Идет волк по лесу. Видит, дятел долбит дерево; он ему и говорит: Вот ты, дятел, все долбишь и долбишь, работаешь, работаешь, а хатки за свой век построить не можешь!

А дятел волку и говорит: А ты, волк, все режешь и режешь скот, а кожуха за свой век не сошьешь! Подумал волк, что дятел правильно ему говорит. Приходит волк к лисе и говорит ей: Лиса, сшей мне шубу.

А я тебе принесу овечек!

Согласилась лиса.

Вот волк приносит лисе овец: одну, другую, третью, а шубы все нет. А лиса мясо съест, а шерсть на базаре продаст. Вот, наконец, волк и спрашивает: Когда же, лиса, шуба готова будет? А лиса говорит: Сегодня к вечеру шуба готова будет, надо только на обводы шерсти. Пойди к людскому огороду, там лошадь стоит.

Ты зарежь ее и принеси хвост и гриву на обводы!

Пошел волк и видит лошадь . Подкрался к ней сзади и только хотел вцепиться в нее зубами, как она ударила волка копытами – и убила насмерть...

И сейчас по снегу волка косточки блестят.

Сказка подготовлена Ю.Г. Кругловым.

Бежала лисица по лесу, увидала на дереве тетерева и говорит ему:

– Терентий, Терентий! Я в городе была!

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Была так была.

– Терентий, Терентий! Я указ добыла.

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Добыла так добыла.

– Чтобы вам, тетеревам, не сидеть по деревам, а все бы гулять по зеленым лугам.

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Гулять так гулять.

– Терентий, кто там едет? – спрашивает лисица, услышав конский топот и собачий лай.

– Мужик.

– Кто за ним бежит?

– Жеребенок!

– Как у него хвост-то?

– Крючком.

– Ну так прощай, Терентий! Мне дома недосуг.

Лиса с журавлем подружилась, даже покумилась с ним у кого-то на родинах.

Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости.

– Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я как тебя угощу!

Идет журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает:

– Покушай, мой голубчик-куманек! Сама стряпала.

Журавль хлоп-хлоп носом, стучал, стучал, ничего но попадает!

А лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала.

Каша съедена; лисица говорит:

– Не обессудь, любезный кум! Больше потчевать печем.

– Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости. На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, выложил в кувшин с малым горлышком, поставилна стол и говорит:

– Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.

Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдет и этак, и лизнет его, и понюхает-то, все ничего не достанет!

Не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все поел.

– Ну, не обессудь, кума! Больше угощать нечем. Взяла лису досада, думала, что наестся на целую недолю, а домой пошла как несолоно хлебала. Как аукнулось так и откликнулось!

С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

Жили курочка с кочетком, и пошли они в лес по орехи. Пришли к орешне; кочеток залез на орешню рвать орехи, а курочку оставил на земле подбирать орехи: кочеток кидает, а курочка подбирает.

Вот кинул кочеток орешек, и попал курочке в глазок, и вышиб глазок.

Курочка пошла – плачет. Вот едут бояре и спрашивают:

– Курочка, курочка! Что ты плачешь?

– Мне кочеток вышиб глазок.

– Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?

– Мне орешня портки раздрала.

– Орешня, орешпя! На что ты кочетку портки раздрала?

– Меня козы подглодали.

– Козы, козы! На что вы орешню подглодали?

– Нас пастухи не берегут.

– Пастухи, пастухи! Что вы коз не бережете?

– Нас хозяйка блинами не кормит.

– Хозяйка, хозяйка! Что ты пастухов блинами не кормишь?

– У меня свинья опару пролила.

– Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?

– У меня волк поросеночка унес.

– Волк, волк! На что ты у свиньи поросеночка унес?

– Я есть захотел, мне бог повелел.

Жил кот с кочетком. Кот идет за лыками в лес и бает кочетку:

– Если лиса придет звать в гости и станет кликать, не высовывай ей головочку, а то унесет тебя.

Вот пришла лиса звать в гости, стала кликать:

– Кочетунюшка, кочетунюшка! Пойдем на гумен позолоты яблочки катать.

Он глянул, она его и унесла. Вот он и стал кликать:

– Котинька, котинька! Несет меня лиса за крутые горы, за быстрые воды.

Кот услыхал, пришел, избавил кочетка от лисы. Кот опять идет за лыками и опять приказывает:

– Если лиса придет звать в гости, не высовывай головку, а то опять унесет.

Вот лиса пришла и по-прежнему стала кликать.

Кочеток глянул, она его и унесла. Вот он и стал кричать:

– Котунюшка, котунюшка! Несет меня лиса за крутые горы, за быстрые воды!

Кот услыхал, прибежал, опять избавил кочетка.

Кот опять скрутился идтить за лыками и говорит:

– Ну, теперь я уйду далеко. Если лиса опять придет звать в гости, не высовывай головку, а то унесет, и не услышу, как будешь кричать.

Кот ушел; лиса опять пришла и стала опять кликать по-прежнему. Кочеток глянул, лиса опять унесла его.

Кочеток стал кричать; кричал, кричал – нет, не идет кот.

Лиса принесла кочетка домой и крутилась уж жарить его. Тут прибежал кот, стал стучать хвостом об окно и кликать:

– Лисонька! Живи хорошенько своим подворьем: один сын – Димеша, другой – Ремеша, одна дочь – Чучилка, другая – Пачучилка, третья – Подмети-шесток, четвертая – Подай-челнок!

К коту стали выходить лисонькины дети, один за другим; он их всех поколотил; после вышла сама лиса, он и ее убил и избавил кочетка от смерти.

Пришли оба домой, стали жить да поживать да денежки наживать.

Жил-был мужик; у него был кот, только такой шкодливый, что беда! Надоел он мужику. Вот мужик думал, думал, взял кота, посадил в мешок, завязал и понес в лес. Принес и бросил его в лесу: пускай пропадает!

Кот ходил, ходил и набрел на избушку, в которой лесник жил; залез на чердак и полеживает себе, а захочет есть – пойдет по лесу птичек да мышей ловить, наестся досыта и опять на чердак, и горя ему мало!

Вот однажды пошел кот гулять, а навстречу ему лиса, увидала кота и дивится:

– Сколько лет живу в лесу, а такого зверя не видывала.

Поклонилась коту и спрашивает:

– Скажись, добрый молодец, кто ты таков, каким случаем сюда зашел и как тебя по имени величать? А кот вскинул шерсть свою и говорит:

– Я из сибирских лесов прислан к вам бурмистром, а зовут меня Котофей Иванович.

– Ах, Котофей Иванович, – говорит лиса, – не знала про тебя, не ведала: ну, пойдем же ко мне в гости.

Кот пошел к лисице; она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкою, а сама выспрашивает:

– Что, Котофей Иванович, женат ты али холост?

– Холост, – говорит кот.

– И я, лисица, – девица, возьми меня замуж.

Кот согласился, и начался у них пир да веселье. На другой день отправилась лиса добывать припасов, чтоб было чем с молодым мужем жить; а кот остался дома. Бежит лиса, а навстречу ей попадается волк и начал с нею заигрывать.

– Где ты, кума, пропадала? Мы все норы обыскали, а тебя не видали.

– Пусти, дурак! Что заигрываешь? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.

– За кого же ты вышла, Лизавета Ивановна?

– Разве ты не слыхал, что к нам из сибирских лесов прислан бурмистр Котофей Иванович? Я теперь Бурмистова жена.

– Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. Как бы на него посмотреть?

– У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты смотри, приготовь барана да принеси ему на поклон; барана-то положи, а сам схоронись, чтоб он тебя не увидел, а то, брат, туго придется!

Волк побежал за бараном.

Идет лиса, а навстречу ей медведь и стал с нею заигрывать.

– Что ты, дурак, косолапый Мишка, трогаешь меня? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.

– За кого же ты, Лизавета Ивановна, вышла?

– А который прислан к нам из сибирских лесов бурмистром, зовут Котофей Иванович, – за него и вышла.

– Нельзя ли посмотреть его, Лизавета Ивановна?

– У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты ступай, приготовь быка да принеси ему па поклон; волк барана хочет принесть. Да смотри, быка-то положи, а сам схоронись, чтоб Котофей Иванович тебя не увидел, а то, брат, туго придется!

Медведь потащился за быком.

Принес волк барана, ободрал шкуру и стоит в раздумье: смотрит – и медведь лезет с быком.

– Здравствуй, брат Михайло Иваныч!

– Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем?

– Нет, брат, давно дожидаю.

– Ступай, зови.

– Нет, не пойду, Михаило Иваныч! Сам иди, ты посмелей меня.

– Нет, брат Левон, и я не пойду. Вдруг откуда не взялся – бежит заяц. Медведь как крикнет на него:

– Поди-ка сюда, косой черт! Заяц испугался, прибежал.

– Ну что, косой пострел, знаешь, где живет лисица?

– Знаю, Михаило Иваныч!

– Ступай же скорее да скажи ей, что Михайло Иваныч с братом Левоном Иванычем давно уж готовы, ждут тебя-де с мужем, хотят поклониться бараном да быком.

Заяц пустился к лисе во всю свою прыть.

А медведь и волк стали думать, где бы спрятаться. Медведь говорит:

– Я полезу на сосну.

– А мне что же делать? Я куда денусь? – спрашивает волк. – Ведь я на дерево ни за что не взберусь! Михаиле Иваныч!

Схорони, пожалуйста, куда-нибудь, помоги горю.

Медведь положил его в кусты и завалил сухим листом, а сам взлез на сосну, на самую-таки макушку, и поглядывает: не идет ли Котофей с лисою? Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе, постучался и говорит лисе:

– Михайло Иваныч с братом Левоном Иванычем прислали сказать, что они давно готовы, ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.

– Ступай, косой! Сейчас будем. Вот идет кот с лисою. Медведь увидал их и говорит волку:

– Ну, брат Левон Иваныч, идет лиса с мужем; какой же он маленький!

Пришел кот и сейчас же бросился да быка, шерсть на нем взъерошилась, и начал он рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится:

– Мало, мало! А медведь говорит:

– Невелик, да прожорист! Нам четверым не съесть, а ему одному мало; пожалуй, и до нас доберется!

Захотелось волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать! И начал он прокапывать над глазами листья, а кот услыхал, что лист шевелится, подумал, что это – мышь, да как кинется и прямо волку в морду вцепился когтями.

Волк вскочил, да давай бог ноги, и был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел.

«Ну, – думает медведе-увидал меня!» Слезать-то некогда, вот он положился на божью волю да как шмякнется с дерева оземь, все печенки отбил; вскочил – да бежать! А лисица вслед кричит:

– Вот он вам задаст! Погодите!

С той поры все звери стали кота бояться; а кот с лисой запаслись на целую зиму мясом и стали себе жить да поживать, и теперь живут, хлеб жуют.

Лиса и рак стоят вместе и говорят промеж себя. Лиса говорит раку:

– Давай с тобой перегоняться, Рак:

– Что ж, лиса, ну давай!

Зачали перегоняться. Лишь лиса побежала, рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добежала, а рак не отцепляется.

Лиса обернулась посмотреть, вернула хвостом, рак отцепился и говорит:

– А я давно уж жду тебя тут.

Жил себе старик со старушкой, и у них только и было именья, что один боров. Пошел боров в лес желуди есть. Навстречу ему идет волк.

– Боров, боров, куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми меня с собою.

– Я бы взял, – говорит, – тебя с собою, да там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь.

– Ничего, – говорит, – перепрыгну.

Вот и пошли; шли, шли по лесу и пришли к этой яма.

– Ну, – говорит волк, – прыгай.

Боров прыгнул – перепрыгнул. Волк прыгнул, да прямо в яму. Ну, потом боров наелся желудей и отправился домой.

На другой день опять идет боров в лес. Навстречу ему медведь.

– Боров, боров, куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми, – говорит медведь, – меня с собою.

– Я бы взял тебя, да там яма глубока, широка, ты не перепрыгнешь.

– Небось, – говорит, – перепрыгну.

Подошли к этой яме. Боров прыгнул – перепрыгнул; медведь прыгнул – прямо в яму угодил. Боров наелся желудей, отправился домой.

На третий день боров опять пошел в лес желуди есть.

Навстречу ему косой заяц.

– Здравствуй, боров!

– Здравствуй, косой заяц!

– Куда ты идешь?

– В лес, желуди есть.

– Возьми меня с собою.

– Нет, косой, там яма есть широка, глубока, ты не перепрыгнешь.

– Вот, не перепрыгну, – как не перепрыгнуть!

Пошли и пришли к яме. Боров прыгнул – перепрыгнул.

Заяц прыгнул – попал в яму. Ну, боров наелся желудей, отправился домой.

На четвертый день идет боров в лес желуди есть. Навстречу ему лисица; тоже просится, чтоб взял ее боров с собою.

– Нет, – говорит боров, – там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь!

– А-и, – говорит лисица, – перепрыгну!

Ну, и она попалась в яму.

Вот их набралось там в яме четверо, и стали они горевать, как им еду добывать. Лисица и говорит:

– Давайте-ка голос тянуть; кто не встанет – того и есть станем.

Вот начали тянуть голос; один заяц отстал, а лисица всех перетянула. Взяли зайца, разорвали и съели. Проголодались и опять стали уговариваться голос тянуть: кто отстанет – чтоб того и есть.

– Если, – говорит лисица, – я отстану, то и меня есть, все равно!

Начали тянуть; только волк отстал, не мог тянуть голос. Лисица с медведем взяли его, разорвали и съели.

Только лисица надула медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала от него и ест себе потихоньку. Вот медведь начинает опять голодать и говорит:

– Кума, кума, где ты берешь себе еду?

– Экой ты, кум! Ты возьми-ка просунь себе лапу в ребра, зацепись за ребро – так и узнаешь, как есть.

Медведь так и сделал, зацепил себя лапой за ребро, да и околел. Лисица осталась одна. После этого, убрамши медведя, начала лисица голодать.

Над этой ямой стояло древо, на этом древе вил дрозд гнездо. Лисица сидела, сидела в яме, все на дрозда смотрела и говорит ему:

– Дрозд, дрозд, что ты делаешь?

– Гнездо вью.

– Для чего ты вьешь?

– Детей выведу.

– Дрозд, накорми меня, если не накормишь – я твоих детей поем.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу ему накормить. Полетел в село, принес ей курицу. Лисица курицу убрала и говорит опять:

– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?

