Было это или не было, но говорят, что в одной большой деревне жил мельник. Он очень любил свежую курятину и всегда держал в своем курятнике пять-шесть птиц.

Однажды в курятник пробралась хитрая лиса и съела всех кур. Мельник снова купил несколько кур и поместил их в курятник. Но лиса вскоре добралась и до них. Стал мельник день и ночь думать, как бы ему поймать вора. Думал он, думал и наконец решил выкопать яму и спрятать в нее кур.

Ночью опять пришла лиса. Обнаружив, что в курятнике пусто, она принялась искать и увидела, что куры спрятаны в яме. Прыгнула она в яму и тут же поняла, что самой ей теперь отсюда не выбраться. Поэтому, опасаясь гнева мельника, на сей раз она к курам даже не притронулась.

Утром мельник пришел к яме.

– Ах, не убивай меня! – стала просить его лиса.– Помоги мне выбраться наверх, и я отблагодарю тебя!

Мельник рассердился:

– Хитрая тварь! – закричал он.– Ты уничтожила столько моего добра, а теперь смеешь говорить о благодарности!

Но лиса продолжала упрашивать его, и добросердечный мельник поддался на уговоры. Он вытащил лису из ямы, и они вместе дошли до мельницы.

– Теперь дай мне несколько серебряных монет,– сказала лиса,– и жди меня здесь.

Мельник дал ей деньги, и лиса отправилась прямо ко дворцу индийского падишаха. Она до тех пор стучала в ворота, пока один из слуг не отворил ей.

– Мучной падишах шлет привет вашему падишаху, -сказала лиса.– Наш падишах вознамерился проверить меркой все свои серебряные деньги. Не согласится ли ваш падишах дать ему взаймы мерку для серебряных монет? Как только это дело будет закончено, я сразу же верну вам мерку.

Слуга пошел и принес ей мерку для серебряных монет. Лиса взяла мерку, несколько дней побродила по окрестностям и снова пришла ко дворцу индийского падишаха. Она положила в мерку монеты, которые дал ей мельник, и, вручая мерку слуге, сказала:

– Пожалуйста, возьмите вашу мерку. Мучной падишах очень благодарен.

– А почему здесь эти серебряные деньги? – спросил слуга.

– У моего повелителя целые горы серебряных монет,– отвечала хитрая лиса,– не беда, если несколько штук случайно прилипло ко дну.

Лиса возвратилась к мельнику и, отдохнув у него пару дней, сказала:

– Не дашь ли ты мне пять или шесть золотых лир?

– Ты, наверное, разорить меня хочешь! – воскликнул мельник.– Не дам тебе больше и пяти медных монет!

– Не скупись, мой мучной падишах,– стала уговаривать его лиса,– ведь ты даже и представить себе не можешь, что я хочу для тебя сделать! Дай же мне несколько золотых лир!

Мельник дал лисе золотые лиры, и она снова отправилась ко дворцу индийского падишаха. Слуги вышли ей навстречу.

– На этот раз я пришла попросить мерку для золотых лир,– сказала лиса.– Наш мучной падишах сам будет отмерять золото. Как только он закончит, я сразу же принесу мерку обратно.

Взяв мерку, лиса несколько дней разгуливала по лесам, а потом вернулась во дворец. На дно мерки она положила золотые лиры, которые ей дал мельник.

– Почему здесь это золото? – спросили слуги.

– У нашего падишаха целый амбар золотых монет,– отвечала лиса,– не беда, если ко дну мерки прилипло несколько штук!

Когда лиса вернулась к мельнику, тот закричал сердито:

– Где серебряные и золотые монеты, которые я тебе дал?

– Потерпи немного,– спокойно отвечала лиса,– ведь сперва молния сверкает, а потом уж гром гремит.

Через несколько дней лиса отправилась в город и разыскала там городского глашатая.

– Объяви повсюду, что мы отправляемся к дочери индийского падишаха отведать ароматного шербета,– попросила она его.– Кто желает пойти с нами, пусть готовится к путешествию.

И глашатай возвестил:

– Все, кто хочет отправиться с мучным падишахом, через три дня должны собраться там-то!

В назначенный день пятьдесят тысяч всадников, пожелавших отведать падишахского шербета, пустились в путь. Впереди, указывая дорогу, важно выступала лиса.

Через пять дней процессия подошла к большому озеру. День был пасмурный, и вдруг хлынул такой сильный дождь, что сразу же размыло землю. Лошади стали оступаться на крутом берегу, а некоторые всадники не удержались, упали в воду и утонули.

Лиса собрала всех оставшихся в живых и привела их наконец ко дворцу индийского падишаха. Тут она сразу же бросилась к самому падишаху и воскликнула:

– О ваше величество, сами мы не пострадали от страшного ливня, но вся поклажа, которая была на конях, погибла, пропало столько ценных вещей, что описать невозможно!

Индийский падишах не понял сразу в чем дело и сказал:

– Идите немедленно к дворцовым портным! Пусть они сошьют для пострадавших новые платья!

Портные принялись за работу, и многие из прибывших получили новую одежду.

По заказу лисы сшили платье из драгоценной материи и для мучного короля.

Пока портные работали, все прибывшие разбили шатры в падишахском саду и расположились в них. Тут только падишах догадался спросить:

– Что это за люди?

Лиса почтительно приблизилась к нему и сказала:

– Это свита мучного падишаха.

Затем она подошла к прибывшим и шепнула:

– Идите, просите руки дочери падишаха, как я вас научила!

Пять-шесть почтенных людей выступили вперед.

– Мы пришли просить твою дочь в жены мучному падишаху. Даешь ли ты свое согласие? – сказали они.

Индийский падишах растерялся.

– Как пожелает небо, так и будет. Что я могу сказать? – отвечал он.

Затем падишах приказал угостить всех ароматным шербетом.

Отведав угощения, гости стали собираться в обратный путь.

– Нам бы хотелось устроить богатую свадьбу,– сказала лиса падишаху,– но, когда мы ехали сюда, то, как я уже вам говорила, у нас пропало много ценных вещей...

Индийский падишах прервал ее:

– Не беда! Мы, конечно, беднее мучного падишаха, но хорошую свадьбу можно сыграть и здесь!

И тут же началась подготовка к свадьбе. Сорок дней и сорок ночей продолжалась она. Платил за все индийский падишах. Он приказал раздать тысячам людей одежды, затканные золотом и серебром.

Наконец прибыл и мучной падишах.

– Ну, каково? Нравится ли тебе все это? – подойдя к нему, тихонько спросила лиса.

– Очень правится! Очень! – отвечал мельник.

Отпраздновали свадьбу, и через несколько дней мельник, дочь падишаха, большая шахская свита и все, прибывшие с лисой, отправились в обратный путь. Снова длинная процессия растянулась по дороге.

А хитрая лиса, забежав вперед, увидела на лугу большое стадо верблюдов и приблизилась к пастухам.

– Видите ли вы людей, идущих по дороге? – спросила она.

– Видеть-то мы видим, только не знаем, кто это такие,– отвечали пастухи.

– Эти люди идут, чтобы напасть на вас,– сказала лиса,– но, если они спросят: Чьи это верблюды? ,– а вы ответите: Нашего господина, мучного падишаха ,– то вам ничего не будет.

Вскоре процессия приблизилась к пастухам.

– Чьи это верблюды? – спросили пастухов.

– Эти верблюды принадлежат нашему господину, мучному падишаху,– в один голос отвечали пастухи.

Процессия тронулась дальше. А лиса снова забежала вперед и, увидев стадо коров и овец, подошла к пастухам:

– Видите ли вы людей, идущих по дороге? Они хотят напасть на вас. Но если они спросят вас, кому принадлежит стадо, отвечайте: Нашему господину, мучному падишаху ,– и тогда они не сделают вам ничего плохого.

Все произошло так, как хотела лиса. И процессия снова двинулась дальше. Лиса же опять забежала вперед. На этот раз она увидела вдали дворец дивов. Дивы были как раз дома и крепко спали. Хитрая лиса обошла тихонько дворец и подожгла его со всех сторон. Все дивы сгорели, а лиса вернулась к процессии и, указывая на догоравший дворец, сказала:

– Не пугайтесь! Хорошо еще, что беда случилась, когда нас не было! Жаль только, что вместе с дворцом сгорело почти все наше богатство!

Тут все сопровождавшие дочь падишаха увидели, что от дворца, куда они ехали, остался один пепел.

А индийский падишах построил на этом месте другой дворец для зятя и дочери. Дворец убрали драгоценной утварью, купленной у иноземных купцов, и гости прожили в нем четырнадцать дней. Затем они распрощались с хозяевами, и каждый отправился в свою страну. А во дворце остались жить мельник – мучной падишах, дочь индийского падишаха и, конечно, хитрая лиса.

Время шло. Однажды лиса сказала слабым голосом:

– Неможется мне что-то, не умереть бы.

Наутро ее нашли мертвой. Слуги доложили падишаху:

– Господин наш, лиса скончалась!

– Возьмите и выкиньте ее из дворца,– спокойно сказал мучной падишах.

Слуги бросились выполнять его приказ. Тут лиса вскочила на ноги и закричала:

– Я тебе сделала столько добра, а ты приказал меня выбросить!

Мучной падишах расхохотался:

– Я знал, что ты не умерла,– сказал он. А через несколько дней лиса и вправду испустила дух. Падишах подумал, что она опять притворилась, подошел к ней и тихо позвал:

– Лиса моя, лисонька!

Но лиса не отвечала, и ее похоронили с большим почетом.

А мельник до конца своих дней прожил с дочерью падишаха в новом дворце. И это было той благодарностью, которую он получил от лисы.

Некогда в Анатолии у одного бея была дочь невиданной красоты. Ее шелковые волосы спадали до пят и, сколько бы их ни обрезали, в тот же миг снова становились длинными. Из нитей ее волос ткали атлас и парчу, а опустив эти волосы в перегонные чаны, получали благовония. Из уст девушки появлялись сладкие медовые плоды; отведает их человек – и прибавится ему жизни. Стоило девушке тронуть рукой ветку – и она превращалась в виноградную лозу, стоило ей коснуться губами воды – и вода становилась шербетом. А опускала девушка глаза на землю – земля делалась плодородной. Солнце всегда сияло над головой красавицы.

На берегу прекрасного залива Эгейского моря построил бей для дочери дворец из разноцветного мрамора и приказал:

– Пусть установят ткацкие станки, чтобы ткать парчу из волос моей дочери! Пусть в кипящих чанах приготовляют духи из роз, падающих со щек моей дочери! Пусть плоды из ее уст беспрестанно укладывают в большие корзины! Пусть построят амбары для зерна от урожая, собранного там, куда падет ее взор! Пусть заготовят побольше кувшинов для винограда с веток, которые тронет ее рука, и разожгут печи, чтобы варить медовые напитки из шербета...

Как он сказал, так и было сделано.

Волшебная девушка стала жить во дворце, а вокруг дворца в скором времени появился цветущий морской портовый город, на который весь мир взирал с удивлением и восхищением.

Каждый старался попасть в этот город. В его гавани теснились корабли. На окрестных горах возводились замки. В самом городе велась оживленная торговля, звучали песни, музыка, не умолкал говор толпы. Все в этом городе становились богатыми, здоровыми и счастливыми. Базарные ряды там были переполнены шелковыми коврами и шалями, по улицам с трудом передвигались верблюды и мулы, груженные инжиром и виноградом. Корабли едва успевали развозить сваленные на пристани товары. Золото переполняло карманы жителей города, богатство сыпалось на них, точно с небес.

Но вот грозный сердар, живший на другом берегу моря, наслушавшись восхищенных похвал красавице, влюбился в нее и решил завладеть чудесным городом.

– Пусть готовятся мои воины! – повелел он.– Пусть окунут они стрелы в смертоносные яды, покроют свои щиты еще одним слоем стали, облачатся в броню и выстроятся на площади! Мы идем походом на ту процветающую страну!

И однажды утром большой отряд воинов, пуская во все стороны стрелы и сея вокруг смерть, ворвался в город и захватил его жителей в плен. Пока воины грабили амбары и растаскивали добро, предводитель их вбежал в мраморный дворец и появился перед волшебной девушкой.

– Ты – моя! – воскликнул он.-Теперь я буду расчесывать твои шелковые волосы; я буду созерцать розы, падающие с твоих щек; я буду вкушать сладкие плоды из уст твоих; моими будут виноград, шербет и все другие блага, которые рождает земля от взглядов твоих!

Но что это? С алых щек не сыплются розы. Из сладостных уст не появляются плоды. Шелковые кудри но струятся, и глаза девушки ни на что не смотрят. Волшебные руки ничего не касаются, и нет прохладных шербетов. Не проявляя признаков жизни, застыла она, точно камень.

Озадаченный сердар разослал людей во все края, приказав им созвать чародеев, разыскать старых колдуний, привести прорицателей, чтобы заставить их отыскать средство против такого бедствия.

Все, кого ждали, собрались и сказали:

– О воин! Чтобы завладеть волшебной девушкой и жить в этом городе, надо выполнить одно условие. Выполнить его возможно, только очень трудно!

Сердар воскликнул:

– Скажите, что это за условие! Я выполню его, в чем бы оно ни состояло! Я все кругом залью кровью, спалю огнем, но сделаю то, что нужно!

Тогда со своего места с трудом поднялся главный чародей и, взяв воина за руку, подвел его к окну.

Была ночь, и, указывая на серебряный серп полумесяца, сверкавший в небесах над вершиной одной горы, чародей сказал:

– Нужно пойти туда, достать месяц и разбить его. Тогда город будет твоим, а девушка станет тебе улыбаться. Там, где она будет стоять, тебе не обобрать весь виноград и инжир. Ты не будешь успевать убирать шелк, обрезая ее волосы, не сможешь выпить весь шербет, не увидишь печальным лицо ее.

У сердара копье было длинное, а ум короткий, броня тяжелая, а голова легкая. Взглянул он на месяц и подумал, что не так уж он далеко, что висит он над самым склоном высокой горы и что он один-одинешенек во мраке ночном.

– И это ты называешь трудным? – сказал сердар.– Пустое дело! Сейчас же пойду поднимусь на ту гору, схвачу месяц, разломаю его пополам о колено и брошу тебе в лицо!

– Не думай, что это легкое дело,– предостерег его чародей.– Это только кажется, что месяц близко, а на самом деле он далеко; месяц только кажется маленьким, а на самом деле он большой. Ты думаешь – он один, но у него большая охрана: сколько в небе звезд, столько и сторожей. Оружие у них более грозное, чем молния, они в замке сидят неприступном, как облако. Нельзя до них добраться, и в этом-то заключено все колдовство.

Но сердар не стал больше слушать. Затрубили трубы, забили барабаны, собрались воины и отправились на те горы, держа путь к месяцу.

Одна за другой преграждали им дорогу горы, повсюду зияли страшные пропасти и ущелья. Днем их допекала жара, по ночам мучали морозы. Воины шли, спотыкаясь и падая. А конца пути все не было видно. Иногда казалось, что цель близка, все устремлялись вперед, но – увы! – серебряный месяц вновь сиял далеко впереди.

Сердар был очень упрям. Упорно карабкался он по горам, скатывался вниз, снова поднимался, снова карабкался, падал и опять вставал. Он обломал себе ногти, в кровь ободрал колени, но все шел и шел к месяцу, останавливаясь лишь затем, чтобы перевести дух.

Наконец – случаются ведь и чудеса! – он добрался до края гор. И что ж он увидел? Перед ним простиралась гладкая, словно край неба, равнина. На ней вдали лежал месяц и тихо спал. Кругом было безмолвно и пустынно.

Но не зря говорят, что на высоких горах бывают сильные бури. И такая буря вдруг разразилась: тучи стали ударяться о землю, задрожали скалы, засверкали молнии, загрохотали горы. Небо охраняло свое сокровище. Рядами выстроились звезды и, приготовившись к бою, прикрыли собою месяц. На сердара и его воинов дождем посыпались искры.

Задрожали воины, побросали копья, в смятении бросились вниз и снова очутились там, откуда начали карабкаться, преодолев тысячи трудностей. Сердар был ранен в голову. Прислонясь к выступу скалы и громко рыдая, он проговорил:

– Нет, это дело мне не под силу. Я не могу победить бури, не могу по одной перебить все звезды, не могу разломить месяц пополам.

Так и пришлось ему уйти из той благословенной страны.

Было это или не было, но говорят, что в давние времена у одного великого падишаха была красавица-дочь. Красавица дочь была и у его везира. Однажды, когда обе девушки сидели у окна и весело разговаривали, улицу переходил красивый водонос. Дочь падишаха заметила его и окликнула:

– Эй, водонос, водонос, ответь, кто красивее, дочь везира или я?

– Вы обе прекрасны,– промолвил красавец-водонос,– но дочь везира прекраснее.

Сказал он так и пошел своей дорогой. А дочь падишаха с тех пор возненавидела соперницу.

Прошло немного времени, и дочь падишаха тяжело заболела. Старый отец созвал всех мудрецов и врачей, чтобы те вылечили царевну. А она вложила в руку одного из врачей горсть золота и сказала:

– Пойди и скажи моему отцу: Ваше величество, если ваша дочь не выпьет крови дочери везира, она никогда не поправится .

Врач отправился к падишаху и повторил, как ему велели:

– О мой падишах, если ваша дочь не выпьет крови дочери везира, она никогда не поправится.

Падишах приказал позвать везира и передал ему слова врача. Везир опечалился: он очень любил свою дочь. Чтобы спасти девушку, он убил большую кошку, и кровь ее отнес во дворец падишаха. А сам, вернувшись домой, велел сделать большой ореховый сундук с замками изнутри. В этот сундук он посадил свою дочь и отнес на базар.

Как раз в это время по базару проходил красавец-водонос. Увидел он сундук, купил его, принес домой и поставил в комнату.

На следующий день рано утром водонос отправился по своим делам. А девушка потихоньку открыла сундук и вышла из него. Она прибрала комнату, застелила постель водоноса, поела немного и снова забралась в сундук.

Вечером приходит красавец-водонос домой – и что ж он видит?! Комната прибрана, постель застелена. Кто-то приходил сюда ,– подумал он и улегся спать.

На следующее утро водонос снова ушел разносить воду. Девушка опять убрала комнату и спряталась в сундук. Вернулся водонос домой и снова увидел всюду чистоту и порядок. Он призадумался, потом подошел к сундуку:

– Эй, кто там?! А ну-ка, выходи! Дай взглянуть на себя!

Девушка молчала. Что оставалось делать водоносу? Он постоял немного и пошел спать.

А утром он купил у соседа кусок мяса и принес домой. Авось,– подумал он,– на этот раз я подстерегу того, кто хозяйничает у меня в доме .

Только он ушел, девушка вылезла из сундука, убрала комнату, сварила мясо, положила его на блюдо и принялась стирать белье.

Тут в комнату вошел водонос.

– Ах! – вскрикнула девушка и закрыла лицо передником.

– Красавица, теперь ты – моя, а я – твой,– сказал водонос,– не бойся, видно, ты – моя судьба.

Он пригласил свидетелей, женился на девушке, и стали они жить в любви и ласке.

Однажды водонос нагрузил мулов подарками, посадил молодую жену на осла и отправил ее погостить к своей матери. Позавидовали соседи красоте молодой женщины и написали водоносу письмо: Твоя жена стала распутной женщиной .

Разгневался тут водонос и решил убить жену. Отправился он к дому матери. Жена выбежала его встречать, увидела в руке мужа нож и поняла, что он хочет убить ее. Красавица бросилась в речку, которая протекала возле дома. Течение подхватило ее и вынесло в море. А море пожалело ее и забросило в рыбачьи сети.

Вытащили рыбаки сети и видят: лежит в них молодая женщина, да такая красивая, словно луна на небе. Рыбаки заспорили:

– Она будет моя! – закричал один.

– Нет, она моя! – возразил другой. Чуть не передрались они между собой. Тогда вмешался старый рыбак:

– Кто быстрее всех принесет выпущенную стрелу, тот и возьмет себе красавицу,– сказал он.

На том и порешили. Трое рыбаков помчались за пущенной стрелой, а жена водоноса осталась одна. Быстро собрала она рыбачьи сети, схватила их и убежала.

Бежала она, бежала, и вдруг перед ней появился какой-то страшный старик. Увидел он красавицу и сразу же в нее влюбился.

– Ах, прекрасная, теперь ты – моя! Я уж тебя из своих рук не выпущу! – воскликнул он.

Но жена водоноса не растерялась, набросила на голову старика сети и побежала дальше.

Наконец, изнемогая от усталости, прибежала она к источнику. Возле источника росло дерево. Девушка забралась на него и уселась на ветку отдохнуть.

В это время мимо проходил сын падишаха. Ему захотелось пить. Он нагнулся к источнику и увидел в нем отражение красавицы. Царевич поднял голову, разглядел ее среди ветвей, сразу же в нее влюбился и захотел взять себе в жены.

– О шахзаде,– сказала ему хитрая женщина,– хорошо, что ты не напился из этого источника. Вода его волшебная и приносит несчастье. Садись лучше рядом со мной и посмотрим, что будет.

Царевич сделал так, как она просила. В сказках время быстро идет. Не прошло и часа, как к источнику подошли три рыбака. Стали они пить воду, увидели отражение красавицы, которую потеряли, и упали без чувств.

Через некоторое время подошел к источнику старик. Он тоже захотел напиться, увидел в воде красавицу и упал как подкошенный.

Немного спустя пришел за водой красавец-водонос. Наклонился он над источником и тоже лишился чувств.

Сын падишаха, видевший все это, подивился и приказал своим приближенным схватить их всех и посадить в тюрьму. Приказ его был исполнен. Но жена водоноса совсем этого не хотела, и она сказала царевичу:

– О мой шахзаде, эти рыбаки меня вытащили из моря, этот старик хотел меня обидеть, а красавец-водонос – мой муж.

– Правда ли все это, о красавица? – спросил царевич и тут же приказал рыбаков отпустить, старику отрубить голову, а водоносу вернуть его жену.

– Возьми свою красавицу,– сказал царевич водоносу,– да смотри больше из рук не выпускай. И будьте вы оба счастливы до конца дней своих!

И красавец-водонос в другой раз женился на дочери везира. Свадьба продолжалась сорок дней и сорок ночей.

Они достигли своих желаний, а мы отдохнем немного.

– Рассказывают,– начал везир,– что в городе Каире жил великий падишах и было у него два сына. Однажды шах оглянулся на дела, творимые коварным роком и несправедливой судьбой, и увидел, что всё в мире непрочно и непостоянно и все – во власти судьбы: шах и нищий, бедняк и богач. И он решил отдать одного из своих сыновей в ученики к портному и сказал ему:

– Ремесло всегда пригодится человеку. Ведь говорят же, что лучше хоть немного знать ремесло, чем иметь сто мешков золота.

И вот в течение короткого времени сын падишаха стал таким портным, что никто в Каире не мог сравниться с ним в искусстве шитья.

Когда падишах умер, на престол вступил его старший сын. А тот сын, который стал портным, испугавшись за свою жизнь, бежал из города.

Как раз в это время проходили паломники, направлявшиеся к Каабе.

* Кааба – святилище мусульман в Мекке; в одной из наружных стен этого храма вделал черный камень, считающийся священным.

Он затерялся в их толпе и пошел вместе с ними.

Пришли они к Каабе. Совершая вместе со всеми паломниками обряд обхождения вокруг священной мечети, шахзаде* вдруг наступил на какой-то, твердый предмет. Он нагнулся и увиде) кошелек. Шахзаде быстро поднял его с земли, привязал к поясу и как ни в чем не бывало зашагал дальше.

* Шахзаде – царский сын, принц.

Через некоторое время он увидел, что какой-то ходжа держит в каждой руке по камню, бьет ими себя в грудь и причитает:

– О, горе мне! Я потерял кошелек, а в нем находилось все, что я сумел приобрести с юношеских лет. О, если бы кто-нибудь из мусульман нашел кошелек и вернул бы его мне во имя любви к Аллаху и в знак благоговения пред священной Каабой! И пусть тогда половина находки так же послужит ему на благо, как молоко его матери.

И он продолжал бить себя камнями в грудь.

При виде этого несчастного сердце шахзаде сжалось от сострадания. Он понял, что найденный им кошелек принадлежит этому человеку.

Разве несметные богатства моего отца принесли мне счастье? – подумал шахзаде.– Так зачем же мне этот кошелек? Лучше я верну его и не буду причиной слез этого бедняги .

Он подошел к человеку, потерявшему кошелек, и сказал:

– О ходжа! Не плачь. Твой кошелек нашел я. Он у меня.

Ходжа сразу же вцепился в него.

– Где? – закричал он.

– Что ты вцепился в меня? Не бойся, я не убегу. Вот он, твой кошелек, у меня на поясе,– сказал юноша.

Тогда ходжа взял шахзаде с собой и привел его к своему шатру. Они прошли внутрь, и ходжа сел. Юноша, вынув кошелек, положил его перед ходжой. Тот схватил кошелек, поцеловал его и прижал к груди. Затем, сломав печать, он высыпал из него содержимое. Шахзаде увидел, что кошелек был наполнен драгоценными камнями.

Ходжа разложил эти камни на две части и одну из них еще раз разделил пополам.

– О юноша! Что ты хочешь: взять вот эту маленькую часть по моей доброй воле или же две части – без моего согласия? – спросил ходжа.

– Лучше дай мне одну часть, но зато с твоим благословением,– сказал шахзаде.

Но ходжа уже передумал и еще раз разделил маленькую часть. И снова спросил:

– Какую из них ты возьмешь с моего соизволения?

Юноша опять согласился на меньшую долю. Тогда ходжа еще раз разделил эту кучку и вновь спросил:

– О юноша! Хочешь ли ты взять эту часть, или же лучше мне пойти и вымолить для тебя благословение Аллаха?

Я не воспользовался огромными богатствами моего отца. Так на что же мне эти ценности? – подумал юноша.

– О ходжа,– сказал он,– ступай и вымоли мне благословение. Я отказываюсь от всего.

Тогда ходжа встал и повел юношу за собой. Они подошли к Каабе. Ходжа вознес руки к небу и обратился к юноше:

– Скажи аминь .

Юноша сказал: Аминь .

Затем ходжа пошевелил губами, провел руками по лицу и произнес:

– Теперь ступай, юноша. Вот я и помолился за тебя. Юноша отошел немного в сторону и подумал: Клянусь Аллахом, если я вернусь в Каир, мой брат убьет меня. А что, если мне пойти с этим ходжой в Багдад?

Он вернулся и подошел к ходже:

– О ходжа! Я тоже хочу идти в Багдад. Возьми меня с собой! Я буду в пути ухаживать за твоими верблюдами.

Ходжа согласился и взял его к себе в услужение. Скоро они пришли в Багдад.

Прошло несколько дней, как они остановились в этом городе. Однажды юноша сказал ходже:

– Я знаю портняжное ремесло. Устрой меня к какому-нибудь знакомому портному, я у него поработаю.

И ходжа пристроил юношу в мастерскую к своему другу. Шахзаде перешел к нему и поселился там.

Как-то мастер дал юноше нераскроенную материю. чтобы тот сшил из нее кафтан. А мы знаем, что сын падишаха превосходил своим искусством всех портных Каира;багдадские же мастера и подавно не могли сравниться с ним.

Еще до наступления сумерек юноша скроил и сшил кафтан. Почистив, он положил его перед хозяином. Тот развернул кафтан и, рассмотрев его, увидел такую искусную работу, какой в жизни своей не видывал. Тогда он сотни тысяч раз похвалил шахзаде и его мастерство. И все багдадские портные тоже расхваливали юношу и дивились его искусству.

– О юноша,– сказал хозяин, давая ему деньги,– вот тебе плата – двенадцать золотых.

После этого юноша каждый день шил такую же одежду и получал за работу ту же плату. Вскоре он разбогател, и дела его пошли хорошо.

Случилось, что однажды ходжа и его жена повздорили между собой и сгоряча с уст ходжи трижды сорвалось слово талак (Троекратное произнесение слова талак осуществляет по мусульманскому праву развод; возобновление расторгнутого брачного союза возможно лишь в том случае, если разведенная жена выйдет замуж за другого (хотя бы фиктивно) и этот новый муж даст ей развод.)

. Ходжа тут же раскаялся; он любил свою жену и хотел вернуть ее обратно. Жена тоже была согласна.

Они пошли к кадию.

– Если после развода жена не состояла в браке с другим, вновь узаконить ваш брак нельзя,– скачал кадий.

Ходжа задумался: Кто бы согласился на короткое время стать мужем моей жены? И вдруг его осенило:

Клянусь Аллахом, я попрошу об этом того юношу, что пришел со мной. Он, кстати, и не женат. А завтра они разведутся, и я получу свою жену обратно .

Он пошел и уговорил шахзаде сочетаться браком с его женой. Вечером он оставил их вместе в темном помещении, а сам ушел.

Женщина велела принести светильник. Едва лишь она увидела шахзаде, как влюбилась в него так, словно у нее была тысяча душ и сердец. И понятно: все в юноше говорило о том, что он – сын падишаха. И юноша тоже влюбился в жену ходжи. Они принялись шутить и развлекаться друг с другом.

Потом женщина взяла юношу за руку, привела его в сокровищницу и показала богатства, хранившиеся там в сундуках. В одних лежало золото, в других – серебро, в третьих – дорогая одежда, драгоценные камни и тяжелые шелка. И каждый сундук был наполнен до отказа.

– Видишь ты эти сокровища? – спросила женщина. Так вот, знай, что все это – мое. И все богатства, какие только есть у ходжи, тоже мои. Это имущество дала ему я. Если ты не разведешься со мной и согласишься оставить меня своей законной женой, все это богатство станет твоим. А ведь силой тебя никто не заставит развестись со мной. Смотри не соглашайся на развод. Завтра придет ходжа, ты подойди к нему и поцелуй его руку. А когда он скажет:

Пойдем к кадию ,– ты спроси: Что мы будем делать у кадия? И если он скажет: Иди и разводись ,– ты отвечай: Клянусь Аллахом, если сегодня берут жену, разве подобает завтра разводиться с нею? И ему нечего будет ответить тебе.

Юноша очень обрадовался словам женщины и согласился сделать все так, как она сказала.

Наутро пришел ходжа и постучался в дверь. Юноша, вышел на стук и поцеловал ходже руку. Ходжа сказал:

– Собирайся, пойдем к кадию.

– А что нам делать у кадия? – спросил юноша.

– Как что?! Ты же должен развестись с женой!

– У нас считается постыдным взять жену и сразу же разводиться с ней,– ответил ему сын падишаха.

И сколько ходжа его ни уговаривал, юноша не соглашался. Ходжа увидел, что делать нечего. Он отправился к кадию и рассказал ему о своей беде. И кадий и все, к кому ходжа ни обращался, говорили, что по закону жена принадлежит шахзаде и что силой развести их нельзя.

Ходжа очень опечалился и впал в уныние: он сильно любил свою жену. От горя он заболел и слег в постель. Уже лежа на смертном одре, он велел позвать к себе юношу и сказал ему:

– О юноша, знаешь ли ты, о чем молился я тогда, стоя у Каабы?

– Нет, не знаю,– ответил сын падишаха.

– Вымаливая тогда у Аллаха благословение для тебя,– сказал ходжа,– я просил его еще и о другом. Я молил его: О Аллах! Сделай так, чтобы после моей смерти все мое имущество и достояние перешло к этому юноше . Так вот, юноша, знай: все, что имеется в моем доме, принадлежало раньше моей жене. Поскольку она стала теперь твоей, все мое состояние после моей смерти перейдет к тебе, а все присутствующие пусть подтвердят мою волю.

И свидетели выполнили его просьбу.

Ходжа пролежал еще три дня, а на четвертый Аллах призвал его к себе, и он переселился из обители бренности в чертог вечности. А юноша стал хозяином его имущества. И когда люди узнали про эту хитрость женщины, все были в крайнем изумлении.

Эту сказку я рассказал затем, чтобы ты знал, что женщины неспособны на любовь, согретую жаром души и сердца. Они только в случае необходимости следуют добродетели и лишь из страха перед карой шариата скромно сидят дома, обернув свои ноги подолами. А если бы не это – они своими улыбками и своим лукавством посеяли бы смуту во всем мире. Потому и говорят, что из тысячи женщин не найдешь и одной добродетельной.

– Рассказывают,– заговорил везир,– что в одном прекрасном дворце жил великий падишах и у него была дочь такой неописуемой красоты, что молва об ее совершенствах разнеслась по многим странам.

Случилось, что дочь падишаха воспылала любовью к одному прекрасному юноше – слуге шаха. И день и ночь девушка не находила себе покоя от этой любви. Постепенно это чувство заглушило в ней все желания: она отказывалась от еды и питья и совсем лишилась сна. Ее нежно-розовое лицо пожелтело, как шафран, и она могла лишь вздыхать да плакать.

– Дитя мое! Вижу я, что ты очень изменилась,– говорила ей каждый день ее кормилица,– здорова ли ты? Что с тобой случилось? Отчего ты все время вздыхаешь? Ты что-то скрываешь от меня, какая тайна мучает тебя? Не таись! Быть может, я сумею помочь тебе.

Но девушке не было покоя. И вот как-то раз, не в силах долее переносить жгучие муки любви, дочь падишаха сказала:

– О нянюшка! Не могу больше таиться от тебя: я полюбила одного юношу – слугу моего отца – и погибну, если не достигну соединения с ним.

– Это дело нетрудное,– отвечала кормилица,– что же ты раньше ничего не говорила мне об этом?

В тот же вечер, едва лишь стемнело, старуха оделась в вышла на улицу. В темноте она тайком подошла к дому юноши, проникла внутрь и дала ему снотворное снадобье. Затем она взвалила его себе на плечи и принесла к девушке.

А дочь падишаха к этому времени уже все подготовила для свидания с юношей: украсила постель шелком и атласом, разложила шитые золотом подушки.

Она велела отнести туда своего возлюбленного, достала склянку с крепким уксусом и поднесла к носу юноши. Он чихнул, проснулся и сел, с удивлением оглядываясь по сторонам.

Возле него сидела красавица, подобной которой не видывал никто на свете. А когда юноша разглядел дворцовое убранство, постель и подушки, он решил, что такой роскоши нигде больше сыскать невозможно.

– Что за чудеса! – проговорил он.– Неужто я умер и очутился в раю?

Но девушка обвила руками его шею и сказала:

– О мой дорогой господин! Вот уже много времени, как я не нахожу покоя от любви к тебе.

– Но где я, моя дорогая? И не призрак ли ты?

– Ешь плоды, а о дереве не спрашивай,– сказала девушка, не отвечая на его вопрос.

Юноша почувствовал такую любовь, словно у него была тысяча сердец и душ. Он заключил девушку в объятия, и они начали осыпать друг друга поцелуями.

– Смотри, будь осторожна,– сказала девушке кормилица.

Она вышла, плотно затворила за собой дверь и осталась на страже.

Девушка принесла бокалы, наполненные вином прекрасного рубинового цвета, и предложила один из них юноше. Он осушил бокал за здоровье прекрасной дочери падишаха и, снова наполнив, протянул ей. Они опять обменялись поцелуями, и девушка тоже выпила бокал за здоровье юноши.

Так они просидели некоторое время, пили вино и не сводили глаз друг с друга. Потом, после долгой и нежной беседы, они взошли на роскошное ложе и, обнявшись, забыли весь мир.

Под утро, когда они заснули, опять пришла кормилица, дала юноше одуряющее снадобье и, лишь только он впал в забытье, отнесла его домой.

Проснувшись, юноша увидел себя на прежнем месте.

– Так, значит, все, что я видел, было сном? – спросил он сам себя.

Вот так находчивость кормилицы помогла дочери шаха быстро излечиться от своего недуга.

– Рассказывают,– начала жена падишаха,– что в прекрасном дворце жил великий падишах. Однажды к нему пришел какой-то дервиш (Дервиш- бродячий монах, нищий.) и сказал:

– О шах! Я знаю одно необыкновенное заклинание. Стоит мне только произнести его, как душа моя сразу же может вселиться в любое мертвое тело.

Шах велел принести зарезанного гуся и сказал:

– А ну-ка, посмотрим, сумеет ли твоя душа перейти в этого гуся?

Дервиш прошептал заклинание. Тотчас душа его переселилась в гуся, гусь ожил и загоготал, а тело дервиша стало безжизненным.

Когда шах все это увидел, он очень удивился. А дервиш произнес то же самое заклинание еще раз, и душа его снова вселилась в его тело. Со слов дервиша шах тут же выучил это заклинание наизусть.

Через несколько дней шах со своим везиром отправился на охоту. Они убили лань. Шах в присутствии везира произнес заклинание, и душа его переселилась в убитое животное. Лань ожила, а тело шаха осталось бездыханным. Затем шах снова произнес это волшебное заклинание, и душа его вновь возвратилась в его тело.

Пораженный везир спросил у шаха, откуда он знает такое заклинание.

– Я научился ему у одного дервиша,– ответил шах.

– Научи и меня этому заклинанию! – стал упрашивать везир.

Долго просил он шаха, и тот в конце концов исполнил его просьбу.

Однажды шах взял с собой везира и отправился на прогулку. По дороге они увидели под деревом мертвого попугая.

– О шах, неужели ты сможешь воплотиться в этого попугая? – спросил везир.

Шах тут же произнес заклинание, и душа его вселилась в тело попугая. Попугай взлетел и уселся на дерево.

Тогда везир, не теряя ни минуты, произнес то же заклинание, и душа его перенеслась в тело шаха. Затем он прочитал заклинание над одним из своих слуг, и тот обратился в везира.

А шах, превратившийся в попугая, так и остался сидеть на дереве. Только теперь он понял все коварство везира и раскаялся в том, что научил его волшебному заклинанию. Но сделать ничего уже было нельзя.

У шаха неподалеку от тех мест был сад. Он прилетел в этот сад и сел, опечаленный, на ветку какого-то дерева.

Везир же, принявший облик шаха, вернулся во дворец и как ни в чем не бывало подошел к жене шаха. Ночью они вместе пили вино и веселились. А когда настало утро, везир подошел к трону, сел на него и принялся управлять государством.

Потом он снова вернулся к жене шаха. А она, наблюдая за мужем, с удивлением замечала, как изменились все его привычки и движения.

Теперь расскажем о попугае.

Однажды попугай прилетел к садовнику и человечьим голосом сказал:

– Иди в город и продай меня. Деньги, которые ты выручишь от продажи, принесут тебе счастье.

Садовник посадил попугая в клетку, отнес в город и стал предлагать его богатым людям. Все, кто слышал, как разговаривает попугай, изумлялись, подходили к клетке, заговаривали и шутили с птицей. Попугаю задавали вопросы, а он отвечал на них.

В этом городе жила некая женщина. Она брала тысячу золотых с каждого, с кем проводила ночь. И вот однажды ей приснилось, что всю ночь до самого утра она провела в приятной беседе с одним знакомым ходжой. Утром она отправилась к этому ходже.

– Всю нынешнюю ночь до самого утра ты провел у меня. За это ты должен мне тысячу золотых. Отдавай мои деньги! – потребовала она.

Между ними началась ссора. Это происходило на улице, и их перебранку услышал попугай.

– Идите сюда. Я разрешу ваш спор,– сказал он. Ходжа и женщина подошли к нему. Вокруг собралось много народу. Попугай выслушал объяснения обоих и сказал ходже:

– Ступай домой, положи в кошелек тысячу золотых, захвати с собой зеркало и всё это принеся сюда.

Ходжа пошел, принес кошелек, зеркало и отдал их попугаю. Тот положил кошелек перед зеркалом так, что отражение кошелька появилось в зеркале. Все с удивлением смотрели, что попугай будет делать дальше.

– Что ты хочешь от этого ходжи? – спросил попугай женщину.

– Я хочу тысячу золотых,– ответила она.

– Подойди сюда,– сказал попугай,– и возьми тысячу золотых из того кошелька, который ты видишь в зеркале. Эти деньги и будут тебе платой.

– Что это за речи? Что за чушь ты городишь?! -возмутилась женщина.

– Я рассудил правильно,– сказал попугай.– Платой за такую беседу, какая была у тебя с ходжой, может быть только золото, которое ты видишь в зеркале. Если ты согласна на эту плату, бери ее, а если нет, то никаких других денег тебе не будет.

Все присутствующие одобрили это решение попугая.

– Клянемся Аллахом, в словах попугая – сама истина,– говорили вокруг.

Женщина устыдилась и ушла.

Тогда садовник объявил, что хочет продать попугая. А пока ходжи готовились к торгу, попугай обратился к садовнику:

– Скажи им, что ты продаешь своего попугая за столько золота, сколько он весит.

Слух о чудесном попугае дошел до жены шаха.

– Пусть его купят для меня,– распорядилась она.

И ей купили попугая, заплатив за него много денег.

Клетку с попугаем жена падишаха велела повесить во дворце. Время от времени она подходила к попугаю и разговаривала с ним.

С наступлением ночи к жене шаха приходил везир;они пили, ели и веселились. Шах в облике попугая смотрел на все это из клетки, глубоко вздыхал и думал: Ах, везир, везир! Неужели Аллах не представит мне случая рассчитаться с тобой?

И вот однажды везир, развлекаясь с женой шаха, сказал ей:

– Я знаю одно чудодейственное заклинание, с помощью которого моя душа может переселиться в любое мертвое тело.

Тогда жена шаха приказала принести зарезанного гуся и сказала:

– Если то, что ты сказал,– правда, пусть душа твоя войдет в тело этого гуся.

Везир произнес волшебное заклинание – и тотчас душа его вселилась в тело гуся, который, гогоча, стал прохаживаться по комнате. Увидев это, шах быстро проговорил то же самое заклинание и опять принял свой прежний облик. Он бросился на гуся, схватил его за горло и, крепко стиснув руками, колотил об стены до тех пор, пока тот не испустил дух.

Жена шаха, увидев все эти превращения, ахнула от изумления. А шах рассказал ей все то, что с ним случилось.

Это было давным-давно, когда за решетом ходили на гумно, когда верблюд был грамотеем, а мышь была брадобреем, когда я был юнцом и качал в колыбели мать с отцом. Кто далеко идет, кто далече бредет, кто в чужой сад без спроса зайдет, с тем будет вот что...

А мы взяли да пошли, тысячу шагов прошли, брели по горам и долинам, шли полгода с половиной, оглянулись назад – вот тебе на: прошли путь не более ячменного зерна. Опять пошли, долго-долго шли. А пока брели, показались сады чинмачинского падишаха. Мы взяли да вошли. Глядь – какой-то мельник крутит жернова. А рядом сидит кошка. А у кошки глаза, как плошки. Все у нее на месте: и брови, и нос, и рот, и лапы, и хвост, и живот.

В прежние времена у одного падишаха была дочь. Он очень любил ее и не разлучался с ней ни на минуту. Других детей у падишаха не было. А дочка эта была так прекрасна, что во всем мире нельзя было сыскать другую такую красавицу. Многие хотели взглянуть на нее, но никому это не удавалось, так как падишах никуда не выпускал ее из своей комнаты.

Сын йеменского падишаха так хотел увидеть эту красавицу, что покинул свою страну и отправился в путь, решив во что бы то ни стало добиться цели. Чтобы попасть в город, где жила девушка, нужно было идти семь лет.

– Пойду попытаю счастья,– сказал юноша.

И вот уже два года бредет он по дорогам. Одежда на нем изорвалась, деньги у него кончились. Чтобы не умереть с голоду, он просил милостыню. Иногда ему удавалось что-нибудь поесть, а в иные дни у него и крошки во рту не было. И где-где только не пришлось ему побывать!

Однажды пришел он в такое место, где было много садов и виноградников. Время стояло летнее, жаркое, юноша был очень голоден; он устремился в сады, стал поспешно срывать фрукты с деревьев и есть их.

Долго бродил он по садам. В одном из них стоял дворец.

Его сторожила старуха-дива. Она всегда спала крепким сном и только раз в три дня просыпалась, обходила сады и снова ложилась спать. И как раз, когда юноша ел плоды, дива проснулась и пошла по саду. Увидев ее, юноша от страха забыл про еду и спрятался за деревом.

Беда! Если она меня увидит, разорвет на куски. Что мне делать? – думал он.

А дива сразу же почуяла, что в саду кто-то есть, и направилась в его сторону. Юноша смертельно испугался:

Ну, теперь она меня непременно заметит!

Поведя носом, дива подошла совсем близко к тому месту, где прятался юноша.

Будь что будет! -подумал он и вышел из-за дерева навстречу старухе.

– Матушка, я в твоей власти. Пощади меня, не причиняй мне зла!

Старуха взглянула на него и почувствовала жалость.

– Как ты попал сюда, человек? А что если я тебя сейчас съем? – спросила она.

– Что ж делать, ешь! Значит, Аллах послал меня тебе на съедение,– проговорил юноша и горько заплакал.

– Ты, видно, попал в беду? Зачем ты пришел сюда?

Все еще дрожа от страха, юноша решил рассказать ей всю правду. А вдруг она поможет ему?

– Девушка, которую ты ищешь, находится в девяти месяцах пути отсюда,– сказала старуха.– Но если даже ты и придешь туда, увидеть ее все равно не сможешь. Многие хотели на нее посмотреть, но никому это не удавалось. Все они погибали, даже те, которые влюблялись в нее, так и не увидев. Лучше откажись от своего намерения. Пусть ты даже и дойдешь до нее, все равно пропадешь потом. Ведь увидеть ее ты не сможешь, а любить ее будешь все больше и больше.

– Нет, я проделал весь этот долгий путь из-за любви к ней и во что бы то ни стало найду ее,– сказал юноша.

– Ну иди, раз уж решил. Но знай, что на свете живет колдунья, которая заворожила девушку и зорко стережет ее, не позволяет ей никуда выходить. Сын одного падишахавоспылал как-то страстью к этой девушке, а колдунья невзлюбила его, и вот уже несколько лет этот юноша прикован к постели тяжким недугом. Если хочешь увидеть свою возлюбленную, ты должен разрушить злые чары колдуньи. Лишь после этого ты, может быть, увидишь свою красавицу, и любовь твоя увенчается счастьем.

– Как же я смогу разрушить чары колдуньи?! – воскликнул юноша.

– Сын мой! Я никому еще этого не говорила. Но ты много страдал, и я хочу помочь тебе. Ступай своей дорогой. В одном неведомом месте находится волшебный сад. В этом саду растет белая роза. Если ты сумеешь добыть ее и прикрепить к волосам девушки, чары колдуньи рассеются, а девушка скажет: Я хочу выйти замуж за человека, который принес этот цветок . И тогда, если даже ты и не захочешь идти, тебя разыщут и приведут к твоей возлюбленной. Вот тогда ты и налюбуешься на нее.

Юноша тотчас отправился в путь. Много времени прошло, прежде чем он отыскал волшебный сад.

Перед входом сидела большая кошка – старшая дочь колдуньи.

Что это за зверь такой – не то лев, не то тигр? – подумал юноша.– Идти мне или нет? Э, будь что будет, подойду к ней . И он приблизился к кошке. Дочь колдуньи посочувствовала юноше и указала ему дорогу.

Царевич вошел в сад и долго бродил там по дорожкам. Наконец он увидел куст роз, о котором говорила ему дива. Залюбовавшись цветами, он остановился в растерянности, не зная, которую розу выбрать. После долгих колебаний он сорвал один цветок. И тут же в саду раздался чей-то стон.

Лучше бы я ничего не трогал, быть теперь беде. Что делать, если меня поймают? -подумал юноша и бросился к воротам, через которые вошел в сад.

А у ворот уже сидели две кошки. Глаза у них были вытаращены, морды покрыты пеной. Казалось, они вот-вот бросятся на пришельца.

– Юноша, беги отсюда без оглядки! – крикнули кошки.– Если тебя увидит колдунья, она растерзает тебя.

Юноша стремглав бросился из сада. Он бежал так быстро, что его не настигла бы и стрела.

Почувствовав себя наконец в безопасности, он спрятал добытый цветок и направился в город, где жила прекрасная дочь падишаха.

Юноша пришел в город, усталый от бесконечных лишений; одежда висела на нем лохмотьями. Чтобы подкрепить свои силы, он зашел в кофейню. Там находилось немало юношей, собравшихся в город, чтобы увидеть дочь падишаха. Молодые люди спросили прибывшего, откуда он и куда направляется.

– Я был проводником каравана,– отвечал тот,– но в пути на меня напали разбойники, отняли все мое имущество и деньги. Шесть месяцев пробыл я в дороге и вот пришел сюда.

Все пожалели его и приняли как гостя. Юноша поел, попил и лег отдохнуть, а молодые люди собрались в кружок и начали о чем-то шептаться. Юноша прислушался и понял, что они говорят о его возлюбленной. Молодые люди задумали достичь своей цели, обманув няньку, которая воспитывала девушку, но не знали, как подступиться к несговорчивой старухе.

Настало утро. Юноша вышел из дома и отправился бродить по улицам. Вдруг он увидел старуху, одетую в пышное шелковое платье.

Наверное, это нянька девушки. Если я заведу с ней разговор, может быть, мне и удастся выведать, кто она ,– подумал юноша и приблизился к старухе.

– Откуда ты, сынок? – спросила та, поняв, что перед ней стоит чужеземец.

– О матушка! Я бедный странник. Живу тем, что хожу и продаю розы, которые каждый год вырастают в моем саду. Пришел я и в ваш город. Я уже все продал, у меня осталась лишь одна роза.

– Дай-ка я взгляну на нее,-сказала старуха.

Юноша показал ей цветок.

– Ах, какая красивая! Сколько ты хочешь за эту розу? – спросила старуха.

– Зачем тебе, старой женщине, такой цветок? Его свежесть под стать лишь лицу юной красавицы,– ответил юноша.

– Сын мой, если я куплю розу, то не для себя. Хотя у меня и нет своей дочки, но я служу у дочери падишаха.

Вот я и хочу снести ей этот цветок в подарок. Но у меня, наверное, не хватит денег, чтобы купить его.

– О матушка! Ты хочешь сделать подарок, а у меня остался только один цветок. Я подарю его тебе. Возьми и отнеси его дочери падишаха.

И он отдал цветок старухе. Та обрадовалась, что сможет подарить его своей госпоже, и понесла розу девушке.

– О матушка! Какой чудесный цветок ты мне принесла! – воскликнула красавица и приколола его к волосам.

Пока старуха твердила воспитаннице свои обычные наставления, страсть юноши передалась девушке, и в сердце ее разгорелось пламя любви. Но девушка не поняла причины своего волнения и проговорила:

– Мне что-то нехорошо! Скажи моему отцу, чтобы он разрешил мне немного погулять по саду. Какая-то печаль снедает меня.

Старуха тотчас пошла к падишаху и все ему рассказала.

– О господи! Что приключилось с моей дочерью? – воскликнул падишах, увидев девушку.– Раньше она никогда не изъявляла желания выйти куда-нибудь. К добру ли это?

И он разрешил дочери пойти в сад вместе с нянькой.

– О матушка! Где ты взяла эту розу?-спросила девушка, прохаживаясь с нянькой по дорожкам.– Едва лишь я приколола ее к волосам, во мне словно загорелся какой-то огонь.

– Дитя мое, мне подарил ее один бедный юноша. Но я стара, и роза мне не нужна. Вот я и принесла ее тебе.

– О моя дорогая! Можешь ли ты хоть издали показать мне того человека, который дал тебе этот цветок?

– Дитя мое, где же я найду его? Он мне встретился на улице. Кто знает, где он теперь?

– Делай, что хочешь,– гневно сказала дочь падишаха,– но ты должна показать мне этого юношу! Не то я пожалуюсь отцу, и он прикажет убить тебя.

– Пойду поищу его, моя красавица,– торопливо ответила старуха.

А юноша, вне себя от нетерпения, уже поджидал няньку подле сада. Увидев его, старуха сказала:

– О сын мой! Что за цветок подарил ты мне? Я принесла его своей госпоже, она приколола цветок к волосам и сразу же занемогла. Теперь она хочет тебя видеть. Ты, наверное, беден? Если ты пойдешь со мной, я заплачу тебе за потраченное время.

Юноша сделал вид, что колеблется, но в душе очень обрадовался ее словам и сказал:

– Ради тебя я пойду и без денег.

Старуха тоже обрадовалась, повела его ко дворцу и показала девушке.

Увидев юношу, дочь падишаха тотчас воспылала любовью к нему и написала ему записку: О мой господин! Я люблю тебя всем сердцем. Если хочешь меня увидеть, проникни этой ночью в сад через ограду. Там мы увидимся с тобой .

Счастью юноши не было предела. Он отошел в сторону и стал поджидать старуху. Та вскоре вышла из дворца.

– Берегись, сын мой! Никому ничего не рассказывай. Если об этом узнает падишах, он всех нас казнит. Сделай все так, как сказано в записке. Но смотри не попадайся,– сказала она и ушла.

Вечером, едва дождавшись наступления темноты, юноша пошел к дворцовой ограде и проник в сад. Дочь падишаха уже ждала его там; увидев юношу, она тотчас обняла его и повела к хаузу (Х а у з – водоем, бассейн..) Они вкусили разных яств и, обнявшись, легли и заснули.

Настало утро. Падишах, встревоженный отсутствием дочери, приказал искать ее повсюду. И вдруг он увидел, что она спит в саду, обнявшись с каким-то юношей. Падишах разгневался.

– Как проник в мой дворец чужой человек? Как удалось ему соблазнить мою дочь, которая до этого никуда не выходила?

В это время влюбленные проснулись и, увидев падишаха, задрожали от испуга. Падишах подозвал юношу и стал расспрашивать его. Тот рассказал все, и падишах молвил:

– Сын мой! Ты вызволил мою дочь из большой беды. Не бойся ничего. Я отдам ее за тебя.

Он повел их обоих во дворец, позвал к себе везира и распорядился:

– Поженить их, пока никто еще ни о чем не узнал.

– Хорошо,– сказал везир.

И брачный союз был заключен.

Сорок дней и сорок ночей продолжался свадебный пир. Новобрачных поместили в особые покои. Они достигли своей цели.

А нам пора по домам.

Давным-давно, когда верблюд был зазывалой, а блоха – брадобреем, так давно, что и не вспомнить, в решете ли, во соломе, когда я дядюшкину люльку – скрип-скрип! – качала, тут и сказочке начало.

Жил да был в те давние времена рябой петушок. У петуха какие заботы? Хоть рыжий, хоть рябой, хоть холеный, хоть худой – все одно: разок промолчать да два раза прокричать, а остальное время в мусорной куче вверх хвостом торчать. Ройся себе да поглядывай – вот и все петушиные дела.

Рябой петушок так и жил – то пел, то молчал, а больше в мусоре торчал. Вот однажды копался он, как всегда, в куче и нашел золотую монету. Нашел и растерялся от радости:

– Что же мне с этим золотым делать? Может, отнести Бейоглу? Пусть у себя хранит, а как мне понадобится, заберу.

Приходит петушок к Бейоглу и говорит:

– Вот, Бейоглу, нашел я золотую монету и принес тебе. Хорошо я сделал или плохо?

– Конечно, хорошо, – отвечает Бейоглу.

– Возьмешь ли монету на хранение? Отдашь ли обратно, как придет время и мне она понадобится?

– Отдам, – сказал Бейоглу. – Я ведь сын бея. У меня все по чести-совести, я свое слово держу.

– О себе не толкуй, лучше скажи, могу ли я положиться на твое слово?

– Можешь, – кивнул Бейоглу.

– Тогда вот тебе мой золотой. И отдал рябой петушок свою монету Бейоглу. Время как вода течет. Пришел день, когда потребовались рябому петушку его денежки. Пойду-ка, – думает, – к Бейоглу, заберу свой золотой, разменяю его и потрачу .

Отправился петушок в путь. Шел-шел и повстречал по дороге лису.

– Петушок, петушок, ты куда идешь? – спрашивает лиса.

– К Бейоглу иду, у него мой золотой хранится, надо забрать.

– Возьми меня с собой, вместе пойдем.

– Дорога далекая, устанешь, – молвит рябой петушок.

– Сколько смогу – столько пройду, а устану – так отстану.

– Раз так, то пошли.

Стало их теперь двое друзей, и пустились они в путь с разговорами. Не прошли и половины, как лиса задыхаться начала, язык у нее стал заплетаться.

– Устала я, братец петушок, нет больше моей моченьки!

– А я тебе что говорил?

– Правильно говорил. Не подумала я, вот и выбилась из сил. Что же мне теперь делать?

Поглядел на нее рябой петушок, подумал и говорит:

– Не беда! Лезь ко мне в живот, я тебя донесу. Забралась лиса к нему в живот, отыскала себе местечко, устроилась.

Идет петушок дальше. На этот раз встречается ему волк.

– Куда путь держишь, рябой петушок?

– Есть у меня один золотой, хранится у Бейоглу. Иду забирать его.

– Возьми меня с собой, вместе пойдем.

– Дорога далекая, устанешь.

– Сколько смогу – столько пройду, а устану – так отстану.

– Ну, коли так, пошли вместе.

Пустились они в путь. Идут рядышком, разговаривают. Дорога еще и близко к городу не подошла, а у волка сил не осталось, ноги подгибаются, язык заплетается.

– Устал я, братец петушок, нет больше моей моченьки!

– А я тебе что сказал, когда ты со мной просился?

– Сказал, что дорога далекая, устану.

– Выходит, правильно я говорил?

– Так-то оно так, только сейчас не будем об этом. Лучше скажи, что нам теперь делать? Пожалел рябой петушок волка:

– Лезь ко мне в живот, понесу и тебя тоже. Забрался волк к петушку в живот, отыскал себе месте ко, устроился.

А петушок шел-шел и пришел к реке. Шумит-бурлит река, белой пеной покрылась. Увидала рябого петушка, окликнула его:

– Ты куда путь держишь, петушок?

– В город, куда еще?

– А что за дела у тебя в городе?

– У Бейоглу мой золотой хранится, иду забирать его.

– Ах, ах! – завздыхала река. – Сколько лет теку, и ни разу не удалось мне свернуть в сторону, побывать в городе. Раз уж ты идешь туда, не возьмешь ли меня с собой?

– Я бы взял, да дорога далека, устанешь.

– Как устану – так отстану, потеку и остановлюсь. Ты только возьми меня с собой, а дальше не твоя забота.

– Ладно, – сказал рябой петушок и взял реку с собой. Идут они, идут с разговорами, не прошли и половины пути, как река заохала: вода у нее то светлеет, то мутнеет.

– Что такое?

– Нет моей моченьки, рябой петушок! – не выдержала река. – Совсем из сил выбилась. Видно, здесь конец моей дороженьке.

– А ведь я предупреждал тебя.

– Верно, предупреждал.

– Что же мне с тобой делать?

– Если хочешь, брось меня и иди своей дорогой. А хочешь – возьми меня к себе в живот и донеси до города. Когда-нибудь отплатится тебе добром за твое добро.

– Не надо мне никакой отплаты. Залезай ко мне в живот и пошли, не будем терять время на разговоры.

Теперь и река забралась в живот к рябому петушку, отыскала себе местечко, устроилась.

Наконец добрался рябой петушок до города, явился к Бейоглу и говорит:

– Вот я и пришел, Бейоглу.

– Добро пожаловать.

– Мне мой золотой потребовался. Давай его обратно.

– Какой еще золотой? Нет у меня никаких золотых. Я сын великого бея. Неужели унижусь до того, чтобы брать золотые у рябых петухов вроде тебя?

Начал рябой петушок увещевать обманщика:

– Не делай так, Бейоглу. Лучше добром отдай мой золотой. А то и у меня против тебя сила найдется. Тут Бейоглу как закричит:

– Ах ты, такой-сякой! Смеешь здесь разговаривать! Ну-ка, слуги, бросьте его в гусятник, пусть образумится!

Схватили рябого петушка и бросили в гусятник. Гуси шеи вытянули, зашипели, накинулись на петушка – сейчас заклюют, разорвут в клочья. Вдруг из живота петушка как выскочит лиса – мигом положила конец всему гусиному племени!

Выбрался рябой петушок из гусятника и опять явился к Бейоглу:

– Отдай золотой, Бейоглу! Я от своего не отступлюсь. А то и у меня против тебя сила найдется.

– Ну-ка схватите его скорей и бросьте в загон к мулам пусть забьют его копытами до смерти! – приказывает Бейоглу слугам.

Схватили рябого петушка за крылышки и бросили к мулам. Как начали мулы лягаться! Чуть не убили бедного! Тут вылез из его живота волк, оскалил зубы да как зарычит:

– Стойте смирно, ни с места!

Набросился на мулов и порешил весь их род под корень. Выбрался рябой петушок из загона и опять идет к Бейоглу.

– Послушай меня, Бейоглу! Не делай того, что не подобает. Поступи достойно своего имени. Отдай мой золотой.

Бейоглу совсем рассвирепел:

– Да что же это за петух такой настырный? Когда я, наконец, избавлюсь от него? Бросьте его в печь, – слугам приказывает, – пусть обжарится хорошенько, съем петуха за ужином!

Схватили рябого петушка и бросили прямо в печь. Тут вырвалась река из его живота и погасила огонь. Не осталось в печи ни дыма, ни пламени.

Выбрался рябой петушок из этой беды и опять пришел к Бейоглу.

– Отдавай золотой, – говорит. Видит Бейоглу, что нет ему спасения от рябого петушка, и повелел слугам:

– Отведите петуха в мою сокровищницу. Пусть возьмет свой золотой. ^Отвели петушка в сокровищницу Бейоглу, перебрал петушок все золотые монеты, что там были, нашел свою собственную, рассмеялся и отправился восвояси. Потом разменял золото, накупил ячменя и пшеницы. Зажили они с курами и цыплятами безбедно, и не было у них недостатка в еде и питье до конца дней.

Было такое или не было, а сошлись как-то мыши в круг и давай совет держать, как им кота. усмирить. Долго думали-гадали – не знают. Тогда одна мышь и говорит:

– А повесим-ка ему на шею колокольчик. Как только кот шевельнется, колокольчик зазвенит и предупредит нас об опасности.

Понравилась мышам такая мысль. – Соберем теперь денег, чтобы купить колокольчик! – кричит остальным мышь, которая посоветовала повесить звоночек коту на шею.

Принялись мыши считать, кто сколько должен дать, скоро разгорелась между ними ссора, потому что каждая считала, что должна дать меньше, чем другая.

– Тебе придется платить мало, а мне много! Почему это ты будешь платить пустяк, а я вон сколько!

Такие речи слышались из всех углов и норок.

Тогда слово взяла одна старая-престарая мышь, которая многое повидала на своем веку, не раз воевала с котами:

– Да уймитесь! Не нужны мне ваши деньги! Я сама куплю колокольчик. Но покажите мне того отважного рыцаря, который повесит колокольчик коту на шею! Пусть он выйдет на середину.

Так и закончилась ссора в мышином царстве.

Было – не было, ведь у Аллаха рабов много... Давно-давно, когда в старой бане джинны* дротики метали, жил один старик по прозванию Налджи. Может, оттого, что его вскормила честная мать, только он в рот не брал ничего запретного. Никогда он не старался снять с мертвой лошади подкову на счастье, не гнался за покровительством сильных, не терял своей гордости.

* Джинн – в фольклоре стран Ближнего Востока – злой дух.

Сам смотрел за своим домом, сам, проливая пот, добывал себе хлеб. Не было у него ни кола ни двора, а было три сына, стройных, как молодые побеги. Имен старших не знаю, а младшего звали, кажется, Мысдыком. Старшие были просты разумом, младший же – острее сабли! Если верить людским толкам, то так и было. Хоть по виду и старшие не уступали брату, но только уж очень просты, так просты, будто река, которая лениво течет, будто человек, который глаз с земли не поднимет, по снегу пройдет и следов не оставит. А младший, этот все сообразит, всего добьется, самого шайтана обманет, перехитрит, потому Мысдыка даже с Кельогланом* равняли...

* Кельоглан – букв, «плешивец» – герой турецких сказок, незадачливый, но умный и благородный парень из народа.

Пришел час, отец попрощался с этим миром, а детям пришлось самим решать свою судьбу. Что мог оставить им в наследство Налджи-баба? Ни горсти земли в горах, ни зеленого листка в винограднике. Нечего им было делать, только запрячься в кара-сапан*. Ведь и царство-то их было с ладонь... О том подумали, о сем поразмыслили, и вот, когда в головах братьев бродили черные думы, Мысдык и говорит им:

* Карасапан – примитивный плуг.

– Братья мои старшие, не пристало мне говорить при вас, но только если мы будем ловить ворон, то не заработаем себе на хлеб. К добру ли будет, не знаю, а давайте поищем свое счастье в других краях – не кончается ведь земля в здешних местах!

Его слова пришлись братьям по сердцу:

– Правду говоришь, Мысдык, давайте запряжемся все дружно в арбу, ты младше нас, тебе и идти впереди.

Надели они железные чарыки*, взяли в руки железные посохи и отправились в дорогу. Мало ли шли, много ли шли, через горы перешли, долины позади оставили. В один из дней подошли они к полю и что же видят: хлеба в рост человеческий стоят, головой покачивают да так наклоняются, будто хотят дотянуться до косы. А коса-то от них отвернулась! Переглянулись три брата, двое старших ничего не сказали, младший же, катясь, как маленькое колесо, спереди, говорит:

* Чарыки – крестьянская обувь из сыромятной кожи.

– Братья мои старшие, хлеба эти ждут, когда коса к ним придет, а косе нужна рука человека, труд человека. Кто знает, руки ли у хозяина не дошли, сил ли у него не хватило? Забросил он свои посевы. Не оставим же их птицам и зверям, скосим втроем поле! Если хозяин честный человек, он заплатит нам за труды.

Сказали – сделали. С одного конца начали, на другом закончили. Вдруг появился див*. Братья перепугались один сильнее другого, другой сильнее третьего. А див говорит:

* Див – фантастическое существо, злой дух, распространенный персонаж восточного фольклора.

– О дети человеческие, я все горы облазил, все камни переносил, но это поле согнуло мою спину. Много дней глядел я во все глаза, ждал кого-нибудь вроде вас. Не Аллах ли вас послал? Не знаю даже, как мне расплатиться с вами...

Сказал он так и засмеялся. У братьев сразу отлегло от сердца. Мысдык ответил диву:

– О див, ты назвал нас людьми, а человек бывает другом в черный день и, что умеет, всегда сделает. Да принесет тебе наш труд счастье, такое большое, как дорога от земли до неба! Желаем тебе всегда видеть улыбающиеся лица и слышать сладкие речи.

– Вах, сынок, – говорит див, – не будем вспоминать улыбки и сладкие речи, пусть мое богатство будет счастьем для вас... Конечно, человеческого во мне ничего нет, но и я немного знаю жизнь. И дороги, и людей знаю. За этой горой стоит мой дом, возле дома ягненок, а за ягненком смотрят три мои дочери. Одна краше другой. Если какую-нибудь из них судил вам великий Аллах, то пусть ваш путь будет усыпан розами. Давайте только вначале съедим мясо этого ягненка, остальное же само собой устроится.

Сказал он так, посмотрел в глаза Мысдыку и велел ему отдать записку жене, чтобы та поджарила и послала им ягненка. Тут Мысдык взглянул на дива, и что-то в его глазах не понравилось молодцу. Бумажку-то он взял, да пока шел по дороге, развернул ее и прочел. И что же там был написано: оказывается, Мысдык своими собственными ногами навстречу смерти шел.

«Черная женщина, посылаю я тебе дитя, человеческое дитя! Не теряй времени, бери его, но не ешь сырым, надень на вертел, покрути над огнем, чтоб поджарился!» Вот что было написано в бумажке дива.

За добро платить злом!.. А чего еще ждать от такой кровожадной твари!

Задумался Мысдык:

«Так, так! Ну подожди, сотворю-ка и я с ним злую шутку, узнает меня». Взял да кончиком ножа и подправил записку. Пришел к жене дива, начал ей о том о сем рассказывать. Рассказал, как они на поле работали. И жена пустила кровь не Мысдыку, а ягненку.

Пока жена дива жарила ягненка, Мысдык исхитрился, забрался в покои дочерей. Увидел он трех девушек. Сказать «красивые» – ничего не сказать. Одна – как зацветшая ветка, другая – как мед, напоена запахом тимьяна, а третья – свежа как дитя, пропитана нежным запахом молока...

Увидел их Мысдык, и пронзили его тысячи стрел.

– Вы розы какой горы, гиацинты какого сада? – спросил он их наконец.

У девушек глаза слез полны, как источник – водой, отвечают они ему:

– Не спрашивай, молодец, не спрашивай, мы дочери падишаха. Однажды пошли мы, будто шайтан нас вел, и забрели в заброшенный виноградник, который называют "Виран-баг"*. Бродили мы по винограднику и услышали речи двух веток. Сначала не поверили своим ушам. Ближе, ближе, совсем близко подошли. Увидели и не могли поверить себе... Дивное это было дерево: растут из одного корня два дерева, одно – тутовник, другое – груша... тутовое играет и поет, а грушевое, склонив голову, слушает. Мы диву дались! И сами заслушались. Что случилось потом, не помним. Может, песни дерева растеклись по нашим жилам, может, закружились наши головы, только потеряли мы сознание. А когда пришли в себя, то очутились в какой-то пещере. С того дня дивы хотят погубить нас. Если выпьют они три горсти нашей крови, жизнь их продлится, и они еще три тысячи лет будут нести беды людям. Днем перед нами лежат пяльцы, плетем мы сами себе саван. По ночам же возле нас стоит таз смерти, до утра льем мы в него слезы. В какой день, в какой час наполнится таз, в тот день, в тот час будет готов и саван. Всевышний уготовил нам горе, это судьба наша... А ты, молодец, что ты ищешь здесь, ветер ли принес тебя, поток ли? Мысдык ответил им:

* Виран-баг – буквально: «заброшенный сад».

– Не ветер принес меня, не поток... Послал меня див, чтобы я заплатил своей кровью за свой же труд, но срок мой не пришел, и вместо меня жарится на жаровне ягненок...

И рассказал им обо всем с начала и до конца:

– Если Аллаху угодно спасти нас от несчастья, то мы вырвемся из лап дивов, и вы тоже спасетесь... Ночью я выберу удобный миг, подам вам знак, вы тотчас же спускайтесь!

Предупредив девушек, Мысдык направился к тандыру*!. Ягненок так прожарился, что цветом стал похож на гранат, и запах от него шел такой вкусный... Схватил Мысдык ягненка и отнес его на поле.

* Тандыр – вырытая в земле печь.

Див очень удивился, увидев Мысдыка живым:

– Подумать только, что натворил этот малый! Мы хотели его запутать, а он нас обманул. Если я прощу ему такое, не буду я дивом!

Долго еще див бормотал что-то, кто знает, что... С жадностью разодрали они ягненка и съели.

Вечером, когда стемнело, див зло улыбнулся и повел трех братьев к себе в дом, а Мысдык, у которого ягненок до сих пор еще горел во рту и приятно бурчал в животе, не захотел больше ступать на дорогу, которая полита слезами. Он внимательно слушал речи дивов. А они так сговаривались:

– Как только заснут братья, давайте пустим им кровь! Не будем думать о завтрашнем дне! Аллах всемогущ, чего-чего только в его колодце нет! Или попьем кровь девушек, или какая другая жертва собственными ногами пожалует к нам...

Услышал это Мысдык, и сразу улетел сон с его глаз. Как только дивы стали точить черные ножи о черный камень, Мысдык шепнул сам себе: «Вот удобный случай для тебя!» – подал глазами и бровями знак братьям, а рукой – девушкам. Выскочили они все из двери, как стрелы, выпущенные из лука. Пришли дивы и видят, что вместо трех братьев и трех сестер только ветер свищет. Пока дивы поняли, что случилось, и пустились вдогонку, те уж перебрались через заколдованную реку и сердца их больше не колотились от страха.

Черный див, сгорая от злости, повернулся в сторону Мысды-ка и закричал:

– Ну, подожди, мальчишка Кельоглан, ты лишил меня ягненка, так тебе и этого мало, ты еще отнял у меня трех девушек! Но на том дело не кончится. Я хозяин караван-сарая, а ты путник, когда-нибудь дорога приведет тебя ко мне!

Мысдык отвечал ему с другого берега:

– Если бы ты не вздумал отнять у нас жизнь, то не потерял бы ягненка, если бы не держал возле девушек таза смерти и не заставлял их плести саваны, не лишился бы дочерей падишаха. Что посеял ты, то и пожал! Сойди с нашей дороги, все равно не догонишь, лучше зажми в руках нож покрепче, а не то зацепит он твою шею.

Сказал он так, и пошли они дальше.

Пусть они идут своей дорогой, а мы расскажем о другом.

Падишах просто обезумел, когда узнал, что его дочери исчезли. Да и как не потерять ум: ведь все трое чище неба, светлее дня; ни у одной на сердце нет и пятнышка, до сих пор никто не видел даже края их платьев. И чьих это рук дело? Думали, гадали, но отгадать не смогли. «Если они погибли в горах или на перевале, то могла ли земля закрыть им глаза, если они стали кормом для птиц или червей, то могли ли листья закрыть им лица?» И полились дождем падишахские фирманы*:

* Фирман – шахский или султанский указ.

"Кто разыщет и приведет ко мне моих дочерей, тот пусть просит у меня все, чего душе угодно, все, чего душа пожелает!"Тысячи людей бросились на розыски! Перевернули все вверх дном. Но ни слуха ни духа. Земля – железо, небо – медь, а в горах выпал снег.

Погас последний луч надежды, и весь мир стал для падишаха мрачным подземельем.

И вот, когда горы и долины окрасились в цвет траура, перед глазами падишаха вдруг предстали рука об руку три его дочери и три сына Налджи-баба! Падишах не поверил своим глазам. Не зная, что делать на радостях, он поцеловал в лоб трех молодцев и поставил их справа от себя, поцеловал в глаза трех дочерей и поставил их слева от себя. Братья рассказали падишаху о своих злоключениях и очень полюбились ему, особенно младший. Ему падишах готов был отдать даже часть своего сердца!

– Требуйте от меня чего хотите! – повелел он, и три брата ответили:

– Ваше здоровье – вот наше желание!

Ответили так и низко склонили головы. Тогда падишахсказал:

– В тот день, когда мои дочери исчезли, я дал себе слово отдать их в жены тем, кто найдет их... Видно, Аллах великий судил их вам! Если я последую совету везиров и откажусь от своей клятвы, то осрамлюсь перед народом, а если паду я в глазах народа, то нарушу закон, своими собственными руками разрушу свое счастье и на земле, и на небе. Считайте меня своим отцом. И как только вы скажете «да», так сразу же свадьбу сыграем. Может, наступит и такой день, когда один из вас тоже станет правителем!

* Везир – министр, советник падишаха.

Сказал так падишах и дал братьям на размышление три дня и три ночи...

Недаром люди говорят: человек, получив большое, еще большего хочет. Хотите – верьте, хотите – не верьте, а только старший брат стал заглядываться на младшую дочь, глаза же среднего отвернулись и от той, и от другой, и от третьей и устремились на трон падишаха. Братья тут должны бы сказать себе: «Ничего-то мы не сделали, а нам такое счастье выпало, такая теперь благодать у нас, что казан без крышки закипает, а еда без пара варится, и всем этим мы обязаны младшему брату», – но старшие не поблагодарили Мысдыка, который принес им счастье, напротив – они решили вырыть ему яму.

Когда три дня спустя падишах, позвав к себе старшего брата, спросил, что они решили, тот ответил:

– О мой падишах, я готов дочь вашу на руках носить, но у меня ведь нет ни зеленого, ни алого, нет у меня для нее ни сахару, ни меду... Если не смогу я сделать ей какой-нибудь приятный подарок, то как потом посмотрю ей в глаза!

Падишах засмеялся и ответил:

– О, Аллах милостив! Не заботься о таких пустяках: у меня во дворце золото потоком льется, возьми и отнеси своей нареченной все, что тебе понравится!

А старший брат и говорит ему:

– О мой падишах, и имя твое, и честь твоя велят, чтобы дочь твоя получила в подарок вещь, которую до этого никто не видел, никто не трогал, такая вещь есть в пещере дивов – это одеяло, расшитое жемчугом... Золото – ключ к дверям дворца, но никакой другой двери оно не откроет. Один только наш Мысдык сумеет подыскать ключ к дверям пещеры дивов; один только он возьмет одеяло из рук дивов. Кто еще так умен, как он? Он ждет вашего повеления!

Что мог сделать падишах, позвал он Мысдыка и попросил его достать расшитое жемчугом одеяло...

Мысдык понял, с какой стороны дует ветер, но не желал прослыть трусом и ответил так:

– Ну конечно, я достану одеяло, которое расшито жемчугом, ведь это мой брат хочет подарить его вашей старшей дочери!

Сказал он так и отправился в путь. Мало шел, много шел, шел через поля, шел через луга, срывал по пути тюльпаны и гиацинты, пересек горы и долины и, наконец, достиг пещеры дивов. Что он сделал, как он сделал, знает Аллах, но только опять обманул дивов. Взял одеяло и мигом очутился по другую сторону заколдованной реки.

Див, задыхаясь, бежал за ним, но догнать не мог. Мысдык давно уже, посмеиваясь, стоял на другом берегу.

– Ах ты, хитрец, – вскричал див, – ты лишил меня ягненка, отнял трех девушек, а теперь узнал наши тайны, украл одеяло! Молю Аллаха, чтоб тот, кто накроется им, никогда больше не проснулся! – так проклинал див того, кто станет хозяином одеяла.

Но Мысдык и не слушал его! Каждый должен заниматься только своим делом. Мигнуть не успели, а уж очутился он во дворце. Все, кто увидел расшитое одеяло, так и ахнули:

– О великий Аллах, пусть не стареют руки, которые расшили это одеяло!

Сказали так и отнесли одеяло в комнату, где хранилось приданое старшей принцессы. Почернело лицо старшего брата, когда он узнал о том, что Мысдык выполнил невыполнимое и благополучно вернулся. Тут пришел черед среднего брата строить козни.

Падишах и его позвал к себе. На вопрос падишаха средний брат ответил:

– О мой падишах, я очень люблю вашу дочь и все готов сделать для нее, но у меня нет ни обручального кольца, ни алмаза, который стоил бы ее красоты. Если я, подобно моему старшему брату, не добуду для нее чего-нибудь необычного, каково мне будет перед султаншей?

Падишах улыбнулся:

– Моя сокровищница доверху набита драгоценностями, возьми все, что тебе понравится, и подари моей дочери...

– О мой падишах, есть и честь, есть и народ, перед которым ронять себя не пристало. Нужно подарить не простую вещицу, а особенную, вроде светящегося камня, что хранится в пещере у дивов... Жемчуг, алмазы, о которых говорил ты, мой падишах, – это ключ лишь к дверям дворцов везиров. А дверь пещеры может открыть только наш Мысдык. Только он отберет у дивов камень. Кто еще может так ловко их обмануть? Прошу тебя, издай фирман!

Понял падишах, что ничего не поделаешь. Позвал он к себе Мысдыка и попросил его достать светящийся камень.

Мысдык сообразил, чей топор подрубает его сук, но не хотел прослыть трусом и ответил так:

– Да не падет немилость на моего брата, да не ляжет на лицо его печаль; пусть же подарком вашей средней дочери будет светящийся камень!

Сказал он так и отправился в дорогу. Мало шел, много шел, пил холодную воду, шел шесть месяцев и одну осень, наконец дошел до пещеры дивов. Что он делал, как он делал, – для чего нам знать, – добыл светящийся камень и перебрался через заколдованную реку. Див, подняв пыль, понесся за Мысдыком, но тот уже сидел преспокойно на другом берегу.

