Израэль Шамир
"Евреи и революция"
(послесловие к сборнику "Россия и Евреи", изд-во «Аз», Москва 2007)
Некоторые публицистические книги живут вечно (Герцен, Розанов) и передают нам свой жар, другие (как «Что Делать») остаются вехами своей эпохи, и к ним мы возвращаемся, как к историческому документу. Сборник «Россия и евреи» принадлежит ко второй категории; неслучайно его не переиздавали много лет, пока издательство «Алгоритм» не сочло нужным довести до читателя старинный спор в среде эмигрантов о роли евреев в русской революции: в какой степени внушительное участие россиян еврейского происхождения в революции сформировало лицо пост-революционного советского общества. В дискуссии было заявлено множество позиций: от приятия до неприятия революции, и от приоритизирования еврейского фактора до полного его отрицания. В данном сборнике представлена только одна сторона в споре: еврейские эмигранты, недовольные советским, возникшим после Октября, обществом.
Надо помнить, что были и другие стороны; так, отголоском этого спора были и горделивые стихи их современника Эренбурга о том, что слово «жид» всегда стояло вместе с великим словом, словом «коммунист». В написанном в то же время романе «Хулио Хуренито» Эренбург так же вычленяет еврейскую компоненту революции, относится к ней критически, но видит в ней лишь один из мотивов оперной партитуры, имя которой – социальная революция. Еврейство – лишь один из участников этого большого массового движения, но никоим образом не единственный и не основной, такова была его вменяемая позиция.
Да и отношение к революции может быть разным. Сборник был составлен в 1923 году, когда Советская Россия еще зализывала раны гражданской войны. Мы, помнящие блеск и лоск брежневских времен, 60-х и 70-х годов, не можем сегодня читать без смеха такие трагические прогнозы белоэмигрантов:
«Оставшиеся под советской властью евреи обречены на одичание и вырождение, физическое и моральное. На еврейство в целом советский строй действует еще более губительно, чем на коренное население страны. В городах, подвергшихся большевицкому нашествию, все выворочено, разорено, превращено в развалины… все, что было в еврействе достойного, уважаемого и заслуживающего уважения, отодвинуто книзу, задавлено нищетой, скорбью, безнадежностью. Так погибает физически и морально то, что еще осталось в России от русского еврейства.»
Пророчества сбылись с точностью до наоборот. Еврейство Советской России участвовало в культурной и хозяйственной жизни страны, и сегодня мы видим, что русские евреи – открытые, образованные, меньше других евреев одержимы наживой, и даже сословной спеси у них поубавилось. А города, «подвергшиеся большевицкому нашествию», расцвели и отстроились. Если эмигранты спорили о том, погубили ли евреи Россию, они сходились на том, что Россия погибла – и в этом они ошибались. А раз Россия не погибла, отпал и вопрос о причастности евреев к этой несостоявшейся гибели.
Позиция авторов сборника была необычной для евреев – они разделяли чувства белого движения, оправдывали поведение белой армии, считали большевиков страшным злом, как Иван Ильин. Патриоты России, они клялись в верности еврейству, но разделяли веру в еврейскую вину. Евреи были виноваты в революции, виноваты в силу своего активного участия в революционном движении, и виноваты в своем успехе в пост-революционные годы, по их мнению. Они объясняли причины этого; так, евреи встроились в аппарат советской власти потому, что их традиционные гешефты рухнули с приходом социализма. Но объяснения не снимали вины, по их мнению. В этом они остались малым меньшинством среди евреев, которые обычно не спешат признать вину.
Настоящий спор не остался академическим, но немало повлиял на судьбы мира – напомним, что Адольф Гитлер в своих тюремных записках, написанных (или по крайней мере начатых) в том же 1923 году, принял тезис о еврейском влиянии и полемически заострил до лезвия ножа. Он подхватил некоторые мысли авторов сборника и пришел к выводу, что революции 1917 – 1923 годов в России, Венгрии, Баварии были организованы еврейством в своих целях, в частности, для массового уничтожения местной аристократии и среднего класса. Коммунизм, или «большевизм» был объявлен основным направлением иудейской деятельности, а само еврейство – мощнейшим, чуть ли не единственным действующим фактором на исторической сцене.
Скажем сразу, что перекличка с гитлеровской тематикой не должна нас отпугивать от продолжения диалога. Малосимпатичный, но мудрый еврейский мыслитель Лео Штраус предупреждал нас против Reductio ad Hitlerum, тенденции сводить дискуссию к вопросу, что считал Гитлер: «Если Гитлер любил неоклассическое искусство, значит, классицизм – это нацизм, если Гитлер хотел упрочить немецкую семью, значит, традиционная семья и ее защитники – нацисты. Если Гитлер винил в революции евреев, значит, всякий, кто замечает еврейское влияние – уже нацист.»