– Накормил.

– Ну, напои ж меня.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу напоить. Полетел в село, принес ей воды. Напилась лисица и говорит:

– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?

– Накормил.

– Ты меня напоил?

– Напоил.

– Вытащи ж меня из ямы.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу вынимать. Вот начал он палки в яму метать; наметал так, что лисица выбралась по этим палкам на волю и возле самого древа легла – протянулась.

– Ну, – говорит, – накормил ты меня, дрозд?

– Накормил.

– Напоил ты меня?

– Напоил.

– Вытащил ты меня из ямы?

– Вытащил.

– Ну, рассмеши ж меня теперь.

Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу рассмешить.

– Я, – говорит он, – полечу, а ты, лиса, иди за мною. Вот хорошо – полетел дрозд в село, сел на ворота к богатому мужику, а лисица легла под воротами. Дрозд и начал кричать:

– Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!

Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!

Выскочили собаки и разорвали лисицу.

Я там была, мед-вино пила, по губам текло, в рот не попало. Дали мне синий кафтан; я пошла, а вороны летят да кричат:

– Синь кафтан, синь кафтан!

Я думала: «Скинь кафтан», – взяла да и скинула.

Дали мне красный шлык. Вороны летят да кричат:

– Красный шлык, красный шлык! Я думала, что «краденый шлык», скинула-и осталась ни с чем.

Шла лиса по дорожке и нашла лапоток, пришла к мужику и просится:

– Хозяин, пусти меня ночевать.

Он говорит:

– Некуда, лисонька! Тесно!

Да много ли нужно мне места! Я сама на лавку, а хвост под лавку.

Пустили ее ночевать; она и говорит : – Положите мой лапоток к вашим курочкам. Положили, а лисонька ночью встала и забросила свой лапоть.

Поутру встают, она и спрашивает свой лапоть, а хозяева говорят; – Лисонька, ведь он пропал!

– Ну, отдайте мне за него курочку.

Взяла курочку, приходит в другой дом и просит, чтоб ее курочку посадили к хозяйским гуськам. Ночью лиса припрятала курочку и получила за нее утром гуська.

Приходит в новый дом, просится ночевать и говорит, чтоб ее гуська посадили к барашкам; опять схитрила, взяла за гуська барашка и пошла еще в один дом.

Осталась ночевать и просит посадить се барашка к хозяйским бычкам. Ночью лисонька украла и барашка, а поутру требует, чтобы за него отдали ей бычка.

Всех – и курочку, и гуська, и барашка, и бычка – она передушила, мясо припрятала, а шкуру бычка набила соломой и поставила на дороге.

Идет медведь с волком, а лиса говорит:

– Подите, украдите сани, да поедемте кататься. Вот они украли и сани и хомут, впрягли бычка, сели все в сани; лиса стала править и кричит:

– Шню, шню, бычок, соломенный бочок! Сани чужие, хомут не свой, погоняй – не стой! Бычок нейдет. Она выпрыгнула из саней и закричала; – Оставайтесь, дураки! – а сама ушла.

Медведь с волком обрадовались добыче и ну рвать бычка: рвали, рвали, видят, что одна шкура да солома, покачали головами и разошлись по домам.

Жили-были лиса да заяц.

У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна – красна – у лисицы избенка растаяла, а у зайчика стоит по-старому.

Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.

Идет дорогой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки; – Тяф, тяф, тяф! Про что, зайчик, плачешь? А зайчик говорит:

– Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная, попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Не плачь, зайчик! – говорят собаки. – Мы ее выгоним.

– Нет, не выгоните!

– Нет, выгоним! Подошли к избенке:

– Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон! А она им с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Собаки испугались и ушли.

Зайчик опять идет да плачет. Ему навстречу медведь:

– О чем, зайчик, плачешь?

А зайчик говорит:

– Отстань, медведь! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Не плачь, зайчик! – говорит медведь. – Я выгоню ее.

– Нет, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, и ты не выгонишь.

– Нет, выгоню! Пошли гнать:

– Поди, лиса, вон!

А она с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Медведь испугался и ушел.

Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу бык:

– Про что, зайчик, плачешь?

– Отстань, бык! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Пойдем, я ее выгоню.

– Нет, бык, не выгонишь!

Собаки гнали – не выгнали, медведь гнал – не выгнал, и ты не выгонишь.

– Нет, выгоню.

Подошли к избенке:

– Поди, лиса, вон! А она с печи:

– Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!

Бык испугался и ушел. Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу петух с косой.

– Кукуреку! О чем, зайчик, плачешь?

– Отстань, петух! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.

– Пойдем, я выгоню.

– Нет, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, медведь гнал – не выгнал, бык гнал – не выгнал, и ты не выгонишь!

– Нет, выгоню!

Подошли к избенке:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!

А она услыхала, испугалась, говорит:

– Одеваюсь...

Петух опять:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон! А она говорит:

– Шубу надеваю.

Петух в третий раз:

– Кукуреку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!

Лисица выбежала; он ее зарубил косой-то и стал с зайчиком жить да поживать да добра наживать.

Вот тебе сказка, а мне кринка масла.

Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму. Как только уйдет, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоет:

Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдет в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко.

Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом:

А козлятки отвечают:

– Слышим, слышим – не матушкин голосок! Наша матушка поет тонким голоском и не так причитает. Волк ушел и спрятался. Вот приходит коза и стучится:

Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк и хотел их поесть.

Коза покормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придет кто к избушке и станет проситься толстым голосом и не переберет всего, что она им причитывает, – того ни за что не впускать в двери.

Только что ушла коза, волк прибежал к избе, постучался и начал причитывать тоненьким голоском:

Козлятки отперли двери, волк вбежал в избу и всех поел, только один козленочек схоронился, в печь улез.

Приходит коза; сколько ни причитывала – никто ей не отзывается. Подошла поближе к дверям и видит, что все отворено; в избу – а там все пусто; заглянула в печь а нашла одного детища.

Как узнала коза о своей беде, села она на лавку, зачала горько плакать и припевать; – Ох вы, детушки мои, Козлятушки!

На что отпиралися-отворялися, злому волку доставалися? Он вас всех поел и меня, козу, со великим горем, со кручиной сделал.

Услышал это волк, входит в избушку и говорит козе:

– Ах ты, кума, кума! Что ты на меня грешишь? Неужли-таки я сделаю это! Пойдем в лес, погуляем.

– Нет, кум, не до гулянья.

– Пойдем! – уговаривает волк.

Пошли они в лес, нашли яму, а в этой яме разбойники кашицу недавно варили, и оставалось в ней еще довольно-таки огня.

Коза говорит волку:

– Кум, давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму?

Стали прыгать.

Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлятки выбежали оттуда да прыг к матери.

И стали они жить да поживать, ума наживать, а лиха избывать.

В одной деревне жил-был мужик, у него была собака; смолоду сторожила она весь дом, а как пришла тяжелая старость – и брехать перестала. Надоела она хозяину; вот он собрался, взял веревку, зацепил собаку за шею и повел ее в лес; привел к осине и хотел было удавить, да как увидел, что у старого пса текут по морде горькие слезы, ему и жалко стало: смиловался, привязал собаку к осине, а сам отправился домой.

Остался бедный пес в лесу и начал плакать и проклинать свою долю. Вдруг идет из-за кустов большущий волк, увидал его и говорит:

– Здравствуй, пестрый кобель!

Долгонько поджидал тебя в гости. Бывало, ты прогонял меня от своего дому; а теперь сам ко мне попался: что захочу, то над тобой и сделаю. Уж я тебе за все отплачу!

– А что хочешь ты, серый волчок, надо мною сделать?

– Да немного: съем тебя со всей шкурой и с костями.

– Ах ты, глупый серый волк!

С жиру сам не знаешь, что делаешь; таки после вкусной говядины станешь ты жрать старое и худое песье мясо? Зачем тебе понапрасну ломать надо мною свои старые зубы? Мое мясо теперь, словно гнилая колода. А вот я лучше тебя научу: поди-ка да принеси мне пудика три хорошей кобылятинки, поправь меня немножко, да тогда и делай со мною что угодно.

Волк послушал кобеля, пошел и притащил ему половину кобылы.

– Вот тебе и говядинка!

Смотри, поправляйся. Сказал и ушел.

Собака стала прибирать мясцо и все поела. Через два дня приходит серый дурак и говорит кобелю:

– Ну, брат, поправился али нет?

– Маленько поправился; коли б еще принес ты мне какую-нибудь овцу, мое мясо сделалось бы не в пример слаще!

Волк и на то согласился, побежал в чистое поде, лег в лощине и стал караулить, когда погонит пастух свое стадо. Вот пастух гонит стадо; волк повысмотрел из-за куста овцу, которая пожирнее да побольше, вскочил и бросился на нее: ухватил за шиворот и потащил к собаке.

– Вот тебе овца, поправляйся!

Стала собака поправляться, съела овцу и почуяла в себе силу. Пришел волк и спрашивает:

– Ну что, брат, каков теперь?

– Еще немножко худ. Вот когда б ты принес мне какого-нибудь кабана, так я бы разжирел, как свинья!

Волк добыл и кабана, принес и говорит:

– Это моя последняя служба!

Через два дня приду к тебе в гости.

«Ну ладно, – думает собака, – я с тобою поправлюсь». Через два дня идет волк к откормленному псу, а пес завидел и стал на него брехать.

– Ах ты, мерзкий кобель, – сказал серый волк, – смеешь ты меня бранить? – и тут же бросился на собаку и хотел ее разорвать.

Но собака собралась уже с силами, стала с волком в дыбки и начала его так потчевать, что с серого только космы летят. Волк вырвался да бежать скорее: отбежал далече, захотел остановиться, да как услышал собачий лай – опять припустил.

Прибежал в лес, лег под кустом и начал зализывать свои раны, что дались ему от собаки.

– Ишь как обманул мерзкий кобель! – говорит волк сам с собою. – Постой же, теперь кого ни попаду, уж тот из моих зубов не вырвется!

Зализал волк раны и пошел за добычей. Смотрит, на горе стоит большой козел; он к нему, – и говорит:

– Козел, а козел! Я пришел тебя съесть.

– Ах ты, серый волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? А ты лучше стань под горою и разинь свою широкую пасть; я разбегусь да таки прямо к тебе в рот, ты меня и проглотишь!

Волк стал под горою и разинул свою широкую пасть, а козел себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А козел и был таков!

Часа через три очнулся волк, голову так и ломит ему от боли. Стал он думать: проглотил ли он козла или нет? Думал-думал, гадал-гадал.

– Коли бы я съел козла, у меня брюхо-то было бы полнехонько; кажись, он, бездельник, меня обманул!

Ну, уж теперь я буду знать, что делать!

Сказал волк и пустился к деревне, увидал свинью с поросятами и бросился было схватить поросенка; а свинья не дает.

– Ах ты, свиная харя! – говорит ей волк. – Как смеешь грубить? Да я и тебя разорву, и твоих поросят за один раз проглочу.

А свинья отвечала:

– Ну, до сей поры не ругала я тебя; а теперь скажу, что ты большой дурачина!

– Как так?

– А вот как! Сам ты, серый, посуди: как тебе есть моих поросят? Ведь они недавно родились. Надо их обмыть.

Будь ты моим кумом, а я твоей кумою, станем их, малых детушек, крестить.

Волк согласился.

Вот хорошо, пришли они к большой мельнице, Свинья говорит волку:

– Ты, любезный кум, становись по ту сторону заставки, где воды нету, а я пойду, стану поросят в чистую воду окунать да тебе по одному подавать.

Волк обрадовался, думает:

«Вот когда попадет в зубы добыча-то!» Пошел серый дурак под мост. а свинья тотчас схватила заставку зубами, подняла и пустила воду. Вода как хлынет, и потащила за собой волка, и почала его вертеть. А свинья с поросятами отправилась домой: пришла, наелась и с детками на мягкую постель спать повалилась.

Узнал серый волк лукавство свиньи, насилу кое-как выбрался на берег и пошел с голодным брюхом рыскать по лесу. Долго издыхал он с голоду, не вытерпел, пустился опять к деревне и увидел: лежит около гумна какая-то падла.

«Хорошо, – думает, – вот придет ночь, наемся хоть этой падлы».

Нашло на волка неурожайное время, рад и падлою поживиться! Все лучше, чем с голоду зубами пощелкивать да по-волчьи песенки распевать.

Пришла ночь; волк пустился к гумну и стал уписывать падлу. Но охотник уж давно его поджидал и приготовил для приятеля пару хороших орехов; ударил он из ружья, и серый волк покатился с разбитой головою. Так и скончал свою жизнь серый волк!

Жил себе дед да баба. Дед говорит бабе:

– Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой.

Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге.

Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе, как мертвая.

Вот будет подарок жене, – сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.

А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросала всю рыбу и сама ушла.

– Ну, старуха, – говорит дед, – какой воротник привез я тебе на шубу.

– Где?

– Там, на возу, – и рыба и воротник. Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы, и начала ругать мужа:

– Ах ты!.. Такой-сякой!

Ты еще вздумал обманывать! Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего.

А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе.

Навстречу ей идет волк:

– Здравствуй, кумушка! – Здравствуй, куманек!

– Дай мне рыбки!

– Налови сам, да и ешь.

– Я не умею.

– Эка, ведь я же наловила; ты, куманек, ступай на реку, опусти хвост в прорубь – рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.

Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было.

«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» – думает он.

Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:

– Волк, волк! Бейте его!

Бейте его!

Прибежали и начали колотить волка – кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало.

Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать. «Хорошо же, – думает, – уж я тебе отплачу, кумушка!» А лисичка-сестричка, покушамши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:

– Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!

– Эх, куманек, – говорит лисичка-сестричка, – у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь.

– И то правда, – говорит волк, – где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу.

Лисичка села ему на спину, он ее и понес. Вот лисичка-сестричка сидит, да потихоньку и говорит:

– Битый небитого везет, он битый небитого везет.

– Что ты, кумушка, говоришь?

– Я, куманек, говорю: битый битого везет.

– Так, кумушка, так!..

Пахал мужик ниву, пришел к нему медведь и говорит ему:

– Мужик, я тебя сломаю!

– Нет, не замай; я вот сею репу, себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки.

– Быть так, – сказал медведь, – а коли обманешь – так в лес по дрова ко мне хоть не езди!

Сказал и ушел в дуброву.