– Ох ты, хитрец, лишил ты меня ягненка, забрал у меня трех девушек, и этого тебе не хватило? Отнял у меня расшитое одеяло-и на том не остановился, забрал и светящийся камень! Молю Аллаха, чтобы тот, кто будет любоваться этим камнем, никогда не смог заснуть! – кричал див и посылал такие проклятия, что, если сбудутся они, пропадет голова среднего брата.

Мысдык сказал:

– Не избежать зла тем, кто не довольствуется добром. Не спрашивай у меня, для чего я это сделал, лучше узнай, что я еще собираюсь сделать... – И пошел во дворец.

Те, кто увидел светящийся камень, совсем ослепли:

– Аллах, Аллах, не дымит, как лучина, не сгорает, как свеча, а днем и ночью светится ярким светом, будто звезда, которая с неба упала...

Сказали так и отнесли камень в комнату, где хранилось приданое средней дочери.

Средний брат очень разозлился, увидев Мысдыка живым-здоровым. Как бы ему навредить? Ну, пусть братья думают свои черные думы!

Тут падишах позвал к себе Мысдыка. И Мысдык сказал:

– Мой падишах, любовь должна быть взаимной. Если начало любви в моем сердце, то конец ее нужно искать в сердце девушки. Я-то весь иссох, ума лишился, но что я знаю о сердце самой младшей?

– Ты прав, сын мой, в каждом сердце – один султан. Но я давно уже выпытал у нее, что в ее сердце ты господин, ты повелитель. Что же ты теперь скажешь?

Мысдык ответил:

– Теперь я готов всю жизнь носить ее на руках. Только нет у меня ни расшитого одеяла, как у старшего брата, ни светящегося камня, как у среднего! Если с пустыми руками войду я в комнату для новобрачных, разве не будут корить твою младшую дочь? Ну что же делать... Обведу я еще раз взглядом ту пещеру. Может, вернусь обратно с сосновой смолой или другим пастушьим подарком.

Сказал он и отправился в путь. Мало шел, много шел, на спусках пот лил, на кручах ногти ломал, прошел дорогу не шире ячменного зерна и наконец вошел в пещеру дивов.

Див, увидев Мысдыка, стал точить зубы:

– Раз подпрыгнешь, блоха, два подпрыгнешь, а на третий раз попадешь мне в лапы, не жди тогда пощады, по капле твою кровь выпью!

Мысдык согнулся в поклоне и ответил ему:

– Ты прав, отец дивов, ты прав. В прошлом я много глупостей натворил, но теперь я понял, что рано или поздно придет день, когда ты проглотишь меня... Страшась этого дня, потерял я сон! Как свеча в подсвечнике, как песок в реке, я таял и таял, пока весь не растаял. Тогда я сказал себе: чем всякий час жить с мыслью о смерти, лучше я сам, как баран, принесу себя в жертву! Хочешь съесть меня, съешь! Но только здесь на краю стены напиши, что все, что ты сделал, сделано не твоим умом! Это и не ум падишаха, и не ум моих братьев. Больше ничего не скажу. В голове моей все смешалось. То ли джинны дротики метают, то ли пери* мячи подбрасывают, – чего не знаю, того не знаю. А когда я шел по дороге, что-то скакнуло мне в ноги козленком, потом, превратившись в муху, на плечи село, наконец совсем с глаз пропало... Может, слилось с моей душой, растворилось в моей крови. Аллах тебя храни, отец дивов, смотри, когда будешь меня есть, пусть не застрянет у тебя в горле. Понял ты меня?

* Пери – добрый дух, фантастическое существо.

Услышал его речи див, и в глазах у него потемнело:

– Довольно слов, хитрец, недаром в твоих глазах шайтаны бегают, не приведи Аллах оказаться во власти их зла, пусть не случается с нами того же, что с тобой приключилось. Отойди от меня на семь шагов и проси у нас, чего хочешь!

Открыли тогда двери большой пещеры, а джинны, которые караулили вход, отошли подальше, испугались, что молодец может их похитить... Мысдык же, улыбаясь в усы, осмотрел всю пещеру, приметил, где что лежит, но не взял ни зеркала, ни иголки дивов. Ничто не пришлось ему по душе. Вдруг заметил он в зеленой клетке зеленую птицу: перья блестят, глаза сверкают. Вот какая птица!

– Ах ты птица моя райская, и как я мог забыть о тебе! – Вынул он из клетки птицу и хотел попрощаться с дивами, но от них и следа не осталось!

«Кто знает, куда они девались, ведь их дорога тянется до самого ада. Хорошо, что спас эту бедную птицу!» – подумал Мысдык, переплыл заколдованную реку и пошел по дороге, котораяпривела его во дворец.

Но во дворце никто не дивился на райскую птичку: ведь ее не сравнишь ни со светящимся камнем, который всех ослепил, ни с расшитым одеялом, на которое смотрели, закусив палец от удивления. Родные братья досадовали больше всех:

– Ты опозорил наше имя: рискуя жизнью, доставал птицу, но разве это достойный подарок! Цена дорогая, вес легкий, ничего получше там не было, что ли?

Этими словами хотели они опять послать его на смерть, но Мысдык пропустил их слова мимо ушей и сказал:

– Никому не хочу я насильно быть милым. Кому не нравлюсь, пусть не дает мне дочери, зато я спас еще одну жизнь! – сказал так и отвернулся.

Ну что было делать, принесли зеленую птицу в комнату младшей дочери. Пробили в барабаны и играли свадьбу сорок дней и сорок ночей.

Мысдык и младшая дочь проснулись от пения зеленой птицы. Оделись они, умылись и пошли поцеловать руки и полу одежды падишаха. Падишах, увидев свою дочь, обрадовался, а увидев своего зятя, вспомнил жалкий подарок, которым тот одарил его дочь, но все же, сдержав досаду, сказал им:

– Дети мои, мир наш похож на лохань с четырьмя ручками: за две ручки держатся женщины, за две другие -мужчины...

Придет день, и вы станете здесь полными хозяевами. Тогда и скажу я вам два заветных слова, чтобы вы запомнили их накрепко! А до того постарайтесь проводить дни в своей комнате, слушая пение зеленой птички!

Таково было его отцовское наставление.

Стал он ждать и других своих дочерей с зятьями, да так и не открылись в тот день двери ни в спальне с расшитым одеялом, ни в спальне со светящимся камнем! Охватил падишаха страх:

– Не подсыпал ли кто из завистников яду им в еду? Опечалился падишах, но везиры начали его успокаивать:

– О наш падишах, пусть не тревожит тебя черная дума, разве ты забьш, что бьша свадьба! За сорок дней и сорок ночей человек может устать, будто избитая собака. Да и всякий ли молодец наутро после брачной ночи сможет поднять голову?

Но на другой день двери спален тоже не отворились.

«Нет, тут что-то неладно, а кто же, кроме Мысдыка, может объяснить все это», – подумал падишах и позвал его к себе.

Мысдык рассказал падишаху, какую злую шутку сыграли с ним его старшие братья:

– Верь мне, мой падишах, у меня язык не поворачивается сказать, но теперь уж нечего таить. Аллах тому свидетель, должно быть, моих братьев коснулось проклятие дивов. Горе им, несчастным! Не смогут проснуться те, кто спит, укрывшись расшитым одеялом, не смогут заснуть те, кто бодрствует возле светящегося камня. Я хотел было дать им совет, но они старшие братья, и язык мой онемел. А ведь, когда я клал за них голову на плаху, они рыли мне яму, и все из-за трона!

Почесал падишах бороду и повел такую речь:

– Значит, их взор не стремился ни к расшитому одеялу, ни к светящемуся камню, а лишь к моей короне, к моему трону! Пусть великий Аллах землей насытит их жадные глаза. Да, они-то получили по заслугам, но дочери мои нежные за что терпят муки? Я своими руками обрек их на страдания. Одну задушит расшитое одеяло, другую погубит блеск светящегося камня!.. Что делать, как помочь им – беспомощен мой разум!

Сказал он и с надеждой взглянул на везиров. Но не получив спасительного бальзама, он обернулся к Мысдыку:

– О сын мой, говорят, и хороший виноград портится, если долго лежит рядом с плохим, ты же вырос рядом с дурными, но не пристала к тебе их грязь, нет в ней ни соринки. Аллах наградил тебя острым умом и добрым сердцем. Быть тебе государственным мужем! А если ты найдешь способ поправить несчастье, свалившееся на мой дворец, то, клянусь Аллахом, я передам тебесвою корону и трон!

Что мог ответить Мысдык? Не станет же он лукавить, как те,кто старается понравиться.

– О мой падишах, – сказал Мысдык, – каждое твое слово для меня фирман, но если я сразу последую всем советам, которые дает мне сейчас моя голова, то все труды пойдут на ветер, а желания унесет водой. Дай мне часа два времени, пораскину я хорошенько умом, может, к добру будет. Если я смогу найти выход, тогда приду и расскажу тебе. Пусть и твои везиры поразмыслят, тогда скажем мы "бисмиллях"* и приступим к делу!

* Бисмиллях – начальные слова мусульманской молитвы, с которой, по обычаю, нужно начинать всякое дело.

Что можно возразить на верное слово? Подумал, подумал Мысдык, пораскинул умом и пошел к падишаху, встал перед ним, скрестив руки, и сказал:

– О мой падишах, дивы тоже рабы Аллаха. Проклятие их сбылось, но ведь проклинали-то они не за слезы сирот. Потому их заклятье и не имеет полной силы. Я думаю так, если мы возьмем расшитое одеяло и светящийся камень да отдадим тем, кто нуждается в них, то спящие проснутся, а вот бодрствующих, правда, усыпить будет трудновато. Ну ничего, сделайте пока то, что я вам сказал, а остальное предоставьте мне. Как-нибудь заговорим их и нашлем на них сон.

Рассказали все это везирам, и, как и было велено, расшитое одеяло отдали бедной девочке, просившей у двери милостыню, а светящийся камень – мудрецу, не отрывавшему головы от большой книги в черном переплете... Потом Мысдык произнес свой заговор. Те, кто не мог проснуться, проснулись, а те, кто не мог заснуть, заснули. Начали они жить, в веселье и радости дни коротать, только вот старшему и среднему братьям стало так стыдно за свои поступки, что они готовы были провалиться сквозь землю, конечно, если б она разверзлась. Упали они в ноги падишаху и Мысдыку, но было уже поздно, сами-то они пали в глазах людей! И снова падишах по доброте своей сказал им:

– Пусть из всех денег у меня останется одна-единственная пара*, только бы дочери мои не были вдовами! – а потом добавил: – Простаки вы, простаки, или вы никогда не смотрелись в зеркало судьбы? С каким лицом вы хотели стать падишахами, на каких плечах хотели вынести весь грех? Ведь вы без дождя ищете ручеек! В исламе пять заповедей, а шестая – знай всему меру! Пусть то, что пристало к вашей ноге, так там и останется. А впредь знайте, чего вы стоите, я ведь никогда больше не вмешаюсь в ваши беды и не отведу меч вашего младшего брата от вашей головы!

* Пара – мелкая медная монета, грош.

Сказал он так и дал каждому по княжеству. А Мысдыка сделал падишахом и поселил во дворце...

Все достигли желанной цели, мы же теперь удалимся восвояси. С неба еще три яблока упало. Это тем, кто не требует себе больше того, что им положено.

На свете много ленивых людей, но ни один из них не похож на Ленивого Ахмеда. Ахмед был самым ленивым человеком на свете, никто не мог сравниться с ним в лени. Наш Ахмед где сидел, там и сидел и никогда ничего не делал. Он был один сын у матери, отец и братья его умерли. Мать выполняла все прихоти сына, берегла его от холодного и горячего. Ленивый Ахмед всегда дремал, развалившись у тандыра. Если ему хотелось выйти в сад или перейти в самую маленькую комнату в доме, он начинал покачиваться из стороны в сторону. Мать подбегает к Ахмеду. «Что случилось, мой милый?» – спрашивает она. Ахмеду трудно даже ответить, он только продолжает покачиваться. И мать гадает: чего же хочется сыну? «Это ли тебе надо? Не голоден ли ты? Ты хочешь в сад? Может, принести тебе цветов? Или тебе хочется на двор?» – бедная женщина перебирает все, что ей в голову приходит. Как только мать наконец отгадает, сын перестает качаться и нехотя говорит «да». Бедная мать кормила сына с ложечки, а когда ему хотелось гулять, взваливала на спину и тащила на себе.

Так все шло бы и поныне, но всегда случается то, чего не ждешь.

У падишаха страны, в которой жил Ленивый Ахмед, было три дочери. Был у падишаха еще сын, но его давно никто не видел. Одни считали, что он скитался в чужих краях, другие – что он сошел с ума и потому его не показывают людям.

Но было – не было, а дочерям падишаха пришла пора выходить замуж. Многие считали даже, что старшая дочь перезрела. Но никто не осмеливался сказать так: все очень боялись могущественного падишаха. Тот же просто не думал о замужестве дочерей. Вдруг в один из дней решил всех троих сразу выдать замуж. Только он любил всякие чудеса и не стал спрашивать девушек: «Каких мужей вы желаете?», а повелел им: "Принесите-ка мне по арбузу, и каков будет арбуз, таков будет и муж!"Старшая дочь была красива. Она принесла отцу переспелый арбуз. Средняя дочь принесла спелый арбуз. А младшая дочь была не похожа на отца: ей не нравились кривые дороги, она всегда шла коротким и прямым путем. К тому же у нее был крутой нрав, и она принесла отцу совсем зеленый арбуз. Увидев арбуз старшей дочери, падишах решил отдать ее сыну великого везира. Тот был умный, благородный юноша, мудрый и трудолюбивый. Среднюю дочь падишах выдал за сына другого везира. Тому было двадцать пять-двадцать шесть лет, он тоже был умный, трудолюбивый, красивый и ни в чем не перечил родителям.

Когда падишах разрезал арбуз младшей дочери, он не поверил своим глазам. Арбуз был совсем зеленый, без семян. Дочь не могла ошибиться. Ведь она была самая красивая и самая разумная и никогда не делала глупостей. Почему девушка выбрала такой арбуз? Наверное, она просто насмехалась над отцом... Падишах разгневался и подумал даже, не убить ли ему дочь. Но сдержал себя и решил наказать ее. Падишах поклялся отдать младшую дочь человеку, который похож на зеленый арбуз. Во все концы своей страны он разослал гавазов* и велел им отыскать самого ленивого, неповоротливого, глупого человека в женихи для младшей дочери. Услышав эту весть, хитрые лентяи и глупцы обрадовались. Они решили попасть в зятья к падишаху. Хитрецы облачились в парадные одежды и, представ перед падишахом, стали изо всех сил изощряться в неповоротливости, тупоумии и лени. Некоторые искусно показывали такую глупость и лень, что приближенные падишаха только диву давались. Но, выйдя за ворота дворца, все хитрецы думали, что уже обманули падишаха, и тотчас становились такими, какими были всегда. Никто из них и подумать не мог, что падишах умнее их всех и следит за ними. Дочь падишаха хитрецам не досталась, а самих их поймали и пребольно высекли.

* Гаваз – посыльный, курьер.

Гавазы продолжали искать жениха. Их голоса донеслись и до Ленивого Ахмеда. Но он только поморщился и стал, как всегда, покачиваться. Матери он сказал: «Зажми мне уши руками, на улице кричат, у меня в ушах звенит, это беспокоит меня». Тут мать первый раз отказала сыну в его прихоти. Она велела ему прислушаться к речам гавазов. Мать упрашивала сына: «Ах, Ахмед, мой Ленивый Ахмед, исполни мой совет: предстань перед очами падишаха. Может быть, он отдаст тебе свою дочь. Ведь когда-нибудь я умру, что же тогда будет с тобой? Возьмешь в жены дочь падишаха – до самой смерти будешь жить спокойно, сынок».

Так говорила мать, но сын не слушал ее. Наконец она взвалила сына на плечи, притащила его во дворец и сбросила перед троном падишаха. Падишах очень удивился: он никогда не видел, чтобы такой большой парень сидел на спине у матери. И он решил, что мать и сын нарочно так сделали. Падишах стал задавать всякие вопросы Ленивому Ахмеду, но тот не отвечал. Он только смотрел на мать и шептал:

– Мать, что говорит этот человек? Я не могу понять его длинных речей. И сам не могу говорить долго. Скажи, чтобы он замолчал.

Ленивый Ахмед был такой вялый, сонный, что падишах даже рассмеялся, но тут же впал в ярость:

– Убирайся отсюда! Я никогда не видел такого лентяя. Вон, не то я растопчу тебя!

Падишах кричал, как бесноватый, а Ленивый Ахмед даже не пошевелился. Он только испуганно глянул на мать и заплакал. Падишах вскочил и закричал:

– Вон, вон сейчас же!

Мать снова взвалила Ленивого Ахмеда на плечи и, тяжело дыша, останавливаясь на каждом шагу, ушла из дворца. Падишах смотрел им вслед. Бедная женщина еле ноги передвигает, прохожие диву даются, а Ленивый Ахмед никого вокруг не замечает. Тогда падишах понял: человек, которого он искал, найден. Переверни весь мир, нигде не удастся отыскать второго такого лентяя. И падишах повелел готовиться к свадьбе.

Сыграли сразу три свадьбы. Ели, пили, веселились сорок дней и сорок ночей. После свадьбы младшая дочь падишаха пришла в дом Ленивого Ахмеда. Она была дочь богатого падишаха, и приданым ее не обидели. В маленьком доме Ленивого Ахмеда ей с трудом удалось разместить свое имущество. Часть добра она сложила под кровать, часть – в угол. Ленивый Ахмед тоже сидел в углу и тупо глядел на свою жену.

Девушка молчала, не улыбалась, не плакала, но и не удивлялась. Она хорошо знала, за кого вышла замуж.

Ленивый Ахмед взял в жены дочь могущественного падишаха, стал зятем прославленного владыки, но жизнь его совсем не изменилась.

Когда ему чего-нибудь хотелось, он начинал покачиваться, мать тотчас подбегала к нему и отгадывала его прихоти. Она делала все, чего он желал. Дочь падишаха, сидя в углу, смотрела на мужа, но молчала, не показывая свою злость.

Однажды Ленивый Ахмед стал, как всегда, качаться.

– Не на двор ли тебе нужно? – просила мать.

– Да, – ответил Ленивый Ахмед.

Тогда дочь падишаха поднялась и, улыбнувшись, преградила дорогу матери мужа:

– Не беспокойтесь, я сама отнесу своего мужа! Мать Ленивого Ахмеда растерялась:

– Ой, дочь моя, не делай этого! Ты нежная, тонкая, красивая, тебе не подобает делать это!

Но дочь падишаха стояла на своем.

– Муж мой, его понесу я, – отвечала она.

Она взвалила Ленивого Ахмеда на плечи, понесла его в кухню. Закрыв дверь кухни, изо всех сил бросила мужа на пол. Ленивый Ахмед даже не понял, обо что ударился, и горько заплакал. Дочь падишаха и слушать не стала. Подошла к очагу, вынула горящее полено и раскаленным концом стала бить Ленивого Ахмеда. Била по голове, спине, рукам. Не осталось места на теле мужа, куда бы не попал удар жены. От полена только искры летели. Но и тут Ахмеду было лень двинуться. А долго лежать неподвижно он не мог: болели бока. Тогда собрал силы и встал. Подскочил к двери, дверь заперта. Он стал ломать дверь, все равно не открыл. Тут Ленивый Ахмед бросился' к окну, отворил его, выпрыгнул вниз. Он упал на спину совсем без сил. Тело ныло, горело огнем. Долго он не мог и слова сказать. Ахмед глядел на жену, которая высунулась в окно, и на полено, которое она держала в руке.

Жена крикнула Ахмеду:

– Хватит лениться, уходи отсюда, работай и стань человеком. Пока не станешь человеком, домой не возвращайся!

Потом дочь падишаха закрыла окно и ушла.

Мать Ленивого Ахмеда слышала стоны, удары, но она побаивалась дочери падишаха и не решалась заступиться за сына. Невестка молчала. Полено она положила возле себя и стала готовить еду, вышивать и петь – у нее был хороший голос. Она и виду не подала, что устала и рассержена.

Ленивый Ахмед заснул. А когда проснулся, почувствовал боль и голод. Стал он ходить вокруг дома: войти-то боялся. Но мать не вышла во двор и поесть ему не вынесла.

Тут Ленивый Ахмед понял, что придется самому добывать себе пищу. Впервые в жизни пошел он на базар. И стал делать то, чего не делал никогда: стал трудиться. До вечера он работал хамалом* и заработал пять курушей**. На один куруш купил хлеба и сыра, наелся досыта. Остальные деньги положил в карман и направился к дому. Постучал. Мать спустилась, спросила: "Кто там?"– Это я, – ответил Ленивый Ахмед. – Это я, Ахмед! Мать отворила дверь.

** Куруш – мелкая монета, 1/100 лиры (см.).

– Мой Ахмед! Любимый мой сын, входи! Входи в свой дом! Но Ленивый Ахмед будто не слышал слов матери.

– Дома ли ханум*? – спросил он.

* Ханум (ханым) – госпожа, обращение к замужней женщине.

– Дома!

– Полено в руке держит?

– Держит.

Ленивый Ахмед затрясся от страха, отдал матери четыре ку-руша и сказал:

– На, возьми, передай четыре куруша ханум, а я пойду! Скоро опять приду!

Мать упрашивала его остаться, гладила его руки, но все напрасно. Ленивый Ахмед словно не понял мольбы матери и ушел. Мать горевала, но что она могла поделать? Закрыла за собой дверь, поднялась наверх. Четыре куруша отдала невестке. «Эти деньги, – сказала она, – просил передать тебе Ленивый Ахмед».

Дочь падишаха долго-долго разглядывала четыре куруша, потом положила деньги в красивую шкатулку.

– Ну-ка, Ленивый Ахмед! Покажи-ка себя, мой Ахмед! – приговаривала дочь падишаха, прижимая шкатулку к груди.

Если бы люди увидели это, они, наверно, сказали бы: "Эта девушка безумно любит деньги или Ленивого Ахмеда!"На другой вечер Ленивый Ахмед опять пришел. С самой зари он работал у лудильщика, мыл посуду, раздувал мехи. Заработал одиннадцать курушей. На один куруш наелся досыта, десять принес домой. Он постучал в дверь, мать спустилась вниз. Ленивый Ахмед спросил: .

– Ханум дома?

– Дома, – ответила мать.

– Полено у нее в руках?

– В руках!

– Тогда передай десять курушей ханум, завтра я опять приду.

Повернулся Ленивый Ахмед и ушел. Мольба матери не удержала его. Мать удивилась быстрому шагу Ахмета, его ловкости. Как он изменился! Долго смотрела мать вслед сыну. Потом поднялась наверх и передала невестке десять курушей. Та положила их в шкатулку, приговаривая:

– Ах, Ленивый Ахмед! Ленивый Ахмед!

Если бы люди видели это, они сказали бы: «Эта девушка безумно любит Ленивого Ахмеда».

Так шли дни и месяцы. Каждый вечер Ленивый Ахмед приходил к матери, задавал ей все те же вопросы. Услышав, что ханум еще держит полено, он уходил. А зарабатывал теперь Ахмед двадцать курушей.

В один из дней Ленивый Ахмед пришел домой до захода солнца. Отдал матери деньги и сказал, что завтра отправляется с караваном в далекие края на долгие годы. Ахмед поцеловал руку матери, просил поклониться жене, повернулся и ушел, не оглянувшись.

Ни день, ни месяц от Ленивого Ахмеда не было вестей. Одни говорили: «Он умер», другие: «Попал в плен». Его уже и не ждал никто. Только жена все ждала его. Каждый вечер она ждала его в тот час, когда он, бывало, приносил деньги. В тот час она брала свою шкатулку, прижимала ее к груди и говорила:

– Ах, Ленивый Ахмед! Вернись ко мне! Я жду тебя, Ленивый Ахмед! – повторяла со слезами на глазах дочь падишаха. – Пришли хоть весточку о себе!

А Ленивый Ахмед непрестанно думал о жене и матери. Мать приучила его к лени, а жена избила его поленом, но все равно он любил их. Ему очень хотелось послать им весточку, но как? Он был вдали от людей, в пустыне. Не всякий решится ехать через такую пустыню: ведь там нет ни воды, ни деревьев.

Только тучи отбрасывали тень на землю, но и в тени было, как в пекле. К тому же кончилась вода. Люди и верблюды погибали от жажды. Слава Аллаху, им удалось набрести на колодец. От радости люди онемели, но радость скоро ушла. Колодец был очень глубок, и воды в нем не было видно. Бросили камень, и вдруг послышался слабый шум. Надежда вернулась к людям. Они принесли толстые веревки, связали их, одним концом обмотали пояс своего спутника и опустили его в колодец.

– Горю! Горю! Спасайте! – закричал он. Его вытащили, и он упал как мертвый.

– Наверно, он просто испугался, – говорили люди. Решили опустить в колодец другого. С ним случилось то жесамое, он тоже упал как мертвый. Тогда все загоревали и стали молиться Аллаху. Один Ленивый Ахмед не растерялся. Он подумал: «Ленивый» – это ведь теперь только прозвище". Привязав веревку к поясу, он сказал:

– Спустите меня в колодец! Если я буду кричать, все равно не поднимайте меня, а опускайте!

Так и сделали. Ленивый Ахмед не кричал, не просил помощи. Опустившись на дно колодца, Ахмед очень удивился: перед ним без конца и края раскинулся гранатовый сад. Посреди сада был большой бассейн. У бассейна, глубоко задумавшись, сидела красавица. Она не заметила Ленивого Ахмеда, и он не окликнул ее, – ведь путники так ждали воду. Ахмед быстро отвязал веревку, наполнил ведро водой и дал знак, чтобы ведро подняли. Потом он наполнил второе ведро, его тоже подняли. И в этот миг девушка подняла голову. Изумленно смотрела она на Ахмеда. Он тоже удивился. Девушка у бассейна очень походила на ту, что была его женой. Трудно отыскать на свете вторую такую красавицу!

– Кто ты, человек? Как ты очутился здесь? – спросила девушка. – Сюда никто не мог пробраться ни на крыльях птицы, ни под брюхом змеи, как же тебе удалось?

Ленивый Ахмед рассказал девушке все, что с ним было, от начала до конца.

– А ты? – спросил он. – Как ты оказалась здесь? Слезы показались на глазах у девушки.

– Не спрашивай! Чтоб рассказать, нужно много времени. Лучше уходи отсюда, оставь меня. Коли сразу не уйдешь, можешь лишиться жизни!

С этими словами девушка быстро обвязала веревку вокруг пояса Ленивого Ахмеда. Потом она сорвала несколько гранатов, положила в сумку и дала их Ахмеду.

– Возьми, быть может, они пригодятся тебе. А теперь – уходи быстрее!

Путники стали поднимать Ахмеда. Но когда он был уже почти у края колодца, веревка вдруг оборвалась, и Ленивый Ахмед упал к ногам красавицы. Случилось так. Люди позавидовали ему. «Он станет хвастаться и насмехаться над нами, когда мы его вытащим», – думали они. И вот тут путник, который кричал «горю», перерезал веревку. Но Ленивый Ахмед не разбился. Земля была мягкая, и он только слегка побледнел от боли.

– Делать нечего, я тоже останусь здесь, с тобой, – сказал он красавице.

Девушка-красавица заплакала и рассказала Ахмеду свое горе. Семь лет уже она жила у страшного дива. Стоило кому-нибудь появиться здесь, как див сейчас же убивал пришельца, мясо съедал сам, а кости выбрасывал воронам.

– Как же ты попала сюда? Почему див не убил тебя? – спросил Ахмед.

Страшный див был приветлив с красавицей, хорошо обходился с ней. Но лучше бы он съел ее! Ведь красавица была дочерью великого падишаха и ее обручили с сыном другого падишаха. Див похитил ее, разлучил с женихом, заколдовал его, и вот уже седьмой год, как ее жених сошел с ума. А див решил сам жениться на девушке-красавице. Уже и свадьбу готовят. Сейчас див должен уснуть и проспит сорок дней, потом он женится на ней и вырвет из ее сердца самое дорогое... А убежать от него невозможно.

– Неужели нельзя ничего сделать? А я не могу помочь тебе?

Красавицу тронуло сочувствие Ахмеда, на глазах ее показались росинки слез. Но спасти ее могла только смерть дива, а убить его можно лишь во время сна, вонзив ему кинжал промеж глаз. Кто же сделает это? Где найти человека, сильного, как тысяча людей, с сердцем из стали?

Ленивый Ахмед сверкнул очами:

– Я это сделаю. Меня прозвали Ленивым, но это теперь неважно. У меня есть и силы, и сердце. Я спасу тебя!

Девушка горько заплакала. Див еще не спал! Он мог издали учуять запах человека. Он мог поднять ураган. Тогда в глазах у Ленивого Ахмеда потемнеет, а див преспокойно убьет его. Смерть несчастного Ахмеда была так близка. Красавица с жалостью смотрела на него.

– Забудь меня и беги, – молила она. Но Ленивый Ахмед не боялся смерти.

– Я спасу тебя даже ценою своей жизни, – так сказал он.

– Ты самый смелый человек. Но если ты теперь останешься – погибнешь, – ответила красавица. – Возвращайся через пять дней, тогда див будет спать. Теперь же беги.

Она подвела Ахмеда к колодцу и дала ему сумку, полную гранатов.

Ах, как трудно было вылезать из колодца! Ленивый Ахмед цеплялся за выступы камней, за мох, ноги и руки ободрал до крови. Но наконец выбрался наверх и облегченно вздохнул.

Спутники его давно ушли. Вдали, в той стороне, куда скрылся караван, показалось облако пыли, – наверно, приближался другой караван. Вскоре караван подошел. Люди принялись расспрашивать Ахмеда, куда и откуда он идет. Караван держал путь в родной город нашего молодца. От радости Ахмеду хотелось полететь птицей. Он отдал людям сумку с гранатами и попросил:

– Как войдете в город, спросите дом Ленивого Ахмеда. Каждый покажет его вам. Сумку с гранатами отдайте женщинам того дома и скажите, что это послал Ленивый Ахмед, что сам он скоро вернется. Аллах вознаградит вас за вашу доброту!

Путники обещали выполнить просьбу Ахмеда. Они дали ему поесть и попить, а потом удалились. Ленивый Ахмед остался у колодца, сидит, дни считает. И вот прошло пять дней. На закате пятого дня Ахмед стал спускаться в колодец. Много сил положил он, чтобы спуститься, и только к обеду шестого дня добрался до дна. Девушка все сидела у бассейна, ждала Ахмеда. В руках она держала огромную саблю. Красавица подбежала к Ахмеду, стряхнула пыль с его платья, вложила ему в руки саблю и сказала:

– Я никогда не видела такого храбреца, как ты!

Потом она показала ему дорогу к диву. Долго шли они волшебно прекрасными садами, покоями, которые были разукрашены золотом, серебром, алмазами. Наконец они добрались до комнаты дива. Див был огромный и безобразный. Не будем говорить, какой он был, а то все испугаются. Он храпел так, что звуки долетали до неба и повергали человека в страх. Но Ленивый Ахмед не дрогнул. Он подошел к диву и вонзил саблю точно промеж глаз, как велела девушка. На четыре стороны брызнула кровь. Див вскочил со своего ложа, застонал жалобно. Он был еще жив, крепко стоял на ногах и глядел вокруг. Тут он заметил Ленивого Ахмеда. Диву ничего не стоило одним ударом убить врага. Но он не шевелился.

– Эй, парень, ударь-ка еще раз! Убей меня! – попросил див. Девушка-красавица заплакала.

– Ударь, ударь еще раз. Иначе мы погибли, – просила она Ахмеда.

Страшный див не умер сразу, но ранен был тяжело. А еще хуже то, что он вдруг вспомнил все зло, которое причинил людям, и его замучила совесть. Лучше умереть, чем жить, зная, какой ты злодей. Ахмед ударил дива саблей еще раз. Словно огромная гора, див свалился на землю и умер. Девушка-красавица стала возносить хвалу Аллаху:

– Теперь мой жених расколдован, он, наверно, стал здоровым, и ум вернулся к нему!

Тут Ленивый Ахмед вспомнил про свою жену. Ему захотелось побыстрее вернуться домой и обо всем рассказать ей. Но красавица посоветовала сначала обойти сад и дворец дива и освободить всех его пленников. Так они и сделали. Потом взяли сколько смогли драгоценностей, взвалили груз на коней и отправились в путь. Глубокий колодец превратился в длинную пыльную дорогу. Они шли день и ночь и еще день и ночь и наконец добрались до города, где жил Ленивый Ахмед. Вместе с девушкой-красавицей Ахмед побежал к своему маленькому домику. Дверь им открыла незнакомая бедная женщина. Она сказала Ахмеду, что его мать и жена построили себе красивый дворец, а этот дом отдали ей. Ленивый Ахмед удивился. Девушка-красавица улыбнулась: «Чему ты удивляешься? Ведь гранаты, которые ты послал домой, были из яхонта».

Бедная женщина показала им дорогу к дворцу.

Как обрадовались жена и мать Ленивого Ахмеда! Лучше не спрашивайте, все равно никто не сможет сказать. Женщины бросились на шею к Ленивому Ахмеду, обнимали его, целовали, пока не устали. Потом рассказали Ахмеду, как жили, что делали.

Девушка-красавица из их речей узнала, что она попала в город, где живет ее жених, и что шахзаде*, который семь лет не показывался людям, теперь появился на улицах. Когда же падишах узнал, кто освободил невесту его сына, он всех позвал к себе во дворец. Младшая дочь падишаха – жена Ленивого Ахмеда спряталась в угол.

* Шахзаде – царевич, сын падишаха или султана.

Падишах и его сын заплакали от радости, увидев девушку-красавицу. А потом все стали веселиться.

– Наконец прошли наши беды, наконец пришло счастье, – говорили люди.

Тогда падишах вспомнил про свою младшую дочь: «Что же с нею? Где она, жива ли? А ее муж, этот смешной человек, что сталось с ним?» И падишах загрустил. Он даже уронил свою ложку. И вдруг узнал другие ложки и тарелки на столе: ведь это приданое его младшей дочери! Падишах вскочил из-за стола.

– Я нашел свою дочь! Слава Аллаху! – закричал он и заплакал от радости!

Тогда дочь бросилась на шею отцу.

Когда падишах узнал, что великий подвиг совершил муж его дочери, Ленивый Ахмед, он очень удивился.

Падишах был совсем стар, а сына его люди еще считали больным, потому он решил сойти с престола и посадить на трон Ленивого Ахмеда.

Ахмед стал отказываться, падишах упрашивал его. На Ахмеда опять напала лень, и он согласился.

Многие годы он прекрасно управлял страной, побеждал в войнах, люди разбогатели, и все его полюбили.

Но в одном он так и остался лентяем: у него не было сына. После смерти Ахмеда его род должен был прекратиться... Тогда правоверные придумали такое средство: на трон Ленивого Ахмеда они посадили не одного человека, а нескольких. Эти люди были честными, умными и хорошо управляли страной. Но Ленивого Ахмеда народ не мог забыть очень долго...

Давным-давно жил один охотник. Каждое утро он отправлялся в лес на охоту, мясо убитых зверей приносил домой, а шкуры продавал крестьянам. Но была у охотника плохая привычка: по вечерам, возвратившись домой, он кричал жене:

– Есть ли в мире охотник лучше меня? Бедная женщина в испуге отвечала:

– Нет, мой господин.

– В таком случае стань у стены, я стрелой проткну кольцо твоей сережки!

Бедняжка, смертельно испуганная, дрожа, становилась у стены. Охотник прицеливался, натягивал тетиву и выпускал стрелу, которая пронзала серьгу жены.

Каждый вечер жена охотника была вынуждена терпеть эти выходки мужа. Вся деревня знала о мучениях бедной женщины и жалела ее.

Однажды охотник пошел в деревенскую кофейню и стал рассказывать, какой он искусный, меткий стрелок, сколько медведей, лисиц и волков он убил, как он храбр, как одним выстрелом свалить льва может. Слушали его, слушали, наконец терпение потеряли, решили положить конец хвастовству, вывести его на чистую воду. Известно было, что охотник, кроме зайца да вороны, никого не убивал.

Крестьяне решили проучить хвастуна. Кто-то сказал:

– В последнее время повадился к нам на поле огромный медведь. Покоя не дает! Весь урожай съел. Сможешь ли ты убить его?

– Как только он придет, скажите мне, и я его тут же убью.

– Дядюшка, да медведь-то большой-пребольшой!

– Вы забыли, какой я меткий стрелок?

– Знаем! – закричали со всех сторон.

В это мгновенье в кофейне поднялся крик: огромный медведь, нагнув голову, входил в дом. Все попятились по углам, а охотник, увидев медведя, уронил с плеча двустволку, залез под стол.

– Беда, помогите! – кричал он.

Медведь, рыча, шел прямо к столу, под которым спрятался охотник.

– Ох, узнал охотника! Растерзает человека, – говорили кругом.

Услышав эти слова, охотник пулей выскочил на улицу и бросился по деревне, крича:

– На помощь! На помощь!

Медведь за ним, а деревенская детвора следом – со смеху помирает. Охотник опомнился, повернулся – видит, что медведь-то – мальчик в медвежьей шкуре...

От стыда охотник еле до дома добрался. После этого он больше не ходил в кофейню.

Однажды жена охотника пошла в гости к семидесятилетней старушке, жившей по соседству, и рассказала ей о своих бедах:

– Каждый вечер муж мой только и кричит: «Есть ли охотник лучше меня?» А потом ставит меня у стены, прицеливается, натягивает тетиву, выпускает стрелу в кольцо сережки. Так и живу я все время в смертельном страхе.

– Ох, дочка, страшно это... А вдруг стрела попадет в голову!

– Посоветуй, добрая женщина, как мне избавиться от этого человека!

Старушка, перебрав четки в руке, подумала немного и сказала:

– Вечером, когда он станет болтать о своей меткости да искусности, ты скажи: «Есть, мол, лучше тебя стрелок! У Зеленого холма, за горой Каф*, стоит араб, он стреляет лучше тебя. Иди, посмотри на него», – скажешь. Он не утерпит, пойдет искать соперника и отвыкнет от своей привычки.

* Каф – в турецком фольклоре гора, расположенная на краю света; за ней лежит царство дивов.

Обрадовалась бедная женщина... Вечером муж, придя домой, опять спросил:

– Есть ли лучше меня охотник?

– Да, есть!

– Кто?

– Как кто? Охотник-араб, который стоит у Зеленого холма, за горой Каф! Он и стреляет лучше тебя, и бегает...

– Пойду туда и найду того охотника! Завтра с утра приготовь стальные чарыки, железный посох и сумку с едой. Я отправлюсь в путь еще до восхода солнца.

Жена заснуть не могла от радости! Утром, когда солнце рассыпало из-за гор золотые лучи, охотник проснулся, а жена уже все приготовила.

– Прощай! Обязательно найду того охотника на горе Каф, – сказал охотник и пустился в путь. А жена избавилась от смертельного страха, который мучил ее каждый вечер.

Охотник, пересекая горы и долины, все шел и шел вперед. Наконец пришел он в светлую как солнце страну. Вокруг ни души. По небу летают страшные птицы, горы дивного цвета, а деревья – колючие. Как ни искал охотник, никого не встретил, чтобы спросить, где стоит гора Каф. После долгого пути пришел он к старой мельнице. Изнемогая от усталости, охотник вошел внутрь – смотрит, навстречу ему старик, лет за сто перевалил.

– Эй, парень, что ты делаешь в этой жаркой долине? Вот уже двадцать лет, как здесь ни души не проходило.

– Почему?

– Здесь долина смерти. Что ты делаешь здесь?

– Я ищу меткого охотника-араба, который живет за горой Каф. Говорят, он стреляет лучше меня, а бегает быстрее: иду помериться с ним силами.

– Удивительный путник, – пробормотал старик. Потом вытянул руку вперед: – Видишь, впереди, словно туман, виднеется гора? Это гора Каф. Но ты не сможешь перевалить через нее.

– Почему?

– Люди проходят гору Каф только через стальной проход. Но там в узком проходе устроила свое гнездо львица, которая разрывает людей на части. А тот, кто пройдет это место, попадает в страну дивов, там алмазы и изумруды – как у нас простые камни.

– Я убью львицу и пройду в волшебную страну!

– Да ведь львица-то – тоже волшебная. Ты, я вижу, простак, но я тебе помогу. – Сказав это, дед протянул ему окку* хлеба. – Это «хлеб, приносящий добро», волшебный хлеб. Если попадешь в беду, отрежь кусочек этого хлеба и брось – все уладится...

* Окка – мера веса, равная 1225 г.

Охотник взял у старика волшебный хлеб и отправился дальше.

Спустя много дней пришел он к горе Каф, к стальному проходу, о котором говорил старик. Видит, у прохода сидит львица, глазами искры мечет. Увидела львица человека, прыгнула на него, но как только охотник бросил ей кусочек волшебного хлеба, она, превратившись в огненный столб, исчезла. Вошел охотник в стальной проход, и открылось перед ним темное царство. Прошел немного, слышит чей-то голос:

– Эй, дитя человеческое, что тебе нужно в стране дивов?

– Я иду в гости к охотнику-арабу, что у Зеленого холма, – ответил охотник.

– Дорога закрыта, не пройдешь.

Тут охотник вспомнил про волшебный хлеб. Бросил он кусочек, тотчас появились в пещере чудные птицы и начали клевать хлеб. Вдруг стало светло. Видит охотник речку, а на ней – лодку, сел он и перебрался на другую сторону.

Там стальной проход и закончился. Тут навстречу ему выскочил дракон. Бросил и ему кусочек хлеба и наконец вышел из стального прохода.

Смотрит, а кругом зеленые луга, на лугах полно оранжевых тюльпанов, лиловых гиацинтов и белых ромашек. Журчат и пенятся ручьи, цветут фруктовые деревья, над ними порхают птицы... Прошел охотник немного по зеленой долине и увидел множество холмов, все разного цвета. Наконец показался вдали Зеленый холм... Он прошел подальше и увидел великана-араба, спавшего у Зеленого холма.

«Вот и стрелок, о котором говорила жена», – подумал охотник и крикнул:

– Эй, араб-баба*! Говорят, ты самый лучший бегун и самый меткий стрелок на свете, я пришел состязаться с тобой!

* Баба – букв, «отец», почтительное обращение к старшему; может быть присоединено к имени.

Араб едва услышал этот слабый писк. Открыл глаза, увидел охотника величиной с комара. Взял его на ладонь и тихонько спрашивает:

– Что ты хочешь?

– Сначала я хочу состязаться с тобой в беге, затем в стрельбе, – говорит охотникТак засмеялся араб над его словами, словно гром прокатился по всему небу. Потом сказал:

– Даю тебе девять дней сроку, беги изо всех сил. Если я раньше этого срока догоню тебя на Красной горе – тут же съем.

– Хорошо, – ответил охотник и пустился бежать к Красной горе.

Несколько дней бежал, оглянулся – видит, араб уж догоняет его. В это время на соседнем поле пахал див. Охотник бросил ему кусочек волшебного хлеба и говорит:

– Отец дивов, спаси меня от этого араба!

– Если бы ты не дал мне волшебного хлеба, я бы сразу тебя съел, – отвечает див. – А что тебе надо?

– Взялся я состязаться в беге с этим арабом, да очень уж у него шаги большие, того гляди догонит меня и съест!

Див нагнулся, взял охотника за шиворот и спрятал его в дупле своего коренного зуба. Тут араб подошел, спрашивает:

– Проходил здесь человек-охотник?

– Никто здесь не проходил, – отвечает отец дивов. Араб поглядел по сторонам – никого не видно, вернулся он к своей горе и опять заснул.

А охотнику душно стало в дупле зуба, начал он кричать. Див вытащил его, он и спрашивает:

– Отец дивов, кто разбил тебе этот зуб?

– Дитя мое, было нас сорок братьев. Однажды все мы пошли на охоту. Мы очень кичились, считая, что мы больше всех и стреляем всех лучше. Но однажды встретился нам охотник куда больше нас. Он был так велик, что океан был ему по колено. Ловил он в море китов, варил их на солнце и глотал. Стали мы его дразнить. Он погнался за нами и убил несколько моих братьев, а остальные спрятались в пещере. В меня он бросил камнем, который попал в этот зуб и разбил его. Видишь, какое скверное дело бахвальство! Всегда найдутся люди, бегающие и стреляющие лучше тебя. Вот и тебя в эти края привело, без сомнения, бахвальство. Если дашь клятву, что больше не будешь хвастать, я дам тебе драгоценностей, алмазов и изумрудов и за одну минуту доставлю домой, – сказал див.

Тут охотник-хвастун понял свою глупость и поклялся диву, что больше не будет хвастаться, а див дал ему шкатулку, полную золота, яхонтов, изумрудов. Потом взял у него волшебный хлеб и бросил его оземь. Тут же появилась жар-птица, охотник сел на нее и скоро опустился у дверей своего дома. Жена его в это время готовила обед у очага. Охотник подробно рассказал ей обо всем, что с ним случилось, и дал слово, что никогда не будет делать ничего дурного. Продали они драгоценности, построили дворец, и с тех пор жили муж и жена счастливо.

Было – не было, а молва нам передала. В ту пору, когда еще верблюды вести разносили, а блохи цирюльниками служили, были, говорят, у одного царя три дочери. Красавицы. Три бутона на одной ветке. Кто юс видел, тот палец изо рта не вынимал. Родители боялись дурного глаза, берегли их, не выпускали из дворца, прятали и от людей, и от солнца. Мать поцелует, передаст отцу, отец обнимет, передает матери. Так росли они на руках среди поцелуев и объятий.

А время приходит, а время уходит. Самой младшей исполнился год, пошел второй; средней – восемь лет. А у старшей тоже были свои годы – пятнадцать лет. Каждому – его годы, каждому делу – голова, каждой голове – своя печаль.

В один из дней пала печаль и на голову падишаха. Враги пришли. Посадил он своих ненаглядных на колени матери, собрал бесстрашных воинов с кривыми саблями и отправился воевать. Скажете вы, зачем люди проливают кровь? Но ведь не всякое дело во власти человека.

В старые времена, когда еще верблюды не поднимали своих голов, а карлики еще не воевали с людьми, меж двух царств бьш колодец. «Кровавый колодец» назывался он.

Раз в семь лет из семи небес сыпалось в него семь лопат чернозема. И как только колодец заполнялся землей, в тот самый пень в тот самый час кровью наливались глаза народов обоих царств, злобой друг к другу горели они. Беда, если колодец наполнялся до краев! Оба царства самых храбрых джигитов посылали в бой. А бились тогда не с пушками и ружьями, как нынче, выходили с мечами один на один. Но ударяли один раз, не больше. Даже если сам упавший говорил: «Если ты джигит, ударь еще раз!» – то победитель не слушал его. Только скажет: «От матери рождаются один раз» – и не вытащит больше меча из ножен...

И бились тогда подряд семь дней. Кому было суждено, тот умирал, а оставшиеся в живых шли к колодцу. Набирали здесь сколько могли унести земли; кто хотел гору – воздвигал из нее гору, кто хотел сад – разбивал сад. И после того приходил туда сам Кельоглан. Говорят, что он сеял просо на дне колодца... Таковы мирские дела, а такова война.

И на этот раз пришло время заполнения колодца и начала распри. Падишах правил царством, приветливо шутил с везира-ми и ходил на состязания с джигитами, а тут через семь дней вернулся мрачнее тучи. Рот его разжать не мог даже нож, не принимал он и глотка воды. Заперся он в своем дворце и скорбел день и ночь. В этой войне ему так не посчастливилось, так не посчастливилось! Каждый день он терял по семь джигитов. И каких джигитов, каких джигитов! Один другого знатнее, таких статных, таких высоких, что на плечах их можно было человека повесить! Падишах собирался выбрать среди них женихов для своих дочерей. Что еще добавить? Собирался расширить царство и радоваться на своих наследников. Но ты посмотри только, что творит судьба! Сидит падишах, прижав руки к груди, отказавшись от всех желаний, обидевшись на весь мир. А что ему делать? Бьш бы он как все люди, может, и сказал бы: «Пусть идет все своим чередом!» Да, но тут ножка-то гуся другая! Ведь он бьш падишахом, собирал правоверных под свое знамя. И малолетние сироты, и седовласые старцы – все смотрели ему в рот. Кто от него ждал прощения, кто наказания. Но не нашлось везира показать ему нужное место в книге, где говорится, что не надо на судьбу сетовать!

Так случилось. И падишах опустил в воду все четыре угла своего паласа*! Уж о чем, о чем, даже о дочерях думать забыл...

* Палас – ковер с грубым ворсом.

А месяцы и годы тем временем шли и шли. Три девочки – три бутона распустились. Розами стали: Белоснежная роза, Алая роза и Золотистая роза! Уста одной благоухают молоком, из уст второй слышится соловьиная трель, а из уст третьей льется мед...

Однажды эти падишахские розы, верно по воле шайтана, взялись за руки и вышли в сад. Посмотрели они вокруг себя и чего только не увидели! Аромат, благоуханье цветов, щебетанье и пенье птиц. Розы славили солнце, а соловьи – возлюбленных.

Как это было? Как это случилось? Младшая дочь посмотрела в глаза средней, а средняя взглянула в глаза старшей так, будто раньше и не видывали друг друга или словно им грозила разлука.

Все три разом так вздохнули, что опечалился соловей. Младшая сорвала белую розу.

– Я тоже белая роза, – сказала она, опустив голову, – но нет у меня ни шипов, ни веточки...

Средняя сорвала алую розу и защебетала:

– Я сама алая роза, но нет у меня еще зелени, нет еще лепестков.

А самая старшая сорвала золотистую розу:

– Я золотистая роза, но нет у меня песни, нет соловья, – печально плакалась она.

Садовник сидел в это время под деревом, слушал девушек и смотрел на них. Он был из тех, кто не прятал своих глаз от веток и ростков, а слов своих от девушек и юношей.

Встал он перед девушками и сказал им:

– О падишахские розы, падишахские розы! Каким языком мне с вами говорить? Какой ветер занес вас сюда? Благодарение Аллаху, ни одна из роз хасбахче* еще не расцветала, как вы. Что же мне сделать для вас? Нет у меня достойных ваших уст сластей и меда. Ах, пусть ослепнет судьба! Не порадовала она самого падишаха, так меня ли ей радовать? Но мое время прошло, а ваша пора настала, хоть никто и не знает, когда его время приходит, когда уходит. Отец ваш забыл весь свет. Разве подумает он о вас? Ваша мать сидит на троне печали и горюет только о падишахе. Забыла о нарядах, алмазах, жемчугах. О вас ли ей сейчас думать? А разве молоденькая девушка может сама решить свою судьбу? Слушайте, невесты! Дам я вам своим низким разумом совет, а вы, если хотите, возьмите его белыми и нежными руками вашими. А не хотите, не берите.

* Хасбахче – сад при дворце или аристократическом богатом доме.

В тот день, – продолжал садовник, – когда вы родились, в ту землю, куда закопали пуповину, посадили розовые кусты. Вот они перед вами. Они выросли, глядя на вас, вы же расцвели, глядя на них. И рост ваш сходен и цвет. Сорвите же себе по цветку с этих розовых кустов и по одному гранату с этого дерева; попросите себе три золотых подноса из Килерчибаша. На золотые подносы положите по гранату, а рядом с ними по розе, сходной с цветом лиц ваших. Поднос с белой розой отдайте белой невольнице, одетой в белое, поднос с алой розой – невольнице, румяной, как яблоко, и одетой в алое, а поднос с золотистой розой – невольнице с золотыми волосами и в золотых украшениях. Пошлите их к вашему Черному дядьке; сделайте все, как я вам указал. Больше я ничего не скажу. Только что бы вам ни ответил Черный дядька, все равно все кончится хорошо.

Выслушали девушки совет, и глаза их широко раскрылись. Посмотрели они друг на друга и подумали: «Чудо ли это, вол- ] шебство ли это, но тут есть какая-то мудрость». Одна дает ему; свой жемчуг, другая – алмазы, третья – все свои драгоценности., Садовник усмехнулся:

– О падишахские розы, падишахские розы, знаете ли вы, что мясо человека не едят и из кожи его не делают одежды? Что от него может быть, кроме сладостной речи? А у меня нет и этого! Только кое-что и кое-как сказал я вам. Эти жемчуга, эти алмазы идут только девушкам. Оставьте их себе. А вот придет день вашей свадьбы, вспомните меня добром!

При этих словах Золотистая девушка побледнела, Алая девушка заалела, Серебристая девушка замерла...

Все три быстро принялись за дело, наполнили три подноса. Нарядили трех невольниц и отправили их с подносами к Черному дядьке. А тот сказал:

– Перед девушками, у которых есть отцы, дядьки не идут, а если идут, то впереди невольниц, – приблизился к трону падишаха.

И все они стали в ряд перед троном печали и мрака. И все боялись и горевали, думая:"Чему же нас предаст падишах, сорока ножам или сорока мулам?"В это самое время Черный дядька посмотрел на невольниц, те посмотрели на ножи, ножи посмотрели на гранаты, гранаты – на падишаха, падишах же – на розы. Смотрел он, смотрел на розы, и вдруг над падишахом засияла заря, а когда встает заря, разве кругом не светлеет? И верно, стало так светло, так светло, что падишах опомнился. Он узнал розы и подумал: "Белая роза, алая роза, золотистая роза! О, это мои розы! Если бутоны стали розами, значит, прошло уже много времени. Не может тянуться без конца даже самая темная ночь. А как же получилось, что мой черный день так долго омрачал мою голову?"Поняли вы, зачем были посланы эти розы и гранаты?

Падишах спросил:

– Что бы ни значили розы, но гранаты, видно, не для наслаждения сердца. В них есть какая-то загадка. Уж не хотят ли мои дочери выйти замуж? У невольниц есть руки, чтобы держать поднос, но где им взять разум, чтобы объяснить загадку?

Тут Черный дядька показал свое искусство, вовремя нашелнужные слова:

– О мой падишах, не мне это надо знать, а тебе. Если бутон вырос и стал розой, то распустившуюся розу или срывает рука, или уносит ветер. Не пора ли тебе позаботиться о своих дочерях? Эти слова говорит тебе Черный дядька, но закон и власть твои, падишаха.

Падишах воскликнул:

– Черный дядька, то, что вынес я, не вынесут и горы! В битве я потерял джигитов, подобных высокой горе. За кого же мне теперь выдать дочерей? Где юноши-джигиты, которые сражались бы против семи царств и защищали мою кровь своей кровью?

Черный дядька так слово скажет, так скажет, что все царство прославит! Смотри, как он ответил:

– О мой падишах, ведь мир не стоит только на этих джигитах. Есть еще много других в чужих краях. Камень, о котором не думаешь, падает на голову. Ты, пока не поздно, подумай о наследниках.

В ответ на эти слова падишах сказал:

– Раз так, то вот мое решение: посмотрим на гранаты девушек и узнаем их желание, увидим, настала ли пора выходить замуж и вить гнезда.

Он ударил по верхушкам трех гранатов и разрезал каждый из них пополам.

Что же он увидел? Как старшая дочь говорит желтой розе: «Ты ли золотистая, я ли золотистая?»; вторая – алой: «Ты ли алая, я ли алая?» и младшая – белой: "Ты ли белая, я ли белая?"Посмотрел падишах на гранаты и прочитал желания своих дочерей:

– Моя золотистая дочь молчит, но посланный ею гранат говорит: «Пришла моя пора, она уже приходит». Алая дочь молчит, но посланный ею гранат говорит: «Уже цвету я, уже расцветаю». Белая дочка молчит, но посланный ею гранат говорит: «Еще бутон я, но буду цветком». Все знает лишь Аллах, а мы не будем допытываться, пошлем им три стрелы. Когда захотят, пусть сделают из волос своих тетиву для лука и стреляют! Если стрела вылетит, то она уже не вернется. Пусть они сядут на коней. Куда стрела упадет, у двери или очага, туда они и пойдут как невесты.

Судьба в их руках. Если вымолят счастье – станут радоваться, а если горе – то плакать, но не проклинать судьбу. Пусть живут на своем месте, говоря: «Дом мужа -дом на площади», но не возвращаются обратно, говоря: «Дом отца – ханский дом».

Так сказал падишах и, положив на каждый золотой поднос по серебряной стреле, послал их своим дочерям.

Девушки же сделали из своих волос тетиву для луков. Выстре-лили. Стрела Золотой девушки попала в дом старшего везира; стрела Алой девушки попала в дом младшего везира; а куда же, спросите вы, попала стрела Серебристой девушки? Она летела, летела и упала на голую вершину Кафадага*. Что же было делать?.! Хоть ей вручили ее собственную стрелу, но не сказали: стреляй сейчас же. Сколько ей лет, где еще ее разум? Роза ее белее белого, гранат ее как молоко! Что бы ей еще потерпеть? Ведь не конец света наступил. Да, как говорится, за то, что делают руки, терпит шея. Так и она вытерпит то, что ей положено.

* Кафадаг – (Кафдагы, Каф и Афдаг) – в турецком фольклоре гора, расположенная на краю света; за ней лежит царство дивов.

Золотистую девушку выдали, подняв алый флаг, за сына; старшего везира. Розовую девушку выдали за сына младшего везира и били в барабаны. Для Серебристой девушки не поднима- ли ни алого флага, ни в барабаны не били. Посадили ее на тощего коня и отправили прямо в Кафадагу.

Почему вы не спрашиваете: а что же, что же подарила мать своим дочерям? Подарила им три камня. Старшей дочери – изумруд, средней дочери – рубин, а младшей – Камень терпения. Что же ей еще было дарить? Старшая и средняя пребывают в счастье, а младшая с опущенной головой и с Камнем терпенья на груди погоняет своего коня! Никого не встретила она на трудном пути, только сама дорога заговорила с ней:

– Нетерпеливая девушка, нетерпеливая девушка! Ветер подул, орехи ли сбил, почему ты так спешишь? Если себя не жаль, пожалей хоть коня своего. Отдохни немного!

Слышит это Серебристая девушка, молчит, погоняет коня... Мчится как поток с гор, как ветер с холмов, едет, едет да едет... Ни в горах, ни в поле, ни на реке не встретились ей даже птицы. Но горы, реки, потоки звенели ей:

– Нетерпеливая девушка, нетерпеливая девушка! Разве у тебя подол горит? Или котел на огне кипит? Зачем ты так спешишь? Если не жалко себя, пожалей хоть коня, сойди с него, отдохни немного.

Слышит все Серебристая девушка, молчит, снова погоняет коня Не смотрит, ночь ли, день ли, не видит, длинна ли дорога, устал ли конь, едет, едет да едет. И вот добралась до Кафадага. Что же она там увидела? Землю, оставшуюся со времен потопа, кочки да камни, и в самой середине – серебряная стрела.

Ее стрела, ее счастье. И попала она туда, где нет ничего – нет стен, нет крыши. Место вроде могилы Насреддина ходжи.

Серебристая девушка нагнулась к стреле и ударилась головой о камень. Как его назвать? Камень терпенья. Волшебный камень, не знаю. Только мне известно, что, ударившись о камень, она поняла, что с ней случилось. Будто вытащили стрелу из земли и вонзили ей в грудь. Заныла грудь, а из сердца потекла кровь. И не знала она, что делает и что ей дальше делать.

Взяла свой Камень терпенья и начала плакать:

– Ах, Камень терпенья, Камушек терпенья! Сгорело мое сердце. Была я розой хасбахче, одной из трех сестер. Если бы мой суженый оказался бедным джигитом, если бы у меня бьшо ложе хоть под кустом! А здесь – караван не пройдет и птица не пролетит, нет ни людей, ни злых духов. Одиночество подобает Аллаху да еще шайтану! Горе мне! Что буду я здесь делать? Как проживу? Камень терпенья, Камушек терпенья, кто из нас более терпелив, ты ли, я ли?

Камень терпенья услышал ее и ответил человеческим голосом:

– Белая девушка, Серебристая девушка! Девушка светлая, как снег, чистая, как вода! Ты знатнее меня, а я терпеливее тебя. Была ты розой хасбахче, зачем ты не распустилась на своей ветке? Была ты одной из трех сестер, зачем не пожалела своей головы? Ни судьба, ни люди не виноваты. Вина и грех на тебе, в твоей руке!

Зачем спешила твоя рука? Разве наступал конец света? О нетерпеливая, нетерпеливая! Стрела твоя вылетела из лука! Сама ты ее пустила, сама и терпи! Но у девушки есть сорок лучин, погаснет одна, загорается другая. Так потерпи же!

Серебристая девушка поняла, что сама тянула веревку. И упала она своим розовым лицом на черную землю: "Значит, человек сам творит свою судьбу и может сам ее разрушить! О, что же я сделала? Что я сделала?"Так плакала она. Потом охватила шею коня:

– Конь мой, конь мой, захудалый мой конь! Что выпало мне, пусть минует тебя. Иди, спасайся. Я на этой горе или научусь терпеть, или приму то, что выпадет мне на долю. Ведь страшнее смерти ничего нет.

Сказав это, она отвязала коня и освободила его. И пошел конь, то заржет, то копытом землю роет. Идет, идет и возвращается. Возвращается и снова идет. Так шел он, пока не скрылся из глаз...

Серебристая девушка стоит и смотрит ему вслед. Глаза ее полны слез. Эти глаза видят тучи – и надвигаются тучи, видят дождь – и льется он. О, кого некому пожалеть, разве не пожалеет его сам гром? Пожалеть пожалеет, да не облегчит боль, не развеет горе! Только вымочит дождь человека.

Серебристая девушка ищет, где бы укрыться до наступления ночи, ищет здесь, ищет там. Что, вы думаете, она вдруг увидела? Скрытую, потайную дверь! Значит, тут не все просто! 'Словно вода освежила ее сердце. «Найдется и тот, кто это построил!» – подумала она. Кинулась поспешно, а внутри вроде и не темно и не светло. Какое-то непонятное место! Смотрит она вправо, смотрит влево. Вдруг видит очаг: ни золы нет, ни метелки – одни пауки. На очаге стоит свеча, рядом трут и кремень. «Уж, наверное, здесь есть кто-нибудь, кто огонь высекает, печь разжигает», – решила девушка.

Так-то так, но ждет она день, ждет пять дней; смотрит – никто не приходит, никто не уходит! Никто ее не спрашивает, никто ее не ищет!

Ну что ж, видно, судьба такая, что тут поделаешь? Стала зажигать свечку, пусть, как горе ее, горит. Ночь жжет, вторую жжет; свеча горит, и она горит, свеча тает, и она тает; ни свеча не кончается, ни ее горе не кончается.

Ночь проходит, утро начинается; кончается утро, наступает вечер. И через несколько дней и ночей почувствовала она голод такой, что забыла про горе и печали.

Давай же выйдем, посмотрим на горы. Увидит дичь – охотится, найдет траву – срывает! Так прошла одно утро и пришли другие утра. Однажды вышла она на охоту. И сколько ни ходила, ни искала, в этот день не насытила ни желудок свой, ни нос свой: и глаза ее ничего не увидели, и уши ничего не услышали!

Серебристая девушка не знала, что ей делать, как поступить.

Вытащила Камень терпенья из-за пазухи и начала изливать свое горе:

– О Камень терпенья, о Камушек терпенья! Сгорело мое сердце. Бьшо время, когда то, что я ела, бьшо впереди меня, а то, что не ела, сзади. Я добывала с избытком, хватило бы насытить сорок сирот, сорок бедных. Сегодня же ради одного кусочка еды и глоточка воды бьюсь головой о камень. Так скажи мне, Камень терпенья, Камушек терпенья: ты ли терпеливей? Я ли терпеливая?

Камень терпенья снова заговорил:

– Белая девушка, Серебристая девушка, светлая, как снег, де-вушка, чистая, как вода, девушка! Была ты богатая. Где же теперь твое богатство? Полнотелая ты была, а в чем теперь твоя душа держится? Не виноваты ни горы, ни холмы, вся вина на тебе самой в твоих ногах! Если бы они не спешили так! Разве конец света наступал? О нетерпеливая, нетерпеливая! Ходи, не спеша, тогда найдешь нужное. Но будешь есть не то, что хочешь, а то, что найдешь. До вечера еще далеко. Потерпи же, потерпи!

И тут девушка учуяла запах тмина и услышала крик фазана. Ах, что это был за запах! А крик! Просто песня! Серебристая девушка забыла голод, забыла горе... Но охватила ее зато такая жажда! Загорелась она, как ячменное поле Керема. А на горе не бьшо ни воды, ни речки. Что делать? Начала она пить запах тмина, пить крик фазана.

И закружилась у нее голова, и упала она на месте без памяти. Часы прошли, дни ли прошли, не знаю. Очнувшись, она увидела, что на камне стоит золотой фазан, а в клюве у него пучок тмина. Серебристая девушка посмотрела на золотого фазана, а тот на нее. Тмин не смотрел ни на фазана, ни на девушку, а просто благоухал. Серебристая девушка сказала:

– Сегодня я не охотилась и не собирала траву. Видно, тот, кто создал землю и небо, послал мне дичь и траву. Но разве я из-за кусочка мяса посягну на певунью, дотронусь до этих ароматных листьев? Если Аллах хочет послать еду, то пусть пошлет другое. И так расчувствовалась она, что запела:

Для чего среди камней ты запела, птица? У меня душа болит и в глазах двоится. В целом мире для меня нет, как видно, места, Я не знаю даже, чья я теперь невеста. Руки тянутся к тебе, горному фазану, Но в силок тебя ловить ни за что не стану, Ты траву несешь, а здесь нет о ней помина... Вместе с песенкой твоей пью я запах тмина.

Умолкла Серебристая девушка, и тогда начал петь золотой фазан. Поет, заливается. О чем поет? Да на своем языке говорит и уговаривает. Серебристая девушка не поняла, но можно ли сказать, что фазан не понял речи девушки? Если бы не понял, то разве стал бы так долго петь? Пел фазан, пел – и подошел к Серебристой девушке.

Та хотела бьшо схватить птицу, но тут же вспомнила, что говорил ей Камень терпенья.

«Помилуй меня, рука, непослушная моя рука, не спеши, моя рука. Из-за тебя я лишилась отчего дома, так не лишай же теперь меня и фазана и тмина», – подумала она.

Девушка стала молиться и просить:

– Говорят, что мужчина ростом с петуха занимает место с гумно. Я осталась без дома и мужа. Сделай же, Аллах, сердечным другом моим птицу. Не слышу я человеческой речи, так пусть хоть раздается птичье пение.

Наступил вечер, но так и не видела ничего, не встретила никого Серебристая девушка. Сказав себе: «Всемогущий Аллах пошлет мне и мужа и очаг», – она пустилась в путь. А кругом темно. Серебристой девушке страшно. Отойдет немного, обернется и смотрит на фазана, пройдет еще немного, снова оглядывается. И вдруг она увидела, что золотой фазан стал кружиться на одном месте. Кружится, как колесо судьбы. Все растет и растет... И вдруг сбросил фазан с себя перья и превратился в юношу-джигита.

Увидела это Серебристая девушка и стала старше сразу на год. Если каждый год – новая западня, то каждая западня – новый страх для человека. Только отойдет один страх, как на его месте – другой и впивается в сердце. Серебристая девушка спросила:

– Кто ты, человек или злой дух? Скажи свое имя? А тот ответил:

– О чужая девушка, чужая девушка, не спрашивай меня пока ни о чем. Ничего сейчас не скажу я тебе. Зовут меня Коджабей. Пока я был фазаном, не мог я летать. Увидев тебя, не смог убежать. Не смог я расправить крылья, когда ты подозвала меня к себе. Скажи, разве сможет стать твоим сердечным другом такая несчастная птица?

Серебристая девушка стала старше еще на один год. Если каждый год приносит нам новый страх, то не рождает ли каждый страх осторожность? Страх проник в ее сердце, и зашевелилась там тысяча сомнений.

Серебристая девушка скрепя сердце говорит:

– О чужой юноша, чужой юноша! Если ты себя называешь несчастной птицей, то как же мне назвать себя? Я подобна дикому камню. Над головой небо, но нет ничего у меня на земле. Нет у меня достойной тебя зелени, ягод. Чем бродить в этих краях полуголодным, полусытым, не лучше ли тебе стать снова фазаном, расправить крылья, улететь?

Так говорила Серебристая девушка. А глаза ее были ослеплены красотой джигита и невольно закрывались. Коджабей утер своими руками ее слезы, поднял ее голову.

Что же она увидела? Перед ней стоял дворец из хрусталя, упирающийся в небо.

Смотрит Серебристая девушка и не верит своим глазам, слышит Серебристая девушка и не верит своим ушам, думает, не верит разуму своему; и тут она стала старше сразу на три года. Если каждый год приносит осторожность, то каждая осторожность – не червь ли сомнения? И вот три червя стали ее глодать с трехсторон.

"Этот джигит – как джигит, но как мне узнать, пери ты или злой дух ты? Этот дворец – как дворец, но не колдовство, не наваждение ли это? Что будет со мной – стану ли я в один день султаншей в этом дворце и властительницей сердца этого юноши или просто стану бродить как во сне в мире сновидений?

Если бы я знала себя, то знала бы все... Руки мои дотрагиваются до юноши, но, может быть, это ложь. Глаза мои видят дворец, но, может, это туман... Безумное сердце желает много, но все это несбыточно... О Аллах, укажи мне мой путь, дай мне познать себя, остальное все легко!"Так решив, Серебристая девушка пошла к дворцу, дошла до его дверей. Коджабей сказал:

– Откройтесь, двери, откройтесь!

Двери распахнулись. Они прошли порог из серебра. Серебристая девушка заторопилась.

– Закройтесь, двери, закройтесь! – сказала она, и двери закрылись.

Они вошли в сад, но в темноте нельзя было различить глаза другого, найти дорожку. Серебристая девушка чувствовала, что все вокруг спит: спят деревья, спят ветки на них, спят на ветках птицы. Бассейн тоже давно погружен в сон, видит зеленые сны... Вдруг появился садовник. В каждой руке его было по ветке. Он молча приветствовал их. Одну ветку он отдал Серебристой девушке, другую – Коджабею и сразу исчез в темноте.

Серебристая девушка повертела веточку в руке, и случилось невиданное. Роза увидела розу. Листья, увидев ее жемчужные зубы, начали тихо-тихо шуршать, бутоны, увидев ее губы, начали распускаться. Веточка в руках Коджабея, увидев другую веточку, начала колыхаться и трепетать. Ее бутоны превратились в соловьев и запели. На веточке Серебристой девушки распускались розы, а на веточке Коджабея распевали соловьи.

Разве, увидев и услышав это, мог сад спать? Ветки ожили, стали склоняться до земли, розы стали прославлять день, соловьи-возлюбленных.

Удивилась Серебристая девушка, хотела она склониться к Коджабею, как вдруг, слава Аллаху, заговорил Камень терпенья у нее за пазухой:

– Девушка нетерпеливая, нетерпеливая! Только бы тебе мужа. Ты готова взобраться на сливовое дерево, если тебе скажут, что это нареченный; потерпи же, потерпи!

Покраснела Серебристая девушка от этих слов, сказав себе: «Ну нет!» – поднялась по сорока ступенькам. Посмотрела и видит: перед ней – убранные, разукрашенные покои. От них идут сорок дверей. В дверях по сорока ключей и по сорок свечей у порогов. Свечи горят ярким светом, на каждой из них полумесяц, он все время кружится. Трудно человеческому уму постигнуть чудеса! Серебристая девушка собиралась было спросить у Коджа-бея, но Камень терпенья шепнул:

– Потерпи, еще потерпи!

Нахмурилась от этих слов Серебристая девушка. Смолчав, она вместе с Коджабеем подошла к колонне посреди зала. Серебристая девушка села под ней на камень, он на другой. Как только они сели, послышалась музыка, заиграли на сорока струнах невидимые музыканты. Так печально играли они, что умолкли даже соловьи.

Серебристая девушка была не в силах слово промолвить.

Тогда Коджабей прекратил музыку и сказал ей:

– О чужая девушка, чужая девушка, этот дворец называется Дворцом Сердца. Эти залы – залы Доброго Нрава! Под этой колонной два сердца раскрываются друг другу, так же как они раскрываются небу. Известно, нет дела, что не затронуло бы голову, нет камня, что не задел бы ноги человека. Откройся, расскажи мне все, что выпало на твою долю.

Серебристая девушка рассказала все, о розах хасбахче, как они, три сестры, выпускали стрелы и про то, как она мучилась. И потом спросила:

– Смеяться или плакать будешь ты теперь над моей судьбой? Но у Коджабея не увлажнились глаза, не улыбнулись губы.

Словно нехотя сказал он:

– О безрассудная, о нетерпеливая девушка! Если бы мог я плакать, я бы заплакал, если бы я мог смеяться, засмеялся бы. Но я не могу ни плакать, ни смеяться! Не удивляйся. Я из страны, что славится джигитами. Рост мой, как у дива, род мой от волшебников. Сегодня я золотой фазан, завтра я пятнистый олень. Но зато я не могу, как все люди, ни плакать по мертвым, ни улыбаться живым. Я не помню речей матери, но отец мой говорил мне: «Вся сладость жизни в этом!» – и повторял: «Сын мой я влил в наш род кровь джиннов, ты же найди человеческую душу». И вот, если ты научишь меня смеяться и плакать, я обучу тебя тайнам. Если мы сумеем слить наш род, мы проживем в хрустальном дворце до самой смерти.

И оба они дали друг другу клятвы и обещания. Но чего не бывает в мире! Правду сказать, оба были не очень искусны в своем мастерстве. Серебристая девушка, забывшая смех, умела только плакать. А Коджабей забыл ключ тайн и не мог сказать: «Вода из котла выкипает, а тайна нет».

Но посмотрим, пусть пройдет эта ночь, что родит следующееутро!

Серебристая девушка проснулась и видит: нет ни дворца, нипокоев, все та же голая вершина. Не может она понять, что случилось, стала как овечка перед страшной судьбой. То закроет глаза, то слезы льет:

– Говорят, что голодная курица во сне видит зерна. Если я в пустыне увидела во сне дворец, огромный, как минарет, то горе мне, горе мне!

Но ведь день не длиннее ячменного зерна. Приблизился вечер, и она уже не испытывала страха, а когда зашло солнце и потемнели воды, появился Коджабей. Оба сердца вновь нашли друг друга. Возник хрустальный дворец с сорока лестницами, с сорока покоями и сорока свечами... Снова в садах запели соловьи, а в покоях музыканты славили новобрачных. Серебристая девушка каждую ночь проводила в разных покоях. Из зала «За виденное не проси платы у глаза» она переходила в зал «Не прислушивайся ко всему, что слышишь», оттуда в покой «Не попрекай человека каждым его недостатком». Опочив там, она оказывалась в покоях «Не пренебрегай ни одним добрым делом» и «Тайна – терпенье». Побывала она в течение сорока ночей и в залах «Нежная речь» и «Приветливое лицо». Так она проникла в обычаи каждой.

А Коджабей менял свой облик. Превращался или в куропатку, или в оленя, или в соловья, или в горлицу, или в лебедя. Потом, спрятавшись за камни, смотрел, каким дождем слез заливается Серебристая девушка, и слушал ее огненные речи. И за сорок дней начали увлажняться и его глаза.

На сорок первый день Серебристая девушка проснулась и видит, что, как всегда, Коджабея рядом с ней нет; на месте дворца пустырь. Но Коджабей не ушел к реке. Он лежит и спит на этом пустыре. Видит это Серебристая девушка, от радости готова с ума сойти. Но не смеет "го разбудить. А тот спит и спит до самого полудня.

Пока Коджабей спал, Серебристая девушка услышала шаги. "Кто бы мог оказаться здесь в этих краях, где птица не пролетит, караван не проходит?"Подумала, посмотрела и увидела Кельоглана. Босой, пеший, идет прямо к ним. Серебристую девушку обуял страх. Пошла и разбудила Коджабея.

Тот ей сказал:

– О белоснежная девушка, Серебристая девушка, девушка, род и нрав которой подобны мне! Чего ты тревожишься? Крылья мои в руке, сила моя при мне! Я превращусь в голубя и буду стеречь тебя. Придет Кельоглан и начнет с тобой говорить. Ты же все ответы прочитаешь в моих глазах и ответишь ему.

Пришел Кельоглан. Сперва постоял почтительно, скрестив руки. Затем, склонив голову, начал речь:

– Белоснежная султанша, Серебристая султанша! Нет в нашей стране никого, кто бы тебя забыл, и пусть ослепнут глаза судьбы – такой большой камень она бросила в тебя. У твоих сестер уже дети есть. У одной – златокудрый сын, у другой – белокурая дочь. Увидела это твоя мать, забыла свои алмазы и жемчуга. Отец расстался со своими печалями и тоской. Сейчас там праздник, веселье, сама судьба радуется. А еще было объявлено, что тому, кто приведет на празднество девушек, которые унесены потоком без дождя, дадут золото на вес его тела. Но разве есть у кого такое сердце и такие руки? Ни один правоверный не выступил и не сказал: «Я пойду». Тогда собрались старейшие люди и сказали мне: «Кельоглан, о тебе идет слава, будто перед тобой отступают дороги и горы. Не то что с Кафадага, даже из верблюжьего уха ты сможешь привести». И вот я пришел за тобой.

Слушает Серебристая девушка и не верит. Смотрит украдкой на голубя и читает в его глазах. Поняв все, она сказала Кельоглану:

– Кельоглан, пусть не испытают усталости ноги твои, которые столько прошли из-за меня. Пусть будет долгой жизнь детей моих сестер. Но с чем мне показаться – нет у меня на руках ни златокудрого, ни белокурой. А что до моего нареченного, моего мужа, то он купец. Кто знает, в каких краях он сейчас? В каких горах, в каких морях? Здесь у меня одна радость, одно желанье души – вот этот голубь! Я только им утешаюсь в этих диких горах. Я пойду с тобой, но примут ли меня с этим голубем, в этой одежде?

Если Серебристая девушка читала слова голубя по его глазам, то Кельоглан прочитал мысли Серебристой девушки по ее речи.

– О ты, с черной судьбой, ты думаешь, людям нужны богатство, три барана и пять коз? Правда, уста твоих сестер не закроешь и сорока аршинами шелка. Но пусть говорят, что хотят, стыд падет на голову говорившего.

Увидев, что ей не переспорить Кельоглана, Серебристая девушка, прижав к груди голубя, пошла в путь. Много ли шла, мало ли шла, равнинами. День проходит – путь не кончается.

Посмотрел голубь, шевельнул крыльями, и в сорока шагах появился всадник в зеленом кафтане. В мгновение ока он довез их до дворца. А сам тут же исчез.

Вошли во дворец. Кельоглан впереди, за ним Серебристая девушка с голубем Коджабеем на груди.

Мать посмотрела – на одежде у дочери сорок заплаток, все на ней оборвано, в лохмотьях. Сестры посмотрели – почернела она, пришла с пустыми руками, ни подарка, ни подношения. Стало им стыдно перед мужьями, и надулись они.

Но Серебристая девушка взглянула в глаза голубя и набралась терпенья. Ничем себя не выдала, не стала целовать их руки подолов.

Тогда выступил Кельоглан. Закрыв глаза, начал речь:

– Если эта девушка живет на Кафадаге, то в этом нет ничего зазорного, ведь и вам любопытно туда нос сунуть. Не хотите повернуть головы и посмотреть, кто перед вами? Ее привез к вам всадник в зеленом кафтане. Когда ее муж, купец из купцов, вернется из Индии, она, увидите, нарядится в одежды и наденет драгоценности, каких вы не видели. Но пока, сегодня, руки у неепустые.

Так говорил Кельоглан, и могла его речь разжалобить даже камни, но не смог он уговорить сестер.

