гегемонии они попытались перевести в борьбу против гегемонии региональной. Революции начали совершаться в странах, которые испытывали прессинг со стороны своих более могущественных соседей: Украина и Грузия — со стороны России, Ливан — со стороны Сирии, Бирма — со стороны Китая. В какой-то момент, на пике успеха «революции роз», один из неоконсерваторов Майкл Ледин воскликнул: «Нет более драматического доказательства смерти левых, чем тот факт, что их главная мечта – глобальная демократическая революция – перешла в руки тех, кто называет себя консерваторами».

Впрочем, последствия этой демократической волны для самой Америки оказались более чем катастрофическими. Ливан был ввергнут в пучину новой войны с Израилем, после чего в этой стране значительно усилила свои позиции движение «Хизбалла», на свободных выборах в Палестинской автономии одержал победу резко враждебный Израилю ХАМАС. В Узбекистане и Бирме выступления оппозиции были подавлены авторитарным режимом, причем это привело к обострению отношений властей с американцами. Страх перед революцией и ее заокеанскими вдохновителями привел к реализации самого страшного для геополитиков США кошмаров — военному сближению двух евразийских гигантов: России и Китая. Эмансипация иракских курдов после краха режима Хуссейна вызвала дипломатические осложнения в отношениях США с Турцией — прежде наиболее верным союзником американцев в Передней Азии.

Вдобавок, даже удачные «цветные революции» в Украине и Грузии не привели к установлению стабильного демократического режима, который мог бы служить образцом и примером для остального мира. Иными словами, попытка второй раз «войти в ту же воду» для США оказалась совершенно несостоятельной: объективно консервативную роль этой державы в современном миропорядке оказалось невозможно прикрыть «неореволюционным» пиаром.

Кто же в результате оказался в выигрыше от тех «революционных процессов», которые стартовали в 2003 г.? Разумеется, отнюдь не демократия — ни в левом антиглоабалистском, ни в правом неоконсервативном ее понимании. Очередной виток «мировой революции» привел на сегодняшний день к укреплению региональных центров силы, каждый из которых — в предчувствии окончательного распада американоцентричного миропорядка — теперь предпочитает обустраиваться на свой страх и риск.

И, вне всякого сомнения, одним из таких центров силы с претензией на региональную гегемонию является Россия. Чем бы ни завершились политические перипетии в Грузии, ясно одно: несмотря ни на какие усилия и ухищрения ее нынешнего президента, эта республика обречена вновь оказаться под российской опекой. Ни ЕС, ни НАТО не станут тратить свои силы и ресурсы на спасение «демократического режима», который ввиду экономических и внутриполитических проблем рано или поздно окажется обречен на использование жестких диктаторских методов. Причем чем менее Россия будет наступать на Грузию и продолжать занимать здесь позицию сохранения статус-кво, тем более проблематичной окажется судьба всякого старого или нового грузинского руководства, которое будет приходить к власти на волне обещаний окончательно решить проблему «непризнанных государств».

Грузии, так или иначе, придется идти на мировую с Россией — весь вопрос только в том, на что готова пойти Россия ради установления этого мира: какую формулу мира она окажется в состоянии предложить, каким образом окажется способна решить проблему непризнанных государств, не предавая народы, находящиеся под ее покровительством. Ибо следует помнить о том, что в революции побеждает не тот, кто нашел более эффективный способ разрушения «старого порядка», а тот, кто обнаружил и сумел хотя бы отчасти ввести в жизнь принцип строительства порядка «нового».


Источник:"РОСБАЛТ"

---

КОММЕНТАРИЙ

Можно согласиться с автором в том, что последствия серии цветных революций, инспирированных американской государственностью оказались весьма печальными, для стран и народов, оказавшихся ввергнутыми в это состояние перманентных кризисов, нестабильности и социального хаоса. Но столь же печальными оказались эти последствия и для самой американской государственности. Статус мирового лидера решительно и самостоятельно решающего все мировые проблемы оказался утерянным. Дала сбой не только череда "перманентных революций", но появились и такие узлы международной политики, распутать которые для США оказывается возможно только путем полного пересмотра великодержавной концепции своей внешней политики. Расчитывать же всерьез на такие повороты американской политики, следуя логике метаистории, не приходится.

Когда-то и троцкистско-ленинская политика "перманентных революций" оказалась несостоятельной и советской власти пришлось внести коррективы в свою политику, и коррективы были сделаны сталинской политикой, которая никогда не оставляла планов развязывания мировой войны, как инструмента насаждения коммунистической доктрины.

Метаисторическая логика подсказывает, что если нет возможностей завоевания мира путем "демократических" революций, то это вовсе не означает, что будут оставлены планы по построению общемирового государства под эгидой США, инспирируемые мощными инфернально-планетарными силами, но ими же будет взят курс на развязывание ограниченных региональных войн. Кажущаяся сегодня невероятность подобного сценария, не имеет в действительности никаких оснований, т.к. причины всех войн обусловлены метаисторически и сползание к ним человечества происходит достаточно быстро.

Та "новая метаисторическая эпоха" о которой говорил Д. Андреев, называя ее началом 1957 год и сущность которой состояла в том, что мирное время стало в тактических целях необходимо планетарным инфернальным силам, может смениться иной эпохой, когда эти же силы станут добиваться тех же целей, но уже с помощью иной тактики, раз уж прежняя тактика "демократических революций", в условиях мира, себя исчерпала. В этих условиях отказ американской государственности от своих завоеваний в Грузии ли, на Украине ли, в Афганистане ли, где бы то ни было, совершенно не возможен, как результат каких-то договоренностей с Россией, или еще кем-либо. За эти свои завоевания американская государственность будет драться самым решительным образом и с использованием всех имеющихся в ее распоряжении средств. И вот про это российской государственности никогда не следовало бы забывать. Иное возможно только в случае полного краха американской великодержавной государственности, имеющего под собой метаисторические причины, коренящиеся в трансфизической реальности метакультуры Запада.