Пришло время: мужик репу копает, а медведь из дубровы вылезает:

– Ну, мужик, давай делить!

– Ладно, медведюшка! Давай я привезу тебе вершки, – и отвез ему воз ботвы.

Медведь остался доволен честным разделом.

Вот мужик наклал свою репу на воз и повез в город продавать, а навстречу ему медведь:

– Мужик, куда ты едешь?

– А вот, медведюшка, еду в город корешки продавать.

– Дай-ка попробовать, каков корешок!

Мужик дал ему репу. Медведь как съел:

– А-а, – заревел, – ты меня обманул, мужик!

Корешки твои сладеньки. Теперь не езжай ко мне по дрова, а то задеру!

Мужик воротился из города и боится ехать в лес; пожег и полочки, и лавочки, и кадочки ,наконец, делать нечего – надо в лес ехать.

Въезжает потихонечку; откуда ни возьмись, бежит лисица.

– Что ты, мужичок, – спрашивает она, – так тихо бредешь?

– Боюсь медведя, сердит на меня, обещал задрать.

– Небось, медведя, руби дрова, а я стану порскать; коли спросит медведь: «Что такое?» – скажи:

«Ловят волков и медведей».

Мужик принялся рубить; глядь – ан медведь бежит и мужику кричит:

– Эй, старик! Что это за крик? Мужик говорит:

– Волков ловят да медведей.

– Ох, мужичок, положи меня в сани, закидай дровами да увяжи веревкой; авось подумают, что колода лежит.

Мужик положил его в сани, увязал веревкою и давай обухом гвоздить его в голову, пока медведь совсем окочурился.

Прибежала лиса и говорит:

– Где медведь?

– А вот, околел!

– Ну что ж, мужичок, теперь нужно меня угостить.

– Изволь, лисонька! Поедем ко мне, я тебя угощу. Мужик едет, а лиса вперед бежит; стал мужик подъезжать к дому, свистнул своим собакам и притравил лисицу.

Лиса пустилась к лесу и юрк в нору; спряталась в норе и спрашивает:

– Ох, вы, мои глазоньки, что вы смотрели, когда я бежала?

– Ох, лисонька, мы смотрели, чтоб ты не спотыкнулась.

– А вы, ушки, что делали?

– А мы все слушали, далеко ли псы гонят.

– А ты, хвост, что делал?

– Я-то, – сказал хвост, – все мотался под ногами, чтоб ты запуталась, да упала, да к собакам в зубы попала.

– А-а, каналья! Так пусть же тебя собаки едят. И, высунув из норы свой хвост, лиса закричала:

– Ешьте, собаки, лисий хвост!

Собаки за хвост потащили и лисицу закамшили.

Так часто бывает: от хвоста и голова пропадает.

Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На зоре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам.

Только что подкралась и хотела схватить одну курицу а петуху пришло время петь: вдруг он крыльями захлопал ногами затопал и закричал во все горло.

Лиса с насеста-то так со страху полетела, что недели три лежала в лихорадке.

Вот раз вздумалось петуху пойти в лес – разгуляться, а лисица уж давно его стережет; спряталась за куст и поджидает, скоро ли петух подойдет. А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе.

В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева; вот думала, думала, да и придумала: дай прельщу его.

Подходит к дереву ,и стала здоровкаться:

– Здравствуй, Петенька!

«Зачем ее лукавый занес?» – думает петух.

А лиса приступает со своими хитростями:

– Я тебе, Петенька, добра хочу – на истинный путь наставить и разуму научить. Вот ты, Петя, имеешь у себя пятьдесят жен, а на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне, покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.

Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы.

Схватила его лиса и говорит:

– Теперь я задам тебе жару!

Ты у меня за все ответишь; попомнишь, блудник и пакостник , про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком, а я в то время три дня ничего не ела, и ты крыльями захлопал и ногами затопал!..

– Ах, лиса! – говорит петух. – Ласковые твои словеса, премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны сладкие, и пойдет про нас слава добрая.

Лиса распустила лапы, а петух – порх на дубок.

Жили-были кум с кумой-волк с лисой. Была у них кадочка медку. А лисица любит сладенькое; лежит кума с кумом в избушке да украдкою постукивает хвостиком.

– Кума, кума, – говорит волк, – кто-то стучит.

– А, знать, меня на повой зовут! – бормочет лиса.

– Так поди сходи, – говорит волк. Вот кума из избы да прямехонько к меду, нализалась и вернулась назад.

– Что бог дал? – спрашивает волк.

– Початочек, – отвечает лисица.

В другой раз опять лежит кума да постукивает хвостиком.

– Кума! Кто – то стучится, – говорит волк.

– На повой, знать, зовут!

– Так сходи.

Пошла лисица, да опять к меду, нализалась досыта; медку только на донышке осталось. Приходит к волку.

– Что бог дал? – спрашивает ее волк.

– Серёдышек.

В третий раз опять так же обманула лиса волка и долизала уж весь медок.

– Что бог дал? – спрашивает ее волк.

– Поскрёбышек.

Долго ли, коротко ли – прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. Пошел кум, а меду ни крошки.

– Кума, кума, – кричит волк, – весь мед съеден.

– Как съеден? Кто же съел?

Кому окромя тебя! – погоняет лисица.

Волк и крестится и божится.

– Ну, хорошо! – говорит лисица. – Давай ляжем на солнышке, у кого вытопится мед, тот и виноват.

Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка.

– Кум, кум, – толкает волка, – это что? Вот кто съел! И волк, нечего делать, повинился. Вот вам сказка, а мне кринка масла.

Жил-был мужик; у него был кот, только такой шкодливый, что беда! Надоел он мужику. Вот мужик думал-думал, взял кота, посадил в мешок, завязал и понес в лес. Принес и бросил его в лесу: пускай пропадает! Кот ходил-ходил и набрел на избушку, в которой лесник жил; залез на чердак и полеживает себе, а захочет есть – пойдет по лесу птичек да мышей ловить, наестся досыта и опять на чердак, и горя ему мало!

Вот однажды пошел кот гулять, а навстречу ему лиса, увидала кота и дивится: Сколько лет живу в лесу, а такого зверя не видывала . Поклонилась коту и спрашивает: Скажись, добрый молодец, кто ты таков, каким случаем сюда зашел и как тебя по имени величать? А кот вскинул шерсть свою и говорит: Я из сибирских лесов прислан к вам бурмистром, а зовут меня Котофей Иванович . – Ах, Котофей Иванович, – говорит лиса, – не знала про тебя, не ведала: ну, пойдем же ко мне в гости . Кот пошел к лисице, она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкою, а сама выспрашивает: Что, Котофей Иванович, женат ты али холост? – Холост , – говорит кот. И я, лиса, – девица, возьми меня замуж . Кот согласился, и начался у них пир да веселье.

На другой день отправилась лиса добывать припасов, чтоб было чем с молодым мужем жить, а кот остался дома. Бежит лиса, а навстречу ей попадается волк, и начал с нею заигрывать: Где ты, кума, пропадала? Мы все норы обыскали, а тебя не видали . – Пусти, дурак! Что заигрываешь? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена . – За кого же ты вышла, Лизавета Ивановна? – Разве ты не слыхал, что к нам из сибирских лесов прислан бурмистр Котофей Иванович? Я теперь бурмистрова жена . – Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. Как бы на него посмотреть? – У, Котофей Иванович у меня такой сердитый; коли кто не по нем, сейчас съест! Ты смотри, приготовь барана да принеси ему на поклон; барана-то положи, а сам схоронись, чтоб он тебя не увидел, а то, брат, туго придется! Волк побежал за бараном.

Идет лиса, а навстречу ей медведь, и стал с нею заигрывать. Что ты, дурак, косолапый Мишка, трогаешь меня? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена . – За кого же ты, Лизавета Ивановна, вышла? – А который прислан к нам из сибирских лесов бурмистром, зовут Котофей Иванович – за него и вышла . – Нельзя ли посмотреть его, Лизавета Ивановна? – У, Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты ступай, приготовь быка да принеси ему на поклон; волк барана хочет принести. Да смотри, быка-то положи, а сам схоронись, чтоб Котофей Иванович тебя не увидел, а то, брат, туго придется! Медведь потащился за быком.

Принес волк барана, ободрал шкуру и стоит в раздумье; смотрит – и медведь лезет с быком. Здравствуй, брат Михаиле Иваныч! – Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем? – Нет, брат, давно поджидаю . – Ступай, зови . – Нет, не пойду, Михаиле Иваныч! Сам иди, ты посмелей меня . – Нет, брат Левон, и я не пойду . Вдруг откуда ни взялся – бежит заяц. Медведь как крикнет на него: Поди-ка сюда, косой черт! Заяц испугался, прибежал. Ну что, косой пострел, знаешь, где живет лисица? – Знаю, Михаиле Иванович! – Ступай же скорее да скажи ей, что Михаиле Иваныч с братом Левоном Иванычем давно уж готовы, ждут тебя-де с мужем, хотят поклониться бараном да быком .

Заяц пустился к лисе во всю свою прыть. А медведь и волк стали думать, где бы спрятаться. Медведь говорит:

Я полезу на сосну – А мне что же делать? Я куда денусь? – спрашивает волк. – Ведь я на дерево ни за что не взберусь! Михаиле Иваныч! Схорони, пожалуйста, куда-нибудь, помоги горю . Медведь положил его в кусты и завалил сухими листьями, а сам влез на сосну, на самую макушку, и поглядывает: не идет ли Котофей с лисою?

Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе, постучался и говорит лисе: Михаиле Иваныч с братом Левоном Иванычем прислали сказать, что они давно готовы, ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном . – Ступай, косой! Сейчас будем .

Вот идет кот с лисою. Медведь увидал их и говорит волку: Ну, брат Левон Иваныч, идет лиса с мужем; какой же он маленький! Пришел кот и сейчас же бросился на быка, шерсть на нем взъерошилась, и начал он рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится: Мало, мало! А медведь говорит: Невелик, да прожорист! Нам четверым не съесть, а ему одному мало; пожалуй, и до нас доберется! Захотелось волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать! И начал он прокапывать над глазами листья, а кот услыхал, что лист шевелится, подумал, что это мышь, да как кинется и прямо волку в морду вцепился когтями.

Волк вскочил да давай бог ноги, и был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел. Ну, – думает медведь, – увидал меня! Слезать-то некогда, вот он положился на божью волю да как шмякнется с дерева оземь, все печенки отбил: вскочил – да бежать. А лисица вслед кричит: Вот он вам задаст! Погодите!

С той поры все звери стали кота бояться; а кот с лисой запаслись на целую зиму мясом и стали себе жить да поживать, и теперь живут, хлеб жуют.

Жила мышь в степи, а близко был лес. Звали мышь Мышка-Тишка. Вот Мышка-Тишка жила год, другой и третий. И днем и ночью все три года Мышка-Тишка бегала по полю, а никак не могла запастись хлебом на зиму. Три года засуха была. Посеют казаки хлеб, а он не родится.

Летом, когда хлебу созревать пора, Мышка-Тишка с утра до вечера трудится – колоски собирает, а зима приходит – есть нечего.

Три зимы Мышка-Тишка голодала. Прошла третья зима, она думать стала: Надо весной хлеб посеять! Надумала и ждет, когда снег совсем сойдет и земля подсохнет.

Сошел снег, тут-то Мышка-Тишка призадумалась:

Вспашу я землю, а сеять нечем. Пока зерно доставать буду, время сеять пройдет. Где зерно взять?

Думала она так, да и вспомнила: Погутарю я с воробьем. Может, вдвоем и посеем. Живет он один, хлеб ему тоже нужен...

По соседству воробей жил. Гнездо у него было в дупле сосны. Сосна на отшибе леса стояла. Он тоже три года мучился. Придет весна – живет воробей: мошек, жучков, червячков много. До самой осени сыт, а зима наступает – есть нечего, урожая нема! Зимой-то он в станицу часто летал. Да в станице своих воробьев много, им тоже нечего есть. Прилетит он, а станичные воробьи прогоняют его, а раз даже побили.

Прошла третья зима. Воробей думает себе: Живет тут рядом полевая мышка, погутарю я с ней, может, пшеничку вдвоем-то посеем... Полечу-ка я до ней .

Надумал воробей и полетел в степь. Летит он невысоко и видит: мышка на бугорочке сидит. Вышла она из хатки своей и смотрит кругом. Завидела воробья, встала на задние ноги, а передние к небу подняла и кричит: Суседушка, сядь ко мне рядом да погутарим с тобой . Сел воробей на бугорок к мышке, поздоровался: Здравствуй, Мышка-Тишка – Здравствуй, воробей . Воробей ее спрашивает:

Как живешь, суседушка? – Плохо, сусед, живу. Урожаю нема, доходов никаких, жить нечем, детишки малые. Уж я не знаю, куда голову приклонить. Детки исть просют, а хлеба нема, взять негде, от станицы далеко живу, а казаки в поле сусеки не строят. Тебе-то хорошо, взял да и полетел в станицу, поклевал да и домой .

Воробей послухал мышку, покачал головой и гутарит ей: Ой, Мышка-Тишка, кабы хорошо было... В станице воробьев тьма-тьмущая, им самим нечего исть. Прилетел я зимой, они прогнали меня да еще и побили. Не придумаю, суседушка, как жить буду . Мышка ему говорит: Давай, воробей, хлеб сеять . – Давай , – согласился воробей. Я пахать землю стану, а ты сеять будешь .

Договорились они. Мышка-Тишка сказала ему: Завтра казаки будут сеять, и мы начнем. Я буду землю пахать, а ты – к казакам за зерном. Украдешь зерно, прилетишь, посеешь – и обратно за зерном .

Наутро рано поднялись воробей с мышкой. Мышка-Тишка пашет, а воробей знай летает до казаков да на свое поле зерно носит. Неделю они так-то сеяли с мышкой. Посеяли они двенадцать гектаров и мечтают: уродится хлеб, и будут они зимовать с блинами, пирогами, в гости будут ходить друг до дружки.

Посеяли и караулить свое поле стали. Мышка ночью караулила. Ходит по земле и все доглядывает. Воробей днем летает над полем. Всех жучков, мошек, червячков поклевал.