Эту ночь Серебристая девушка и Коджабей провели в курятнике. Когда два сердца сливаются в одно, сарай превращается в дворец, то же и курятник.

Засыпая, Коджабей сказал:

– Падишахская дочь, падишахская дочь, не хотел бы я, чтобы ты ночевала здесь. Мог бы я поставить новый дворец на этом дворе, мог бы, распустив крылья, унести тебя на родину, в наше гнездо. Но я собираюсь проучить твоих сестер.

И он сказал Серебристой девушке, что в первый день празднества появится на площади в облике всадника в белом кафтане.

– Я доверяю тебе тайну. Ты же никому не рассказывай. Настало утро. Забили барабаны, площадь разукрасили, и сталсобираться народ. И было столько народу, столько народу, что негде было упасть иголке. Все придворные, начиная от падишахских дочерей, кончая невольницами, смотрели в окно. Сестры, У которых еще больше прибавилось спеси, сказали:

– Это мы вызволили нетерпеливую с Кафадага. Уж так и быть, выпустим ее и из курятника. Пусть придет, посмотрит состязания всадников и охотников. Пусть смотрит и надрывается ее сердце.

Серебристая девушка пришла, робко примостилась у окош Празднество началось.

Сперва выступил муж Золотистой султанши, сын старше везира. За ним последовал муж Алой султанши, сын младшего везира... После этого стали выступать все, кто надеялся на своего коня. В этот день не метали дротиков и не стреляли из луков. Были только конные состязания. Вдруг появился всадник, одетый с ног до головы в белое. Конь под ним был белее снега, светлее серебра. Четыре раза промчался он, как ветер, вокруг площади, то остановится, то летит как на крыльях. Потом, осыпав народ розами, исчез. Все положили палец удивления в рот, особенно те, кто сидел во дворце, – они прикусили языки и не могли ничего сказать. Так прошел первый день.

На второй день снова разукрасили площадь, ударили в барабаны. Снова собрался народ. В этот день появился всадник, одетый во все золотое, на золотистом коне, конь под ним играет; и никого не нашлось, кто бы осмелился с ним состязаться. А он ждет ответа на первый вызов, ждет на второй, а третий раз, повернув коня направо, пошел на мужа Золотистой султанши, сына старшего везира. Сказав: «Прими, джигит, это судьба твоя», – ударил его в правый бок. Но не убил. Затем исчез, подняв за собой тучи пыли и песку. Народ на это только и смог сказать «Ах и ох!».

Золотистая султанша, увидев все это, уронила белокурую дочку. Поднимая ребенка, она сказала Серебристой девушке:

– Ах ты, нетерпеливая, нетерпеливая. Что тебе стоило потерпеть? Может быть, судьба предназначала тебе этого юношу и был бы он нашим зятем.

С этими словами она ударила девушку по голове. А разве та стерпит такое? Она тоже стукнула сестру по голове.

Так прошел второй день... В третий день снова забили бараб ны, разукрасили площадь и собрали народ. На этот раз появился всадник, одетый во все голубое, на коне, покрытом голубой попоной. Снова он проскакал по площади, вызывая всех на состязание, но все, спрятав свои головы под мышки, не решались состязаться с ним. Он ждет ответа на первый вызов, ждет на второй, на третий – повернул коня влево. Пошел на мужа Алой султанши, сына младшего везира. Сказав: «Прими, джигит, это твоя судьба», – нанес ему удар в левый бок. Но не убил его. Затем исчез с глаз, оставив за собой облако пыли.

Народ снова мог сказать только «Ах и ох!». Розовая султанша уронила златоголового сына. Нагибаясь за ним, она шепнула Золотистой султанше:

– Сестра, сестра, не твои муж джигит, не мои муж джигит.

Джигит вот кто.

Подняв ребенка, она сказала Серебристой девушке:

– Ах нетерпеливая, нетерпеливая, что стоило тебе потерпеть? Может, этого юношу тебе предназначала судьба и стал бы он нашим зятем.

С этими словами она ударила ее по голове. Она бьет, а та, думаете, стерпит? Тоже ударила сестру.

Мать сама не стала ее бить, но велела это сделать невольницам. Те стали бить Серебристую девушку, приговаривая: «Кто бьет, чья это рука?» Побои сестер Серебристая девушка могла еще перенести, но терпеть позор от невольниц ей было не под силу.

– О бессовестные рабыни, – воскликнула она, – вы поражены одним видом этого юноши! У вас сердце, а у меня – камень вместо него? Разве то, что называется терпеньем, порой не вскипает и не разливается? Так знайте же, этот юноша, всем джигитам джигит – мой муж!

Только сказала она, как подлетел к ней голубь. Ударился он о золоченую решетку окна и упал, обливаясь кровью. Сказал с трудом:

– О нетерпеливая, нетерпеливая, не сумела скрыть тайну! Разве так ты должна была поступить со мной? Теперь обувай ча-рыки на семи железных подошвах, бери в руки железный посох, ищи меня.

Волоча окровавленные крылья, голубь исчез.

Видевшие это не понимали, что делается. У всех застыла кровь в жилах. Нетерпеливая упала без чувств. Когда она пришла в себя, у ее изголовья сидели только мать и отец. Оба они говорят друг другу глазами: «Эта девушка попала в беду, но...» – но больше ничего не могут сказать.

Когда же девушка рассказала все, что ей пришлось испытать, мать воскликнула:

– Какая жалость, мы упустили птицу желания! Не плачь, дочь моя, я поплачу вместо тебя.

И стала плакать. Отец же сказал:

– Не птицу желания, а птицу мира упустили мы! Не плачь, моя султанша, лучше поплачу я!

Плачь не плачь, а слезами не вернешь ушедшего. Тут же выковали железные чарыки и железный посох. Серебристая девушка, уходя из дома, обернулась к отцу и матери:

– Что совершилось, тому быть суждено! Я ухожу. Может, я пойду и не найду его, может, найду и не вернусь. Прошу благословить меня.

Так попросила она благословения отца и матери, а сестрам велела передать:

– То, что они мне сделали, пусть им достанется. И если Аллах меня услышит, когда я вернусь, – потускнеет золотистый цвет одной и поблекнут алые розы другой.

И направилась из этой Страны исцеления красоты в Страну, славящуюся юношами-джигитами. Мало ли она шла, много ли, а когда обернулась, видит, что прошла путь всего в ячменное зерно. Посмотрела на свои ноги и увидела, что железные чарыки совсем целы, а железный посох не сбит. Не присев отдохнуть, не остановившись пот вытереть, она снова пустилась в путь. Мало ли шла, много ли шла, горы, моря прошла. В морях встречала она дивов, в горах приветствовала карликов и все шла, шла. Ни в горах, ни в долинах не встретился ей ни один человек, не услышала она голоса, похожего на голос Коджабея.

Она изнемогала, я скажу – от голода, вы скажете – от усталости. На пути встретилось ей инжирное дерево. Листья на нем чувствовали боль ее сердца и тихо-тихо шелестели, ветки слышали ее горе и низко-низко сгибались. Они подняли Серебристую девушку на верхушку, старое дерево пожалело ее, дало ей вдоволь инжира. Пока она ела, под деревом появились два карлика ростом с вершок, борода в два вершка. Уселись они под деревом и принялись рассуждать о том о сем; один говорит:

– Белая борода!

– Что скажешь, Черная борода?

– Что мне сказать, Белая борода? Ты прожил на свете столько лет, перенес столько камней. Нет сосны, которую ты не свалил бы; нет пня, который ты не свернул бы. Нет ничего на свете, чего бы ты не видел и не слышал! Скажи же: это дивы заставляют греметь небо и землю, это они принимают любой облик, не может спастись от них даже тот, кто улетел, ускользнул из рук человека. Почему же они не могут найти средство от каждого горя, лекарство от каждой раны?

– Потому что, Черная борода, судьба каждому дает свое назначение. Одни помирают в белом, другие – в черном. Одним – горе, другим – исцеление от ран. Если бы так не было, то пери стали бы всемогущими, дивы завоевали бы мир, люди построили бы лестницу до самого неба. Ни тебе, ни мне не осталось бы на земле места.

– Душа моя, Белая борода! Ты исходил столько мест, видел столько горя и скорби, на каждой мельнице у тебя белел один волосок из бороды. Ты знаешь то, чего не знает сам шайтан. Пусть все будет так, как есть, но скажи: есть ли лекарство для излечения раны Коджабея? Его стоны слышны на расстоянии шестимесячного пути. Уже горы не могут выдержать его стонов!

– Ягненок мой, Черная борода! Эта рана – рана, нанесенная языком. И даже не рана, а беда от языка. Вместо того чтобы выдать свою тайну одной нетерпеливой, не лучше ли было замкнуть рот и не говорить о том, что будет он скакать на коне? Такая рана, что излечит ее лишь одно из тысячи средств! За этой горой есть Родник немых. Если в ночь на последнюю среду месяца сказать три раза: «Нет имени, подобного твоему, не сравнится вкус твоей воды ни с чем», – то родник даст три глотка воды. Если эту воду даст выпить Коджабею рука из Страны исцеления красоты, то он выздоровеет. А если, после того как выпьет, скажет три раза: «Тебя, мой язык, тебя на части раскрошу, мой язык», – то он больше никогда не попадет в беду...

Когда Серебристая девушка увидела Белую бороду и Черную бороду, она забыла про инжир. «Вам ли верить мне, мои глаза, вам ли, мои уши?» – сказала она и стала внимательно слушать. И ведь надо же было, чтобы эта ночь и была как раз последней средой месяца! Да, чего только не готовит судьба: когда просеиваешь муку, в решете может остаться верблюд!

Наступила тьма, да такая, что глаз не видел глаза. Серебристая девушка спустилась с дерева, направилась к горе. Страх, что она не успеет дойти туда, пока не пройдет ночь, заливал ее сердце кровью. И когда она потеряла всякую надежду и предалась в руки отчаянья, из-под скалы появился низенький и кругленький человечек. Волосы у него были чернее черного, борода белее белого. По обе стороны его два клубка, один – черный, как его волосы, другой – белый, как его борода.

Серебристая девушка думает: «Что это за человек, что это за клубки?» Подошла к нему и спросила:

– Кто ты? Белый старик или Черный дядька? Что ты наматываешь и что разматываешь?

Человек, не то Белый старик, не то Черный дядька, кивнул головой:

– Что делаю я? Я наматываю в клубок ночь и разматываю день.

Услышала это Серебристая девушка, схватила белый клубок и убежала. Черный дядька остался разматывать черный клубок.

Ночь длилась без конца. Люди напрасно ждали, когда наступит утро!

Серебристая девушка пришла к горе до зари. Как сказали карлики, набрала воды у Родника немых. Еще спали и земля и небо, когда она бросила белый клубок Белому старику. Теперь путь ее лежал в сторону Края, славящегося юношами-джигитами. Мало ли шла, много ли шла – еще не настал вечер, она дошла до царства. Смотрит, а там люди – кто летает, кто убегает. Лошади у них без узды, ослы – без недоуздка. У кошек нет хвостов, у борзых – ушей. Уж такая страна, что неизвестно, где голова, где ноги...

Серебристая девушка сказала:

– Аллаху лучше знать. Наверно, это и есть страна Коджабея! Наклонилась и увидела, что железные чарыки порвались,а железный посох стерся.

Сверкнули ее глаза, и запела она:

– Лекарь я, судья я. Никто не узнает, кто я...

Стала она бродить из дома в дом, от двери к двери, но никто на нее и не взглянул даже...

А Серебристая девушка не теряла надежды:

– Лекарь я, судья я. Никто не узнает, кто я...

Больные, как известно, слышат все, ждут помощи даже от птицы. Разве мог Коджабей не услышать этих слов? Он обратился к матери:

– Мать, мать, мудрая моя мать! Прислушайся. Идет какой-то лекарь или судья.

А мать ему:

– Ах, сын, что здесь делать лекарям и судьям? Это или глава безумных Безумный Омар, или Кельоглан, что вырастает там, где его не сеют.

Но Коджабей свое:

– Да нет же, мудрая моя мать, ведь я знаю, что в наших озерах водится серебристая форель. Чтобы ей сказать: «Благодаренье и такому дню» или «Придет день, и все минет». Даже это продлило бы мой век еще лет на сорок.

Мать не поверила, но, сказав себе: «Пусть будет исполнено последнее желание моего сына», – пошла и открыла дверь. А там стоит не Безумный Омар, не Кельоглан, а белоснежная Серебристая девушка!.. Взяла ее за руки, ввела в дом. Когда увидела Серебристая девушка Коджабея больного на постели, отнялся у нее язык. Забыла все, что собиралась сказать и сделать. Стоит и молча смотрит.

Мудрая мать рассердилась:

– Эй ты, девица-женщина! Что ты стоишь и смотришь, как вербрюд на кузнеца? У этого юноши сорок ран в сорока местах. И самая главная из них – рана сердца. Лечи, если можешь!

Серебристая девушка опомнилась и показала свое искусство врачевания. Проведя рукой над каждой раной, она выпила сама три глотка воды из Родника немых и три глотка дала выпить Коджабею. От сорока ран его не осталось ни одной.

Потом три раза сказала она: «Язык мой, на мелкие кусочки раскрошу тебя», – и три раза повторил за ней это Коджабей. Так прошла и беда, причиненная языком. Исцелилась и рана сердечная. Но девушку еще не узнали.

– Врач мой, судья, пусть рука и ладонь твои никогда не знают боли. Что ты скажешь, пусть сбудется вдвое, – сказал Коджабей.

А мать его:

– Девушка-лекарь, девушка-судья! Исполнила ты мое жела-ние. Пусть Аллах исполнит и твое.

Пошла делиться с соседями радостью.

Пусть она идет. А девушка сидит на почетном месте. Вдруг Коджабей, подняв голову, увидел, что та, кто сказала про себя: «Никто не узнает, кто я», – сама Серебристая девушка.

– Ах, нетерпеливая! – воскликнул он и так вздохнул, что воспламенились горы. Слава Аллаху, увидел это кто-то из его родичей и тотчас, подув, потушил...

Они же, пока тушили пожар, не говорили друг другу «да» или «нет», а, встретясь взглядами, плакали в четыре глаза. Эти слезы смыли с их сердец и грязь, и муть. Заблестели сердца у них, как зеркало. И увидели они себя, не стали упрекать друг друга в том, что бьшо и прошло. Ведь вина-то на обоих, один не сумел тайны сохранить, другой – это стерпеть. К тому же недолгое это дело. Пройдет год, и оба прочитают до конца книгу терпенья. Если сегодня они умеют плакать, то завтра научатся смеяться.

Серебристая девушка живет там, сидит на почетном месте гостьи, перед ней еда – то, что она пожелает. Однажды, когда Коджабей, распустив крылья, летал над неведомыми горами, Серебристая девушка сидела и разговаривала с его мудрой матерью.

И спросила она ее:

– Мать, мать, мудрая мать! Что бы ты сделала с тем, кто заставил перенести твоего сына столько горя?

Мудрая мать покачала головой и ответила:

– Что бы я сделала? Выпила бы три горсти его крови. Слова девушки разожгли ее гнев. Но это бы еще ничего. Нестала она водить гулять Серебристую девушку, не стала класть больше на мягкую постель. Раскаялась Серебристая девушка, но сказанного не вернешь... Шепнула она Коджабею о том, что произошло.

Тот сказал:

– Нетерпеливая моя. Может, то, что ты сделала, и не нетерпенье, но зачем бить топором по камню? Если так начнет дуть ветер и топор рубить, то плохо наше дело.

А мать следила за ними. Услышав, как они шепчутся, она напала на девушку:

– Эй, ты, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает. Я тебе покажу! Твой обман вышел наружу. Ты не лекарь и не судья. Ты та самая нетерпеливая, что нанесла раны на раны. Тебе этого мало, теперь ты хочешь лишить меня сына?

Сказав так, она набросилась на девушку, но тут между ними стал сын:

– Мать, мать, мудрая мать. Если хочешь осквернить молоко, что сосал я из твоей груди, то пей кровь этой девушки. Нельзя поднимать руки на гостью!

Опустились руки у его матери. Больше не нападала она на девушку.

Как-то раз мудрая мать принарядилась, приукрасилась. Выходя из дома, она сказала Серебристой девушке:

– Девушка, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает! В эту ночь будут пить шербет в честь помолвки Коджа-бея с дочкой его тетки. Я иду туда. А ты не сиди без дела. Построй мельницу на скале Бешиккая*, смели мою пшеницу! Об остальном подумай сама.

* Бешиккая – сказочная гора, букв. «Колыбель-гора».

Она ушла. А Бешиккая нависла над Серебристой девушкой. Что ей делать, с кем горем поделиться? Коджабей ей не сказал о том, что женится, разве он теперь пожалеет ее? В чужом страшном месте ничего у нее нет, кроме Камня терпенья. Вытащила она его и начала ему жаловаться. Но что случилось с Камнем терпенья? Молчит.

Тогда, сказав себе: «Кувшин бьется по пути за водой», – пошла с глазами, полными слез, сердцем, полным тяжести. Не прошла и трех шагов, как перед ней встал Коджабей:

– Нетерпеливая моя, отчего ты так стонешь? Половина тысячи – пятьсот, одна половина – твоя, другая – моя.

– Если не мне стонать, то кому же еще? – ответила девушка и рассказала ему все.

– Весть о помолвке не ложь, но пока тайна и дело терпенья. Если можешь, прочитай это в моих глазах... Аллах меня послал тебе навстречу. Слушай, иди туда, куда укажет моя рука. Пройди холм. Там тебе навстречу кинутся черные-пречерные волки, вслед за тобой будет выть целая стая собак. Но ты не оборачивайся и не гляди на них. Иди только вперед и увидишь Бешиккаю. Ты скажешь: «Скала, скала Бешиккая, пусть не остается твой порог без ковра, твоя колыбель без детей, всем ты даешь, дай же и мне мое». Скажи свое желание. Не наступит вечер – появится мельница, вода придет с гор, пшеница с поля. Сама мельница будет молоть, сама муку сеять. Ты повесишь свое решето. Только будь терпеливее, будь терпеливее.

С этими словами Коджабей исчез. Серебристая девушка сделала все, как наказал Коджабей. И вот перед ней мешки с пшеницей. Ну, всякое бывает! Пришла мудрая мать. Увидев, что зерно смолото, мука просеяна, решето повешено, открыла рот от удивления:

– Девушка, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает, берегись! Не говори, не хвались, что все сделала ты сама. Это не твой ум, а ум моего глупого сына. Значит, у тебя есть хлеб еще на один день!

На другой день мудрая мать снова нарядилась, приукрасилась. Выходя из дома, она сказала Серебристой девушке:

– Девушка, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает! Сегодня девичник у невесты Коджабея. Я иду туда. До моего прихода ты не оставайся без дела. Вымети комнаты, перебей пух, перья в тюфяках, наполни кувшины маслом и медом!

Большой дом обрушился на Серебристую девушку! Что ей делать? Кому пожаловаться? Ведь Коджабей если думает, то о своей невесте, где ему думать о ее заботах? Что у нее есть в горе и печали, кроме Камня терпенья? Вытащила его, рассказала ему о своем горе, но Камень терпенья опять молчал.

И тогда Серебристая девушка, сказав: «Топор наточен; видно, суждено вытечь крови из этого тела», – отправилась в путь с глазами, полными слез, и сердцем, горящим в огне. Не прошла она и семи шагов, навстречу, на ее счастье, вышел Коджабей:

– Моя нетерпеливая, почему ты снова так горестно вздыхаешь? Если горе мое, то печаль твоя, не так ли у нас?

Серебристая девушка ответила:

– Если я не буду вздыхать, то кому еще вздыхать?

И тут же рассказала про кувшин и горшки его матери.

– Нетерпеливая, – сказал Коджабей, – слух о девичнике не совсем обман, только ни я тебе не могу сказать, ни ты меня не сможешь понять. Если сумеешь, постарайся прочитать в моих глазах. А что до кувшинов и горшков, то мать решила разбить о твою голову кувшин. Но, видно, над тобой милость Аллаха. Он послал меня навстречу тебе. Ты сперва подойдешь к дымовой трубе и крикнешь: «Горы, горы, горы Коджабея, пошлите мне пять светлых ветров и пять милостей. Я подмету и уберу комнаты невесты с золотым покрывалом!» Польется дождь, подует ветер, один вымоет, другой подметет. Не останется дела ни мне, ни тебе! Потом спустишься в сад, скажешь: «Птицы, птицы, перелетные птицы! Дайте мне по клочку пуха, по одному перышку от крьшьев. Я набью тюфяки для Коджабея». Птицы семи гор будут кружиться над тобой, сбросят тебе перья и пух. Набей, сколько нужно, тюфяков и одеял! А как покончишь с этим, открой настежь двери и скажи: «Кувшины, кувшины, кувшины без ручек и без крышек, отправляйтесь на базар, возвращайтесь, полные масла и меда. Я приготовлю угощенье Коджабею». И они, переваливаясь, уйдут, переливаясь, вернутся. Только будь терпеливой, – добавил он и исчез с глаз.

Серебристая девушка делала и говорила все так, как научил ее Коджабей. Хлынул дождь, подул ветер, закружились над ней птицы семи гор, и заковыляли кувшины.

Вернулась мудрая мать. Увидела она, что комнаты выметены, вычищены, постели новые, а кувшины полные до краев, заворчала:

– Девушка, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает! Смотри не загордись, не говори, что сделала все сама. Это не твоя работа, а работа моего сына с птичьими мозгами. Ну что ж, у тебя остается воды еще на один день.

Наутро, нарядившись, разукрасившись, мудрая мать снова ушла из дома. Перед уходом сказала Серебристой девушке:

– Сегодня день свадьбы Коджабея. Я иду за невестой. Ты до моего прихода не сиди без дела. Есть совсем рядом гора Карадаг. Там живет теллибей, сын моего брата. У него есть саз* с сорока струнами, с сорока созвучиями. Беги туда, возьми его и принеси домой.

* Саз – струнный щипковый музыкальный инструмент.

С этими словами она ушла, а Серебристой девушке показалось, что Карадаг рухнул на нее. К кому ей кинуться за советом, за утешением? Коджабей ее забыл... В этих далеких краях что у нее есть, кроме Камня терпенья? Вытащила его, излила перед ним душу, но молчит Камень терпенья!

Воскликнула тогда Серебристая девушка:

– Видно, написана мне на роду черная судьба. Что тут спрашивать с других!

И, обливаясь слезами, как дождем, с горящим сердцем пошла в путь. Не прошла и девяти шагов, как снова навстречу ей Коджабей:

– Нетерпеливая моя, почему ты плачешь, стонешь? Не обрушилась ли крепость, подобная Сивасской*, не похоронила ли джигита, мощного, как скала?

* Сивас, Сивасская крепость – город и крепость между Анкарой и Эрзерумом.

– Если мне не плакать, то кому тогда плакать? – ответила Серебристая девушка и рассказала ему про затею матери с соро-каструнным сазом, издающим сорок созвучий.

– Нетерпеливая моя, – сказал Коджабей, – слух о свадьбе это не совсем обман, но о сути дела я тебе пока не скажу, да и ты меня не поймешь. Если сумеешь, прочти по моему лицу и глазам. Моя мудрая мать хотела отправить тебя в края, откуда не возвращаются, но Аллах пожалел тебя... Иди сейчас прямо. Там ты увидишь две реки – одна Мысмыл*, другая – Мундар**. Обе они глубокие и широкие. Не сможешь ты их переплыть. А вода там – просто яд. Но ты скажешь: «Нет названия, подобного твоему, нет вкусней твоей воды», и, наклонившись, выпьешь из них по три горсти воды. Обе реки превратятся в дорогу, черным кустарником порастут. Его шипы вонзятся в твои ноги. Ты скажи ему: «Какие нежные эти шипы! Я сочла их за розы». На ветке его будет сидеть сова. Она тебя тоже пропустит, когда ты ей скажешь: •"Какой сладкий голос у этой птицы. Видно, это соловей". И вот ты увидишь сады Сиваса, А над ними идут сады моего дяди... Как только тебя заметит сын моего дяди, так схватит нож и начнет точить зубы. Но ты кратко приветствуй его, он смягчится и принесет волшебный саз. Только будь терпелива, будь терпелива, – сказал так Коджабей на прощание и исчез.

** Мундар – сказочная река.

Серебристая девушка сделала и сказала все так, как ее учил Коджабей. Реки превратились в дорогу, кустарник пропустил ее, сын дяди, когда она его нашла, отдал ей саз. И так же, как шла она туда, пришла обратно.

Вернулась мудрая мать, увидела саз и услышала звуки его, изошла злостью:

– Девушка, что глаз с земли не поднимает, чужие очаги разрушает, не смотри на себя в зеркало дивов, говоря, что ты сама все это сделала и уладила. Не твоих рук это дело, здесь рука моего сына. Видно, все еще любит тебя! Ну хорошо, сегодня венчание и свадьба, и должен будет сказать он: «Дом – мой дом,моя жена». Иначе закончу я все его дела! А что с тобой я сделаю,то знаем я да Аллах на небе.

Сказав это, ушла в свои покои.

И вот день прошел, наступил вечер. Собрались званые гости, пришли и незваные. Были тут и юноши, были и девушки. Началась свадьба, что лучше тебе не спрашивать, а мне не рассказывать. Ни свечей, ни светильников. Каждый как сосновый чурбан в печке горел – светился сам по себе. Мужчины наигрывали на сазе, а девушки плясали, взявшись за руки.

Пока играл саз и танцевали, Коджабей искал глазами Серебристую девушку. Но ее не было. Тяжело ему стало, а не смог заплакать. «Нетерпеливая моя, кто знает, в какую яму она попала», – подумал он и, выйдя из дома, стал искать ее у колодца. Оттуда раздался стон. Прислушался Коджабей, слышит – Серебристая девушка жалуется Камню терпенья:

– О Камень терпенья, Камушек терпенья! Была я одной из трех роз хасбахче. Любили меня, называли белоснежной розой. Вырастили меня как Серебристую султаншу, отдали в мои руки мою судьбу. Посадили на худого коня и отправили к Кафадагу... Ты сказал: «Терпи!» – и я терпела. Пришел день – голодала, пришел другой – я сгорала от жажды. Глаза мои не видели людей, уши мои не слышали человеческой речи, бродила я одна, совсем одна. Одно горе сменялось другим. Ты сказал: «Терпи!» – и я терпела. Опустилась на мою ветку птица, воздвигла передо мной дворцы, но стала я несчастная из несчастных: из девушки стала вдовой, золото мое превратилось в медь. Птица же моя – голубь получил сорок ран в сорока местах и улетел с моей ветки. Ты сказал: «Терпи!» -и я терпела... Стала я лекарем, судьей, пришла, спасла Коджабея. Но за хорошее отплатили мне злом! Мудрая мать его ввергла меня в пучину бед, посылала от смерти к смерти. Ты сказал: «Терпи!» – и я терпела... Не осталось ничего, что бы я не вынесла. Познала я тайну и уменье хранить ее, но сломались ветки в моих руках, выпал снег на горы – мою опору. Ведь золотое покрывало, свадебный пир – все это значит, что в эту ночь отнимут от меня Коджабея. А завтра лишат меня жизни. Ах, нож уже приставлен к самой груди! Больше терпеть я не могу. О Камень терпенья, Камушек терпенья, как бы ты терпел на моем месте?

Как только она это сказала, Камень терпенья треснул, раскололся и превратился в пепел.

Тогда Серебристая девушка воскликнула:

– Раз ты, камень, не смог терпеть, как же вытерпеть мне, человеку!

И кто знает, с какими мыслями она вскочила, как вдруг ее схватили руки Коджабея. Но если бы только это! Оказывается, каждое слово Серебристой девушки вызывало слезу на его глазах. Раз не вытерпел Камень терпенья, сам Камень терпенья, то разве можно удержать слезы? С глазами, подобными двум родникам, заговорил Коджабей:

– О терпеливая девушка, терпеливая девушка! Не знала ты, что такое тайна и терпенье. Познала ты все это... Сердце мое каменное, мои глаза не умеют плакать. Научила ты меня плакать, девушка... Пусть там идут свадьба, пир, но мать моя не разлучит нас с тобой. Если ты научишь меня еще и смеяться, то не только мать, но даже смерть не разлучит нас... Не покушайся на свою сладкую душу, наше время и час пришли!

Сказав это, он превратился в орла, посадил Серебристую девушку на свои крылья и поднялся с ней в воздух. И в эту ночь небо сияло ярче, чем при солнце. Они перелетели гору, и у Коджабея сжалось сердце:

– Девушка, хранящая тайны, терпеливая девушка, – сказал-он, – я, когда лечу, не могу оглядываться. Оглянись ты, нет ли кого за нами?

Серебристая девушка ответила:

– О мудрый мой бей, мой Коджабей! Кто может на нас напасть? Никого кругом не видно, только с горы Гекда*! плывет темно-синяя туча.

* Гекда – гора в Анатолии.

Услышал это Коджабей, и затрепетали его перья:

– Знаешь ли ты, какая беда надвигается на нас? То не простая туча, то моя младшая тетка. Значит, узнали там про наш побег. Догоняет она нас на волшебном ковре. Это моя мать ее послала в погоню. Подумаем о спасенье. У младшей сестры моей матери легкие горят. Если не найдет она воды – проглотит нас обоих. Нельзя терять времени.

Он спустился на землю, ударил в ладони и превратил девушку в родник. Сам же обернулся золотым ковшом. А тетка его уже тут. Увидев то, о чем и не думала, забыла обо всем том, что искала и догоняла. Пить стала, как будто сорок лет томилась жаждой, пить стала, не отрываясь. Пьет и пьет. Затем, сказав: «Пусть сгинут те, кто не пьет», – села на свой ковер, стегнула его кнутом, взметнулась в небо и вернулась домой. Там она рассказала своей старшей сестре о том, над какими землями летала, из какого родника напилась. Дивы заворчали, мать Коджабея ударила ее по коленям:

– Да что же ты наделала, сестра, овечья голова! Ведь родник – это та, что глаз с земли не поднимает, а ковш – тот, кто сжигает наше сердце. Если бы ты вместо того, чтобы пить из родника, ударила золотым ковшом по берегу, волшебство все исчезло бы. Тогда чужая девушка и наш юноша разлучились бы и разошлись в разные стороны, не расстроили ни свадьбы, ни пира.

Потом обратилась к средней сестре:

– Сестра, сестра! Если тебе не жаль моего сына, пожалей свою дочь. Видно, наша младшая сестра позавидовала, сказала себе: «Раз Аллах дал не мне, зачем же тогда другим?» А твоя дочь осталась с пустыми руками и посрамленным лицом. Не теряй времени! Ударь кнутом, садись на свою шкуру!

Пока одни говорили, а другие отправлялись в путь, Коджабей спросил девушку:

– Девушка, хранящая тайну, терпеливая девушка, глаза мои застилает туман; если можешь оглянуться, оглянись и посмотри, нет ли кого за нами?

А Серебристая девушка в ответ:

– О мой мудрый бей, мой Коджабей! Кто может идти следом за нами? Нет никого, только вот с вершины Боздага* спускается и плывет прозрачное облако.

* Боздаг – гора в Анатолии.

– Знаешь ли ты, какая беда нам грозит? Это не простое облако, это моя средняя тетка. Оставив дочь в свадебном покрывале, она села на шкуру и преследует нас. И тут не обошлось без моей матери! Попытаемся спастись. У этой моей тетки обе руки, все десять пальцев вымазаны жирной сажей. Она всегда старается все замарать, обо что-нибудь вытереться. Надо ей угодить, а то сломает она наши ветки и не спасем мы свои жизни.

Сказав это, Коджабей спустился на землю, хлопнул в ладоши и превратил девушку в цветущий розовый сад, а сам, обернувшись садовником, стал у калитки. И как раз в этот миг средняя тетка, не найдя то, что искала, принялась вытирать руки о траву, та – почернела, дотронулась до тутового дерева, то – в черных пятнах. Подходит к ней садовник.

– Садовник, садовник, не проходили ли здесь высокий юноша и Серебристая девушка?

– Что, что ты сказала? Кто я такой? Моя мать – редиска, отец – репа. Сам я Нане Молла. Есть у меня дикие яблони, дикие яблони!

– А ну тебя, Нане Молла. Я тебя спрашиваю, не проходил ли здесь юноша с девушкой?

– Гоп, гоп, эй, народ! Как телята в огород! Ни орехов не найдешь, ни каштанов не собьешь! Есть у меня дикие яблони, дикиеяблони!

– Эй, слушай ты, дурачина. В лопате и орехах ты разбираешься, а'когда я тебе говорю: «Тысяча карликов не стоят одного дива», – ты отвечаешь: «Ворота Кайсари из ста домов». Проходил ли здесь юноша с девушкой? Что здесь непонятного?

– Я еще не сажал лук и чеснок. На одном поле растет шпинат, на другом поле цветет тыква, не веришь, возьми в рот...

Видит мать невесты, что этот блаженный не соображает ничего _что зря здесь языком молоть? Взмахнула она кнутом и тотчас взвилась в небо на своей шкуре.

В один миг вернулась она в свадебный дом. Стала она, поглядывая на свои руки, рассказывать старшей сестре о том, какие горы перелетала, какие сады пачкала... Дивы заворчали, а старшая сестра ударила ее по коленям.

– Что ты наделала, сестра, баранья голова! Разве могут быть сады на горе? Это не сад, а та, что не поднимает глаз с земли, садовник же – тот, кто сжег нам сердце. Если бы ты вместо того, чтобы вытирать руки о траву и пачкать тутовое дерево, провела бы грязной рукой по лицу и глазам моего сына, обернувшегося садовником, сразу чужая девушка упала бы с яблоневой ветки, а нашего сына ты погнала бы домой. И не прервалась бы свадьба и пир. Видно, ты не очень-то хотела отдать свою дочь за моего сына, если ублажила свою душу, вернулась с черными руками и пальцами, с грязным лицом и глазами. Вижу, что дело без меня не обойдется!

Сказала это, села в кувшин, забурлила, вспенилась и одним взмахом поднялась в небо.

А тем временем Коджабей сказал:

– Девушка, хранящая тайны, терпеливая девушка. Горят мои ноздри! Если можешь оглянуться назад, оглянись и посмотри, нет ли кого за нами.

А Серебристая девушка в ответ:

– Что ты, мудрый мой бей, мой Коджабей! Кто же может напасть на нас? Не видно никого, только вот с черной горы спускается и, кружась, идет к нам черная-пречерная туча!

Как услышал это Коджабей, сломались его крылья. И сказал он Серебристой девушке:

– Знаешь ли, какая беда надвигается на нас? Это не туча, а моя мудрая мать. Ее нрав ты знаешь. Нет для нее тайн, не поддастся она на обман. Давай же расскажем ей все, что было и что прошло. Как повезет! Или подует, или развеет...

Сказал так Коджабей, спустился на землю, хлопнул руками, и стала девушка росточком розы, а сам он обернулся желтой змеей.

А тут уже, кружась, спустилась на землю мудрая мать. Поглядела вокруг и видит – в овраге росточек розы, а вокруг нее обвилась желтая змея. Подошла она к ним и начала:

– Не обвивайся так, не обвивайся. Змея ведь – это ты сам, а росток, как бы ни был он обвит, – это она. Если ты задумал сказать этим, что «Кто дотронется до моей розы, стану змеей и ужалю», – то ты ошибся. Даже змея, сын мой, не жалит своей матери. Есть любовь, что светлый луч, есть любовь, что мусорная яма. Нельзя вмешиваться в сердечные дела, но девушка эта не сулит тебе хорошего, она нанесет тебе новые раны. Иди со мной, не спорь! Чужая девушка пусть идет в свои края, ты же вернись домой, сын!

Как только она это сказала, желтая змея соскользнула с ростка и легла клубком у ног матери. Сын рассказал ей, как он был фазаном и пел, цвел тмином и благоухал, состязался на ристалище и как раненый упал наземь.

– Мать, мать, мудрая мать, не одну, а тысячу девушек принес бы я тебе в жертву, но по завету отца поклялся я дважды. Я сказал, что научу тайнам пери и терпенью дивов эту нетерпеливую девушку. Но не я ее этому научил, а сама судьба. Она же хотела научить меня плакать и смеяться, но исполнила только одно обещание. Аллах, который заставил меня плакать, хоть раз позволит мне рассмеяться. Если к нашему роду пери, к крови дивов прибавится человеческая душа, то исполнится завещание отца: все мы будем жить в этом мире как люди. Но если не будет так, то я не хочу жить получеловеком...

Сказал, и из глаз его хлынул дождь слез. И тут же на его лицо стали опускаться лепестки белой розы и утирать эти слезы... Мудрая мать чуть сама не заплакала:

– О сын мой, разумный сын мой! Откуда же мне было знать, что ты носил на сердце такую тяжесть? Видела я только, как ты пришел с сорока ранами в сорока местах и сказал: «Меня ранила одна нетерпеливая, полечи меня, перевяжи меня». Перевязала я тебя, как умела, но вылечить не смогла... И вот эта самая нетерпеливая стала лекарем и судьей, вылечила твои раны. Да, вылечила, но испугались ее мои глаза! Подумала я, снова ранит она тебя, и решила привязать тебя к дому, к очагу, женить на дочери сестры. Ты не сказал мне про завет отца: я бы не перечила тебе.

Не согрешила бы перед чужой девушкой. Ну, что было, то миновало. Теперь же как ты мне сын, так и она мне дочь. Вейте свое гнездо, где хотите.

Как только она сказала это, змея обернулась Коджабеем, белая роза сошла с ветки. Оба стали целовать руки и подол мудрой матери...

Расставаясь, мать сказала им:

– Сделайте серьгой своего уха то, что я вам скажу в последний раз. Сын мой, могучий, как див, благородный, как див, помни, что если бы человеком считался только тот, кто умеет лишь смеяться и плакать, то на земле все бы стали называться людьми: этот мир – корабль, ум – его парус, замысел – рулевой. Пусть твое имя будет отныне Сабыр-хан – Терпенье-хан.

Поцеловав сына в лоб, мать обратилась к девушке:

– Дочь моя, белоснежная дочь, Серебристая дочь моя. Нет конца-края тому, что называют терпеньем. Везде, всегда знай: что услышишь при свете солнца, не говори в тени! У друга есть друг. А если нет друга, есть шкура, шкуру вешают на стены. А у стены есть уши, дочь моя. Пусть твое имя будет Сабыр-хатун.

Сказав это, она поцеловала девушку в глаза.

После поцелуев и прощаний мудрая мать снова села в кувшин и умчалась в небо. Но Коджабей, у которого сломались оба крыла, уже не мог стать орлом и летать.

– Но ведь самое-то страшное нас миновало, – сказал он.

И вот наш Сабыр-хан и Сабыр-хатун, взявшись за руки, как два орешка в одной скорлупе, пустились в путь. Много ли шли, встал вдруг перед ними вороной конь. Наша Сабыр-хатун (хотел сказать – Серебристая девушка) посмотрела, посмотрела и увидела – ее конь, его она отпустила на волю в горах. Стал он могучий. Стоит и ржет, как будто хочет сказать: «Эй, эй, вы, путники! Похоже, вы устали. Не всякому я дам сесть на себя, но вас я беру и донесу, куда нужно».

Но куда же им идти? Не могут они вернуться в страну дивов, пока глаза полны слез. Нельзя им идти и к людям, пока они не научились смеяться! Решили они поселиться между горами Кафдаг и Афдаг и жить среди пери. Сабыр-хан печально сказал:

– Придет день, когда судьба позволит нам смеяться, и тогда мы пойдем к людям. Но если мы научимся смеяться и забудем при том, как плакать, то придется нам снова вернуться к старым горам, в страну дивов.

Что можно сказать против правдивых слов? Сабыр-хатун даже рта не раскрыла, вороной конь подхватил их и донес в царство пери.

Пери встретили их как гостей, которых ожидали сорок лет. Повели их в такой дворец, в такой дворец, что в мире такого никто не видел. Из чего он был выстроен, из Камня тайны или из Камня терпенья? Нет у меня слов, нет у меня языка описать это райское место!

В этот же вечер устроили свадьбу. Даже горбатая судьба отошла в сторону, а мир стал старше на один год. Но смотрите! Идет свадьба, гремят барабаны, а Сабыр-хан и Сабыр-хатун все еще не смеются, не улыбаются. Но Аллах всемогущ! Через девять лет, девять месяцев, девять дней, девять часов и девять минут появились на свет близнецы – мальчик и девочка. Назвали их, пусть звенит в ушах у других, одного – Месяцем, другую – Звездой. Прислужницы укутали Звезду цветами и повиликой и положили на грудь их матери. А Месяц, окутанный облаками, попал в объятия отца. Сабыр-хатун поцеловала пухлую дочь, и так она засмеялась, так засмеялась, что, может быть, ее смех на расстоянии трехмесячного пути услышали отец, мать, сестры и ее золотокудрый племянник и белокурая племянница.

Правда, точно не знаю!

А когда Коджабей поцеловал своего толстенького сына, то засмеялся и он таким смехом, таким смехом, что его услышал даже отец, услышали мудрая мать, тетка с овечьей головой, тетка с бараньей головой, бывшая невеста с черной судьбой. Услышали ли? Врать мне ни к чему. Я не знаю. Знаю я одно – Сабыр-хан и Сабыр-хатун достигли вершины желаний...

С неба упало три яблока, и таких, что никак не насытишься ими. Одно из них тому, кто читал или слушал эту сказку, второе тому, кто станет терпеливее, чем Камень терпеньями будет знать меру, когда плакать и когда смеяться, а третье яблоко я благословил и завещаю человеческой душе.

Не найди седовласая мать Кельоглана пяти куру-шей – ничего бы не случилось. Мать с сыном не потеряли бы покой, сон! Но разве может бедный человек не поднять с земли блестящую монету? Ведь никто не узнает об этом!..

Старуха принесла пять курушей домой. Кельоглан очень обрадовался. Не будь его мать такой старой, она пустилась бы в пляс от счастья. Но радость скоро уходит. Мать с сыном никак не могли решить, что делать с пятью курушами, и стали спорить. Они предлагали друг другу самые разные покупки, но ни одна не нравилась обоим.

Со вчерашнего вечера у Кельоглана и его матери ни росинки не было во рту. Но им и в голову не пришло купить горячего, мягкого хлеба и наесться досыта. Они совсем забыли про голод и сон. О чем они только не мечтали, держа в руках пять курушей! Кельоглан требовал коня. Мать не соглашалась:

– Давай купим осла! Ведь на коня мне не влезть!

Тогда Кельоглан сказал, что нужно купить осла-самца. Он любил музыку и говорил так:

– Крик осла будет услаждать мой слух.

– Я не допущу этого! – рассердилась мать. – У ослицы будут ослята, потом они тоже расплодятся, и мы разбогатеем.

Но ее сын очень любил музыку и потому упрямо твердил:

– Лучше купим свирель, я буду играть, а ты слушать.

Мать же хотела хороший участок земли. Но скоро мать с сыном поняли, что на пять курушей не купишь ни осла, ни дом, ни земли, ни даже свирель.

Между тем наступила ночь, на небе зажглись звезды, луна ослепила правоверных своим блеском.

Ночь зовет ко сну, и мать с сыном легли в постель. Утром, вспомнив ночные разговоры, они расхохотались и решили купить удочку. С новой удочкой Кельоглан отправился к реке. Каждый день он ловил несколько рыб и нес их на базар. За одну рыбу ему давали один-два куруша, за две – пять курушей, за три – семь-восемь. Кельоглан покупал хлеб, сыр, халву. Мать с сыном ели, пили, отдыхали, словом, жили славно. Они радовались, что истратили пять курушей как надо. Но в один из дней Кельоглан поймал большую рыбу, и радость опять покинула их. Рыба была очень красивая, но Кельоглану она не нравилась. Он устал, сердце его болело. Да и как ему не болеть! Ведь напротив его дома стоял дворец падишаха, а в окно дворца от зари до зари смотрела его дочь. Девушка всегда смеялась, шутила, бросала в Кельоглана разными сластями – у него даже кожа на голове болела.

И вот взял Кельоглан рыбу и понес ее на базар. Вокруг него собралась огромная толпа, люди трогали чешую и восхищались: «Ах, какая прекрасная рыба, просто невиданная рыба! Чешуя, словно золото!» За рыбу давали не меньше двадцати пяти курушей. Но Кельоглан сердился и зло смотрел на покупателей. Ведь еще вчера он приносил четыре рыбы, и никто больше десяти курушей ему не предлагал. Ему казалось, что люди издеваются над ним. А покупатели думали: «Наверно, мы мало денег даем, оттого Кельоглан и недоволен».

– Так и быть, даю тебе тридцать курушей, – говорил один.

– А я даю пятьдесят! – перебил другой.

– А я – семьдесят! – сказал третий.

– Возьми лиру* и отдай рыбу мне, – воскликнул четвертый. Тут Кельоглан совсем рассердился. Он забрал рыбу и вернулся домой. И дома долго не мог успокоиться.

* Лира – серебряная монета

– Что случилось? Чем ты расстроен? Почему рыбу не продал? – спрашивала Кельоглана мать.

Сын нахмурился.

– Люди смеются, издеваются надо мной. Они предлагали тридцать, пятьдесят, семьдесят курушей. Если бы кто-нибудь дал сто курушей, я продал бы рыбу, но такого покупателя не нашлось.

Мать улыбнулась:

– Рыба очень красива, люди не смеялись над тобой! Лучше бы ты не сердился напрасно, а продал рыбу.

Тогда Кельоглан топнул ногой и закричал:

– Они смеялись надо мной!

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Давай сами съедим рыбу. Вымой ее в реке, а я зажарю.

Кельоглан схватил рыбу и пошел к реке. Сначала он почистил ее, потом отрезал голову и рассек брюхо. А в брюхе рыбы лежала миска – совсем уж позеленела от мелких водорослей. Но как только Кельоглан очистил миску от зелени, его ослепил невиданный блеск. Кельоглан не мог понять, что случилось. Маленькая миска светилась ярким светом, словно горела. Может быть, она необыкновенная, золотая, волшебная? Кельоглан окунул ее в воду. Вода в миске сразу превратилась в золото, золото посыпалось на дно речки. Кельоглан словно рассудок потерял. Он снова окунул миску в реку и вылил воду возле себя. Не успеет вода коснуться земли – как превращается в золото. Кельоглан от радости забыл все на свете. Он вновь и вновь наполнял миску водой, выгребал из нее золото. Вдруг кто-то дотронулся до его плеча. Поднял Кельоглан голову, перед ним, разодетая в шелк и парчу, стоит дочь падишаха, улыбается. Ах, что это была за улыбка!

– Отдай мне миску! – сказала дочь падишаха.

Кельоглан ничего не ответил, лишь в глаза девушке посмотрел.

– Что ж, дашь мне эту миску? Отдай ее мне, и я все для тебя сделаю, пойду за тобой, куда хочешь.

«Странно, очень странно, – подумал Кельоглан. – Ведь еще сегодня утром дочь падишаха издевалась над парнем, бросала в него сластями. А теперь красавица только на колени не становится. Все это так странно, непонятно, как будто во сне».

– Я все сделаю для тебя, – повторила девушка.

Вдруг Кельоглан улыбнулся и показал язык дочери могущественного падишаха. Спрятав миску за пазуху, он сказал:

– Иди за мной!

Идет Кельоглан, прибавляет шагу. Девушка едва поспевает за ним. Идут они переулками, улицами – прохожие только изумленно вслед глядят. Было чему удивляться! Дочь падишаха, как Щенок за хозяином, бежит за бедным плешивым мальчишкой.

Никто не понимал, в чем дело. Но ни Кельоглан, ни дочь падишаха не замечали изумленных людей. Вскоре они оказались на окраине города. Девушка втайне надеялась, что они с Кельогланом дойдут до другой страны и там поженятся – Кельоглан давно ей нравился. Но парень был глуп, он и не догадывался об этом. Внезапно он остановился под деревом и повалился на траву. Потом вытащил из-за пазухи волшебную миску. Дочь падишаха снова сказала:

– Отдай мне миску, я на все готова.

– Ничего мне не надо, – ответил Кельоглан. – Ты только должна кувыркаться до тех пор, пока я не скажу «хватит». Тогда и возьмешь миску.

Взглянула дочь падишаха на свое платье: ей жаль было пачкать красивый наряд. Но ведь она получит миску, которая превращает воду в золото! Ради этой миски можно и не такое сделать. Недолго думая девушка уперлась руками в землю и начала кувыркаться. Она так искусно и красиво кувыркалась, будто родилась канатной плясуньей. Перекувырнувшись несколько раз, дочь падишаха растягивалась на земле. Кругом нее клубилась пыль. Девушка обливалась потом, песок прилипал к лицу, превращался в грязь. Волосы растрепались, падали на лицо. Красавица стала похожа на золотой клубок.

А Кельоглан хохотал, хлопал в ладоши, бил кулаком по земле, задирал ноги, хватался за живот. Он просто захлебывался от смеха. Наконец Кельоглан сказал девушке:

– Бери миску, теперь она твоя!

Приплясывая от радости, дочь падишаха схватила миску и отправилась домой. Дорогой она думала: «Какой Кельоглан странный: шутник и такой щедрый. Теперь я понимаю, почему бедняки всегда остаются бедняками».

Все же девушке было обидно, что Кельоглан так легко отдал ей миску и ничего не потребовал взамен. Правда, она печалилась недолго. Ведь золотая миска теперь у нее, она может исполнить все свои желания, а остальное неважно. Дочь падишаха была так счастлива, будто Мухаммед* взял ее в рай.

* Мухаммед – основатель мусульманской религии, которого мусульмане считают посланником Аллаха.

Когда девушка приблизилась ко дворцу, она вдруг поникла, как подбитая птица. Любопытные люди видели ее с Кельогланом и рассказали об этом падишаху. Но они, конечно, многое прибавили и преувеличили. Услышав их рассказ, падишах страшно разгневался. Он разбил пять дверей, два окна, пятьдесят тарелок, семьдесят стаканов, отрубил головы везирам, казнил трех пашей*, сорок офицеров, пятьсот солдат. Но гнев могущественного падишаха не прошел. Тогда он решил казнить свою дочь. Бедную девушку отдали в руки палача. Палач отвел ее на вершину горы и стал готовиться к казни.

* Паша – высший военный чин в Османской империи; правитель, наместник.

Многих людей казнил палач. Отрубить человеку голову ему ничего не стоило. Но, увидев печальные глаза девушки, палач сжалился над ней, руки у него задрожали, глаза увлажнились слезами.

– Маленькая султанша, я не могу казнить тебя. Обещай мне, что ты никогда не вернешься домой, и я тебя спасу.

Палач смахнул слезы и добавил:

– Я стыжусь своих слов: мне нужна твоя рубашка. Не подумай дурного: не для себя и своей дочери я беру ее. Я запачкаю рубашку кровью и покажу ее твоему отцу. Иначе он мне не поверит.

Девушка спряталась за скалу, сняла рубашку и отдала ее палачу. Потом красавица простилась с ним и ушла, проверив, с ней ли золотая миска. Долго шла девушка по горам. Кельоглан тоже бродил по горам, но ведь мир необъятен, и они не встретились.

Несчастный Кельоглан не мог ни о чем думать, совсем безумный стал. Будь у него хоть немного ума, он не отдал бы своей миски! И он все время повторял:

– Ох, моя миска, о моя миска!

Шли годы и годы, а он все скитался и не мог забыть свою золотую миску.

А дочь падишаха добралась до красивого города. Там она отправилась на безлюдный речной берег, несколько раз окунула свою миску в воду и опорожнила ее. А что же дальше? Сначала она купила рубашку и заказала мужской наряд: она хотела, чтобы все считали ее мужчиной. Потом девушка построила великолепный дворец. Она наняла слуг, одела их в шелковые одежды, расшитые золотом и серебром. Жители города вскоре разбогатели, дети нищих играли золотыми монетами. В этом не было ничего удивительного, ведь дочь падишаха вместо пяти курушей платила пять золотых монет, а нищих щедро одаряла деньгами. Но золото не иссякало. По ночам, когда все засыпали, девушка отправлялась к бассейну, несколько раз наливала в миску воды и вынимала из нее золото. Но никто и не Подозревал об этом, никто не знал, откуда достает она деньги. Люди не уставали говорить: "Какое невиданное богатство, в мире еще не было такогобогача!"Слава о богаче облетела всю страну, слухи о невиданном богатстве проникли и в другие царства. К богачу стали приезжать падишахи и султаны, и все они предлагали ему в жены своих дочерей. Они ведь не знали, что мужской наряд скрывает девичье сердце! Но богач отвергал все предложения. Однажды девушка узнала, что к ней едет ее отец. Дочь падишаха обрадовалась. Она велела приготовить самый лучший обед, а сама нетерпеливо стала ждать отца.

И вот падишах прибыл во дворец. Его сопровождали брат и везиры. Они горделиво выступали в сверкающих парадных одеждах. Но когда гости вошли во дворец, их сразу ослепило богатое убранство. Затем они увидели молодого слугу, который стоял на верхней ступени лестницы, и шепнули провожатому:

– Это и есть ваш богач?

– Нет, это старший слуга нижних покоев.

Гости поднялись выше. Там на мраморной лестнице они снова увидели красивого молодого человека в богатом наряде. Падишах спросил у провожатого:

– Наверно, этот – богач?

– Нет, это старший слуга средних покоев. Наш хозяин ждет вас наверху.

Наконец падишах и его свита добрались до верхних покоев. Им пришлось немного подождать, но встретили их приветливо. Богач расспросил о здоровье гостей, потом они беседовали, смеялись, развлекались. А обед был такой вкусный, что падишах чуть пальцы не облизал. Он скоро насытился, но все ел и ел. Казалось, он вот-вот лопнет. Тогда богач достал миску, наполнил ее водой. Вода превратилась в золото. Юноша снова налил воды, она снова стала золотом. Глаза у падишаха и свиты полезли на лоб. Они уронили ложки, забыв про еду. Богач собрал монеты, протянул их падишаху.

– Монеты ваши, падишах, – сказал юноша.

Падишах поблагодарил богача, сосчитал монеты, передал их везиру, приказав сохранить и отдать ему дома. Падишах сразу решил завладеть волшебной миской. Он подошел к юноше, тихонько попросил его:

– Подари мне миску, а взамен я отдам тебе все, что ты захочешь.

Богач улыбнулся.

– Нет вещи, равной этой миске, ведь в ней вода превращается в золото.

Падишах показал на свою корону:

– Хочешь это?

– Нет, корона, трон пусть остаются у вас. Сделаем так: кто из ваших людей прокувыркается дольше, тому и достанется миска.

Падишах схватился за голову. Он был тучен и к тому же так много съел за обедом! Миска достанется не ему, а кому-то из ве-зиров! Как же быть! Но вдруг он сказал:

– Хорошо, пусть один из моих людей выиграет миску, а когда он вернется домой, я отрублю ему голову, и миска будет моей.

– Можно начать, везиры, – повелел падишах.

Потешно было смотреть, как кувыркались падишах и его свита. Старые, толстые да еще после такого обильного обеда! Гости падали друг на друга, что-то бормотали, обливались потом, руки и ноги их тряслись. Но они старались как могли. Пока они кувыркались, дочь падишаха покинула их и переоделась в то платье, в котором покинула дом отца, причесала волосы по-старому и вернулась. Гости все еще кувыркались. Казалось, они вот-вот упадут без сил. Девушка подошла к падишаху, взяла его за руки, подняла и сказала:

– Довольно, отец, из-за какой-то миски ты потеряешь последние силы.

Падишах узнал свою дочь, обнял ее, прижал к груди: – - Слава Аллаху, ты осталась жива, и я могу посмотреть на тебя.

И тут же он показал на своих приближенных:

– Я кувыркался лучше их, и миска должна стать моей. Девушка улыбнулась, погладила бороду отца.

– Было время, когда я выиграла миску. А ты хотел из-за этого казнить меня. Можешь идти, ты проиграл.

Падишах вышел молча, опустив голову. Собрав свою свиту, он удалился. Больше он не приезжал. Да дочь его и не ждала. Она ждала только Кельоглана!

Во все концы света она разослала гавазов на поиски Кельоглана. После долгих семи лет его нашли и привели к дочери падишаха. Увидел Кельоглан золотую миску, и разум вернулся к нему. Они поженились и зажили счастливо.

Давным-давно жил один султан. Детей у него не было. Отправился он однажды путешествовать и по дороге встретил дервиша*, которому рассказал про свое горе. Дервиш говорит:

* Дервиш- нищий, аскет и подвижник; в сказках – персонаж, наделенный волшебной силой.

– Возьми это яблоко, одну половину съешь сам, а другую дай султанше. Бог пошлет вам ребенка...

Султан взял яблоко, вернулся домой и сделал все, как велел дервиш. И послал им Аллах девочку. Султан не знал, как уберечь дочку, как лучше ее вырастить, – и придумал: построил ей дворец под землей, нанял кормилицу и няню, и стала девочка расти в этом подземном царстве. Ее кормили одним костным мозгом и поили молоком и медом, пока она не выросла.

Вот девочке исполнилось уже пятнадцать лет, а она еще никогда не выходила из своего дворца. Однажды сидела она за столом, обедала, и вдруг в рот ей попала косточка. Бросила она косточку в верхнее окошко и разбила стекло. И такой хлынул через разбитое стекло свет, что девочка только диву далась. Выглянула она в окно, посмотрела наружу. Видит – улица, снег падает, по улице идут прохожие. Один другому говорит:

– Говорят, сын индийского махараджи – белый, как этот снег, щеки у него красные, а родинка на щеке, как черный перец.

Услышала девушка эти слова и влюбилась в сына индийского махараджи. А ее отец был султаном Хорасана. С каждым днем стала она бледнеть и худеть. Султан позвал кормилицу и няню, спрашивает:

– Что случилось с моей дочерью? В чем причина ее недуга?

– Мы все узнаем и сообщим тебе, – ответили женщины. Повели девушку к врачам. Все они в один голос сказали, чтодевушка влюблена. Султан же очень разгневался и поколотил всех лекарей, которые говорили, что болезнь девушки – любовь. Однажды невольница дочки султана спросила:

– Госпожа, что у тебя за горе, почему ты таешь, как свечка, расскажи мне, может, я найду, как помочь тебе в твоем горе?

– Однажды ела я костный мозг,– ответила девушка,– и в рот мне попала косточка. Бросила я ее и разбила окно, потом выглянула на улицу и увидела двух мужчин. Я слышала, как они говорили, что у сына индийского махараджи белая кожа, красныещеки и черная, как перец, родинка. Еще не видав этого молодого человека, я влюбилась в него. Вот почему я так побледнела. Невольница тут же побежала к султану:

– Радостная весть, мой султан, я узнала горе твоей дочки! Услышав рассказ невольницы, султан приказал:

– Сейчас же пошлите посла к индийскому махарадже. Если он махараджа, то я – великий турецкий султан. Пусть сын его женится на моей дочери!

Тотчас отправили в Индию посла, но сын махараджи отверг предложение султана. Он передал послу письмо, желтую веревку, кинжал и сказал:

– Если даже ваша невеста пожелтеет, как эта веревка, и захочет убить себя этим кинжалом, я все равно на ней не женюсь!

Посол отдал веревку, письмо и кинжал султану и передал ему слова сына индийского махараджи. Султан пришел в ярость.

– И дочь моя влюбилась в такого подлого человека – пусть она будет проклята! – сказал он и отказался от дочери.

А девушка, покинув страну, отправилась искать сына индийского махараджи. Шла она, шла и наконец пришла к роднику. Смотрит, какая-то девушка кувшин наполняет, а напротив родника стоят огромные дворцы. Подумала дочь султана, пошла и постучала в дверь одного из дворцов – решила наняться служанкой.

– Возьмете меня в служанки? – спросила она. Человек, открывший дверь, ответил:

– Сейчас спрошу царевну.

Царевна посмотрела на девушку и видит, непохожа та на служанку. Велела ей войти в дом и спрашивает:

– Откуда ты и куда идешь?

– Я дочь султана Хорасана, влюбилась я в сына индийского махараджи.

Показала она желтую веревку и кинжал, а царевна, увидев это, говорит:

– Не печалься, я его старшая сестра, и он раз в год приезжает сюда. В это время в саду распускаются цветы и начинают петь соловьи – так мы и узнаем день его приезда. Есть у меня для тебя три урока. Если выполнишь их – я вас поженю. Прежде всего я продам тебя на невольничьем рынке.

Девушка согласилась на все. На базаре девушку продали какому-то бею*, который привел ее домой. А у бея была дочь, лицом и телом точно большой сундук. Девушка, став невольницей, должна была кормить это чудовище. Каждый день им присылали особые кушанья. Но вот как-то девушка не стала кормить дочку бея присланным обедом и сама сварила еду. Как только дочка бея поела, она превратилась в красивую девушку. Оказывается, ее кормили заколдованной пищей. Утром обе девушки поднялись в комнату бея. Увидел он, как похорошела дочь, обрадовался и спросил:

* Бей – богатый, уважаемый человек; господин.

– Как это случилось? Моя невольница, я тебя освобождаю!.. Проси, чего хочешь.

– Ничего мне не нужно, – ответила девушка.

Бей подарил ей золотую чашку и отпустил на волю. Обрадовалась девушка и пошла в дом царевны. Царевна сказала, что ей осталось выполнить еще два урока, и опять продала ее на базаре.

Девушку купил другой бей. У него был сын. А в доме у бея жила служанка-арапка, которая хотела, чтобы сын бея женился на ней. Юноша не соглашался, и тогда она бросила его в темницу. Она всем в доме заправляла, эта арапка. Поняла это девушка и как-то ночью притворилась спящей. Видит, арапка встала с постели и, взяв кусок сухого хлеба, пошла в темницу, где был заперт юноша.

– Возьмешь меня в жены? – спрашивает арапка.

– Нет, – отвечает юноша.

Тогда она избила его плетью и вернулась к себе. Девушка все это подглядела, а утром пошла к бею.

– Я знаю, где заключен твой сын, – сказала она. – Пригласи вечером нескольких мужчин, и, как только я дам знать, идите со мной, я покажу тебе сына.

Бедные родители с нетерпением ждали вечера. Когда стемнело, девушка подала знак, и все пошли следом за арапкой. Как только арапка подошла к юноше и спросила: «Возьмешь меня в жены? Освобожу тебя», – ее тут же схватили и убили, а сами вместе с юношей вернулись в дом.

– Дочь моя, ты освободила моего сына, выходи за него замуж, – сказал бей.

– Очень прошу вас, отпустите меня, – отвечала девушка. Они согласились, подарили ей медный кувшин и отпустилиее. Девушка с медным кувшином прибежала к царевне.

– Еще одно испытание осталось, – сказала та. – Если и это выполнишь, тогда все будет в порядке.

Девушку опять повели на базар невольников и продали. Снова купил ее какой-то бей. У него бьша безумная дочь, привязанная цепями в темнице. Каждый день она съедала одну девушку. И нашу девушку тоже привели и бросили людоедке.

Девушка посмотрела по сторонам, увидела человеческие кости, тотчас нашла укромный уголок на чердаке и спряталась там. Безумная дочь бея рассвирепела, рвется, мечется, хочет порвать цепи... Утром отец привел еще одну девушку. Но дочка султана взяла ее к себе. Стали они дразнить сумасшедшую дочь бея:

– Что, не смогла нас съесть?

На следующее утро привели новую девушку. Они и ее спрятали на чердаке. Вечером дочка султана сказала двум другим:

– Давайте-ка свяжем наши пояса, и я спущусь вниз. Найду хлеб, свечу и вернусь.

Они спустили девушку вниз. Смотрит она – впереди свет, подошла – и что вы думаете увидела? Сидит женщина-див с открытой грудью и варит в котле, полном воды, кольцо. Подошла к ней девушка, стала грудь сосать...

– Если бы ты не стала сразу сосать мою грудь, – говорит женщина-див, – я бы тебя съела.

– А что варится в этом котле? – спрашивает девушка.

– Я варю разум привязанной цепями дочери бея. Когда выкипит вся вода в котле, она совсем с ума сойдет... Зато если кольцо, которое лежит в котле, надеть ей на палец, она сразу станет здоровой, – отвечает та.

– Женщина-див, а как же ты поднимаешь этот котел, покажи-ка! – говорит девушка.

Женщина-див тут же вдела ноги в ручки котла, а девушка не зевала, толкнула ее в котел – та и сварилась. Девушка скорей взяла из котла кольцо, разыскала хлеб и свечу и прибежала к другим девушкам. Подняли они ее наверх, вдруг видят, девушка в цепях уже в себя пришла, стала просить, чтобы они ее освободили.

– Ты нас съешь, как мы можем подойти к тебе! – говорят они.

– Я вам ничего не сделаю, я уже выздоровела! – плачет девушка в цепях.

Пожалели ее девушки, освободили. Дочь султана надела ей на палец чудесное кольцо. А родители удивились тишине в доме – ведь дочь их все ночи напролет кричала. Прибежали они в темницу:

– Не умерла ли наша дочка?

И вдруг видят четырех девушек, одна другой краше. Отец и мать чуть с ума не сошли от радости, что их дочь наконец выздоровела. Тогда дочь султана Хорасана рассказала им обо всем, что случилось.

– Теперь и ты наша дочь, мы тебя никуда не отпустим, – сказали они.

– Лучше дайте мне свободу, – просила девушка.

Тогда родители девушки подарили ей ковер и отпустили ее, а она, обрадовавшись, поспешила к царевне, которая сказала:

– Теперь все уроки выполнены. Скоро и брат мой приедет. Когда он попросит у меня воды, я позову тебя, а ты принеси, как будешь подавать ему воду, немного облей его. Я тебя обругаю и прогоню, но ты не обижайся.

И вот однажды, когда девушка прогуливалась по саду, запели соловьи, расцвели цветы, забурлили бассейны. И тотчас показался у ворот сын индийского махараджи. Он вошел во дворец сестры, сел и попросил немного воды.

– Ах, брат мой, я взяла новую служанку, такая красавица! – сказала сестра и крикнула девушку. – Принеси моему брату воды, – велела она.

Девушка стала подавать воду – и брызнула на царевича. Сестра обругала девушку, прогнала ее:

– Мой брат в год один раз приезжает, и ты ему всю одежду замочила!

А юноша, увидев девушку, душой и сердцем влюбился в нее. Стал он за нее заступаться:

– Высохнет вода, не ругай ее!

Погостил он несколько дней и уехал к себе на родину, но через месяц снова запели соловьи, расцвели цветы, забурлили бассейны. Тогда царевна велела постелить постель, а сама подложила под матрас сухие лепешки. Вымыли девушке лицо соломенной водой и уложили в эту постель. Пришел царевич к сестре и опять воды просит. Но на этот раз сестра послала за водой хромую арапку.

– А где же та красивая девушка? – спрашивает царевич.

– Забудь эту лентяйку, я побила ее, и она слегла в постель... Расстроился царевич, пошел навестить девушку. Как увиделаона его, завертелась с боку на бок – лепешки под матрасом ломаются, трещат...

– Ах, косточки ломаются, – стонет девушка. Рассердился царевич на сестру.

– Зачем ты так сильно побила ее? Разве тебе не жалко? – и ушел.

Через несколько дней сестра сообщила брату, что девушка умерла: «Ты пил воду из ее рук – так приди и на ее похороны». Царевна заказала гроб, уложила туда девушку и положила ей на грудь письмо, желтую веревку и кинжал.

Приехал сын махараджи на похороны.

– Открой лицо покойницы, посмотри... – говорит сестра.

Приоткрыл он саван, увидел на груди девушки свое письмо, веревку и кинжал и сразу упал замертво. Сестра привела брата в сознание:

– Ты долго терзал эту девушку. Сколько она претерпела из-за тебя! Хотела я еще больше тебя огорчить и помучить, но не смогла больше положенного...

Тут вытащила она девушку из гроба, влюбленные обнялись, сын индийского махараджи женился на дочери султана Хорасана и увез ее на родину. Там они играли свадьбу сорок дней и ночей и наконец достигли своих желаний.

Было – не было, а жил в одном царстве очень богатый человек. У него была красавица дочь, звали ее Бехнане. Когда девочке было десять лет, мать ее умерла. Отец сильно горевал и оставался вдовцом ровно пять лет, но как только дочери исполнилось пятнадцать, решил он жениться. Об этом узнали в городе. Однажды пришла Бехнане в школу, учительница сказала ей:

– Дитя мое, я узнала, что твой отец хочет жениться. Я не хочу, чтобы мачеха мучила тебя, поэтому скажи отцу, чтобы он взял меня. Я буду тебе родной матерью.

– Хорошо, госпожа, – ответила Бехнане.

Вечером она поговорила с отцом, и он согласился взять в жены учительницу. Утром Бехнане принесла ей радостную весть.

Сыграли свадьбу, и все зажили счастливо. Но вскоре учительница связалась с Пери-шахзаде – сыном падишаха пери, который жил в подвале их дома.

Как-то раз, когда мачеха ушла погулять, Бехнане решила:

– Матери нет дома, займусь-ка я уборкой.

Засучила рукава, начала везде чистить, мыть, подметать. Сметая мусор в угол, девушка вдруг зацепилась за что-то своим совком. Приглядевшись, она заметила маленький замочек, который закрывал крышку в полу. Отперла она замок, подняла крышку и увидела лестницу, которая вела в чудесный сад. Подумала-подумала девушка и спустилась вниз, а в волшебном саду увидела она очень красивого юношу, который тоже заметил ее.

– О, Аллах, да здесь незнакомый мужчина, – испугалась Бехнане. Она поспешно поднялась наверх, закрыла крышку и заперла замок.

Вечером вернулась мачеха. Поели они, попили и легли спать. Когда все утихло, мачеха спустилась к Пери-шахзаде и, как всегда, спросила его:

– Что лучше: месяц или солнце? Кто краше: ты или я? А Пери-шахзаде горестно воскликнул:

– Не радует меня ни месяц, ни солнце, ни твоя красота. Краше всех на свете Бехнане!

Женщина подумала, что Бехнане и Пери-шахзаде полюбили друг друга. Тогда она решила выжить Бехнане из дому, пошла к старой колдунье, поведала ей свои горести и попросила у нее совета.

– Дам я тебе медную ленту, – ответила колдунья, – положи ее себе под матрас, и когда станешь поворачиваться с боку на бок, она громко затрещит. Тогда ты пожалуйся мужу: «Посмотри, дорогой муж, что сделала со мной твоя дочь, слышишь, как трещат все мои косточки. Прошу тебя, мой повелитель, выгони ее...» Так ты избавишься от падчерицы.

Женщина сделала все точно так, как велела ей старая ведьма, и, обманув мужа, взяла с него слово выгнать Бехнане из дому. Утром отец позвал дочь к себе:

– Доченька, сегодня ты поедешь к моему брату. Приготовься, через час я зайду за тобой.

Не прошло и часу, как они пустились в путь. Шли долго-долго, через реки и долины, леса и горы. Наконец подошли к горе, которая снизу доверху поросла лесом.

– Ах! – воскликнул отец. – Я забыл дома то, без чего мне не обойтись. Подожди меня тут.

Той же самой дорогой отец вернулся домой. Бехнане ждала его до вечера, но он так и не вернулся. Когда наступила ночь, она забралась на дерево и просидела там до утра. На рассвете стала она думать, что ей теперь делать. Подумала-подумала и решила искать дорогу домой, да на свое несчастье пошла в другую сторону. Проплутав до полудня, увидела она наконец какой-то дом. Она робко постучала в дверь, и на пороге появился дряхлый старик.

Бехнане рассказала ему о своей беде. Пока она говорила, старик любовался ею: ведь она была красивая, высокая, стройная, с золотистыми длинными косами, с черными, как вишни, глазами, а лицо ее было невинно, как у ребенка. Старик ввел девушку в дом и сказал:

– В этом доме живут сорок разбойников. Если вечером они не примут тебя, то завтра утром мы подумаем, что делать дальше.

Наступил вечер, сорок разбойников вернулись домой и уселись за стол.

– Скажите, сыны мои, если бы у меня была дочь, которую я потерял, и после долгих поисков она нашла бы меня, то кем бы она вам стала? – спросил старик.

Сорок разбойников ответили в один голос:

– Дочь твоя станет нашей сестрой и в этом и в том мире. , Атаман же добавил:

– Но если твоя дочь красива, то я не хочу быть ей братом. Старик пошел за девушкой и привел ее в комнату. Атаманвзглянул на Бехнане и увидел, что Аллах одарил ее такой красотой, равной которой нет в мире. Он удивился и восхитился так, что даже глаза закрыл.

– Эта девушка не родственница мне, – повторил он, – но она будет теперь моей дочерью.

Вот как сильно полюбил девушку атаман!

Оставим Бехнане счастливо жить у разбойников, а сами давайте вернемся в старый дом девушки...

Как только отец выгнал Бехнане, мачеха сразу выздоровела и пошла к Пери-шахзаде и спросила его:

– Что лучше: месяц или солнце? Кто краше: ты или я?

– Не радует меня ни месяц, ни солнце, ни моя красота, ни твоя прелесть. Краше всех на свете Бехнане! – ответил Пери-шахзаде.

– Глупец, – рассвирепела злая женщина, – я прогнала твою Бехнане в горы. Там ее растерзали волки, там ее заклевали птицы.

Но Пери-шахзаде рассказал ей, где живет Бехнане и как она счастлива, – ведь он был сыном падишаха пери и все знал. Тут женщина снова пошла к колдунье и попросила дать ей волшебный перстень. Колдунья исполнила ее просьбу. Взяв перстень, учительница пошла в дом, о котором говорил ей Пери-шахзаде.

– Ах, моя дочь, ненаглядная моя дочь, вероломный отец бросил тебя в горах, насилу я нашла тебя! Выйди, покажись мне хоть разок, беспокоюсь я: не поблекла ли от горя твоя красота.

Девушка ответила, что повидаться с мачехой не может, потому что дверь заперта и открыть ее нельзя.

– Ах, беда какая, ну ничего, просунь хоть свой пальчик. Я подарю тебе перстень на память!

Девушка просунула палец, и не успела мачеха надеть на него перстень, как Бехнане упала на землю и умерла. Мачеха, потеряв разум от радости, вернулась домой.

Вечером пришел атаман и увидел, что девушка лежит на полу, словно мертвая. Поднял он ее на руки, уложил в постель, окликнул несколько раз и, убедившись, что она не просыпается, горько заплакал. Вернулись его товарищи и, узнав, что девушка умерла, решили ее похоронить. Сделали гроб, одели Бехнане в красивые одежды, положили ее в гроб и отнесли его на вершину горы; там и оставили. Атаман каждый день поднимался на гору и оплакивал Бехнане.

Однажды сын султана этой страны гулял вместе со своим воспитателем и увидел на горе мерцанье огонька.

– Лала*, – крикнул он, – пойдем-ка посмотрим!

* Лала – дядька, воспитатель детей в богатых и знатных семьях.

Они поднялись на гору, открыли гроб. Юноша, поразившись красотой Бехнане, решил перенести гроб с ее телом в свой дворец. Вдвоем они подняли его и понесли, а во дворце уложили девушку в постель.

– Если ты и мертвая так прекрасна, то какова же ты была живая? – восклицал сын султана, в голоде и холоде проводя возле Бехнане целые дни.

Рассказали об этом султану, он разгневался и приказал обмыть труп и закопать его в землю. Но во время обмывания сняли с пальца девушки перстень, и она мгновенно ожила. Мало-помалу пришла в себя, рассказала все, что с ней случилось.

Скоро сын султана женился на Бехнане, а через год она стала матерью. Но пусть ребенок растет родителям на радость, а мы с вами вернемся в дом мачехи.

Как-то учительница опять пристала к Пери-шахзаде:

– Что лучше: месяц или солнце? Кто краше: я или ты?

– Не радует меня ни месяц, ни солнце, ни моя красота, ни твоя прелесть. Краше всех на свете Бехнане!

– Что ты говоришь? – возмутилась злая женщина. – Ведь она умерла.

Тут Пери-шахзаде поведал ей о том, что сын султана женился на Бехнане. Услышала это учительница, в третий раз пошла к колдунье и попросила ее сделать волшебную иглу. Получив от колдуньи иглу, учительница отправилась во дворец и попросила слуг:

– Оставьте нас одних с моей дочерью, мы немного побеседуем.

Слуги вышли, и мачеха, лаская Бехнане, незаметно вонзила в нее волшебную иглу. Бехнане тут же превратилась в птицу и улетела. А женщина одела ее платье, позвала слуг и стала кричать на них:

– Вы оставили меня одну и вот посмотрите, что со мной сталось! Придет мой муж, сын султана, он изобьет вас палками.

Сын султана, вернувшись вечером домой и увидев, как подурнела и поблекла его жена, очень рассердился и изругал слуг. Позвали лекарей. Женщина сказала им, что она щедро вознаградит их, только бы они вылечили ее. Лекари приезжали каждое утро, но ни один из них и не собирался лечить больную. Через несколько дней старший садовник, который спал в саду султана, услышал такое, увидел такое, что очень удивился. На одну из трех веток розового куста села птица и позвала садовника:

– Садовник, а садовник!

– Чего ты хочешь? – ответил садовник, с удивлением глядя на небывало красивую птицу.

– Большой шахзаде спит?

– Да, спит.

– А маленький шахзаде тоже спит?

– И он тоже спит.

– Пусть они спокойно спят, пусть вокруг них цветут розы, а сохнут пусть те ветви, на которые я сажусь, – сказала так дивная птица и улетела. А ветка, на которой она сидела, сразу засохла.

Садовник рассказал все это сыну султана... Наутро птица снова прилетела, и снова засохли ветки, до которых она дотрагивалась. Сын султана смазал розы смолой и спрятался в шалаше садовника. Как обычно, прилетела птичка и сказала:

– Пусть спит сын султана, пусть вокруг него цветут розы, а те ветви, на которые я сажусь, – сохнут.

Она взмахнула крыльями, пытаясь улететь, но ее лапки увязли в смоле. Подбежал шахзаде, снял птичку с ветки, посадил в клетку и стал ухаживать за ней.

Узнав об этом, коварная мачеха сказала лекарям:

– Попросите моего мужа, чтобы он зарезал птицу, которая живет у него, и дайте мне съесть ее сердце. Я вам дам по пригоршне золота.

Лекари, желая получить золото, стали упрашивать шахзаде, и тот согласился. Но прежде чем отдать птичку лекарям, он взял ее в руки, чтобы приласкать в последний раз, и нащупал на головке ее что-то твердое. Он раздвинул перья и увидел иголку. Недолго думая, вытащил он иголку – и перед ним тотчас же явилась Бехнане, такая же красивая, как и раньше.

– Мой дорогой муж, это все подлая мачеха-колдунья натворила. Она много раз ввергала меня в беду. Накажи ее, – попросила Бехнане и заплакала. Но вместо слез из ее глаз посыпались жемчужины.

– Ах мерзкая женщина, сейчас я отправлю тебя в ад! – разгневался принц.

Сказав так, он отправился в комнату учительницы, а Бехнане пошла за ним следом.

– Ну, колдунья, пришел твой час! Чего хочешь: тупые ножи в бок или путешествие на поганом муле?

– Ножи – моим врагам, а мне дай мула, – ответила женщина.

Палачи разрубили мерзкую мачеху на сорок частей, погрузили на сорок мулов и пустили их в разные стороны. А принц и Бехнане продолжали жить в мире и согласии.

Было или не было, а в прежние времена, в решете ли, в соломе ли, жил один хакан*. Сколько ни рождалось у него детей, все умирали... Наконец родилась у хакана дочь.

* Xакан – правитель из тюркской династии.