Крайний антинацизм, доведенный до абсурда, породил свой сонм кошмаров – архитектура Ле Корбюзье, докатившаяся «хрущевками» до русских городов и разрезавшая ущельем Калининского проспекта милое предместье Арбата; разрушение семьи, безликий модерн в искусстве, культ однополой любви и холокоста восторжествовали именно потому, что победа над нацизмом была слишком полной. При получении премии Конрада Аденауэра в 2000 году немецкий историк Эрнст Нолте объяснил экстремизм позиции Гитлера связью с «красным террором» и с ролью еврейства в его создании, и предложил отказаться от автоматического полного отрицания всех установок национал-социализма. Заметим в скобках, что ярый антикоммунизм либералов, доведенный до абсурда в наши дни, не менее чудовищен и губителен; это он уничтожил общество социальной защиты, создал две расы – бедных и богатых, и оскотинил человека так, как не снилось ни нацистам, ни коммунистам.
Но готовность критически рассмотреть гипотезу о революции как создании евреев вовсе не означает желание ее принять обеими руками, как это делает автор предисловия к настоящему сборнику, г-н Севастьянов, стоящий на расистско-гитлеровских позициях. Идеологические крайности сходятся, и избыток юдофобии приводит Севастьянова в стан жидовствующих. Он предлагает русским – отказаться от православной веры и уподобиться евреям, не понимая, что большинство не может идти путем меньшинства. Он одержим «чистотой крови», отвергая «полукровок» яростно, как любавичский хасид. И в этом он сходится с расхожим представлением о гитлеризме; только что взгляды реального Гитлера (как отмечает д-р Уильям Пирс, американский издатель диалога Дитриха Эккарта с Адольфом Гитлером, написанного в том же 1923 году) были более тонкими и сложными: Гитлер считал еврейство «абстрактной расой духа», иными словами, физическим носителем иудейской тенденции, и восхищался крестившимся мыслителем Отто Вейнингером, в то время как более примитивный Севастьянов объясняет еврейским происхождением и достижения Ленина, которого он считает «галахическим евреем». Это Ленина, который изгнал Бунд и который предупреждал товарищей по партии не идти на уступки евреям, чтобы те «не стали на нас воду возить»! Насколько марксисты тупее Маркса, настолько же современный последователь Гитлера Севастьянов проще Гитлера. Он верит в тайну еврейской крови – неудивительно для человека, не верящего в Христа. Еще замечательный английский католический писатель Честертон замечал, что те, кто не верит в Бога, готовы поверить во что угодно.
Более того, позиция Севастьянова устарела. Крайне правый дискурс ярых антикоммунистов, таких, как Дуглас Рид («Спор о Сионе»), Генри Форд, Розенберг (к ним относится и вторичный Севастьянов) исчерпал себя и устарел в конце 20-го века, когда евреи чуть ли не поголовно оставили коммунизм и стали либералами, а советская власть демонтирована. Антикоммунист сегодня автоматически поддерживает Чубайса и реформы Международного Валютного Фонда, возглавляемого Вольфовицем. Сегодняшний филосемит честит революцию, поменявшись местами со вчерашним антисемитом.
Между крайностями, предлагаемыми биологическим жидоедом Севастьяновым с одной стороны, и еврейскими апологетами, ушедшими в глухую несознанку, с другой стороны, мы можем пойти по золотому серединному пути, пытаясь понять смысл спора о роли евреев в революции. Мы можем отнестись к дискуссии 20-х годов с большей объективностью, непредвзятостью и пониманием, нежели современники, можем и должны увидеть позитив, достойный сохранения и в наши дни.
По этому пути пошли выдающиеся русские мыслители, державник Кожинов и православный Панарин. Их труды – так же неслучайно изданные «Алгоритмом» – предлагают свои ответы на вопрос, поставленный авторами сборника. Для Кожинова идея определяющего еврейского фактора в русской революции казалась оскорбительной для русских и исторически неверной. Февраль, по его мнению, был про-западным, про-либеральным переворотом, и мог бы подчинить Россию – Западу, если бы не спасительный и охранительный Октябрь. Кожинов критически проверил данные, представленные в настоящем сборнике, и пришел к выводу, что еврейское участие в революции было не таким значительным, как утверждали евреи и их противники, и лишь после революции евреи смогли пожать ее плоды в полной мере, или «примазаться», как выражались их противники.