Пшеничка взошла, потом колос завязался, цвесть начала, налилась, созрела. Время убирать хлеб. Ну, покосили хлеб, помолотили, провеяли и ссыпали в одну большую кучу все зерно. Вот Мышка-Тишка гутарит: Давай, воробей, делить хлеб . – Давай. А как мы делить будем? – спросил воробей мышку. – Да так вот и делить будем: у меня четыре ноги, воробей, а у тебя две. Мне четыре меры а тебе две. Вот и поделим по-божески . Воробей не согласился: Нет, Мышка-Тишка, это не по-божески. По-божески, когда мы поровну разделим . – Поровну делить нельзя , – гутарит мышка.

Воробей стал убеждением действовать на мышку: Ты работала, и я работал, с поля вместе уходили – значит, и делить поровну . Мышка-Тишка подумала и сказала: Нет, так делить нельзя. Надо поделить, как я гутарю. У меня четыре ноги работали, а у тебя только две. Мне четыре меры, тебе – две .

Воробей разобиделся и кричать стал: Ноги-то у меня две, а крылья? Они тоже работали. Два крыла, две ноги – будет четыре! Поровну дели, по-божески! Мышка ему отвечает: Да ведь, воробушек, крылья при работе не нужны. Они ничего не делают. А вот ноги – это другое дело. Не будь у меня четырех ног, я не вспахала бы землю. Лошади тоже о четырех ногах. Вот так и будем делить, как я гутарю .

Долго они спорили, а потом поругались. Мышка назвала воробья вором. Воробей мышь обругал. Подрались они. Три дня дрались, так и не поделили свой хлеб.

На четвертый день Мышка-Тишка пришла со своими детьми и стала носить зерно в свою хату. Воробей тоже стал носить зерно к себе в дупло. Мышка полные сусеки насыпала хлебом, а воробью мало досталось. Рассердился он и полетел до орла заявлять на мышь. Прилетел он до орла и гутарит: Сеяли мы с мышкой хлеб. Убрали с поля пшеницу, помолотили, а мышка стала делить не по-божески, себе – четыре меры, мне – две, а потом меня обозвала вором и все зерно себе в сусеки ссыпала .

Орел принял заявление.

Мышка побегла до медведя с жалобой на воробья. Прибегла и гутарит: Накажи воробья, медведь-батюшка! Хлеб мы с воробьем сеяли. Я пахала, он сеял. Вырос хлеб – стали делить. Я ему две меры дала, а себе – четыре: у меня четыре ноги работали, а у него две. Не хотел он так поделить. Дрался со мною .

Медведь принял жалобу.

Прилетел орел до медведя. Гутарили они, гутарили. Орел свои права, а медведь свои права защищает. Поругались они и войну друг дружке объявили.

Прошло так сколько-то времени. Собрали войска орел и медведь и стали драться. Резко они дрались. День дерутся, другой, третий. Звери побеждать стали войска орла. Неделю дрались: всех птиц поубивали. Осталось несколько в живых. Живыми остались орел и воробей. Не утерпели они войны и улетели. Орел до себя улетел, а воробей до себя.

Медведь видит, что орел с воробьем улетели, собрал зверей и гутарит: Вот, звери, правда победила! Теперича мышка должна пир созвать на весь мир .

Мышка на радостях стала звать к себе на пир.

Прибегла домой Мышка-Тишка, стала пшеничку молоть. Мелет, а сама думает: Напеку пирогов, блинов, катламок, угощу медведя-батюшку да зверей .

Думает она, а тут гром ударил. Тучи всю степь накрыли. Пошел дождь. Три дня дождик лил. Затопил степь, и хатку Мышки-Тишки залило. Мышка-то и потопла.

А воробей поправился. Стал он жить-поживать и добра наживать.

Я к нему в гости ходила. Напек он блинов, катламок, меня угощал.

Жили-были на одном дворе козел да баран; жили промеж себя дружно: сено клок – и тот пополам, а коли вилы в бок – так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник, каждый час на промысле, и где плохо лежит – тут у него и брюхо болит.

Вот однажды лежат себе козел да баран и разговаривают промеж себя; где ни взялся котишко-мурлышко, серый лобишко, идет да таково жалостно плачет. Козел да баран спрашивают: Кот-коток, серенький лобок! О чем ты, Котя, плачешь, на трех ногах скачешь? – Как мне не плакать? Била меня старая баба, била-била, уши выдирала, ноги поломала да еще удавку припасла . – А за какую вину такая тебе погибель? – Эх, за то погибель была, что себя не опознал да сметану слизал . И опять заплакал кот-мурлыко. Кот-коток, серый лобок! О чем же ты еще плачешь? – Как не плакать? Баба меня била да приговаривала: ко мне придет зять, где будет сметану взять? За неволю придется колоть козла да барана!

Заревели козел да баран: Ах ты, серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем! Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил. Они простили его и стали втроем думу думать: как быть и что делать? А что, середний брат баранко, – спросил мурлыко, – крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота ... Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом; покачнулись ворота, да не отворились. Поднялся старший брат – мрасище-козлище, разбежался, ударил – и ворота отворились.

Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот, серый лоб. Устал он и взмолился названым братьям: Ни то старший брат, ни то средний брат! Не оставьте меньшого братишку на съеденье зверям . Взял козел, посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.

Вот пришло крутое крутище, станово-становище: под тем крутищем скошенное поле, на том поле стога, что города, стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать; а ночь была осенняя, холодная. Где огня добыть? – думают козел да баран, а мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да таково крепко, что искры из глаз посыпались; берестечко так и зарыдало. Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся , – да за словом и затопил стог сена.

Не успели они путем обогреться, глядь – жалует незваный гость: мужик-серячок Михаиле Иванович. Пустите, – говорит, – обогреться да отдохнуть: что-то неможется . Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек! Откуда, брат, идешь? – Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к лисе лечиться . Стали вчетвером темну ночь делить: медведь под стогом, мурлыко на стогу, а козел с бараном у теплины. Идут семь волков серых, восьмой белый, и прямо к стогу. Фу-фу, – говорит белый волк, – нерусским духом пахнет! Какой такой народ здесь? Давайте силу пытать!

Заблеяли козел и баран со страстей, а мурлышко такую речь повел: Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего; он, помилуй бог, сердит! – как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим меньшим братишкой, что под стогом-то лежит . Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился-крепился, да как хватит на каждую лапу по волку; запели они лазаря, выбрались кое-как да, поджав хвосты, – подавай бог ноги!

А козел да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес и опять наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, а козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли. Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать: Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, мурлышко, давеча двух волков съел, и с косточками, так еще сытехонек, а ты, большой брат, за медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю! Только сказал он эти речи, как козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А мурлыко знай свое кричит: Держи его, лови его! Тут на волков такой страх нашел, что со всех ног припустили бежать без оглядки!

Так и ушли.

Жила-была коза. Сделала себе коза в лесу избушку. Каждый день уходила коза за кормом в бор. Сама уйдет, а деткам велит крепко-накрепко запереться и никому дверей не отпирать. Воротится коза домой, постучит рожками в двери и запоет:

Козлятки услышат мать и отопрут ей двери. Она покормит их и опять уйдет пастись.

Подслушал козу волк и, когда она ушла, подошел к двери избушки и запел толстым-претолстым голосом:

Козлятки выслушали волка и говорят:

– Слышим, слышим! Не матушкиным голосом поешь: матушка поет тоньше и не так причитывает!

И не отворили дверей волку. Волк так и ушел несолоно хлебавши. Пришла мать и похвалила деток, что ее послушались:

– Умницы вы, деточки, что не отперли волку, а то бы он вас съел.

В некотором царстве, некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем, жил-был помещик. У помещика был кот, звали его Васька-Муська.

Помещик любил Ваську-Муську, и кот свою кошачью работу выполнял хорошо – в хлебных лабазах ловил крыс и мышей. Когда хозяин прогуливался, Васька-Муська мог нести во рту до фунта весом гостинец из лавки домой, и крепко любил его за это помещик – двадцать лет держал кота Ваську-Муську.

Наконец Васька-Муська стал старый, усы у него выпали, глаза стали худые, сила – совсем мала, не может крыс ловить и мышей давить. Надоел помещику Васька-Муська, схватил тот кота за загривок, выбросил на задворок и пнул ногой.

Побежал Васька-Муська и заплакал, стал думать, как жить до смерти, потом придумал: Дай-ка я помру у лабаза, пойдут крысы да мыши пить, так меня и увидят .

Взял да и помер Васька-Муська.

Увидали крысы да мыши, обрадовались, что Васька-Муська помер, стали мыши свистать, крысы кричать:

Помер наш неприятель!

Сбежались все крысы и мыши к Ваське-Муське и решили, что надо бы схоронить Ваську-Муську, чтобы он не ожил. Было их около десяти тысяч. Притянули они артельно дровни, закатили Ваську-Муську на дровни, а он лежит – не шевелится. Привязали штук семь веревок, стали на лапки, веревки взяли через плечо, а около двухсот мышей и крыс сзади с лопатками да кирками. Все идут радуются, присвистывают. Притянули Ваську-Муську на песочное место, на боровинку на сухую, и начали копать яму всей силой.

А Васька-Муська лежит и маленько смотрит: выкопали яму очень глубокую, метра на три.

Вылезли копари из ямы. Теперь надо Ваську – Муську в яму толкнуть. Взялись – кто за шею, кто за хвост.

Как зашевелился тут Васька – мыши прочь. Как вскочил Васька-Муська, да давай их ловить, да в эту яму складывать! Бегают по песку, а скрыться некуда ни мышам, ни крысам. Набил ими Васька полную яму. Досталась ему еще музыка да сотни полторы лопат.

Богато стал жить кот. Лопаты продает, себе рыбы покупает, да в музыку играет, да из ямы мышей добывает. Живет – ни в сказке сказать, ни пером описать лучше, чем у помещика, и сам стал себе хозяин Васька-Муська.

Тем и кончилось.

Шел дед лесом, а за ним бежала собачка. Шел дед, шел, да и обронил рукавичку. Вот бежит мышка, влезла в эту рукавичку и говорит:

– Тут я буду жить.

А в это время лягушка – прыг-прыг! – спрашивает:

– Кто, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка. А ты кто?

– А я лягушка – попрыгушка. Пусти и меня!

– Иди.

Вот их уже двое. Бежит зайчик. Подбежал к рукавичке, спрашивает:

– Кто, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка, лягушка – попрыгушка. А ты кто?

– А я зайчик – побегайчик. Пустите и меня!

– Иди.

Вот их уже трое. Бежит лисичка:

– Кто, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка, лягушка – попрыгушка да зайчик – побегайчик. А ты кто?

– А я лисичка-сестричка. Пустите и меня!

Вот их уже четверо сидит. Глядь, бежит волчок – и тоже к рукавичке, да и спрашивает:

– Кто, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка, лягушка – попрыгушка, зайчик – побегайчик да лисичка-сестричка. А ты кто?

– А я волчок – серый бочок. Пустите и меня!

– Ну иди!

Влез и этот. Уже стало их пятеро. Откуда ни возьмись, бредет кабан:

– Хро-хро-хро, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка, лягушка – попрыгушка, зайчик – побегайчик, лисичка-сестричка да волчок – серый бочок. А ты кто?

– А я кабан – клыкан. Пустите и меня!

Вот беда, всем в рукавичку охота.

– Тебе и не влезть!

– Как-нибудь влезу, пустите!

– Ну, что ж с тобой поделаешь, лезь!

Влез и этот. Уже их шестеро. И так им тесно, что не повернуться! А тут затрещали сучья: вылезает медведь и тоже к рукавичке подходит, ревет:

– Кто, кто в рукавичке живет?

– Мышка – поскребушка, лягушка – попрыгушка, зайчик – побегайчик, лисичка-сестричка, волчок – серый бочок да кабан – клыкан. А ты кто?

– Гу-гу-гу, вас тут многовато! А я медведюшка – батюшка. Пустите и меня!

– Как же мы тебя пустим? Ведь и так тесно.

– Да как-нибудь!

– Ну уж иди, только с краешку!

Влез и этот. Семеро стало, да так тесно, что рукавичка того и гляди, разорвется.

А тем временем дед хватился – нету рукавички. Он тогда вернулся искать ее. А собачка вперед побежала. Бежала, бежала, смотрит – лежит рукавичка и пошевеливается. Собачка тогда:

– Гав-гав-гав!

Звери испугались, из рукавички вырвались – да врассыпную по лесу. А дед пришел и забрал рукавичку.

Жил-был старик со старухой; петушок у них на завалинке рылся и вырыл бобок; хотел сглонуть и подавился. Подавился и растянулся, лежит, не дышит. Хозяюшка к нему бежит, спрашивает:

– Что ты, петух, лежишь, не дышишь?

– Бобком, – говорит, – подавился. Поди к корове, попроси маслица.

Пошла она к корове.

– Корова, дай мне масла! Кочет лежит, не дышит, бобком подавился.

Корова говорит:

– Поди к косцам, попроси сена. Приходит она к косцам:

– Косцы, дайте мне сена! Сено – корове; корова даст масла; масло – кочету; кочет лежит, не дышит, бобком подавился.

Косцы ей говорят:

– Ступай к печее, попроси калачей. Приходит хозяюшка к печее.

– Печея, печея! Дай мне перепечу калачей. Калачи – косцам; косцы дадут сена; сено – корове; корова даст масла; масло – кочету; кочет лежит, не дышит, бобком подавился.

Печея посылает ее к дровосекам – дров попросить. Приходит хозяюшка к дровосекам.

– Дровосеки, дайте дров! Дрова – печее; печея даст калачей; калачи – косцам; косцы дадут сена; сено – корове; корова даст масла; масло – кочету; кочет лежит, не дышит, бобком подавился.

Дровосеки посылают ее к кузнецу попросить топоров: им дрова нечем рубить. Пошла хозяюшка к кузнецу.

– Кузнец, дай мне топора! Топор – дровосекам; дровосеки дадут дров; дрова – печее; печея даст калачей; калачи – косцам; косцы дадут сена; сено – корове; корова даст масла; масло – кочету; кочет лежит, не дышит, бобком подавился.

– У меня, – говорит кузнец, – нет, а новый нечем сделать: углей нет. Ступай в лес, наруби сосновых дров и нажги углёв.

Хозяйка съездила в лес и привезла дров и нажгла углёв. Понесла угли кузнецу – кузнец дал топор; пошла к дровосекам – дровосеки дали дров; дрова понесла печее – печея дала калачей; калачи понесла косцам – косцы дали сена; сено понесла корове – корова дала масла; масло понесла кочету – кочет сглонул и бобок проглотил и громко запел:

– Кукурику! На завалинке сижу, лапотки плету, кочедык потерял, денежку нашел, девушку купил, платочек ей подарил!