– Что мне делать, чтобы хоть эта моя дочь выжила? – спросил хакан у своих приближенных. – Мой хакан, надо построить пещеру под землей и спрятатьдевушку туда – другого выхода нет, – ответила стоявшая рядомстарушка.

Хакан так и сделал. Он приказал выкопать подземелье и поместить малютку туда... Каждый день, утром и вечером, слуги навещали девушку. Прошло время, и бедняжка стала самой красивой девушкой на свете. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, она стала скучать в своем подземелье. Однажды составила она все столы, на них – стулья, потом влезла наверх и разбила стекло в потолке пещеры. Выглянула она в окно и видит – перед ней раскинулись моря, горы, деревья, а на деревьях сидят птицы. «Ах, значит, не только подземелье есть в этом мире!» – подумала девушка и спустилась обратно в пещеру. К вечеру пришла к ней служанка и, увидев разбитое окно, спросила:

– Кто разбил стекло?

– Я, – ответила девушка.

– Зачем ты это сделала? Узнает твой отец хакан – разгневается.

– Не буду я больше жить в этой темнице, – говорит девушка. Служанка побежала к хакану и рассказала обо всем.

– Что мне теперь делать? – спросил хакан своих приближенных.

– Надо выпустить ее наверх, но только не сразу: пусть она немного погуляет, а потом опять вернется в пещеру, – посоветовали они.

Хакан позвал невольницу и приказал:

– Выведите дочь мою на свет! А когда она погуляет немного – отведите ее снова в пещеру.

Невольница отвела девушку в долину роз. Воздух там благоухал, на ветках пели соловьи. Тихий весенний ветерок ласкал волосы красавицы. Долина роз лежала на самом берегу моря, под золотыми лучами солнца. Посмотрела бедняжка на море, на цветы, пришла к отцу и сказала:

– Отец мой, построй мне на этом красивом море хрустальный дворец с золоченым полом, с алмазной и золотой мебелью... Если не сделаешь, что я прошу, – утоплюсь в море! Все меня называют «Султанша из подземелья». Не хочу больше жить в пещере, хочу остаться в солнечном мире.

Падишах обещал выполнить просьбу дочери, отдал приказ, и за один год посреди моря построили хрустальный дворец. Сказали хакану, что все выполнено. Он пошел посмотреть – видит, стоит хрустальный дворец, такой красивый, что глаза слепит. Такую красоту словами нельзя описать – на весь мир дворец сверкал...

Пришла и дочь, поцеловала руку отца.

– Дочь моя, вот и построен твой дворец. Возьми сколь нужно невольниц и живи там счастливо, – сказал хакан.

И султанша взяла несколько молодых невольниц и перешла жить в хрустальный дворец.

Слава об этом дворце облетела весь мир. Услышал о красоте дворца и сын йеменского хакана. Он сказал:

– Отец, разреши мне поехать в Стамбул! Я хочу посмотреть на хрустальный дворец, равного которому нет в мире.

Отец разрешил. Молодой шахзаде сел вместе с несколькими товарищами на корабль и поплыл в сторону Стамбула. Еще издали увидели они, как сияние хрустального дворца освещает море. Такой блеск – глаза слепит...

– Это, верно, и есть хрустальный дворец, – сказал шахзаде. Приблизились к дворцу, поплыли вокруг него – шахзаде всеглазам не верил. К вечеру корабль бросил якорь у дворца. Тут и султанша из своего окна взглянула на корабль. Видит – стоит на корме красивый юноша и смотрит на хрустальный дворец. Она сразу душой и сердцем влюбилась в юношу, красивого, как четырнадцатидневный месяц, храброго, как лев.

А шахзаде, как только увидел девушку, от волнения чувств лишился, замертво упал. Но недолго он оставался в стране султанши. Поднял паруса и вернулся на родину.

На следующий день султанша стала искать корабль – не нашла и залилась слезами. Она ведь хотела встретиться с юношей, которого полюбила всем сердцем. Вся в слезах пришла девушка к отцу:

– Отец, дорогой отец! Построй мне корабль из алмазов, с мачтами из яхонтов. Если не сделаешь этого – я умру.

– Как ты пожелаешь, так и будет! – ответил падишах и отдал приказ. За два года построили такой корабль. Поцеловала девушка руку отца и просит:

– Отец, разреши мне отправиться путешествовать на этом корабле.

– Дочка моя единственная, что хочешь, то и делай, – отвечает отец.

Девушка взяла на корабль сорок невольниц и сорок храбрых рабов и поплыла в открытое море. Правила кораблем сама султанша, помогал ей старый капитан. Развернули паруса и через много дней приплыли к берегам Йемена, причалили к берегу. Народ сбежался – никто никогда не видел подобного корабля, стоят, смотрят.

Сообщили о корабле хакану Йемена. Тот послал своего дядю встретить путешественников. Увидела султанша лодку, нарядила всю команду в красивые одежды, а сама оделась капитаном. Поднялся дядя йеменского хакана наверх, спрашивает:

– Вы кто такие?

– Я сын купца, – отвечает султанша.

Дядя вернулся во дворец и рассказал хакану Йемена:

– Мой хакан, пришелец – сын купца. Но нет у этого капитана ни усов, ни бороды, а сам он красив, словно четырнадцатидневная луна. Пошел бы ты сам посмотрел...

Хакан Йемена пожелал увидеть капитана, сел в лодку, поплыл к кораблю. Тогда султанша нарядила всю команду в желтые одежды, разукрасила еще больше корабль. Увидел все это хакан, удивился и вернулся к себе.

Узнал о прибытии корабля и шахзаде и тоже, прыгнув в лодку, направился к кораблю. Султанша, заметив приближение любимого, одела всю команду в зеленое. Только лодка приблизилась, шахзаде встретили, повели в хрустальную каюту. Но султанша не дала себя узнать шахзаде. Подивился он чудесному кораблю и вечером возвратился во дворец.

Султанша сошла на берег и поселилась в маленьком дворце. Так они и жили. Шахзаде часто раглядывал дворец капитана. Однажды он вдруг заметил красивую, как газель, девушку, которая смотрела из окна. «Видно, это жена капитана», – подумал он. А султанша, как только увидела шахзаде, закрыла окно и спряталась... Влюбился шахзаде в девушку, мечтал еще хоть раз увидеть ее, но никак не мог. Однажды шахзаде сказал матери:

– Мать, вот в том дворце напротив живет очень красивая девушка, отнеси ей в подарок эту подкову из яхонта, пусть хоть раз покажет свое лицо – или я расстанусь с жизнью.

Мать волей-неволей согласилась. Но, когда она принесла подкову султанше, та сейчас же передала ее своей невольнице.

– Дочь моя, шахзаде шлет тебе привет и хотел бы видеть тебя утром у окна, – сказала мать шахзаде.

– Что это значит? – спрашивает султанша, да так посмотрела на бедную женщину, что та совсем растерялась. Вернулась, обо всем рассказала шахзаде.

– Сам заботься о своем горе! – сказала она сыну и ушла в свои покои.

Несчастный шахзаде плакал всю ночь, а утром опять пришел к матери.

– Сжалься, матушка, только ты можешь устроить все, найди какой-нибудь выход, – стал он просить.

– Ладно, сынок, отнесу ей в подарок мое жемчужное ожерелье, посмотрим, что она скажет, – сказала мать.

– Ты знаешь, как поступить, матушка.

Мать шахзаде, взяв жемчуг, опять пошла во дворец и преподнесла ожерелье девушке. А в комнате девушки под потолком висела клетка с попугаем. Султанша взяла жемчуг и начала кормить им попугая. Мать шахзаде рассердилась, но слова не сказала, вернулась во дворец и рассказала шахзаде о выходках девушки.

Огорчился шахзаде, в ту ночь совсем глаз не сомкнул.

Утром пошел он опять к матери.

– Матушка, теперь я написал письмо. Передай его ей, может, сжалится, – стал он просить мать.

Несчастная женщина снова пошла во дворец. На этот раз ей оказали больше уважения: когда она отдала письмо, девушка прочитала его и положила на полку. Женщина, набравшись смелости, сказала:

– Ах, красавица, дочка моя! Шахзаде непрерывно днем и ночью льет слезы. Покажись хоть разок моему сыну!

– Госпожа валиде, я себя так легко не показываю, – ответила на это девушка.

– Ты получишь все, чего пожелаешь, – настаивала женщина.

– Пусть твой сын построит золотой мост, на нем устроит ложе и ждет меня – тогда я приду к нему, – ответила султанша.

После этого мать шахзаде покинула девушку и вернулась во дворец. Сын встретил ее, спрашивает:

– Ну, что сказала красавица?

– Она велела тебе построить золотой мост, а на нем ложе и ждать ее там, – ответила мать.

– Хорошо!-промолвил шахзаде.

Валиде- букв, «матушка», почтительное обращение к женщине.

Собрал он все золото в казне отца, построил мост, а вокруг посадил розы. На мосту поставил роскошное ложе и, послав сказать об этом девушке, стал ждать.

Султанша, как только получила это известие, нарядилась, собралась и подошла к мосту. Но только ступила она на мост – укололась шипом от розы. Крикнув: «Аи, личико мое!» – повернулась девушка и убежала во дворец.

– Почему она вернулась? Узнай! – попросил шахзаде мать. Мать пошла к девушке.

– Доченька, почему ты вернулась от моста? – спросила она.

– Лицо уколола шипом от розы, не надо мне ни моста вашего, ни шахзаде, – ответила девушка.

Мать шахзаде рассердилась:

– Что тебе еще надо? Все ты недовольна!..

– О матушка, сказать вам правду? Поставьте на одном конце моста золотой подсвечник, на другом – серебряный. После этого пусть шахзаде умрет, выкопайте ему у моста могилу и опустите его туда. Тогда я подойду, стану над ним – пусть вдоволь насмотрится! – говорит султанша.

Испугалась мать шахзаде и рассердилась, но ничего не сказав, вернулась во дворец.

– Что она еще хочет, мать? – спросил шахзаде.

– Теперь она хочет, чтобы ты на одном конце золотого моста поставил золотой подсвечник, на другом – серебряный, а потом чтобы ты умер и лег в могилу, тогда она придет и покажется тебе, – ответила мать.

– Все сделаю, посмотрим, что будет! – сказал шахзаде и сделал все так, как захотела девушка.

А султанша снарядила корабль, погрузила на него все вещи из дворца, а потом взошла на мост и подошла к могиле:

– Встань, мой шахзаде, пойдем на корабль!

Поднялся шахзаде из могилы и пошел вместе с ней на корабль.

– К чему были эти твои проделки? – спрашивает шахзаде.

– А почему ты приплыл к хрустальному замку в Стамбул, а когда я влюбилась в тебя, ты, ничего не сказав, убежал обратно? Любовь к тебе привела меня в эти края, – сказала она.

Повинились они друг перед другом, шахзаде попросил разрешения у отца, и они вместе поехали в Стамбул. Султанша рассказала обо всем отцу. Сорок дней и сорок ночей справляли они свадьбу, а на сорок первый день достигли исполнения своих желаний.

Давным-давно, где-то далеко-далеко стоял лес. Самые высокие минареты могли бы спрятаться в его чаще, и даже драконы не пытались перелетать через этот могучий лес. Деревья тянулись ввысь, к небесам. Маленьким ребятишкам казалось, что стоит только влезть на верхушку дерева и они смогут достать звезды. Но никто не взбирался на эти деревья! Даже войти в лес не решались от страха. Только один охотник, высокий, словно див, жил здесь в шалаше, в самой чаще леса. Поговаривали, что охотник действительно в родстве с дивами. У него были сын и дочь. Только отец не глядел на своих детей. Мальчик и девочка всегда были грустные! К тому же у них не было матери. Та бы накормила, выслушала. А мачеха мучила их, била. Отцу пожаловаться они боялись – он с утра до ночи охотился в лесу на птиц, на зайцев, на ланей и знать ничего не хотел, кроме своей охоты да вкусной еды, приготовленной из его добычи. Когда он упускал дичь или когда ему не подавали вовремя жареного, глаза его метали молнии, и он мог сделать страшное: убить сына, дочь, жену. Уж такой дикий, свирепый был человек! Жена хорошо знала его нрав и всегда старалась угождать мужу. Но вот стряслась беда: куда-то исчезла куропатка; охотник принес три, а осталось две. Жена искала всюду, но не могла найти. Стала она бить детей. Те клялись, что не виноваты, но мачеха не верила им. Однако делать было нечего – куропатки-то нет. Придет муж и изобьет ее до смерти. И так она боялась побоев, что взяла нож и отрезала себе грудь. Посолила, поперчила, изжарила вместе с оставшимися куропатками. Вечером поставила она еду перед мужем. Он ел, чуть язык не проглотил. Уж очень ему понравилось кушанье!

– Куропатки сегодня вкусные, жена, – сказал он, облизываясь, и предложил: – Отведай и ты, жена.

Задрожала жена и отказалась. Охотник принялся снова есть, но вдруг оттолкнул блюдо, сверкнул глазами:

– Что-то тут неладное, мясо не похоже на мясо куропатки: оно слишком вкусное и нежное. Говори, жена, в чем дело. Не бойся, я не рассержусь.

У жены со страху в горле пересохло, но в конце концов она во всем призналась. Муж сдержал слово – не гневался. Напротив, даже обрадовался. Однако жену не пожалел: кроме своего брюха, он ни о чем не думал.

– А вкусно человечье мясо, жена!

Потом охотник закрыл лицо руками и задумался. Иногда он облизывал губы и повторял:

– Ах, как вкусно человечье мясо!

У жены екнуло сердце: а если муж потребует вторую грудь? Она закрыла ее руками и с отчаянием сказала:

– Если тебе так понравилось человечье мясо, зарежь детей!

– Разве у них мясо? Кожа да кости, – вздохнул охотник. Мачеха посоветовала:

– Тогда все очень просто. Сорок дней будем их откармливать, они станут жирными, а потом ты их зарежешь и съешь!

– Так и сделаем, – ответил довольный охотник. – Подкормим, а потом зарежем и съедим обоих сразу, насладимся человечьим мясом!

В эту ночь дочь охотника не спала и услыхала, о чем говорили отец с мачехой. Она закричала, но тут же руками зажала себе рот...

Девушка не могла заснуть до самого рассвета. Утром же поднялась как ни в чем не бывало, будто не она слышала страшные слова, а кто-то другой. Не рассказала даже брату. Только стала каждый день приносить из лесу маленький камешек и класть его под подушку. Ночью, когда все засыпали, девушка поднималась и начинала считать камешки, светляки светили ей, было светло, как днем.

Много таких ночей прошло, и еще одна настала. Снова прилетели светляки. И опять она стала считать камешки. Посчитала, потом еще раз пересчитала. На глаза навернулись слезы. Камешков было тридцать девять. До их смерти оставался один день! Девушка решила разбудить брата, но он крепко спал. Да он еще и заплачет, тогда отец с мачехой проснутся и обо всем догадаются.

Девушка тихонько вышла, поймала несколько сверчков и попросила их разбудить брата. Сверчки запели красивые песни, и мальчик проснулся с улыбкой. Старшая сестра взяла его на руки и, посадив, начала одевать.

– Пойдем погуляем при луне, – сказала она, – сверчки будут петь нам песни, а светлячки поиграют с тобой.

Вышли из хижины. Девушка рассказала брату всю правду. Брат был маленький, заплакал. Но плакать было некогда, и дети кинулись бежать...

Бежали долго, пока не стало светать. Светляки погасли, сверчки умолкли и заснули. Дети устали, ноги подгибаются, руки болят. Но они не останавливались. И вдруг мальчик наступил на колючку. Встала сестра на колени колючку вытащить и оглянулась назад: видит – гонится за ними следом отец! Взялись за руки дети, побежали, пот градом струится, задыхаются... И вот, слава Аллаху, встретили старую женщину. Сидит она у родника и расчесывает свои седые волосы перед маленьким зеркальцем. Дети кинулись к ней.

– Бабушка, спрячь нас, спаси! – взмолились брат с сестрой и рассказали ей о своем несчастье.

Старуха прослезилась:

– Как я вас укрою здесь? Отец ваш убьет нас всех вместе. Спрятать не могу, но помочь – помогу. Возьмите зеркальце, гребешок и глину кил*. Станет отец догонять, бросьте сначала кил, потом гребешок, под конец зеркало. Они помогут вам спастись.

* Кил – особая глина, употребляемая вместо мыла.

Дети взяли кил, гребешок и зеркало и пустились бежать. А отец уж настигает их, вот сейчас схватит!

– Куда вы спешите? Сначала поешьте, а потом гулять отправляйтесь, – кричал отец (да благословит его Аллах за это – первый раз в жизни так сказал!).

Маленький братец, услышав ласковые слова, остановился. Отец схватил было его за руку, но тут сестра бросила на землю кил, и между ними легло болото. Полез охотник в эту трясину – по пояс провалился, с проклятиями стал выбираться, а дети бросились бежать.

И снова отец стал догонять их, снова бормотал сладкие речи. Но даже мальчик не слушал отца. Сестра бросила на землю гребешок – вмиг вырос колючий кустарник. Отец мечется, руки и ноги в кровь обдирает... Завидев кровь на отце, девушка пожалела его. Да вспомнила, как отец хотел погубить ее и брата. Он – див, только див может так продираться сквозь колючий кустарник! И девушка больше не оборачивалась назад, чтобы не видеть мучений отца. Теперь уж он не догонит их. Дети пошли медленнее – ноги подкашивались от усталости.

– Воды, воды! – молил брат и плакал от жажды. Слезы попадали на губы, мальчик облизывал их – все-таки вода, да слезы-то солоны, и пить хотелось все больше и больше.

А охотник тем временем догнал детей, подкрался тихонько и схватил дочь за плечо. Выпало из рук ее зеркало, девушка обернулась назад – а там без конца и края бирюзовое море. На одной стороне стоит отец, на другой – она с братом. Море было так велико, что отец казался меньше воробья. На душе у детей стало спокойно. Только мальчику по-прежнему хотелось пить, а вода в море была соленая.

Солнце стояло высоко, воды нигде не было. До захода солнца искали дети воду. Измучившись, сели под деревом. Мальчик уткнулся лицом в землю и застонал, а девушка закрыла лицо руками.

Тут вдали показался всадник. Увидел девушку-красавицу, остановил коня. Детям показалось, что это добрый человек.

– Дочь моя, что вы здесь делаете? Почему плачет мальчик? – спросил всадник.

– Мы все вокруг обошли, тут нигде нет ни капельки воды! – сказала девушка.

– Видите деревья на том холме... – начал всадник, но, не договорив, запнулся. Он снова взглянул на мальчика и девушку, пожалел их и докончил свои речи: – Там есть три источника. Кто напьется из первого источника, тот станет рыбой; кто напьется из второго – станет ягненком; кто напьется из третьего источника, с тем ничего не случится, только жажду утолит. К первому и второму источникам не подходите, напейтесь из третьего!

Произнес последнее слово, и след его простыл. Брат с сестрой, спотыкаясь и падая, стали карабкаться на холм. Наконец вдали блеснула вода.

Мальчик бросился стрелой. Он так хотел пить, что обо всем забыл. Бежал так быстро, что не смог остановиться перед первым источником. Добежал до второго источника, нагнулся и стал пить. И тотчас превратился в черного ягненка, а напившись, принялся прыгать, играть, словно был рожден ягненком. Сестра рыдала, рвала на себе волосы. Что делать? Не напиться ли из источника и не стать ли ягненком, как брат?

Девушка плакала, а время шло. Наступил вечер, вода и деревья стали черными, засветились звезды. Заухали филины, и завыли волки. Девушка испугалась. Она взобралась на дерево и всю ночь, не смыкая глаз, просидела на ветвях.

Наступило утро, взошло солнце. Подъехал к воде всадник, красивый, золотистые кудри кольцами вьются. Он направил своего гнедого коня к источнику.

Конь наклонил голову к вбде, но вдруг отскочил в сторону. Всадник удивился, снова подвел коня к источнику. Конь отпрянул, взметнулся на дыбы и заржал. Всадник его гладит, уговаривает, снова к источнику поворачивает. А конь опять на дыбы. Тогда всадник посмотрел в воду. И что же он увидел? В воде – отражение женщины! Всадник поднял голову – на дереве сидит красавица. Девушка словно спорила с восходящим солнцем: «Ты, солнце, не вставай, я встала!» Вот как она была красива.

Красота девушки ослепила всадника:

– Кто ты, злой дух или демон? Девушка-красавица заплакала – ей стало обидно:

– Я не злой дух и не демон, я – человек.

И рассказала ему все. Юноша сначала не верил ее голубым глазам. Может быть, это сон или наваждение? Потом он заплакал вместе с дочерью охотника, ее горе стало его горем, а ее радость – его радостью. Юноша пленился ее красотою. Посмотрел он в глаза девушки и спросил ее:

– Хочешь стать моей женой?

Девушка согласилась. Теперь она станет женой сына могущественного падишаха. Юноша поклялся исполнять все желания жены. Потом он вскочил на своего гнедого коня. Дворец был далеко, сын падишаха летел на крыльях, а радость не вмещалась в его сердце. Встречным юноша спешил рассказать о своей возлюбленной, о ее красоте, об их любви и о ягненке-брате. Слезы наворачивались на глаза, когда он вспоминал ягненка. А прохожие, продолжая свой путь, обсуждали услышанное. По дороге шла девушка-арапка. Рассказали и ей о красавице. Арапка побежала к источнику и поспела прежде, чем сын падишаха до своего дворца доехал. Арапка захватила с собой платье и вышитые туфельки. Подойдя к источнику, она обратилась к дочери охотника:

– Меня прислал сын падишаха. Спустись, я наряжу тебя, причешу. Скоро возвратится твой жених!

Арапка поцеловала ягненка, сказала, что знает всю их историю. Девушка-красавица поверила, спустилась с дерева. Арапка усадила ее возле первого источника, сняла с нее лохмотья, надела шелковое платье, принялась расчесывать ей косы. И тут толкнула девушку в воду. Ягненок ничего не мог поделать. Он только горько и жалобно заблеял. А арапка золотым гребнем расчесала свои черные волосы, умылась, но не стала красивее. Надела старое платье дочери охотника и решила, что теперь она красавица. Взобралась арапка на дерево и стала поджидать падишаха. Тот не замедлил, примчался. Взглянул на дерево и остолбенел. Арапка спустилась с дерева и принялась корить юношу, отказывалась любить его. Сын падишаха только одно спросил:

– Почему ты так почернела? Арапка давай жеманиться:

– Ты долго не возвращался, а солнце меня жгло, вот я и почернела: если я буду в тени и прохладе, то снова стану белой.

– Но отчего ты так груба и руки у тебя некрасивы?

– Я исколола руки на дереве, их искусали комары. Приди ты вовремя, этого не случилось бы.

– Почему глаза твои изменились? На лоб вылезли? Арапка и на это нашла ответ:

– Мой любимый маленький брат стал ягненком, я долго плакала, и глаза мои опухли от слез, а ты все уже забыл! – солгала она.

Сын падишаха поверил: в прохладном и тенистом саду девушка снова станет красивой. Юноша взял невесту и ягненка и вернулся во дворец. А там уж готова свадьба. Она продолжалась сорок дней и сорок ночей. Весь город собрался, но никто не веселился. Те, кто любил сына падишаха, опечалились, глядя, как он женится на уроде.

После свадьбы юноша не расставался с ягненком. Дома ему не сиделось: жена не стала белее, и мужу она опостылела; а дальше – еще хуже: арапка заболела. Со всех концов созвали врачей, но ни один не мог помочь жене сына падишаха. Болезнь у арапки была странная: она пила-ела и толстела, а с постели не вставала и плакалась:

– Так я никогда не стану белой, не поправлюсь, и виноват во всем ты, ты довел меня до полусмерти!

И требовала от мужа птичьего молока. Вдруг ей захотелось, съесть черного ягненка. Сын падишаха бросился к ногам жены и стал умолять ее:

– Он твой родной брат, разве ты сможешь есть родного брата? Арапка хохотала:

– Он – ягненок и мне не брат! Врачи тоже стали говорить:

– Если она съест ягненка, то, может, и побелеет.

Сын падишаха поверил врачам, сердце его обливалось кровью, но он уступил. Пошел к ягненку, начал его целовать в глаза и плакать. Ягненок чуял беду, и слезы полились из его глаз.

Между тем послали за мясниками, начали точить ножи. А ягненок исчез.

Солнце скрылось, наступил вечер, ягненок не возвращался. Арапка во всем винила мужа. Сын падишаха клялся, что он не виноват, но жена не верила ему или прикидывалась, что не верит.

– Если ты захочешь, то ягненка найдут! – кричала она. Пока муж с женой спорили, мимо трех источников проезжалвсадник. Около первого источника он заметил ягненка и сразу узнал любимого ягненка сына падишаха.

– Что тут ищет в позднее время ягненок? – удивился всадник и подъехал ближе. Ягненок плакал над источником и говорил:

– Сестра, сестра! Арапка столкнула тебя в воду, а рыба проглотила тебя. Мясники пришли меня зарезать, арапка хочет съесть меня!

Всадник помчался в город. Он летел без передышки и к утру добрался, кинулся к сыну падишаха. Не дослушав, сын падишаха поскакал к трем источникам, а там по-прежнему горько-горько плачет ягненок:

– Сестра, сестра моя! Арапка столкнула тебя в воду, и рыба проглотила тебя. Мясники пришли, наточили ножи, хотят меня зарезать, арапка съест меня!

Сын падишаха все понял.

Взял он ягненка, вернулся в город, собрал рыбаков и приказал выловить всю рыбу из источника. И пока они заводили сети, огромная рыба потянула одного рыбака в воду. Рыбаки еле вытащили рыбу и испугались. Рыба не билась, а смотрела на людей человеческими глазами. Быть может, девушка напилась воды из источника и стала рыбой? А может, это – пери? Размышлять не стали, выпотрошили рыбу и вытащили оттуда красавицу девушку – дочь охотника. Она тихо дышала и, казалось, спала.

Вернулись во дворец. Сын падишаха велел привести четырех мулов. Руки и ноги арапки привязали к мулам. Они должны были разорвать арапку на куски... Вдруг глаза всех обратились в другую сторону. С неба упали три яблока. Одно яблоко дали ягненку, он съел его и снова стал мальчиком. Второе яблоко положили на грудь его сестры, и она проснулась. Третье яблоко куда-то укатилось, и никто не мог его найти. Это яблоко найдет ребенок, когда прочитает эту сказку, и все его желания исполнятся, а весь мир узнает о его добрых делах. После этого в мире воцарится счастье, безбрежное, как океан.

Я хочу в мужья старшего сына падишаха, – говорила старшая из сестер, – высокого, красивого, бесстрашного наездника, искусного танцора. Нет ему равного в умении владеть саблей, в метании дротика. А после смерти отца он вступит на престол, и стану я женой великого падишаха. Может ли быть большее счастье в этом мире? Что прекраснее, спрашиваю я вас? Средняя сестра, сладко потягиваясь, сказала:

– Знать ничего не знаю, я желаю среднего. Голубые-преголу-бые у него глаза, а волосы – светлые. Говорят, у самого падишаха нет таких богатых камзолов, а в городских кофейнях все заслушиваются: так сладки его речи. И я сама видела, как он на базаре бил кого-то. Одним ударом свалил противника на землю, а потом наступил ему на живот и перешагнул через него. Я спросила: «Почему он так поступил?» "Так пожелала душа его", – ответили мне. Что пожелает душа его, то он и совершает. И многих он уничтожил! Вот такого я люблю, не только я одна – все его любят. Отец предпочитает его другим детям: «Средний сын на меня похож, – говорит он, – наследником объявляю среднего сына». Теперь скажите, если не его мне избрать, то кого же?

Младшая сестра усмехалась:

– Ну и хорошо, хорошо. И старший и средний пусть будут вашими, мой желанный – младший.

И, обхватив голову руками, она закрыла глаза.

Всю жизнь она с сестрами прожила в этой маленькой хижине дровосека на краю города и даже с закрытыми глазами видела все вокруг: вот стены – голые, обмазанные глиной. Посреди – колченогий стол, и сестры, облокотившись, сидят вокруг. На них старые, искусно залатанные платья. Что в таких нарядах думать о сыновьях падишаха! Они и сами понимают все, размышляла младшая...

– Мой желанный – младший, пусть другие будут вашими! – воскликнула она.

Средняя сестра смеялась, не отставала от нее и старшая.

– А почему, – спрашивала она, – не похож он на остальных? Никогда не улыбнется, никогда ни на кого не посмотрит, всегда ходит один. Никто его не любит...

Средняя соглашалась:

– Да, да... По правде говоря, он никуда не годится, от него никакого толка ни в играх, ни в боях! Ничего! Неужели ты не могла выбрать другого?

Младшая сестра огорчилась.

– Его люблю, и все! – ответила она.

– Ну что же в нем любить? – допытывались сестры.

– Я понимаю его! Люблю потому, что его никто не любит. Люблю потому, что он ни на кого не похож. Никто не знает, о чем он думает, но плохого в нем нет. Какой он хороший!.. – защищалась младшая.

Сестры только посмеивались.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашивали они. Младшая сестра устремила взгляд в темную ночь. Глаза у неебыли такие голубые и чистые, будто видели кругом совсем не то, что все люди. Так и было.

– Была ночь после битвы, – рассказывала она и вздыхала, – в честь победы в городе устроили праздник. Площадь ярко осветили. Все плясали, пели песни. Вино лилось рекой. А я в своем' заплатанном платье и веселиться не смела. Я смотрела из-за угла, мне хотелось плакать. Вдруг он подошел, сел рядом, взял мою руку: «Ты почему не веселишься, девушка?» "Веселье не для меня", – отвечаю. «Почему?» Я показала на свою одежду. Он понял. И я не побоялась рассказать ему, как мы совсем обеднели после смерти отца, собирали в горах траву для веников, продавали и еле-еле сводили концы с концами. «Не печалься, девушка», – говорит он. Положил мне руку на плечо, посмотрела я в его черные глаза и не могла оторваться. «А ты подумай, девочка, о тех, кто погиб в этой жестокой битве», – молвил он, а на ресницах – слезы. Не знаю, как решилась я вытереть эти слезы. «Ты добрая, девушка, – сказал он. – Пойдем-ка плясать». Долго, долго мы танцевали, потом я спела ему песню дочери дровосека. «Я не забуду ни тебя, ни твой голос, а ты не забывай меня!» – и мы расстались. Я смотрела ему вслед.

Выслушали сестры, но не поверили ей.

– Смотри, какая ты ловкая! – И, вскочив, принялись плясать и кружиться, схватившись за руки.

Когда они так кружились, когда били в ладоши, то становились прекрасными. Они и в самом деле были прекрасны, но лучше всех была младшая. Нежная, стройная, косы до пояса, талия тонкая, а сердце – доброты бесподобной.

– Оставьте меня, вертушки, не смейтесь. Все равно, если его стрела упадет на нашу крышу, я выйду за него. Что вы на это скажете? – отбивалась младшая.

Старшая сестра, кружась, пела:

– Ничего у тебя не выйдет! Я хочу старшего, но младший как-никак сын падишаха, я в этом доме старшая, и за него выйду я.

Средняя тоже не уступала:

– Нет, это невозможно! Я хочу среднего, но и младший, худо-бедно, тоже сын падишаха. Я в этом доме средняя, я в середине между вами, я выйду за него!

А младшая смотрела вдаль, в голубую ночь, и пела песню дочери дровосека. Текучие воды, слушая ее, останавливались, цветы расцветали. Она пела, и все кругом умолкало, все исчезало... Не могла сравниться с красотой этого голоса даже песня соловья. Дивный голос был у нее!

И младшая сестра повторяла снова:

– Если его стрела упадет на нашу крышу и если он придет к нашему дому, я буду петь песню дочери дровосека. Он меня поймет, он меня полюбит, он меня узнает!

Очень любила девушка своих сестер, жизнь готова была отдать за них, но ни за что не хотела уступить им младшего сына падишаха. Они забыли про сон, забыли, что они сестры. И спор продолжался.

О сыновьях падишаха спорили не только в хибарке на окраине. Спор шел во всем городе – в богатых домах и в бедных. У всех девушек кружились головы: завтра утром три сына падишаха поднимутся на крышу дворца, в руках у каждого -лук и стрела. Они натянут тетивы, пустят стрелы. Каждый женится на той девушке, на дом которой упадет стрела. Так захотел падишах! Вот почему все девушки не могли уснуть. Но всего-то будут пущены три стрелы, и только три девушки обретут счастье, а у всех остальных рухнут надежды...

А небо уже посветлело, заалело. Наступало утро. Послал старший сын падишаха свою стрелу, и упала она на крышу дома первого везира. Красива дочь первого везира! Он целился именно в этот дом.

Средний сын падишаха любил дочь второго везира, он пустил свою стрелу на крышу дома второго везира.

А младший сын натянул тетиву и пустил стрелу в небо. Молнией пролетела стрела над городом, опустилась у озера. Пошел младший туда вытащить свою стрелу. Когда он доставал ее, появилась около него собачонка и пошла за ним следом. Растерялся, бедный, расстроился. Братья соединились со своими любимыми, а его стрела упала в болото, да еще какая-то собачонка увязалась за ним... Над ним станут смеяться, издеваться! Младший сын падишаха никогда и мухи не обидел, а тут не выдержал, поднял с земли камень и бросил в собаку. Камень попал ей в голову, но та не отставала. Так и вошли в город, дошли до дворца. Люди смеются, кругом хохот гремит. Падишах только не смеялся и братьев заставил умолкнуть.

– Что поделаешь, сын мой, – сказал он, – такова твоя судьба! Младший сын подчинился, но был в смятении. «Разве человек может жениться на собаке? Как это может быть?» – думал он.

– У твоей невесты и дома-то нет, где же она будет жить теперь? – спросил падишах.

Нечего бьшо ответить на это.

– Как-никак она моя будущая невестка, пусть остается во дворце, – сказал падишах и прибавил: – Бери свою невесту и иди к себе.

Несчастный опустил голову, закусил губы. Приходилось терпеть! Взял собачонку и пошел к себе. Бросился он на постель, из глаз слезы полились. Он жалел, что с такой силой натянул лук и так далеко послал стрелу.

– И откуда только взялась эта собака? Неужели мой жребий жениться на собаке?

Так он стонал, терзался и рыдал. Он рыдал, а весь город смеялся над ним. Девушки-невесты забыли и свои надежды, и разочарования. Все бьшо забыто, и ни о чем другом, только о младшем сыне и его невесте шли разговоры в городе: «Нашел подходящую невесту!»

Смеялись и в хижине на окраине. Старшая и средняя сестры от смеха обо всем забыли. Забыли и младшую сестру. А младшая забилась в угол и плакала. И во всем городе плакали только два человека: младший сын падишаха и младшая дочь дровосека. Но сыну паДишаха недолго пришлось плакать. К вечеру кто-то коснулся его плеча. Он поднял голову. Перед ним стояла девушка, высокая, талия тонкая, косы до колен. Лицом на младшую дочь дровосека похожа, но одета в красивое платье.

– Не плачь, не мучь себя, ты женишься не на собаке, а на мне, – сказала она и показала под стол.

Под столом лежала шкура собачонки. Младший сын падишаха сразу влюбился. Красавица, казалось, говорит ему: «Вот я пришла, теперь забудь все!» Он так и поступил.

А красавица бьша дочерью падишаха добрых пери, младшей из трех сестер. Она очень любила людей, чья жизнь коротка, как у цветов, созданий порой добрых, порой злых. По ночам она входила в дома, смотрела, как спят люди, детям бедняков показывала сны, прекрасные, красивые, все, чего они не видели и не могли увидеть наяву. Она веселила грустные сердца. Брала в свои ладони холодные руки молодых девушек с добрым сердцем и согревала их. Иногда она входила во дворец и шла прямо к младшему сыну. Она знала все его добрые, чистые, человечные мысли. Когда младший шахзаде бродил одинокий по улицам города, она шла по его пятам. В своем дворце на берегу озера только о нем и думала. Красавица пери все умела, и когда шахзаде пустил свою стрелу, она притянула стрелу в свой дворец, захотела выйти за него замуж! Так и произошло.

На глазах у шахзаде стояли слезы, но все печали уже улетучились, а слезы были от радости.

– Ты хорошо сделала, не уходи! – сказал он. Дочь царя улыбнулась:

– Я пришла, чтобы остаться. Не уйду.

Как это прекрасно: «Не уйду!» Только еще не все уладилось. Никто не должен был знать, что собачонка – красавица пери. Все должны были думать, что шахзаде женат на собаке. Он не смел ни касаться шкуры, ни прятать ее, ни пытаться сжечь. Люди будут издеваться над ним за то, что он женился на собачонке. Но если у шахзаде доброе сердце, если он действительно любит дочь царя пери, он должен терпеть все это.

– Я буду терпеть, я все сделаю для тебя, – сказал шахзаде. – Если ты мне яду дашь, и яд выпью из твоих рук!

– Ты только не трогай мою шкуру, и все уладится, – ответила красавица.

И младший сын падишаха еще раз дал клятву.

Настал день свадьбы. Падишах женил сразу трех своих сыновей. Для этой самой торжественной из всех свадеб на свете падишах захватил в соседних странах золото, алмазы, яхонты, жемчуг. Среди богатств бьшо платье из Индии. Невеста старшего сына падишаха нарядилась в него и бьша самой видной, больше всех нравилась гостям. Но вот, когда все славили ее, вошла какая-то девушка, и весь блеск невесты старшего сына померк. Взгляд черных глаз красавицы проникал в душу, у всех, кто на нее смотрел, голова кружилась. Так она бьша красива, так не похожа на других! И женщины и мужчины смотрели на нее с удивлением. Красавица не бьша приглашена на свадьбу, кто она, откуда – никто не знал: от восхищения спросить забыли. Ей уступили почетное место, самые знатные видные юноши столпились вокруг нее. Старший и средний сын падишаха тоже подошли, танцевать приглашают. Красавица смеется, отказывается. Потом подошла к младшему, взяла его за руки, стала с ним танцевать и приговаривать:

– Не забудь своего обещания, мой шахзаде, не трогай мою шкуру.

Кончились танцы, они сели в сторонке, друг с друга глаз не сводят. А гости все расхваливают красоту девушки с черными кудрями, черными глазами, тонкой талией.

Только выбрала она чудно! Нашла, видите ли, жениха собачонки, собачкина мужа! Вспомнив о собачонке, захохотали все. Откуда им было знать, что собачонка как раз и есть та красавица, которая танцевала с шахзаде!

– Где собака?! Где собака? Две невесты здесь, а третьей нет! Пусть придет и невеста-собачонка! – требовали гости, и не шепотом, друг другу на ухо, а громко, во весь голос. Они хотели, чтобы незнакомая красавица и младший шахзаде слышали все. Пери не слушала, но несчастный юноша кусал губы, терзался, ему так хотелось все открыть, изо всех сил старался он сдержать себя.

А с улицы в одно из окон смотрела на свадьбу девушка с голубыми глазами, стройным станом, бедная девушка в лохмотьях. Увидела она шахзаде рядом с красавицей, но ревновать не стала. Младшая дочь дровосека думала о другом.

– Неужели это может случиться, – стонала она, – как это не справедливо, на долю шахзаде выпала какая-то собачонка, а не такая прекрасная девушка, как эта? Разве мой любимый шахзаде достоин такой жалкой участи – жениться на собачонке?

Слезы покатились у нее по щекам. А во дворце смеялись, веселились.

Ровно сорок дней и сорок ночей продолжалась свадьба. Младший сын падишаха и красавица пери днем сидели в своих покоях, беседовали. Наступала ночь, и они приходили на праздник. Все непрестанно смотрели на них, и не только смотрели, очень завидовали, старались разузнать, откуда пришла девушка и куда она уходит. Пытались выследить, но теряли из виду и никак не могли узнать, куда она скрывается. Над несчастным младшим шахзаде по-прежнему издевались. «Собака, невеста-собачонка, жених собачонки», – не сходило с языка гостей. Шахзаде от досады похудел, побледнел, забыл свое большое счастье, и желание раскрыть тайну овладело им. Когда в сороковую ночь невеста среднего сына падишаха бросила кости, сказав: «Пусть погрызет собачка, наша невестка-собачка, пойдите приведите ее, пусть наестся досыта», – и расхохоталась, а вслед за ней рассмеялись все, несчастный шахзаде не стерпел, кинулся, схватил лежавшую под столом шкуру собачонки и бросил ее в огонь. Шкура сгорела, и шахзаде увидел перед собой пери. Посмотрела она на него укоризненно.

– Ты потерял и меня, и свое счастье, разрушил все, – сказала она. – Я больше не могу оставаться здесь и вернуться домой тоже не могу. Нельзя, видно, доверяться людям. Любовь моя заставила меня забыть это, я не послушала своих родителей.

Шахзаде хотел ее обнять, но пери превратилась в голубку с голубыми перьями и черными глазами. Выпорхнула она в раскрытое окно и улетела.

Это горе было для шахзаде сильнее всех других несчастий, страшнее смерти, нельзя было его вынести. Он должен был соединиться со своей возлюбленной! Или он ее найдет, или – умрет. Пошел шахзаде к отцу, сказал, что потерял свою невесту, и просил разрешения отправиться искать ее. Падишах удивился, почему шахзаде не радуется, что избавился от женитьбы на собачонке, да еще хочет ее разыскать. Но любимцем его был средний сын, и шах сказал младшему:

– Счастливый путь!

Отправился младший шахзаде на поиски. Он прошел горы, долины, обошел города и всех, кого встречал, спрашивал, не видели ли они чуда: прекрасную девушку или голубку с черными глазами и голубыми перьями. Никто не ответил: «Да, видел».

Наконец шахзаде дошел до маленького городка. И здесь, как и всюду, было много людей, озабоченных своими горестями. Одни голодные, другие в разлуке со своими любимыми. Но все они обсуждали необыкновенное. Даже старики с седыми бородами наклонялись к ушам своих состарившихся, наполовину оглохших жен и кричали:

– Дожил до седых волос, спина уже согнулась, но в жизни не видел такого: на рынке открыли лавку и наполнили ее игрушками, и какие игрушки, старуха, какие игрушки! Увидишь – хочется взять в руки поиграть. Бедным детям даром раздают! Лавка крохотная, а игрушки не убывают. Вечерами лавку не закрывают, но ни один вор не трогает игрушек. По ночам сторожит лавку голубь – сам голубой, глаза черные.

Услышал младший сын падишаха. Может быть, теперь утихнет его горе? Когда небо потемнело и засверкали золотистые огни в маленьких окошках кирпичных домиков, он побежал к лавке с игрушками. Встал перед голубкой на колени, умолял простить, вернуться.

Голубка вздохнула и простонала:

– Разве я покинула тебя по своей воле? Я не могу вернуться. Все кончилось!

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил шахзаде.

– Если мой отец, мать или братья захотят, то они могут соединить нас с тобой. Я не смею сама просить. Гнев их силен, и только сестра, может быть, пожалеет нас и поможет нам. Прекрасные песни людей зачаровывают пери. Они тогда исполнят все, что человек пожелает. Найди девушку с чарующим голосом – она поможет нашему горю.

– Где же ее найти? Есть ли на земле такая девушка? – прошептал сын падишаха.

Голубка с черными глазами упрекнула его:

– Ты забывчив. На одном празднике бедная девушка спела тебе чудесную песню. Все в ней полюбилось тебе. «Не забуду тебя», – сказал ты ей. Я тоже смотрела на нее, слушала ее песни. И не уставала смотреть и слушать. Так хороша она была, так прелестны были ее песни! Я хотела стать такой же, как она. Когда я была вместе с тобой и сбрасывала шкуру, то становилась похожей на нее. Дочь дровосека любила тебя... Но я боюсь просить у нее помощи – от людей такой жертвы нельзя ожидать.

Шахзаде обрадовался:

– Вспомнил, вспомнил! Но я не знал, что она меня любит. Надо умолять ее, уговорить ее...

Шахзаде отправился в путь, нашел дочь дровосека. Попросил помощи.

Та ответила:

– Все, что смогу, я сделаю.

Ночью пошла она к озеру, села на берегу и стала ждать восхода луны. Луна взошла, и девушка запела.

Голос ее шел из самого сердца, был нежен, бесподобно красив. И пока луна поднималась все выше и выше, дочь дровосека пела неустанно одну песню за другой. Под конец она спела песню дочери дровосека. И тут услышала шум крыльев и почувствовала на губах чей-то поцелуй. Перед ней стояла пери с белоснежными крыльями. Она взяла девушку за руки:

– Как ты хороша, как ты добра, девушка! И как чудесен твой голос! Ты заставила меня плакать. А ведь никогда со мной такого не было. Скажи, чего ты желаешь?

Младшая дочь дровосека попросила:

– Только одного – верни сыну падишаха его любимую, исполни их желания.

Пери вздохнула:

– Нет ли у тебя другого желания, девушка? Ведь шахзаде не сдержал своего слова! Его любимая – моя младшая сестра, из-за него она и покинула всех нас. Все мы в горе. Нет ли у тебя другой просьбы?

Младшая дочь дровосека опустилась на колени перед пери:

– Я люблю шахзаде, я хочу, чтобы он бьш счастлив. Больше мне ничего не надо. Прошу тебя, исполни мою просьбу, – умоляла она.

Пери подняла ее с земли и поцеловала в лоб.

– Не печалься. Твое желание исполнится, – сказала она и тотчас исчезла. Луна уже заходила.

А во дворце младший сын падишаха проснулся и увидел рядом с собой любимую. Прошли горькие дни, они снова соединились. Великая радость овладела ими. Насмешники теперь умолкли. Они были полны злобы, зависти, но шахзаде не замечал ничего. Прежде всего он захотел показать свою жену падишаху. Пери отказывалась, но шахзаде не послушал ее. Приготовил роскошный стол, пригласил падишаха. Тот приехал. Не из любви к сыну – из любопытства: хотелось увидеть невестку. Посмотрел падишах и потерял голову. Забыл свои седые волосы, морщинистое лицо и думал только, как бы овладеть красавицей пери. Надо убить младшего сына! Мерзкий был падишах, для исполнения своих желаний готов бьш убить не только младшего сына, а всех трех сыновей. Сразу сделать этого он не мог и решил действовать хитростью. Позвал сына:

– Завтра я снова приду к тебе, со мной будет отряд воинов. Ты должен поставить перед ними плов с золотой ложкой сверху. Мои воины будут есть, а золотая ложка должна стоять прямо, плов не уменьшаться, а если кончится плов, то знай – тебе конец! – сказал падишах.

Несчастный шахзаде вернулся к своей прекрасной жене, обнял ее колени и зарыдал.

– Какое горе постигло тебя? – спросила жена.

Шахзаде поздно понял страшный замысел падишаха. Завтра он умрет, а прекрасная пери попадет в руки отца... Пери глубоко вздохнула и сказала:

– Не горюй. Пойди к младшей дочери дровосека, попроси ее помочь. Пусть она сегодня ночью у озера споет песню, и когда, услышав ее голос, к ней приблизится моя средняя сестра, скажет: «Я прошу блюдо плова с золотой ложкой». Нас может спасти только эта прекрасная девушка.

И шахзаде пошел. Он упал на колени перед младшей дочерью дровосека, рассказал ей о случившемся, умолял ее спасти его. Младшая дочь дровосека улыбнулась, вытерла слезы шахзаде.

– Я сделаю все, что смогу! – сказала она и принесла под утро блюдо плова с золотой ложкой.

На следующий день падишах с отрядом воинов пришел в сад шахзаде. Они взяли в руки огромные миски и начали есть плов. Ели, ели, но плов не кончался и нисколько не убывал, золотая ложка по-прежнему ровно стояла на вершине блюда.

Падишах в ярости закричал:

– Ешьте еще! Ешьте еще!

Воины показали на свои набитые животы.

– Наш падишах, мы наелись, – взмолились они.

Падишах совсем рассвирепел, одного ударил кулаком, другого пихнул ногой. Воины съели еще, но плов не убывал. Падишах стукнул кулаком по блюду и сказал:

– Завтра мы вновь придем сюда. Найди нам хороший арбуз, да такой, чтобы мои воины ели, ели и не смогли съесть. Если съедят – считай себя мертвым!

У несчастного шахзаде руки опустились. Откуда весной арбуз? Если даже и найдется, то как может хватить одного арбуза на целый отряд? Пошел к своей жене, положил голову ей на колени и рассказал все. Дочь падишаха пери погладила волосы шахзаде и сказала:

– В нашей стране круглый год лето, а младшая дочь дровосека своим прекрасным голосом, своей бесконечной любовью может сделать все. Пойди к младшей дочери дровосека, умоляй ее. Пусть она и сегодня ночью у озера споет свои самые лучшие песни и, когда, услышав ее прекрасный голос, к ней приблизится моя средняя сестра, скажет: «Твоя младшая сестра просит маленький арбуз с маленькой бахчи».

И младший шахзаде отправился в город, к дочери дровосека, рассказал ей о случившемся, умоляя спасти ему жизнь.

– Я сделаю все, что смогу, – ответила младшая дочь дровосека.

У озера она спела свои лучшие песни, получила арбуз и принесла его.

Пришли воины падишаха. Ели, ели и не смогли доесть арбуза. Тогда падишах объявил:

– Завтра вечером мы придем к тебе и красавица должна нас развлекать. Ты найдешь для нас младенца, которому нет и дня от роду. Он должен ходить, говорить, танцевать, на плече у него должно быть ружье, а в руках сабля. Если ты не найдешь такого ребенка – считай себя мертвым.

И, сказав это, рассвирепевший падишах сжал кулаки, с проклятиями отправился к себе во дворец.

Несчастный шахзаде не сомневался, что такого ребенка ему не найти. Да и сам падишах знал, что нет такого ребенка. Стал быон требовать, если бы не знал? Наконец-то он добьется своего, убьет шахзаде! И шахзаде пошел к жене, чтобы проститься. Но дочь царя пери не печалилась:

– Не мучь себя, не плачь, не теряй надежды, дорогой супруг. Найди дочь дровосека с прекрасным голосом и упроси ее пойти к озеру. Пусть споет свои самые лучшие песни и, когда приблизится к ней моя средняя сестра, пусть скажет ей: «Твоя младшая сестра в большой беде, пошли к ней новорожденного».

Младшая дочь дровосека горела как в огне – жизнь ее покидала, но, услышав слова шахзаде, забыла обо всем, поднялась.

Она сказала:

– Я сделаю все, что смогу!

Дрожа от лихорадки, она направилась к озеру и с трудом дошла до него. Села на берегу и стала ждать появления луны. Взошла луна – красавица начала петь свои песни. Все тело ее ныло, но самые лучшие свои песни пела она в эту ночь, и ее прекрасный голос никогда не звучал так сладостно. Она пела и пела, все вокруг умолкло. Но прекрасная пери с белыми крьшьями не появлялась. Младшая дочь дровосека спела песню дочери дровосека. Тогда послышался голос: «Спой еще раз эту песню, милая девушка, еще раз спой!»

Младшая дочь дровосека еще раз спела песню. И опять не появилась дочь пери с белыми крьшьями, только донеслись слова: "Спой еще раз, красавица, эту песню, спой еще раз, прошу тебя. Я знаю твою просьбу, постараюсь ее исполнить, а ты пока пой песню!"Прекрасная девушка с жизнью прощалась, но спела еще раз. Дочь пери с белыми крьшьями снова подала голос: "Спасибо, красавица, благодарю тебя. Ты оказала мне великую услугу, я страдала, ты уменьшила мою боль. Твое желание исполнится, иди спокойно!"А дочь дровосека уж и встать не смогла, осталась она лежать на берегу. Луна тем временем скрьшась, звезды померкли, всходило солнце.

Когда солнце взошло, злой падишах созвал своих людей и пошел в дом младшего сына. Взял с собой и палача, – он был уверен, что исполнит свое желание. Поднялся падишах по мраморным ступеням, увидел невестку, подошел к ней и шепнул на ухо:

– Сегодня ты станешь моей женой!

Потом он обратился к своему сыну и спросил:

– Ну как, ребенок еще не появился?

Бедный шахзаде побледнел, опустил голову и ничего не мог вымолвить.

– Нет? – воскликнул злой падишах. – Не исполнил моего желания, ослушался меня? Ты знаешь, что ожидает того, кто ослушается падишаха. Ты сейчас умрешь, – и сделал знак палачу, но тут внизу на мраморной лестнице показался только что родившийся малютка. Шаг его был шагом воина, на плече ружье, в руке – крохотный меч. Он подошел к падишаху и сказал:

– Мой падишах, вы звали меня, вот я пришел, жду ваших приказаний! – И взял ружье на караул.

Жестокий падишах не мог найти слов в ответ. Наконец, пытаясь улыбнуться, вымолвил:

– Сделай что-нибудь приятное.

– Слушаюсь, мой падишах, – ответил крохотный ребенок. Он поднял свою саблю и изо всей силы опустил ее. Головападишаха свалилась в одну сторону, а туловище в другую. Младенец подошел к голове падишаха, снял с нее венец и надел на голову шахзаде.

– Мой падишах, теперь власть принадлежит тебе! Молодой падишах хотел было раскрыть рот, но в это времяс неба упали три красных яблока – так он и остался с разинутым ртом.

Одно из трех яблок разделили пополам. Половину съела дочь падишаха пери, другую – юный падишах. Отныне они будут жить в счастье, в мире и спокойствии!

Второе яблоко покатилось к озеру. Докатилось до бедной девушки и заговорило:

– Если ты меня съешь – исполнятся все твои желания, красавица!

Младшая дочь дровосека с любовью и радостью прижала к груди яблоко:

– Я люблю шахзаде, – сказала она, – все мои желания только о нем. Я приберегу яблоко для него. Если он попадет в беду, я отдам яблоко ему.

Малютка воин нагнулся, ему понравилось третье яблоко. Но яблоко вдруг покатилось и исчезло. Все старания малютки оказались напрасными, – он не сумел его найти.

Прошли века, и белобородый дервиш нашел это яблоко. Взял его, принес детям:

– Дети, не забывайте меня!

Было то или не было, давно, когда я качал люльку своей матери, жил один падишах. Трех сыновей и дочь вырастил тот падишах. Любил он детей больше власти своей. Не нужен ему весь мир, ни на что их не променяет. Для матери сыновья были слаще меда, а дочь -что сливки к меду. Только насладиться ими, своим медом и сливками, ей не пришлось – умерла... Дворец оделся в траур. И тогда черный везир сказал падишаху:

– О мой падишах! Не вечен мрак черных дней! Детям нужна добрая мать, чтоб из всех десяти пальцев излучала свет.

Нарядил, разукрасил везир свою черную дочь и отдал ее за падишаха. Отдать-то отдал, но из какого пальца у нее может заструиться свет, если на всех десяти пальцах дочери черного везира чернота! Аллах, не дай испытать на себе их зло! Раньше она улыбалась даже рабыням, теперь пришло ее время, и на каждого она разными уловками и хитростями посадила черное пятно. Больше всех досталось сиротке, хуже всех пришлось сиротке... Стала она чернее черного – водой из сорока рек и то не отмоешь. Недаром учат: наговор опасен, как горные стремнины! Осрамила мачеха сиротку даже в глазах родного отца и добилась – падишах прогнал от себя дочь.

Прогнать – прогнал, да разве родные братья и сестра расстанутся? По ночам, склонив друг к другу головы, горевали вместе... Как-то мачеха подкралась к двери и подслушала. Как ворон, набросилась она на них:

– Ах вы, горе на мою голову, опять собрались вместе и сговариваетесь против меня? Постойте, вот я спляшу для вас, чтоб судьба вам улыбнулась!

А были, оказывается, десять пальцев дочери черного везира не просто черными пальцами, могли они творить волшебные дела... И вот рано поутру все три брата превратились в птиц и взлетели ввысь! А их сестрица с черной судьбой не знала, куда деваться от горя. Смотрит на небо, ждет, но ни шума крыльев, ни дыханья братьев. Все птицы вернулись в свои гнезда, а их все нет. Стал для нее дворец черным подземельем.

«Или я обойду все горы и найду их, или погибну. Что хорошего видела я, родившись на белый свет? Мне ли бояться смерти!» – подумала она и вечером, в непроглядную тьму, отправилась в дорогу. Мало ли шла, много ли шла, по горам, по долинам шла она шесть месяцев и одну осень и добралась до вершины горы. И черных, и белых птиц расспрашивала она о своих братьях,но никто не мог ей ничего ответить. Улетели они друг за другом, не оставив о себе ни памяти, ни перышка, ни словечка. И когда на горы выпал снег, из глаз сестры полились слезы. Горько-горько заплакала она. Да разве услышит и сжалится дочь везира, чтоб счастье ее обернулось несчастьем?..

Посмотрела сирота кругом, и что бы вы думали? Три птицы, все три белые, кружатся над ее головой! Вскинула она руки, как дерево ветви, но птицы продолжали кружиться, и ни одна из них не подлетела и не села на ее ветку.

Колдовство! Превратила их мачеха в таких птиц, что только с заходом солнца, когда кругом все покрывается мраком, возвращался к ним человеческий облик. Появляется на небе солнце, озаряется земля лучами, расправляют они крылья, улетают ввысь!

К ночи три птицы стали юношами, сестра узнала в них своих братьев. Начали они от радости целовать и обнимать друг друга, а потом стали изливать в слезах все свои горести и печали. Так провели они всю ночь.

А когда рассвело, три брата сказали ей:

– Сестрица, мы устроим себе жилище в местах, где ни птица не пролетит, ни караван не пройдет. По ту сторону горы есть озеро, а посередине озера остров, а на самой середине острова стоит дом, полный аромата сосен и птичьего щебетанья! С рассветом мы возьмем тебя на крылья и умчим на остров. Не бойся, мы не уроним тебя, не думай об этом: наши крылья – крылья братьев, а не руки мачехи!

Так благодарили они свою сестрицу Седеф за верность.

Рано-рано утром три брата, превратившись в трех птиц, соединили свои крылья. Сестра на них, как на ковре, полетела ввысь... Не успела она закрыть и открыть глаза – добрались до острова! А место райское, но сестрица не глянула на деревья, раскинувшие свои ветви, не дотронулась до плодов, сладких как мед... Только братья, взмахнув крыльями, взмыли в небо, вошла она в озеро. Вода его избавляла от болезни, успокаивала горе. Со словами «Чистота, белизна!» сестрица Седеф опустилась в воду. Ни на щеках, ни на лбу следа черноты не осталось! И когда братья-птицы, вернувшись издалека, увидели ее белее молока, чище воды, не было конца их радости:

– Сестрица, сестрица, белее белого сестрица! Если Аллах исцелил раны, нанесенные тебе мачехой, он избавит и нас от птичьих перьев, тогда мы всю свою жизнь проведем в этом изумрудном дворце в ликовании!..

Радовались, пока сон не настиг их и они не улеглись спать.

Говорят, с какими надеждами ляжет человек, то во сне и сбудется... Приснился сестре кто-то из семи святых или из сорока блаженных.

– Дочь моя, – сказал он, – если ты свяжешь из травы рубашки и наденешь их на братьев, то всемогущий Аллах снимет с них колдовство, и они снова станут людьми. Но только помни – пока ты не кончишь работу, ты ни с кем не должна говорить. Если сможешь сдержаться, скажи «бисмиллях» и приступай к делу!

Проснулась сестрица Седеф и боится поверить своему сну. Можно ли теперь терять время, упускать такой случай! Как только братья улетели, нарвала она травы и стала вязать рубашки. К вечеру вернулись братья, спрашивают Седеф, что она вяжет, сестра молчит. Испугались братья:

– Рука черной ведьмы-мачехи до всего дотянется, язык в любом месте достанет. С лица сестры сошла чернота, теперь она своим колдовством поранила ей язык!

И принялись как пчелы летать с цветка на цветок, собирать лечебные травы. А сестра продолжала вязать, не проронив ни слова.

Пусть братья-птицы ищут исцеление для сестрицы, они не знают о ее сне!

Как-то в тех краях появился всадник – сын падишаха. Увидел он Седеф, подъехал к ней и стал спрашивать:

– Ты роза с какой горы, из какого сада соловей?

Но и он ничего не добился. Взглянул и сказал себе: «Эхо пери!» Взглянул другой раз и сказал: «Это немая!» Сын падишаха полюбил Седеф, решил не откладывать свадьбу. Посадил он девушку на коня и отправился в путь.

По дороге навстречу им летели три птицы. Они начали кружиться над головой, словно желая укрыть их от солнца... Удивился сын падишаха. Не знал он, что три птицы – это три брата девушки... Ну что ж, ехали, ехали через горы и долины, не наступил еще и вечер, добрались до дворца.

Станет ли перечить падишах сыну, когда его ожидает такая радость?.. В тот же вечер ударили в барабаны, начали пировать. Только Седеф не наряжалась, не украшала себя ожерельями: она вязала петлю за петлей, рубашку за рубашкой, чтоб исполнился ее сон...

А один из слуг, оказывается, подглядывал за ней и обо всем падишаху доносил. Как-то вечером падишах сказал сыну:

– Твоя избранница не пери и не простая девушка. Колдунья она, волшебница! Днем прилетают к ней три птицы и стучат в окно, а по вечерам зовут ее в сад. Выходит она в эти часы и, набрав травы, возвращается – кто знает, какое зло она готовит тебе! Сын падишаха не верил, не слушал наветов, но решил сам своими глазами все увидеть. Три дня и три ночи провел он в саду где Седеф встречалась с братьями и собирала траву. Поник головой сын падишаха, а девушку принялись допрашивать. Бедняжка вязанья не бросила, молча роняла слезы. Да, но кто будет считаться с ее слезами?.. Молчит – значит соглашается!

– Пусть погубит красавицу ее красота! – сказали так и решили снести ей голову.

Палач занес топор:

– Скажи свое последнее желание! Молчит, вяжет.

– Тогда готовься! – сказал палач. Девушка и тут не бросила вязанья...

Замахнулся палач, но тут появились три птицы, стали кружить над ее головой. Палач не успел опустить топор: девушка кончила вязать рубашки и набросила их на птиц. О всемогущий Аллах, все три птицы превратились в стройных, как тростинки, джигитов. Обняли они свою сестрицу, а те, кто видел это, верно, за колдовство все приняли, застыли в удивлении.

И вот тогда раскрылись уста Седеф и она сказала:

– Палач, не убежит твоя плаха, отведи меня к падишаху! Я расскажу ему все. Если он снова повелит казнить меня, то я готова положить голову под твой топор...

Послушался ее палач. Со слезами на глазах она рассказала падишаху о кознях мачехи.

Падишах видит – девушка Седеф чище изумруда, взял ее за руку, отвел к сыну. А своих дочерей отдал за ее братьев. Сорок дней и сорок ночей длилась свадьба. Мачеху их, дочь черного ве-зира, то ли на сорок частей разорвали, то ли на сорок кусков разрубили. Да, да, зло наказывают, а добрые дела торжествуют. Мы же теперь можем уйти. С неба еще три яблока упало, это тем, кто не порочит других!

В те времена, когда решето соломенным было, а джинны в старой бане дротики метали, вдруг, откуда ни возьмись, муха прилетела, зажужжала, жир ее мы растопили на трехстах шестидесяти сковородках, шкуру продали за сотни тысяч лир, из костей построили мост в Чукурова, – ох! что это за мост: тоньше волоса, острее сабли! Ни вчера, ни сегодня, ни сию минуту прошли по мосту два человека: один -худой, другой – толстый, один – друг, другой – враг. Печалится и тот, кто по мосту прошел, и тот, кто не прошел. Не знаю, что сказать, правду или кривду. Как же быть? И то ложь, и другое ложь, а если кто-то, свалив минарет, унес его на плечах? Тоже ложь? И то неправда, и другое неправда, а если змея проглотила слона? Тоже не верить? А правду сказать – и то обман, и другое обман, все на свете обман! Мать твоя, отец твой отправились в путь свой с ложью, и ты сам тешишь себя обманом. У тебя, у лжеца, у жирного козла, рот стал гнездом лжи!

Было не было, рабов у Аллаха не счесть, а говорить много грешно. В одном царстве жили супруги, которых звали Эди и Бюдю. Ходят слухи, что Аллах создал Эди из ребра Бюдю, а Бюдю из ребра Эди: их нравы и привычки были похожи как две капли воды. Верили они всему, что им говорили. Сказав всего одно сладкое слово, человек мог отобрать у них хлеб. Много они страдали из-за злых людей. Потому не дотрагивались они ни до мясного, ни до молочного, а когда пили, дули даже на воду. Эх, да что там, как им и жить-то! Сыновей у них не было, не было молодцов! А самих их было только двое! Поднимутся в горы, соберут хворосту, потом поработают на винограднике – так и жили, не причиняя никому зла.

В один из дней, склонив друг к другу головы, вели они разговор о сокровенных своих мечтах. И вот жена говорит:

– Эди-и-и!

А муж ей отвечает:

– Что скажешь, Бюдю?

– Да что мне сказать! Вот если бы Аллах сжалился над нами и дал нам ребенка...

– Послушай, женушка, откуда нам ждать такого счастья? Если с неба вместо дождя посыплется жемчуг, даже и тогда ни одна жемчужина не попадет к нам!

– Ах, дорогой мой, ну что стоило бы всемогущему Аллаху исполнить мое желание и послать мне дочь с золотыми косами! Она была бы такой прекрасной, спорила бы прелестью с молодым месяцем... Послушай, что будет тогда. Смех ее расцветет розами, а слезы рассыплются жемчугом. Люди не могут отвести от нее глаз. У тех, кто видит ее, прибавляется счастья, а у тех, кто слышит ее, удлиняется жизнь. Все десять пальцев ее наделены особым уменьем, ткет она такие ковры, что все, кто есть и кого нет, не могут сравниться с ней в этом искусстве. И вот еще что скажу: она умеет накрыть такой стол, что весь мир ест, пьет и за всеми она успевает ухаживать. Все в округе говорят о моей дочери. Но я никуда не отпускаю ее от себя, никто не видит и подола ее платья. И даю слово матери, уж я не отдам ее замуж ни за сына младшего везира, ни за сына старшего везира. Станет она султаншей и заживет во дворце!

Муж не мог устоять перед мечтами Бюдю и говорит ей:

– Послушай же и ты меня, мать султанши, дай слово вставить. Коли твоим «если бы да кабы» суждено сбыться, то пусть Аллах, который пошлет тебе девочку с золотистыми косами, и мне даст мальчика с золотыми волосами. Я его как-нибудь прокормлю, одену, обучу письму, научу ткать. Я тоже сделаю из него такого человека, что, увидев его, все положат в рот палец удивления, и девушки тоже, да, да, и девушки... Я не возьму ни дочери младшего везира, ни дочери старшего везира, а уж если соглашусь, то только на дочь падишаха. Тогда я закачу такую свадьбу, что небу станет жарко!

Поняв, как далеко зашел ее Эди, жена не выдержала и сказала:

– Слушай, Эди, ешь большой кусок, но не говори больших слов. А что, если Аллах вместо мальчика с золотыми волосами пошлет тебе парня, покрытого паршой? Тогда хоть хватай его за чуб да головой об стенку... Что знает этот паршивый парень, кроме того, что Аллах един и Мухаммед пророк его, кроме того, что бекмес* черный, а йогурт** белый?

* Йогурт – кислое молоко.

Улыбаясь ее словам, Эди сказал:

– Бюдю, моя Бюдю, пусть всемогущий Аллах даст нам ребенка. Что из того, будет он паршивым или нет? Ты не хочешь плешака, а ведь все Кельогланы честные, порядочные. Слух у них тонкий, глаза орлиные. Они проворны, остры на язык... Стреляют – так убивают, поймают – так не отпускают. Не только меня и тебя, но даже и шайтанов обманут. Самое большое счастье дает родителям Кельоглан. К добру ли, не имея ничего, мечтать о несбыточном!

На верное слово ничего не ответишь, и жена покорилась.

– Ты прав, мой дорогой муж, – сказала она, – пусть Аллах пошлет нам ребенка, все равно, мальчика или девочку, лишь бы руки, ноги были целы. Если голова окажется паршивой, возьмем и посеребрим ее!

И вот с того дня Эди и Бюдю ложились и вставали с одной молитвой. К счастью, во время их молитвы земля и небо были отверсты. Как-то ночью появились две пери, одна встала у изголовья Бюдю, а другая – у ее ног. Что они делали потом, этого я не знаю, но только и часу не прошло, как положили они подле женщины, которая спала непробудным сном, двух малюток: мальчика и девочку, похожих на две светлые звездочки. Пери посмотрели на девочку и сказали: «Пусть розами расцветает ее смех, жемчугом рассыпаются слезы». Посмотрели на мальчика и молвили: «Посеянное им пусть зеленеет, содеянное имеет успех!» Никто не слышал голосов пери, никто не видел их лиц... Уж если кто слышал, то Бюдю, если кто видел, тоже Бюдю, но все было как во сне...

Утром, когда птицы проснулись, пробудилась от сна и жена, протерла глаза и что же видит? С обеих сторон – молодые месяцы... Лица блестят, глаза сверкают! От радости она чуть не потеряла ум.

– Эди-и-и! – закричала она.

– Что скажешь, Бюдю? – откликнулся муж.

– Что я скажу? Разве ты ослеп, ведь Аллах исполнил наши желания!

Странными показались мужу ее слова. Подошел он посмотреть и что же видит? Все, как они мечтали: и мальчик с золотыми кудрями, и девочка с золотыми волосами. Увидел – глазам не поверил, услышал – ушам не поверил, застыл в изумлении, вот как!

Теперь ему не нужно было утруждать себя работой. Засмеется девочка – он соберет розы, заплачет – соберет жемчуг и пойдет продавать на рынок. И вот однажды сон его жены стал явью; посеянное сыном зазеленело, а содеянное стало пользоваться успехом Не хватало посуды, чтобы собирать деньги.

Но Аллах прежде, чем посылать людям богатство, пусть наде-лит их умом! Наши же умники съели, наверно, свой ум вместес хлебом и сыром. Как бы то ни было, забросили они люльки,когда детям не исполнилось и сорока дней! Да что там, они дажепоставили перед люлькой таза с водой, а под подушку не положили ножа. Да можно ли быть таким беспечным в доме, где духи метают дротики!

И что же? Смотрят как-то и видят: дети как дети, но только розы не расцветают, жемчуг не сыплется... Упали они тогда на колени и заголосили:

– Ох, что за беда свалилась нам на головы!

Хорошо еще, что в мире есть силы, которые могут справиться со злыми духами. Увидела детей одна старуха и говорит:

– Да ниспошлет мне Аллах здоровья, ваших малюток подменили джинны! Брови те же, глаза те же, только не светится свет всевышнего в их глазах, с лиц их пропала улыбка. Нет, это не человеческие дети, это дети джиннов: не то Айташ, не то Ойташ... Какие там розы, какой там жемчуг! Злые духи ни смеяться, ни плакать не умеют, домашнее тепло им не нужно. Может ли быть счастье в доме, где они появляются? Не раздумывайте долго, дайте мне столько золота, сколько весили ваши дети, и я вызволю их из рук джиннов.

Можно ли жалеть золото в такой беде? Эди и Бюдю отдали старухе столько, сколько она просила, а она забрала детенышей джиннов и привела их на стык трех дорог. Разожгла огонь на обрядовом камне и, встав перед ним, приговаривает:

– О духи, злые духи! Возьмите своих малышей, отдайте наших! Берете так берите, даете так давайте. Посмотрите-ка, развела я огонь, сгорит ваш Айташ, а все камни и горы в пепел превратятся.

Раз сказала, два сказала, испугались джинны, что сгорят их дети и станут пеплом, подошли потихоньку, забрали своих Айта-шей и вернули золотоволосых.

Для Эди и Бюдю мир опять стал миром. Укладывали они теперь своих деток с колыбельной песней, с рук не спускали и больше ни разу не отошли от их колыбели.

А время прошло незаметно. Один стал стройным, как тростинка, а другая – красивой, как роза! У одного все, что он сеял, произрастало, все что делал, имело успех. У другой смех расцветал розами, а слезы рассыпались жемчугом. До везиров ли тут! Сына женили на дочери падишаха, дочь выдали замуж за шахза-де. Сорок дней и сорок ночей играли свадьбы, ели, пили, все остались довольны!

С неба упало три яблока, одно тому, кто сказку сложил, второе тому, кто слушал, а на третье я подул, помолился над ним и посвятил его душе сына человеческого.

В одном царстве жил дровосек. Никого у него не было, только дочь, да и та с косыми глазами. Как-то дровосек пошел в лес и встретил дервиша. – Отец, – сказал дервиш, – не ходи сегодня рубить дрова, а погуляй со мной, я дам тебе за это золотой.

Дровосеку не хотелось гулять с дервишем, но обещанный золотой изменил его желания, и они вместе пошли в лес. Бродя по лесу, они вдруг увидели пригорок.

– Отец, – попросил дервиш, – возьми меня на спину и поднимись на пригорок, а потом я тебя понесу.

– Как же мне поднять тебя с твоим огромным аба* и громадной чалмой? – ответил дровосек.

* Аба – плащ из грубой шерстяной ткани.

Продолжая свой путь, они встретили похоронное шествие.

– Как ты думаешь, в гробу лежит живой человек или покойник? – спросил дервиш, а дровосек удивился:

– Разве живых кладут в гроб?

Вечером дровосек вернулся домой. Дочь стала его расспрашивать, где он был, что делал. Дровосек рассказал все, что с ним случилось. Рассказал он и о том, как дервиш предложил взять его на спину и нести на пригорок, но тут дочь перебила его:

– Отец, ты не понял слов дервиша. Он хотел сказать: «Давай взберемся на этот холм с шутками и весельем».

– На дороге мы встретили покойника, – продолжал дровосек, – и дервиш спросил: "В гробу лежит покойник или живой человек?"– Ах, отец, – опять перебила его дочь, – он не это хотел сказать. Он хотел узнать, богатым или бедным человеком был покойник.

Утром девушка сделала яичницу из десяти яиц, дала отцу каравай хлеба и велела отнести все это дервишу. Дровосек послушался дочери, но, придя в лес, подумал: "Неужели я отдам все яйца этому грязному дервишу?"Сказав так, он открыл крышку котелка, съел половину яичницы, потом накрыл котелок и стал ждать дервиша. Когда тот пришел, дровосек поставил перед ним котелок, предложив:

– Возьми, это прислала тебе моя дочь.

– Внизу веет теплый ветер, а вверху бушует буря... Месяц убывает, а день прибывает, – сказал дервиш, сняв крышку.

Дровосек не понял его слов и, вернувшись вечером домой, попросил дочь открыть ему смысл речей дервиша. Дочь улыбнулась:

– Отец, он хотел сказать, что ты съел половину яичницы. Давай-ка позовем его сегодня поужинать с нами.

Дровосек пригласил дервиша. Когда мужчины ужинали, девушка смотрела на них через полуоткрытую дверь. Дервиш заметил это и, намекая на косые глаза девушки, сказал дровосеку:

– Дом-то у вас хорош, да трубы кривые.

– Пусть кривые, но дым через них идет прямо вверх, – смело сказала девушка.

Ее ответ понравился дервишу, и он стал просить дровосека отдать ему дочь в жены. Дровосек согласился.

А этот дервиш, оказывается, был падишахом. Сменив свой царский наряд на одежду дервиша, он бродил по свету. После свадьбы он несколько месяцев прожил в доме дровосека, а потом затосковал по своему дворцу.

– Жена моя, – сказал он однажды дочери дровосека, – я еду на родину. Если у меня родится сын, то надень ему этот амулет на руку и отошли его ко мне; если же родится дочь, то продай амулет и купи ей приданое.

Сделав такое наставление, он покинул дом дровосека.

Много времени прошло или мало, только у женщины родился сын и назвали его Гек, что значит «Небесный». Когда мальчику исполнилось шестнадцать лет, товарищи на улице стали дразнить его, называть ублюдком. Ребенок часто спрашивал мать: «Разве у меня нет отца?» И каждый раз мать указывала ему на своего собственного отца.

И мальчик поверил, что дед и в самом деле его отец. Бедная женщина наконец все-таки отослала сына к падишаху. Надела ему на руку амулет и отправила его к отцу, который, узнав, что сын пустился в путь, приказал устроить по всей стране пышные празднества.

Один проходимец Кельоглан, проведав об этом, пошел встречать Гека и, увидев его, сказал:

– Меня послал к тебе твой отец. Ты должен омыться водой из этого колодца. Если ты не выполнишь повеления, то умрешь.

Обвязал он юношу веревкой и опустил его в колодец. Мальчик набрал воды и попросил вытащить его наверх, а Кельоглан говорит:

– Я оставлю тебя в колодце!

– Почему?

– Если ты согласишься, чтобы я вместо тебя был наследником престола, а ты станешь у меня конюхом, тогда я вытащу тебя из колодца и спасу от смерти.

– О, спаси меня, я на все согласен, клянусь Аллахом, я ничего не скажу отцу, – взмолился шахзаде.

– Поклянись, – потребовал Кельоглан, – что даже под угрозой смерти, даже стоя перед палачом ты не откроешь тайны.

Потом Кельоглан облачился в одежду юноши, а ему отдал свою.

Когда они пришли в город, падишах невзлюбил своего сына, но почему-то очень привязался к его конюху.

– Сын мой, – сказал падишах, – не хочешь ли ты, чтобы конюх жил вместе с тобой во дворце?

– Нет, отец, пусть он спит в конюшне, охраняет моего коня. Что было делать падишаху, пришлось согласиться. ОднаждыКельоглан пришел к падишаху и попросил его:

– Отец, повели отлить мне мяч из золота.

Падишах выполнил просьбу сына. Кельоглан, играя мячом, часто попадал им по голове Гека.

Однажды он, как обычно, играл своим мячом и угодил им по кувшину старой женщины, набиравшей воду у источника.

– Эх, молодец, – проговорила женщина, – что я могу сказать, ведь ты сын падишаха. Желаю я тебе только, чтобы ты безумно влюбился в Дильруба-Султан – Золотую ножку.

Кельоглан, услышав ее слова, упал на землю и притворился, будто потерял сознание. К нему сразу подбежали и привели его в чувство. Открыв глаза, мошенник стал бесноваться и кричать:

– Отец, пусть мой конюх пойдет и приведет ко мне Дильруба-Султан – Золотую ножку.

– Сын мой, ты ума лишился? Много раз я ходил на ее царство войной и не смог взять ее.

– Нет, нет, он должен пойти и привести Дильруба, – настаивал Кельоглан.

Падишах снарядил корабль, назначил Гека капитаном и послал его в дальние края. В пути Гек услышал, как матросы кричат:

– Лови, лови же, неужели ты не можешь ее поймать! Гек подошел к ним и спросил:

– Что вы делаете?

– Ловим рыбу, – ответил один из матросов.

– Оставьте ее, на что она вам?

Спасенная им рыба выпрыгнула из воды и сказала:

– В награду проси у меня все, чего хочешь!

– Чего мне просить у рыбы? – говорит Гек. Но рыба сорвала с себя три чешуйки и отдала их юноше сословами:

– Когда падет беда на твою голову, потри одну чешуйку о другую.

Юноша взял чешуйки и спрятал их.

Через несколько дней, когда Гек спал на палубе, он услышал шорох. Оглянулся и увидел огромного дракона. Выхватил он свой меч, убил дракона и снова улегся спать. Вдруг он услышал шелест крыльев и увидел изумрудную птицу Феникс, которая сказала:

– Проси у меня все, чего хочешь!

– Чего мне просить у птицы? Птица Феникс дала ему три перышка:

– Когда попадешь в беду, потри их одно о другое.

Прошло еще несколько дней, и корабль почему-то вдруг остановился, будто наткнулся на что-то. Юноша пошел на нос и увидел перед судном волшебника Юнус-баба, который превратился в огромную рыбу.