Панарин воспринимал еврейство не как этническую или религиозную группу, но как тенденцию. Тенденцию к созданию теократического нехристианского государства жрецов. Эту тенденцию преодолел русский народ, и вернулся к некоторой нормальности, хотя христоборческий характер советского строя не позволял достичь полной гармонии. Этот православный взгляд позволяет поставить явления в надлежащую пропорцию, избегает биологизма и чувства обреченности. Следуя о. Сергию Булгакову, Панарин видел много общего в иудейской и нацистской тенденциях: «немецкий нацизм есть пародия еврейского самообожения».
Третий интересный русский мыслитель – Сергей Кара-Мурза, принявший революцию и советскую власть, и сурово упрекавший евреев за переход на сторону антикоммунизма.
На Западе о роли евреев в революции задумывались несколько ученых и мыслителей. Во Франции 30-х годов Симона Вейль крайне критически относилась к еврейской тенденции; настолько критически, что отказалась креститься в католической церкви, как в слишком иудаизированной. Она считала, что евреи уничтожают «корни» местного населения, и видела недостаток советского строя в разрыве с христианской верой и в массовых перемещениях людей.
В США центральную роль сыграли изыскания историка Альберта Линдеманна, книгу которого о роли еврейства в мировых процессах «Слезы Исава» следовало бы перевести и издать для русского читателя. Линдеманн заметил, что евреи, принимавшие активное участие в революции, были далеки от еврейства. Троцкий гордился тем, что его считали русским, не говорил на идиш и отказывался помогать евреям, просившим о помощи; Свердлов, Каменев, Зиновьев так же были далеки от реального еврейства. С другой стороны, неевреи в революции были зачастую иудаизированы: так, Феликс Дзержинский, хоть и не был евреем, но был отчаянным филосемитом, как и Луначарский.
Кевин МакДональд, калифорнийский профессор-неодарвинист, один важный труд которого «Культура критики» был из рук вон плохо переведен на русский, поставил вопрос шире. Он объяснил роль евреев в радикальных движениях 20-го века от большевизма до феминизма тем, что участники, не всегда осознавая, преследовали выгоду еврейства как социальной группы. Так, истребление дворянства и высшего среднего класса в России очистили место для стремящихся вверх по сословной лестнице евреев.
II
Сегодня мы можем взглянуть на вещи по-другому. Еврейское засилье, на которое жаловались авторы сборника, не пережило первого двадцатилетия революции, и его можно скорее отнести к симптомам «смутного времени» – как и его новая вспышка в первые пост-перестроечные годы. Правление Троцкого и Свердлова миновало, как и семибанкирщина при Ельцине. В обоих случаях русский дух победил.
Тексты сборника напоминают один документ, созданный в самый расцвет семибанкирщины. Тогда Эдуард Тополь в известном письме Березовскому каялся от имени еврейского народа перед русским народом. Но минули годы, Березовский в изгнании, Ходорковский в тюрьме, русские евреи бегут из Израиля обратно в Россию. Тополь подзабыт, а в России встала плеяда новых русских писателей – Пелевин, Сорокин, Проханов, Иванов. У власти в России – снова русские люди. Ощущение еврейского всемогущества оказалось временным явлением.
Важным признаком победы русского духа стал монументальный роман Максима Кантора «Учебник рисования». Среди множества сюжетных и идейных планов этого гигантского труда выделяется выбор, сделанный героем с его смешанной еврейской и русской кровью – в пользу русскости и христианства. Тот же выбор сделал и Лев Аннинский (раскроем псевдоним – его настоящая фамилия Иванов), трогательно написавший о своих казацких предках.
Поэтому мы не можем ни присоединиться к трагическому видению авторов сборника, ни тем более к расистскому апокалипсису автора предисловия. Евреи бесспорно активно участвовали в Октябрьской революции, многие из них поймали рыбку в мутной воде, и покомиссарствовали – но прошло время, и они заняли свое нормальное подчиненное место. Их внуки пошалили в 1990х годах, и тоже кое-что урвали – но и тут их победа была временной.
Эту временность и ограниченность еврейской победы в России можно объяснить православной верой. Русский народ, объединенный своей православной церковью – это такая духовная сила, с которой не справиться ни одному противнику. Коммунизм был – православием без Христа. Был бы с Христом – Россия пришла бы в сказочный век. В советском христоборчестве частично виновны и комиссары Троцкого – они не смогли принять православие и полностью соединиться с русским народом, и видели в церкви препятствие к этому воссоединению. Их унаследованный от пращуров антихристианский запал способствовал и разрушению церквей, и чистке поповских детей.