Жили-были петух и кура. Вышла кура из избы, а тут град пошел. Испугалась кура и кричит:

– Петун, беда, паны наехали, стреляют, паляют, нас убивают. Бежим, петун!

И побежали. Бежали-бежали. Им стрету заяц.

– Куды, петун, бежишь?

– Аи, не спрашивай меня, спрашивай куру.

– Куды, кура, бежишь?

– Паны наехали, стреляют, паляют, нас убивают.

– Возьмите меня с собой. И побежали. Им стрету лиса. – Куды, заяц, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай петуна.

– Куда, петун, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай куру.

– Куды, кура, бежишь?

– Паны наехали, стреляют, паляют, нас убивают.

– Возьмите меня с собой.

И побежали. Им стрету волк.

– Куды, лиса, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай зайца.

– Куды, заяц, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай петуна – Куды, петун, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай куру.

– Куды, кура, бежишь?

– Паны наехали, стреляют, паляют, нас убивают.

– Возьмите меня с собой.

И побежали. Им стрету медведь.

– Куды, волк, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай лису.

– Куды, лиса, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай зайца.

– Куды, заяц, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай петуна.

– Куды, петун, бежишь?

– Не спрашивай меня, спрашивай куру.

– Куды, кура, бежишь?

– Паны наехали, стреляют, паляют, нас убивают.

– Возьмите меня с собой.

И побежали. Бежали, бежали, да в рёпну яму и пали. Долго они в яме сидели, есть захотели. Лиса и говорит:

– Давайте петь имена, чье имечко лучше, а чье имечко хуже, того и съедим.

И запели все:

– Медведь-медведухно – имечко хорбше, Лиса-олисава – имечко хороше, Волк-волчухно – имечко хороше, Заяц-зайчухно – имечко хороше, Петун-петунухно – имечко хороше, Кура-окурава – имечко худое!

Тут куру и разорвали. А лиса опять:

– Медведь-медведухно – имечко хорбше, Лиса-олисава – имечко хороше, Волк-волчухно – имечко хороше, Заяц-зайчухно – имечко хороше. Петун-петунухно – имечко худое!

Схватили петуна и разорвали, да мало. А лиса опять запела:

– Медведь-медведухно – имечко хороше, Лиса-олисава – имечко хорбше, Волк-волчухно – имечко хорбше, Заяц-зайчухно – имечко худое!

Съели и зайца, а все голодны. Лиса и запела:

– Медведь-медведухно – имечко хорбше, Лиса-олисава – имечко хороше. Волк-волчухно – имечко худое!

Разорвали медведь и лиса волка и стали есть. А лиса не ест. Долго сидели. Стало опять голодно, а лиса кишочки волчьи таскает и ест.

– Что это у тебя, лисонька?

– А я кишочки вытягаю и ем.

Медведь и вправду свои кишочки зацепил и помер. Осталась лиса одна. Видит, сидит птичка-синичка.

– Повыздынь меня, птичка.

– А как я тебя повыздыну?

– А понеси в яму прутишков.

Наносила птичка в яму прутишков, да и была лиса такова.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жили-были кот да дрозд. У них был петушок. Они уходили на дровосек и оставляли петушка дома. И говорили:

– Закрывайся крепче и окошко не открывай, как лиса придет, так не открывайся, крепче держи двери иокно. Она тебя-то будет манить, так ты не выглядывай. Ты так выглянешь, так-то она тебя и съест.

Они и ушли на дровосек-от. Лиса и приходит к дому и говорит:

– Петушок, петушок, Золотой гребешок, Выгляни в окошечко, Дам я тебе горошечка, Дам и зернышков. Молодые-то катаются, Орехов насыпали, Куры-то клюют, Петухам не дают.

Он выглянул из окошечка, лиса-то его поймала я потащила в лес.

А петушок-от кричит:

– Кот да дрозд, потащила меня лиса за темны леса, за быстры реки каменья грызть!

Кот да дрозд-от и учуяли крик-от петушков. Оне и прибежали и отняли петушка-та. Вот и говорят:

– Ты пошто выглянул из окошечка? Он и говорит:

– Меня лиса выманила орехами и зернышками. Они опять встали утром и говорят:

– Ты сегодня не выглядывай, как она ни будет манить, мы сегодня уйдем далеко, не услышим, как тебя лиса потащит, она тебя съест.

Они и ушли на дровосек, кот-от да дрозд. Петушок опять один остался. Опять лиса приходит к дому и опять кричит:

– Петушок, петушок, Золотой гребешок, Выгляни в окошечко, Дам я тебе горошечка, Дам и зернышков. Молодые-то катаются, Орехов насыпали, Куры-то клюют, Петухам не дают.

Он выглянул из окошечка, лиса-то его и поймала и потащила в лес. А петушок-от кричит:

– Кот да дрозд, потащила меня лиса за темны леса, за быстры реки каменья грызть!

Кот и дрозд-от и учуяли крик-от петушков. Они и прибежали и отняли петушка-та. Они и говорят:

– Ты пошто выглянул из окошечка? Он и говорит:

– Меня лиса выманила орехами да зернышками. Они опять встали утром и говорят:

– Ты сегодня не выглядывай, как она ни будет манить. Мы сегодня уйдем далеко, не услышим, как тебя лиса потащит, она тебя съест.

Они ушли на дровосек-от, кот-от да дрозд. Петушок опять один остался. Опять лиса приходит к дому и опять кричит:

Петушок-от выглянул. Она его и взяла, потащила опять. Петушок-от опять кричит:

– Кот да дрозд, потащила меня лиса за темны леса, за быстры реки каменья грызть!

А кот и дрозд-от и не чуют. А лиса так и утащила его домой. Прибежала лиса домой, вышла на поветье, упрятала его в мешок, петушка-то. А тамотка была мати, у лисы-то. И у матери были три девки.

Кот да дрозд пришли домой. Дома нету никого и окошко пало. И они пошли петушка искать. Они навострили, наточили кос и пошли петушка выручать. Они пришли к дому-то, где лиса живет, да и поют кот-от? да дрозд. Тонким растяжным голосом:

У лиски три дочери, Одну зовут Марьюшкой, А другую зовут Сашенькой, А третью зовут Аннушкой.

Лиска-то послала Марьюшку:

– Поди, – говорит, – послушай, кто там любо так поет.

Машенька-то и вышла на крылечко. И кот да дрозд ей голову косой и срезали. Другу лиса послала:

– Что та Машенька долго слушает?

А втора-то вышла, ей самой голову срезали. И третью послала:

– Что так долго? Баско поют?

И третьей тоже голову срезали. И сама пошла мати-то. И мати тоже голову срезали. И зашли они в избу-то, осмотрели все, петушка и не могли найти. Пошли на поветь искать, да петушок-от и поет:

– Утащила меня лиса за темны леса, за быстры реки, завязала меня в мешок!

Эти пришли туда, да и взяли его, да и унесли домой. Стали жить, да поживать, да добра наживать.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Сидит козел да плачет: он послал козу за орехами; она пошла и пропала. Вот козел и запел:

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жил-был поп, имел много у себя коз и держал работника. Пришла весна, поп и говорит:

– Работник, погоняй коз пасти, да хорошенько накорми!

Работник погнал; пас день по горам, по долам, по темным лесам. Пришло время домой гнать. Восходят козы в ворота, а поп выходит на крыльцо и спрашивает:

Отвечают козы попу:

Одна коза и говорит:

Поп прицелился – хлоп работника и убил. Был у попа один сын; наутро сына посылает. Сын погнал; пас день по горам, по долам, по темным лесам. Пришло время домой гнать. Восходят козы в ворота, поп и спрашивает!

Козы отвечают:

Одна коза говорит:

И сына убил. Была у него одна дочь; посылает он на третий день ее коз пасти. Вот она погнала; пасла день по горам, по долам и по темным лесам. Пришло время домой гнать. Восходят козы в ворота, поп и спрашивает:

Козы отвечают:

А одна коза говорит:

Поп и дочь зашиб. На четвертый день посылает попадью. Та пасла коз весь день по горам, по долам и по темным лесам. Пришло время домой гнать. Восходят козы в ворота, поп спрашивает:

Козы отвечают:

А одна коза говорит:

И попадье то же было. На пятый день поп сам погнал. Пас весь день по горам, по долам, по темным лесам; зашел вперед и спрашивает:

Козы отвечают:

А одна коза все свое:

Поп козу поймал и половину бока ободрал. Она вырвалась и убежала в поле к суслику в нору. Суслик испугался, из норы убежал, ночь наружи пролежал. Сидит, плачет. Идет косой заяц.

– Что, суслик, плачешь?

– Кто-то в норе есть. Подходит заяц к норе.

– Кто у суслика в норе?

– Я – ко-за Тарата, полбока ободрата, выскочу, косой пес, остальный глаз выхвачу!

Заяц айда драла в лес. Идет волк.

– Что, суслик, плачешь?

– Кто-то в норе есть.

Подходит волк к норе:

– Кто у суслика в норе?

– Я – коза Тарата, полбока ободрата, вот я выскочу, глаза тебе выхвачу!

Волк драла в лес: испугался. Идет медведь.

– Что, суслик, плачешь?

– Кто-то в норе есть.

Подходит медведь к норе, спрашивает:

– Кто там?

– Я – коза Тарата, полбока ободрата. Вот я выскочу, глаза тебе выхвачу!

Медведь испугался, в лес убёг. Ползет еж.

– Что, суслик, плачешь?

– Да кто-то в норе есть. Подполз еж к норе, спрашивает:

– Кто там?

– Я – коза Тарата, полбока ободрата. Вот я выскочу, тебе глаза выхвачу!

А еж свернулся камушком и туды – кубарём. Как раз попал ей колюшками-ти в голый бок! Коза вылезла из норы и в лес убежала.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужичок, у него были козел да баран. Поленился мужик накосить сена; пришла зима, нечего есть козлу и барану, стали они на весь двор реветь, а мужик схватил кнут и ну колотить их. Вот козел и сказал барану: «Давай, брат, уйдем в лес; найдем стог сена и станем жить». – «Пойдем, брат Козьма Микитич! Хуже не будет».

Козел стащил у хозяина ружье, а баран куль, и пошли вдвоем; идут путем-дорогою и нашли старую волчью голову. «Брат баран! – сказал тут козел. – Возьми эту голову и положи в куль». – «На черта она нам? И так тяжело идти!» – «Возьми! Придем на место, сварим себе студень». Баран поднял волчью голову, положил в куль и понес. Шли они, шли и наконец пришли в лес. «Я совсем иззяб», – сказал баран. А козел увидал, что в стороне огонь светится, и говорит: «Вон где-то огонь горит; пойдем туда!» Пошли на огонь и прямехонько-таки наткнулись на волков; сидят кругом огня да греются.

Баран напугался, еле душа в теле держится. А козел говорит ему: «Не робей, баран!» – а сам подошел к волкам: «Здорово, ребята!» – «Здравствуй, Козьма Микитич!» Вот, думают волки, славная будет пожива: козел да баран сами пришли, сами в рот просятся. Только козел себе на уме. «Ну-ка, брат баран! Давай, говорит, сюда волчью голову; сварим да сделаем студень. Да смотри выбирай, чтоб был старый волк!» Баран вынул из куля волчью голову и несет козлу. «Не та! – говорит козел. – Там, в кулю, есть другая голова, с самого старого волка, – ту и притащи».

Баран стал копаться в своем куле, копался, копался и несет опять ту же голову. «Ах ты дурак, – закричал козел и ногами затопал, – не та!.. Посмотри, на самом исподе лежит». Баран опять копался, копался и несет ту же самую голову. «Ну, вот теперь так! – сказал козел. – Эту самую голову мне и надобно». А волки поглядывают да раздумывают: «Ишь сколько наколотил нашей братии! Одних голов целый куль». – «Нет ли у вас, братцы, – спрашивает козел, – в чем нам ужин изготовить!» Тут волки повскакали и побежали кто за дровами, кто за водою, кто за посудою, а у самих на уме – как бы уйти подобру-поздорову.

Бегут, а навстречу им медведь. «Куда вы, серые волки?» – «Ах, Михайло Иванович! Ты не знаешь нашего горя: пришли к нам козел да баран, принесли с собой целый куль волчьих голов, хотят студень варить; мы убоялись, чтоб они и до нас-то не добрались, и убежали». – «Ах вы дурачье! – сказал медведь. – Козел да баран сами к вам пришли, только бери да кушай; а вы убоялись! Пойдемте-ка со мною». – "Пойдем!"Козел и баран увидали, что волки назад идут, засуетились, забегали. Козел взобрался на дерево, изловчился и уселся, а баран лез, лез, никак не может высоко подняться, ухватился кое-как за сук передними ногами и повис на нем. Вот пришел и медведь с волками, смотрит: куда бы девались козел да баран? Нигде не видать. «Ну, братцы, – сказал медведь волкам, – собирайте желудей, стану ворожить: куда запропастился козел с бараном?» Волки набрали желудей; а медведь сел под дерево, стал выкидывать желудями и ворожить, как бабы на бобах гадают.

Баран говорит козлу: «Ах, козел, упаду; мочи нет – ногам больно!» – «Держись, – отвечает козел, – а то ни за грош пропадем; они заедят нас!» Баран крепился, крепился, да как повалится наземь! Козел видит беду неминучую, выстрелил в ту ж минуту из ружья и закричал во всю глотку: «Хватай ворожею-то, держи его!» Медведь испугался, как бросится бежать без оглядки, а волки за ним. Так все и разбежались. Тогда козел слез с дерева и не захотел оставаться в лесу. Воротился он вместе с бараном домой, и стали себе жить-поживать да лиха избывать.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Старик да старушка Жили на горушке В глиняной избушке. У старика, старушки Была сивая кобыла, Была бурая корова, Была серая овечка, Со трема ягнатама.

Узнал волк, что у старичка скотины много, пришел ночью под окошечко и поет:

Отдал старик ягненка. А назаутро пришел волк и поет:

Отдал вдругоряд ягненочка. Так волк у них и овечку и коровку и кобылку перетаскал. Вот уж черед и старушку есть. Старик и говорит:

– Старуха, сядь в подпол, а я привешу к потолку корзину, да и сяду в корзину.