– Сын мой, – сказал Юнус-баба, – по пути во дворец Дильруба-Султан ты увидишь стены крепости, сложенные из отрубленных голов. Войдя во дворец, ты увидишь палачей, которые, выстроившись в два ряда, будут кричать: «Бахши! Бахши!» Ты отвечай им: «Дам, когда буду возвращаться». После этого попадешь на лестницу и поднимешься по ней, перешагивая через ступеньку, Так ты подойдешь к Дильруба, и она тебя спросит: «Зачем пришел?» Ты ответишь: «Я пришел, чтобы увезти тебя, моя красавица». А теперь возьми два моих волоска и, когда тебя настигнет беда, свяжи их вместе.

Юнус-баба исчез, и судно наконец достигло берега. Все, кто был на корабле, сошли на землю и направились к дворцу. Как и обещал Юнус-баба, вдали показалась крепость, за стенами которой виднелся дворец. Как только вошли они во дворец, палачи стали кричать: «Бахшиш! Бахшиш!» Молодец отвечал им: «Дам, когда буду возвращаться». Он поднялся по лестнице, перескакивая через ступени, и подошел к Дильруба-Султан, которая сидела под сорока покрывалами.

– Ты зачем пришел, осел? – спросила она.

– Чтобы увезти тебя, моя красавица!

Дильруба-Султан – Золотая ножка хлопнула в ладоши и приказала вошедшим слугам:

– Заприте его в каменную темницу!

Утром к Геку пришел слуга, подал ему арбузную корку, осколок блюда, кусок железа и сказал:

– Из корки сделай арбуз, разбитое блюдо преврати в целое, а из куска железа выкуй нож. Когда все исполнишь, Дильруба станет твоей.

Слуга ушел. Юноша думал-думал, гадал-гадал и наконец вспомнил слова Юнус-баба. Связал он подаренные волоски, и Юнус-баба предстал перед ним.

– Ну, сын мой, – сказал Юнус-баба, – что у тебя за горе? Шахзаде рассказал все и спросил:

– Как я смогу выполнить повеление?

Не успел Юнус-баба провести рукой по корке, как она превратилась в арбуз, провел по осколку и сотворил блюдо, прикоснулся к железу – и стало оно ножом. Сделав все это, Юнус-баба исчез. Юноша разрезал арбуз, положил его на блюдо и пошел к Дильруба-Султан, а та сразу закричала:

– Это не считается! Не считается!

Хлопнула в ладоши, призвала слуг и приказала им:

– Бросьте-ка молодца в каменную темницу. Наутро к юноше опять пришел слуга.

– Недалеко отсюда есть высокая гора. Завтра на рассвете ты пойдешь туда и если доберешься до вершины горы раньше, чем Дильруба-Султан, наберешь хворосту и сваришь кофе, то она станет твоей.

Слуга удалился. Гек связал волоски и, когда перед ним появился Юнус-баба, рассказал ему все.

– Завтра тебе дадут старого шелудивого мула, а под Дильруба-Султан будет красивый быстроногий конь. Возьми мой хлыст и незаметно стегни им мула, – сказав так, Юнус-баба исчез.

Когда наступило утро, Геку дали мула, которого он украдкой ударил хлыстом. Мул помчался быстро, как молния. Добравшись до вершины горы, юноша мигом набрал хворосту и сварил кофе. Не успел он разлить кофе в чашечки, как перед ним появилась Дильруба-Султан и опять закричала:

– Это не считается, не считается! Вот если ты помоешь чашки, сложишь их в корзину и раньше меня приедешь во дворец, – тогда я на все согласна.

Юноша сделал все, как она велела, ударил мула хлыстом и в один миг очутился во дворце. И на этот раз своенравная де-вушка заявила, что это не считается, и приказала заточить юно-шу в темницу. Наутро к нему снова пришел слуга.

– Когда нашей госпоже было пять лет, – начал он, – она уро- в море перстень. Пойди и немедленно отыщи его.

Тут Гек вспомнил о рыбе, которую спас. Он потер чешуйки, подаренные ею, и она тут же предстала перед ним.

– Что прикажешь? – спросила рыба.

– Перстень Дильруба-Султан упал в море. Найди его.

Рыба скрылась под водой и скоро вернулась, держа во рту перстень. Юноша взял его и отнес Дильруба-Султан, она же снова начала твердить:

– Это не считается, не считается. Ответь-ка, что сказала султанша Гюль султанше Гюллю и почему Гюллю рассердилась на Гюль? Если отгадаешь мою загадку, – все будет так, как ты хочешь.

Гек подумал-подумал и, вспомнив про изумрудную птицу Феникс, потер одно о другое перья, подаренные ею. Птица Феникс прилетела, и юноша рассказал ей о своем горе.

– Завтра, – сказала птица, – возьми с собой веревку и жди меня у подножия вон той горы.

Утром юноша пошел к подножию горы и стал ждать птицу Феникс. Когда она прилетела, юноша сел к ней на спину, и они полетели на вершину горы к колодцу.

– В этом колодце, – сказала птица Феникс, – живет див. Около его дома стоят две птичьих клетки. Там же ты найдешь райские яблоки и райское вино. Если злого дива нет дома, то забирай все и крикни мне: «Тяни». .

Юноша обвязался веревкой, спустился в колодец, а дива дома не было. Гек схватил клетки, райские яблоки, райское вино и крикнул: «Тяни». Изумрудная птица Феникс вытащила его из колодца. Он поехал во дворец, предстал перед Дильруба-Султан и показал ей клетки с птицами. Тут красавица и сказала:

– Вот теперь я согласна...

Оказывается, в одной клетке сидела султанша Гюль, а в другой – Гюллю-Султан, сестры Дильруба. Они были заколдованы и, поссорившись, превратились в птиц. Как только им дали глотнуть райского вина и понюхать райских яблок, они стали девушками, прекрасными, будто газели.

Гек жил в волшебном дворце еще несколько месяцев, а потом вместе с девушками отправился в путь. Когда они прибыли во дворец падишаха, Кельоглан, увидя красавиц, от радости чуть не сошел с ума и закричал:

– Я просил привезти мне одну девушку, а он привез сразу трех!

Кельоглан стал готовиться к свадьбе: он хотел жениться сразу на всех трех девушках. Но девушки разом сказали:

– Мы хотим выйти замуж только за Гека.

Дильруба-Султан – Золотая ножка так учила своих сестер:

– Вы не печальтесь. Ведь когда Кельоглан в первую брачную ночь зайдет в наши покои, то сперва будет совершать намаз. А тут-то мы надаем ему пинков и выставим за дверь.

Кельоглан сначала вошел в покои Дильруба. Когда жених совершал намаз, Дильруба ударила его ногой и вышвырнула за дверь. Сначала Кельоглан заплакал, а потом подумал и сказал сам себе:

«И чего я разревелся? Ведь у меня еще две невесты остались!» Думая так, он направился в комнату Гюллю-Султан, которая тоже дала ему хорошего пинка. Ее сестра обошлась с ним точно также.

– Вы отвергаете меня и хотите выйти замуж за моего конюха. Коли так – казнить конюха! – повелел Кельоглан.

Гека передали в руки палачей, и те отрубили ему голову.

– Отдайте нам труп мужа, отдайте, – умоляли все три девушки.

– Ну что ж, пусть они возьмут труп. Посмотрим, что они с ним будут делать, – усмехнулся Кельоглан.

Девушки взяли труп и пролили райское вино на отрубленную голову юноши – голова сразу приросла к телу. Потом ему дали понюхать райские яблоки. Юноша чихнул трижды и ожил.

Узнал это Кельоглан и сказал:

– Видно, плохо его казнили! Казните снова!

Палачи схватили юношу и поволокли на плаху. А падишах выглянул в окно. Тут Гек засучил рукав и показал ему амулет.

– Остановитесь! – закричал падишах и велел привести к нему юношу. Шахзаде рассказал отцу все, что с ним случилось. Падишах приказал привязать Кельоглана к стволам двух деревьев и обратился к народу:

– Каждый человек, который пройдет мимо, должен вырвать кусок мяса из тела этого негодяя!

Народ выполнил повеление, и Кельоглан умер в страшных муках. А сын падишаха Гек женился на трех девушках, и свадьба продолжалась сорок дней и сорок ночей. Они достигли всего, чего желали, а мы будем довольны и тем, что они счастливы.

С неба упали три яблока: одно тому, кто рассказывает, другое тому, кто слушает, а третье тому, кто записывает.

Было – не бьло, ведь рабов у Аллаха много, – а в одном царстве жила девушка-сиротка. В день, когда мать ее прахом оделась, в душе девушки за- пылал огонь, а лицо пеплом покрылось. Разве сия- ет улыбка на лице сироты? Хоть бы отец защитил ее своими крыльями, своим телом... Но не успела высохнуть земля на могиле матери, как передал он свою дочь заботам мачехи... Сердце у мачехи бьшо каменное. Отец, правда, берег руки дочери от холода и жары, да, спаси вас Аллах от такой судьбы, новая жена его передохнуть девушке не давала, всякую ношу таскать заставляла, по кручам гоняла, в решетке из родника воду носить посылала. Эта работа была такой тяжкой, что иголкой вонзалась в глаза. Но еще трудней выносить обиду: гора и та не выдержала бы, ног нет, а убежала бы. Так шею гнуть может только желтая корова да петух с серьгой. Кровать девушки стояла в хлеву. Там она и подружилась с ними, водой не разольешь. Научились они понимать друг друга.

Каждый день рано утром голосистый петух звонко кукарекал в ногах кровати, приговаривая:

– Проснись, моя сиротка, проснись, много горя на земле, много и радости; черные дни не могут быть бескрайними, как море. И для тебя наступят светлые дни, может быть, сегодня, а может быть – завтра! Только держи в чистоте свое сердце.

Его слова зажигали в девушке искорку надежды. Эта искорка, разгораясь все ярче, согревала душу сироты, и она крепко прижимала голосистого к своей груди.

Желтая корова, которую девушка звала «мое Золотко», старалась быть ей матерью. Кормила она сироту, не знавшую материнской улыбки, из одного соска медом, из другого – сливками. И девушка была ей дочерью, ласково обнимала ее за шею и всякое горе изливала ей, как родной... Потому-то сирота так радовалась, уходила вместе с желтой коровой на яйлу*, куда прогоняла ее мачеха.

* Яйла – летнее пастбище в горах.

В один из дней пошла девушка со своей желтой коровой искать луг, где много вкусной травы. Отыскав хорошее пастбище, она пустила корову пастись, а сама села под дерево, клубок за клубком шерсть прядет. Вдруг с вершин гор подул сильный ветер, подхватил клубок и понес...

Сирота не знала, куда деваться от страха! Ведь мачеха ее ни ветра не признает, ни града. Аллах тому свидетель, девушку жестоко наказывали за одну вязальную спицу, а уж за клубок шерсти ее ожидает такое, что трудно и представить доброму человеку!

Девушка пустилась бежать за клубком. Клубок летит, сиротка следом, клубок летит, сиротка следом; и как нарочно, ни за кустарник не зацепится, ни в ветках не застрянет, а ветер знай дует... Катился, катился клубок и закатился в какой-то домик, а девушка за ним вдогонку... И вдруг видит она – что бы вы думали? – седовласую старушку! Сидит та на циновке, а перед ней зеркало стоит... Девушка подошла к старушке, низко склонила голову.

А было то зеркало зеркалом судьбы. Всякий почтенный человек, постигший мудрость, мог увидеть в нем все, что случалось в жизни.

Потому-то, когда девушка-сирота начала рассказывать седой старушке, как она очутилась у ее порога, та ответила ей:

– Не утомляй себя, дочь моя, я все, все видела; я слышала, как блеет ягненок, потерявший мать. О дитя матери своей! Я знаю, что ты вынесла, что сердце твое испытало... Ветер подул и унес клубок, не так ли? Пусть будет к добру; клубком тем свяжут руки и язык злого шайтана. Если боишься мачехи, возьми овечьей шерсти, что растет на моей голове, возьми столько, сколько тебе нужно; приготовь пряжу, смотай ее в клубок и покажи мачехе!

Девушка не поверила своим ушам:

– О бабушка, что вы говорите! И что скажет Аллах, если я, спасая себя, вырву из вашей головы хоть один волосок; не убьет ли он меня за такой грех? А потом, что бы я ни делала, все колет глаза моей мачехе. Кувшин ли разобью, воды ли принесу – во всем найдет она повод для брани. Если я отдала клубок ветру, пусть она отдаст меня потоку, мне все равно, ведь я ни разу в жизни не улыбнулась.

Сказала она так и залилась горькими слезами.

– Не плачь, дочь моя, не плачь. Если мачеха не дает радости тебе, девушке с золотым сердцем и чистой душой, то Аллах пошлет тебе счастье, будет такой день. Освежи водой свое лицо и глаза!

Молвила старушка эти слова и взмахнула руками. Колдовством ли назвать, чудом ли прозвать, как ни сказать, из десяти ее пальцев капля за каплей заструился свет. Девушка-сиротка, и не догадавшись, какой станет, омыла лицо и глаза теми каплями. Потом помолилась за старушку, нашла желтую корову и пошла домой.

Поглядела на нее мачеха, смерила взглядом с ног до головы и закричала так, что земля затряслась:

– О Аллах, до чего мы дожили! Слава Аллаху, что камни еще не падают нам на голову. Эфенди, подойди посмотри на проделки своей дочери. Нога ее больше не ступит на мой порог! Даже виноград чернеет от соседства с гнилой ягодой, а у нас в доме моя дочь что роза!

Прибежал отец, поглядел на свою дочь и что же видит: насурьмленные брови будто лук изогнулись, губы огнем пылают, на щеках разбрызганы родинки!

У него даже язык отнялся.

– Так-то благодаришь ты меня за хлеб, девчонка, – наконец сказал он. – Что это за розы у тебя на щеках, что за сурьма на бровях? Ты хочешь опозорить наш дом и обесчестить наше имя? Нет тебе здесь места. Какой бродяга сбил тебя с пути, к тому и иди!

Бедная девушка не могла понять, что случилось. Кровь похолодела в ее жилах. Вот-вот в глазах у нее потемнеет и замутится ее рассудок, а тут еще мачеха ударила ее по голове и сунула в руки зеркало. Упала девушка, как подкошенная. Когда же пришла в себя, посмотрела в зеркало и увидела, что глаза ее и лицо светятся, будто звезды и луна. Поняла она тогда, что обязана этим старушке: «Так вот почему они кричали на меня! А я ведь тоже подумала, что на лице у меня след какого-то греха». Сказала она так сама себе и жалобно-жалобно заплакала. Но вот чудо! Чем больше она плакала, тем красивее становилась. Была красавицей, а стала будто пери... И тут желтая корова по милости Аллаха заговорила:

– О жестокосердные мучители, как только может ваш язык порочить сироту! На восходящей луне, на заходящем солнце и то есть пятна, на ней же нет. Я свидетель тому, земля и небо свидетели тому!

Слова ее как гром в ясный день грянули. Отец повернется, посмотрит корове в глаза, повернется, посмотрит дочери в лицо. Наконец говорит жене:

– А ведь корова не лжет: ум мы еще не потеряли, глаза тоже есть. Если бы на лице дочери были румяна, разве не смьши бы их ручьи слез?

Так первый раз сказал он правду, да разве поверит мачеха? Конечно, не поверит! Вылила девушке на голову сорок котлов воды – но из бровей той ни один волосок не выпал, а родинки побелели...

Тогда мачеха прикусила язык и подумала, хитрая: «Может она джиннов встретила в горах или в ущелье; день ото дня ее красота расцветает! Как бы отнять у нее всю прелесть и отдать родной дочери?» С того часа мачеха то слева к девушке подбиралась, то справа заходила, одно-другое обещала, могла ли сиротка устоять! Не взошло еще солнце, как мачеха погнала свою дочь пасти желтую корову...

Аллах вознаграждает не за добрые слова, а за доброе сердце! Ну что же, корова пошла, девушка побежала вслед за ней, пыль поднялась, грязь полетела. Так они и подошли к зеленому пастбищу с пышной травой. Мачехина дочка собралась было прясть шерсть и мотать клубок, да непривычное это для нее дело; опутала себе все лицо, руки в нитках; ни ветер не может помочь, ни вода! Наконец скрутила она кое-как нитки, вырвал у нее ветер клубок и покатил его. Пустилась она в погоню. Но легко ли ей осилить крутые спуски и подъемы, если не знала она никогда ни слез, ни ушибов? Катясь по буграм за клубком, вся ободралась до крови. Увидев седовласую старушку, мачехина дочка не поверила своим глазам: «Вай, вай, неужели эта грязная старуха и есть та женщина, которую называют лучезарноликой? Волосы спутались, как паутина, на лице – подлость, джады* настоящая!» Не пошла она к старушке на поклон, а принялась бранить ее:

* Джады – колдунья, ведьма.

– Что ты здесь вяжешь и ткешь, старуха?

– Один Аллах знает, дочь моя, какое у кого естество. Каким взглядом посмотришь на меня, тем и покажусь тебе. А что до моей работы, это дело сердца: кто какую пряжу приготовит, то я и сотку! Стыдно просить, но ради доброго имени твоего отца не причешешь ли ты мне волосы, дочь моя?

– Твои волосы не такие, чтобы за ними присматривать, злая старуха!

– Не протрешь ли мое лицо, глаза мои, дочь моя?

– И лицо, и глаза твои не такие, чтобы их вытирать, гадкая джады!

– Неужели я так грязна, дочь моя? Может, ты и сама запачкалась? Подойди, вымой лицо, руки!

Сказала так старушка и протянула к девушке руки. Того и ждала невежа. Тотчас вымыла она не только глаза, но и руки, ноги и, погнав впереди себя корову, отправилась домой. Вернуться-то она вернулась, да как увидела мать свою любимицу, кровь застыла у нее в жилах, сердце ее затрепетало.

Дочь удивилась.

– Мать моя, – спросила она, – что случилось с тобой, или язык у тебя прилип к зубам, или зубы не разжимаются, почему ты не откроешь рта и не молвишь словечка?

Мать же ни «а», ни «б» не может сказать. Взяла да поднесла ей к лицу зеркало. Посмотрелась дочка в зеркало и видит – что бы вы думали? – ни бровей не осталось, ни ресниц, а лицо все в красных ссадинах, будто исцарапал кто-то...

Вот ведь как случилось: захотела пшеница грубого помола стать рисом, только еще хуже сделалась... Грохнула дочка о камень зеркало:

– Вай, вай, какое горе свалилось мне на голову! Кто теперь поднимет глаза, чтобы посмотреть мне в лицо!

Закричала она, заплакала злыми слезами. В доме все забегали, заохали, чем помочь не знают. «Это ты во всем виновата», – обвиняют сироту, не знавшую материнской улыбки. Собирались содрать с нее три шкуры, но тут желтая корова опять заговорила:

– О жестокосердые рабы Аллаха, грех не на сироте, а на вашей дочери, уши которой не слышат того, что говорит ее язык. Она сказала почтенной, старой женщине такие слова, что даже сердце гор и камней не выдержало, разорвалось на части. А вины без наказания не бывает! Вот она и превратилась в безобразную обезьяну. Хотите теперь – хвалите ее, хотите – побейте камнями!

Услышав это, мачеха страшно разгневалась и с пеной у рта подбежала к желтой корове:

– Замолчи, гадкая, ведь это ты виновница всему! Если бы тебя не погнали на яйлу, не помаслили бы хлеба девчонке, которая живет твоим умом и которой на роду написано умереть в сорок лет, – не превратилась бы моя алмазная доченька в драную рябую курицу. Чтоб твое молоко тебя же и погубило, а ее красота стала красотой покойника!

Сказала она так и направилась к мяснику Хаджи. Упала сиротка на колени, прильнула к рукам, к юбке мачехи, умоляет ее:

– Уж если хочешь крови, так лучше меня убей, не трогай беззащитную скотину; подумай, не всякая корова может заговорить; послал ей эту милость тот, кто выше нас; если ты тронешь хоть один ее волос, как ты предстанешь перед Аллахом!

Просила она, просила, умоляла, умоляла, но глаза мачехи только кровью налились... Еще пуще разозлилась, закричала:

– Ах ты, собака, не хватало того, чтобы ты меня учила! Ты лучше позаботься о своей голове: сейчас вот вылью три горсти коровьей крови, тогда и пущу носом молоко, которым кормила тебя твоя мать!

Сказала она так и побежала к мяснику. А сиротка обняла свою корову за шею и залилась рекой слез.

Не прошло и пяти минут, а в дверях показался мясник Хаджи с окровавленными ножами! Корова ни «му-у» не сказала, ни «мо-о» не прокричала. Подошла и склонила перед мясником свою голову. Повернувшись к мачехе, мясник сказал:

– Животные не знают, когда их ждет смерть; или овод мелькнул у коровы в глазах, что сама пришла и положила голову на плаху?

Полоснул он ножом по коровьей шее – а нож-то не режет. Сказал «бисмиллях», еще раз провел ножом по шее – опять нож не режет, еще и еще – не берет нож! Схватился тогда мясник за бороду:

– Аллах, Аллах, мой нож даже камень разрежет, здесь какое-то чудо... Я не могу коснуться и волоса этой благословенной!

Крикнул он так и отшвырнул нож в сторону.

С того дня и кинжалом не могли открыть мачехина рта! Но теперь она не пускала сироту и желтую корову ни в поле, ни в горы, не давала ни травы, ни мяса, одной -только горсть сена, другой – только кусок хлеба. Хотела она отнять у бедных радость, да не вышло. Сиротка не съест своего хлеба, смочит его слезами, отдает корове, а корова смешает свое молоко с медом и сметаной, накормит девушку... Прошло с того дня много месяцев, много лет, а злоба, ненависть не утихали! Ну что тут можно сказать, пусть Аллах рассудит!

В один из дней в конаке* играли свадьбу. Никого особо туда не приглашали – это же конак... Двери открыты, никто не сторожит у входа! Шли все, кто хотел повеселиться на славу.

* Конак – дворец, большой богатый дом.

Но разве может свадьба обойтись без любопытных! Мачеха тоже принарядила свою дочь с лицом обезьяны.

– Пойдем, моя чистая, пойдем, моя алмазная, – позвала она свою дочку. На место бровей прилепила ей перья, глаза подвела сурьмой. Потом заглянула в хлев и сказала сироте:

– Послушай ты, собака, свою-то родную я отведу на свадьбу. Но и тебя на день выпущу из хлева. Только присмотри как следует за домом: если хоть одна иголка пропадет, знай, я тебя на иголки спать уложу!

Сердце сиротки кровью облилось! Горькие, как дикий лук, слова свинцом застыли у нее в груди... Но что она могла сделать-только сдержать себя! Обняла она золотистую за шею и стала плакать, приговаривая:

– О мое Золотко, о моя золотая, не знаешь ты людей! Отец – только дым, который вылетает из трубы, лишь мать лелеет свое дитя. Аллах отнял у меня кормилицу-печальницу: только бы других не лишал матери. Кто накормит девушку, у которой нет матери, кто сведет ее на свадьбу? Мачеха и обидит ни за что, и заставит отыскать в песке иголку... Красота – счастье девушки, а мне она принесла беду... Ах, если бы седовласая старушка отдала мою красоту неродной сестре, чтобы зубы ее ревности не вонзались в мое тело!

Тут желтая корова заговорила:

– Не плачь, моя сиротка, не плачь. Недавно рука пери коснулась моего лба, и в том месте выросли три волоса – видишь, как они шевелятся? Это или знак пери, или весть от старушки с лучезарным лицом: вырви один из них и попробуй спалить, посмотрим, что скажет Аллах!

В глазах сироты загорелся луч надежды. В этом луче она и сожгла один волос. Смотрит и что бы вы думали видит? Возле ворот стоит арба, в арбе – сверток, а в свертке чего-чего только нет: и наряды, и украшения – все, что нужно для свадьбы, найдешь там... Бедная девушка взглянула раз, потом другой да так удивилась, что на месте застыла.

А корова и говорит:

– Ну, моя сиротка, опомнись, пусть гнездо твое Аллах совьет; одевайся скорее и на свадьбу ступай, пусть там полюбуются красавицей – да и ты развеселишься.

Нарядилась сиротка и превратилась в гурию. Красоту свою взяла она у розы, а аромат у фиалки... Волосы – гиацинт, походка – как у лани, а глаза опьяняют, будто сок винограда, посмотришь на нее – кровь начинает быстрее бежать по жилам.

Как только она вошла в дверь, все, кто был на свадьбе, застыли, оцепенели, словно на них разбойники напали. Люди смотрели друг на друга, будто хотели спросить: «Какого это сада роза, какого цветника гиацинт?» Ну видел ли свет подобную? Никто девушку не узнал. Даже тамада, подумав: «А не из дворцовой ли она знати», – оставил женщин из свиты садразама* и везиров и стал мотыльком порхать возле сиротки. Будто соловьи зазвучали сазы, а как запели девушки! В свадебном доме свадьбу играли а сиротка вволю повеселилась...

* Садразам – великий везир, глава правительственного аппарата в Османской империи.

Мачеха сидела, забившись в угол, а рядом с ней дочка, как ощипанная гусыня. Заметила сиротка, что они на дверь косятся, сказала себе: «Довольно, время мое прошло» – и поднялась с места. С большими почестями ее встречали, с большими почестями и провожали. А когда переходила она через площадь, случилось так, что одна ее туфелька упала в бассейн. В воду разве спустишься, из воды разве достанешь?.. Погрустила она, но убедила себя, что это к добру, и успокоилась. Время быстро летит, и сиротка, никому не показываясь, надела рваную мешковину. Только она присела, появились и остальные, будто гнойная парша.

– Я наказывала тебе, девчонка, охранять двери, дом, выполнила ли ты мое повеление?

– Охраняла, мать моя, охраняла, да только никто не приходил, не постучал в дверь!

– Ах ты, щенок без матери, кто же остался в горах, в долинах, кто мог прийти и постучать? Все, кто есть, кого нет, как рой пчел, полетели в свадебный дом...

И стала рассказывать о свадьбе – хотела вызвать у сиротки зависть:

– На свадьбу пришла такая красавица, такая красавица, что не рождалась еще подобная ей! Никто не знает, дочерью какого падишаха пери она бьша. Кто увидел ее, у того жизнь, день стали длиннее. Какая радость пролилась в мое сердце! Слушай же, щенок без матери, невиданная красавица отвергла всех знатных, подошла ко мне. Нежно погладила она мою чистую, мою изумрудную дочь, так погладила, что...

Так мачеха наговорила семь коробов небылиц, а сиротка слушала все это, прикусив губы, чтобы не засмеяться.

Ну что же, пусть мачеха нижет одну ложь на другую, а мы пока узнаем о другом человеке.

Как-то раз сын одного падишаха пошел напоить свою лошадь, но сколько ни старался пригнуть ее морду к воде, ничего не пило. Лошадь, навострив уши, упорно пятилась назад. Ничего не понимая, шахзаде наклонился и видит, на дне бассейна бле-тит что-то... Тут вынул он из воды туфельку, украшенную драгоценными камнями, такую туфельку, что не было, да и не будет никогда равной ей на свете. Не ножницами она кроена, не иголкой расшита.

Увидев такое чудо, сын падишаха застыл с раскрытым ртом.

– Аллах, Аллах, – закричал он, – если так красива туфелька, какой же красоты должна быть та, что носила ее!

Тут показалась старуха, такая горбатая, что язык ее касался земли. Услышав вздохи шахзаде, она немножко выпрямилась, поглядела на него искоса и говорит:

– О сынок, я эту туфельку видела на чьей-то ноге, когда свадьба бьша, почему же она теперь плавает в бассейне? Берегись, смотри, чтоб разбойники, перерезав тебе дорогу, не утащили туфельку в горы. Если так случится, сказать тебе правду, я не останусь жива... И не потому, что она достанется шакалам. Ведь все, кто был на свадьбе, не сводили глаз с туфельки, все-все, и гурии, и пери.

Сказала она так и ушла, и зажгли ее слова огонь в сердце шахзаде! Захотелось ему соединить две туфельки! Повелел он оседлать лошадей. Во все стороны помчались всадники, обыскали они горы, долины, осмотрели каждый кустик. Но вернулись, опустив повинные головы. Тут запылал в душе шахзаде пожар. И могли ли искры его не долететь до дворца! Начали горевать и мать и отец, досталось и везирам. Золотую туфлю из бассейна принесли в нижнюю палату, из нижней палаты перенесли в палату везиров. Пошли пересуды, толки. Три дня и три ночи толкли воду в ступе, носили воду решетом, но амбар пуст, сосуд без дна... Все умные речи не заполнили и скорлупы от ореха. Наконец заговорил мудрейший из мудрых везиров.

– Послушайте меня, почтенные старцы, – сказал он, – через наши горы птица не пролетит, караван не пройдет, не могут там жить и сорок разбойников. Если эта девушка не дочь пери, а дитя своих родителей, так не разверзлась же земля, не поглотила ее, конечно, она сейчас в своем доме занята своими делами. Позовем двух белых евнухов, пошлем их по домам, по дворам, на чью ногу придется впору – та и хозяйка туфельки. Если судил Аллах, возьмем девушку к себе и сыграем свадьбу, на этом и кончится беда шахзаде, фирман же за падишахом!

А падишах, оказалось, подслушал весь разговор из-за решетки, и пришлись ему по душе слова мудрейшего.

Тут белые евнухи, взяв с собой золотую туфельку и выкрикивая падишахский фирман, обошли без устали весь город, заходили и в черные двери, и в белые двери и пришли наконец к дому жестокосердой женщины.

Мачеха вырвала туфлю из рук белых евнухов, сперва на свою ногу примерила, ничего не вышло; потом хотела натянуть ее на ногу своей дочери, но туфелька и не думала налезать. Евнухи, не найдя той, которую искали, собрались было уже пойти в другой дом, как одна из соседок и говорит:

– Почтенный, не облезет ведь золото, если сиротка тоже примерит туфлю, разве она не дочь этого дома?

Тут мачеха, насупив брови, набросилась на нее:

– Да простит тебя Аллах, соседка, что ты говоришь? Ничего в ней нет девичьего, стоит она, прислонившись к двери хлева, будто скверная метла. Подходя к ней, нужно нос затыкать пальцами, разве этакое можно показывать людям?

Однако белые евнухи угадали в ее словах какой-то обман и ответили так:

– О женщина, фирман, посланный сверху, приказывает не различать людей, разве она не создание всевышнего?

Мачеха, услышав такое, хоть и не хотелось ей, пошла и открыла ворота. И что же, девушка совсем не похожа на навозную метлу. Росла в грязи – выросла розой! Надела сирота туфельку, и пришлась она ей точь-в-точь впору! Вот тогда мачеха и прикусила язык, а белые евнухи застыли, изумившись.

Сколько ни бились великие ага*, так ничего и не узнали у сиротки. Но они поняли по ее глазам и бровям, что нашли ту, которую искали, и сказали ей:

* Ага – почтительное обращение; господин.

– Дочь наша, Аллах милостив к тебе. Ждет тебя большое счастье, будь готова в скором времени!

Все это хорошо, но разве могла перенести такое мачеха?

Решила она все-таки отправить во дворец вместо сиротки свою дочь. Известно ведь, вор заметает свои следы еще до того, как обнаружат кражу... Чтобы приукрасить дочь, мачеха чем только ее ни мазала, но разве помогут краски? Рано или поздно подделка раскроется. Да где мачехе думать об этом! Глаза ее загорелись, и не увидела она дальше своего носа.

Рано-рано утром пришли за невестой. Как только подошли к двери, мачеха вывела свою нарядную дочь. Поглядели на нее люди, смерили взглядом с ног до головы и сказали:

– Красавица, в такой день солнце не прячется за тучами! Сними с себя покрывало. Дай взглянуть на лунный лик невесты!

Мачеха притворилась, будто не слышит. Тут один из мужчин подошел к невесте и сам поднял покрывало. И что же увидел он? Вот так красавица: зубы провалились, на голове три волоса, талия, как у лягушки, глаз и бровей за сурьмой не видно! Не поверили глазам своим люди.

– Аллах, Аллах, и белые евнухи говорили: «Росла в грязи, выросла розой, нет ей равных ни на земле, ни на небе?!» Но где же пара к туфельке, которая упала в бассейн?

Как только услышала такие слова мачеха, задрожали у нее ноги, руки. Стала она болтать вздор.

– Когда одна туфля упала в бассейн, другую я выбросилав реку!

– А что сталось с рекой?

– Выпила корова!

– А с коровой что?

– В горы убежала!

– Ас горой?

– Сгорела, в пепел обратилась!

Нанизывая одну ложь на другую, мачеха старалась запутать все. Но подивитесь мудрости Аллаха: голосистый петух прибежал к дверям и закукарекал:

– Красавица сиротка у тандыра... у тандыра! Красавица сиротка у тандыра... у тандыра!

Жена султана, а она была в свите невесты, и говорит:

– Аллах послал дар речи безмолвной твари!

– О жена султана, ты мне, достойной женщине, не веришь, а хочешь поверить петуху величиною с кулак?

Такими словами хотела мачеха уладить дело. Но ничего не вышло. Как только жена султана показала кончик фирмана, сразу же все реки остановились. Что тут мог сделать человек, даже самый хитрый? Побежала мачеха, обливаясь потом, домой. Открыла дверь – и что же? Сидит у тандыра та самая красавица, которую видели на свадьбе.

Радости людей не было конца. Рассказала сиротка все, что перенесла от мачехи. Жена султана, прослезившись, сказала:

– О жестокосердая женщина, ты, видно, и Аллаха не побоялась, сейчас я пойду к падишаху и расскажу ему о твоих злых делах. Какой казни ты хочешь: четвертовать тебя или другое что выберешь?

Мачеха то посмотрит в лицо своей дочери, то в лицо падчерицы, потом покорно склонила голову...

Не выдержала тут сиротка и говорит:

– О жена султана, у тебя доброе сердце, не сможет мачеха искупить свои поступки никакой казнью... Дорога на свете только мать, а у этой матери есть одна-единственная дочь; что со мной было, то было, пусть с ней этого не случится. Но если ее мать оплатит свои грехи кровью, дочь, как и я, попадет в руки мачехи. Хорошо ли, плохо ли, а я все доверила Аллаху; не говори ничего ни падишаху, ни шахзаде; пусть все останется нашей тайной!

Услышав эти слова, мать с дочкой бросились обнимать ноги сиротке, но она сама нагнулась к ним и поцеловала их. Потом вынула она сверток, который долго прятала, оделась и стала красивая, как роза, и тонкая, как тростинка!

Люди в одну сторону, они в другую... Но не забыла девушка свою корову и своего петуха голосистого. Устроила обоих в дворцовом хлеве и только после того пошла и села рядом с женой султана в карету...

Сорок дней и сорок ночей свадьбу играли, так весело было, что долго люди о ней забыть не могли. Сиротка и сын падишаха достигли всего, чего хотели. А мы пойдем дальше. С неба еще три яблока упало: все для сирот, не знающих улыбки.

Кто бегом катит, кто валом валит, а о голову того, кто в харчевню без денег залетит, разбивают горшок, весом в сто окк*. Когда время во времени стало, когда решето в солому упало, когда буйвол бирючом был, когда коза брадобреем была, когда заяц нам слугой бьш, когда я бьш ребенком пятнадцати лет – игрывал я в челик** на крыше сарая для соломы. Откуда ни возьмись мой дед пришел.

* Челик – детская игра вроде «чижика».

– Сын мой, радостная весть! Твой отец родился! – сказал он. Я бросился на землю с кровли сарая, пошел домой. Мать моявзяла половину оси и мелко пишет по колену.

– Прости, мать моя, где твои глаза? Говорят, у меня отец родился на свет! Мать, дай-ка я его покачаю, а ты нам или пите* сделаешь, или делай там что захочешь!

* Пите – вид круглого хлеба.

А моей матери мать – свиное отродье, я из-за нее вот сорок лет как страдаю.

– Нельзя! – говорит. – Или ты ему что-нибудь зашибешь, или переломаешь, или самые что ни на есть нужные места повредишь, – тогда я тебя скалкой огрею!

– Помилуй, мать, и ты от нее терпела, да, похоже, еще мало! Все научились говорить: «отец», – а мы – глянь-ка! – еще и не умеем сказать: «отец». Я его лучше тебя буду качать.

А мать моя сказала:

– Ступай, сынок, покачай-ка.

А когда я качал – тынгыр-мынгыр! – зыбка из рук моих вырвалась, отец начал плакать: «вырак-вырак!» Тогда мать моя как задаст мне скалкой бучу – я вылетел и угодил в навозную кучу...

Бьш когда-то человек по прозванию Мехмед-рыбак. Этот человек днем ловил рыбу, а вечером продавал ее, тем и жил.

Однажды он заболел и, уже не надеясь на то, что останется в живых, сказал своей жене:

– Когда я умру, не говори сыну моему, что я бьш рыбаком. Как бы то ни было, дни его окончились, и он умер.

После этого сын рыбака пробует взяться за какое-нибудь дело. Но за что он ни берется, ни с чем не может справиться.

Затем подходит смертный час и его матери: она умирает. В ту ночь мальчик с тоской дожидается утра.

А утром оказалось, что ему нечего есть, и он стал шарить по всему дому в надежде найти какую-нибудь безделицу, чтобы продать ее и купить себе на эти деньги что-нибудь поесть. Во время поисков ему попадает в руки отцовская удочка. Увидев ее, мальчик решил: «Отец мой, наверное, был рыбаком». Он берет удочку и идет прямо на берег моря.

Там он ловит двух рыб: одну из них продает, на эти деньги покупает хлеба, угля и идет домой, а вторую жарит на угольях и ест.

Такое занятие мальчик находит для себя подходящим, и вот он принимается ежедневно ловить рыбу, продает ее и на эти деньги живет.

Как-то раз он поймал такую красивую рыбу, что не решается ее ни продать, ни съесть. Он тут же идет домой, роет ямку, наполняет ее водой и пускает туда рыбу.

В ту ночь сын рыбака остается голодным, а утром снова уходит к морю.

Вечером он возвращается домой – и что же видит? – все в доме убрано, пол выметен.

«Это, наверно, сделали соседи», – подумал он и пожелал им добра.

Утром следующего дня он встает, любуется своей рыбой, потом уходит, а когда возвращается домой, то видит, что дом его вплоть до самой двери на улицу принял совсем другой вид.

Мальчик входит в дом, опять любуется рыбой и ложитсяспать.

На другой день мальчик отправляется в кофейню, садится там в уголок и погружается в думы. К нему подходит один из товарищей и спрашивает:

– О чем призадумался?

Молодец рассказывает ему, в чем дело.

Приятель опять спрашивает, у кого ключ от дома и не оста-ется ли там кто-нибудь, а мальчик объясняет, что ключ у него,а в доме, кроме рыбы, нет ни одной живой души. Приятель снова спрашивает:

– А что это за рыба?

Парень рассказывает. Тогда приятель советует ему спрятаться в доме и подсмотреть за ней. Сын рыбака идет домой.

И вот в один из дней он делает вид, что уходит: открывает и закрывает дверь, а сам между тем прячется в потайном месте. И вдруг видит, что рыба выходит из водоема, отряхивает с себя чешую и принимает облик необычайно красивой девушки. Он хватает рыбью чешую и бросает в огонь.

– Ты не должен был этого делать, – упрекает она его,– ну, да что сделано, то сделано!

Молодец хочет взять ее себе в жены, девушка соглашается, и они тотчас же начинают свадьбу.

И вот все соседи идут смотреть на девушку, приходят от нее в восторг, только и слышно, как говорят, что, мол, такая девица и самому падишаху под стать. Слухи о красоте девушки доходят до шаха, и когда он пожелал красавицу видеть – ее приводят водворец.

И вот падишах решил отобрать девушку у сына рыбака. Но сделать это так просто, без всякого предлога, он не мог, – тогда каждый имел бы право сказать, что шах отбирает жен у своих подданных, – поэтому надо было найти за рыбаком какую-нибудь вину.

Тогда призывает шах к себе юношу и говорит:

– Если ты в сорок дней построишь посреди моря дворец из золота и алмазов – девушку не отберу, не сумеешь построить -отберу.

Юноша идет домой в слезах и раздумье. Девушка спрашивает его, что с ним, и он рассказывает ей, какую задачу ему задал падишах.

– Не плачь, – утешает она его, – это легко сделать. Пойди к тому месту, где ты меня поймал, брось туда камень: к тебе выйдет араб и скажет: «Приказывай!» – а ты скажи ему: «Младшая царевна прислала поклон, просит узелок для бани». Возьми этот узелок, брось на середину моря, а сам приходи домой.

Сын рыбака делает так, как ему наказала девушка: идет к арабу, получает узелок, бросает его в море и возвращается домой.

Поутру, когда он встал, глядь! – а на том месте, куда он бросил узелок, стоит дворец, да еще лучше, чем тот, что требовал падишах. Радостный, он идет прямо к падишаху и сообщает ему новость.

Падишах видит, что и в самом деле из моря поднялся дворец. Тогда он требует, чтобы мост из хрусталя соединил оба дворца.

Молодец приходит домой и опять начинает плакать.

– Не плачь! – говорит ему девушка. – Иди к арабу, спроси У него подушку и брось ее перед дворцом.

Сын рыбака делает все, как сказала девушка. И вот, отойдя немного, он смотрит назад и видит: до самого дворца протянулся мост из хрусталя, – да еще лучше, чем требовал падишах. Парень бежит прямо к шаху, а тот смотрит, видит, что мост на самом деле построен. Тогда он говорит молодцу:

– Ты мне за сорок дней свари такую еду, чтобы все люди, сколько их только есть на свете, ели, а еды бы все прибавлялось.

Молодец пошел домой, сел и призадумался. На этот раз девушка посылает его к арабу за кофейной мельницей.

– Только смотри не верти ее, – наказывает она ему. Парень взял у араба мельницу и по дороге домой случайноповернул ее, глядь! – вылетело семь-восемь блюд с едой. Он кладет мельницу за пазуху и бежит домой.

На следующий день падишаху докладывают о том, что юноша берется выполнить его приказание, и шах велит глашатаям бросить клич: "Пусть, мол, каждый приходит в дом к сыну рыбака!"Короче говоря, все идут к нему в дом и наедаются до отвала. И вот на свете не остается никого, кто бы там ни побывал,– а еды становится все больше.

Но падишах не унимается! Он приказывает молодцу вывести мула из яйца. Тот рассказывает об этом девушке, а она опять посылает его к арабу и велит взять у него три яйца.

– Но только смотри не разбей их, – предупреждает она его. Молодец идет и берет яйца. По дороге он думает: «А ну, что,если я разобью одно яйцо!» – и бросает его на землю; из яйца выскакивает громадный мул – мчится туда, мчится сюда, а потом оставшиеся яйца парень приносит домой.

– Где же еще одно? – спрашивает девушка, а он отвечает, что разбил.

– Ты не должен был этого делать! Ну, да что сделано, то сделано.

Молодец берет одно яйцо, идет в покои падишаха и говорит:

– Позволь мне влезть на полку.

Шах соглашается. Парень влезает на полку, разбивает яйцо и выпускает мула. Мул накидывается на падишаха, тот кричит: «Ай-ай-ай!» – но молодец спасает его, и мул убегает в море.

После этого падишах велит:

– Достань мне такого новорожденного младенца, который мог бы ходить и говорить.

Юноша и это рассказывает девушке.

– Пойди к арабу, – говорит девушка, – и скажи: «Младшая царевна прислала поклон; если сестра ее родила, так она, мол, хочет посмотреть ребенка».

Молодец идет к арабу.

– Еще не родила, подождите немного, – родит, тогда принесу, – отвечает тот.

Не будем затягивать! Араб приносит ребенка.

Сын рыбака берет его и несет домой. Увидев свою тетку, новорожденный обнимает ее и говорит:

– Тетушка!

Затем молодец берет мальчика и идет во дворец. Там младенец подходит к падишаху и дает ему оплеуху.

– Разве можно в сорок дней построить дворец из золота и алмазов? А мост из хрусталя? Разве мула выводят из яйца? Разве кто-нибудь на свете может родить взрослого, а? – приговаривает новорожденный и изо всех сил бьет падишаха.

Не вытерпел падишах и взмолился:

– Помилуй! Пусть девушка остается рыбаку, я не хочу ее. Да уберите вы от меня этого ребенка!

Сын рыбака берет мальчика и уходит домой. Потом он женится на девушке, и они празднуют свадьбу сорок дней, сорок ночей.

Они своей добились цели, а мы заляжем на постели.

Было – не было, а в прежние времена, в решете ли, на дне казана, когда верблюд по одной акче* был, а вол в цене козы был, когда лев сторожем был, а я в утробе моей матери был... жили два брата. И случилось когда-то, родители у братьев умерли, и они поделили между собой все, что после них осталось.

* Акча – мелкая монета, деньги.

Известно, – один из братьев был младшим, другой – старшим; и вот младший-то был немного с придурью. На деньги, доставшиеся им от отца и матери, старший брат открыл лавку, а младший только и делал, что ел, пил да гулял.

В один из дней у младшего брата все деньги кончились, он приходит к старшему брату и говорит: – Дай мне немного денег.

Тот дает ему пять – десять курушей*. Когда и эти деньги вышли, младший снова пришел к брату просить денег и так повадился ходить чуть не каждый день. Это начинает надоедать старшему, и, чтобы отделаться от брата, он решает уехать из города: закрывает лавку и, захватив с собой нужные вещи, идет к пристани. Там он садится на корабль.

* Куруш – монета «пиастр», составляющая одну сотую турецкой лиры.

Тем временем у младшего брата опять кончаются деньги. Он идет к старшему, глядь! – а лавка закрыта. Спрашивает того, Другого соседа: ему сообщают, что брат уехал в Египет.

Тогда он идет к пристани, узнает, какой корабль отправляется в Египет, и со словами: «Уж я ли его не разыщу», – поднимается на корабль и садится в сторонке. А старший брат, сев на корабль тоже спрятался, подумав: «Еще, чего доброго, придет мой брат и меня увидит».

Корабль, подняв паруса, отправляется в путь. «Корабль отчалил», – думает старший брат и выходит из своего убежища. Увидел его младший брат и тут же выскочил к нему навстречу.

– А-а! Старшой! – приветствует он его.

"Опять я не сумел от него отделаться, – рассердился брат. – Ну, да что теперь поделаешь!"Так едут они до самого Египта. Сойдя с корабля, братья бродят там довольно долго вместе, а потом старший, опять желая отделаться от младшего, говорит:

– Постой, братец! Я отыщу пару лошадей, и мы сейчас сядем и поедем. – С этими словами он убегает от брата.

А младший ждет-пождет – никого нет! Видя, что брат не возвращается, он пускается в путь один. «Ага, видно, братец убежал от меня», – догадывается он. Мало ли идет, долго ли идет, горами да долами идет, ровным ли местом, – шесть месяцев без перерыва идет – подходит однажды к горе и видит: сидят три человека и спорят.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает он их, а они отвечают:

– Нас трое братьев. Отец наш умер и оставил после себя шапку, плетку да коврик. Если кто наденет шапку – станет невидимым, а если кто сядет на коврик и хлестнет его плеткой – поедет, куда пожелает. Вот мы тут и спорим, что кому взять.

– Принесите-ка мне кусок дерева, я сделаю стрелу и выпущу ее; кто стрелу принесет, тому все и отдам.

Братья приносят кусок дерева; молодец рубит, режет, строгает, делает стрелу, затем со всей силой, что была в руке, пускает, и трое братьев кидаются за нею.

Пусть они так бегут, а молодец надевает на голову шапку и садится на коврик. Только .хлестнул его плеткой, коврик говорит:

– Приказывай!

– Вези меня туда, где находится мой ага-бей*! – И тут же глядь! – оказывается в другой стране.

* Ага-бей -старший брат.

Гуляет он там, гуляет и вдруг слышит, какой-то человек кричит:

– Не прознает ли кто о том, где пропадает по ночам дочь па-дяшаха? Если узнает, то падишах отдаст ее ему в жены, а не узнает – снесет голову.

Молодец заявляет:

– Я о том разведаю!

И его тут же ведут к падишаху.

Под вечер падишах велит уложить молодца в комнате дочери. К ночи приходит девушка и ложится в свою постель. А парень не спит, наблюдает за ней. Проходит час, другой, девушка встает, подходит к нему и втыкает в подошву иглу. Молодец не подает голоса.

– Эге! Заснул! – радуется она, берет в руки подсвечник, открывает дверь и выходит из комнаты.

Парень бросается вслед за ней, выбегает за дверь и видит: араб, на голове у него золотой поднос, а девушка уже сидит на том подносе. Парень тотчас же надевает на голову волшебную шапку – зачем, мол, пешком идти! – подпрыгивает и тоже садится на поднос. Поднос затрясся, а араб сердится:

– Помилуйте, госпожа, что вы там делаете? Так можно упасть!

– Я даже не пошевельнулась, лала. Как села, так и сижу. Араб идет-идет и чувствует большую тяжесть на голове.

– Госпожа, что с вами сегодня делается? Вы мне кажетесь очень тяжелой, я шею себе сломаю.

– Да что ты, дорогой мой лала! Какая я каждый вечер, такая и сегодня. (У молодца-то на голове шапка, и потому она его не видит.)

Араб идет, несет их, и так они входят в сад. А там все деревья из золота и драгоценных каменьев. Парень ломает одну ветку и засовывает себе в карман, и вдруг деревья начинают голосить: "Сын человека посягнул на наши души!"– Помилуйте, султанша! Что только в эту ночь с нами творится? – сетует араб.

~ Дорогой мой лала, сегодня вечером в мою комнату положили одного лысого парня. Уже не занесли ли мы сюда его дух?

Они идут дальше и приходят в другой сад; здесь все деревья из серебра и алмазов. Молодец снова срывает ветку и сует себе в карман.

Тут застонала земля и небо и деревья закричали: "Сын человека посягнул на наши души!"Тем временем араб с девушкой подходят к мосту, парень соскакивает с подноса, отламывает кусок моста и сует себе в карман. Снова повсюду зазвенело – зынгыр-зынгыр! – и раздались крики: "Сын человека посягнул на наши души!"Не будем затягивать! Лала с девушкой подходят ко дворцу, а молодец идет за ними следом, видит: девушку встречают рабыни, выстроенные в два ряда. Она спускается с подноса, перед ней ставят туфельки, вышитые алмазами и драгоценными каменьями. Молодец берет одну и прячет в карман. Девушка надевает туфельку, начинает искать вторую – не находит.

Приносят еще одну пару. Он опять берет одну из них и прячет в карман.

– Не надо мне тогда и туфель, – сердится девушка и идет во дворец, а парень за ней по пятам.

Перед девушкой открывают двери в комнату, и молодец видит: сидит араб – одна губа на земле, другая на небе.

– О султанша! Сколько времени я тебя жду! Почему ты так запоздала?

– Прости, эфендим, в этот вечер такое приключилось, что понять невозможно. Сегодня отец мой, шах, положил в мою комнату на ночь одного лысого парня, и чего только не случилось с нами, пока мы сюда шли, – говорит она и рассказывает ему обо всем, а он отвечает:

* Эфенди – господин; эфендим – господин мой. Так называет обычно жена своего мужа.

– Это просто твои выдумки!

Девушка немного поволновалась, покапризничала, потом успокоилась и стала дарить араба ласками.

Пусть парень наблюдает за ними, а араб тем временем велит рабыням:

– Принесите моей султанше шербету*.

* Шербет- фруктовый напиток в виде сиропа, а также жидкое лекарство.

Когда чашу подносят девушке, молодец ударяет рабыню по руке, сосуд падает и разбивается. Араб и девушка поражены.

– Аман*, что это нынче ночью с нами происходит?

* Аман – восклицание: помилуй, помилуйте!

– Эфенди, не надо мне уж и шербета, и вообще ничего не надо, только бы выбраться поскорее отсюда, пока ничего не случилось.'Араб все-таки отдает приказание принести кушанье. Они садятся за стол. Девушка и араб начинают есть, а молодец ест с другой стороны блюда.

– Султанша моя! С этой стороны ем я, с той стороны – вы, этой кто? – спрашивает араб.

– Клянусь аллахом, и я не знаю, – отвечает девушка.

Подают компот; парень берет ложку, положенную перед девицей, и засовывает ее себе в карман. Они не понимают, в чем дело. Приносят еще две ложки. Молодец опять берет одну из них. Когда в третий раз он забирает ложку, девушка отказывается и от компота.

Потом им приготовляют постель. Они ложатся, а парень, забравшись на постель, пролезает между ними. Девица тут же скатывается в одну сторону, а араб – в другую. Так молодец проделал три раза. Тогда араб говорит:

– Госпожа моя, и впрямь нынче ночью у нас что-то происходит. Не лучше ли поехать вам к себе? – и зовет лалу.

Пока девушка усаживается на поднос, парень, заметив на стене меч, выхватывает его из ножен и отрубает арабу голову.

А араб-то этот, оказывается, был падишахом-пери.

Лишь только молодец отрубил ему голову, во дворце поднялись суматоха и вой. "Эйвах! Сын человека погубил нашего падишаха!"От такого шума парень совсем потерял голову: со страху он бросается вон из дворца, садится на коврик и стегает его плеткой.

– Неси меня в комнату султан-ханым*! – приказывает он и попадает туда раньше дочери падишаха. Он быстро ложится в постель и лежит, будто спит.

* Ханым – госпожа; султан-ханым – госпожа султанша; так называют мать и дочерей, а также жен сыновей падишаха.

Через несколько времени появляется девица.

– Ах ты, проклятая свинья плешивая, весь вечер мне испортил! – говорит она и втыкает ему в подошву иглу. Он не подает голоса.

– Эге, спит, не чувствует! – решает она и ложится в свою постель.

Когда наступает утро, стучат в дверь, кличут молодца.

– Ну как, разузнал о султан-ханым? – спрашивают его.

– Конечно, разузнал, только вам не скажу, ведите меня к падишаху.

– Сын мой! – спрашивает его шах. – Что же ты видел, скажи!

– Господин мой! Здесь я не буду говорить! Ты собери весь народ в одно место, меня вели посадить на возвышение и сам сядь рядом со мной, а недалеко от меня вели посадить султан-ханым в кафесе*. Я расскажу то, что видел, и пусть все узнают.

* Кафес – нечто вроде клетки.

Падишах сделал так, как сказал молодец, и тот громко – так, что всякий мог слышать, – рассказал все-все как было, одно за другим, по порядку.

– Это ложь, отец мой шах, это ложь! – стала кричать девушка.

Тогда молодец вытаскивает из кармана одну за другой припрятанные вещи и всем показывает: "Это, мол, что, а вот это что?.."И вдруг молодец замечает своего старшего брата, который тоже бьш в толпе и прятался за деревом. Тогда наш молодец все бросает и бежит к нему, а бедняга думает, что по наущению брата его собираются казнить, выскакивает из-за дерева и пускается наутек. Тот бежит, и другой бежит: наконец младший хватает старшего.

А падишах посылает за ними людей, чтоб их привели. Когда он спросил, в чем дело, старший рассказал все с начала до конца.

– Господин мой, – говорит молодец, – не надо мне никакой девушки. Выдайте за моего брата ту, которую собирались выдать за меня.

И падишах выдает свою дочь за старшего брата.

Сорок дней, сорок ночей празднуют свадьбу. Младший брат не покидает своего старшего брата, и так они живут до самой смерти.

С неба упало три яблока. Одно – тетке Рехиме, другое – мне, а третье – тому, кто сказку сказывал.

Эстек-пестек, верблюду кёстек. Кто слушает, тот мне ага, кто не слушает – ослиная нога! Рассказам дается имя; кто слушает, тот доволен ими. Послушаем-ка эту Гюль-ханыму: ну-ка, что она скажет? Было – не было, а когда-то жил один падишах, и у него было три сына. А в саду у падишаха росла яблоня. Эта яблоня приносила каждый год три яблока, но ни одного не удалось падишаху попробовать.

И вот однажды он говорит своим сыновьям:

– Мои дорогие, никак не могу я отведать этих яблок. Вы стали уже дюжими молодцами, а до сих пор не узнали, кто их срывает.

– Батюшка шах! Пойду-ка я ныне ночью, постерегу яблоню и уж как бы там ни было, а сорву и принесу яблоки, – говорит старший сын падишаха.

– Очень хорошо, – отвечает шах и дает ему на это разрешение.

Шахзаде берет стрелы и лук, направляется в сад и там прячется в сторонке. И вот, едва наступает полночь, как сразу налетает ветер – ураган такой, что свету не видно! Молодец, как только это увидел, подбирает свои туфли, прибегает к отцу и рассказывает, что приключилось.

Все это слышит средний сын; на другой день он тоже просит отпустить его, тоже берет лук и стрелы, идет в сад и весь день там караулит. С наступлением ночи снова налетает ветер – прямо буря. Молодец убегает и возвращается к отцу.

На следующий день уходит в сад сторожить младший сын. В полночь налетает ветер – ураган сильнее прежнего. Хотя молодцу и страшно, он остается в саду.

Вдруг появляется двуглавый дракон. Он хочет сорвать яблоко, но шахзаде выпускает стрелу и поражает одну голову дракона. Дракон сейчас же поворачивает назад.

Тогда молодец срывает яблоко, приносит своему отцу и рассказывает все, что случилось, а старшим братьям предлагает:

– Пойдемте по следам дракона, отрубим ему и другую голову!

Все трое тотчас снимаются с места и идут вслед за драконом. Идут они, идут, подходят к колодцу. Старший брат говорит:

Падишах, шах – титул иранских царей.

– Обвяжите меня, я спущусь в колодец.

Братья делают из кушаков веревку, обвязывают старшего брата вокруг пояса и начинают спускать. Не успел он опуститься по половины колодца, как принялся кричать: «Ой-ой, горю!» – и братья вытаскивают его обратно.

Затем спускают среднего брата. Тот тоже с половины пути начинает вопить: «Ой-ой, горю!» – и его тоже поднимают наверх.

Приходит черед младшего брата.

– Теперь вы обвяжите меня, но только, когда я буду кричать: «Горю!» – вы не обращайте на это внимания.

Братья начинают спускать его вниз. Хоть он и кричит: «Горю!» – они его не слушают. И вот шахзаде достигает дна колодца, отвязывает веревку, смотрит: перед ним дверь. Он открывает ее, видит: лежит дракон. Молодец тотчас же вынимает меч и одним ударом отсекает дракону вторую голову.

Лишь только дракон издох, молодец стал обходить все кругом. Тут он замечает еще одну дверь, открывает ее, глядь! – сидят три девицы, одна другой краше.

Как увидели девушки шахзаде, закричали:

– Помилуй, молодец, как ты сюда попал? Ведь здесь дракон; если он тебя увидит, сразу проглотит, как один кусок!

А молодец им в ответ:

– Вы меня пугаете драконом, а я-то с ним уже расправился.

Когда он это сказал, девушек охватила большая радость.

Молодец смотрит на них и видит: перед одной девушкой золотая прялка, сама собой прядет; у другой золотые пяльцы, сами собой вышивают; у третьей – золотая наседка с золотыми цыплятами, они клюют жемчуг на золотом подносе.

– Девушки, не хотите ли вы, чтобы я вас поднял на лицо земли? – спрашивает он.

– Ах, конечно, конечно! – восклицают они.

Тогда сын падишаха берет прялку, пяльцы, наседку с цыплятами, кладет все в сумку, а девушек подводит к колодцу. Он обвязывает старшую девушку веревкой и кричит:

– Старший брат, тяни: это твоя доля!

Потом обвязывает среднюю и кричит второму брату:

– А это – тебе!

Когда пришла очередь младшей, девушка советует ему:

– Шахзаде, сперва выходи ты; если я поднимусь раньше, братья тебе позавидуют и оставят в колодце. А мне тебя жаль.

– Нет, выходи раньше ты, – отказывается молодец. – Хорошо, – соглашается она, – но только знай, что для тебя наступают тяжелые времена. Братья не поднимут тебя наверх: они перережут веревку, и ты упадешь вниз. А внизу два барана: один белый, другой черный. Если ты упадешь на белого, то, может быть, сумеешь выбраться на лицо земли, если же на черного, то погрузишься с ним в глубину земли на семь слоев. Вот возьми три волоска с моей головы, они тебе пригодятся.

Шахзаде обвязывает девушку веревкой и кричит братьям:

– Тяните – это моя!

Братья вытащили девушку, смотрят на нее, а она-то красивее своих сестер.

– Эге, эту он приберег для себя! Вот оставим его в колодце – тогда узнает! – говорят они и бросают ему веревку.

Молодец обвязал себя, и братья стали его тащить. Но не успел он достигнуть и половину колодца, как братья перерезали веревку, и шахзаде покатился кувырком – тынгыр-мангыр! – упал прямо на черного барана, а тот ушел в землю на семь слоев.

Немного погодя молодец приходит в себя, оглядывается по сторонам, видит дом; идет прямо туда и стучит в дверь. Выходит к нему какая-то старая женщина, и он просит ее:

– Матушка, прими меня к себе гостем на сегодняшнюю ночь.

– Откуда ты, дитя мое? – спрашивает старуха. – Ведь здесь не проходят ни пери, ни джинн, ни человечий сын.

– Смилуйся, матушка, – умоляет ее молодец, – я буду тебе сыном, – и обнимает старуху.

Женщина не может устоять перед его мольбами и пускает к себе в дом.

С вечера шахзаде крепко заснул, а в полночь его стала мучить жажда, он проснулся и спросил у старухи попить, но в доме воды не оказалось.

– Неужели у вас нет ни капли воды?

– Сынок, – стала рассказывать ему старуха, – в нашей стране ее никогда не бывает. Источник захватил дракон, и мы воду у него выкупаем: каждый год отдаем ему за нее девушку, и, пока дракон пожирает бедняжку, мы набираем воду, сколько у кого хватает сил, и растягиваем на целый год. Сейчас наши запасы как раз кончились. Завтра – новый год, этой ночью обряжают дочь падишаха, а утром отдадут дракону.

Шахзаде ничего не говорит, а рано утром отправляется в горы, где находится дракон, и прячется в укромном месте.

С восходом солнца приводят дочь падишаха и оставляют у самой норы дракона, а внизу люди, набрав всякой посуды, ждут, когда пойдет вода.

И вот из норы вылезает семиглавый дракон: только он собрался схватить девушку, как молодец вытаскивает меч и одним ударом отсекает дракону все семь голов. Увидела это девушка, опустила руку в кровь дракона и поставила знак на спине шахзаде.

Внизу люди стали поспешно брать воду, набирают, набирают глядь! – а вода все течет и течет. Они бегут наверх, смотрят: дракон издох, а девушка целехонька! Люди сейчас же ведут ее к падишаху. Как увидел падишах свою дочь живой и здоровой, сильно обрадовался.

– Дочь моя, кто тебя спас? – спрашивает он, а девушка в ответ:

– Отец, вели завтра глашатаям кричать, чтобы все мужчины пришли ко дворцу, я тогда того человека распознаю.

Падишах так и сделал. Собрались и старые и молодые – все пришли. А девушка приказывает:

– На кого я укажу, того берите и ведите сюда.

И вот все мужчины по одному проходят перед дворцом. Как только показался шахзаде, девушка сразу узнает его и подает знак, люди сейчас же хватают молодца и приводят во дворец.

Падишах спрашивает его:

– Сын мой, это ты спас мою дочь?

– Нет, не я! – отказывается шахзаде, а девушка настаивает:

– Нет, ты, – я положила на тебя знак. И правда, на спине у него находят знак.

– Сынок, я обручу с тобой мою дочь, ты согласен?

– Нет, падишах! Я пришел с чужой стороны и хочу снова попасть к себе на родину.

– Ну, раз так, проси у меня чего хочешь.

– Чего же мне хотеть? Выведи меня на лицо земли! – просит шахзаде.

– Я бы рад, дитя мое, но у меня для этого не хватит сил; может быть, у тебя есть какое-нибудь другое желание, скажи, я исполню.

– Другого желания у меня нет, – отвечает молодец и уходит.

Бродит он, бродит, долго ли, коротко ли, в один из дней подходит к какому-то дереву и ложится под ним. А на том дереве птица Симуранка* свила гнездо и вывела птенцов. Лежит под деревом шахзаде, и вдруг, глядь! – появляется дракон и хочет схватить птенцов. Молодец тут же вытаскивает меч и одним ударом рассекает дракона пополам: потом он снова ложится и погружается в сон.

* Симуранка – гигантская волшебная птица.

Вскоре затем прилетает Симуранка. Увидала она молодца и бросается на него, хочет заклевать.

– Ах, злодей! Так это ты каждый год пожираешь моих птенчиков!

А птенцы останавливают ее:

– Что ты? Не делай ему никакого вреда, ведь это он нас спас от дракона.

Тут Симуранка увидала труп дракона; тогда она подлетела к спящему молодцу и распростерла над ним свои крылья, чтобы защитить от солнца.

Немного погодя молодец просыпается, глядь! – он лежит в тени. «Что такое, откуда эта тень!» – раздумывает он, а в это время птица говорит человечьим голосом:

– Сын человека, ты спас моих птенцов – проси у меня чего хочешь.

– Я хочу, чтобы ты вынесла меня на лицо земли, – говорит шахзаде.

– Очень хорошо, – отвечает птица, – но только ты должен припасти сорок баранов и сорок бурдюков воды. Баранов ты повесишь мне с одной стороны, бурдюки – с другой, а сам сядешь на спину, так мы и полетим. Когда я скажу «Гак!» – ты давай мне барана, скажу: «Гык!» – бурдюк с водой. Так я тебя и вынесу на свет.

– Прекрасно, – говорит шахзаде и возвращается к падишаху.

– О падишах, я прошу у тебя сорок баранов и сорок бурдюков с водой.

Падишах велит приготовить все, что просит молодец, и отправляет к нему на повозках. А молодец доставляет баранов и бурдюки к Симуранке, нагружает на птицу и садится на нее сам.

Собрались они, и птица полетела. И вот, когда она скажет: «Гак!» – он ей дает барана, скажет: «Гык!» – бурдюк воды. Так они летят, летят – до лица земли осталось уже совсем немного. Птица говорит: «Гак!» -молодец подает последнего барана, но тот каким-то образом выпадает у него из рук. Что делать? Он скорее отрезает кусок своего бедра и сует в рот птице. А птица-то сразу понимает, что это человечье мясо, не ест его, прячет под язык.

Немного времени спустя она выбирается на лицо земли и тихо опускается. Сын падишаха медленно сходит на землю и садится.

– А ну-ка, пройдись! – говорит птица, а шахзаде отвечает:

– Ты лети своей дорогой, а я посижу тут немного, у меня сильная слабость.

Однако птица заставляет его встать. Он поднимается, но не может держаться на ногах. Тогда птица вынимает из-под языка кусок его бедра, прикладывает на свое место, потом плюет, и нога сразу становится здоровее, чем прежде.

– Прощай, сынок, в добрый час! – говорит Симуранка и улетает.

А наш молодец вышел на дорогу и бредет себе потихоньку. Идет он, идет и приходит в свой город, покупает в лавке мясника требуху, напяливает пузырь на голову и принимает облик плеша-ка. Затем он направляется к старшине ювелиров.

– Смилуйся, уста*, возьми меня к себе в ученики, – просит он.

Ювелир глядит: плешак.

– Ступай себе, плешивый парень, зачем ты мне? – прогоняет он его.

– Я буду всякую работу исполнять, – умоляет шахзаде, – дай мне только кусок хлеба.

– Ну уж ладно, – соглашается мастер.

Пусть он остается у ювелира, а здесь, в этой стороне, братья шахзаде, вытащив девушек из колодца, приводят их во дворец. Отец спрашивает сыновей:

– Где остался ваш брат? А они отвечают- Он пропал в пути, мы не знаем, куда он девался. Рассердился падишах, ну а что поделаешь? Проходит несколько дней. Сыновья говорят своему отцу:

– Выдай этих девушек за нас.

И падишах посылает весть девушкам, но те отказываются:

– Пока не вернется младший шахзаде, мы не пойдем замуж. Будем ждать его семь лет. Если он придет – прекрасно, не придет – поступай как знаешь.

– Очень хорошо, – соглашается падишах и прекращает разговор.

И вот – в сказках дни быстро идут! – проходит семь лет. Падишах посылает весть старшей девушке. А та говорит:

– Пусть падишах закажет мне золотую прялку, да такую, чтобы она сама пряла, – тогда я пойду замуж.

Падишах велит позвать к себе старшину ювелиров и приказывает:

– Сделай золотую прялку, чтобы она сама пряла, коли через сорок дней не будет готова – сниму с тебя голову!

Пошел домой ювелир, сел и задумался, а потом стал плакать. Подходит к нему плешак.

– Хозяин, что ты плачешь? А тот в ответ:

– Поди вон, плешивый! Горю моему не пособишь, к чему меня спрашивать?

– Ну, прошу тебя, скажи, может, я помогу как-нибудь, – умоляет лысый.

– Такое-то и такое-то дело, – говорит мастер, – прялку как-нибудь могу сработать, а вот как сделать, чтобы она сама пряла?

– Эх, эх, и из-за этого ты плачешь? Да что ж тут такого? Я не больше чем за сорок дней сделаю в лучшем виде все, что от тебя требуют, – успокаивает его лысый.

– Иди, – рассердился мастер, – проваливай с моих глаз, не насмехайся надо мной, с меня и так горя хватит!

– Клянусь Аллахом, уста, сделаю, не сокрушайся! – уверяет его лысый.

Веселее стало на сердце у ювелира.

– Помилуй, сынок, да как ты можешь это сделать? И что тебе для этого надо?

– Купи мне мешок орехов да бочку бузы и принеси сюда. Сорок дней не подходи к мастерской, а на сорок первый приходи и забирай вещи.

Мастер тотчас же поднимается, покупает на рынке орехи и бузу, приносит ему, а сам идет домой.

Несколько дней спустя он подходит к мастерской. Глядит, ставни закрыты. Смотрит в щелку, видит: лысый поставил перед собой мешок с орехами, рядом бузу, а сам с молотком в руке то поет песни, приговаривая: «Тырыл-лан-так-так, тырыллан-так-так!» – то грызет орехи и запивает их бузой.

Как увидал это хозяин, вышел из себя. «Ах, он еще и не начинал!» – и кричит:

– Лысый, ты что делаешь? А тот в ответ:

– Эй, ты, полегче! Как раз, когда я хотел взяться за работу, ты пришел и испортил мне все дело! Ступай, не беспокойся!

«Ладно, посмотрю я, что за глупость сотворит этот лысый», – Думает мастер и уходит домой.

А лысый только и знает что есть орехи в свое удовольствие.

Не будем затягивать! Наступает сорок первый день.

Наутро плешак чисто-начисто убирает мастерскую, открывает ставни, выносит прялку и ставит перед собой на стол, а сам бе-рет в руки чашку кофе и с важностью рассаживается.

Приходит мастер, глядь! – прялка готова.

– Сделал, сынок?

– А как же! Вот она, неси во дворец, – возьми за нее золота столько, сколько она весит.

Довольный хозяин берет прялку и отправляется во дворец, а там ее несут в харем*.

* Xарем – женская половина дома, куда посторонним мужчинам вход не разрешается.

Лишь только девушки увидели прялку, сразу повеселели:

– Ах, сестрицы! Шахзаде, который вывел нас из колодца, вышел на поверхность земли.

Падишах дает старшине ювелиров золота, сколько он спросил, тот возвращается в мастерскую и на радостях говорит лысому:

– Иди-ка, я тебе тоже дам немного денег. А лысый в ответ:

– Мне денег не надо, хозяин, возьми их себе.

И вот девушку обручают со старшим сыном падишаха. После празднеств в сорок дней, сорок ночей они остаются наедине.

Несколько времени спустя хотят среднюю сестру выдать замуж, а та говорит:

– Если вы сделаете мне золотые пяльцы, чтобы сами вышивали и нитку распускали, тогда я согласна.

Падишах снова велит позвать старшину ювелиров и говорит ему:

– Если в сорок дней не будут готовы такие пяльцы, чтобы сами вышивали и сами нитку распускали, – сниму с плеч голову.

Ювелир возвращается домой, садится и погружается в думы. Лысый подходит к нему и спрашивает, в чем дело. Мастер рассказывает ему, что и как, а тот утешает его:

– Не кручинься, я это легко сделаю. Только мне надо два мешка орехов и две бочки бузы.

– А не много ли будет? – жадничает мастер. – Ну, да ладно, ты начинай, я сейчас принесу, – говорит он, идет и покупает все то, что лысый потребовал.

Тот опять закрывает ставни и проводит время в мастерской, распевая песни да щелкая орехи.

Короче говоря, как только наступает сорок первый день*, он открывает мастерскую, кладет пяльцы на верстак, а сам отходит в угол и садится.

* Свадьба в турецких сказках продолжается сорок суток.

Приходит мастер.

– Ну как, лысый, сделал? – спрашивает он, а лысый ему в ответ:

– Сделал, конечно; вот, разве ты не видишь?

Мастер радостно берет пяльцы и несет во дворец. А девушки, как увидели их, говорят:

– Не иначе как шахзаде вышел на свет.

И вот падишах снова дает ювелиру много денег, потом выдает девушку за второго брата.

Теперь приходит очередь младшей девушки. Падишах велит спросить ее, за кого она пойдет. А та говорит:

– О падишах! Сперва вели сделать золотую наседку с золотыми цыплятами, чтобы они жемчуг на золотом блюде клевали, а потом вели глашатаю кликнуть клич: «Пусть все мужчины пройдут под стенами дворца!» Кто мне понравится, за того я и пойду.

Падишах опять велит позвать ювелира и поручает ему сделать наседку с цыплятами, а тот идет к лысому.

– Я сделаю, – заявляет плешак и закрывается в мастерской. На сорок первый день он выносит наседку, мастер приходит,видит: все готово.

– Хозяин, забирай и неси, но только смотри ни денег, ни чего другого не бери: что получили, того и хватит, – наказывает он ему.

– Очень хорошо! – отвечает мастер, идет во дворец и отдает наседку.

Младшая девушка, увидев ее, от всей души радуется. И в тот же день глашатай начинает кричать:

– Завтрашний день пусть всяк, и молод и стар, пройдет перед дворцом!

Все слышат эти слова и начинают собираться на площади. Ювелир тем временем идет к лысому и рассказывает обо всем, что было во дворце, а тот в ответ:

– Мне там делать нечего! Неровен час еще кто-нибудь пройдется насчет моей головы! Незачем мне ходить по таким местам.

Как бы то ни было, ювелир отправляется ко дворцу, а лысый закрывает мастерскую и уходит в поле. Там под кустом он достает волоски, данные девушкой, и зажигает один из них: сразу появляется араб и спрашивает:

– Зачем ты меня звал?

– Доставь мне поскорее, – приказывает шахзаде, – белого коня и белые одежды!

И араб тотчас же доставляет.

Тогда молодец наряжается, садится на коня и едет на площадь. А там все собрались и проходят перед дворцом.

И вот, когда шахзаде, пустив коня во весь опор, мчался мимо дворца, девушка сразу узнала его и тут же бросила в него золотым мячом. Все закричали, но наш молодец скорее едет прочь оттуда, переодевается, снова надевает на голову пузырь и идет в мастерскую.

Вскоре затем приходит и его хозяин.

– Эх, лысый, если бы ты пошел со мной, то увидел бы, как перед дворцом проезжал какой-то красавец весь в белом и на белом коне, – девушка бросила в него золотым мячом.

А лысый отвечает:

– Вот еще новости! Вдруг она попала бы в меня мячом да, чего доброго, разбила мне голову в кровь. Хорошо сделал, что не пошел!

И вот на другой день опять собирается народ.

Лысый идет в укромное место и зажигает второй волосок. Как только появился араб, он велит:

– Доставь мне красного коня и красные одежды.

И вот лысый, одевшись в красное, вскакивает на коня и мчится на площадь. Когда он проезжает мимо дворца, девушка опять бросает в него золотым мячом. Но лысый тотчас уезжает, переодевается, затем возвращается в мастерскую и садится.

Приходит ювелир.

– Эх, лысый! Жаль, что ты ничего не видел.

Как бы то ни было, и в третий раз собирается народ.

Как только лысый зажег третий волосок, опять явился араб.

– Доставь мне зеленого коня и зеленые одежды, – приказывает лысый.

Молодец снова садится на коня и единым духом проносится под стенами дворца. Девушка опять попадает в него золотым мячом.

Но на этот раз все кричат: «Довольно!» – хватают молодца за руки, за ноги и приводят во дворец. Шах узнает своего сына и ве-лить обручить его с девушкой. После празднества в сорок дней, сорок ночей они становятся мужем и женой.

Наутро следующего дня шахзаде рассказывает своему отцу падишаху все как было. Падишах призывает братьев и спрашивает, какое наложить на них наказание за все это, а они обращаются к своему младшему брату и умоляют, упрашивают простить им их вину.

– То, что вы мне сделали, я вам не сделаю! – говорит он и прощает им их проступки.

А отец отказывается от престола и сажает на свое место младшего сына.

До самой смерти проводят они свою жизнь в спокойствии. Они достигли своих желаний, достигнуть бы и нам!

Было – не бьшо, а в прежние времена, в решете, посреди гумна, когда мне было пятнадцать лет, когда я зыбку отца моего раскачивал – тынгыр-мын-гыр!..

Кто бегом катит, кто валом валит, у такого немало сов, а кто без спросу в сад залетит, того удел, друзья, таков.

Бекир-Мустафа – друг его Сафа – закипела голова! Белая борода – черная борода – рыжая борода – борода лопатой – свежая борода, только что вышедшая из-под рук бродобрея.

Будь я мясник – я бы ножом не махал, будь я кузнец – я бы мула не ковал, будь я банщик – я бы друзей-приятелей уважал! Право слово, ни одно из них не мое дело, а вот как-то раз баня да^ мне на голову слетела!

Из долины вы бегите, а с вершины – я, вы мамашу полюбите, а дочурку – я, в сундучок-то вы идите, а в корзину – я.

Деревянная лестница, каменная лестница, земляная лестница; по деревянной лестнице взошел я наверх, а эти проклятые девчонки – как только вспомню, заноет сердце и печенки! Проклятую занавеску отдернул, посмотрел – в углу сидит ханым. Я и так смекал и этак толкал, щелчок ей по подошве дал: дрожит, как водяная бирюза, – тирил-тирил!..

В те далекие времена жил сын пастуха. Этот мальчик был так красив, что мог сказать луне: "Или ты взойди, или я взойду!"Однажды в душу мальчика запало страстное желание попутешествовать по белу свету, а так как родных у него никого не бьшо, то он бросает свой дом и уходит куда глаза глядят.

И вот бродит он, долго бродит, приходит в какой-то город. Очень ему там понравилось, и он живет в нем несколько дней. Потом выходит в поле и, гуляя по лугам, вдруг видит замок. А из окна того замка какая-то девушка высунула голову и смотрит.

Едва увидел он девушку, как влюбился в нее. И она в него влюбилась. Смотрят они друг на друга, не говорят ни слова. Только мальчик-то был на чужбине, что же ему делать? – он поворачивает обратно и возвращается в город. Однако девушка не выходит у него из головы.

А в том городе жила одна старуха; она была такая волшебница, что могла заставить Дунай повернуть в обратную сторону.

Узнав про это и расспросив, где она живет, сын пастуха идет к той старухе, целует у нее руки, ноги и начинает умолять:

– Смилуйся, матушка! Я чужестранец, у меня здесь нет знакомых; не примешь ли ты меня к себе в дом?

Старуха ломается, не хочет, а мальчик просит, молит и в конце концов добивается ее согласия.

И вот проходит день, проходит пять дней, мальчик живет у старухи, носит с базара съестные припасы и все для нее делает.