Но не надо от избытка гордыни приватизировать вину. Богоборчество прошло лавиной не только по России. Не только в России, но и во Франции без всяких большевиков, ограбили церкви в 1905 году и выставили церковную утварь на продажу с торгов. Не только в России, но и в Испании крушили церкви. Не жид с пейсами, а Пушкин призывал удавить «последнего царя кишкой последнего попа». Не только в России, но и в Турции и Мексике были гонения на веру – без советской власти. Да и советская власть оказалась не так уж плоха, как казалось авторам сборника: бывшие советские люди попробовали прожить 20 лет (с начала перестройки) без коммунизма, и в восторг не пришли. Если коммунизм оказался неудачным экспериментом, то же можно сказать и о капитализме. Советская власть смогла спасти целостность России, вооружила ее на битву, дала образование массам, да и с евреями справилась, не прибегая к крайним мерам.
Но в стране, где революции не произошло, где не было ни Чека, ни комиссаров, ни раскулачивания – в Соединенных Штатах Америки – там еврейство победило куда более основательно. Национальный состав американских элит на 30% еврейский, евреям принадлежит медиа-аппарат, в Америке не смеют упоминать имя Христово – потому что евреи не разрешают. Там победил еще в 19-м веке еврейский торгашеский дух, писал Карл Маркс. И тому причиной – отсутствие единой христианской церкви. Разрозненные протестантские общины не могли противостоять еврейскому натиску, да и не очень-то хотели, потому что разница между кальвинизмом и иудаизмом сводится к обрядовым мелочам. Есть и вторая причина еврейской победы в Америке – крупная частная собственность, в том числе на СМИ.
Если бы не Октябрьская революция, вполне возможно, что Россия пошла бы по американскому пути. Февраль лишил церковь ее официальной роли, а без церкви и без СМИ русским было бы трудно избежать ига Мамоны. Поэтому, хотя авторы сборника в порыве самобичевания каются за еврейский большевизм, не исключено, что еврейские большевики спасли Россию от духовной гибели, уготованной Февралем.
Почему евреи пошли в революцию? Не потому, что «всегда любили демократию». Но потому, что представляли собой альтернативную элиту, часть анти-элиты, или контр-элиты, в политологической терминологии. В каждом обществе есть контр-элитные группировки, ждущие своего часа, верящие, что они способны оказаться наверху, и что их «не пускают». Национал-социалисты Германии так же были контр-элитой. Если бы Гитлер смог вписаться в тогдашнее общество как художник, войны бы не было – но его не пустили, как не пускали вписаться старые правящие классы – молодых разночинцев и евреев. Очередной победой очередной контр-элиты была и перестройка – слишком много энергичных людей считали, что партийная номенклатура не даст им места наверху. Тем же была и революция 1917 года: грамотные евреи – и русские разночинцы, энергичные рабочие, крестьяне, матросы не видели для себя светлого будущего в стабильности Российской империи и сломали ее. Действительно, строй, который не позволяет вертикальной мобильности, не пускает энергичных людей наверх, обречен на слом.
КОММЕНТАРИЙ
Много интересных наблюдений и умозаключений высказывает Израэль Шамир, но вот финал его послесловия о контр-элитах наивен. В любое время в обществе существует значительное количество людей, которые убеждены, что "их не пускают" порулить государством. Но этого их личного психологического протеста явно не достаточно, чтобы стать политической силой. В 1917 году многие "грамотные евреи", "разночинцы", "энергичные рабочие", "крестьяне" не видели для себя "светлого будущего" и в других европейских странах, но революция произошла лишь в России, которая по объективным признакам, казалось бы, была совсем не в авангарде этих процессов. Одним словом, не очень убедительны эти индивидуально-психологические мотивы, чтобы объявить их движущей силой политических процессов.
Но вот метаистоический подход, с использованием сведений "Розы Мира", о трансфизической сущности, претендующей на водительство еврейским народом, о метаисторической борьбе провиденциальных и инфернальных сил метакультурного и планетарного масштаба, дает более достоверную картину. Этот подход не исключает, но включает в себя и конечную мысль Исраэля Шамира о контр-элитах, как человекоорудиях, или как людях, оказавшихся, во многом благоря этому существовавшему в их сознании психологическому протесту, проводниками воли значительно более мощных сил и иерархий, чем человек, или же сообщество людей.
Довольно типичное и ни к чему не приводящее в других случаях, психологическое состояние протеста, оказалось многократно возросшим в своем волевом устремлении, охватило людские множества, благодаря происходящему трансфизическому контакту мощных трансфизических сущностей с бессознательной сферой человеческой психики, столь же мощно ворвалось в эмпирику, став движущей силой политико-исторических процессов.