Села старуха в подпол, а старик в корзину. Пришел волк и запел:

А старичок сидит в корзине и молчит. Волк и зашел в избу, старик как гаркнет – волк и испугался – и побежал. Да и буде ходить к стариковой хате.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

В одной деревне жил-был мужик, у него была собака! смолоду сторожила она весь дом, а как пришла тяжелая старость – и брехать перестала. Надоела она хозяину; вот он собрался, взял веревку, зацепил собаку за шею и повел ее в лес; привел к осине и хотел было удавить, да как увидел, что у старого пса текут по морде горькие слезы, ему и жалко стало: смиловался, привязал собаку к осине, а сам отправился домой.

Остался бедный пес в лесу и начал плакать и проклинать свою долю. Вдруг идет из-за кустов большущий волк, увидал его и говорит: «Здравствуй, пестрый кобель! Долгонько поджидал тебя в гости. Бывало, ты прогонял меня от своего дому; а теперь сам ко мне попался: что захочу, то над тобой и сделаю. Уж я тебе за все отплачу!» – «А что хочешь ты, серый волчок, надо мною сделать?» – «Да немного: съем тебя со всей шкурой и с костями». – «Ах ты, глупый серый волк! С жиру сам не знаешь, что делаешь; таки после вкусной говядины станешь ты жрать старое и худое песье мясо? Зачем тебе понапрасну ломать надо мною свои старые зубы? Мое мясо теперь словно гнилая колода. А вот я лучше тебя научу: поди-ка да принеси мне пудика три хорошей кобылятинки, поправь меня немножко, да тогда и делай со мною что угодно».

Волк послушал кобеля, пошел и притащил ему половину кобылы: «Вот тебе и говядинка! Смотри поправляйся». Сказал и ушел. Собака стала прибирать мясцо и все поела. Через два дня приходит серый дурак и говорит кобелю: «Ну, брат, поправился али нет?» – «Маленько поправился; коли б еще принес ты мне какую-нибудь овцу, мое мясо сделалось бы не в пример слаще!» Волк и на то согласился, побежал в чистое поле, лег в лощине и стал караулить, когда погонит пастух свое стадо. Вот пастух гонит стадо; волк повысмотрел из-за куста овцу, которая пожирнее да побольше, вскочил и бросился на нее: ухватил за шиворот и потащил к собаке. "Вот тебе овца, поправляйся!"Стала собака поправляться, съела овцу и почуяла в себе силу. Пришел волк и спрашивает: «Ну что, брат, каков теперь?» – «Еще немножко худ. Вот когда б ты принес мне какого-нибудь кабана, так я бы разжирел, как свинья!» Волк добыл и кабана, принес и говорит: «Это моя последняя служба! Через два дня приду к тебе в гости». – «Ну ладно, – думает собака, – я с тобою поправлюсь». Через два дня идет волк к откормленному псу, а пес завидел и стал на него брехать. «Ах ты мерзкий кобель, – сказал серый волк, – смеешь ты меня бранить?» – и тут же бросился на собаку и хотел ее разорвать. Но собака собралась уже с силами, стала с волком в дыбки и начала его так потчевать, что с серого только космы летят. Волк вырвался, да бежать скорее: отбежал далече, захотел остановиться, да как услышал собачий лай – опять припустил. Прибежал в лес, лег под кустом и начал зализывать свои раны, что дались ему от собаки. "Ишь как обманул, мерзкий кобель! – говорит волк сам с собою. – Постой же, теперь кого ни попаду, уж тот из моих зубов не вырвется!"Зализал волк раны и пошел за добычей. Смотрит, на горе стоит большой козел; он к нему, и говорит: «Козел, а козел! Я пришел тебя съесть». – «Ах ты серый волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? А ты лучше стань под горою и разинь свою широкую пасть; я разбегусь да таки прямо к тебе в рот, ты меня и проглотишь!» Волк встал под горою и разинул свою широкую пасть, а козел себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А козел и был таков! Часа через три очнулся волк, голову так и ломит ему от боли. Стал он думать: проглотил ли он козла или нет? Думал-думал, гадал-гадал. "Коли бы я съел козла, у меня брюхо-то было бы полнехонько: кажись, он, бездельник, меня обманул! Ну, уж теперь я буду знать, что делать!"Сказал волк и пустился к деревне, увидал свинью с поросятами и бросился было схватить поросенка; а свинья не дает. «Ах ты свиная харя! – говорит ей волк. – Как смеешь грубить? Да я и тебя разорву и твоих поросят за один раз проглочу». А свинья отвечала: «Ну, до сей поры не ругала я тебя; а теперь скажу, что ты большой дурачина!» – «Как так?» – «А вот как! Сам ты, серый, посуди: как тебе есть моих поросят? Ведь они недавно родились. Надо их обмыть. Будь ты моим кумом, а я твоей кумою, станем их, малых детушек, крестить». Волк согласился.

Вот хорошо, пришли они к большой мельнице. Свинья говорит волку: «Ты, любезный кум, становись по ту сторону заставки, где воды нету, а я пойду, стану поросят в чистую воду окунать да тебе по одному подавать». Волк обрадовался, думает: вот когда попадет в зубы добыча-то! Пошел серый дурак под мост, а свинья тотчас схватила заставку зубами, подняла и пустила воду. Вода как хлынет, и потащила за собой волка, и почала его вертеть. А свинья с поросятами отправилась домой; пришла, наелась и с детками на мягкую постель спать повалилась.

Узнал серый волк лукавство свиньи, насилу кое-как выбрался на берег и пошел с голодным брюхом рыскать по лесу. Долго издыхал он с голоду, не вытерпел, пустился опять к деревне и увидел: лежит около гумна какая-то падла. «Хорошо, думает, вот придет ночь, наемся хоть этой падлы». Нашло на волка неурожайное время, рад и падлою поживиться! Все лучше, чем с голоду зубами пощелкивать да по-волчьи песенки распевать. Пришла ночь; волк пустился к гумну и стал уписывать падлу. Но охотник уж давно его поджидал и приготовил для приятеля пару хороших орехов; ударил он из ружья, и серый волк покатился с разбитой головою. Так и скончал свою жизнь серый волк!

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жила-была баушка. Поехала в лес по хворост. Вдруг слышит: в болоте хряснуло, в лядине стукнуло – медведь иде.

– Бабка, бабка, съем я кобылку.

– Не ешь, такой-сякой, дам тебе теплушку.

– Ладно, давай.

Вот в другой раз поехала баушка за хворостом. В болоте хряснуло, в лядине стукнуло – медведь иде.

– Бабка, бабка, а я съем кобылку.

– Не ешь, такой-сякой, я дам тебе крепушку.

– Ну, ладно, давай.

Вот и в третий поехала бабка за хворостом. В болоте хряснуло, в лядине стукнуло – медведь иде.

– Бабка, бабка, я съем кобылку.

– Не ешь, такой-сякой, дам тебе потомбалку.

– Ну ладно.

Старуха домой приехала, кобылку в конюшню, ворота подперла, поужинала, да и спать. Пришел медведь, да в ставень «стук-стук».

– Бабка, давай посулено.

– Какое тебе посулено?

– А теплушку.

– Ох-ох-ох, тепло баушке на пёчушке, на запёчуш-ке, ножки в полоточке, на грядочке.

Медведь лапой «тук-тук-тук».

– Давай, бабка, посулено.

– А какое тебе посулено?

– А крепушку.

– Ох-хо-хо, крепки у баушки воротца, да крепко подперты.

Медведь в третье «тук-тук-тук».

– Чего тебе?

– Давай, бабка, посулено.

– А какое тебе посулено?

– А потомбалку.

– Ох-хо-хо, а потомбалка в лес не едет ды дров не везет.

Так и обманула старуха медведя.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Летала сова – веселая голова; вот она летала, летала и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела, и опять полетела; летала, летала и села, хвостиком повертела да по сторонам посмотрела... Это присказка, сказка вся впереди.

Жили-были на болоте журавль да цапля, построилисебе по концам избушки. Журавлю показалось скучно яшть одному, и задумал он жениться. "Дай пойду посватаюсь на цапле!"Пошел журавль – тяп, тяп! Семь верст болото месил; приходит и говорит: «Дома ли цапля?» – «Дома». – «Выдь за меня замуж». – «Нет, журавль, нейду за тя замуж: у тебя ноги долги, платье коротко, сам худо летаешь, и кормить-то меня тебе нечем! Ступай прочь, долговязый!» Журавль как не солоно похлебал, ушел домой.

Цапля после раздумалась и сказала: «Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля». Приходит к журавлю и говорит: «Журавль, возьми меня замуж!» – «Нет, цапля, мне тебя не надо! Не хочу жениться, не беру тебя замуж. Убирайся!» Цапля заплакала со стыда и воротилась назад. Журавль раздумался и сказал: «Напрасно не взял за себя цаплю; ведь одному-то скучно. Пойду теперь и возьму ее замуж». Приходит и говорит: «Цапля! Я вздумал на тебе жениться; поди за меня». – «Нет, журавль, нейду за тя замуж!» Пошел журавль домой.

Тут цапля раздумалась: «Зачем отказала? Что одной-то жить? Лучше за журавля пойду!» Приходит свататься, а журавль не хочет. Вот так-то и ходят они по сю пору один на другом свататься, да никак не женятся.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жил-был старик со старухой, и у них был бык, был баран, гусь и петух. Пришла холодная зима, так крепко заморозило: всем им под сараем лежать холодно. Вот бык пошел к барану.

– Баран, баран, айда избу рубить!

– Да, пойду я избу рубить! Я лучше у хозяина под сараем пролежу.

Пошел бык к гусю.

– Гусь, пойдем избу рубить!

– Нет, не пойду; я лучше у хозяина на одной ноге под сараем простою.

Пошел бык к петуху.

– Петух, петух! Аида избу рубить!

– Нет, я лучше у хозяина на нашесте просижу. Звал, звал бык – никто нейдет, и пошел и срубилизбу один, на волчьей тропе, и печку склал.

Затопил, полеживает перед печкой, погревается. Наутро еще сильнее мороз. Барана мороз так пробрал: побежал он в лес, к быку, подбежал к избе.

– Бя! Бя! Бык! Бык! Пусти меня в избу!

– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на соломе пролежать.

– Осерчаю, – говорит баран, – все углы распыряю! Бык подумал, подумал:

– Без углов изба будет холодна... Ну, иди! Баран вбежал, перед печкой на лавочку лег. Малостьпогодя гусь летит.

– Гагак! Гагак! Бык, пусти меня в избу!

– Я тебя звал, ты хотел у хозяина на одной ноге стоять – там и стой!

– Мох весь из стен вытереблю.

– Ну, иди и ты.

Гусь прямо на лавочку в чулан, посиживает. Летит петух.

– Кукурику, бык! Пусти меня в избу!

– Я тебя звал – ты хотел у хозяина на нашестах просидеть. Там и сиди!

– Если не пустишь – с настойки землю всю срою!

– Ну, ступай!

Петух влетел, прямо на брус; сидит на брусу.

Идут волки, остановились и испугались. Что на ихней тропе за изба? Кто в ней живет – не знай. Стали конйться, кому в нее идти; досталось самому старейшему волку. Волк взошел, встал у порожку. Вот бык как вскочил, скосился да рогами-то его к стене-то и припер; а баран разбежится да бац, да бац его по бокам-то; а гусь-то его все щипком да за зад, весь зад ему в кровь изорвал; а петух бегает по брусу, да и кричит:

– А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!

Вот волк кое-как вырвался и – айда бежать к своим товарищам. К ним подбежал, еще дальше убежал. Они кричат:

– Брат, брат! Постой, постой!

Остановился волк и стал им рассказывать, что с ним было:

– Вошел я в избенку, встал я у порожку, вскочил мужичище, в черном чапанище, да меня ухватом-то к стенке-то и припер, а помёне того мужичишка, в сереньком чапанишке да все меня обухом-то да по бокам-то! А еще помёне того, в беленьком камзблишке, все меня щипцами. А еще помёне того, в красненьком халатиш-ке, бегает по брусу, да и кричит: «А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножищи, здесь у меня и ужйщи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!» Кабы они меня ему подали – он зарезал бы меня там и повесил!

Бросили волки эту сокму и не стали тут ходить, а те жить в избе остались.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Бывала-живала старушка одна-одинёхонька.

Был у неё бычок.

Вздумала старушка к дочери ехать. Вздумала, бычка запрягла и поехала.

Едет – приговаривает:

– Санки маленьки, оглобельки тоненьки, Хомут не свой, поезжай-не стой.

Бежит бычок.

Ехали, ехали, встретился зайко.

– Бабушка, подвези меня.

– Садись.

Опять едет – приговаривает:

– Санки маленьки, оглобельки тоненьки, Хомут не свой, погоняй – не стой.

Встретился волк.

– Бабушка, возьми меня.

– Садись.

Опять едет – приговаривает:

– Санки маленьки, оглобельки тоненьки, Хомут не свой, погоняй – не стой.

Встретилась лиса.

– Бабушка, возьми меня.

– Садись.

Опять едет – приговаривает:

– Санки маленьки, оглобельки тоненьки, Хомут не свой, погоняй – не стой.

Встретился медведь.

– Бабушка, возьми меня.

– Садись.

Опять едет старушка, опять приговаривает; – Санки маленьки, оглобельки тоненьки, Хомут не свой, погоняй – не стой.

Остановилася. Сорвалась заверточка. Надо заверточку сделать.

– Нут-ко, зайка серый, поди-ко.

Зайко нашел, принес в зубах поторчинку сухую.

– Э-э-э! Какая это заверточка? Поди-ко ты, волчок, принеси заверточку.

Волчок пошел, принес сосенку.

– У-у! Какая же это заверточка? Поди-ко ты, лиса.

Лиса пошла, бегала, колышек несет сухой.

– У-у! Какую же ты принесла заверточку? Разве это заверточка? Поди-ка ты, медведушко.

Медведушко принес лисвяшку маленькую...

– Какая же это заверточка? Пойду-ка я сама. Караульте бычка-то.

Звери бычка задрали, съели, мохом набили, на ноги поставили, сами в лес убежали.

Ходила, ходила старуха, принесла заверточку. Заверточку сделала, запрягла, поехала.

Упал бычок. Мохом набит.

– У-у! – рассердилась старуха.