Как-то раз старуха и говорит:

– Сынок, ты мне много служб сослужил, уж, наверное, не понапрасну старался; если у тебя есть какое-нибудь желание, скажи.

Мальчик вздохнул, ему немного стыдно, но все-таки он начинает ей рассказывать о своем горе.

– Матушка, я того и гляди сойду с ума от любви к этой девушке; все в твоих руках, делай что хочешь, а только сведи меня с ней, – просит он.

Старуха услыхала это и рассмеялась.

– Эх ты, да разве это дело? Это мне легче, чем выпить глоток воды, – отвечает она, тотчас же идет на базар, там велит писцу написать прошение падишаху, а затем возвращается и вытаскивает из сундука печать с талисманом.

Чуть только вложила ее в рот мальчику, как тот превращается в красавицу девушку. Старуха надевает на него фередже, а сама силою чар принимает облик мужчины, берет прошение и вместе с мальчиком идет во дворец; девушка-то, в которую влюбился молодец, была, оказывается, дочерью падишаха.

А в прошении вот что было написано:

«О падишах, у меня на свете был один-единственный сыночек. На беду в одну ночь он пропал из дому; столько времени я его ищу и все не могу найти. Теперь я ухожу искать его в других странах. Но мне негде оставить свою невестку, и потому я ее привел к тебе – пусть она останется во дворце как эманет*, пусть прислуживает на кухне. Когда я вернусь, то заберу ее домой».

* Эманет – юридический термин, означающий акт препоручения.

Старуха подает прошение падишаху. Падишах, прочитав его, соглашается. Он берет мальчика в обличье девушки и отправляет к дочери в харем. Дочери падишаха девушка очень понравилась. Ей было очень весело с ней, но она не знала, что это мальчик. И вот дочь падишаха подружилась с ним, и они стали неразлучны.

Однажды мальчик заболел и слег в постель. Как ни расспрашивала дочь падишаха, что с ним, отчего он заболел, тот молчит.

– Я не знаю, что со мной, – отвечает он.

Девушка дает ему кучу всяких лекарств, но он не поправляется. Она огорчается и сама становится печальной.

Как-то раз, когда девица сидела у постели больного, он говорит ей:

– Помнишь, однажды ты видела около своего замка одного молодца.

Султан-ханым вспоминает об этом и вздыхает. А мальчик понимает, что она тоже в него влюбилась, и спрашивает:

– Если бы сейчас ты увидела вдруг этого парня, ты бы узнала его?

– Ах, как не узнать! Его образ так и стоит перед моими глазами, – отвечает девушка.

Тогда мальчик вытаскивает изо рта печать-талисман и сразу принимает свой прежний облик. Султан-ханым сначала удивилась, а потом кинулась к нему на шею.

– Помилуй, мой возлюбленный, что же это значит? – спрашивает она, и тот рассказывает ей обо всем по порядку.

После этого он сразу поправляется и проводит ночь и день с девушкой в любви и наслаждениях.

Теперь послушайте дело с другой стороны.

У этого падишаха, кроме дочери, был еще и сын-молодец. Однажды, придя в комнату сестры, он увидел мальчика. Думая, что это девушка, шахзаде влюбился в нее.

– Я видел у сестры девушку, возьми ее за меня, – просит он отца, – если не возьмешь, я заболею.

Напрасно отец убеждает и уговаривает его:

– Ах, сынок, ее нам оставили как эманет; к тому же она не девушка, а молодая женщина.

А сын настаивает: '– Будь что будет, а я хочу только ее.

Когда он так сказал, отец рассердился и прогнал его. Прошло несколько дней, и шахзаде захворал. Постепенно болезнь его усиливается.

– Сын твой заболел из-за той девушки, что ты привел к своей Дочери, – докладывают падишаху. – Если так пройдет еще несколько дней, он, пожалуй, умрет: врачи не могут найти ему никакого лекарства.

Едва падишах это услыхал, – что ему делать, не его ли это сын? – посылает сказать мальчику, который назвался девушкой, что он возьмет его за своего сына.

Мальчик на это отвечает:

– А как же это будет? У меня есть муж, это неслыханное дело: выдавать одну женщину за двух мужей. Ну, а если хотите насильно, так на то воля падишаха!

А падишах не слушает его:

– Что же, мне из-за тебя своего сына терять, что ли?

А тот – как ему быть? – просит у падишаха три дня сроку. Падишах соглашается.

Тогда молодец с девушкой думают и советуются, как им быть. Она говорит:

– Если кто и найдет какой-нибудь способ, так это опять-таки та старуха. Ты беги отсюда прямо к ней, а за тобой убегу и я, – пока побудем у нее, а потом она, наверное, укажет нам путь.

Так они и порешили.

Не будем затягивать! В тот вечер мальчик тайком убежал из дворца и явился прямехонько в дом старухи, а на следующий вечер бежит и дочь падишаха. Оба просят ее о помощи.

Старуха говорит:

– Сынок, это очень легко. Здесь вас никто не знает. Если печать, которую я тебе дала, вложить в рот девушке, она превратится в мужчину. Ты отдай печать ей; днем вы будете вместе выходить на базар и гулять, а наступит ночь – вернетесь и будете наслаждаться.

Они так и делают: днем девушка принимает облик мужчины, а вечером, вынув изо рта печать, проводит время с мальчиком.

Наутро во дворце замечают, что девушка, порученная падишаху, убежала. А на следующий день исчезла и султан-ханым. Падишах велит искать повсюду, но нигде и следов их найти не могут. Падишах плачет, упрекает себя:

– Вот я собирался вероломно изменить доверию: чужую жену хотел выдать за своего сына, а за это теперь дочь потерял!

А мальчик и девушка между тем проводят время в удовольствиях и наслаждениях.

После того прошло много времени, и у них кончились деньги. Они говорят об этом колдунье, а та отвечает:

– Ну что ж, найти деньги не трудно.

С этими словами она снова силой волшебства превращает себя в мужчину, берет с собой мальчика и идет во дворец падишаха. Предстала перед его очи и говорит:

– О падишах, по твоей милости я нашел сына. Теперь я пришел за невесткой, которая была тебе оставлена как эманет.

Лишь только падишах это услыхал, растерялся:

– Вместе с твоей невесткой одной ночью пропала и моя дочь. Я долго искал, но так и не мог напасть на их следы!

А колдунья в образе мужчины плачет, рвет на себе волосы и бороду.

– Как это могло случиться, что моя невестка пропала у тебя во дворце? Кто знает, что вы с ней сделали? – кричит она и поднимает шум и крик. – Что там хотите, а я требую свою невестку.

Падишах видит, что ее никак не убедить, и приказывает дать ей десять тысяч золотых. Колдунья не соглашается.

– Если будет хоть на один золотой меньше ста тысяч – не возьму. А не то – подай мне мою невестку.

Что тут поделаешь! Падишах приказывает выдать ей сто тысяч.

Получив деньги, старуха вместе с мальчиком возвращается домой.

Старый дом они сносят до основания и вместо него заново строят конах, а потом мальчик обручается с девушкой.

После праздника свадьбы в сорок дней, сорок ночей они соединяются друг с другом и вместе со старухой проводят там время до самой смерти.

Было – не было, а в прежние времена жила, говорят, вдова, и у нее был сын. Мать и сын были очень бедны, и потому каждый день соседи и знакомые кормили их.

Так и живут они, мальчик подрастает и становится молодец молодцом.

И вот как-то раз, бегая туда-сюда, он зарабатывает несколько пара*, покупает на них топор, веревку и приходит к своей матери. – Эй, матушка, пойду-ка я в лес, принесу дров да продам и с этими деньгами возьму себе в жены дочь падишаха, – говорит он, а мать ему в ответ:

* Пара – мелкая монета, мелочь, деньги вообще.

– Ладно, ладно, нечего бредить наяву, ты еще не можешь денег на себя-то заработать, где уж тебе брать падишахскую дочь.

– А вот увидим, – заявляет мальчик, берет в руки топор, на плечи – веревку, достает из печи три хлеба, кладет все в мешок и держит путь в горы.

Поднявшись на вершину горы, он прежде всего делает шалаш, затем вешает там свой мешок и принимается за работу. Так целыми днями он рубил и складывал дрова, а по ночамспал в шалаше.

За три месяца он сложил ровно три кладки.

Однажды приходит к нему торговец; он хочет купить у него дрова. Мальчик соглашается и назначает цену:

– Продам каждую кладку по золотому. И купец дает ему три золотых.

Получив деньги, мальчик от радости не знает, что с ними делать: он в жизни своей не видывал столько золотых.

«Снесу-ка я эти деньги матери, пусть она возьмет за меня дочь падишаха», – мечтает он.

И вот он идет домой; по дороге встречает старика, который хочет убить собаку. Пожалел ее мальчик и просит старика:

– Папаша, я дам тебе сколько хочешь денег, не убивайсобаку.

– Если дашь мне золотой, не убью, отдам тебе, – отвечает тот.

Мальчик отдает золотой, берет собаку и отпускает ее.

Но собака не уходит, следует за ним по пятам.

Идет он по дороге дальше, идет и встречает другого старика; в руках у него кошка, которую он собирается убить. Мальчик и ее пожалел: дает за нее золотой и отпускает на свободу. А кошка тоже не уходит от него, идет неотступно за ним.

Прошел мальчик немного вперед, глядит: какой-то человек хочет убить змею. Он дает ему золотой и спасает змею от смерти.

Но только вот заработанные деньги уплыли у него из рук!

«Ах, все деньги вышли! Ну, да ничего, зато я три души спас от смерти», – утешает от себя и идет дальше.

Идет, идет, оборачивается, – глядь! – а собака, кошка и змея идут за ним следом. Испугался мальчик змеи и пустился бежать. А змея заговорила человеческим голосом:

– Сын человека, не бойся, тебе не будет от меня вреда, а, пожалуй, будет польза: ты спас меня от смерти, и я тебе сделаю добро.

А мальчик еще больше испугался: «Вот тебе и раз! Змея, а разговаривает, как человек».

А та продолжает:

– Я не змея, я – сын падишаха страны Чин. Если бы ты не случился тут, старик убил бы меня. Пойдем, я сведу тебя к моему отцу – пусть он наградит тебя.

Набрался мальчик смелости и согласился.

– Когда я приведу тебя к своему отцу, – учит его змея, – и расскажу о том добре, которое ты мне сделал, он скажет: «Проси у меня, чего пожелаешь». Ты скажи: «Я хочу печать, что находится у тебя под языком; если дашь, то уж на что лучше, не дашь – будь здоров!» – и поверни обратно.

– Прекрасно, – сказал мальчик, и они отправляются в путь.

– Наша земля далеко, идти пешком, по-человечьи, сил не хватит, – говорит ему змея и принимает образ коня. – Ну-ка, влезай ко мне на спину и поедем.

Не успел мальчик и глазом моргнуть, как конь опустился на вершину горного хребта. А там – дворцы, каких глаз не видал.

– Вот это – земля моего отца, – говорит конь, отряхивается и становится молодцем.

Он берет мальчика за руку и ведет во дворец. Тот смотрит – на золотом троне сидит старый человек. Как увидел он их, обращается к своему сыну:

– Дитя мое, где ты был столько времени? Ты причинил мне беспокойство. А что ищет здесь этот сын человека?

– Ах, отец, если бы этого сына человека не было, ты мог бы меня увидать только на том свете: он спас меня от смерти, – отвечает тот и рассказывает ему обо всем.

– Вот оно что! – говорит падишах Чина. – Ну, раз так, о сын человека, проси у меня, что пожелаешь.

– Чего же мне пожелать? Я хочу печать, что у тебя под языком; дашь – хорошо, не дашь – будь здоров!

Напрасно падишах уговаривает его:

– Откажись от печати, я дам тебе жемчугов, драгоценных каменьев, я дам тебе золота...

Но мальчик стоит на своем:

– Нет, мне ничего другого не надо, – и поворачивается, чтобы уйти.

«Отпустить его так, с пустыми руками, не годится, – думает падишах Чина. – Ну что ж, дам ему то, что он просит», – достает из-под языка золотую печать и отдает мальчику.

– Вот, сын мой, возьми! С нею ты все что угодно добудешь. Только смотри не потеряй ее, – наказывает он.

Мальчик берет печать, благодарит падишаха, выходит из дворца и пускается в обратный путь.

И вот идет он, идет, много дней идет, уж и ноги распухли от ходьбы, а дороге нет конца-краю. На пути попадается ему источник, он укладывается возле него и засыпает, во сне видит сынападишаха Чина.

– Зачем ты терпишь столько мучений, когда с тобою печать? – говорит он ему.

– А что же мне с ней делать?

– Да ты полижи ее...

Мальчик просыпается, вытаскивает печать, лижет ее, и вдруг перед ним появляется огромный уродливый араб.

– Приказывай, – говорит он.

Хоть и боится мальчик араба, но ему так хочется есть, что он тут же приказывает:

– Принеси мне скатерть с едой!

И араб, сделав теменна*, исчезает. Вскоре он появляется со скатертью, полной всякой еды, кладет ее перед мальчикоми уходит.

* Теменна – особый тип приветствия: правая рука прикладывается к губам, ко лбу и к сердцу в знак почтения или особой благожелательности.

Насытившись, тот снова лижет печать: опять является араб.

– Возьми и отнеси меня на мою родину, в мой дом. Араб схватывает мальчика и проваливается под землю.

И вот немного спустя мальчик оказывается перед дверью своего дома. Он входит в дом, целует руку у своей матери.

– Ох, сынок, где ты пропадал? Вот уж сколько дней, как я сижу здесь без еды и питья, – упрекает его мать и начинаетплакать.

Мальчик лизнул печать, и араб по его приказанию принес поднос со сладким и соленым. Они наедаются досыта и воздают благодарность аллаху. За всю жизнь женщина не едала такой вкусной пищи.

После этого мальчик велит своей матери:

– Ну, а теперь ступай, проси за меня дочь падишаха.

– Да ты, малый, с ума, что ли, сошел? – рассердилась женщина. – Кто мы и кто дочь падишаха? Дом-то наш что курятник, разве сюда пойдет дочь падишаха? Если у тебя есть сколько-нибудь денег, я возьму тебе какую-нибудь бедную девчоночку, а нет – не заносись так высоко!

Но напрасно увещевает его мать.

– Как я тебе сказал, так и делай, незачем долго рассуждать, – говорит он и заставляет мать идти во дворец.

Что же бедняжке делать? Она напяливает себе на спину свое рваное-прерваное фередже* и отправляется к падишаху. Хочет войти туда, но привратники принимают ее за нищенку и суют ей в руки несколько монет; она, получив деньги, очень довольная возвращается домой.

* Фередже – старинная женская одежда вроде накидки или плаща.

– Ну как, мать? Сосватала за меня девушку?

– Нет, – отвечает она, – когда я пришла туда, мне подали несколько монет, а я и рада.

Мальчик со злостью выхватывает из рук матери деньги и выбрасывает вон.

– Я тебя послал затем, чтобы ты девушку посватала, а не за милостыней. Отправляйся сейчас же обратно; кто бы что ни давал, не смей брать! Иди прямо к падишаху.

И женщина – что ты будешь делать? – идет обратно. Она старается пройти во дворец, дворцовые люди опять дают ей деньги, но она отказывается.

– Нет, я пришла не за этим. У меня есть просьба к падишаху. Я хочу предстать перед ним.

Привратники докладывают падишаху, и тот дает разрешение пропустить женщину.

– Что тебе надо, матушка, зачем ты пришла?

– О владыка, у меня есть один-единственный сын, я пришла к тебе сватать за него твою дочь по закону аллаха, не отдашь ли ты ее?

Рассердился падишах, но не показал вида.

– Хорошо, матушка, но только пойди скажи твоему сыну, пусть он выстроит дворец против моего дворца, туда я и выдам дочь, а дальше не отдам. Вот тебе сорок дней сроку; если в сорок дней дворец не будет готов, сниму голову с плеч тебе и твоему сыну.

Женщина со слезами возвращается домой.

– Говорила я тебе: не посылай меня в такие высокие места, – и рассказывает ему все, что сказал падишах.

– О, это нетрудное дело, – сказал мальчик и сразу повеселел. С тех пор проходит один день, проходит пять дней, приближается и сороковой. Мать мальчика день и ночь плачет.

Наконец приходит вечер сорокового дня. «А наутро нам срубят головы», – думает бедная женщина и не знает, что делать. В ту ночь мальчик достает печать и лижет ее: появляется араб.

– Выстрой к утру перед дворцом падишаха дворец, да такой, чтоб рядом с ним падишахский казался курятником, – приказывает ему мальчик.

Еще не взошло солнце, как явился араб.

– Эфенди, все готово! Есть еще приказания?

– Теперь укрась дворец золотом и серебром. Араб все исполняет, и мальчик отпускает его.

Наступило утро, падишах проснулся, глядь! – перед его дворцом стоит дворец – такой, что руками не сделаешь.

– Чудеса! С вечера еще ничего здесь не было, за одну ночь столько сделано! – удивляется он.

А мальчик тем временем опять зовет араба:

– Ступай принеси мне парчовое одеяние да приведи коня. Араб уходит и тотчас выполняет его приказание.

Мальчик одевается, садится на коня, едет прямо во дворец падишаха, предстает перед ним:

– О падишах! Вот я построил дворец, как ты приказал. Теперь я хочу, чтобы ты обручил со мной султан-ханым.

А падишах видит, что он пригожий молодец.

– Хорошо, сын мой, но прежде сделай моей дочери свадебный наряд – платье, вышитое алмазами, и тогда мы заключим брак.

– Слушаюсь, – говорит мальчик, идет домой, снова лижетпечать: появляется араб.

– Принеси платье для султан-ханым, разукрашенное алмазами и драгоценными каменьями.

Немного спустя араб приносит молодцу платье, более роскошное, чем он просил. Тот берет его и несет во дворец.

Платье очень понравилось падишаху, и он сразу же дает свое согласие: собираются хаджи и ходжи*, девушку обручают с мо-лодцем, пьют шербет, а затем начинают справлять свадьбу сорок дней и сорок ночей.

* Xаджи – мусульманин, совершивший паломничество в Мекку.

Под конец свадьбы падишах посылает молодцу приказ: вели от моего дворца до своего сделать мост и устлать его бархатом: пусть моя дочь пройдет к тебе по нему.

Араб требует для этого у мальчика одну ночь сроку. Тот соглашается. Наступает утро – все готово. Падишах смотрит – невиданный мост! Тогда он велит одеть девушку в платье, присланное мальчиком, и посылает ее через этот мост к нему; молодец встречает ее, отводит в прекрасную комнату и в объятиях девушки достигает своего желания.

После этого проходит довольно много времени.

А во дворце падишаха жил один араб. Однажды он увидел дочь падишаха и влюбился в нее. «Как бы мне достигнуть своего желания?» – раздумывает он и начинает следить за молодыми.

Как-то раз девушка говорит мужу:

– Милый мой, ты столько сделал, и все каким-то чудом: наверное, в этом есть какая-то тайна. Ты должен мне ее открыть.

Молодец, не желая обидеть жену, показывает ей золотую печать.

А в это время араб, влюбленный в девушку, проникает в комнату, выхватывает из ее рук печать да как лизнет ее! Сразу появляется араб – слуга печати.

– Возьми этого парня да выкинь вон, а дворец со всем убранством перенеси на ту сторону моря, – приказывает влюбленный араб, и араб – слуга печати исполняет его приказание.

Что теперь делать мальчику? Он идет к падишаху и рассказывает, что случилось. Рассердился падишах.

– Так, значит, все, что ты делал, – это колдовство! – И он тотчас же велит надеть мальчику на шею железное кольцо, на ноги – кандалы и посадить в тюрьму.

Пусть он там остается, а мы вспомним кошку с собакой, которых мальчик спас когда-то от смерти. Они с того времени, как он их спас, не покидали его. Теперь, когда с мальчиком приключилась такая беда, кошка говорит собаке:

– Эй, дружище, теперь пришел наш черед; он нас спас от смерти, а мы спасем его от тюрьмы, да к тому же и с этим арабом расправимся.

Они выходят из дворца, подходят к берегу моря; кошка взбирается на спину собаке, они плывут, плывут, переплывают море, входят в тюрьму и освобождают мальчика. Потом все трое идут опять на берег моря; собака сажает себе на спину мальчика и кошку и переносит их на противоположную сторону.

Затем они тихонько проходят во дворец, молодец прячется в уголке, а кошка идет к влюбленному арабу: тот как раз в это время спал. Кошка начинает щекотать хвостом нос араба; он чихает, кашляет, и печать выпадает у него изо рта. Мальчик выскакивает, подхватывает печать и лижет ее; появляется араб – слуга печати. Мальчик приказывает ему:

– Возьми этого человека и брось за гору Каф, а дворец перенеси на его прежнее место ко дворцу падишаха,И араб – слуга печати, взяв влюбленного араба за шиворот, бросает его за гору Каф, а дворец ставит на старое место.

Падишах очень обрадовался, когда увидел, что его дочь воротилась, и заключил ее в свои объятия. Потом он посадил мальчика на свой престол, все они стали жить в том дворце и жили там до самой смерти.

С неба упало три яблока. Одно – мне, другое – для Хюсни, а третье – тому, кто сказку сказывал, А какое же мне? Да одно из трех – тебе!

Было – не было; здесь – ничего, а у аллаха же много всего.

В прежние времена жил один падишах, и была у него жена, но не было детей. Однажды, когда он сидел у себя во дворце, погрузившись в думы, приходит к нему везир.

– О чем ты раздумываешь, о падишах? – спрашивает он.

– О лала, нет у меня ни одного ребенка, а я уже состарился; будь у меня сейчас взрослый сын, я был бы на старости лет совсем спокоен.

– Помилуй, о падишах! Нечего тебе беспокоиться, аллах непременно пошлет тебе ребенка, и будет у тебя сын, – отвечает ему везир.

После этого проходит довольно много времени.

В один из дней султан-ханым затяжелела. Приходит время, и она рожает мальчика. Падишах на радостях устраивает праздник за праздником, раздает много денег бедным.

Не будем затягивать! В сказках время быстро идет: мальчику исполняется пятнадцать лет.

Как-то раз сын говорит отцу:

– Отец шах, вели построить для меня замок, а под ним два фонтана.

Падишах очень любил сына и тотчас же велел исполнить его желание.

Как-то раз сидит мальчик в своем замке и смотрит в окно на фонтаны: в это время к фонтану подходит старуха с кувшином. Она начинает наполнять его, а мальчик бросает камень и разбивает кувшин; старуха, не вымолвив ни слова, уходит.

На следующий день она снова приходит; мальчик опять бросает камень, опять разбивает кувшин, а та старуха снова молча уходит.

Когда в третий раз мальчик разбивает ей кувшин, она произносит:

– Эх, сынок, молю аллаха, чтобы влюбиться тебе в три померанца! – и уходит.

И вот с того дня мальчик начинает хворать; желтеет и сохнет. Падишах, видя, что сын занемог, приводит к нему множество хе-кимов и ходжей, но никто не может его вылечить.

Однажды шахзаде говорит падишаху:

– Отец мой шах, хекимы* не смогут найти лекарства от моей болезни, не возись со мной попусту: я влюбился в три померанца. Пока я не найду их, не поправлюсь.

– Помилуй, сынок, ты у меня единственное дитя, если ты уйдешь, на кого же я буду радоваться?

Хоть он и говорит это, но сам понимает, что чем дольше сын лежит, тем сильнее хворает.

«Не отпустишь его, так он еще умрет, чего доброго! – рассуждает падишах. – Уж лучше отпущу, может быть, он и найдет лекарство от своей болезни».

И вот в один из дней мальчик отправляется в путь-дорогу. «Ну, была не была», – думает он и идет-бредет около двух лет.

Поднялся он однажды на вершину горы, смотрит: сидит жен-щина-дэв, закинула груди за спину и крутит веретено. Как увидел ее шахзаде, подумал: «Если я подойду к ней, она меня съест, пойду обратно, все равно несдобровать!» И он подходит к женщине сзади.

– Матушка! – произносит он и обнимает ее за груди.

– Ну, если бы ты не назвал меня матушкой, я бы тебя сейчас же съела, – пугает она его.

Как бы то ни было, молодец садится; женщина спрашивает его, откуда он пришел и куда идет, а молодец отвечает:

– Ах, матушка, со мной такое дело приключилось – не тебе бы спрашивать, не мне бы говорить!

– Ну-ка расскажи, что за дело такое? – заставляет его женщина.

– Матушка, я влюбился в три померанца.

– Ох, сынок, здесь и говорить-то о них запрещено; мы – я и сорок моих сыновей – их сторожа, но где они сами, эти померанцы, мы не знаем. Вот как придут вечером мои сыновья, мы их и спросим, может, они что-нибудь скажут.

Наступает вечер, женщина наносит молодцу удар и превращает его в кувшин для воды. Приходят ее сыновья.

– Пахнет человечьим мясом! – заявляют они, а женщина отвечает:

– Аллах! Аллах! Чего искать здесь человеку! Пошарьте-ка лучше у себя в дуплах зубов.

И они, взяв каждый по полену, ковыряют в зубах и вытаскивают оттуда кто бедро, кто руку, кто голову, кто туловище. Потом они садятся за стол ужинать.

Женщина говорит сыновьям:

– Эй, сыночки, если бы у вас был брат из людей, что бы вы ему сделали?

– Раз он нам брат, – отвечают они, – ничего бы не сделали.

– Ну-ну! Смотрите же!

А они клянутся, что правда ничего не сделают. Тогда женщина ударяет по кувшину, и тот становится человеком. Они смотрят – молодой йигит*.

* Йигит – джигит, молодец.

– А, добро пожаловать, брат! – приветствуют они его, а матери говорят: – Почему ты раньше нам ничего не сказала? Он бы поел вместе с нами.

– Такую еду, как вы, он не ест, ему нужно баранье мясо да курицу и другие такие вещи, – отвечает мать.

Когда она так сказала, тотчас один из них пошел, приволок барана; братья его зарезали и положили перед молодцем.

– Нет, так он есть не будет, – говорит женщина, – надо пожарить.

Тогда с барана содрали шкуру, развели огонь, зажарили и опять положили перед молодцем. Он поел немного и отказался.

– Кушай же, дорогой братец, что ты так мало поел?

– С него и этого довольно, – отвечает женщина.

– Коли так, попробуем и мы, каково жареное мясо, – говорят дэвы и доканчивают всего барана.

Насытившись, все ложатся спать, а утром женщина рассказывает сыновьям о том, что их названый брат влюбился в три померанца.

– Валлахи*, мы не знаем места, где они находятся, и даже в ту сторону никогда не ходили, а вот, может быть, тетка наша знает.

* Валлахи – восклицание: «Клянусь аллахом!»

– Если так, возьмите с собой этого парня и отправляйтесь с ним к тетке, передайте от меня поклон и скажите, что это мой сын, пусть он будет и ей сыном. И пусть она поищет средства помочь его горю, – наказывает им женщина и отсылает молодца к своей сестре.

Они забирают мальчика, приводят его к своей тетке и все рассказывают, а та отвечает:

– Валлахи, сыночки, где мне о них знать! Но у меня есть шестьдесят сыновей: может, они знают?

Тогда сорок братьев оставляют ей шахзаде, а сами уходят.

И вот наступает вечер, женщина наносит мальчику удар и превращает его в стакан.

Вскоре приходят ее сыновья. Она рассказывает им, что у них есть брат из людей. Лишь только они дают обещание, что не тронут его, она ударяет по стакану и превращает его в молодца.

– Эй, сыновья, этот парень влюблен в три померанца, не знаете ли вы, где они?

– Нет, не знаем, но, может быть, наша старшая тетка знает? Женщина отсылает мальчика к своей старшей сестре.

– Передайте ей поклон от меня; этот мальчик мой сын, и ей пусть он будет сыном, пусть позаботится о его деле, -говорит она.

Братья забирают молодца, приводят его к старшей тетке, передают поклон от своей матери и все рассказывают.

– Эх, племяннички, – говорит она, – я ничего не знаю о них, но у меня есть восемьдесят сыновей: может быть, им что-нибудь известно; вот они придут вечером, и я спрошу их.

Братья оставляют шахзаде у тетки и уходят. Как только наступил вечер, женщина ударяет по молодцу, превращает его в метлу и ставит за дверью.

Приходят сыновья.

– Пахнет человечьим мясом, – говорят они, а мать отвечает:

– Зачем тут человечьему мясу бродить? Поковыряйте-ка лучше у себя в зубах.

И каждый, поковыряв в зубах, что-нибудь да вытаскивает. Затем мать спрашивает, что бы они сделали, если бы у них появился брат из людей.

Они отвечают:

– Ничего бы не сделали.

Когда они так сказали, женщина ударяет по метле и превращает ее в человека. Дэвы его радушно принимают, кормят, поят его.

– Сыновья мои, у этого парня горе, – говорит женщина. А они спрашивают:

– Какое?

– Этот малый влюбился в три померанца, не знаете ли вы, где они?

Лишь только она так сказала, самый младший говорит:

– Матушка, я знаю.

– Сынок, возьми и сведи этого молодца туда, пусть он достигнет своего желания.

Наступает утро, младший сын берет с собой шахзаде, и они идут по дороге.

– Братец, сейчас я приведу тебя в сад, там ты увидишь водоем, а померанцы, о которых ты мечтаешь, находятся в этом водоеме. Когда я скажу тебе: «Закрой глаза, открой глаза!» – ты сейчас же хватай то, что увидишь.

Идут они, идут, приходят в сад, смотрят: водоем. Дэв говорит: «Закрой глаза!» – потом: «Открой глаза!» – глядь! – в воде три померанца: когда один погружается, другой выплывает.

Молодец тотчас же хватает один померанец и прячет его за пазуху.

Снова дэв говорит ему: «Закрой глаза!», «Открой глаза!» и он берет второй померанец; таким же образом вытаскивает и третий.

– Смотри, братец, не разрезай эти померанцы в таком месте, где нет воды, – раскаешься, да будет поздно! – предупреждает он его, а тот отвечает:

– Хорошо! – и уходит.

Мало ли идет, долго ли идет, по долам ли, по горам, по ровному ли месту идет, и вдруг приходит ему в голову мысль: «Разре-жу-ка я один из трех померанцев». И, забыв о том, что ему сказал дэв, берет померанец и разрезает его, – оттуда выходит девушка, словно четырнадцатидневная луна.

– Ой, воды! – кричит она, но мальчик нигде не может найти воды; девушка падает и умирает.

Шахзаде раскаивается в том, что разрезал померанец, однако дело уже сделано! Потом он опять идет. Проходит немного времени, он вытаскивает второй померанец и разрезает его. Из него выходит девушка еще красивее первой, но так как воды около нет, она тоже падает и умирает.

«Ну уж третий я разрежу там, где будет вода», – думает он и идет дальше. Вскоре он подходит к какому-то фонтану.

– Теперь тут есть вода, разрежу-ка я этот померанец. – И с этими словами разрезает его.

Выходит девица в тысячу раз красивее прежних, она кричит:

– Ой, воды!

Молодец сразу же сажает ее в раковину фонтана; она пьет воду и остается в живых.

«Что же мне с ней делать? Ведь она голая», – думает он.

– Влезай-ка ты на это дерево, а я пойду добуду тебе платье и повозку, – говорит он ей.

Девушка взбирается на дерево, садится там, а мальчик уходит.

Пусть он себе идет, а сюда, к источнику, приходит за водой арабка с кувшинами. Увидала в воде отражение девушки и решила, что это ее отражение.

«Да ведь я лучше своей госпожи! – подумала она. – Не буду носить ей воду, пусть она мне носит».

Арабка бросает кувшины и идет домой.

Когда ханым спросила ее:

– Где кувшины? – та отвечает:

– Я не буду носить тебе воду.

– А почему?

– Я красивее тебя, ты мне носи. Госпожа приносит зеркало:

– Девка, ты что, с ума сошла? Посмотри сюда, – говорит она. Смотрит арабка на себя в зеркало: глядь! – она и взаправдуарабка.

Она снова берет кувшины, идет к источнику. Снова видит отражение девушки в воде и снова думает, что это она. Арабка разбивает кувшины, возвращается к госпоже, та опять подносит ей зеркало, и арабка снова отправляется к источнику.

Только она хочет бросить кувшины на землю, как девица сверху кричит ей:

– Эй, сестра, не бей зря кувшины; отражение, которое ты видела в воде, – мое!

Арабка поднимает голову вверх и видит на дереве девушку. Тогда она тоже влезает туда.

– Погоди, милая девушка, дай-ка я поищу у тебя в голове.

Она начинает перебирать ей волосы и вонзает в голову иголку; девица превращается в птицу и улетает, а арабка усаживается на дереве.

И вот появляется молодец с арбой, глядь! – а на дереве сидит арабка.

– Помилуй, госпожа, что с тобой случилось?

– Ты меня бросил, ушел, – я здесь от солнца и почернела. Молодец берет арабку, сажает в повозку и привозит во дворец,а придворные собираются туда посмотреть на его возлюбленную.

– Сынок, да что ты полюбил в этой арабке? – спрашивают они.

– Она не арабка, она просто почернела на солнце; немного отсидится и будет опять белой, – отвечает он и в ожидании, что арабка побелеет, помещает ее в свои покои.

Проходит несколько дней, птичка-девушка прилетает в сад шахзаде и садится на дерево.

– Садовник, садовник! – зовет она.

– Чего тебе? – спрашивает садовник.

– Что делает мой шахзаде?

– Хорошо себя чувствует, сидит.

– А что делает его жена, арабка?

– И она сидит.

– Пусть у нее вырастут колючки, и она не сможет сидеть, пусть засохнут ветки, на которых я посижу, – произносит птица и улетает.

На следующий день она снова прилетает, опять говорит то же самое и улетает; и так много дней она появляется, и каждый раз, как она посидит на дереве, оно засыхает.

В один из дней молодец выходит в сад и видит: многие деревья засохли.

– Эй, садовник, почему ты не смотришь за деревьями?

– О шахзаде, я смотрю, но вот что случилось... – и он рассказывает ему все как было.

– А ты помажь деревья; когда та птица прилетит, излови ее и принеси ко мне.

Садовник делает так, как сказал сын падишаха, и птица прилипает к дереву. Он тотчас же берет ее и приносит во дворец. Шахзаде сажает ее в клетку, а клетку вешает у себя в комнате.

Арабка сразу смекнула, что это за птица. Что ей делать? Она решает прикинуться больной, идет к хеким-баши*, дает ему много денег.

* Xеким – врач; хеким-баши – главный врач.

– Помилуй, хеким-баши, ты, когда придешь во дворец, скажи, что, мол, на свете существует какая-то птица и больная поправится только тогда, когда проглотит ее целиком с перьями и потрохами, – говорит она ему.

Хеким соглашается и берет деньги.

Как только наступает вечер, арабка ложится в постель. Приходит молодец, глядь! – а арабка лежит.

– Помилуйте, госпожа, что с вами случилось, почему вы лежите?

– Захворала, – отвечает та.

Сын падишаха тотчас же велит позвать хеким-баши. Тот приходит и говорит все так, как было условлено с арабкой.

– Только тебе эту птицу не найти, – добавляет он.

– Та птица у меня, – отвечает молодец, приносит ее и показывает хекиму.

– Да, это та птица; тотчас же ее зарежь и, пока она еще теплая, заставь больную проглотить.

Хеким уходит, а шахзаде режет эту птицу, дает арабке, и вот она поправляется.

А случилось так, что одно перо от птички отлетело и застряло в досках лестницы.

Время, приди, время, уйди! Пусть молодец ожидает, что арабка побелеет, а во дворец тем временем приходит какая-то старуха погадать женщинам.

Спускаясь по лестнице, она замечает, будто между досками что-то блеснуло. Она смотрит: перышко, а блестит, как алмаз. Старуха поднимает его, идет домой и засовывает в щель потолка.

На следующий день она опять идет во дворец.

Как только она ушла, перышко спускается вниз и превращается в девушку; она убирает дом внутри и снаружи, стирает, собирает на стол, а затем снова превращается в перышко.

К вечеру старуха приходит домой и удивляется – везде прибрано, выметено, обед сварен, на стол собрано. «Кто все это сделал?» – думает она.

Как бы то ни было, она садится и обедает.

Наступает утро, старуха уходит. Девушка спускается с потолка, снова убирает и готовит, а вечером забирается обратно на потолок.

Приходит старуха, смотрит: опять все приготовлено. Ее разбирает любопытство.

Наутро она делает вид, будто уходит: нарочно открывает дверь, потом закрывает, – а сама прячется. Девушка, думая, что старуха ушла, спускается с потолка и, как прежде, все-все делает, а старуха из того места, где спряталась, наблюдает за ней.

И вот, когда девушка, окончив работу, хочет забраться на потолок, старуха ее хватает.

– Помилуй, дочь моя, кто тебя сюда привел?

– Ты сама меня принесла.

– Что ты, доченька, я тебя не приносила; где же ты находишься, я тебя ищу несколько дней. Кто ты такая?

И девушка рассказывает старухе все, что с ней случилось. Старуха говорит:

– Постой, дочка, я что-нибудь придумаю. Она идет и говорит шахзаде:

– Сыночек, приходи-ка сегодня вечером ко мне в гости.

А так как молодцу опротивела арабка, то он охотно согласился.

Когда настал вечер, он идет в дом старухи. Та велит девушке подать кофе. Шахзаде, как увидел ее, сразу упал в обморок. С трудом они приводят его в чувство.

– Помилуй, сынок, я привела тебя сюда, чтобы ты повеселился, а тебе стало худо. Что это с тобой?

– Смилуйся, матушка, скажи, кем приходится тебе эта Девица?

– Сынок, это моя невольница.

– Да где ты нашла такую красивую невольницу, матушка? Не отдашь ли ты ее мне?

– Она и так твоя.

– Помилуй, матушка, почему моя? Если ты продашь ее, – говорит молодец, – тогда она станет моей.

– Знай, сынок: арабка – ты все ждешь, что она побелеет! – с этой девушкой вот что сделала... – И старуха рассказывает сыну падишаха, что произошло с девицей.

Тогда шахзаде берет девушку и ведет во дворец. Арабке он говорит:

– Что ты хочешь: сорок клинков или сорок лошаков?

– Сорок лошаков, – отвечает арабка.

Ее привязывают к хвостам сорока мулов, бьют их плетьми, они бегут и разрывают арабку на части.

Шахзаде велит обручить с собой девушку. Сорок дней, сорок ночей они справляют свадьбу.

И я, услыхав о свадьбе, пошел; дали мне немного пилаву с шафраном. Когда я шел по дороге, собака с лаем «хар-хар!» вцепилась мне в ногу; я бросил из рук пилав и пустился бежать. Вдруг передо мной выскочила мышь. Пока она прыгала туда-сюда, откуда-то появился араб да давай кричать: «Хватай ее, бей!» Мышь от страха вскочила мне в нос, я чихнул, а араб сказал:

– Да пошлет тебе аллах беду! – и как даст мне по затылку: мне показалось, что небо с овчинку.

Коль ты на свадьбу поспешишь, в нос и тебе залезет мышь!

Было – не бывало, а в прежние времена падишахов было немало. В прежние времена, в решете ли, на дне казана, жил-был один падишах, и у него был сын.

Когда сыну падишаха исполнилось семнадцать-во-семнадцать лет, отец решает его женить. Он подыскивает ему девицу под пару, и их обручают по обычаю падишахов.

Начинают справлять свадьбу. И вот во время свадьбы одной ночью девушка исчезает.

Наступило утро, а ее нет! Ищут там и сям, – о ней ни слуху ни духу! Падишах велит созвать звездочетов; они сыплют песок и сообщают:

– О шах, девушку похитил дэв и унес ее на гору Каф*: собирается выдать ее за своего сына.

* Гора Каф – сказочная гора, которая якобы находится на краю света.

– Как же быть? Кто может туда добраться и привести девушку обратно? – спрашивает падишах.

– О владыка, туда может пойти только сам шахзаде; ни у кого другого на это не хватит сил, – отвечают звездочеты.

Услыхал это шахзаде и сразу стал просить отца отпустить его:

– Пойду освобожу свою суженую из рук дэвов.

– Сынок, ты еще дитя, дэвы проглотят тебя, как один кусок! А тот все твердит:

– Я непременно должен идти; если мне удастся ее спасти – хорошо; нет – другой мне не надо.

Падишах видит, что тут ничего не поделаешь, и отпускает его. Молодец садится на коня и выезжает в путь.

Мало ли едет, долго ли едет, по горам, по долам, по ровному ли месту, с долин – как поток, с вершин – как ветерок, ночует, отъезжает, гиацинты-тюльпаны собирает, курит и кофе попивает, – в один из дней приезжает на вершину какой-то горы.

«Сяду-ка я, отдохну немного», – думает он, слезает с коня и садится под сенью дерева.

И вот он замечает двух змей: одну белую, другую черную; одна старается проглотить другую. Молодец берет камень и убивает черную змею; белая змея отряхивается и принимает образ человека.

– Шахзаде, ты сделал мне добро, спас меня: если у тебя есть какое-нибудь желание – скажи, я все для тебя сделаю.

Сын падишаха остолбенел от испуга, а змея-человек продолжает: '– Не бойся, я сын падишаха-пери. Тебе не будет от меня вреда-а может быть, даже польза.

Молодец понемногу приходит в себя, страх его начинает исчезать, и он принимается рассказывать о своем несчастье.

– Я иду на гору Каф; если можешь, свези меня туда.

– О шахзаде, ездить туда нам не разрешается; я могу доставить тебя только до подножья горы Каф, а дальше ступай сам. Дэвы там очень свирепы: они могут проглотить тебя, как один кусок, но я дам тебе железную сорочку и три стрелы. Пока ты будешь туда ходить, я буду тебя ждать и, если ты вернешься обратно, доставлю тебя в землю твоего отца.

– Очень хорошо, – отвечает молодец, – свези на мое счастье; либо я девушку добуду, либо сам погибну.

Пери подхватывает его и поднимается в воздух, а немного времени спустя опускает сына падишаха у подножья горы Каф; затем он дает ему железную сорочку, три стрелы и говорит:

– Ступай, шахзаде, да будет светел твой путь! Благополучного возвращения!

И вот молодец выходит в путь; через несколько дней перед ним появляется большая горная цепь. Он подходит к ней и, так как очень устал, решает присесть под деревом отдохнуть.

Вдруг он слышит голос:

– Осторожно, сын человека, не наваливайся на меня! Глянул шахзаде – перед ним отвратительный дэв, из пастиего вылетает пламя. У молодца от страха трескаются губы.

– Сын человека, здесь не проходит ни джинн, ни человечий сын: что ты здесь ищешь? – спрашивает дэв.

А шахзаде хоть и боится, да что тут поделаешь! – рассказывает, зачем пришел.

– Если ты со мной подружишься и поможешь мне в моем деле, я тебя доставлю в то место.

– А какое у тебя дело? – спрашивает молодец.

– У дэва, который похитил твою возлюбленную, есть дочь, я ее люблю; семьдесят лет ищу я случая заполучить эту девушку. Один я боюсь идти, ну, а коли твоя невеста там, мы пойдем вместе: и ты свою девушку спасешь, и я свою возлюбленную добуду. Когда мы придем туда, дэвы затеют с нами бой. Возьми эту плетку: если даже они меня и поразят, ты ударишь этой плеткой по моей спине, и я оживу. А там наше дело пойдет на лад.

Сказав это, он подхватывает шахзаде и поднимается ввысь. Вскоре они опускаются на луг, проходят немного вперед, смотрят: колодец, из отверстия его вылетает пламя.

Оказывается, там и было логово дэвов.

Сын падишаха с дэвом подходят к колодцу. Пока шахзаде размышляет, как бы ему спуститься туда, – на дне колодца поднимается какой-то шум. Вдруг оттуда выскакивает дэв, из его пасти сыплются искры.

– Сын человека, я тебя ищу, а ты сам пришел сюда. Нападай!

– Нет, ты нападай! – отвечает молодец.

Так они шумят, спорят, а из колодца снова слышится гул, земля начинает дрожать, будто происходит землетрясение – зынгыр-зынгыр! – и из колодца вылезает семиглавый дракон.

Дракон набрасывается на дэва – друга шахзаде, а сын падишаха продолжает биться с дэвом из колодца; он вкладывает стрелу в лук, пускает ее и попадает прямо в правый глаз своего врага, затем быстрехонько выпускает еще одну стрелу, попадает в левый глаз, а в третий раз прямо в лоб.

Как только стрела пробила голову дэва насквозь, он закричал:

– Сын человека, ты погубил мою душу! – и, как тополь, рухнул на землю.

Шахзаде вырывает меч у него из рук и тут же отсекает ему голову. Оглядывается назад: дракон того и гляди проглотит его приятеля-дэва. Он тут же настигает дракона и одним ударом меча отсекает ему все семь голов. И дракон, как минарет, валится на землю.

Как увидел дэв отвагу своего друга, обнял его и говорит:

– Хвала тебе! Оказывается, ты храбрец; если б ты не подоспел, мне несдобровать. Ну, а теперь наше дело пошло на лад.

И они идут с шахзаде к краю колодца, тут дэв берет его себе на спину, и оба спускаются на дно. Смотрят, а там дверь из железа. Они входят в эту дверь: перед ними большой сад, а посередине – дворец, смотреть на него – глаза слепнут!

Дэв и молодец входят во дворец. Сын падишаха открывает одну комнату, глядь! – а там сидит любимая им девушка.

– Помилуй, о шахзаде, как ты сюда попал? Если этот окаянный дэв тебя увидит, то сразу проглотит, как один кусок.

Лишь только тот сказал: «Ты не бойся, я его уже отправил в дальний путь!» – девица воздает хвалу аллаху; они крепко обнимаются и плачут.

А дэв – приятель шахзаде, рыщет-рыщет по дворцу, находит свою любимую, и они тоже бросаются друг другу в объятия.

Потом они забирают сколько ни есть во дворце золота, жемчугов и драгоценных каменьев, дэв берет в одну руку шахзаде, в другую – девушку, поднимается на воздух, прилетает к подножию горы Каф и оставляет их там.

– С этих пор впредь да пошлет вам аллах счастья и да не будет у вас ни в чем недостатка! – желает им дэв и улетает обратно.

И вот молодец с девушкой сидят там, отдыхают, а тем временем появляется сын падишаха-пери.

– Добро пожаловать! – приветствует он их и взлетает с ними на воздух.

Через короткое время он опускает их прямо на дворец отца шахзаде, а сам поворачивает обратно.

Когда молодец с девушкой неожиданно появляются в комнате падишаха, тот бросается к сыну на шею.

– Добро пожаловать, дитя мое! Я давно по тебе скучаю!

Шахзаде отсылает девушку в харем, а своему отцу рассказывает все, что с ним случилось. И вот падишах отдает приказание, чтобы во всем государстве устраивали празднества. В одну из пятниц молодца обручают, и после праздника свадьбы в сорок Дней, сорок ночей он становится молодым мужем.

Наутро падишах созывает везиров, шейхульислама*, хаджи и ходжей и всех своих подданных, спускается с трона, берет за руку сына, сажает его на свое место и говорит:

* Шейхульислам – высшее Духовное лицо мусульман.

– Вот что: я состарился, уже не могу больше править страной; с этих пор вашим падишахом будет мой сын, согласны ли вы?

А они отвечают:

– Очень хорошо, о падишах, согласны!

Шахзаде жалует всем по кафтану, а из драгоценных каменьев, которые принес из дворца дэва, дает каждому по одному камню.

Все, довольные, расходятся по домам, а шахзаде до самой смерти живет с девушкой и проводит время в радости и наслаждениях.

Давным-давно, в решете, в соломе ли, когда на старом току джинны* дротики метали, жила в богатом доме девушка-красавица. Сказать – не расскажешь, писать – не опишешь, среди прекрасных цветов была дивной розой, среди стройных деревьев – свечой-кипарисом. Глядят на нее люди – взора не отведут... Мать, отец не могли надышаться на нее, берегли от холода, от жары, но, будь проклята злая судьба, не успел молодой соловей сесть на ветку девушки, как судьба постучалась в дверь и унесла в могилу ее родителей. Свалилась на ее голову страшная беда. Горько причитая и взывая к небу, лила она ручьями слезы, но что могут сделать ее руки, чем может помочь ей язык? От раны в сердце – не умирают, спасают от нее только время и терпение, ниспошли нам его всевышний!

* Джинн – в фольклоре стран Ближнего Востока – злой дух.

И вот, слава Аллаху, в один из дней улыбнулось ей счастье: девушка-роза, девушка-красавица стала невестой, а потом и переехала к мужу. Достался ей человек тише воды ниже травы, пальцем никого не тронет, муравья и того не обидит. Работал он в поте лица, и потому все дела по дому лежали на жене.

Она же раньше никогда не видела ни метлы, ни тандыра*. Росла маменькиной дочкой, и руки ее не привыкли к работе, а пальцы к шитью. Вот и покрылся тандыр в ее доме сажей, а все углы паутиной заросли... Правду сказать, на дом стало страшно смотреть. Э-э-э! Ну, а коли противно смотреть на дом, разве будешь любоваться хозяйкой его, хоть она и краше розы?.. Соседи давно уже перестали ходить к ним, а что может сделать муж! Чтобы не нарушать согласия, не лишаться покоя, он ни разу не сказал «грязно, невкусно», терпел, сколько мог, даже словом жену не укорил. Только не станешь же красоту вместо сыра с хлебом есть!.. Пришло время, и муж начал морщить лоб и хмуриться.

* Тандыр – вырытая в земле печь.

Э-э-э! Говорят же – в одном намеке тысяча значений! Разве могла девушка-роза не заметить перемены в приветливом лице мужа? Заметить-то заметила, да что могла сделать? Если бы превратились руки ее в щетку, а волосы в метлу, она навела бы повсюду зеркальный блеск; приготовила бы своему муженьку вкусную еду и вернула на его лицо улыбку. Есть в сердце желание, да в руках нет сноровки! Потому девушка горько горюет, молит небо о помощи:

– О великий Аллах, есть у меня две руки, десять пальцев, да только к труду они не приучены, а коли и возьмутся за какое-нибудь дело, все равно толку мало. Задумаю бровь подвести – глаз выкалываю, за работу примусь – вся перепачкаюсь. Если и дальше так пойдет, пропадать мне. Вся моя надежда на тебя! Ниспошли мне какое-нибудь средство, о Аллах!

И вот, когда в один из дней она, как всегда, возвела руки к небу, в доме вдруг появилась почтенная женщина.

– Девушка-роза, розовая девушка, – сказала она, – что ж ты льешь ручьи слез! Когда ты родилась, и твои пальцы наделил всевышний уменьем, – но ведь и железо покрывается ржавчиной, если его в дело не пускают... Вот кабы твоя покойная мать не носила тебя на груди, словно розу, а приучила тебя к работе, тогда твои пальцы сгодились бы для любого дела! Ты бы дом в цветок превратила, и люди бы тебя уважали, и муж бы тобой гордился. Такого пустяка не знают матери! А вот сейчас твои дела не дают покоя матери и в могиле. Счастье твое, что она была доброй: сироту увидит – накормит, бедного встретит – оденет, не знали бедняки, как благодарить ее, потому-то я и привела к тебе десять пери!

Не успела почтенная женщина и сказать это, как все десять пери одна за другой появились подле нее. Взглянула на них девушка-роза – потеряла сознание, взглянула еще раз – пришла в себя. А почтенная старушка говорит:

– Посмотри на них, дочь моя, все они труженицы, одна лучше другой. Только помни, нельзя их показывать людям, нельзя им видеть белый свет. Сейчас я пошепчу, подую, и каждая из них спрячется в твоих пальцах... Если понадобятся тебе услуги одной из них, ты пошевели тогда пальчиком, и она сделает все, что нужно! Только помни: пери очень проворные, – если ты оставишь их без работы, они убегут от тоски, да так, что ты и не узнаешь об этом. Не прячь больше свои пальцы в кулаке, заставляй их трудиться, не считаясь ни с днем, ни с ночью, и только тогда оценишь ты их по заслугам...

Сказала так почтенная женщина и перебрала один за другим все десять пальцев девушки. «Закрой глаза!» – велела она, и закрыла девушка глаза. «Открой глаза!» – велела женщина, и открыла девушка глаза. Так приговаривая «закрой глаза», «открой глаза», «закрой глаза», «открой глаза», – женщина посадила на каждый палец пери. И когда в последний раз услышала девушка-роза «открой глаза!» и посмотрела кругом, – что бы вы думали? – и почтенная женщина, и пери исчезли.

Девушка-роза не знает, верить ли ей тому, что видела, тому, что слышала...

– О Аллах, наяву все это было или во сне?

И так подумала, и эдак прикинула, но не постигла чуда своим умом... Не прошло и часу, как она опомнилась.

– И чего это я опять бездельничаю, сижу да раздумываю, попробую-ка я поработать, ведь не съедят же меня волки!.. Если та женщина посадила на мои пальцы пери, то это сразу скажется и на уборке, и на обеде...

Сказав так, она повязала фартук и взялась за дело. Стала она шевелить пальцами, как велела почтенная женщина, и десять пери в десяти пальцах всю работу переделали, всю еду приготовили! Как же не поверить чуду! Запрыгала она от радости. Вечером вернулся домой муж. И что же видит? Все изменилось, превратила девушка-роза и дом свой в цветок. Так приятно бедняге-мужу, так легко на душе, смотрит, смотрит и наглядеться не может. А обед, как мускус: никогда в жизни не пробовал он такого, ест, ест, и все есть хочется.

– О роза моего сада, о соловей моего гнезда, – сказал муж, – пусть твои руки, пальцы никогда не знают усталости, да не коснется тебя беда, будь же счастлива и на этом и на том свете! Наконец-то наш дом похож на дом, так уютно и тепло в нашем гнездышке...

С тех пор жили они в радости и веселье, все время улыбались друг другу и говорили только ласковые слова. Их счастье воспето в дестанах*, сами же они достигли своей цели, а мы теперь можем и разойтись.

* Дестан – эпос, эпическое повествование.

С неба еще три яблока упало. Это для тех, кто свой дом, свое гнездо превращает в рай!

Давным-давно в Аксарае* жил имам**. Жена у него умерла и оставила ему трех дочек. А дом у них был большой – сорок комнат. Неудивительно, что вокруг него всегда крутились воры, только никак не могли проникнуть внутрь. Вот как-то один хитрыйвор взял оружие, накинул на голову чаршаф*** и вышел на улицу навстречу имаму:

* Чаршаф- покрывало, которым прежде закрывали лицо турецкие женщины.

– Ох, имам-эфенди*, у меня ни кола ни двора, не разрешишь ли провести эту ночь в твоем доме?

* Эфенди – господин, почтительное обращение.

– Ладно, – сказал имам и впустил вора в дом, а сам обратился к дочерям:

– Детки, я привел вам гостью.

Вор в женской одежде забился в уголок.

– Раздевайся, дитя мое, садись кушать, – говорит имам.

– Я не раздеваюсь, у меня такая привычка, – отвечает гостья. Тут младшая дочь имама стала разглядывать платье гостьи.

«Что-то здесь не то», – подумала она.

– Я пойду в мечеть, а вы отдыхайте, – сказал имам и ушел в мечеть.

Совершив намаз*, он вернулся домой, смотрит – женщина все сидит в углу.

* Намаз – молитва у мусульман; по предписаниям религии, намаз должен совершаться пять раз в день.

– Разденься, – говорит опять имам, но женщина не раздевалась.

Когда все собрались спать, женщина подошла к старшей дочери имама, которая показалась ей глупой:

– Куда вы кладете ключи ночью, после того как закрываете двери?

– Кладем их в сумку, где лежат ложки, – ответила девушка. Младшая дочь этого не слышала. Но когда все заснули, а вор,высунув голову из-под одеяла, стал осматриваться, младшая дочь сразу заметила – она еще раньше угадала в нем вора и только притворилась спящей. Немного погодя вор поднялся с постели, посыпал чем-то спящих, тут же взял ключи из сумки и открыл двери. Он собрал все драгоценности и дорогие вещи и уложил внизу во дворике. Затем он взял кружку воды, вылил у дверей, вышел на улицу и стал свистеть, созывая товарищей. В это время вскочила младшая дочь и подняла крик. Проснулся отец.

– Отец, к нам в дом забрался вор, – говорит девушка. Взяла кружку воды из кувшина и полила у дверей всех соседей. А сами они закрыли ворота дома, задвинули железные засовы и зажгли лампы во всех сорока комнатах.

– Бегайте вниз и вверх, шумите, – говорит младшая дочь сестрам, а сама кричит во все горло.

В это время пришли воры.

– Видно, в этом доме женщина рожает. Кругом горят лампы, люди бегают, кричат. Ты, наверное, ошибся, – говорят они товарищу.

– Да был я в этом доме, уж вещи собрал, – оправдывался тот. Так воры и ушли ни с чем. Утром, когда отец уходил на утреннюю молитву, младшая дочь сказала:

– В кофейне ничего не говори!

Отец обещал. После молитвы пошел в кофейню, видит – в одном углу сидит чужестранец в богатой шубе.

– Имам-эфенди, что случилось у вас в прошлую ночь, что за шум был в доме? – спрашивают имама.

Захотелось ему похвастаться:

– Эх, не спрашивайте, умница моя дочь... Я собственными руками впустил в дом вора, а когда он, собрав вещи, хотел уйти, дочь притворилась роженицей, а я сделался повивальной бабкой. Так и прогнали вора, – стал рассказывать имам.

Вор – а это он сидел в углу – все слышал. Долго он потом старался, – никак не мог войти в дом. Только однажды младшая дочь обратилась к отцу:

– Отец, давайте этой ночью ляжем спать на верхнем этаже.

– Ладно, дитя мое, – ответил отец.

Легли они спать наверху. В полночь вдруг видят: вор подглядывает через щель в потолке. Увидела это дочь, уцепилась за бороду отца и стала приговаривать:

– Отец, какая длинная борода! Вот так борода!

– Длинная, очень длинная! – соглашается отец. Такой крик подняли...

А вор, увидев это странное поведение отца и дочери, опешил. Тут наступило утро, и вору опять не удалось ограбить дом.

На следующий день имам снова пришел в кофейню, рассказывает обо всем. Тут сидящий в углу человек в шубе поднялся и говорит:

– Вот уже второй раз слушаю про сообразительность вашей дочери. Я так восхищен, что хочу жениться на ней.

И дал имаму много золота. Имам взял золото, принес дочери и рассказал ей о случившемся.

– Ах, отец, своими руками отдаешь меня вору! – молвила дочь.

– Что ты, доченька, разве такой богатый человек может быть вором? – не поверил отец и решил выдать дочь замуж за того человека.

На следующий день к дому подъехала повозка, девушку посадили туда и увезли. Девушка выглянула в окно арбы, видит, что они въезжают в какую-то крепость.

Вышла она, спустилась по каменной лестнице вниз и вошла в пещеру. Вдруг видит – перед ней главарь разбойников.

– Наконец-то, негодная, попала ты в мои руки! По капельке буду пить твою кровь! – закричал вор-разбойник, схватил девушку и привязал ее к столбу. – Сейчас разбойники ждут меня, идем грабить, но как только вернусь, выпью твою кровь! – И главарь разбойников вышел.

Стала девушка плакать – да слезами делу не поможешь... Вдруг видит, что веревки ослабли, она дернула и высвободила руку, потом развязала ноги, набрала за пазуху драгоценностей из той пещеры, нашла потайную дверь и выбралась наружу.

Через три-четыре часа вернулся главарь разбойников, видит, что девушка, забрав драгоценности, убежала. Кинулся он ее искать. А девушка, заметив кофейню, стала стучать в дверь:

– Помоги, меня преследуют воры... Спрячь меня скорей!

– Это кофейня воров, я поклялся им, что не впущу тебя сюда, – отвечал хозяин.

– Сжалься, баба*, пожалей меня!

* Баба – букв, «отец», почтительное обращение к старшему, может быть присоединено к имени.

– Дочка, с той стороны дома есть разбитое окно, влезай через него и спрячься, – сжалился хозяин.

Девушка влезла через окно в кофейню и спряталась. Тут вор прибежал:

– Хозяин! Не проходила ли здесь девушка?

– Нет, никто не проходил...

Главарь разбойников вернулся ни с чем... Но он решил отомстить ловкой девушке.

Рано утром девушка прибежала домой и рассказала все отцу. Они закрыли двери и ворота и целых шесть месяцев не выходили из дому, но вот однажды старшая дочь открыла дверь и стала кормить собак. В это время главарь разбойников незаметно проскользнул в дверь, пробрался в дом и спрятался в чулане для угля. Младшая дочь весь дом обыскала и, наконец, заметила в куче угля ногу разбойника. Но она ничего не сказала, а вернулась к отцу.

– Отец, тебе уж пора идти на молитву!

Отец ушел на молитву, а девушка взяла два золотых подсвечника, спустилась в чулан и обратилась к разбойнику:

– Ах, душа моя, любимый мой, разве подобает тебе лежать на таком черном угле?

Она вытащила главаря разбойников из кучи угля, поднялась с ним наверх. А вору понравилась красивая умная девушка, он вошел в комнату и поставил оружие у стены.

Девушка и говорит:

– Ах, мой жених, видишь, как отец меня любит, ни в чем мне не перечит. И обрезание мне сделал, и в школу послал, – да обо всем и не расскажешь!

Растерялся главарь разбойников от этих слов:

– Как ты сказала?! Расскажи-ка насчет обрезания!

Девушка принялась рассказывать, а тут народ, совершив вечернюю молитву, уже возвращался из мечети. Заметив это, девушка стала хлопать в ладоши и кричать:

– Ала, алахей! Ала, алахей!

Народ, думая, что к имаму в дом опять забрался вор, сбежался со всех сторон.

Когда хотели люди схватить вора, тот сказал:

– Много лет я воровал, но никогда не встречал такой смышленой девушки! Ее сметливость заставила меня бросить все. Отныне не буду я больше воровать, а девушка эта станет моей женой.

Отец дал свое согласие, и сейчас же заключили брак, сорок дней и ночей справляли свадьбу.

Так младшая дочь сметливостью и смышленостью сберегла дом отца и достигла исполнения желаний.

В давние времена в Тебризе жил один правоверный по имени Ходжа Ахмед. Много он повидал и много пережил. Был так богат, что если его богатства рассыпать по равнинам и рекам, не вместили бы их ни равнины, ни реки... И был так щедр, что каждый день кормил-поил семь тысяч сирот и одевал тысячу бедняков и при этом спрашивал: "Кого еще?"Готов он был поддержать каждую склонившуюся голову. Но ведь везде встречаются горы, что могут обрушиться...

Аллах послал ему детей – белокурую дочь и златокудрого сына. Имя дочери нам неизвестно, но о черных бровях ее, о стане ее, подобном тополю, о красоте ее слагали дестаны... А сын его Ресул в свои четырнадцать лет стал юношей, крепким и достойным удивления.

Случилось, что у Ходжи Ахмеда сильно заболела голова. Да это только так говорится – голова. Это смерть пришла, а болезнь – видимость!

Несчастный человек горел огнем. Слег и не смог уже больше встать. Не осталось лекаря и мудреца, – всех вызвали к нему, но никто не нашел средства вылечить. Подобно Ферхаду*, пробивали горы, приносили ему холодной ледяной воды. Не помогла она ему, не погасила его жара. И горел он, горел, и каждый день выпадало по одному кирпичу из стены его жизни. Пришел и стал у двери больного ангел смерти в алой одежде и с алыми крыльями. В одной руке держал он чашу с шербетом, в другой – черную бумагу. И нельзя было сказать: «Не буду пить», нельзя было сказать: «Не пойду». Выпил больной напиток смерти, сел на коня смерти и уехал туда, откуда еще никто не возвращался.

* Ферхад – герой тюрскских эпических сказаний о Фархаде и Ширин.

Когда обрушился большой дом и закрылись его ворота, поняли все сироты города, что они сироты, поняли все бедняки, что они бедняки. Не осталось ни одного человека, который не печалился бы и не горевал. Детям умершего мир казался тюрьмой... Никто не мог выдержать, слыша их плач и стоны!

Давайте лучше поговорим о другом.

В этой стране жили сорок негодяев, сорок разбойников. Были они самые скверные из скверных людей. Выучили они все подлости на свете. Знали они то, чего не знает сам шайтан. Могли обернуться, кем хотели. Вырастали несеяные, выскакивали из камней... Обернувшись змеями, они обвивали людям ноги, превратившись в собак, кусали им икры. Лжецы они были, сплетники, воры, хищники. Сундук зла, бедствий и черной лжи. Можно еще столько же плохого сказать о них, и все это будет только правдой.

Работать они не работали, ничего делать не умели; все время проводили в безделье, в беспутстве. Хлеб брали у людей, воду из озер. Так вот и жили.

О, пусть Аллах не даст попасть в такие руки и на такой язык! Руки этих людей дотягивались во все стороны. Каждый день готовили они кому-нибудь западню.

Смерть Ходжи Ахмеда помазала сорока слоями масла хлеб этих сорока негодяев.

В то время как сироты, бедняки города поминали его, говоря: «Закрыл Аллах ворота, которые нас охраняли!» – эти ликовали. «Для нас открылись масляные ворота!» – говорили они. И расставили злодеи ловушку на пути Ресул-бея.

Этот юноша с черной судьбой каждый день между полднем и вечером ходил на отцовскую могилу.

Однажды он там увидел какого-то дервиша в зеленой чалме, с Кораном в руках: читает молитву на могиле. И голос у него благостный, заслушались его все кругом. Не шелохнулись тополи, и птицы не могли взмахнуть крыльями. Даже ветер и тот утих. Приостановились реки, горы и камни внимали словам. Когда дервиш закончил молитву, плюнул, дунул, зашумел снова ветер, потекли реки, заколыхались ветви тополя и полетели птицы, замахав крыльями.

Ресул подумал, что перед ним стоит святой человек. Поклонился и поцеловал ему руку:

– Благослови Аллах твои уста и речь твою, старец, – сказал он. – Обрадовал ты душу моего отца... А ведь те, кто годами толпились у его ворот, не прочитали даже коротенькой суры* из Корана. Ты же, святой человек, пришел и прочитал по нему молитву.

* Сура – глава Корана, священной книги мусульман.

Дервиш в зеленой чалме ответил ему.

– Пусть Аллах продлит твою жизнь, сократив мою. Если тот, кто переменил нашу жизнь на загробную, твой отец, то мне он брат. Каждую ночь вижу его во сне. Говорит он мне: «Ты мой брат, и когда ты так хорошо молишься за меня, то душа моя избавляется от всех мучений». Так кому же читать молитвы по нему, как не мне?

– Тогда давай будем читать молитвы вместе, ты и я. Пусть душа отца не испытывает страданий. Я отныне не буду отрываться от молитвы, – предложил Ресул.

Взял Коран, прочитал его весь, плюнул, дунул, и стало емулегче.

Тем временем наступили сумерки, и они, говоря о том о сем,пустились в путь. Так дошли до дома, Ресул почтительно сказалдервишу:

– Если не сочтешь мою пищу жидкой, а хлеб мой сухим, товкуси, отец, сегодня ужин с нами.

Дервиш был не из простых плутов. Он долго притворно отнекивался, пока не проговорился, что у него-де на свете нет никого,кроме Аллаха.

Ресул стал упрашивать:

– Раз так, то зачем же ты живешь в чужих домах? В нашем доме сорок комнат, и все они пустые. Выбери себе любую и живи там сколько захочешь; и слуг у меня много, чтобы услужить тебе,когда ты устанешь.

Выдававший себя за дервиша забормотал:

– Сын мой, пусть Аллах умножит в тысячу раз твое добро! Пусть превратится в золото все то, к чему притронется твоя рука. Ведь мир этот – караван-сарай в пути. Для того, кто все видел и познал, все равно – очаг или баня, шалаш или дворец... Мне уж ничего не надо в этом мире. Даже султаном Египта я не захотел бы стать. Но раз ты так настаиваешь, то не буду упираться. Ведь главное не в том, чтобы угостить гостя, а в том, чтобы не обидеть, не оскорбить хозяина... Если ты, когда подует над тобой дурной ветер, не превратишь мое жилье в тюрьму, а пищу мою в отраву, то я приду и стану твоим гостем!

Вот как один из разбойников сыграл свою игру и расстелилсвою овчину в доме Ресула.

На другой день, когда Ресул пришел на кладбище, то увидел там странного человека, одетого с ног до головы во все черное.

В одной руке у него был кувшин, в другой – чаша. Он оделял холодной водой каждого проходящего мимо него, а из глаз его непрестанно текли слезы. Протянул он чашу и Ресулу:

– В помин умерших и за здоровье живых выпей глоток воды и ты, сын. А то ведь Ходжа Ахмед на том свете горит от жажды.

У Ресула поднялись волосы дыбом. Не один, а три раза выпил он из чаши и сказал страннику в черном:

– Пусть рука и ладонь твои не испытывают боли, о человек, удостоившийся видеть умерших. Ты видел душу моего отца. А все те, кто годами пил воду из его рук, не вылили даже чаши воды на его могилу. Какой же ты праведник, что орошаешь слезами его могилу и ради спасенья его души раздаешь людям воду!

А тот в ответ:

– Живи и благоденствуй, сын мой. Если лежащий в этой черной земле тебе отец, то мне он кровный брат. За него я готов был умереть, отдать свою кровь, как воду, но он мне сказал: «Умершие ночами горят от жажды. Если живым, которые здесь на земле ищут воды, дать выпить чашу, то освежится и горло умерших. Быть может, сын мой Ресул сам и не догадается об этом. Так ты, кровный брат мой, единственный брат мой, оставайся жить после меня и для спасения души моей утоляй жаждущих». И вот теперь я выполняю свой долг и даю воду прохожим. Что же делать моей руке, как не давать воду для спасенья души умершего, и для чего мне глаза, как не для того, чтобы оплакивать его?

– Не тебе плакать надо, старец, а мне, чтобы мой отец не горел от жажды. Не воду кувшинами надо раздавать, а все добро, имущество, всю жизнь отдать за него, – воскликнул Ресул и, взяв кувшины, стал с печалью бить себя в грудь, проливая из глаз потоки слез. И до самого вечера раздавал он воду прохожим.

Когда стемнело и не стало прохожих, они, говоря о том о сем, отправились в путь.

Ресул предложил страннику:

– Если не сочтешь слишком жирным или пустым мой суп, то поужинай в этот вечер со мной.

Странник же, тая свою алчность и хитрость, некоторое время отнекивался. Но между прочим заметил, что никто его не ждет и что он ночует и живет, где придется.

Ресул обрадовался:

– Раз так, то зачем тебе ходить по чужим домам? В моем доме сорок комнат. В одной из них живет дервиш, такой же, как и ты, друг моего отца. Знает только Коран и молитвы. Когда Аллах посылает нам соседей, то пусть дает только таких! Займи соседнюю с ним комнату и живи, сколько тебе захочется. А слуг у меня достаточно, чтобы принести к твоим ногам пищу и воду.

Кровный братец его отца ответил ему так:

– Пусть Аллах продлит твою жизнь, исполнит все твои желанья. Никакого богатства не нужно мне в этом мире. Мне хватит половины лепешки, чтобы насытиться. И даже этого много. Хлеб с солью или сладкий пирог, лохмотья или кашемир – для меня все равно. Не согласился бы я сейчас взять даже казну самого Гаруна*. Но раз ты так настаиваешь, то я не хочу тебя обижать. Знай, что главное не в том, чтобы пригласить в гости, а в том, чтобы почитать и угощать как следует. Если ты будешь слушать меня, уважать мой нрав, то останусь я у тебя.

* Гарун – Харунар-Рашид, арабский халиф из династии Аббасидов, известный сказочный персонаж, олицетворение богатства и власти.

Вот так вошел в дом Ресула второй прихлебатель и постелил там свой коврик.

Но не буду затягивать рассказ.

После того Ресул каждый день находил кого-нибудь на могиле отца. Один подавал милостыню нищим, другой оделял бедняков халвой. Каждый из них сыграл свою игру, и за сорок дней все сорок постелили в доме Ресула свои овчины. И куда девались те, кто говорил о своем безразличии к голоду и сытости! С утра до вечера без конца накрывались столы. У поварихи подол был охвачен огнем, варила она котлы за котлами, носила, выносила ковши, а управляющий, подсчитав расходы, поразился. Да и в самом деле, если бы котел был на весь мир, и то разве хватило бы его на столько ковшей?

Но не думайте, что это все.

В четверг все сорок (вместе с Ресулом их было сорок один) посетили могилу Ходжи Ахмеда. Когда после троекратного чтения Корана они собрались уходить, один из них, взяв Ресула под руку, сказал:

– О султан мой, уже несколько дней, как хочу я сказать тебе кое-что, но все не могу решиться. В ночь под праздник Мевлют* я не мог уснуть. Вспомнил о добродетелях покойного – заплакал, вспомнил его благородный род – заплакал... Два глаза мои стали как два источника. Но вдруг напал на меня сон. Спал я или не спал, понимал или не понимал, не знаю. Внезапно предо мной предстал Ахмед-паша, весь в сиянии, в лучах, и он так посмотрел на меня! «О святые дервиши, – сказал он, – вас сорок. Сорок дней вы молились о моей душе. Все сорок из сорока пар глаз проливали слезы на мою могилу. Старались вы, чтобы я спал спокойно. И особенно сын мой, роза моя, соловей мой, не переставал лить слезы все дни, всю свою жизнь. А ведь так он скоро может зачахнуть. И тогда опустеют мой дом и очаг... Я пожил на свете, испытал, что мне было уготовано. Так предоставьте отныне меня Аллаху и займитесь моим Ресулом; мать же его пусть охраняет своим крылом дочь мою, еще не знающую жизни». И ты,

* Мевлют- день рождения Мухаммеда.

Ресул, чьим рабом, жертвой являюсь я, прислушивайся к этим словам. Ведь мир по-прежнему стоит на месте, не Ходже Ахмеду о нем думать. Все мы путники на этой дороге. Придет очередь и нам. Но до этого времени зачем нам омрачать свои дни и не стать исцелителями самих себя? Ведь каково приходится злосчастным отцам, что отдают своих взрослых детей черной земле? И еще скажу: излишняя грусть, излишнее горе наше только опечалят душу умершего. Оставим же печаль, скорбь под этими черными, мрачными тополями и обратим взоры на эти луга, полные цветов и свежих трав. Приобщимся же к миру, в котором мы живем.

Много слов вроде этих напел дервиш Ресулу.

И так они увлеклись беседой, что повернули в другую сторону от дома, а остальные тридцать девять разбойников за ними. Когда Ресул поднял голову, то увидел сады и цветники. Посреди сада – бассейн, а по ту сторону бассейна – дворец. Вокруг росли тюльпаны и гиацинты, дивно благоухая. Соловей, сидя на ветке | розового куста, пел грустные, печальные песни. Скажи только: «Чыт», как ветка сломается, скажи только: «Пыр», как птица встрепенется и улетит. Но Ресул не видел розы, не слышал соловья.

Не дотронулся до ветки, не коснулся соловья. Все сорок рассыпались на все стороны, словно телята, выпущенные из хлева, а он сел под дерево отдохнуть. Но тут же заметил в траве фиалку.

Так печально она склонила головку и так низко опустила свои листья, что, казалось, о чем-то грустном, тяжелом задумалась. Пожалел ее Ресул. Встал и, оголившись над цветком, сказал ему:

– О фиалка, мой цветок, о чем ты горюешь? Если ты сиротливее розы, то я совсем одинок. Пусть птицы распевают в своих гнездах, а мы с тобой будем лить слезы.

Фиалка послушала жалобные речи Ресула, посмотрела на него и заплакала. И вот, когда они так плакали, к юноше подошел один из тех сорока. Скривив лицо, он сказал:

– Эй, Ресул-бей! Такую даль прошли мы только для того, чтобы успокоить, развеселить тебя, обрадовать душу твоего отца. А ты плачешь и над травой, и над щебетом. Выходит, все, что ты видишь, только увеличивает твою печаль. Если так пойдет дальше, то спасенья можно ждать только от Аллаха. Мы сделали все, что могли, больше нам делать нечего. Пути наши расходятся, мы не хотим из-за тебя грешить.

Эти слова вонзились в сердце Ресула как пуля.

– О благословенные, – сказал он скорбно, – вы правы. Но я ничего не могу с собой поделать! Так велико мое горе, что не берут у меня его ни ветер, ни поток. Ведь я для того, чтобы отец мой спокойно лежал в земле, ушел из тех мест, оставив свои горе и скорбь под черными тополями. Но вот посмотрите – мои горе и скорбь ушли оттуда раньше меня и ожидали меня подле фиал-ки Не успел я еще отдохнуть, не успел утереть слезы, как они уже |меня нашли. Что же мне делать с моей тоской? Уж не бежать ли |мне в горы? Не броситься ли в воду? Тогда дервиш смягчил свою речь:

– Султан мой! Если ты хочешь сбросить печаль, то не кидай-'ся в воду и не беги в горы, а лишь смотри на эти сады и ты увидишь их такими, какие они есть. Это не розы смеются и не фиалки плачут. Это все твое сердце, плачущее и смеющееся. Попробуй-ка ты рассмеяться хоть через силу и увидишь, как начнешь смеяться уже от души. А засмеешься ты – засмеются и розы; засмеются розы – соловей начнет воспевать радость.

Сказав это, он подхватил Ресула и привел его к бассейну.

И увидел Ресул, что сорок разбойников уже приготовили пир прямо на лугу, на траве. Все там было, кроме птичьего молока. Пока Ресул изливал свое горе, они отправили на рынок самого | ловкого на руку и быстрого на ногу разбойника.

Там он передал купцам от Ресула краткое приветствие и его наказ дать все, что потребуется. Счет велел записать на стене. И вот теперь стол ломился от всякой еды и сластей. А как мог Ресул, который ни о чем не знал, узнать об этом?

Удивившись, он спросил, откуда все это взялось. Ему ответили:

– О султан наш, Аллах щедр. Это он все послал своим рабам. Садись-ка ты за этот стол святых. Приступим к трапезе у бассейна.

И так они пировали, так пировали, что простодушный Ресул чуть не проглотил язык.

Каждый вечер, только стемнеет, они шли в этот самый сад святых.

Отклонялась печаль и рассеивались горькие мысли, но из какой мельницы на все это шла вода? Ресул ничего не считал, не подсчитывал... Думал, что отцовскому наследству конца нет. Поддавшись пороку негодяев, он истратил все деньги. Наступил черед имущества.

Все было распродано: не осталось ни земли, ни скота, ни домов, ни бани, ни мельницы. Остался только старый дом. Ресул не решился продать его и выгнать на улицу и мать и сестру. Взявшись за голову, Ресул сказал себе:

– Видно, святые испытывают мое терпенье. Но терпеть больше нельзя. Сегодня вечером я расскажу им про свои дела. Пусть краснеет мое лицо. Они дадут мне благой совет!

Так решил он и ожидал встречи с ними. Но никто не пришел к нему, никто не спрашивал его. Стал всюду искать, обыскал все дома, все кофейни. В одной из кофеин увидел Ресул тех, что выдавали себя за дервишей. Увидел их и не поверил своим глазам. Разве это были те самые дервиши? Все они скинули свои овчины, колпаки и были вооружены с ног до головы. Ничего не понял Ресул, бросился к ним:

– О святые люди, что же это такое? Сидевший на главном месте сказал ему:

– Эй ты, юноша, знай, что говоришь, и умей придержать свой язык. И впредь не принимай каждого, кто носит бороду, за отца. Мы не святые. Нас зовут Сорок Разбойников, и мы хищники этих гор. Если хочешь остаться целым, убирайся сейчас же отсюда вон!