Санки оставила и пешком пошла к дочери.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норышка и спрашивает: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» Никто не отзывается. Вот она вошла и стала жить в лошадиной голове. Пришла лягушка-квакушка: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» – «Я, мышка-норышка; а ты кто?» – «А я лягушка-квакушка». – «Ступай ко мне жить». Вошла лягушка, и стали себе вдвоем жить. Прибежал заяц: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» – «Я, мышка-норышка, да лягушка-квакушка; а ты кто?» – «А я на горе увертыш». – «Ступай к нам». Стали они втроем жить.

Прибежала лисица: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» – «Мышка-норышка, лягушка-квакушка, на горе увертыш; а ты кто?» – «А я везде поскокиш». – «Иди . к нам». Стали четверо жить. Пришел волк: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» – «Мышка-норышка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, везде поскокиш; а ты кто?» – «А я из-за кустов хватыш». – «Иди к нам». Стали пятеро жить. Вот приходит к ним медведь: «Терем-теремок! Кто в тереме живет?» – «Мышка-норышка, лягушка-ква-купша, на горе увертыш, везде поскокиш, из-за кустов хватыш». – «А я всех вас давишь!» – сел на голову и раздавил всех.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Русская народная сказка.

Стоит в поле теремок.

Бежит мимо мышка-норушка. Увидела теремок, остановилась и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

Никто не отзывается.

Вошла мышка в теремок и стала в нем жить.

Прискакала к терему лягушка-квакушка и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

– Я, мышка-норушка! А ты кто?

– А я лягушка-квакушка.

– Иди ко мне жить!

Лягушка прыгнула в теремок. Стали они вдвоем жить.

Бежит мимо зайчик-побегайчик. Остановился и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

– Я, мышка-норушка!

– Я, лягушка-квакушка! А ты кто?

– А я зайчик-побегайчик – Иди к нам жить!

Заяц скок в теремок! Стали они втроем жить.

Идет лисичка-сестричка. Постучала в окошко и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

– Я, мышка-норушка!

– Я, лягушка-квакушка!

– Я, зайчик-побегайчик. А ты кто?

– А я лисичка-сестричка!

– Иди к нам жить!

Забралась лисичка в теремок. Стали они вчетвером жить.

Прибежал волчок-серый бочок, заглянул в дверь и спрашивает:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

– Я, мышка-норушка.

– Я, лягушка-квакушка.

– Я, зайчик-побегайчик.

– Я, лисичка-сестричка. А ты кто?

– А я волчок-серый бочок.

– Иди к нам жить!

Волк и влез в теремок. Стали они впятером жить.

Вот они все в тереме живут, песни поют.

Вдруг идет мимо медведь косолапый. Увидел медведь теремок, услыхал песни, остановился и заревел во всю мочь:

– Терем-теремок! Кто в тереме живет?

– Я, мышка-норушка.

– Я, лягушка-квакушка.

– Я, зайчик-побегайчик.

– Я, лисичка-сестричка.

– Я, волчок-серый бочок. А ты кто?

– А я медведь косолапый.

– Иди к нам жить!

Медведь и полез в теремок.

Лез-лез, лез-лез – никак не мог влезть и говорит:

– Я лучше у вас на крыше буду жить.

– Да ты нас раздавишь!

– Нет, не раздавлю.

– Ну так полезай!

Влез медведь на крышу и только уселся – трах! – раздавил теремок. Затрещал теремок, упал на бок и весь развалился. Еле-еле успели из него выскочить: мышка-норушка, лягушка-квакушка, зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка, волчок-серый бочок – все целы и невредимы.

Принялись они бревна носить, доски пилить – новый теремок строить.

Лучше прежнего выстроили!

В одном лесу, в нашем русском, сибирском, жила Лисица-девица. Вот однажды собралась Лисица-девица пойти в лес погулять, а навстречу ей идет новый гость – Котофей Иванович, бурмистер брянских лесов.

В этом лесу, где жила Лисица-девица, всяких зверей хватало, а вот Котофея Ивановича не бывало. Встречается ему Лисица-девица, он ей и гутарит:

– Здравствуй, Лисица-девица!

– Здравствуй, Котофей Иванович! Издалека ты до нас прибыл, Котофей Иванович?

– Я прибыл из брянских лесов быть у вас бурмисте-ром-царем. А вы, Лисица-девица, не замужняя жена?

– Да нет, Котофей Иванович, я еще девица.

– А не пойдешь ли за меня замуж?

Тут Лисица-девица и думает: «Как же отказаться? Я же буду бурмистерской женой». Вот она и отвечает ему:

– Пойду, Котофей Иванович.

Тут они поженились. Лисица-девица повела его в свою хатку. Привела, положила спать, как молодого мужа, а сама пошла в станицу на добычу. Идет она, а навстречу ей Левон Иванович – бирюк.

– Здравствуй, Лисица-девица!

– Какая я тебе девица? Я замужняя жена!

– О! А за кого ты вышла?

– Да за Котофея Ивановича.

– За кого?

– Да за Котофея Ивановича, что прибыл до нас из брянских лесов, что будет у нас бурмистером-царем.

– Бурмистером-царем?!

– Да! А ты не слыхал? Вот теперь я его жена.

– А как бы его поглядеть?

А Лисица-бурмистерша отвечает:

– Это дорого стоит, Левон Иванович. Надо на поклон принести барана, вот тогда и посмотришь.

– Ладно, Лисица-бурмистерша.

Левон Иванович метнулся в станицу за бараном. Идет Лисица-бурмистерша дальше. Встречается ей Медведь – Михаил Иванович.

– Здравствуй, Лисица-девица.

– Какая я тебе девица? Я замужняя жена.

– Ох! А за кого ты вышла замуж?

– Да за Котофея Ивановича, что прибыл из брянских лесов до нас, чтоб быть бурмистером-царем.

– Бурмистером-царем?!

– Да! А ты не слыхал?! Вот теперь я его жена!

– А как бы его поглядеть?

А Лисица-бурмистерша отвечает:

– Это дорого стоит, Михаил Иванович. Надо на поклон принести вола.

– Это можно, Лисица-бурмистерша.

Михаил Иванович пошел за волом. А Лисица видит, что встретила на дороге двух дураков, пошла отдыхать домой. Пришла, легла и лежит с молодым мужем.

Идет по дороге в станицу Левон Иванович, встречает Михаила Ивановича и шумит ему:

– Здравствуй, брат Михайло Иванович!

– Здорово! Здорово, Левон Иванович. Куда идешь?

– Да за бараном, чтобы на поклон пойтить к новому бурмистер у-царю.

– А я за волом иду.

– Пойдем до станицы вместе, Михайло Иванович. Пошли они. Дошли до станицы. Левон Иванович метнулв кошару, а Михайло Иванович на баз завернул до волов. Ну, приносят они добычу: Левон Иванович – барана, а Михайло Иванович – вола. Сложили добычу вместе и ведут спор: кому первому пойтить на поклон к бурмистеру-царю. Левон Иванович гутарит:

– Тебе надо, Михайло Иванович: ты старше.

– Нет, тебе, Левон Иванович: ты помоложе. Спорят они. В то время, на их счастье, является косойзаяц.

– Эй, ты, косоглазый, иди-ка сюда, – шумят они оба. Заяц подбег до них, стал на задние лапки, ушамидлинными прядает. Перепугался он и спрашивает:

– Что, братья, прикажете? Левон Иванович приказ дает:

– Ну-ка, черт косоглазый, смотайся на всю прыть до Лисицы-бурмистерши да скажи: «Михайло Иванович кланяется волом, а Левон Иванович кланяется бараном бур-мистеру-царю».

Вот заяц и мотнулся до Лисицы-бурмистерши. Добег до Лисиной хатки, встал на задние лапки, а передними стучит в дверь.

– Эй, выходи, Лисица-девица. Вышла Лиса и гутарит:

– Ах ты, черт косоглазый! Невежа! Да какая я тебе девица? Я замужняя жена! Муж мой бурмистер наших лесов!

Услыхал заяц и оробел. Лиса глядит на него да и спрашивает:

– Зачем, косоглазый, прибег?

– Меня Михайло Иванович да Левой Иванович послали сказать тебе, что принесли они вола и барана на поклон бурмистеру-царю.

Сказал заяц и подался в лес до Левона Ивановича и Михаила Ивановича. Прибег и доложил, что бурмистеру-царю о том объявлено.

Стоят они втроем и совет держат друг с другом, кому куда схорониться. Михаилу Ивановичу хорошо: он и на дерево может залезть. Вот он и гутарит:

– Я залезу на дерево.

А Левону Ивановичу плохо: он залезть на дерево не может. Тогда Левон Иванович гутарит Михаилу Ивановичу:

– Брат родной, я лягу, а ты меня загреби листьями, а сам потом на дерево залезешь, а косой отойдет и под елочкой где-нибудь схоронится.

Михайло Иванович зарыл Левона Ивановича в листья, а сам на дерево полез. Косоглазый побег и схоронился под елочку. В это время Лисица-бурмистерша прибыла со своим мужем – бурмистером-царем. Котофей Иванович видит, что лежат вол да баран. Накинулся он на добычу и стал рвать. Рвет и кричит:

– Мяу! Мяу! Мяу!

Потом с вола прянул на барана и тоже кричит:

– Мяу! Мяу! Мяу!

Медведь сидит на дубу и гутарит себе: "Мал, а прожорлив!"А Левону Ивановичу не видать, что за бурмистер-царь. Вот ему захотелось его повидать. Стал он помаленечку высовывать нос. Листья были сухие, зашуршели. А кот подумал, что мышь. Как бросится на шорох – и попал когтями прямо в нос Левону Ивановичу.

Бирюк испугался. Вскочил и побег. А кот сам испугался бирюка да как прыгнет на дуб.

Михайло Иванович видит, что бурмистер добирается до него. Шутки плохи, свернулся в комок – и бух с дуба на землю. Встал и подался в лес. А Лисица-бурмистерша шумит:

– Лови! Лови! Лови их, Котофей Иванович!

Левон Иванович бежит по лесу, крутит носом, а Михайло Иванович бежит и дух не переведет. Встретились они. Вот Левон Иванович спрашивает:

– Ну как, брат, посмотрел бурмистера-царя?

– Да, посмотрел, брат, еле дух перевожу, печенки отбил.

– Да, Михайло Иванович, невелик наш царь, а поворотлив. Он и на земле, и в земле, и на дереве найдет...

А лисица с Котофеем Ивановичем стали жить-поживать и добра наживать. Звери на поклон добычу им носят.

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

К одному мужику повадилась лиса ходить кур красть. Мужик повесил кувшин. Ветер в кувшин дует. Он гудит: "Бу-бу-у, бу-бу-у!"Приходит лиса и слушает, что такое гудёт. Увидала кувшин, схватила его за обрывок и надела себе на шею.

– Погоди, кувшинище-дурачище, я тебя, – говорит, – утоплю.

И понесла кувшин в прорубь; стала его топить. Кувшин захлебнулся водою: бурк-бурк-бурк-бурк, – и тянет лису с собою на дно. Лиса просит:

– Кувшин, кувшин, не топи меня, я не буду, это я тебя только так постращала.

Кувшинище-дурачище не слушается, все тянет на дно – и утопил лису,

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жил да был старик. Поехал об афанасьеве дне в гости со старухой. Сели рядом, стали говорить ладом. Ехали-попоехали, по ногам дорогой. Хлобыстнул кобылу бичом трехузлым. Угнал ночью верст пять-шесть, оглянулся – тут и есть, – еще и с места не подался! Дорога худая, гора крутая, телега немазаная.

Ехал-попоехал, до бору доехал. В бору стоит семь берез, восьмая сосна виловата. На той сосне виловатой ку-кушечка-горюшечка гнездо свила и детей свела. Негде взялась скоробогатая птица, погуменная сова – серы бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный за-воротник, нос крючком, глаза по ложке, как у сердитой кошки. Гнездо разорила и детей погубила и в землю схоронила.

Пошла кукушечка, пошла горюшечка с просьбой к зую праведному. Зуй праведный по песочку гуляет, чулочки обувает, сыромятные коты. Наряжает синочку-рассылочку, воробушка-десятника к царю-лебедю, к гусю-губернатору, павлину-архиерею, коршуну-исправнику, грачу-становому, к ястребу-уряднику, к тетереву польскому – старосте мирскому.

Собрались все чиновники и начальники: царь-лебедь, гусь-губернатор, павлин-архиерей, коршун-исправник, грач-становой, ястреб-урядник, тетерев польской – староста мирской, синочка-рассылочка, воробей-десятник и из уездного суда тайна полиция: сыч и сова, орел и скопа.

– Что есть на белом свете за скоробогатая птица, по-гуменная сова, белы бока, голубые глаза, портеное подо-плечье, суконный заворотник?

И добрались, что ворона.

И присудили ворону наказать: стряхнули о грядку ногами и зачали секчи по мягким местам, по ледвеям. И ворона возмолилася:

– Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

– Кто у тя есть свидетель?

– У меня есть свидетель воробей.

– Знаем мы твоего воробья – ябедника, и клеветника, и потаковщика. Крестьянин поставил нову избу – воробей прилетит, дыр навертит; крестьянин избу затопляет, тепло в избу пропущает, а воробей на улицу выпущает... Неправильного свидетеля сказала ворона!

И ворону наказывают пуще того. И ворона возмолилася:

– Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

– Кто у тя есть свидетель?

– У меня есть свидетель жолна.

– Знаем мы твою жолну – ябедницу, клеветницу и потаковщицу! Стоит в роменью липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр навертит; дождь пошел, липа изгнила, – не годится на иконостас; после того и лопаты из нее не сделати! Неправильного свидетеля опять сказала!

И пуще того ворону стегают по ледвеям и по передку. Опять ворона возмолилася:

– Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!

– Кто у тя есть свидетель?

– У меня есть свидетель последний – дятел!

– Знаем мы твоего дятла – ябедника, клеветника и потаковщика! Крестьянин загородил новый огород, и дятел прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил; дождь пошел, огород рассеялся и развалился; крестьянин скот на улицу выпущает, дятел в поло пропущает.

И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...

– Из-за кукушечки, из-за горюшечки, из-за ябедницы я, ворона – праведница... Ничем крестьянина не обижаю: поутру рано на гумнешко вылетаю, крылышками разметаю, лапочками разгребаю, – тем себе и нищу добываю! Она кукушечка, она горюшечка, она ябедница, она клеветница! Крестьянин нажал один суслон, – кукушечка прилетит и тот одолбит! Больше того под ноги спустит!..