Побледнел, затрясся Ресул. Выбежал оттуда и воскликнул:

– Что выпало на мою долю? Те, кого я считал дервишами, оказались разбойниками. Они разграбили все мое богатство. Как мне сейчас взглянуть в лицо матери и сестре? Нет, лучше умереть. К ним я больше не могу вернуться.

Ресул пустился в путь. Бродил, как Меджнун*, от одной горы к другой. Поведал свое горе ветру – тот отвернулся, рассказал о своей печали потоку – тот не захотел слушать его. «Может, птицы пожалеют меня», – подумал он и обратился к ним, но птицы даже не посмотрели на него.

* Меджнун – герой арабских народных легенд, олицетворение несчастного влюбленного.

Шли дни за днями. Вы спросите: «А что же он ел, пил, блуждая в этих горах?» Какая еда может быть там? Ведь не на каждой ветке зреет плод и растет айва. Найдет Ресул травку, поест травки, а если и той не встретит, тогда кору дерева грызет.

Пробирался раз Ресул через кустарник. Над ним раздалось карканье вороны: «Гак!» – и из ее клюва выпал кусок хлеба. Дрожащей рукой Ресул подобрал его. Поцеловал, приложил ко лбу. Затем съел его, оросив вместо катыка* слезами. Увидев это, заплакали ангелы и пожалел его сам Аллах.

* Катык – приправа к хлебу, обычно маслины с луком.

С тех пор Ресула преследовал запах хлеба. Не говорите с пренебрежением о «запахе хлеба». Это ведь запах поля, запах земли! Это запах дома, семьи, запах родительского очага!

Но не будем затягивать рассказ. Ресул наконец пришел в себя и смог поразмыслить о своих поступках:

– Разве это достойно, из-за стыда бросить мать и сестру и бродить по горам? Что мне скажут люди, если, отдав все богатство этим негодяям, я заставил мать и сестру нищенствовать?

Вместо того чтобы бросать их одних в это трудное время, мне надо было работать и помочь им залечить раны.

Сказал так Ресул, и захотелось ему тут же полететь к родным как птица. Но где крылья, где сила? У Ресула уже не было сил сделать ни шагу. К тому же, думаете, легко идти по горам, проходить по ущельям? И чего только он не вынес, пока шел по этим путям, где птица не пролетит, караван не пройдет! Но вот добрался он до своего города. Рынок, лавки уже была закрыты, улицы пусты. Никого не встретив, он дошел до своего дома. Но где дом? На дверях висел черный замок, старый дом плакал кровавыми слезами.

Весь мир обрушился на голову Ресула... Не буду я о нем больше говорить, не спрашивайте и вы меня. Ведь горе одних людей другим кажется сказкой.

Но уж раз вы хотите услышать еще несколько слов, то вот они:

– Не переходите ни одну реку, не узнавши броду. Держитесь дальше от озера, в котором не видно дна. Пусть эти слова станут драгоценной серьгой вашего уха, тогда не попадетесь вы под гнев сорока везиров и не придется вам испить яду сорока разбойников. Будете жить, веселиться и достигнете исполнения своих желаний.

Во дни какого-то времени жил бей, и у него был сын по имени Искандер. Когда ребенку исполнилось шесть-семь лет, отец отдал его в учение. И вот мальчик ходит в школу, читает, пишет, обгоняя всех своих товарищей.

Однажды, когда его отец и мать сидели в саду, на одно из деревьев сел соловей и начал петь. Бей стал удивляться соловьиному пению:

– Кто знает, о чем рассказывает эта птица в своей песне?

А мальчик, оказывается, понимал птичий язык и говорит своему отцу:

– Я знаю, о чем поет соловей, но вам не скажу.

– А почему не скажешь?

– Вы рассердитесь... вот почему.

– Нет, дитя мое, не рассержусь; ты скажи, мне хочется знать.

– Соловей говорит, что когда я вырасту, то будто бы стану падишахом, и ты будешь поливать мне воду на руки, а мать будет держать полотенце.

Как услыхала мать такие слова, рассердилась.

– Погляди-ка на этого негодяя, о чем он думает! Он будет падишахом, а мы будем его рабами! – сказала она и затаила злобу против мальчика.

Время шло, но слова сына не давали матери покоя. Однажды она заявляет мужу:

– Я не люблю больше этого мальчишку. Глаза бы мои на него не глядели! Убей его – от такого ребенка добра не будет.

Напрасно муж убеждает ее: «Душенька, ведь это – ребенок, что ты обращаешь внимание на его слова? Как я убью собственное дитя?» – женщина стоит на своем:

– Если ты его не убьешь, я сама себя убью. И сколько муж ни уговаривал ее:

– Ох, душенька, да разве это возможно? Соберись с умом! – переубедить так и не смог.

Тогда он велит сделать сундук, берет сына и со словами: «Пусть хоть глаза мои не видят его смерти!» – сажает ребенка в сундук. Забив гвоздями крышку, он несет сундук к морю и бросает его туда.

И вот сундук, качаясь-качаясь на волнах, сталкивается с кораблем. Капитан велит спустить лодку и принять его на корабль. Лишь только открыли крышку, глядь! – внутри мальчик восьми-десяти лет. Его вытаскивают и спрашивают: "Кто тебя бросил в море?"И ребенок все рассказывает.

Капитан берет его в каюту и везет с собой. Плывут они, плывут и в один из дней подплывают к какому-то городу. Там его покупает везир той страны.

И вот в то время как мальчик пребывал в рабстве, падишах как-то раз велит призвать того везира и говорит:

– В дворцовый сад повадились летать вороны; каждый день прилетают, орут, мне надоел их крик. Наверное, у них есть какое-нибудь дело. Вот если бы нашелся человек, понимающий птичий язык, он бы узнал, что им нужно, а я бы того человека сделал моим любимцем, да и дочь бы свою за него отдал.

– Хорошо, о падишах! Ведь мир не пуст, может быть, мы и найдем такого человека. -С этими словами везир встает и уходит.

Вечером он приходит домой. Во время ужина везир рассказывает обо всем своей жене. А Искендер, почтительно стоявший перед ним, услыхал это и говорит:

– Эфендим, если ты меня завтра сведешь к падишаху, я расскажу ему, о чем говорят вороны.

– Иди вон отсюда, оборванец! Это не твоего ума дело, – закричал на него везир, а мальчик отвечает:

– Помилуй, эфендим, попробуй, сведи разок.

«А может быть, он и на самом деле что-нибудь понимает», – думает везир и соглашается.

Прошла ночь. Как только наступило утро, везир ведет его во дворец.

– О шах! Вот, оказывается, этот мальчик понимает птичий языкПадишах посылает ребенка в сад; прилетают вороны и опять начинают спор. Послушав их, мальчик поворачивает обратно и идет к падишаху.

– О султан, я понял слова птиц: это спорит ворон с вороной. В какое-то время в стране настал голод. И вот ворона, чтобы спасти себя, бросила птенцов и улетела, а ворон остался заботиться о них – кормил и растил птенцов. А потом, когда пришло изобилие, явилась ворона и опять захотела сесть в гнездо. Вот они и пришли к тебе, чтобы ты их рассудил.

– Раз так, гнездо принадлежит тому, кто смотрел за птенцами; у вороны нет никаких прав, – решает падишах.

Ребенок идет и передает решение падишаха воронам; лишь только они услыхали это, прр! – и улетели.

Увидел это падишах и очень удивился мудрости мальчика, позвал его к себе и спрашивает:

– Как твое имя?

– Мое имя – Искендер, – отвечает тот.

Падишаху понравился умный ребенок: он бы и рад выполнить обещание и обручить с ним дочь, но мальчик слишком мал, и потому он оставляет его жить во дворце, пока тот подрастет.

Лишь только Искендер освободился от рабства, как снова пожелал учиться; он прочитывает все, что было нужно, и вот уже не находится ходжей, которые могли бы его учить.

Тогда мальчик просит у падишаха разрешения отправиться в Арабистан, и тот дает свое согласие, однако велит ему вернуться ровно через три года. Искендер собирается в дорогу, примыкает к одному каравану и отправляется в Арабистан.

Караван останавливается на ночлег в одном хане*, и мальчик пишет падишаху Арабистана прошение, в котором просит принять его во дворец для учения. Падишах соглашается и дает ему чин главного ключника во дворце.

* Xан – постоялый двор.

И вот мальчик достигает своего желания и проводит время нощно и денно в учении. А что до службы, то на его обязанности было, оказывается, приносить каждый день на ужин поднос с едой для падишаха и для его дочери.

В те дни прибывает сюда один шахзаде; он тоже подает шаху прошение и просит разрешения учиться. Падишах и его принимает, дает ему чин привратника во дворце.

Этот мальчик-шахзаде и Искендер живут, как братья.

Однажды, когда Искендер был занят другим делом, ужин для дочери падишаха понес шахзаде. Лишь только он увидел девушку, влюбился в нее, словно у него была тысяча сердец, и сразу заболел.

– Помилуй, брат мой, что с тобой случилось? Отчего ты заболел? – спрашивает его Искендер, а шахзаде отвечает:

– Я и сам не знаю, что у меня за болезнь.

– Ага, понимаю, – ты, наверно, влюбился в дочь падишаха, – догадывается Искендер.

Парень немного смутился, но так как Искендер был ему как брат, то ничего от него не скрыл, рассказал обо всем и залился слезами.

– Не горюй, братец, – успокаивает его Искендер, – я за тебя и жизни своей не пожалею; уж конечно, мы найдем какой-нибудь способ.

С этими словами он выходит оттуда, идет на базар, покупает у золотых дел мастера бриллиантовое кольцо за десять тысяч золотых и приносит дочери падишаха.

– О султанша, этот перстень дарит тебе шахзаде. А девушка спрашивает:

– Ну, а с какой целью он прислал мне такой подарок? Искендер рассказывает ей, что молодец влюбился в нее и поэтой причине заболел. Девушка рассердилась.

– Если ты еще раз скажешь мне такие слова, я передам их отцу и велю голову тебе отсечь, – говорит она и не принимает кольца.

Искендер уходит. На следующий день он покупает за двадцать тысяч диадему, вместе с ужином подает ее девушке, а сам бросается ей в ноги.

– Пощади, султанша! Будь милостива: шахзаде от любви к тебе чуть не помирает, жалко ведь! – умоляет он ее.

У девушки сердце смягчилось, но она не подает виду.

– Если ты еще раз произнесешь такие слова, я непременно нажалуюсь отцу, – грозится она.

Искендер опять уходит. А на третий вечер он, подав кушанье, вытаскивает кинжал, приставляет его к дому души своей и произносит:

– О султанша! Или подай мне добрую весть и я отнесу ее сыну падишаха, или я заколю себя этим кинжалом.

Девушка испугалась, что он и вправду себя заколет.

– Ступай, пусть это будет ради тебя; пойди передай ему поклон; когда захочет, пусть придет ко мне.

Лишь только она это сказала, повеселевший Искендер отправляется к своему другу.

– Братец, радостная весть! Девушка в конце концов смилостивилась, дала разрешение: можешь идти к ней, когда захочешь, – говорит он.

Услыхал такую новость шахзаде и словно никогда и болен-то не был! Не прошло и двух-трех дней, как он стал ходить в комнату к девушке. Она тоже в него влюбилась, и так каждый день они стали встречаться.

После этого проходит довольно много времени.

Однажды Искендер получает весть от своего падишаха: «Пора возвращаться, будем справлять свадьбу».

Искендер говорит об этом падишаху Арабистана, получает разрешение на отъезд и прощается с шахзаде; они бросаются друг другу на шею и обмениваются перстнями.

– Теперь ты остаешься один; смотри никому не рассказывай, что встречаешься с девушкой, а не то плохо тебе будет. – Так советует ему Искендер и, расставшись с шахзаде, отправляется в путь.

Мало ли идет, долго ли идет – в один из дней прибывает в город своего падишаха, посылает весть о том, что приехал, и падишах устраивает ему торжественную встречу. Искендера отводят во дворец; в тот же самый день падишах велит обручить с ним свою дочь, и начинается свадьба.

Пусть справляют свадьбу, а мы перейдем к шахзаде.

Оказывается, что на дочь падишаха посматривал сын везира. Каким-то образом он узнал, что молодец встречается с девушкой, и только ждал удобного случая донести об этом падишаху.

И вот как-то раз на приеме шах стал хвалить Искендера, а сын везира, воспользовавшись этим, возьми и скажи:

– О падишах, за что ты его хвалишь? Уж не за то ли, что он свел дочь твою с шахзаде и этим сбил ее с пути?.

Падишах страшно разгневался.

– Это что за разговор? – спрашивает он.

И сын везира все ему рассказывает. Падишах тотчас велит позвать шахзаде.

– Я слыхал о тебе много плохого; если это правда, – знай: тебе снесут голову!

Шахзаде сразу догадался, в чем дело.

– Упаси аллах, о падишах мой, я не совершил никакой подлости. Это все клевета моих недругов.

Так говорил он, однако сын везира стал с ним спорить, и они начали ссориться друг с другом. Падишах велит им замолчать:

– Коли вы не можете миром решить свой спор, назначьте день, чтобы сразиться друг с другом: кто кого положит на землю, тот тому и снесет голову. Вынести другого решения я не могу.

Шахзаде соглашается, но берет отсрочку на сорок дней. Что ему делать? Он хорошо знает, что сын везира сильнее его. Раздумывая об этом, молодец посылает весть девушке. Та опечалилась, а потом вдруг вспомнила об Искендере.

– Тут только Искендер может помочь. Отправляйся, расскажи ему все: как он скажет, так мы и сделаем. Но смотри непременно возвращайся ко времени.

И вот шахзаде пишет бумагу, как будто бы она пришла от его отца: он-де сильно болен и вызывает сына к себе – несет эту бумагу к падишаху и показывает ему.

– Отец мой заболел, да и стар он; дай мне позволение поехать к нему, я хоть еще раз повидаю его глазами этого мира, а потом снова приеду.

– Хорошо, – отвечает ему падишах, – но через сорок дней ты должен быть здесь; не приедешь – пеняй на себя!

– Слушаюсь! – отвечает молодец.

Он выходит от падишаха, тут же садится на коня и отправляется в путь; летит, как птица, и в один из дней приезжает в страну, где находится Искендер. Там он останавливается в хане и велит позвать своего друга.

А что до Искендера, то у него как раз на следующий день кончалась свадьба, и он должен был как муж войти к дочери падишаха.

Лишь только он услыхал о том, что приехал его друг, сразу же пришел, и тот рассказал ему, в чем дело.

– Научи меня уму-разуму, и я поеду обратно, чтобы не пропустить назначенный день, – говорит он и начинает плакать.

Как увидел Искендер эти слезы, начал его успокаивать:

– Молчи, братец, не терзай себя. Ради тебя я и от падишахской дочери откажусь. Снимай-ка с себя свои одежды: я их надену, а мои надень ты. Иди во дворец и стань молодым мужем вместо меня. Тебя не узнают, потому что мы похожи друг на друга. А я поеду вместо тебя, проучу сына везира. Всемогущий аллах даст всему этому делу благополучный конец.

С этими словами они обмениваются одеждами, и шахзаде идет во дворец – никто ничего не замечает.

А Искендер тем временем садится на коня и со словами: «В страну Арабистан!» – летит, словно птица, и в один из дней прибывает туда.

Он проходит прямо во дворец к падишаху, целует землю.

– Вот, эфенди, я прибыл. Хоть отец мой еще и не поправился, но чтобы не волновать души твоей, я оставил его больным и приехал.

Падишах принимает его за шахзаде:

– Хвала тебе, сын мой, ты сдержал свое слово. Я верю, что сказанное про тебя – клевета, но чтобы закрыть людские рты, выйди на поединок с сыном везира.

Искендер целует землю, выходит от падишаха, приходит к себе и посылает дочери падишаха весть о своем прибытии.

На следующий день выходят они с сыном везира на поле; схватились раз, два, а на третий Искендер взял сына везира за пояс и, словно тыкву, бросил на землю; голова его ударилась о камень и разбилась на куски – он так и остался на месте бездыханным.

– Хвала тебе, сын мой, ты молодец. Живи у меня во дворце. Хоть падишах и говорит все это, Искендер отвечает:

– О падишах, я оставил отца больным, отпусти меня: я съезжу домой и тотчас вернусь.

– Очень хорошо, – говорит падишах и отпускает его. Искендер, не задерживаясь ни на миг, снова садится на коняи отправляется в обратный путь.

Теперь перейдем к девушке и шахзаде. Он ведь остался вместо Искендера. Когда окончилась свадьба, шахзаде входит к невесте как молодой муж, а когда наступает ночь, кладет посреди постели большой меч. Таким вот образом молодец и девушка проводят ночь.

Девушка рассердилась. «Я Искендеру не понравилась, потому он так и сделал», – подумала она и в душе затаила против него злобу.

Едва прошло после этого несколько дней, приезжает Искендер, тайком посылает весть своему другу, и они встречаются в уединенном месте. Тут они опять обмениваются одеждами. Искендер идет во дворец, а шахзаде уезжает в Арабистан.

В ту ночь Искендер, ложась спать, не положил, конечно, меча на постель: лег с девушкой, и они достигли своих желаний. Наутро девушка спрашивает у мужа, почему прошлые ночи он клал между ними меч.

– У меня был траур, вот почему, – коротко ответил Искендер.

Время, приди, время уйди! Вскоре приходит смертный час падишаха, он умирает; вместо него на престол вступает Искендер.

Он проводит время в радости и веселье, но жена не может забыть обиды, нанесенной ей мужем, и ждет удобного случая отомстить ему.

Однажды, улучив подходящее время, она всыпает в шербет яду и дает Искендеру выпить.

Искендер выпил шербет и не может понять, что с ним сталось. Однако он вскоре находит лекарставо и, правда, спасает себя от смерти, но на всем теле у него появляются нарывы, открываются раны.

Хекимы и ходжи лечат его всеми способами, однако ничто не помогает. Тогда везиры низводят его с трона. Искендер не может больше оставаться в той стране и уходит куда глаза глядят.

Идет он, идет, приходит в Арабистан. Слышит, что шахзаде, его друг, взял за себя дочь падишаха. «Пойду туда, может быть, он найдет от моей болезни какое-нибудь лекарство!» – думает Искендер и идет ко дворцу.

Он просит разрешения войти, но ни один из привратников не позволяет ему даже близко подойти к двери. Он просит, молит:

– Вы хоть пойдите по крайней мере к падишаху и скажите, пусть он ради Искендера допустит меня к себе.

Привратники, сжалившись над ним, идут и докладывают падишаху, а шахзаде, лишь только услыхал «Искендер», приказывает:

– Впустите его, пусть войдет!

И вот Искендер входит во дворец; кто ни встретит его, бежит в сторону.

Как бы то ни было, он предстает пред очи падишаха, глядь! – а падишах сидит и ест кушлук. Тогда он отходит в сторонуи ждет.

Падишаху приносят шербет со льдом. Так как Искендеруочень хотелось пить, то он просит:

– Смилуйтесь, из любви к Искендеру дайте мне шербету. Слуги, которые были там, стали ему выговаривать. Но сынпадишаха велел наполнить шербетом свою чашу и сам подал ее Искендеру. Выпив шербет, Искендер положил в чашу перстень и подал ее обратно.

Как увидел шахзаде перстень, сразу узнал.

– Как попал этот перстень в твои руки, или ты – Искендер? – спрашивает он.

А Искендер не может сдержаться: начинает рыдать и рассказывает о всех несчастьях, которые одно за другим свалились на его голову. Они обнимают друг друга, а слуги только диву даются.

И вот – не будем затягивать! – шахзаде велит созвать хеки-мов, сколько их ни было в стране, но никто из них не может найти лекарства от его болезни.

Так как сын падишаха очень любил Искендера, то он ночь и день думал о том, как бы ему помочь.

Однажды во сне ему явился дервиш и сказал:

– Лекарство от болезни Искендера в твоих руках: ступай завтра на охоту, навстречу тебе выбежит лань, ты схвати ее и зарежь своей рукой; затем помажь ее кровью раны Искендера, и через три дня все пройдет.

Шахзаде просыпается; еще с ночи он делает приготовления к охоте, а утром спозаранок выходит в степь. Бродит он, бродит, глядь! – на берегу речки стоит лань и пьет воду. Тогда он ставит западню, лань попадает в нее; молодец перерезает ей горло, собирает стекающую кровь в сосуд, приходит к Искендеру и натирает ему все тело той кровью. Так он оставляет его на три дня. На четвертый посылает Искендера"баню.

Помылся Искендер, смотрит: все его раны зажили. Он приходит к своему другу такой чистый, словно только что на свет появился. Оба они радуются.

Пожив еще несколько дней, молодец собирает воинов, они идут вместе с Искендером в его город и в несколько дней захватывают престол. Искендер снова становится падишахом. Шахзаде велит обручить Искендера со своей сестрой, а сам после праздника свадьбы отправляется в Арабистан.

К у ш л у к – время между восходом солнца и полуднем, здесь – завтрак.

Прошло какое-то время, и Искендер вспомнил о своих родителях.

Он берет с собой одного-двух придворных, отправляется в город своего отца и останавливается на ночлег у него в доме. После еды отец приносит ему таз, льет на руки сына воду, а мать держит полотенце.

Как увидал это Искендер, заплакал, – бросился на шею матери и отцу и открыл им, что он их сын.

Потом Искендер берет их с собой, приводит во дворец, и они до самой смерти живут вместе и весело и радостно проводят свою жизнь.

Все они сошлись друг с другом, сойтись бы и нам с теми, кого мы любим!

Было или не было, – жил в давние времена один хакан. Как-то шел он по своему дворцу, зашел на кухню и видит – сидит молодая красивая девушка, лук чистит. Подошел к ней хакан, а она и внимания не обращает, продолжает работу. Очень понравилась девушка хакану. Ничего не сказал ей, поднялся в свои покои и крикнул одну из невольниц:

* Xакан – правитель из тюркской династии.

– Иди на кухню и приведи ко мне девушку, которая чистит лук, – сказал он.

– Сейчас привести? – спрашивает невольница.

– Нет, сначала отведи ее в баню, пусть вымоется хорошенько, а потом приводи ко мне.

Невольницы повели девушку в баню, выкупали, одели в красивое платье и привели к хакану.

– Какая разница между твоим положением сейчас и тогда, когда ты лук чистила? – спрашивает хакан.

А девушка в ответ:

– Счастье мое такое, хакан!

Хакану не понравились слова девушки, и приказал он отвести ее обратно на кухню – снова лук чистить.

Прошло немного времени, и хакан вспомнил красивую девушку и опять пришел на кухню. Девушка по-прежнему работала. Ничего не сказав ей, он опять велел невольницам:

– Выкупайте девушку и приведите ко мне! Девушку выкупали, нарядили и привели к хакану.

– А сейчас есть разница? – спросил он.

– Таково веление судьбы, – отвечает девушка. Хакан рассердился, позвал слуг:

– Отберите у этой девушки одежду и бросьте ее головой в море, – приказал он.

Тут же бедняжку раздели и бросили в море.

Но когда девушка барахталась в воде, оказался рядом с ней старый рыбак и спас ее. Одел он ее в старые штаны и куртку – другой-то одежды у него не было – и спрашивает:

– Кто это тебя ограбил и в море бросил?

– Хакан! – отвечает девушка. Рассказала она все старику и спросила:

– Баба, как тебя зовут?

– Тали-баба*, – отвечает рыбак.

* Тали – по-турецки «счастье», «судьба».

– Значит, быть мне твоей дочерью, а ты будь моим отцом! – сказала девушка.

– Хорошо, – согласился Тали-баба.

Привез рыбак девушку в свой домик на острове, стали они там жить. Старик обрадовался, что бог послал ему эту девушку. «Это моя судьба», – говорил он. Девушка ухаживала за своим названым отцом, готовила ему, шила, стирала...

Однажды пошла она в долину, чтобы накопать белой свеклы, стала разрывать корни, вдруг нож задел какую-то железную крышку. Девушка с любопытством открыла ее и увидела каменную лестницу, опускавшуюся под землю. Она ничуть не испугалась и, сказав: «Это – моя судьба!» – спустилась вниз. Видит – перед ней много разных комнат, вошла она в крайнюю из них, а комната полна драгоценностей. Она быстро набрала за пазуху золота, алмазов, изумрудов, яхонтов и вернулась домой. Пришел старый рыбак домой, увидел перед девушкой груду алмазов, яхонтов, изумрудов...

– Это – моя судьба! – говорит девушка.

– Твоя судьба, видно, большой клад, – смеясь, ответил старик.

Продав эти драгоценности, они построили на острове красивый дворец, наняли слуг. А в городе девушка открыла дом, где в полдень и вечером бедняков кормили обедами. Все полюбили новую богачку за то, что она всем помогала.

До хакана дошли слухи о чудесном дворце и красоте его хозяйки. Однажды, взяв с собой шахзаде, он сел в лодку и приплыл на остров. Тут его встретили Тали-баба и девушка. Взглянул ха-кан на девушку и сразу узнал: это ее он приказал бросить в море.

– Как ты построила этот дворец? – спрашивает хакан.

– Судьба моя, хакан! – отвечает девушка.

– Ты, верно, девушка с большим добрым сердцем, поэтому судьба и стала твоим другом... Будь счастлива! – говорит хакан.

А шахзаде тем временем не спускал глаз с девушки... Начали их тут угощать, подали всякие редкие кушанья. Даже у себя во дворце хакан не ел ничего подобного. Позавидовал хакан, хотел опять сделать девушке что-нибудь плохое, но сын помешал этому.

– Эта девушка – моя судьба, дорогой отец! – молвил он. – Отец, я полюбил эту девушку и должен жениться на ней.

– Судьба твоя, сын мой! – ответил, смеясь, отец. Поблагодарил шахзаде отца, сообщили девушке... Девушкасразу дала согласие. И вышла замуж за сына хакана. На острове и во дворце сорок дней и сорок ночей справляли они свадьбу и достигли своего счастья.

В старые времена жил бей* Гермен. Был у него в этом мире один-единственный сын. Прошло время, он вырос, стал высоким, стройным, как кипарис, юношей, таким большим вырос, что даже во дворце ему было тесно: день с ветки на ветку соколов гоняет, на другой – мчится по горам за газелями. Так проводя время, радовал он отца и мать.

* Бей – богатый, уважаемый человек; господин.

Но однажды вернулся он во дворец задумчивым и невеселым... С тех пор затворился в своих покоях и все сидел, не двигаясь, подперев голову руками.

Попробуй-ка ты быть матерью, попробуй-ка ты быть отцом, стерпишь ли ты тогда?.. Гермен-бей то одно делал, то другое – ничто не помогает. Наконец, сам ли догадался или ему посоветовали, решил разослать во все стороны фирманы*:

* Фирман – шахский или султанский указ.

«Кто объяснит горе моего сына, кто найдет лекарство для его излечения, клянусь Аллахом, тому я, не вмешиваясь в его загробную жизнь, на этом свете дам все, чего он пожелает».

Не осталось ни одного повелителя злых духов, ни одного колдуна, волшебника и хранителя тайн – все приходили. Становились по правую сторону от сына бея, по левую сторону, пытались заставить его заговорить, но напрасно – ни одного слова не проронили его уста. Все добивались, но ничего не могли сделать и уходили, не получив награды, покрыв позором свои имена, – ничтожными людьми оказались.

И по-прежнему сын бея молча сидел около решетчатого окна, погруженный в черные думы. Под его окном даже птица не смела пролетать. Но однажды какая-то старуха, спрятав голову под мышку, пробралась и начала, нарушая уважение к черной печали сына бея, бегать у него перед глазами взад и вперед. У сына бея закипело все внутри, и он крикнул:

– Послушай, женщина, ты не боишься потерять голову? Что ты ищешь здесь?

– Не спрашивай, сынок, не спрашивай. Лучше бы мы, женщины, рождали камни, чем становиться матерями наших детей. Есть у меня единственный сын, настоящий бродяга, дикая перелетная птица. Выходит из двери – забывает дорогу домой. Занимается он пустыми делами. «Свадьба твоя, пирушка моя», – твердит он, сам ложится, укладывая того, кто хочет спать, увязывается за тем, кто кочует... У меня язык уже не поворачивается вечно твердить ему, что он бездельник, гуляка. Ни советы, ни наставления не помогают, только смеется... Но что поделаешь? Честь моя, стыд мой, не продашь ведь, не убьешь его... Не буду, сынок, испытывать твое терпенье, – один человек, зная, отчего поседела моя голова, пожалел мою старость, посоветовал: «Почтеннейшая матушка, есть старинное средство. Отыщи такого, кому опостылела жизнь, возьми у него из вены семь капель крови, разбавь медовым шербетом, который настаивался семь дней, и напои сына. Одна из его семидесяти двух вен впитает в себя шербет, и в один из семидесяти двух дней он согнет колени и сядет у твоих ног». И вот, сынок, в поисках я обошла все кругом, всюду побывала, но, кроме тебя, никого не нашла. Смею ли я просить, дай мне семь капель крови, и ты станешь таким, словно семь раз посетил Каабу*.

* Кааба – храм в Мекке, к которому совершают паломничества мусульмане.

Сын бея вдруг очнулся и спросил:

– Откуда ты знаешь, что мне надоела жизнь? Мать непутевого сына продолжала:

– О молодой джигит, я человека узнаю по глазам! Иначе в такой день, как сегодня, стал бы ты сидеть один за этой решет-кой! Тебя и связанного не удержали бы: ведь сегодня день невест! Сейчас там в саду брось иголку, и та не упадет на землю – народу, как песку в пустыне, а ты здесь – тебе опостылел мир... Бей-заде* одеваются в атлас и не очень сочувствуют бедам других. Но если ты хочешь оказать милость и не пожалеешь семи капель своей крови, я семь ночей буду молиться за тебя. Аллах и тебе пошлет успокоение печали.

* Бей-заде – сын бея, аналогично русск. «барчук».

Слова эти, метко попав в цель, пробудили в юноше желание поделиться горем. А было так. Однажды он заснул у источника. Недаром говорится, источники не пустуют: в лицо ему засмеялся дервиш, а глазам представилась пери. Если сравнивать ее с веткой – то с веткой кипариса, если с розой – то с самой благоуханной! Из рук друг друга пили они вино, головы их закружились. Не помнил бейзаде, ни чей он сын, ни своего имени, позабыл о своем доме, о своем крае... Вот почему теперь ножом не раскроешь ему рта, почему погружен он в черные думы.

Сын бея бросился к ногам старухи:

– Сама видишь, матушка, кому же скорбеть, если не мне! С того дня все мне постыло. Ты принадлежишь к тем, кто познал жизнь и умеет заглянуть в душу. Как мне узнать, пришла ли в сад невест та неверная, что сжигает мне сердце? Если ты откроешь мне это, дам тебе за такое счастье не семь, а семьдесят капель моей крови...

А ей говорили: «Эх, старуха, никто уже не поможет сыну бея, ни колдун, ни чародей». И вот видите, с какой стороны занесла она меч и куда вонзилось его острие! Глаза ее блеснули, когда она узнала все, что нужно было узнать:

– Сынок, рот твой еще пахнет молоком. Кто не пойдет в сад невест, пусть не идет – так им и надо. Туда повалили все от мала до велика, там и пылкие, там и опьяневшие. Ты тоже, пока не зашло солнце и женатые не вернулись домой, а деревенские к себе в деревню, сходи и посмотри, повесели душу. Если встретишь свою, накинь ей на голову платок, расшитый по краям, к другой не подходи!

Сказала она это, подняла его на ноги, а сама побежала к его отцу.

– Радостная новость, величайший из беев, приятная новость! Найден источник печали, которая мучила твоего сына. Его тоска – тоска соловья, тоска соловья – тоска по розе. Если есть хоть капля лжи в моих словах, пусть петля обовьет мне шею.

Сообщила она это и заторопилась уходить, но Гермен-бей не поверил:

– Эй, женщина, ты гладко говоришь, но я не могу подобрать ключа к твоим речам. В чем же источник печали?

– О мой великий бей, что же здесь непонятного? Я раба, слуга, а не ясновидец и не повелитель злых духов. Иногда камень, которого не видишь, рассекает голову. Я выведала все у сына бея, будто из масла волос вынула. Пойми же, твой сын-соловей увидел во сне девушку, пленился ею, его горести в этом. Теперь от тебя нужен фирман, а исцеление придет из сада невест... Опечаленная раба твоя разбирается только в страданиях.

Гермен-бей наконец понял, наградил женщину и отпустил ее с пожеланиями благополучия. Велел огласить фирман. Ослушаться нельзя: все, кто был и кто не был в саду невест, прошли перед сыном бея. Ты посмотри только на милость Аллаха – его возлюбленная оказалась сиротой, без отца и без матери. Увидел он ее – потерял сознание, взглянул еще раз – пришел в себя, вынул свой расшитый платок и накинул его на голову девушки.

Не будем затягивать речи, чтобы не грешить и не утомлять ваши головы. Устроили свадьбу. Молодые, став друг для друга желанными, связали свою судьбу и зажили одной жизнью.

О, как давно это было! От того времени сохранились лишь тени обычаев... Если нет сада невест, то раз в год матери матерей дочек и матери матерей сыновей приводят своих внуков к реке Чаглак. Теперь в этот день не принято девушкам на выданье прятаться от мужчин, они разгуливают свободно. Здесь же расхаживают и юноши в поисках своей судьбы. Кому суждено, те и встречаются. Теперь не набрасывают на голову расшитых платков, как это делал сын бея, но до наступления сорока дней толкут сахар, пьют шербеты. А на головы наших красавиц сыплют просо.

Давным-давно, когда верблюд был глашатаем, в решете ли, в соломе ли жил один богач князь по имени Али-бей. Не было у него ни жены, ни матери, а было только две невольницы. Пораздумал как-то Али-бей и решил, что так дальше не может продолжаться: нужно жениться.

Пошел Али-бей на невольничий рынок и купил красивую девушку по имени Дильфирип. Он привел ее в свой дворец и женился на ней. Они очень любили друг друга.

Прошли годы, пролетели месяцы, правитель другой страны начал войну против Али-бея. Али-бей, перед тем как идти на войну, поручил свою жену самому честному и верному из своих приближенных – Исмаил-аге.

– Жену и дворец доверяю тебе, сделай так, чтобы она не чувствовала моего отсутствия, – сказав это, Али-бей вскочил на коня и уехал на войну.

А Исмаил-ага, увидев в первый раз Дильфирип-ханым*, сразу же влюбился в нее. Стал он думать, как бы еще раз ее увидеть. В это время в дверь постучали, вошел гонец и передал письмо от Али-бея. Взял Исмаил-ага письмо, видит, в нем написано: «Доехали до места». Исмаил-ага обрадовался, что нашелся предлог увидеть Дильфирип-ханым, побежал к ней в комнату и отдал письмо.

* Xаным – госпожа, обращение к замужней женщине.

Дильфирип-ханым очень обрадовалась, вышла к нему. А Исмаил-ага думает: «Лицо Дильфирип-ханым закрыто, я не могу хорошенько разглядеть ее. Спрячусь-ка за тахту, а когда она вечером будет раздеваться, насмотрюсь вдоволь». И он, словно шайтан, заполз за тахту.

Войдя к себе в комнату, Дильфирип-ханым подумала, что Исмаил-ага ушел, заперла дверь, сняла платок, села у окна и задумалась о муже. В этом раздумье сомкнулись ее веки, и она незаметно заснула. Исмаил-ага, вдоволь насмотревшись на нее, вышел из-под тахты, побежал к двери, видит – дверь заперта. Отпер он ее и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Через некоторое время проснулась Дильфирип-ханым. Увидела открытую дверь, позвала служанку и спрашивает:

– Когда я ложилась спать, закрывала дверь на замок-теперь она открыта. Может быть, я позабьша, сама оставила ее открытой?

– Нет, дорогая ханым, когда мы хотели принести тебе в комнату воды, дверь была заперта, – сказала одна из невольниц.

Выслушала это Дильфирип-ханым и тут же потребовала к себе Исмаил-агу.

– Ах, Исмаил-ага, только уехал Али-бей, а в дом уже заходят воры. Я закрывала дверь на замок, а она открыта, что это значит?

Тогда Исмаил-ага приказал слугам выйти и, встав на колени перед Дильфирип-ханым, сказал:

– Дорогая ханым, отныне мое сердце принадлежит тебе. Словно шайтан, спрятался я под тахтой, а когда выходил, оставил дверь открытой... Нет больше Али-бея – выходи замуж за меня. Со мной тебе будет лучше, чем с Али-беем.

Дильфирип-ханым рассердилась:

– Убирайся прочь, подлая собака, жаль, что Али-бей поручил меня тебе, убирайся отсюда! – закричала она.

– Берегись, могу сделать тебе много зла, – сказал Исмаил-ага.

– Что можешь, то и делай. Но с этой минуты, чтобы я тебя не видела, – ответила Дильфирип-ханым и прогнала его.

Когда Исмаил-ага удалился, Дильфирип-ханым написала письмо мужу, отдала его начальнику охраны Ахмед-аге и велела отвезти Али-бею. Но не успел Ахмед-ага выйти, как его схватил Исмаил-ага, отнял письмо, разорвал, а вместо него дал ему другое. Ахмед-ага, ничего не поняв, отвез письмо Али-бею. Только прочитал Али-бей письмо, чуть с ума не сошел.

Исмаил-ага писал, что не может больше отвечать за Дильфирип-ханым, так как у нее был какой-то мужчина. Али-бей, получив это горькое сообщение, в гневе ответил письмом:

«Немедленно бросьте Дильфирип в темницу».

Как только Исмаил-ага получил письмо, он прибежал в комнату Дильфирип-ханым:

– Вот, получил от твоего мужа письмо, бросим тебя в темницу! Еще пожалеешь о своем отказе! – сказал он.

Но Дильфирип-ханым не испугалась, ответила:

– Я сказала тебе, делай что хочешь! – И пошла в сопровождении Исмаил-аги в темницу.

В темнице Дильфирип-ханым давали только кусочек хлеба да кружку воды. И вот в этой страшной тюрьме, в одном из темных углов родила она сына, подобного сияющему светилу. Однажды невольницы, беспокоясь за свою госпожу, пришли к двери темницы и стали просить тюремщика:

– Сжалься, тюремщик, милый тюремщик, разреши хоть минутку поговорить с госпожой, а мы тебе дадим горсть золота. –

Сказав это, они вложили в руку тюремщика несколько золотых монет.

– Если узнает Исмаил-ага, нам несдобровать, – говорит тюремщик, – но что делать, не могу устоять перед золотом!

Открыл дверь, впустил девушек в темницу. Девушки сразу бросились к своей госпоже, стали целовать ей руки, лицо.

– Бедная наша ханым, что за несчастье выпало на твою голову? Мы хотим тебе помочь!

– Ничего у меня не осталось на этом свете! Расскажу вам все, что со мной случилось! – И она рассказала им все, потом попро- сила у девушек клочок бумаги, написала завещание и попросила спрятать его.

Одна из невольниц спрятала завещание в косах.

Девушки попрощались с Дильфирип-ханым, пообещали передать завещание Али-бею и вышли из темницы.

А Исмаил-ага, узнав, что Дильфирип-ханым родила ребенка, написал Али-бею еще одно письмо:

"Жена твоя родила ребенка от одного из мужчин, посещавшего дворец. Что делать с младенцем?"А между тем ребенок был от мужа.

Когда Али-бей получил это письмо, он еще больше рассердился и написал ответ: «Отныне нет мне до нее дела, а наказание ее – смерть. Это поручи палачам!» – И он вручил письмо начальнику охраны.

Получив письмо, Исмаил-ага очень обрадовался. Он прибежал в темницу и приказал старшему тюремщику:

– Позови двух палачей!

Когда тюремщик пошел за палачами, Исмаил-ага вошел к Дильфирип-ханым и прошипел:

– Не хотела меня любить – будешь наказана, отрубят голову и тебе, и ребенку.

– На что способен, то и делай! – отвечает ему Дильфирип-ханым.

Пошла она впереди палачей. Долго ли шли, коротко ли, долины и горы прошли, пришли к большому обрыву. Один из палачей приказал Дильфирип-ханым:

– Ну-ка, клади голову на пень!

Тут Дильфирип-ханым бросилась палачам в ноги и стала умолять:

– Я еще молода, жить хочу, хочу рассказать про подлость предателя Исмаил-аги, сжальтесь!

Один палач обернулся к товарищу и говорит:

– Много я отрубил голов, никогда не чувствовал жалости а сейчас жаль мне ее...

– Что ты! Берегись, не гляди на ее красоту! А то вместо ее го ловы полетит твоя, – ответил другой палач и поднял пала*.

* Пала – род сабли с коротким широким клинком.

Дильфирип-ханым обхватила ноги палача и опять стала молить:

– Пощади, не убивай меня, глава палачей! Тогда и другой палач сжалился:

– В таком случае снимай рубашку- мы окрасим ее кровью и отнесем Исмаил-аге, – сказал он.

– Вы мужчины, я женщина, как мне снять рубашку? По-звольте мне раздеться за тем кустом, – попросила Дильфирип.

Один из палачей говорит другому:

– Видишь, если бы это была дурная женщина – разделась бы при нас. Видно, Исмаил-ага злоумышлял против нее...

Отдала Дильфирип-ханым рубашку палачам, они дорогой убили зайца и вымазали рубашку его кровью.

Когда палачи пришли во дворец, сразу же поднялись к Исма| ил-аге и, показывая окровавленную рубашку, сказали:

– Отрубили ей голову, а окровавленную рубашку принес-ли тебе.

– Ах вы негодяи! Убили такую красавицу да еще окровавленную рубашку принесли. Чтобы я больше вас не видел и имени не слышал!

Посмотрели палачи друг на друга:

– Какой подлый человек! Хорошо, что не убили девушку, со спокойной душой уходим из дворца.

А Дильфирип-ханым, когда палачи ушли, заглянула в пропасть и увидела внизу реку, по берегам которой раскинулся зеленый луг. Она очень обрадовалась:

– Судьба моя! Помоги мне спуститься вниз! – И, прижав ребенка к груди, стала спускаться. Через два-три часа очутилась она у подножия горы. Видит, лежит под скалой молодой джигит.

Подбежала к нему Дильфирип, спросила:

– Что с тобой случилось?

– Вышел я с товарищами на охоту, – говорит джигит, – а они позавидовали мне, выстрелили в спину и бросили здесь. Принеси мне воды, красавица!

Дильфирип побежала к роднику за водой, но когда вернулась, юноша был уже мертв.

Она оделась в одежду юноши, а его похоронила. Потом срубила несколько деревьев, построила себе домик.

А пока Дильфирип-ханым устраивалась в той долине, во дворце Исмаил-ага, хвастаясь, что убил красавицу, накрыл стол, начал пить, веселиться. Напился пьяным и давай всех ругать, крик на весь дворец поднял.

А владыка замка Али-бей между тем думал: «Может, я напрасно велел жену убить?» И решил поехать и посмотреть, что творится в его дворце. Вскочил на коня, вихрем примчался домой и, войдя во дворец, услышал голос Исмаил-аги, который с кубком в руке кричал:

– Эй, эй!.. Это я убил красавицу, что теперь делать?

Али-бей заподозрил неладное. Пошел он на шум, видит, Исмаил-ага сидит, ракы* пьет. Заметил своего хозяина Али-бея, задрожал, с места вскочил.

* Ракы – род водки, большей частью изготовляется из винограда, но также и из других фруктов.

– Я оставил тебя здесь, чтобы ты охранял дворец и честь моей жены, а не для того, чтобы ты пил ракы и кричал, – сказал Али-бей и приказал слугам: – Немедленно бросьте этого негодяя в темницу...

Двое слуг схватили Исмаил-агу за руки и повели в темницу. Али-бей позвал невольниц и приказал им обо всем рассказать. Одна из девушек вытащила спрятанное в косах завещание Дильфирип-ханым и отдала его Али-бею. Прочитал Али-бей завещание, побелел как свеча от ужаса:

– О горе мое! Я погубил и жену, и себя! Потом он обратился к невольницам:

– Пойдемте, девушки, вместе искать Дильфирип-ханым. Может быть, найдем ее могилу...

Мало ли шли, много ли, горы, долины прошли, наконец, преодолев тысячи трудностей, пришли к обрыву, где должны были отрубить голову несчастной. Али-бей посмотрел в пропасть и крикнул:

– Эй, девушки! Смотрите – там стоит домик... Давайте спустимся и расспросим того ребенка...

Начали они спускаться; Дильфирип-ханым увидела их, посмотрела внимательно и думает: "Ах, как похож этот человек на Али-бея! Видно, мне стали призраки являться..."А Али-бей в это время думает: «До чего похожи глаза этого мальчика на глаза моей Дильфирип-ханым...» Подошли к домику, тут Дильфирип-ханым сразу узнала Али-бея.

– Мой дорогой Али, мой дорогой Али! – воскликнула она и побежала ему навстречу.

В это время за ее спиной послышался другой голос:

– Матушка, куда ты, зачем ты идешь к этому человеку, он тебя «хап» – и съест, останусь я без мамы, – плакал мальчик.

Дильфирип-ханым начала успокаивать ребенка, который, кроме своей матери, никогда людей не видел:

– Не бойся, дитя мое, это твой отец!

Тут Али-бей побежал к мальчику, обнял его, и все вместе вернулись во дворец. Жена все ему рассказала, и Али-бей приказал привести Исмаил-агу и спросил:

– Чего бы тебе хотелось: сорок ножей или сорок мулов?

– Сорок ножей – в спину врага, а мне давай сорок мулов: на одном – поехать, остальных – продать, – ответил Исмаил-ага.

Тогда этого изменника и негодяя привязали к хвосту мула. Мул бежит – и он бежит, пока совсем не изнемог и не разметал его мул по степи на клочки. А Али-бей, Дильфирип-ханым жили в согласии во дворце, пока не упало с ветки четыре яблока: одно – рассказчику, одно – слушателю, одно – писателю и одно – переписчику.

Один старый нищий, когда бродил по дорогам с сумой, прося милостыню, всегда повторял: «Что посеешь, то и пожнешь».

Однажды постучал он в дверь деревенского богача. Вышла жена богача и, увидев нищего, попросила его чуть-чуть подождать, а сама вернулась в дом. Немного погодя она подошла к двери с теплой лепешкой в руках, протянула ее нищему и сказала:

– У нас сейчас нет хлеба, прими эту лепешку, а в следующий раз дам тебе то, что просишь.

Получив милостыню, старик поблагодарил и отправился своей дорогой. Прошел всю деревню и на дороге увидел юношу, который жалобно стонал. Нищий спросил, что с ним. Юноша рассказал, что он путешествовал по далеким краям и теперь, возвращаясь с чужбины, совершенно обессилел от голода и не может продолжать путь.

Старик сжалился над юношей, протянул ему теплую лепешку, полученную в деревне у жены богача, посоветовал отламывать и есть понемногу и пошел своей дорогой.

Пусть старик продолжает свой путь, а мы вернемся к молодому путнику.

Съев кусок мягкой теплой лепешки и немного оправившись, юноша поднялся и отправился в деревню. Пройдя немного, он сел и опять съел кусок лепешки. Через несколько минут юноша почувствовал сильную боль в животе. Но, стиснув зубы, падая и вновь поднимаясь, добрел он до деревни и вошел в свой дом. Боль настолько усилилась, что юноша начал стонать, биться и кричать: «Ой, мать, умираю!» Встревоженная мать стала спрашивать сына, что он ел, что пил. Юноша с трудом рассказал матери о том, что он целыми днями голодал и вдруг недалеко от деревни один старый нищий дал ему теплую лепешку.

Обезумела мать от этих слов, начала рвать на себе волосы. Оказывается, это она подала старому, несчастному нищему отравленную лепешку.

Теперь оставим их, пусть ищут средство спасти сына, и вернемся к старому нищему...

Он дошел до другой деревни. С протянутой рукой он шел по деревне и время от времени повторял вещие слова:

– Не рой другому яму, сам в нее попадешь.

Жил некогда богатый человек, который давал своим батракам по куску хлеба утром и, сказав: «Обед я сам принесу», – исчезал на целый день, а батраки должны были работать до позднего вечера голодными.

Один хитрый батрак, узнав про такие повадки богача, пришел к нему и попросил работы. Хозяин нашел его крепким и сильным и принял на поденщину. Потом позвал слугу и велел подать батраку завтрак.

Батрак поел, а затем предложил хозяину:

– Хозяин, дай-ка я сразу съем и обед, убытка вам от этого не будет. Не придется нести обед в поле, да и я буду работать без передышки.

Хозяину понравились слова батрака, он решил, что ему и впрямь так выгоднее, и охотно согласился. Батрак с удовольствием пообедал. Затем повернулся к хозяину и сказал:

– Хозяин, не пойду-ка я вечером ужинать, не стану терять времени, пусть уж мне сейчас подадут и ужин, так нам обоим будет лучше.

Хозяин и тут согласился. Батрак же, съев все, что ему принесли, спросил:

– Господин мой, что вы делаете после ужина?

– Как так, что делаю? – удивился хозяин. – Спать ложусь. Батрак низко поклонился и сказал:

– Вот и спасибо, хозяин, пойду-ка и я посплю.

Бекмес – загустевший виноградный сок. Каймакам – уездный начальник.

Жил один богатый бей. У него была семья из шести человек: жена, два сына, две дочери да он сам. Однажды бей получил в подарок жареного гуся и захотел разделить его между всеми по справедливости. Но никто из его домашних не мог справиться с таким трудным делом. Тогда слуга бея, бедный крестьянин, сказал, что он может разделить гуся так, как хочет бей. Тот согласился. Крестьянин прежде всего отрезал гусю голову и протянул ее бею:

– Мой господин, ты глава этой семьи, и, конечно, голова гуся по праву принадлежит тебе. Бери ее на здоровье!

Потом отделил крестец гуся и говорит жене бея:

– Госпожа, ты ведь основание этого очага! Пожалуйста, возьми свою долю.

Затем он оторвал крылья гуся и отдал дочерям:

– Девушки, вы завтра или послезавтра улетите из своего дома. Вам нужны крылья!

Наконец, повертев гуся, он отломил ножки и поднес их юношам:

– Вам же, чтобы следовать по пути родителей, нужны ноги.

А напоследок умный крестьянин сунул гуся под мышку и улыбнулся:

– С вашего разрешения, это моя доля. Бей спросил:

– Что же это за справедливость? Крестьянин ответил:

– О бей, мясо всегда доставалось вам, а кости – нам, беднякам. Пусть же хоть раз будет наоборот.

Когда-то крестьянин, нагрузив осла двумя бидонами бекмеса* для продажи, направился в ближайший город. Когда он дошел до окраины города, ему навстречу вышли два жандарма и строго спросили: – Эй, дядя, что у тебя в этих бидонах?

– Что там может быть? Везу немного бекмеса для продажи, – ответил крестьянин.

Жандармы не поверили. Они открыли крышки и стали переливать бекмес из одного бидона в другой. И попал туда целый рой мух. Поэтому крестьянину не удалось, продать бекмес. Что он мог сделать? Пошел к каймакаму* и пожаловался на жандармов. Но каймакам счел крестьянина глупцом и сказал ему:

– Эй, дядя, в твоем деле нет и крупинки вины жандармов. Главные виновники тут – мухи. Их-то и надо наказать!

Крестьянин, притворясь простаком, спросил:

– А как же можно их наказать, господин? Каймакам улыбнулся:

– О, это совсем легко. Сейчас я напишу и вручу тебе указ. С моим указом можешь уничтожить любую муху, где только ее увидишь. И никто даже волоса твоего не посмеет коснуться!

– Благослови тебя Аллах, – ответил крестьянин, – дай-ка посмотреть на указ...

Каймакам с важным видом вывел на бумаге какие-то каракули и протянул ее крестьянину. А когда крестьянин засовывал бумагу за пазуху, он заметил на щеке каймакама муху. Крестьянин поднял руку и залепил крепкую оплеуху каймакаму, а потом, показывая на мертвую муху, сказал:

– Вот и уничтожил одну из них!

Было – не бывало, а у человека печали было не мало. Когда-то у одного кади была дочь, и была она очень некрасива да к тому же еще и придурковата. А напротив жила бедная девушка, которая ходила к ним в дом прислуживать. И вот в один из дней мимо дома кади проезжал сын падишаха, увидел он ту девушку и влюбился в нее так, словно у него была тысяча сердец.

Вернувшись во дворец, шахзаде идет к своему отцу и просит:

– В таком-то месте я видел одну девушку, сосватай ее мне в жены.

Падишах соглашается и посылает свою султан-ханым смотреть девушку.

Узнала об этом жена кади и подумала: «Если султан-ханым увидит нашу дочь, она ей не понравится, надо показать соседскую девушку».

Она тут же подзывает ее и говорит:

– Доченька, поди-ка сюда, мы тебя принарядим и покажем султан-ханым вместо нашей дочери.

– Хорошо, – отвечает девушка, – только пойду спрошусь у матери; если она позволит, я приду.

Мать дает свое согласие, девушка возвращается, тогда ее пышно наряжают, и она становится так же хороша, как четырнадцатилетняя луна.

Не будем затягивать! Вместо уродливой дочери выводят соседскую девушку, и она нравится султан-ханым больше, чем можно было ожидать.

Султан-ханым возвращается во дворец и рассказывает падишаху:

– Совсем такая, как мы хотели. Возьмем ее по закону.

– Постойте, ну-ка я еще разок туда съезжу, присмотрюсь получше, – говорит шахзаде.

И кади посылает весть о том, что к нему едет сын падишаха. Кади идет и сообщает об этом своей жене.

А жена думает: «Что ж нам делать? Надо опять показать соседскую девушку».

– Ой, доченька, иди-ка сюда, – зовет ее, – мы тебя опять принарядим – сын падишаха собирается пожаловать к нам. А платье, которое ты надеваешь, мы тебе подарим, да еще и денег дадим в придачу.

– Хорошо, – отвечает девушка, – только подождите, я пойду спрошусь у матери. Если она позволит, я приду.

Мать соглашается:

– Ступай, доченька! Что бы ни было, нас от этого не убудет. Тем временем жена кади прячет свою дочку в шкаф и наказывает ей:

– Сиди здесь. Когда придет шахзаде, мы выведем к нему дочь соседки, а ты все примечай да подслушай, о чем они будут говорить. Может быть, он даст что-нибудь девушке в подарок, так ты подсмотри!

Соседская девушка выходит навстречу сыну падишаха и почтительно останавливается перед ним. Смотрит молодец на девушку, а она за то время, что он ее не видел, в тысячу раз стала краше.

Юноша просит у девушки попить, та приносит стакан с водой и подает ему. Молодец пьет, затем снимает с пальца золотой перстень и опускает его туда. Девушка берет стакан и видит в нем перстень: она незаметно вынимает его и прячет. Потом шахзаде встает и уходит.

А дочь кади, сидя в шкафу, крепко заснула и ничего не [...?]

И вдруг в то время, когда надо было уже начинать свадьбу, падишаху пришлось собираться на войну. Однако шахзаде не пускает отца.

– Батюшка, пока я жив, незачем тебе идти на войну, я пойду вместо тебя, – говорит он, сразу собирается и вместе с войском выступает в путь.

А жена кади между тем дарит бедной девушке обещанное платье, дает немного денег, и та остается этим очень довольна.

Однажды, когда девушка прислуживала, как всегда, в доме кади, хозяйка предлагает ей поесть, а та отказывается:

– Не знаю, что такое, у меня последние дни душа не принимает никакой еды.

Услышав такие слова, жена кади решает, что неспроста: «Она, наверно, затяжелела от шахзаде, потому у нее и нет аппетита».

Что делать? И женщина тотчас же отправляет свою дочь к прислужнику кади Селиму. Проходит девять месяцев и десять дней, и у дочери кади рождается мальчик. Кади с женой тотчас дают знать падишаху, что у шахзаде появился сын.

Падишах разгневался:

– Фуй, что это значит, прежде чем заключить брак, сходится с девушкой!

Как бы то ни было, окончив войну, молодец возвращается домой. Падишах и говорит ему:

– У тебя, оказывается, мальчик! Шахзаде так и остолбенел.

– Откуда у меня может быть мальчик! Я всего два раза видел эту девушку, но ничего не делал! Стой, пойду-ка я погляжу, что это за ребенок.

Сказав так, он идет в дом кади, смотрит: на постели лежит какая-то безобразная девка, а около нее мальчик, такой же, как она.

– Черт возьми! Да я эту девку не видел и не знаю, – рассердился сын падишаха и пошел вон оттуда.

А соседская девушка приметила, как он шел к кади, и стала просить своего отца:

– Дорогой батюшка, придумай, что хочешь, но только приведи шахзаде к нам в дом на чашку кофе!

Отец выходит на дорогу и лишь только замечает, что молодец идет обратно, начинает упрашивать его:

– Прости, о сын падишаха, во имя твоей молодости зайди ко мне в дом выпить чашку кофе.

Молодец не может устоять перед его просьбой и идет к нему в дом. Только хотел подняться наверх, глядь! – у двери стоит де-| вушка, которую он принимал за дочь кади.

– Пожалуйте, мой шахзаде! – встречает она его и делаеттеменна.

Юноша проходит в комнату, садится и внимательно смотрит на нее. И платье, и все на ней точь-в-точь как на той девице, что он видел у кади, да к тому же и перстень его у нее на пальце.

– Я принимал тебя за дочь кади; или ты на самом деле не его дочь? – удивился молодец.

– Нет, шахзаде, мой отец – вот этот человек. Когда ты приходил смотреть дочь кади, наряжали и показывали тебе меня.

Тогда сын падишаха идет к отцу.

– Батюшка, все, что тебе наговорили, – ложь. Девица, которую я принимал за дочь кади, оказывается, не его дочь, а ее ребенок – не мой ребенок. Я хочу взять в жены ту бедную девушку, что живет в доме против кади, обручи ее со мной!

Гнев падишаха сразу прошел, и он велит обручить девушку со своим сыном.

После праздника в сорок дней, сорок ночей шахзаде вводят-в брачную комнату.

Затем падишах призывает кади и спрашивает, от кого стала беременна его дочь.

– Если не скажешь правду, снесу тебе голову, – грозится он. Что делать кади? Он не может найти другого выхода, кактолько сказать правду, и рассказывает падишаху обо всем с начала до конца. И падишах, простив кади, отдает его дочь за прислужника Селима.

Так они тоже достигли своих желаний и, под покровительством падишаха, счастливо проводят свою жизнь.

У одной бедной вдовы был сын Кельоглан. Судьба женщине досталась черная. Ничего не получила от родителей, не видела она радости ни от мужа, ни отходжи.

А то, у чего плохое начало, разве будет иметь хоро-ший конец? И вот посмотрите на судьбу, на сына ее.

Не мальчик, а просто котенок в золе. С утра до вечера валялся у очага. Не мог отойти от печи, так и сидел, и не двигался, почесывая плешивую голову.

Что делать матери, к кому обратиться за помощью? Из волос своих сделала она метелку, из рук – совок. Холод, жара – все работает.

Так шли годы. Настал день, иссякло у женщины всякое терпенье. Подозвала она к себе Кельоглана, оглядела со всех сторони сказала:

– Сын мой, неудачник, сын мой. От кого к тебе перешла лень? Покойный твой отец добывал себе хлеб. Мать твоя злосчастная, сам видишь, бьется как рыба об лед! А ты? Что ж, так и собираешься сидеть на одном месте сорок лет и твердить: «Дай поесть, постели постель, выстирай рубаху»? Я сегодня жива, а завтра могу умереть. Кто тебе тогда подаст чашку воды? Родился ты плешивым, что поделаешь, благодари Аллаха, что не хуже. Руки, ноги целы, сила есть – выжмешь из камня воду. Можешь своими руками заработать себе на хлеб. Так иди же и научись трудиться сам, не мучай меня больше. А вот тебе последнее, чтоя могу дать.

С этими словами она сунула ему ломоть сухого хлеба и, неслушая, не глядя на него, выставила за дверь:

– Иди, Кельоглан, добрый путь!

И пошел Кельоглан с ломтем в одной руке, с палкой в другой. Мало ли шел, много ли шел, – шел шесть месяцев. Пришел в деревню. Увидел у дверей одного дома женщину. Она пряла пряжу,сучила нитку.

Кельоглан подумал: «Вот какими должны быть женщины и старые и молодые. Не оставит такая своих дочерей без чулок, а сыновей без башмаков. Не пошлет она своего сына босиком, ни с чем, как моя мать».

И тут же, подойдя к женщине, сказал:

– Мать, дорогая мать. Да будет моя душа твоей жертвой! Подержи этот кусок хлеба. Не давай его ни волку, ни птице. Я пойду искать работу. Если найду себе место, то этот кусок пойдет тебе на пользу, как благословение моей матери, съешь его. Если же на дорогу мою выпадет снег, то вернусь я обратно и возьму свойхлеб.

Женщина ответила ему:

– Иди, сын мой. Твое доверие услаждает душу. Никому не дам я твоего хлеба и сама не съем. Спрячу в карман.

Поверил Кельоглан и пошел дальше. Но не нашел себе по вкусу работы. Тогда он вернулся и потребовал от женщины свой хлеб. А та, что вы думаете, ему ответила:

– Ах, Кельоглан, плешивый оглан*, прости меня. Язык мой не поворачивается сказать тебе! Не достался хлеб ни тебе, ни мне: съели его мои сын и дочь. Сын поел и пошел играть, дочь поела и пошла за водой.

Нанизывала она ложь на ложь. Будь ты Кельогланом, развеповерил бы ей?

Он тоже не поверил и начал упрекать ее:

– Ах, старая женщина, нехорошая женщина! Не рассыпай передо мной зерна вранья, рассыпай их перед твоими курами. Пусть они нанесут яиц, и пусть их съест тот, кто голоден. Не нужно мне твоих россказней. Верни мне хлеб! Не знаю я твоего сына, твоей дочери. Ни на что не посмотрю, сокрушу, разбросаю все, схвачу и унесу твою шерсть и клубок.

Так он и сделал. Покружился вокруг камня, схватил шерсть, клубок и убежал. Пусть она так и сидит на своем месте и думает, что ей делать, а Кельоглан сел на камень и ударил по одной струне саза.

Поиграл он немного, покричал, побранился и пошел дальше. В одной руке держит шерсть, в другой – клубок. Мало ли шел, много ли шел, – горы, долины прошел. Спустился Кельоглан в долину. И что он там увидел? Ткач сидит на траве и ткет ковер. А на ковре – розы и соловьи.

«Вот какими должны быть ковровщики, – подумал Кельоглан. – В доме его всегда будет ковер, а в саду – соловьи. Он уж не станет, как та старая женщина, нанизывать вранье на вранье».

Подошел он к ковровщику и сказал:

– Дядюшка, добрый дядюшка ковровщик! Возьми меня к себе в ученики. А не возьмешь, так подержи пока у себя эту шерсть и клубок, не отдавай никому, не выпускай из рук. А я пойду и поищу топорище для своего топора. Если я найду себе дом, очаг, то пусть достанутся тебе эта шерсть и клубок. Сотки, что захочешь.

Но если обломятся ветки, на которые я опираюсь, то вернусь и возьму обратно свои шерсть и клубок.

– О сын мой! Разве можно обманывать доверие? Что бы я ни ткал, а до твоего добра не дотронусь! Положи сюда на станок! – говорит ему ткач Кер-Хаджи.

Кельоглан пошел дальше. Но все двери оказались для него запертыми. Вернулся с вытянутым лицом, с раскрытым ртом и потребовал свои моток и клубок. И что вы думаете, ответил ему ковровщик?

– Вай, Кельоглан, плешивый оглан! Всем я готов жертвовать для тебя! Боюсь сказать тебе! То, что выпало на долю твоих вещей, не испытала даже рябая курица. Шерсть твою сдул ветер и занес в Йемен, а клубок твой подхватил поток и унес в Сивас. Ни ковру, ни кошме они не достались.

Так нанизывал ковровщик небылицы на ложь. Но разве Кельоглан поверит, даст себя провести! Как начал он выговаривать ковровщику:

– Эй, Хаджи, Хаджи, ковровщик Хаджи! Перестань, пожалуйста, ткать небылицы. Если ткешь, так тки на своем станке. Пусть у тебя получится дорога. А моя шерсть не листок, чтобы ее мог унести ветер, а клубок не горстка земли, чтобы его смыл поток. Я требую моток и клубок и не хочу твоих врак. Не знаю я ни ветра, ни потока! Попробуй не отдать! Покружусь, похожу вокруг тебя, поговорю, поговорю, а там схвачу и унесу все, что ты ткешь, и все, что будешь ткать!

Так и сделал Кельоглан. Подскочил к ковровщику Кер-Хаджи и унес его ковер и кошму.

А тот остался, не знает, что ему делать.

Кельоглан уселся на камень и ударил по двум струнам саза. Поиграл он, побранил ковровщика и снова пустился в путь.

В одной руке нес ковер, в другой – кошму. Мало ли шел, много ли шел, то растягиваясь, как ковер, то сжимаясь, как кошма, но все шел и шел. И увидел праздник на берегу реки. На одной стороне стоит дом юноши и поднято знамя. На другой стороне стоит дом девушки и бьют в барабаны.

«Вот какими должны быть свадьба и пир, – сказал себе Кельоглан. – Как хороши и знамя и музыка... Лицо у юноши смеется, а у девушки на лице распустились розы! Уж они-то, верно, не станут врать, как та старая женщина, и выдумывать небылицы, как тот ковровщик».

Подумал он так и подошел к старшине празднества:

– Ага, старшина празднества! Пусть Аллах не допустит испытать тебе ни беды, ни унижений. Погляди на мой ковер и кошму и послушай меня. Оставлю-ка я их у тебя и пойду поищу работу. Если улыбнется мне счастье и смогу схватить его, то пусть ковер и кошма станут свадебным подарком, но если на горы выпадет снег, то я вернусь и потребую от тебя мои вещи. Старшина пира сказал на это:

– Ах, сын мой, доверие человека бесценно! Не расстилать и не растягивать буду я твои ковер и кошму. Сложи их, положи возле меня.

Кельоглан пошел дальше, но не нашел работы. Вернулся с опущенной головой. Потребовал он ковер и кошму. И что, вы думаете, ответил ему старшина пиршества?

– Вай, Кельоглан, плешивый оглан! Пусть будут твоими жертвами жених и невеста! Постелил я ковер в доме жениха, а кошму – перед домом невесты... Не могу вернуть: не на что будет сесть жениху, стать невесте!

Так нанизывал он ложь на небылицы да еще добавил туда всяких россказней.

Но Кельоглан был старый волк! Неужели станет волк слушать всякое вранье и верить ему? Нет, такого еще не бывало.

Кельоглан всю правду в глаза сказал:

– Э, старшина, старшина! Не плети ты басни, а если хочешь – плети самому себе и сделай из воздуха и воды ковер и кошму. А мне этого не надо. Я требую свое. Лучше верни, не то не посмотрю я на свадьбу и на пир! Не посмотрю и на барабаны. Размахнусь я направо, размахнусь налево и наделаю такого... Жениха не трону, пусть сидит на месте, а вот невесту уведу...

У Кельоглана слово не расходится с делом. Зажмурил он глаза и стал махать во все стороны. Не посчитался, что идет пир и свадьба. Не посмотрел на жениха, не посмотрел на гостей. Схватил невесту под покрывалом и убежал с ней.

Пока старшина пира рвал на себе волосы, пока народ опомнился, Кельоглан уселся на камень и разом ударил по трем струнам саза.

Поиграл он, покричал, обругал как следует старшину и пошел, но уже не вправо и не влево. Вместе с невестой, достигнув цели желаний, стал держать путь к своему дому.

Постучал Кельоглан в дверь: тук, тук. Выглянула мать, и что она увидела! Стоит Кельоглан, прислонившись к двери, как ружье, у которого лопнул ремень.

Увидев его с пустыми карманами, но с веселым лицом, она Удивилась и рассердилась:

– А, это ты, плешивый! Разве я не говорила тебе, научись делу или стань рукояткой топора, тогда и возвращайся..

Так она кричала на родного сына.

Видит Аллах, и я врать не собираюсь, Кельоглан молчал. Смирно стоял он, как котенок, проливший молоко, и слушал. И только когда мать кончила, ответил:

– Эй ты, старая мать, седина твоя не с мельницы, а от прожитых лет, а все не знаешь ничего о мире и о его делах! Ведь я не бродил, как бездельник, как гуляка. Я стучал в каждый дом, но все двери передо мной оказались закрытыми. Мой хлеб съели юноша и девица и ушли: он – на гулянье, а она – по воду... А с шерстью, думаешь, что случилось? Ветер унес, а клубок подхватил поток. Ковер и кошму постелил я у дверей жениха и невесты. А когда они захотели меня обойти, я их тоже проучил!

Так рассказывал Кельоглан, но мать ничего не могла понять из его речей. Покачала головой, нахмурила брови:

– Эх, Кельоглан, ну проучил ты кого-то, ну что же из этого? Почему ты не договариваешь всего? Или думаешь, что от правдивых речей телята сбегут в горы?

Кельоглан в ответ:

– Ах, мать, мать! Нет слов, нет языка у меня. Я тебя не могу вразумить, ты не можешь меня понять. Может, ты поймешь игру саза.

Сделал из метелки саз, дотронулся до струн, – но мать и на этот раз ничего не поняла:

– Ты, недостойный! Чего-то там ты нанизываешь и плетешь? Нет толку ни от слов, ни от игры!

Тогда Кельоглан вытащил за руку невесту – он ее спрятал за дверью:

– Ах, мать, слезливая и жестокосердная мать! Если мои слова не похожи на слова, а игра на игру, то разве эта девушка не похожа на невесту?

Посмотрела мать и видит – стоит перед ней невеста, красная роза, на лицо опущено разукрашенное покрывало. Подняла мать покрывало, и что она увидела! Тыква, самая настоящая тыква-Глаза, брови на месте, углем наведены, но ни рук, ни ног нет – одна тыква на палке.

Увидел Кельоглан, испугался. Не мог понять, что случилось. Но мать догадалась и расхохоталась. И как же она хохотала! Кельоглан принял за свадьбу праздник тыквы!

Когда мать вдоволь насмеялась, обратилась к Кельоглану:

– Видно, потемнело у тебя в глазах, если ты принял орех за гуся. Дай-ка я протру тебе глаза.

Подошла к очагу, разрезала разукрашенную тыкву на ломти и приготовила сладкое как мед кушанье, поднесла Кельоглану.

Поел тот райского кушанья, и раскрылись у него глаза на мир. С тех пор Кельоглан стал другим. Он больше не доверял своего хлеба чужим, не давал ветру унести свой клубок, а потоку – ковер и кошму, не стал безрассудно, по-глупому, вмешиваться во все дела игрища...

Стали жить мать с сыном дальше и достигли исполнения желаний. А с неба упали три яблока на тыквенную голову Кель-оглана.

Было – не бьло, а в прежние времена жил бедный человек, и были у него девочка и мальчик. И вот однажды решил он отправиться вместе с мальчиком в хадж*, но на кого же оставить девочку? Думали они с сыном, гадали и решили поручить ее имаму** своего квартала.

** Имам – глава мусульманской религиозной общины, руководящий молитвой в мечети.

Тот соглашается, и отец начинает готовиться в дорогу. Повидавшись со своими друзьями-приятелями и распростившись со всеми, он вместе с сыном отправляется в путь. Проходит месяц.

"Стой-ка, а как живет эта девочка одна-одинешенька? – вспоминает однажды имам. – Может, ей что-нибудь надо?"Он идет к ее дому, стучится. Девушка подходит к двери, имам спрашивает, не надо ли ей чего-нибудь, а она из-за двери отвечает:

– Нет, у меня пока все есть, мне ничего не надо.

– Когда тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать, – наказывает ей имам.

Разговаривая с девушкой, он в щелку заметил, что она очень хороша собой, и влюбился в нее. В раздумье имам идет домой, приходит и велит позвать старуху, которая живет в том же квартале.

– Бабушка, делай что хочешь, а только уговори эту девушку и приведи ее ко мне в дом, – просит он.

– Помилуй, имам-эфенди, да как я могу уговорить чужую девушку?

Имам дает ей пятьсот курушей.

– Теперь ты, наверное, найдешь способ.

Как получила старуха пятьсот курушей, сразу стала более покладистой.

– Ну ладно, для тебя постараюсь. Вывести ее из дому, конечно, трудно, разве только в баню удастся. Ты скажи хозяину бани, пусть он туда завтра никого не пускает, а сам пройди, сядь и сиди. В баню я девочку приведу, а там уж твое дело!

Так они и сговариваются.

Старуха идет прямо в дом девушки, стучит в дверь, но та не открывает. Бабка старается и так и этак и, уговорив ее в конце концов открыть дверь, входит в дом.

– Ах доченька, я ведь знала твою мать. Я услыхала, что ты осталась одна, вот и пришла развлечь тебя немного.

Девочка осталась очень довольна старухой. В ту ночь она не отпускает ее, оставляет у себя как гостью. Они укладываются спать, а утром старуха будит ее:

– Ну-ка, доченька, вставай, приоденься. Сведу-ка я тебя в баню, а потом мы пойдем к молле, там сегодня свадьба, и ты немного повеселишься.

Дедушка не хочет идти, а старуха уговаривает ее:

– Не бойся, доченька, неужели я сделаю тебе какое-нибудь зло? Ты только прогуляешься, а потом я опять приведу тебя домой. Никакого тебе вреда от этого. – И принуждает ее согласиться.

Девочка одевается и вместе со старухой выходит на улицу. Они идут прямо в баню, и старуха вталкивает ее туда.

– Иди, доченька, иди, мойся. У меня тут есть кое-какие дела, я пойду, а потом приду за тобой, – успокаивает она ее, а сама уходит совсем.

А девушке почем знать, что будет? Она входит в баню, смотрит никого: «Что же это такое?» – думает она. А в это время появляется имам и начинает к ней приставать.

– Помилуй, имам-эфенди, не будь таким нетерпеливым, здесь никого нет, я – твоя, ты – мой. Давай только сперва помоем хорошенько друг друга, а там и найдем свое удовольствие, – говорит она. – Раздевайся вперед ты, сперва я тебя помою, а потом ты меня вымоешь.

Имам соглашается: раздевается и садится перед каменной раковиной. Девушка, намылив ему голову, хорошенько взбивает пену и залепляет имаму лицо.

Потом она набрасывает на себя фередже, выходит из бани, пишет на двери: «Летом вошла, осенью вышла, девушкой вошла, девушкой вышла», – и уходит.

А имам сидит у раковины, ждет-ждет: никто не идет ни туда, ни сюда. Он обмывает себе лицо и идет искать девушку, но вместо нее ветер свищет. На двери он замечает надпись.

– Черт возьми, эта девка меня обманула! Ну, я ей покажу – она меня до самой смерти не забудет, – грозится он и идет Домой.

И вот имам пишет отцу девушки: «Ты поручил мне свою Дочь, но она пошла по скверной дорожке, день и ночь дверь ее дома открыта: кто в нее входит и кто выходит – неизвестно», – и отсылает письмо.

Как только оно дошло до отца девушки, бедняга чуть не умер с горя.

«О ужас, дочь моя меня опозорила! С каким лицом приеду я теперь к себе на родину? Чем иметь таких детей, лучше не иметь их вовсе», – думает он, а потом говорит сыну:

– Ну-ка, сынок, поезжай на родину вместо меня, возьми свою сестру, выведи в степь и отруби ей голову, а я приеду сейчас же вслед за тобой.

Мальчик отправляется по приказанию отца на родину, смотрит: сестра его живет как полагается – ничего плохого нет. Однако не выполнить отцовского приказания сын не может.

– Пойдем-ка выйдем навстречу отцу, он сильно отстал, – обманывает мальчик сестру.

Девушка поверила брату, надела фередже, и они вышли в степь.

Когда они добрались до безлюдного места и юноше нужно бы зарезать девушку, он не решается это сделать и рассказывает сестре о приказании отца.

– Что мне делать? Я должен выполнить приказание отца, а мне тебя жалко. Уходи отсюда куда глаза глядят, – говорит он, оставляет девушку в степи, а сам возвращается домой.

А мы перейдем к девушке. Бедняжка осталась одна-одине-шенька в степях Аллаха: горько-горько плача, бредет она, спасая свою голову. Идет-идет, подходит к роднику, около которого стоит дерево. Она влезает на него и усаживается там.

А в тех местах жил молодой бей. Конюх бея каждый день поил коней из этого источника. В тот день он также пришел; подвел коней к роднику, а они, увидев в воде отражение девочки, не стали пить воду, стали фыркать. Как ни старался конюх, так и не напоил коней.

Тогда он идет к бею и докладывает:

– Кони не пьют воду, должно, заболели.

Бей сам отправляется к роднику. Посмотрел в воду – а там отражение девушки; поднял голову кверху, глядь! – на дереве сидит девица, прекрасная, как четырнадцатилетняя луна.

Как ни уговаривал ее бей: «Девушка, сойди вниз!» – она боится, не спускается. В конце концов он заставляет ее сойти с дерева и приводит к себе в дом.

А так как бей был холост, то он решает взять ее себе в жены по закону Аллаха.

После свадебного праздника они стали жить вместе. Проходит один день, проходит три дня... жена бея становится тяжелой. Как только проходит девять месяцев и десять дней, она рожает мальчика, и его передают кормилице.

Пусть мальчик растет, – такова сказка, – а женщина, снова затяжелев, рожает на этот раз девочку. С этих пор радостям бея нет конца; от любви к детям он чуть не теряет рассудок И вот мальчику исполняется два года, девочке – один.

Однажды жена бея вспомнила своего отца и стала плакать. И так плакала, что у нее от слез глаза опухли. А как раз в это время пришел бей. Как увидел, что жена плачет, стал расспрашивать, что у нее за горе.

– Как мне не плакать? У меня есть отец, есть брат; вот уже сколько времени, как я с ними разлучена. Хотя здесь меня считают безродной, я – дитя своих родителей. Очень мне хочется повидать их да к тому же показать моих детей: пусть посмотрят на них, полюбуются!

А так как бей сильно любил свою жену, то никогда ей не перечил.

– Хорошо, – соглашается он, – раз так, я отправлю тебя к твоему отцу, а потом через несколько дней приеду и сам, – и велит сделать приготовления к отъезду.

Затем он сажает их в повозку, приставляет к ним двух человек и конюха.

– Ну, сперва Аллах, а потом ты! Заботьтесь о ней хорошенько, – наказывает он конюху.

И вот они отправляются в путь; едут до вечера, приезжают в степь и останавливаются на ночлег; разводят огонь, едят, отдыхают, потом ложатся спать.

В полночь конюх поднимается и идет к жене бея.

– Еще тогда, когда бей заставил тебя сойти с дерева, ты мне приглянулась; пусти меня к себе, – я посплю с тобой.

Напрасно она гонит его:

– Уйди вон от меня, я тебе не отдамся! Конюх настаивает:

– Тогда тебе конец – будь я не я! И они начинают спор.

– Раз ты не хочешь, я зарежу мальчика! – С этими словами он убивает ее сына.

Проходит немного времени, он приходит снова.

– Или ты мне отдашься, или я зарежу твою девочку. Женщина и на этот раз отказывается, тогда конюх убиваетее дочку.

Проходит еще немного времени, он приходит опять.

– Или ты мне отдашься, или я тебя убью.

– Хочешь убить – убивай, а чести своей я не запятнаю, – говорит она, и конюх бросается на нее.

Бедная женщина видит, что от него нет спасения.

– Помилуй, потерпи немного, я выйду ненадолго по своим делам, а потом приду, и мы ляжем друг другу в объятия: я – твоя, ты – мой.

– Если ты выйдешь, то назад не придешь.

– Да куда я пойду в такую ночь? Не веришь – привяжи к моим ногам веревку: если я долго не приду, потянешь веревку и волоком втащишь меня в палатку.

Конюх привязывает веревку к ноге девушки и выпускает ее. Она выходит из палатки, обматывает веревку вокруг куста, а сама бросается бежать.

Пусть она себе бежит, а здесь конюх ждет-пождет, от девушки ни слуху ни духу. Он выходит из палатки, глядь! – конец веревки обмотан вокруг куста, и только ветер свищет. Он скорее будит остальных людей.

– Эй вы, вставайте! Чего спите? Глядите: эта женщина убила своих детей, а сама убежала! – кричит он.

Слуги вскакивают, ищут девушку и не могут найти. Что тут делать? Они возвращаются назад и приходят к бею. Бей очень удивился их быстрому возвращению.

– Ну как, отвезли? – спрашивает он.

И люди рассказывают ему о том, что случилось.

– Нет, – сказал он себе, – тут что-то не так!

А мы перейдем к беглянке. Она бежит-бежит и встречает пастуха.

– Смилуйся, пастух, давай поменяемся с тобой одеждой: ты возьми мои, а я возьму твои.

Пастух видит, что ее одежды расшиты шелком, и соглашается.

Переодевшись, она идет-идет, долго идет и приходит в город своего отца. А отец ее был хозяином кофейни. Она идет прямо к нему.

– Сделай милость, дядюшка кофейщик, возьми меня к себе в подмастерья!

Отец ее смотрит, видит: перед ним пастух.

– Что ты, милый? Да что понимает пастух в кофейном деле?

– Я буду тебе мыть чашки для кофе, носить воду, подметать;, ты только корми меня, больше мне ничего не нужно, – убеждает | его она, и тот дает свое согласие.

И вот девушка служит у него, а бей тем временем берет с собой конюха и отправляется в путь-дорогу искать жену.

Ездит он из деревни в деревню, из города в город, наконец в один из дней приезжает в то место, где находится его жена, и останавливается гостем как раз в кофейне ее отца. Она сразу узнает бея, но вида не показывает.

Бей гостит там одну-две ночи.

Как-то вечером имам-эфенди, отец девушки, ее брат, бей и конюх бея сидели в кофейне, рассказывали друг другу разные истории, а потом обращаются к ней:

– Эй, пастух, а ты не знаешь чего-нибудь, чтобы нам рассказать?

– Откуда мне знать? Что может рассказать пастух? Но вот я слыхал от матери своей одну сказку, желаете – расскажу.

– Очень хорошо, расскажи, почему бы нам не желать?

– Но только сказка, которую я буду рассказывать, очень длинная, вставать и выходить за дверь уже будет нельзя. Если кому надо выйти, пусть выйдет сейчас, потом я не пущу, – предупреждает она.

Все соглашаются, выходят по очереди и, справив свои дела, собираются около девушки-пастуха. А она, крепко закрыв дверь кофейни на засов, садится и начинает рассказывать:

– Вот... было – не было, а в прежние времена жила одна девочка. Отец ее, отправляясь в хадж, поручил свою дочь имаму квартала. А девушка эта приглянулась имаму; однако как ни старался он заполучить ее, она не поддавалась на его уговоры и убежала. Тогда имам послал отцу ее весть, что у дочери его дверь открыта и неизвестно, кто в нее входит и кто выходит...

«Ой, мои проделки выплывут наружу», – думает имам.

– Ах, ах, у меня сердце болит, я выйду вон! – говорит он, а девушка-пастух отвечает:

– Нет, выходить нельзя – я с вами условился заранее.

Раз она так сказала, что делать имаму? Он садится на свое место.

Девушка продолжает:

– И вот... – и рассказывает все как было по порядку. Когда она дошла до того места, где конюх посягнул на ее честь и убил детей, тот встает и хочет выйти.

– Ой-ой, у меня сердце схватило, я выйду вон.

Бей, поняв, в чем дело, тут же убивает имама и конюха, а в пастухе признает свою жену.

Девушка кидается в объятия своему отцу и брату и еще раз рассказывает все подробно, что произошло с ней, – от самого начала до самого конца.

Бей покупает в той стране конак, опять празднует свадьбу сорок дней, сорок ночей и снова соединяется с девушкой. Так они и живут в том месте до самой смерти.

В те дни, когда верблюды вести разносили, блохи цирюльниками служили, а я хоть и был мал, колыбель своей матери качал, в одном царстве жили муж и жена. Звали их Хылы и Дылы. У каждого из них был рот, да не было языка, никому они не намекали даже, что у него бровь над глазом, боялись обидеть и муравья. Вот потому-то их любили во всем городе и никто не говорил «два», когда муж и жена говорили «один». Не желая быть кому-нибудь в тягость, они говорили: «Еда без хлопот, голова без забот» – и варили обед в сковородке, а ели из крышки. Так и сводили концы с концами.

Не зарились Хьшы и Дылы ни на деньги, ни на скот, и только одной милости просили у Аллаха: очень хотели они ребенка, чтобы порадовал их, чтобы бьшо кому полить им воду на руки в старости.

Но что только они ни делали, каких обетов ни давали, сколько ни постились, Аллах не внял их мольбам.

Однажды, пока Хылы собирал дрова и щепки, Дылы разожгла тындыр, испекла хлеб. Бьшо это в канун Рамазана. Приго- Рамазан – месяц поста у мусульман; в это время верующие ничего не едят в течение целого дня и разговляются лишь с наступлением темноты.

[...?]товив тесто, она сделала чуреки и поставила их в духовку, сделала пирожки и положила их на поднос. На дне мешка осталась горсточка муки. Но не бьшо у Дьшы простокваши, чтобы сделать похлебку, а выбрасывать жалко. Стала она думать, что бы ей еще испечь. И тут ей на ум пришло такое, что она окликнула мужа: "Хылы!"Муж повернул голову:

– Что еще у тебя там, беспокойная Дьшы?

– А что может быть у меня, эфенди? Годы наши проходят, дела земные кончаются, и мы стоим уже по пояс в земле. Аллах не дал нам ребенка, но не будем терять надежды. Ведь и сухому дереву даруют зеленую кровь! А что, если я, прочитав молитву, раскатаю тесто и вылеплю куколку? Тело пусть будет от нас, а душа от Аллаха... Сколько уж мы средств испробовали, попробуем и это. Если же ветки, на которые мы опираемся, сломаются, значит, не судьба нам.

Ее слова очень понравились мужу:

– Ну и умница же ты, жена моя! Делай, как задумала. Может, Аллах пошлет наконец нам дитя. Только помни: лепить надо так, чтобы лицо бьшо впереди, затылок позади, а руки и ноги прямые.

Это наставление мужа очень обидело жену:

– Стыдно мне слушать такие слова, Хылы. Ни один человек не пожалеет хлеба для сына, и я все сделаю, как надо. Но ведь брови и глаза из теста не слепишь. Ты говорил, я слушала, послушай и ты меня. Придется тебе сейчас пойти на базар: для румяных щек нужны яблоки, для алых губ – вишни. Купи еще карандаш – пусть будут брови его черными. Купи изюму – пусть глаза его будут сладкими. Нашего ума и нрава ребенку, конечно, хватит. Но ведь сыну нужно не одну, а две пригоршни ума, а дочери хоть горсточку лукавства. А все это на базаре не купишь и в сумку не положишь... Ум можно найти только у Кельоглана, лукавство – у дочки падишаха... Что сможешь – возьми, что не сможешь взять – укради. Как сумеешь!

Что мог ответить Хылы на эти мудрые слова? Пошел на базар, приговаривая: «Дай-ка, сосед, да пометь на стене», – стал платить и брать.

Дьшы уже стала у квашни, сделала тесто, положила в печь. И появился ребенок... Нельзя бьшо наглядеться на него, так и хотелось расцеловать его лицо, глаза, руки, ноги. У супругов наших рот растянулся до ушей. Еще немного, и умерли бы они от радости, но Аллах сохранил их. Забросили все свои дела, забыли заботы, все время стоят возле сына. То жена шепнет:

– Хылы, сказать тебе что-то? Ребенок смотрит на меня.

То муж:

– А тебе сказать? Он улыбается мне.

Наконец вернулся к ним разум, и стали они думать, какое бы имя дать сыну, но никак не могли выбрать. А пока они думали да горевали, вдруг заговорил сам ребенок:

– Пусть мое имя будет Чытчытыл-бей.

Тут оба опять ума лишились. И один хочет взять ребенка на руки, и другой, и один его к себе тянет, и другой. И уж как это получилось, никто не знает, только левая рука Чытчытыл-бея оказалась у Хылы, правая – у Дьшы, а сам он без рук, без крыльев, упал в кувшин с молоком... Молоко вылилось на пол, мать и отец стали рвать на себе волосы.

Услышал их вопли соловей и, подлетев к ним, сел на ветку розы:

– О Хылы, Хылы, о беспокойная Дьшы! Уж не мир ли разрушается, уж не очутились ли вы с сорока сиротами в пещере! Почему рвете на себе волосы?

Они, плача и всхлипывая, сказали ему:

– Не спрашивай, соловей, не спрашивай! Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком, молоко вылилось на пол; кому же рвать волосы, как не нам?

Услышал это соловей и так горестно застонал, что загорелись даже горы и камни. От его вздохов розовая ветка вся покрылась шипами.

– О соловей, соловей! – спросила она. – Я – роза твоя, цвет твой. Почему ты так горестно стонешь?

Соловей ответил:

– Не спрашивай, роза моя, не спрашивай. Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком, молоко вылилось на пол, отец и мать рвут на себе волосы. Кому же вздыхать, как не мне?

Услышала жалобы соловья роза, побледнела, поблекла и лишилась цвета и запаха.

Заметил это тополь, склонился к розовой ветке и коснулся ее своими ветвями:

– Розовая ветка, розовая ветка! Ты алая в этом мире, ты зеленая в этом мире! Почему же ты увяла, побледнела?

Ветка ответила:

– Не спрашивай, тополь, не спрашивай. Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком, молоко вылилось на пол, отец и мать рвут на себе волосы, стоны соловья зажгли горы и камни, а может ли роза разлучиться с соловьем? Вот я и потеряла свой запах!

Услышал ее слова тополь, и засохли его ветки, опали его листья.

Увидел это источник:

– О тополь, серебристый тополь! Что с тобой? Лето еще не прошло, осень еще не настала, а ветки твои уже засохли и потерял ты листья!

Печаль тополя была так сильна, что согнулся он до земли:

– Не спрашивай, источник, не спрашивай. Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком, молоко вылилось на пол, отец, мать его рвут на себе волосы, стоны соловья зажгли горы, камни, розовая ветка потеряла свой цвет и запах... А я теряю свои зеленые листья!

Пастуший источник, услышав жалобы тополя, заплакал кровавыми слезами.

А в то самое время Кельоглан с посохом в руке шел за водой к источнику. Как увидел, что бьет кровь из источника, застыла у него кровь в жилах.

– Источник, источник, печальный источник! Огонь какого Керама зажег тебя, отчего ты истекаешь кровью? – спросил он.

Источник ответил:

– Не спрашивай, Кельоглан, не спрашивай! Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком, молоко вылилось на пол, стоны соловья зажгли горы и камни, розовая ветка потеряла свой цвет и запах, даже тополь стал ронять свои ветки, листья... Я же плачу кровавыми слезами.

Услышав это, Кельоглан так ударил своим посохом по камню, что сломал его, и так заплакал, что глаза его стали двумя источниками.

Увидел это старый пастух.

– О Кельоглан, о плешивый оглан, – сказал он. – Человек даже топором не бьет по камню, а ты ударяешь по нему своим посохом. Что случилось, почему ты так льешь слезы?

Кельоглан закрыл глаза и заговорил:

– Не спрашивай, почтенный пастух, не спрашивай. Чытчытыл-бей упал в кувшин с молоком. И вот плачу я, что могу остаться без бея, без эфенди. Молоко вылилось на пол: плачу я, что останусь без сливок и молока. Хылы и Дьшы рвут на себе волосы-плачу я, что задумают они и со мной такое проделать... Стоны соловья зажгли горы и камни – плачу, как бы не перекинулся огонь на наши поля... Роза утеряла свой цвет и запах – плачу я, что к празднику не достану розового масла... У серебристого тополя осыпались листья, засохли ветки – плачу я, что не укроюсь больше в его тени... Из пастушьего источника бьет не вода, а кровь – плачу я, что не попробую теперь студеной чистой воды. Видишь, сколько бед упало на мою голову. Если не мне, то кому же плакать?

Так говорил Кельоглан. Услышав его речь, пастух сказал:

– Эй, Кельоглан! Тебе ли плакать! Подумай-ка, ведь не о других ты печалишься, а только о себе, о себе самом. "Ах, вдруг останусь без масла, без сливок, ах, вдруг останусь без рук, без ног!"Услышав его слова, Кельоглан почесал свой плешивыйзатылок:

– А ведь верно ты говоришь, пастух! И чего это я своих слез не жалел? Не такое уж у меня горе, чтобы плакать самому и ждать, чтобы еще кто-то меня оплакивал. Я не привык лить в долг свои слезы. Если есть у человека ногти, то он должен чесать только свою голову. Если есть у него глаза, то плакать он должен только из-за своих печалей. Ведь в этом мире нет конца чужим горестям...

Пастух покачал головой:

– Ах, Кельоглан, много ты наговорил, да все не к месту! Если бы было по твоим словам, разве чужие печалились бы так о Чыт-чытыл-бее? А ты, коли считаешь себя человеком, будь совестливым, не отделяйся от людей, и плачь с ними вместе, и смейся с ними. А коли ты еще и джигит, то построй дом для тех, кто утомился в пути. Ведь мир изменяют только руки добрых людей!

Так сказал пастух. Но когда Кельоглан повернулся, то не увидел ни пастуха, ни стада...

Ударил он тогда себя по лбу и присел на камень у источника: сидит и думает о речах пастуха, и о своих глазах, которые так плохо видели, думает.

Тут он сразу и вылечился от своей глупости; встал, пошел к дому Хылы и Дылы.

Те сидят, вдруг видят – открывается дверь, вбегает их Чыт-чытыл. Бросается целовать им руки, полы.

– Дай поцелую тебе руку, отец! – говорит он Хылы.

– Дай поцелую тебе руку, мать! – говорит он Дьшы. Потом уселся к ним на колени:

– Как же вы меня не узнали? Я Кельоглан, дитя каждой семьи. Но теперь буду только вашим сыном. Умру, где укажете, останусь, где велите!

Хылы и Дьшы не поверили своим глазам:

– О сын наш! Тебя нам послал сам Аллах.

Говорят так, обнимают и прижимают Кельоглана к сердцу. Затем Хылы сказал:

– Видишь, жена моя! Не я ли говорил тебе, что нужно во всем надеяться на всевышнего? Он нам послал такого сына, о котором мечтают все отцы и все матери. Пока мы будем живы, он нам поднесет воды, а умрем – похоронит нас с честью. Разве не такого ребенка хотели мы?

С того дня зажили они счастливо, ели, пили, достигли своих желаний.

С неба упало три яблока. Одно – тому, кто придумал и рассказал сказку, другое – тому, кто читал или слушал. Третье же яблоко я благословил и посвящаю теперь душе сына человеческого.

Было – не было, а в прежние времена жил, говорят, один богатый человек. И вот однажды, когда он сидел в кофейне с приятелями, зашел разговор о ворах. Один говорит: – Мои вещи украл такой-то. А другой:

– А у меня такой-то.

– Не знаю, какие вещи вы позволили утащить ворам, а у меня до сих пор никто ничего не украл. Вы оставляете все на виду – оттого у вас и воруют, а вот пусть-ка, черт возьми, украдут что-нибудь у меня в доме! – стал хвалиться этот ага*.

* Ага – богатый человек.

А как раз рядом с ним сидел один из воров. Услыхал он эти слова и подумал про себя: "Подожди, я с тобой сделаю дельце: посмотришь, как это будет!"Вор потихоньку крадет у этого простака чубук, отделанный янтарем, идет к его дому и стучит в дверь.

– Меня прислал эфенди и в знак этого дал свой чубук; дайте две медные посудины – он будет брать на базаре масло и мед для рамазана.

А рамазан-то как раз приближался!

Ханым увидала чубук, поверила вору и дала ему две громадные медные посудины. Вор берет их, идет к бакалейщику, одну велит наполнить маслом, другую – медом, затем приносит их и отдает женщине.

Потом, походив несколько времени взад и вперед, он снова подходит к двери и, опять показав чубук, говорит:

– Меня прислал эфенди, дайте тысячу золотых, он покупает у ювелира золотую домашнюю утварь.

И ханым дает ему кошелек с тысячью золотых. Вор берет деньги и уходит.

Тем временем тот ага начинает искать свой чубук и никак не может найти.

– Ой, где же мой чубук? – волнуется он. Идет домой, спрашивает у жены чубук, а та отвечает:

– Да ведь ты сам прислал его как знак с одним человеком; он унес его обратно.

Муж так и остолбенел.

– Тьфу, жена, да я никого не посылал к тебе с чубуком. Как бьло дело? Рассказывай.

– Да как ему быть? Пришел человек с чубуком, взял две медные посудины, наполнил их маслом и медом и принес обратно. Немного погодя опять пришел; показав чубук, сказал, что ты просишь тысячу золотых, я и дала. А больше я ничего не знаю.

Ага приходит в бешенство: тут же бросается вон из дома, надеясь догнать вора.

А вор, как только увидел, что ага ушел, вбегает, будто впопыхах, к нему в дом:

– Ханым, дайте скорее меч эфенди, он поймал вора.

И ханым отдает мужнин меч с золотой рукояткой. Вор берет меч, нахлобучивает феску и скрывается совсем из этого города.

Пусть он себе идет, а здесь, в этой стороне, ага, не поймав вора, с тяжелыми думами возвращается домой.

Жена бросается к нему навстречу.

– Ах, благодаренье Аллаху! Мне сказали, что ты поймал вора, а удалось ли тебе отобрать у него деньги?

– Как это я поймал вора, кто сказал?

– А разве нет? Ты же прислал человека за мечом, он взял его и убежал.

Ага чуть с ума не сошел. Что же ему делать? Ведь столько вещей пропало. Думает он, думает и припоминает, что в этом городе живут три плута. Бедняга идет к ним.

– Помогите, друзья! Вот что со мной приключилось: украли у меня деньги, украли меч, украли чубук. Если вы сумеете все разыскать, я вам дам тысячу курушей.

– Хорошо, – отвечают плуты, может быть, и разыщем, но только опишите нам обличье того человека.

– Я его не видал, пойдем спросим у ханым.

И вот вместе с плутами он приходит домой и начинает расспрашивать свою жену, а та отвечает:

– Сам он смуглый, – «сиях», на голове остроконечная шапка – «кюлях». Кейдихан, обманщик красавиц – «кейди бутан».

– Это Кейдихан из вилайета Хорасан, – догадываются плуты. Тогда все трое снимаются с места и отправляются в Хорасан.

Очень скоро они туда прибывают и начинают обходить область. Один из плутов говорит:

– Вилайет Хорасан, квартал Хаджи-Хасан. Они отправляются в квартал Хаджи-Хасан. Другой плут говорит:

– Квартал Хаджи-Хасан, а дом – за аркой бань. Тогда они идут к бане.

Третий плут говорит:

– Дочь его Михрибан, мать – Кезибан, не та дверь – эта дверь, стучи в дверь – пусть выйдет Михрибан!

Они стучат в дверь за аркой бани. А это как раз и был дом вора. И к тому же у него действительно была дочь по имени Михрибан.

Услыхав стук, девушка быстро подбежала к двери и открыла ее.

– Доченька, отец твой дома?

Девушка, думая, что это земляки отца, сразу бежит, сообщает отцу, тот подходит к двери. При первом же взгляде на плутов он узнает их, но делать нечего! – приходится пустить их в дом.

– Вот и нашли! – радостно восклицают три плута.

Как и говорила ханым-эфенди, он оказался смуглолицым, в остроконечной шапке.

И вот они ходят-рыщут по дому, находят чубук и меч, но денег сыскать не могут. Как ни принуждают они вора сказать, где деньги, он молчит; в конце концов один из плутов велит:

– Постучи-ка ты в дверь, пусть Михрибан придет, пусть склад отомкнет!

У этого вора в доме, оказывается, был склад! Плуты заставляют его отпереть дверь. Обшарили они в складе все углы, но ничего не нашли.

Тут второй плут заметил подвешенную к потолку корзину.

– А ну-ка, спусти корзинку, открой свой магазинка! – говорит он хозяину.

Спускают корзинку, глядь! – а там деньги: лежат себе золотые в мешочках. Плуты вытаскивают их, считают – девятьсот девяносто девять золотых. Одной монеты не хватает. Тогда третий плут говорит:

– Не дать ли ему по затылку?

Вору дают хороший подзатыльник, и золотой вылетает у него изо рта. Плуты забирают деньги, берут чубук, меч и отправляются в обратный путь.

Придя прямехонько в город, где жил ага, они отдают ему добытые вещи. А тот, лишь только увидел свое добро, тут же дарит каждому плуту по тысяче курушей, а те, получив деньги, пьют и едят в свое удовольствие.

Было – не было, а когда-то жила одна бедная женщина, и была у нее взрослая дочь по имени Дерийе. Девушка прислуживала то у одних, то у других соседей; и так вот помаленьку они с матерью и жили. Однажды девушка выколачивала ковер в доме одного из соседей по кварталу; ей дали за это двадцать пара. Получив деньги, она пришла домой, а в это время к ним в дом зашли цыганки.

– Гадаем, судьбу открываем, – говорят они девушке. А девушка спрашивает:

– За сколько вы гадаете?

– За двадцать пара.

Девушка отдает им двадцать пара, которые только что заработала.

– Девушка, судьба твоя ясна: ты скоро выйдешь замуж за бей-оглу*, – гадает ей цыганка.

Девушка осталась очень довольна таким предсказанием; она идет к матери и рассказывает ей, а та отвечает:

– Ах, доченька, когда Аллах пожелает, все может быть!

Эти слова слышит их сосед, бей-оглу, и думает про себя: «Смотри, какие мечты у этой девицы: спит в дерьме, а видит ве-зиров во сне!» Бей-оглу – сын бея, господин.

– Ну, а теперь, дочка, пойди на базар и купи сомун или пите*, я от голода едва на ногах стою, – говорит ей мать. А девушка отвечает:

* Сомун, пите – вид круглого хлеба.

– Ах, я отдала деньги гадалкам.

– Значит, не будет ни сомуна, ни пите: пусть кишка играет на кишке, – огорчилась мать, и они в тот день остаются голодными.

А бей-оглу слышал этот разговор и, желая подразнить девушку, кричит из-за забора:

– Дарийе, Дарийе, пропал сомун, пропало пите, зато ты выйдешь за бей-оглу!

А девушка в ответ:

– Аллах велит – хоть ты убей, – мне будет мужем юный бей! Бей-оглу очень злится, но ничего не отвечает.

На следующий день он снова кричит:

– Дерийе, Дерийе, пропал сомун, пропало пите, зато ты выйдешь за бей-оглу!

– Аллах велит – хоть ты убей, – мне будет мужем юный бей! – отвечает ему девушка.

Тогда бей-оглу идет к своей матери и говорит:

– Матушка, жени меня!

– Хорошо, – отвечает ему мать; она идет и дает обручальный подарок дочери одного паши*.

* Паша – высший гражданский и военный, титул (генерал) в Османской империи.

А бей-оглу из-за забора кричит девушке:

– Дерийе, Дерийе, пропал сомун, пропало пите, зато ты выйдешь за бей-оглу!

А девушка отвечает:

– Аллах велит – хоть ты убей, – мне будет мужем юный бей!

– Бей-оглу обручился с дочерью паши, заруби себе это на носу! – сообщает он ей.

На следующий день он опять кричит то же самое.

Не будем затягивать! С этих пор каждый день бей кричал девушке из-за забора: «Пропал сомун, пропало пите, зато ты выйдешь за бей-оглу!» А девушка всегда отвечала: «Аллах велит – хоть ты убей, – мне будет мужем юный бей!» И бей-оглу страшно злился. Напрасно мать его останавливала:

– Не привязывайся, сынок, к беднякам, не задевай их. Кто знает, что произойдет, прежде чем солнце взойдет! И к тому же большой кусок глотай, а больших слов не говори!..

Но сын ее не слушал.

– Допеку эту девчонку. Беднячка, а собирается выйти замуж за бей-оглу. Какой бей возьмет такую девчонку для своего сына!

Как бы то ни было, проходит сколько-то времени, начинают готовиться к свадьбе бей-оглу с дочерью паши: шьют свадебный наряд невесте. Бей-оглу идет к девушке и рассказывает ей об этом а она неизменно отвечает одно и то же: "Аллах велит – хоть ты убей, – мне будет мужем юный бей!"Наконец свадьба кончается, молодую под покрывалом приводят в дом бей-оглу; тот встречает ее, сажает в угол, а сам уходит, как полагается, прогуляться.

Как только бей-оглу вышел, молодая поднимает покрывало, сбрасывает свадебные одежды и говорит матери молодца:

– Я пойду домой!

– Доченька, да разве это возможно? Ты только пришла, еще даже не побеседовала с моим сыном! – уговаривает ее мать бей-оглу, а невеста и слушать ничего не хочет.

– Мне твой сын не понравился, да к тому же я давно люблю одного из писцов моего батюшки; пошла я за твоего сына не по своей воле, а потому, что не хотела прекословить отцу. Я думала, что сын твой похож на моего возлюбленного, а теперь, когда я его увидела собственными глазами, он мне не по сердцу, – заявила она и ушла.

Что делать? Сколько денег потрачено, а невеста сбежала.

Вдруг мать бей-оглу вспоминает о соседской девушке. «Эх, хоть и бедна она, зато красива, возьму-ка я ее», – думает она и идет к соседке.

– Девушка Дерийе, ты здесь? Наша невеста сбежала, иди вместо нее, мы сделаем тебя невестой!

А девушка-то рада-радехонька, идет в дом бей-оглу, надевает свадебные наряды, покрывало, и ее сажают вместо невесты в угол.

Под вечер приходит молодец, поднимает свадебное покрывало, и в ту ночь они достигают своих желаний.

Наутро бей-оглу идет к забору и кричит:

– Дерийе, Дерийе! – но никто не отзывается.

«Ну, наконец я заставил эту девчонку замолчать», – думает он и идет к своей матери.

– Матушка, видишь, я в конце концов допек соседскую девчонку. Звал ее из-за забора – она не отвечает!

– Молчи, сынок! Ее желание исполнилось: девушка, которую ты принимаешь за дочь паши, – Дейрийе, дочь соседки. Ты не понравился дочери паши, она убежала, и я взяла ее.

– Ну и отлично, – говорит бей-оглу, – значит, она – моя суженая!

Снова празднуют свадьбу сорок дней и сорок ночей, потом они соединяются и живут на одном месте до самой своей смерти.

Девушка за свое терпение избавляется от тягостей в жизни и достигает своих желаний.

В какое-то время жил один Дровосек, и было у него три дочери. Ходил этот дровосек каждый день в лес, до самого вечера рубил там дрова, а потом продавал их; на вырученные деньги покупал всякой снеди и приносил домой. В один из дней он снова ушел в лес и только принялся за работу, как к нему подошел какой-то дервиш.

– Селям тебе, старина дровосек! – сказал он, а тот, ответив ему на селям, спрашивает:

– Что нового, старина дервиш?

– Я спрошу у тебя кое-что, а ты отвечай.

– Хорошо, – соглашается дровосек.

– Что такое месяц и что такое день? Отгадаешь в три дня – хорошо; не отгадаешь – голову тебе снесу! – Сказав так, дервиш уходит.

А это, оказывается, был падишах.

Думал-думал дровосек, но придумать ничего не мог.

«Сжалься, о Аллах, что за беда свалилась на мою голову? Несчастный я человек, как же мне все это отгадать?» Сердце у него сжалось, он бросил рубить дрова; сколько нарубил, снес на базар, продал и пошел домой.

Старшая дочь открывает ему дверь; она видит, что отец пришел сам не свой.

– Ох, отец, что с тобой случилось? Ты на себя не похож!

А он в ответ:

– Дочь моя, приходил сегодня в лес дервиш, то-то и то-то у меня спросил, вот я и расстроился.

– Ха-ха-ха, – расхохоталась девушка, – а я-то думала, ты скажешь: "У моей дочери все на месте, не хватает только покрывала на таз!.."Когда она так сказала, отец рассердился:

– Иди вон, дура! – и снова принялся думать.

Наступает утро. Старик берет топор, идет в лес. Приходит опять дервиш.

– Отгадал, старина? – спрашивает он, а тот отвечает:

– Нет, не мог отгадать.

– Два дня тебе осталось, – предупреждает его дервиш и уходит.

Сердце у бедняги сжалось. Он бросает дрова и идет домой. Ему открывает средняя дочь и видит, что лицо у отца темнее тучи.

– Ох, отец, что с тобой случилось? Ты сегодня что-то рано пришел.

А он говорит:

– Убирайся-ка ты вон! Что сказала твоя сестра, то, наверное, скажешь и ты.

– Помилуй, батюшка, может быть, я облегчу твое горе, расскажи, из-за чего ты опечалился?

И вот отец рассказывает ей, в чем дело. Девушка расхохоталась и сказала то же, что и старшая дочь. Отец прогоняет и ее.

Всю ту ночь до утра он не спит, а утром снова идет в лес. Приходит дервиш.

– Отгадал, старина? – спрашивает он, а тот отвечает:

– Нет, не отгадал.

Дервиш уходит, а дровосек собирается и идет домой; ну, теперь-то уж плохи его дела!

На этот раз младшая дочь открывает дверь.

– Ах, отец, что с тобой случилось?

А отец не хочет говорить, прогоняет ее; она упрашивает, умоляет, и он в конце концов ей рассказывает.

– Ах, батюшка, что тут непонятного? Когда дервиш придет, ты скажи ему: «Месяц – это вы, падишах; звезды – ваши вези-ры; ночь – ваши младшие рабы; день – ваши старшие рабы».

Лишь только услыхал это дровосек, сразу повеселел и ночью До самого утра повторял и заучивал эти слова.

Рано утром он взял топор и опять пошел в лес. Снова прихо-дит дервиш.

– Отгадал, старина? – спрашивает он, а тот отвечает:

– Да, отгадал.

– Что же это?

И дровосек говорит ему все то, чему научила его младшая дочь.

– Старина, – говорит тогда дервиш, – у тебя три дочери: все три – девушки и все три – беременны на седьмом месяце.

Сказав это, он уходит, а дровосек снова растревожился, бросает работу и идет домой. Выходит младшая дочка.

– Отгадал, отец?

– Отгадал, да только он мне вот что сказал.

– Не беда, – отвечает девушка, – пусть он придет сюда, тогда и поговорим.

И вот наступает утро, глядь! – к дому дровосека подъезжает повозка.

– Эй, дровосек, падишах требует твоих дочерей, пошли их. Отец говорит об этом дочерям. Они быстро собираются,и младшая дочка наказывает старшей:

– Когда падишах тебя спросит: «Девушка, чего желает твоя душа?» – ты отвечай: «Маринаду». – А средней говорит: – А тебя когда спросит, отвечай: «Мяса».

Они садятся в повозку, едут прямо во дворец и предстают пред очи падишаха.

Падишах смотрит на них и обращается к старшей:

– Девушка, чего желает твоя дута? А та отвечает:

– Маринаду.

– Выдайте ее за придворного маринадщика, – приказывает он.

Задает вопрос средней девушке, а та отвечает:

– Мяса.

– Выдайте ее за придворного мясника, – велит он. Спрашивает младшую девушку, та говорит:

– Рыбы в воздухе, укропа в море.

– Разве может быть рыба в воздухе и укроп в воде? – спрашивает падишах.

– А разве могут быть три незамужние девушки беременны на седьмом месяце?

Падишах остался очень доволен ответом младшей сестры и сказал своему везиру:

– А эту отдайте мне в жены.

Устраивают свадьбу и справляют ее сорок дней и сорок ночей.

Было – не было, а в одно время жили девять безбо-родых, и все они занимались одним делом – земледелием да извозом.

У самого богатого было двадцать пар волов, а у самого бедного- одна. Однако сколько зарабатывалза день тот, что имел двадцать пар волов, столько же зарабатывали бедняк со своей единственной парой.

И вот восемь богатых безбородых возненавидели девятого -бедняка.

– Черт возьми, мы работаем на стольких волах, а он с одной парой зарабатывает столько же, сколько и мы.

– Ну, друзья, что с ним сделать? – держат они совет.

– Что сделать? Да зарезать у него одного вола.

– Ну, а как зарезать?

– А вот завтра утром придем к нему и скажем: «Знаешь, друг, сегодня ночью мы видели во сне твоих покойных родителей. Они голодны и просили тебе передать, чтобы ты зарезал одного вола, напек хлеба из мешка муки и роздал за упокой их душ всем и каждому по куску мяса и ломтю хлеба».

Так и решают они поступить.

Наутро один из них идет, стучит к бедняку в дверь; выходит его жена:

– Кто там?

– Вышли-ка приятеля, пусть выйдет сюда! Женщина зовет своего мужа.

Тот подходит к двери. Безбородый спрашивает его:

– Как здоровье, приятель?

– Здоров, иншаллах, – отвечает тот.

И безбородый говорит все то, что было условлено.

– Милый человек, да может ли быть такая вещь? А что же я потом буду делать?

– Этого я не знаю; мое дело было передать тебе просьбу твоих родителей, а ты поступай как знаешь. – И с этими словами они уходят.

Вслед за ним является второй безбородый, а затем приходят по очереди еще шесть, и все твердят одно и то же. И вот наш бедняга входит в дом и говорит жене:

– Вот мы не поминаем своих родителей, и они являются во сне людям: просят за упокой их душ зарезать вола и раздать его мясо.

– Не верь – это ложь, – уверяет его жена.

– Как это может быть ложью, – отвечает безбородый, – восемь человек, что ли, лгут?

И он тут же закалывает одного вола, берет мешок муки, печет хлеб, варит воловье мясо и все раздает соседям.

Затем бедный малый запрягает в телегу оставшегося вола и выезжает в поле, но и с одним волом зарабатывает столько же, сколько остальные безбородые.

Обозлились безбородые не на шутку, снова приходят к нему один за другим и рассказывают, что видели сон, в котором его родители просят зарезать и второго вола.

Бедняга режет и второго вола, раздает мясо и остается с обеими руками под камнем – и пяти пара нет в доме.

Тогда он сушит воловьи шкуры и говорит жене:

– Женушка, снесу-ка я эти шкуры в город, продам, может быть, получу пять – десять пара, – собирается и уходит.

Приходит бедняк в город, останавливается около конака кади и кричит:

– Шкуры продаю!

Как услыхала это жена кади, велит:

– Позовите-ка этого человека, посмотрим, что у него за товар. – Слуги приводят безбородого.

– Почем отдаешь пару?

– А вот за двадцать курушей.

Женщина покупает у него шкуры и оставляет у себя гостем. Его приводят в комнату. А в тот вечер у кади было много гостей, и каждый вновь пришедший говорит ему: «Ну-ка, безбородый дядя, подвинься подальше! Ну-ка, безбородый дядя, подвинься подальше!» И так в конце концов он остается за дверью.

Вдруг кади вспоминает о нем:

– А где же безбородый? – Глядь! – а беднягу вытолкнули за дверь. – Ай-ай, возьмите отведите его в кухню: пусть он поест и эту ночь поспит там.

Тогда его забирают на кухню; поев, он ложится спать, однако сон не смыкает его глаз.

И вдруг он видит, как жена кади-эфенди ночью тихонько пробирается на конюшню. Она, оказывается, сорок лет любила одного пастуха. Он идет следом за ней. Ханым зовет пастуха, а тот сердится, что она запоздала.

– Помилуй, не сердись! Я никак не могу усыпить эфенди; подожди, вот он заснет, я и приду.

Безбородый возвращается на кухню, засучивает рукава, раз-водит огонь, кладет на сковороду масло, распускает его; потом берет сковороду, идет на конюшню и зовет пастуха.

– Вот я пришла, открой рот, я приготовила тебе горяченького кофе, – говорит он и опрокидывает сковородку в рот пастуху! Тот замертво падает на месте.

А безбородый идет обратно в кухню и ложится спать. "Ах ты жена кади! Полюби-ка теперь на сорок лет пастуха!"Тем временем ханым, убаюкав кади-эфенди, идет на конюшню, глядь! – а пастух мертв. Испугалась она и сразу бежит к безбородому.

– Ох, безбородый дядя, там на конюшне был пастух, он вдруг умер; унеси его куда-нибудь.

– Задаром не пойду.

– Дорогой мой, хочешь, я сорву с шеи два ряда золотых и отдам тебе.

– Пока не получу денег, не пойду!

Ханым срывает с шеи золото, отдает безбородому и уходит к себе.

Безбородый берет пастуха, приносит его в дом и прислоняет к двери, а рядом ставит дубину.

Наступает утро, кади-эфенди встает и хочет выйти на улицу. Смотрит: какой-то пастух загородил ему дорогу.

Сколько он ни говорил ему: «Посторонись, эй, пастух!» – тот не трогается с места.

Кади говорит:

– Дорогой мой, сойди с дороги, уже время позднее, у меня дела.

Пастух все стоит.

– Эй, пастух, если у тебя жалоба, приходи потом! Пастух стоит да стоит.

Тогда кади взял дубину, ударил его легонько по голове, человек и свалился. Испугался кади-эфенди, бежит к безбородому и говорит:

– Ну-ка, вставай! Я тут ударил по голове дубиной одного пастуха, и он упал замертво. Чего только не будет делать народ, если узнает, что я убил человека.

– Эх, да воздаст вам Аллах по заслугам! С этим пастухом ни твоя жена, ни ты не даете мне покоя!

– Помилуй, безбородый, не ори, я дам тебе пятьсот курушей, только унеси его куда-нибудь.

А безбородый в ответ:

– Пока не получу деньги, с места не двинусь. И кади-эфенди дает ему пятьсот курушей.

Получив деньги, безбородый берет пастуха и бросает в ясли на конюшне. Наутро он идет на базар, покупает осла, сажает на него пастуха и, крепко-накрепко привязав его к ослу, отправляется в путь. Едет-едет, видит: навстречу движется караван. Безборо-дый тотчас обматывает пастуха поводьями, а сам прячется под кустом.

Подходит караван в сорок мулов. Начальник каравана кричит:

– Эй, пастух, сверни с дороги!

А осел знай идет себе по самой середине.

Тогда один из караванщиков ударяет пастуха дубиной. Тот падает с осла на землю, а безбородый тотчас же выскакивает из-под куста.

– Ой, караул, сюда! Брата моего убили! – кричит он, и начальник каравана с испуга бросается в колодец.

Безбородый отвязывает пастуха, оставляет его под кустом, а сам забирает сорок мулов с товарами и едет в свои родные места. Приехав домой, он сваливает товар у себя во дворе.

Проходит день, пять дней, безбородый приоделся и гуляет, ни о чем не заботясь.

Однажды он говорит своей жене:

– Эй, жена, пригласи-ка наших друзей безбородых похлебать чорбы*.

Напрасно жена уговаривает его не делать этого, он твердит:

– Во что бы то ни стало созову. Готовь угощение! – и отправляется к безбородым.

– Эй, приятели, – приглашает он, – пожалуйте нынче вечером к нам похлебать чорбы.

Безбородые приходят, смотрят – на столбах дома золотые шары; входят в дом, глядь! – потолки и стены разукрашены. Как бы то ни было, они садятся, начинают есть, а потом спрашивают:

– Эй, приятель, откуда у тебя такое богатство?

– Да вот были у меня две воловьи шкуры. Я взял их да продал; так и заработал деньги.

– Ну, а почем продал?

– Почем продал? По золотому за каждый волосок, да и прикинул-то так, без счета, а если бы по счету, так я бы еще больше получил.

А те думают про себя: «Черт возьми! Он от одной пары волов такое богатство нажил, а у нас вон сколько... Мы всех их зарежем!»

С этим они встают и уходят, а потом, зарезав всех своих волов, нагружают на повозки не просохшие еще шкуры и отправляются в город.

Приезжают, останавливаются под копаком кади и начинают кричать:

– Продаем шкуры!

Кади посылает своего слугу узнать, что у них за товар.

– Да вот продаем шкуры, – отвечают они, – за каждый воло-| сок по золотому.

Слуга идет и докладывает кади,– Да они сумасшедшие, возьмите их, посадите в тюрьму! Безбородых хватают за руки, за полы и сажают в тюрьму. Тамих держат неделю, а затем, огрев каждого палкой, выпускают на волю. Они выходят, берут шкуры, смотрят: шкуры-то протухли.

Безбородые бросают их и возвращаются домой.

После этого они еще больше возненавидели того беднягу и опять держат меж собой совет:

– Ну, друзья, теперь что мы сделаем с ним? Обманем его: выведем в степь и там бросим в колодец.

Порешив так, они берут мешок и приходят к нему.

– Друг названый, не пойдешь ли с нами в степь?

– Почему не пойти? – отвечает он и по-приятельски идет вместе с ними.

Как вышли они в степь, сразу схватили безбородого, посадили в мешок, хорошенько завязали сверху и положили на краю колодца.

– Бросить его в колодец так, средь бела дня, – не годится; пойдем-ка в харчевню, там посидим, отдохнем, а к вечеру придем и скинем. – Сказав так, они уходят.

А как раз в это время мимо колодца пастух гнал стадо овец. Безбородый услыхал, что кто-то идет, и стал кричать:

– Не хочу, не хочу!

Услыхал пастух его крик и спрашивает:

– Эй, человече, чего ты не хочешь?

– За меня отдают дочь падишаха, а я не хочу, так вот меня за это хотят бросить в колодец.

– Коли так, выходи, я туда залезу.

Пастух выпускает его из мешка, а сам лезет туда. Безбородый крепко-накрепко завязывает мешок, оставляет его у колодца, забирает овец и уходитПусть он себе идет, а в это время возвращаются его восемь приятелей навеселе; раскачав мешок, они бросают его в колодец- Ох, слава Аллаху, – говорят они, – избавились от него. Аида в кофейню.

А в это время наш пастух гонит перед собой овец и подходит к кофейне с другой стороны.

– наш приятель не- Глядите, – удивляются безбородые, -помер.

– Ах, чтоб тебе!

– Да он утонул, это не он!

– Нет, он!

– Нет, не он!

Они подзывают его:

– Эй, друг, поди-ка сюда!

– Обождите немного, вот запру скотину, тогда и приду. Заперев овец в хлев, наш дядя приходит и усаживается рядомс земляками.

А те спрашивают:

– Скажи-ка, приятель, где ты взял этих овец?

– Где взял? Да в колодце. Вы думали, я утонул, а между тем я, пуская пузыри – гыр, гыр! – набирал баранов; пойдемте, и вы тоже наберете.

Они соглашаются, встают и идут к колодцу. Безбородый говорит:

– Вы кинули меня в одежде, из-за этого я не мог набрать много баранов; а вы лучше разденьтесь, так будет удобнее!

Жадность этих людей до того велика, что они тотчас же снимают с себя одежду.

Первый прыгнул и сразу утонул. Видят другие, что он не вылезает, испугались, как бы ему не достались все бараны, и один за другим стали кидаться в колодец.

Так безбородый избавляется наконец от своих завистников, забирает их одежду и идет домой.

И вот он вместе со своей женой до самой смерти проводит свою жизнь в счастье и благополучии.

Эй, харани, харани, съел я сорок котлов барани, слушайте, буду врать, и ни-ни!

Когда-то у одного падишаха было три сына. Еще при жизни падишах делает своим детям такое завещание.

– Не дружи с человеком, у которого рыжие волосы и голубые глаза, – наказывает он старшему и дает ему сундук с золотомда коня.

– Не знайся с человеком, у которого нет бороды и усов, – наказывает он среднему и дает недоуздок.

– Не води дружбы с карликом, – наказывает он младшему и дает ему пару стремян.

Несколько времени спустя приходит смертный час падишаха, он умирает.

Однажды во дворец приходит рыжеволосый человек и обращается к старшему сыну падишаха:

– О шахзаде, когда был жив твой отец, он всегда помогал мне. Теперь он умер, остался ты; разве подобает тебе оставлять меня без денег?

А шахзаде понимает, что этот человек – шутник. Забыв отцовский завет, он отсылает его во дворец.

– Ступай, живи во дворце, ешь, пей! Рыжий идет и располагается во дворце.

На следующий день к среднему сыну падишаха приходит безбородый.

– Смилуйся, шахзаде, я изголодался; мне не на что жить, – говорит он.

И этот, забыв отцовский завет, оставляет безбородого жить водворце.

На третий день, когда младший сын падишаха прогуливалсяпо базару, к нему подошел карлик.

– Помилуй, шахзаде, ведь я голодаю, у меня не хватает сил ни на какую работу, – жалуется он, и шахзаде тоже отсылает его во дворец.

И вот рыжий, безбородый и карлик, собравшись вместе, живут во дворце в свое удовольствие, проделывают перед тремя шахзаде разные штуки и потешают их. Братья проводят все свое время с ними и не думают ни о чем другом.

Вскоре золото в сундуке старшего сына падишаха иссякает. А другого ничего у них не было! Что делать? Он выводит коня, идет с ним на базар. Там ему попадается навстречу рыжий.

– Куда идешь, шахзаде? – опрашивает он.

– Куда иду? Мы проели целый сундук золота; иду продавать коня.

Рыжий и говорит ему:

– Шахзаде, вместо того чтобы продавать коня, скажи мне сорок небылиц, и я дам тебе двадцать тысяч курушей.

– Откуда я знаю, как надо придумывать небылицы? Меня этому в школе не учили, – отвечает шахзаде.

Едва он это сказал, рыжий хватает коня и убегает. А шахзаде только смотрит ему вслед. Что делать? Он поворачивается и идет домой.

Но так как есть братьям было нечего, то средний брат берет недоуздок и отправляется его продавать. На дороге перед ним выскакивает безбородый.

– Скажи мне сорок небылиц, и я дам тебе двадцать тысяч курушей, – говорит он.

Шахзаде отказывается. Тогда безбородый вырывает у него из рук недоуздок и убегает. И средний брат так же, как старший, возвращается во дворец с пустыми руками.

На этот раз дело за младшим сыном падишаха. Он берет стремена и идет на базар. По дороге встречает карлика. Увидел его карлик и спрашивает:

– Куда идешь, шахзаде?

Когда тот рассказал, в чем дело, карлик говорит:

– Скажи мне сорок небылиц, и я дам тебе двадцать тысяч курушей да отдам коня, недоуздок и стремена.

– Милый мой, откуда же мне это знать? Давай-ка лучше расскажу тебе, что со мной случилось.

Вышел я это вчера из дворца, иду по дороге, навстречу мне человек: «Шахзаде, давай мюждэ*, твоя мать родилась!» А я думал-гадал, может ли это быть,– не поверил. «Но, может быть, это и правда!» – сказал себе я, да со мной ничего не было. Я тут же засунул руку под мышку: выпал алмаз, я отдал его тому человеку, и он ушел. Еще немного прошел, опять передо мной человек: «О шахзаде, давай мюждэ, твой отец родился!» – и снова засунул руку под мышку: выпал бриллиант, и я отдал его тому человеку. Он ушел.

* Мюждэ – подарок за радостную весть.

Потом я пошел на базар, вижу, какой-то торговец бузой купил мешок проса. «Бери этот мешок с просом, неси в лавку», – оворит он мне, а я посмотрел – мешок тяжелый, мне не снести, а взять повозку – денег нет; снова сунул руку под мышку: выскочил петух. Я взвалил просо петуху на спину, и мы вместе пришли в лавку торговца бузой. Смотрю – у петуха от мешка рана на спине; я смешал немного извести с персиковыми листьями и потер больное место.

Утром встаю, глядь! – а на спине у петуха бахча. Я вытащил нож, разрезал один арбуз. Нож мой провалился в средину, а я, чтобы найти нож, влез в арбуз, посмотрел – стоят три котла: у одного отбиты края, у другого посередине дыра, у третьего нет дна. Я зарезал петуха, ошпарил его в котле без краев, сварил в котле с дырой, поел из котла без дна...

– Вот это небылицы так уж небылицы! – приходит в восторг карлик и отдает шахзаде и коня, и недоуздок, и стремена, и двадцать тысяч курушей.

Шахзаде возвращается во дворец к своим братьям.

После всего этого братья дают клятву никогда в своей жизни не знаться с рыжими, безбородыми и карликами. А младшего брата делают падишахом, посадив на престол вместо отца.

И вот они до самой смерти проводят время в наслаждениях.

В какое-то время жила одна женщина, которая занималась тем, что обманывала людей и этим добывала себе средства к жизни. Обманет кого-нибудь и с утра до вечера ест, пьет и веселится с разными бездельниками, а лишь только все запасы кончатся, она идет обманывать других. И вот как-то раз еда у нее кончилась. Раздумывала она, раздумывала, кого бы ей обмануть, и вдруг пришла ей на ум одна ха-ным, жившая в том же квартале, что и она. А она знала, что эта ханым любила водоноса. Ее-то и решила она обмануть.

Женщина отправляется прямехонько к ней в дом. Болтает о том о сем; смотрит: весь двор полон птицы – гуси, утки, индюки, и все кричат разными голосами.

– Ханым, зачем тебе столько птицы – от их гоготни разговаривать нельзя, – говорит она хозяйке, а та отвечает:

– Ах, это все мой муж; он ест только птичье мясо и потому каждый день приносит птицу. Мне этот гам тоже надоел. А что поделаешь?

– Да ты отдай их мне ненадолго, я выучу их петь песни, а затем пригоню назад. И как тебе тогда будет приятно!

– А разве такие птицы могут петь песни? – спрашивает ханым.

– Еще как поют – одно удовольствие. Вот только кормить их надо рисом и изюмом; если они будут есть кукурузу, тогда, конечно, не запоют.

Хозяйка поверила ей.

– Хорошо, бери их, гони, а когда научишь петь, тебе еще и денег дам.

С этими словами она отдает обманщице всю птицу, да еще мешок рису и мешок изюму в придачу.

И вот женщина берет мешки и гонит к своему дому целое стадо птиц. Она снова собирает бездельников, опять ньет и ест с ними, каждый день режет по одной птице, фарширует ее рисом и изюмом, жарит и подает на стол.

За короткое время от целого стада птиц осталось три-четы-ре штуки.

Женщина набрасывает на спину фередже и идет к ханым. А та, увидев ее, спрашивает:

– Ну как, научила птиц петь?

– Хай-хай, неужели же нет? Приходи-ка, послушай! Каждый стишок поют с припевом: «Ханым любит водоноса!»

Услыхала ханым эти слова, испугалась и подумала про себя: «Смотри-ка, они видели, как приходил ко мне водонос, оттого теперь и поют так». Тогда она говорит женщине:

– Знаешь, сестра, уж больно надоели мне эти птицы. Оставь их у себя, я тебе их дарю.

– Ах, что я буду делать с таким стадом птиц? Хватит у меня и своих забот! Сейчас пойду, пригоню их обратно.

– Душенька, возьми их себе, я дам тебе еще пятьсот курушей, ступай, занимайся своими делами.

– Ах, что мне делать с пятьюстами курушей? Вот если ты дашь тысячу пятьсот курушей, тогда я, может быть, и оставлю птиц у себя.

Что делать той ханым? Она дает обманщице тысячу пятьсот курушей, а та забирает деньги, идет домой и снова веселится с бездельниками.

Вскоре и эти деньги кончаются. Надо придумать что-нибудь новое.

Узнает женщина, что у падишаха умер маленький ребенок. Она сейчас же отправляется, выкапывает ребенка из могилы, закутывает в расшитое шелком одеяло, берет на руки и приходит, в лавку золотых дел мастера. Тот думает, что это мамка падишахского сына.

– Ах, пожалуйте, ханым, что угодно? – ухаживает он за ней так и этак.

– Мы отдаем замуж дочку падишаха, мне нужна очень хорошая алмазная заколка, пара браслеток, пара серег, несколько алмазных булавок и несколько штук колец – положи все это в коробку, я снесу госпоже султанше, она выберет по своему вкусу.

Золотых дел мастер кладет в коробку все, что потребовала женщина, и отдает ей.

– Может быть, ты мне не веришь, так я пока оставлю шахзаде у тебя. Только смотри не притрагивайся к нему. Коли с ним, упаси Аллах, что-нибудь случится, – падишах с тебя голову снимет!

– Что ты, что ты, – говорит мастер, – я даже не дотронусь до него; вот положи его в комнату, сама закрой двери и ступай.

Женщина кладет мальчика на постель, берет коробку и уходит. Оставив ее у себя, она снова приходит к мастеру.

– Ну, как мой шахзаде, не проснулся?

– Нет, госпожа, – отвечает мастер, – спит, голоса даже не подал.

Женщина входит в комнату и открывает лицо ребенка.

– Ох что случилось с моим шахзаде? Он не дышит! Эй, ма-ый что' ты с ним сделал? – плачет, кричит и рвет она на себеволосы.

Мастер оторопел.

– Да я даже в комнату не входил.

– Постой, я сейчас пойду к падишаху, пусть он велит отрубить тебе голову, – кричит обманщица и выходит из дверей лавки.

Бедняга думает: «Если эта женщина впрямь пойдет к падишаху что тогда будет со мной?» И вот, ухватившись за полу ее платья, он начинает умолять:

– Смилуйся, госпожа, придумай что-нибудь, не губи мою голову! Вот тебе тысяча золотых, да вот еще и деньги за те драгоценности, что ты взяла; пусть все это будет твоим – только спаси меня от беды.

Женщина забирает у мастера деньги, берет на руки ребенка и идет домой. Там она роет посреди двора яму и, закопав ребенка, снова предается веселью.

Проходит некоторое время, и хитрая женщина слышит, что у падишаха умерла жена. Тогда она одевается, выходит на улицу, подходит ко дворцу и начинает изо всех сил реветь да причитать:

– Ах, моя сестричка, ты была благородная, а я – голодная, ты ни разу не пришла меня навестить, теперь ты умерла, сердце мое сожгла, на кого ты меня покинула? – и рвет на себе волосы.

Мать падишаха услыхала эти слова и подумала: «Глядите-ка, у нашей невестки была сестра, а она даже не говорила об этом», – и кличет ее к себе.

А женщина вошла и так разрыдалась, что ей стало дурно. Ее кладут в отдельную комнату и оставляют одну.

После похорон приходят хекимы и с трудом приводят ее в чувство. Падишах, пожалев ее, дает разрешение пожить женщине несколько дней во дворце.

Живет женщина там, везде ходит, ко всему приглядывается и в конце концов изучает весь дворец.

И вот однажды ночью, когда все спали, она берет плетку, идет в покои падишаха, запихивает ему в рот подушку, садится на него и стегает плеткой так, что тот теряет сознание, а сама уходит.

Когда наступает утро, падишах приходит в себя: «Ой, что это было со мной ночью: во сне это было или наяву?» – думает он, смотрит и видит, что все тело у него в синяках. В тот день он с трудом выходит из своих покоев.

Вечером обманщица опять проникает в покои падишаха и проделывает все то же, что делала накануне. Она бьет падишаха и приговаривает:

– Наступит утро – обручись с моей сестрой! Наступит утро – обручись с моей сестрой!

И падишах опять теряет сознание. Тогда женщина уходит в свою комнату и ложится спать.

Утром падишах приходит в себя.

«Стой, да что же со мной происходит? Кто это делает: джинн или человек?» – думает он и велит позвать хекимов и ходжей. Они дают ему лекарства, но как вылечить падишаха, коль он заболел от побоев? Ничто не помогает.

На третий вечер женщина снова берет плетку и прирастает к изголовью падишаха.

– Ты возьмешь мою сестру за себя? Ты возьмешь мою сестру за себя? – приговаривает она и жестоко стегает его. – Если завтра не возьмешь – я тебя убью!

Падишах опять лишается чувств.

Наутро, придя в себя, он велит позвать свою мать и рассказывает ей обо всем.

– Вот уже три ночи кто-то приходит, бьет меня и приговаривает: «Непременно женись на моей сестре!» Выходит так, что если сегодня я не женюсь, то завтра ночью меня убьют. Что мне делать?

– Может быть, – отвечает ему мать, – это приходит дух твоей умершей жены. Она хочет, чтобы ты взял за себя ее сестру. Коли так, женись на той женщине, что у нас гостит; она не урод, человек хороший. Может быть, так и избавишься от побоев.

Что делать падишаху? Он соглашается, велит позвать ходжей, обручается с этой женщиной и начинает вести с ней совместную жизнь.

Проходит много времени.

Как-то раз эта женщина, оставшись одна, села перед зеркалом и стала рассказывать ему обо всех своих проделках. А мать падишаха как раз в это время подошла к ее двери и все слышала.

– Вот ты как, дочка! Значит, ты всех обманула! Подожди, пусть только придет мой сын: я велю ему отрубить тебе голову!

Тогда женщина подбегает к ней и начинает ее обнимать:

– Ах, моя дорогая матушка-госпожа, я очень люблю тебя, высунь язычок, я его поцелую!

А султанша отталкивает ее от себя.

– Ах ты потаскуха! Убирайся вон с моих глаз!

Но что бы она ни говорила, обманщица подходит к ней и так и этак, обманом заставляет султаншу высунуть язык и откусывает чуть не половину. А потом, взяв плетку, до полусмерти избивает ее, укладывает в постель, а сама выходит из комнаты и говорит невольницам:

– Идите, позовите падишаха: с матушкой-госпожой что-то случилось – заболела, не может ни глаз открыть, ни словасказать.

Невольницы идут, зовут падишаха; тот приходит, глядь! – мать лежит в постели и себя не помнит.

– Помилуй, матушка, что с тобой? – спрашивает он. В ответни слова.

Хитрая женщина начинает плакать:

– Утром матушка была совсем здорова, не знаю, что вдруг с ней приключилось. Скорее надо дать лекарство, может быть, ей станет лучше.

И падишах велит позвать главного хекима.

– Когда придет хеким, я не выйду отсюда, сяду в шкаф и присмотрю, как бы хеким не сделал матушке чего-нибудь дурного. – С этими словами она прячется в шкаф.

Приходит хеким, осматривает госпожу султаншу и видит, что у нее откушен язык.

А женщина из шкафа подает хекиму знаки: «Я дам тебе кошелек золота, дай ей отравы, чтобы она за один час собралась да и отправилась на тот свет». Хеким заметил ее знаки и приготовил отравленный шербет. Мать-султаншу заставляют выпить его. Не проходит много времени, как султанша умирает. Когда ее хоронят, женщина обливается горькими слезами.

После этого проходит несколько дней. Хеким идет к жене падишаха получить обещанные деньги.

– Я хочу видеть жену падишаха, – заявляет он привратнику. Тот идет, докладывает госпоже, а она отвечает:

– Что у меня за дела с хекимом? Пусть отправляется по своим делам.

Привратник сообщает об этом хекиму, а тот не отходит от ворот. И женщина дает в конце концов разрешение впустить его. Вошел хеким в покои госпожи и стал просить деньги.

– Ты мне подала знак, чтобы я отравил мать падишаха, обе-щала кошелек денег...

Едва он так сказал, женщина стала рвать на себе волосы. – Ах ты мерзавец! Разве я этого хотела? Я тебе делала знаки отому,что У тебя перед падишахом шальвары раскрылись. Да разве у меня повернулся бы язык сказать: «Убей мою матушку-спожу»? Вот пойду сейчас да скажу о тебе падишаху! – запугивает она хекима.

Хеким, услышав такие слова, понимает, что своя шкура дороже, тихонечко выходит из дворца и бегом бежит домой.

Так вот эта хитрая женщина и достигла исполнения своих желаний.

Она достигла цели – знай, а ты хоть на стену влезай!

Жили когда-то муж да жена. Муж был человек тих: скромный, знал разные ремесла, работал не покладая рук, и жили они так себе понемногу – ни шат-ко, ни валко. Однако время и заботы посеребрили его волосы и бороду так, что он в свои сорок лет выглядел глубоким стариком. В один из дней жена его собралась в баню. Пришла туда, а тамнеобыкновенная суетня. Что такое? Оказывается, сейчас сюдаприедет мыться жена придворного звездочета.

Хозяйка бани разгоняет моющихся женщин в разныестороны.

– Здесь нельзя, тут нельзя, – говорит она.

И вот под музыку и пение прибывает в баню жена придворного звездочета с целой свитой женщин. Само собой понятно, что хозяйка бани в надежде сорвать побольше денег не знает куда только усадить ее и оказывает ей разные почести.

Жена этого человека была крайне всем этим обижена. Тем не менее она честь честью помылась в бане, а затем пришла домой и вечером заявляет своему мужу:

– Вот что, муженек, либо стань придворным звездочетом, либо меня оставь.

– Помилуй, жена, – отвечает он, – я ведь и писать-то не умею, куда же мне на должность придворного звездочета. Были бы хлеб да соль.

А жена пристает:

– Нет, муж, как хочешь, а только стань придворным звездочетом, иначе я не буду жить с тобой.

Однако женщина была так красива, что бедняга не может от нее отказаться и начинает искать какой-нибудь выход. Он отправляется в кофейню, берет чашку кофе и погружается в думы. В это время к нему подходит один из его друзей.

– Послушай! О чем ты призадумался? – спрашивает он, и тот рассказывает ему что и как.

А приятель этот как раз был дружком хозяйки бани.

– Ты не волнуйся, я что-нибудь придумаю, – утешает он его и сразу же отправляется к своей милой.

Когда он рассказал ей обо всем, она и говорит:

– Пусть тот человек придет в такой-то день к бане, сядет напротив, разложит перед собой кожу, на ней – бумагу, перо, чернильницу и другие вещи, а затем пусть начинает чертить и писать, будто он гадатель. Мы его дело устроим.

Как только она это сказала, приятель идет и сообщает тому человеку. А бедняга не то что писать, – не знает, как и перо-то держать в руке. Да нечего делать, он поступает так, как велела хозяйка бани. Как бы то ни было, все, кто входит и выходит из бани, принимают его за ученого человека – подлинного ходжу.

В тот день опять приезжает в баню жена придворного звездочета. А банщица, как раньше подучила хозяйка бани, во время мытья похищает у нее дорогой перстень. Хозяйка берет перстень, зарывает его в углу в мусор, а сама говорит об этом нашему гадателю.

Короче говоря, жена придворного звездочета вскоре замечает, что у нее пропал перстень.

– Ах! – вскрикивает она.

Все находящиеся в бане волнуются, а хозяйка спокойно замечает:

– Ханым-эфенди, против двери в баню сидит ходжа. Дадим ему погадать, – он очень хорошо открывает всякие тайны.

Не будем затягивать! Наш гадатель, поцарапав по бумаге, сообщает:

– Ханым-эфенди, перстень в углу, среди мусора.

Хозяйка делает вид, что ей ничего не известно, приказывав служанкам искать перстень в мусоре. Ну, известное дело – пер-стень находится! Ходже дают дорогие подарки; он, радостный идет домой, но жена ничего не хочет, кроме должности звездочета.

Прошло сколько-то дней после этого, и вдруг во дворце у сул-тан-ханым пропадает перстень. (А украла его одна из невольниц.) Ищут его и там и сям – не находят.

А как раз в тот день приходит во дворец к султанше жена придворного звездочета. Услыхав, что у султанши пропал перстень,она говорит:

– У меня тоже как-то раз пропал перстень, но один ходжа сразу же указал, где он. Это очень знающий человек, прикажите его привести. – И указывает, где его можно найти.

Султан тут же посылает весть хозяйке бани.

А наш бедняга так боялся своей жены, что все дни проводилу бани.

И вдруг приходят дворцовые люди и забирают его. Рассказ наш сократим, а то, пожалуй, в беду влетим! Султанша приказывает:

– Эй, ходжа, найди-ка мой перстень. Срок – до утра. Не разыщешь – голову с плеч долой!

И ходжу запирают в отдельную комнату.

Наступает ночь. Невольница, укравшая перстень, думает: «Вот теперь я пропала!» И сон не смыкает ее глаз. «Будь что будет, пойду попрошу у ходжи помощи». Тихо-тихо входит она в комнату ходжи. А ходжа трясся от страха сильнее, чем невольница. «О, ужас, не наступило ли уже утро?» – думает он. А в это время невольница припадает к его ногам и рукам.

– Прости, о ходжа, перстень у меня. Если я попадусь, это будет мой последний день. Моя жизнь зависит от тебя, – просит и молит она его.

Ходжа думает про себя: «Аллах и сегодня послал мне удачу!» – а ей говорит:

– Так-так, доченька, на свете чего не бывает! Ты не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. – Потом, помедлив немного, добавляет: – Слушай, доченька, дай проглотить перстень гусю, да только так, чтобы никто не видел и не знал, и надломи ему лапку. Иди, не бойся.

Девушка уходит и делает так, как он сказал.

Лишь только наступило утро, султан присылает за ходжой.

– О шах, всю ночь я гадал; бросал песок, и мне привиделись птицы. Прикажи выпустить в сад всех, сколько ни есть во дворе кур, петухов, гусей, индюков и других птиц, – говорит ходжа.

Султан тотчас же приказал выпустить всех птиц в сад.

И так – ходжа впереди, а падишах и множество людей сзади – выходят в сад; ходжа держит в руке перо и все время чертит и пишет что-то на бумаге. Заметив хромого гуся, он говорит:

– О шах, вот этого гуся прикажите поймать и зарезать: у него в желудке перстень.

И вот гуся того хватают, режут, из желудка его выпадает перстень, и все замирают от удивления.

А потом султан, прогуливаясь по саду, поймал кузнечика.

– Ну-ка, ходжа, что у меня в руке? Узнай-ка! – спрашивает он, и у ходжи от испуга перехватило дыхание.

– О шах, вам лгать нельзя, – отвечает тот покраснев и съежившись и, собираясь открыть свои проделки, шепчет: – Эх, кузнечик, раз прыгнешь, два прыгнешь – на третий попадешься!

Султан разжимает руку, и там оказывается кузнечик. Все захлопали в ладоши, а ходжа сам себе удивился. "Когда аллах помогает, так уж помогает!"Султану все это очень понравилось.

– И бывает же столько мудрости! – говорит он, тотчас делает ходжу своим придворным звездочетом, жалует разными подарками, а жена его достигает исполнения своего желания.

Они достигли цели, слышу, а мы залезем-ка на крышу.

Когда-то жил один дровосек, и была у него жена. Каждый день он ходил в лес рубить дрова. Возвращаясь под вечер домой, он их продавал, на полученные деньги покупал хлеба и всякой снеди, и его жена готовила ужин. Поев, они начинали веселиться: играли, пели песни, плясали, приговаривая: «Пиш-поф, пиш-поф!» Одним словом, устраивали пирушку.

В один из дней падишах издает приказ не зажигать свечей по ночам. И вот никто огня не зажигает, а дровосек знать ничего не хочет: пляшет да веселится!

Как-то ночью падишах вышел из дворца и случайно подошел к дому дровосека, глядь! – а в доме горит свет, шум, гам, игры, пляски, – невесть что! Падишах делает на дверях пометку и уходит.

На следующий день он посылает дровосеку коня, одежду и велит позвать его к себе. Люди падишаха отправляются к дому дровосека. Постучали в дверь, спрашивают его, а жена отвечает, что муж ушел в лес рубить дрова. Тогда они идут в лес, приводят дровосека домой, переодевают в новые одежды, сажают на коня и везут к падишаху.

Едет дровосек, а нищие выстроились по обеим сторонам дороги и просят у него денег. Сунул дровосек руку в карман, а там пусто; он едет и приговаривает то направо, то налево:

– На обратном пути, на обратном пути!

Потом он входит к самому падишаху. Падишах спрашивает его, чем он занимается, а тот и рассказывает все как есть. Понравился падишаху дровосек, он назначает его старшим привратником и жалует красивой саблей.

Когда дровосек, сев на коня, едет домой, на дороге нищие снова просят у него милостыню. А денег-то падишах ему не дал!

– Вам нет и мне нет, вам нет и мне нет! – приговаривает он направо и налево и так доезжает до своего дома.

Но вот дровосек и его жена проголодались.

– Ну, что мы теперь будем делать, разве так лучше стало? Ступай-ка ты, муженек, к лавочнику, снеси ему эту саблю, возьми за нее чего-нибудь поесть.

И вот дровосек идет к лавочнику, отдает ему саблю, берет кое-что из еды и возвращается домой. И снова, как раньше, ни о чем не заботясь, затевают они пирушку. Затем дровосек делает саблю из дерева и вкладывает ее в ножны.

А все их проделки видел шахский слуга и наутро доложил падишаху. Тот решил наказать дровосека.

Надо сказать, что в те далекие времена, когда давалась кому-нибудь новая должность, вновь назначенный обязан был снести голову одному из преступников.

Падишах велит всем своим людям собраться в одно место и посылает за дровосеком. Тот одевается, садится на коня и приезжает во дворец; падишах приказывает привести преступника и говорит дровосеку:

– Отруби голову этому человеку.

А у дровосека-то сабля деревянная! Как тут быть?

– О Аллах! Если за этим человеком нет греха, пусть моя сабля станет деревянной, если есть – пусть зарубит его! – восклицает он и вытаскивает саблю.

И вот все видят, что сабля из дерева. Тогда дровосек говорит падишаху:

– Видите, эфенди, за этим человеком нет греха!

А падишах хоть и знал, что сделал человек со своей саблей, остался так доволен его находчивостью, что пожаловал ему ко-нак, дал много денег и сделал его своим любимцем.

Дровосек берет свою жену, и живут они в том конаке до самой смерти: едят, пьют и жизнь свою проводят в спокойствии.

Они достигли радости предельной, а нам бы сесть на мачте корабельной.

Было – не было, а когда-то у одной женщины было два мужа, и один не знал о другом. Один из них был карманник, другой – вор. А делам этим они научились у жены.

Как-то раз вор приносит на базар украденные вещи, продает их и получает деньги. А хозяин украденного встречает человека, купившего вещи, набрасывается на него и хватает за шиворот.

– Это мои вещи! Да только тут не все, что ты у меня украл; сейчас же принеси остальное.

– Помилуй, добрый человек, я не вор, эти вещи я купил. Оставь меня, ищи того, кто украл их.

Так они спорят друг с другом, а вор наблюдает за ними и смекает, что ему несдобровать. Тогда он удирает оттуда, идет прямо домой и говорит жене:

– Ох, жена, сегодня мое воровство раскрылось, меня ищут. Чтобы не попасть в тюрьму, я скроюсь отсюда на несколько дней. Дай мне с собой чего-нибудь поесть.

Женщина приготовляет чурек* и бараний хвост, то и другое режет на части и половину отдает мужу; вор берет все это и отправляется в путь.

* Чурек – род лепешки из пресного теста.

Мало ли идет, много ли идет, долгое время идет, а тем временем приходит другой муж – карманник.

– Ох, жена, сегодня проделки мои открылись, дай мне немного еды; несколько дней я не буду показываться в этих местах.

Женщина дает ему вторую половину чурека и вторую половину бараньего хвоста; он берет их и отправляется в путь.

Пусть он себе идет, а другой, промышляющий воровством, шел-шел и пришел к берегу реки.

«Отдохну-ка я здесь немного», – думает он, садится под деревом, достает чурек и хвост и собирается приняться за еду.

А в это время туда же приходит карманник, располагается у берега реки и вытаскивает из-за пазухи съестное.

Увидев это, вор и говорит:

– Иди-ка сюда, приятель, закусим вместе!

Как только карманник подошел к нему и разложил свои припасы, вор с изумлением стал поглядывать то на свой чурек, то на чурек соседа; смотрит, смотрит, видит, что один похож на другой; они сложили обе части вместе, глядь! – получился целый чурек; тогда они сложили вместе два куска хвоста, получился целый хвост.

Оба очень удивились, и карманник спрашивает вора:

– Эй, приятель, нельзя ли узнать, откуда ты идешь?

– Я иду из такого-то города.

– Где твой дом?

– В таком-то квартале; там мой дом и моя жена. Как сказал это вор, карманник остолбенел.

– Да что ты говоришь? Это мой дом и моя жена. Вот уже сколько лет я там живу, зачем ты врешь? А вор в ответ:

– Эх, милый человек! Или ты с ума сошел, или ты шутишь: вот уже столько времени, как эта женщина – моя жена.

– Моя, моя! – кричат оба, и ссора их разгорается.

– Тут одним спором дело не разрешить. Пойдем-ка да спросим ее самое, тогда и будет видно, чья она, – говорит карманник.

Оба встают и отправляются к женщине.

А та, лишь только увидала их, сразу поняла, как обернулось Дело: приглашает обоих в комнату, предлагает каждому место, сама садится против них.

– Эй, ты чья жена? – спрашивает карманник.

– До сих пор я была женой обоих, – отвечает женщина, – а с этих пор, у кого окажется больше ловкости, тот мне и муж. Чье искусство мне понравится больше, тому и буду женой.

Оба согласились на это.

И вот карманник и вор идут на базар.

По дороге карманник заметил, что какой-то человек положил себе в кошелек тысячу золотых, сунул его за пазуху и тоже идет на базар. От тотчас же пошел вслед за ним.

На базаре в толкотне он настигает его и незаметно выкрадывает из-за пазухи кошелек. Отбежав в укромное место, он берет из кошелька девять золотых, вместо них кладет свой именной перстень, а потом кошелек опускает опять за пазуху тому человеку.

Все это видит его приятель-вор.

Потом карманник обходит кругом, выходит навстречу тому человеку и хватает его за шиворот.

– Ах ты подлец, отдай мне мой кошелек! А тот не понимает, в чем дело:

– Убирайся вон! Оставь меня в покое. Ты кто такой – я тебя не знаю.

– Тебе меня и не нужно знать, идем-ка в суд!

А тому что делать? Бедняга соглашается, и они идут в суд. Кади спрашивает этого человека:

– Сколько у тебя было золотых?

– Тысяча, – отвечает тот.

– А у тебя? – спрашивает кади карманника.

– У меня было девятьсот девяносто один золотой, эфенди, и серебряный именной перстень.

Судья велит открыть кошелек. Считают деньги: ровно девятьсот девяносто один золотой и перстень.

Хозяину кошелька дают пару подзатыльников и прогоняют, а золотые отдают карманнику; тот берет их и вместе с вором приходят к женщине. Та говорит:

– Вот, карманник показал свое мастерство, до сих пор такой штуки никто не проделывал; ну-ка, теперь ты покажи свое искусство.

Наступает вечер; вор берет веревку, и они вместе с карманником идут ко дворцу падишаха. Вор забрасывает веревку на стену и взбирается туда, подтягивает и приятеля. Так они попадают во дворец. Подойдя к сокровищнице, они подбирают ключ, открывают дверь и входят. Вор предлагает карманнику:

– Бери золота, сколько пожелает твоя душа.

Они взваливают на себя столько золота, сколько могут унести, и выходят из дворца.

Вор идет на птичий двор, хватает там гуся и режет его; потом разводит огонь, насаживает гуся на вертел и говорит приятелю:

– Поворачивай его, чтоб он изжарился, – а сам направляется в комнату, где спит падишах.

– Эй, ты куда идешь? – спрашивает его приятель.

– Да вот хочу рассказать падишаху о нашей ловкости, – отвечает тот. – Пусть он рассудит, чье мастерство выше: твое или мое.

– Во имя Аллаха, уйдем отсюда, – просит карманник, – я отказываюсь от этой женщины, пусть будет твоей, я не хочу ее.

А вор отвечает:

– Сегодня ты говоришь так, а завтра будешь раскаиваться. Нет, уж пусть падишах разрешит наш спор, тогда тебе нечего будет сказать.

И вот он потихоньку подходит к комнате падишаха, осторожно открывает дверь и заглядывает. Видит: падишах спит на постели, а раб растирает ему ноги. Во рту у раба мастика, он жует ее и то засыпает, то просыпается.

Вор тихонечко, чтобы никого не разбудить, пробирается в комнату и прячется под троном. Потом он сует рабу в рот кончик конского волоса, и раб принимается жевать мастику с ним. Сон одолевает его, он начинает зевать.

Вор потянул волос и вытащил у него изо рта мастику.

Раб открыл глаза, одурело посмотрел по сторонам, поискал мастику, не нашел и вскоре совсем уснул.

Тогда вор дает ему понюхать эфиру, и тот, потеряв сознание, падает. Поднял его вор, положил в корзину, подвесил к потолку, а сам стал растирать ноги падишаху.

А карманник все наблюдает за ним из-за двери.

Вдруг падишах зашевелился.

– О шах, – шепчет ему вор, – если ты будешь слушать, я расскажу тебе одну быль.

А падишах говорит:

– Расскажи, послушаю.

И вор начинает свой рассказ.

Не будем затягивать! Он рассказал падишаху обо всем, что произошло между ним и его приятелем. А тот в это время дрожит от страху – тир-тир! – и подает вору знаки: "Эй, пойдем!"А вор знай приговаривает:

– Ворочай, чтобы гусь не подгорел! Потом вор обращается к падишаху:

– О шах, кто же искуснее: карманник или вор? Кто имеет больше права на женщину?

– У вора больше искусства – женщина принадлежит ему, – отвечает падишах.

Вор еще некоторое время растирает ноги падишаху, и тот погружается в сон. Тогда он бесшумно встает и идет к своему приятелю.

– Слыхал? Шах сказал, что женщина принадлежит вору.

– Ох, слыхал, – отвечает карманник.

– Смилуйся! Пусть она будет твоя, пойдем, пока никто нас не заметил, а не то я сейчас с ума сойду.

– Да ты все врешь, я вот сейчас пойду и спрошу еще раз у падишаха.

– Ой, сейчас мы попадемся! Ради Аллаха, уйдем отсюда скорее! Пусть не только женщина, но и сам я буду в твоей власти!

Тогда они выходят из дворца, забирают золото, идут к женщине и обо всем рассказывают. Искусство вора ей понравилось больше, и она оставляет его своим мужем.

А во дворце с наступлением утра шах просыпается и зовет своего раба – раз, другой: раб не является. Шах приходит в ярость и вскакивает с постели, ему в глаза сразу же бросается корзина, подвешенная к потолку.

«Что это такое?» – думает он и спускает ее. Заглянув внутрь, он видит, что в корзине лежит без сознания раб. Падишах зовет слуг: раба приводят в чувство и спрашивают, как он попал в корзину, но раб ничего не помнит.

Шах сразу догадывается, что ночью в его покоях был вор. Он садится на трон и велит созвать везиров, беев. И вот все они приходят к падишаху. Шах рассказывает им, что произошло ночью, и велит глашатаям кричать: «Кто бы ни был тот, что этой ночью был в покоях падишаха, пусть идет во дворец. Падишах клянется Аллахом, что не причинит ему никакого вреда! Золото, взятое из его сокровищницы, пусть будет ему во благо; к тому же падишах назначит ему еще и большое жалованье».

И вот глашатаи кричат на площадях и улицах и объявляют каждому то, что сказал падишах.

Слышит это и вор.

«Падишах клянется, что ничего не будет!» – думает он и открывается им. Глашатаи тут же берут и ведут к падишаху.

– О шах! Хочешь – казни, хочешь милуй, это сделал я, – говорит он.

– А зачем ты это сделал? – спрашивает падишах, и вор рассказывает шаху еще раз все по порядку, с начала до конца.

Падишаху понравилось мастерство этого человека, он жалует ему все взятое им из сокровищницы, назначает месячное жалованье и обручает с той женщиной, а вор, получив от шаха столько милостей, от всей души дает зарок больше не воровать.

И вот он до самой смерти живет со своей женой, и оба возносят шаху благодарность.