И выслушали Воронины слова. И ворону подхватили, в красный стул посадили. Кукушечку-горюшечку, в наказание ей, в темный лес отправили на тридцать лет, поглянется – живи весь век! И теперь кукушечка в лесу проживает и гнезда себе не знает!

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко склался на дровнишки со своим маленьким ребятишкам; пошел он в Кам-реку, из Кам-реки в Трос-реку, из Трос-реки в Кубен-ское озеро, из Кубенского озера в Ростовское озеро и в этом озере выпросился остаться одну ночку; от одной ночки две ночки, от двух ночек две недели, от двух недель два месяца, от двух месяцев два года, а от двух годов жил тридцать лет. Стал он по всему озеру похаживать, мелкую и крупную рыбу под добало подкалывать. Тогда мелкая и крупная рыба собрались во един круг и стали выбирать себе судью праведную, рыбу-сом с большим усом: «Будь ты, говорят, нашим судьей».

Сом послал за ершом – добрым человеком и говорит? «Ерш, добрый человек! Почему ты нашим озером завладел?»

– «Потому, говорит, я вашим озером завладел, что ваше озеро Ростовское горело снизу и доверху, с петрова дня и до ильина дня, выгорело оно снизу и доверху и запустело».

– «Ни вовек, – говорит рыба-сом, – наше озеро не гарывало! Есть ли у тебя в том свидетели, московские крепости, письменные грамоты?»

– «Есть у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: сорога-рыба на пожаре была, глаза запалила, и понынче у нее красны».

И посылает сом-рыба за сорбгой-рыбой. Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых, зовут сорогу-рыбу: «Сорога-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество». Сорбга-рыба, не до-шедчи рыбы-сом, кланялась. И говорит ей сом: «Здравствуй, сорога-рыба, вдова честная! Гарывало ли наше озеро Ростовское с петрова дня до ильина дня?

– Нивовек-то, – говорит сорога-рыба, – не гарывало наше озеро!» Говорит сом-рыба: «Слышишь, ерш, добрый человек! Сорога-рыба в глаза обвинила». А сорога тут же примолвила: "Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!"Ерш не унывает, на бога уповает. «Есть же у меня, говорит, в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: окунь-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче у него крылья красны». Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посылыцики), приходят и говорят: «Окунь-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество». И приходит окунь-рыба. Говорит ему сом-рыба: «Скажи окунь-рыба, гарывало ли наше озеро Ростовское с петрова дня до ильина дня?»

– «Нивовек-то, говорит, наше озеро не гарывало! Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает!»

Ерш не унывает, на бога уповает, говорит сом-рыбе: «Есть же у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: щука-рыба, вдова честная, притом не мотыга, скажет истинную правду. Она на пожаре была, головешки носила, и понынче черна». Стрелец-боец, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посылыцики), приходят и говорят: «Щука-рыба! Зовет рыба-сом с большим усом пред свое величество». Щука-рыба, не дошедчи рыбы-сом, кланялась: «Здравствуй, ваше величество!»

– Здравствуй, щука-рыба, вдова честная, притом же ты и не мотыга! – говорит сом. – Гарывало ли наше озеро Ростовское с петрова дня до ильина дня?" Щука-рыба отвечает: "Ни вовек-то не гарывало нашеозеро Ростовское! Кто ерша знает да ведает, тот всегда без хлеба обедает!"Ерш не унывает, а на бога уповает: «Есть же, говорит, у меня в том свидетели и московские крепости, письменные грамоты: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче он черен». Стрелец-рыба, карась-палач, две горсти мелких молей, туды же понятых (это государские посылыцики), приходят к налим-рыбе и говорят: «Налим-рыба! Зовет тебя рыба-сом с большим усом пред свое величество». – «Ах, братцы! Нате вам гривну на труды и на волокиту; у меня губы толстые, брюхо большое, в городе не бывал, пред судьям не стаивал, говорить не умею, кланяться, право, не могу». Эти государские посылыцики пошли домой; тут поймали ерша и посадили его в петлю.

По ершовым-то молитвам бог дал дождь да слякоть. Ерш из петли-то да и выскочил; пошел он в Кубенское озеро, из Кубенского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-реке идут щука да осетр. «Куда вас черт понес?» – говорит им ерш. Услыхали рыбаки ершов голос тонкий и начали ерша ловить. Изловили ерша, ершшнко-кропачишко, ершишко-пагубнишко! Пришел Бродька – бросил ерша в лодку, пришел Петрушка – бросил ерша в плетушку: «Наварю, говорит, ухи, да и скушаю». Тут и смерть ершова!

«Русские народные сказки», Москва, «Художественная литература», 1965 г.

Жил-проживал Кузенька один-одинешенек в темном лесу; у него был худой домишко, да один петушок, да пять курочек.

К этому Кузеньке повадилась ходить лисичка; пошел он раз на охоту, и только из дому, а лисичка как тут; прибежала, заколола одну курочку, изжарила и скушала.

Воротился Кузенька, хвать – нет курочки! И думает: верно, коршун утащил.

На другой день пошел опять на охоту. Попадается ему навстречу лисичка и спрашивает:

– Куда, Кузенька, идешь?

– На охоту, лисичка!

– Ну, прощай! – И тотчас же побежала к нему в избу, заколола курочку, изжарила и скушала.

Пришел домой Кузенька, хватился курочки – нету! Пало ему в догадку: "Уж не лисичка ли кушает моих курочек?"Вот на третий день он крепко-накрепко заколотил у себя в избе окна и двери, а сам пустился на промысел. Неоткуль взялась лисичка и спрашивает:

– Куда идешь, Кузенька?

– На охоту, лисичка!

Лисичка тут же и побежала к дому Кузеньки, а он поворотил да вслед за нею. Прибежала лисичка, обошла кругом избу, видит: окна и двери заколочены крепко-накрепко, как попасть в избу? Взяла да и спустилась в трубу. Тут Кузенька и поймал лисичку.

– Ба, – говорит, – вот какой вор ко мне жалует. Постой-ка, сударушка, я тебя теперь живу из рук не выпущу!

Лисичка стала просить Кузеньку:

– Не убивай меня! Я тебя сделаю Козьмою Скоро-богатым, только изжарь для меня одну курочку с масличком пожирнее.

Кузенька согласился, а лисонька, накушавшись такого жирного обеда, побежала на царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься.

Бежит волк и говорит:

– Эх ты, проклятая лиса! Где так жирно обтрескалась?

– Ах, любезный волченёк-куманек! Ведь я была у царя на пиру. Неужели тебя, куманек, не звали? А нас там было всяких разных зверей, куниц, соболей, видимо-невидимо!

Волк и просит:

– Лисонька, не сведешь ли и меня к царю на обед? Лисичка обещалась и велела собрать сорок сороковсерых волков и привести с собою.

Волк согнал сорок сороков серых волков. Лиса повела их к царю; как привела, сейчас же вошла в белокаменные палаты и поклонилась царю сороком сороков серых волков от Козьмы Скоробогатого.

Царь весьма тому обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду и запереть накрепко.

А лисичка бросилась к Кузеньке; прибежала, велела зажарить еще одну курочку; пообедала сытно и пустилась на заповедные луга и стала кататься по траве.

Бежит медведь мимо, увидел лисоньку и говорит:

– Эк ведь ты, проклятая хвостомеля, как обтрескалась!

Она отвечает:

– Я была у царя в гостях; нас там было всяких разных зверей, куниц, соболей, видимо-невидимо! Да и теперь еще остались – пируют волки. Ты знаешь, любезный куманек, какие они объедалы! По сию пору все обедают.

Мишка и просит:

– Лисонька, не сведешь ли и меня на царский обед?

Лисичка согласилась и велела ему собрать сорок сороков черных медведей:

– Для одного тебя царь-де и беспокоиться не захочет.

Мишка собрал сорок сороков черных медведей. Лиса повела их к царю; привела и поклонилась ему сороком сороков черных медведей от Козьмы Скоро-богатого.

Царь тому и рад, приказал загнать их и запереть накрепко.

А лисичка отправилась к Кузеньке; прибежала и велела зажарить последнюю курочку с петушком.

Кузенька не пожалел, зажарил ей последнюю курочку с петушком; лисичка скушала на здоровье и пустилась на заповедные луга и стала валяться по зеленой траве.

Бежит мимо соболь с куницею и спрашивает:

– Эк ты, лукавая лиса, где так жирно накушалась?

– Ах вы, соболь и куница! Я у царя в превеликом почете. У него нынче пир и обед на всяких зверей; я что-то порадела, таки много жирного поела; а что зверей на обеде-то было, видимо-невидимо! Только вас там и недоставало. Вы сами знаете волков, как они завистливы, будто сроду жирного не едали, о сю пору трескают у царя! А про косолапого Мишку и говорить нечего: он поту ль ест, что чуть дышит!

Соболь и куница стали лису упрашивать:

– Кумушка, своди ты нас к царю; мы хоть посмотрим!

Лиса согласилась и велела им согнать к себе сорок сороков соболей и куниц.

Согнали; лиса привела их во дворец и поклонилась царю сороком сороков соболей и куниц от Козьмы Скоробогатого.

Царь не может надивиться богатству Козьмы Скоробогатого, с радостью принял дар и приказал всех зверей перебить и поснимать с них шкуры.

На другой день лисичка опять прибежала к царю и говорит:

– Ваше царское величество! Козьма Скоробога-тый приказал тебе низко кланяться и попросить пудовки; нужно размеривать серебряны деньги. Свои-то пудовки все запростаны у него золотом.

Царь без отказу дал лисе пудовку.

Она прибежала к Кузеньке и велела мерить пудовкою песок, чтобы высветлить у ней бочок! Как высветлило, она заткнула в зауторы сколько-то мелких денег и понесла назад к царю.

Пришла и стала сватать у него прекрасную царевну за Козьму Скоробогатого.

Царь не отказывает, велит Козьме совсем изготовиться и приезжать.

Поехал Кузенька к царю, а лисичка забежала вперед и подрядила работников подпилить мостик. Кузенька только что въехал на мостик – мостик вместе с ним и рушился в воду.

Лисичка стала кричать:

– Ахти! Пропал Козьма Скоробогатый!

Царь услышал и тотчас же послал людей перехватить Козьму. Вот они перехватили его, переодели в нарядное платье и привели к царю.

Обвенчался он на царевне и живет у царя неделю и две.

– Ну, – говорит царь, – пойдем теперь, любезный зять, к тебе в гости.

Козьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали.

А лисичка отправилась вперед. Бежала, бежала, глядит: пастухи пасут стадо овец; она спрашивает их:

– Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?

Пастухи отвечают:

– Стадо царя Змиулана.

Лисичка начала их учить:

– Сказывайте всем, что это стадо Козьмы Скоро-богатого, а не Змиулана-царя; а то едут царь Огонь да царица Маланьйца; коли не скажете им, что это стадо Козьмы Скоробогатого, – они всех вас и с овцами-то сожгут и спалят.

Пастухи видят, что дело неминучее, надо слушаться, и обещаются всякому сказывать про Козьму Скоробогатого, как лиса учила.

А лисичка пустилась вперед; видит – пастухи стерегут свиней, и спрашивает:

– Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?

– Царя Змиулана.

– Сказывайте, что стадо это Козьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Маланьйца; они всех вас сожгут и спалят, коли станете поминать царя Змиулана.

Пастухи согласились.

Лиса опять побежала вперед; добегает до коровьего стада царя Змиулана, потом до конского стада и велит пастухам сказывать, что эти стада Козьмы Скоробогатого, а о царе же Змиулане ничего не говорить. Добегает лиса и до стада верблюжьего.

– Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?

– Царя Змиулана.

Лиса строго запретила им сказывать о царе Змиулане, а велела говорить, что это стадо Козьмы Скоробогатого, а то царь Огонь и царица Маланьйца сожгут и спалят все стадо!

Лисонька опять побежала вперед, прибегает в царство царя Змиулана и прямо в белокаменные палаты.

– Что скажешь, лисонька?

– Ну, царь Змиулан, теперь-то надо скоро-наскоро спрятаться. Едет грозный царь Огонь и царица Маланьйца, все жгут и палят. Стада твои и с пастухами прижгли; сначала овечье, потом свиное, а тут коровье и конское. Я не стала мешкать, пустилась к тебе сказать и чуть от дыма не задохнулась!

Царь Змиулан закручинился-запечалился.

– Ах, лисонька, куда же я подеваюсь?

– Есть в твоем саду старый заповедный дуб, средина вся повыгнила; беги и схоронись в дупло, пока они мимо не проедут.

Царь Змиулан вмиг собрался и по сказанному, как по писанному, сделал так, как лиса научила.

А Козьма Скоробогатый едет себе да едет с женою и тестем. Доезжают они до стада овечьего. Молодая княгиня и спрашивает:

– Пастушки, пастушки, чье стадо пасете?

– Козьмы Скоробогатого, – отвечают пастухи. Царь тому и рад:

– Ну, любезный зять, много же у тебя овец. Едут они дальше, доезжают до стада свиного.

– Пастушки, пастушки, – спрашивает молодая княгиня, – чье стадо пасете?

– Козьмы Скоробогатого.

– Ну, любезный зять, много, же у тебя свиней. Едут они все дальше и дальше; тут пасется стадокоров, там конское, а там и верблюжье. Спросят у пастухов: "Чье стадо пасете?"-они знай отвечают одно: «Козьмы Скоробогатого».

Вот приехали к царскому дворцу; лисонька встречает и вводит их в палаты белокаменные. Царь вошел и задивился: столь хорошо было убрано! Давай пировать, пить-есть и веселиться!

Живут они день, живут и неделю.

– Ну, Кузенька, – говорит лисонька, – перестань гулять, надо дело исправлять. Ступай с тестем в зеленый сад; в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит царь Змиулан – от вас спрятался. Расстреляйте дерево на мелкие части!

Тогда Кузенька по сказанному, как по писанному, пошел вместе с тестем в зеленый сад, и стали они в тот дуб стрелять и убили царя Змиулана до смерти.

Козьма Скоробогатый воцарился в том государстве, и стал он с царевною жить да поживать, и теперь живут – хлеб жуют.

Лисоньку всякий день угощали они курочками, и она до тех пор у них гостила, докуда всех кур не испакостила.

«Народные русские сказки» из сборника А. Н. Афанасьева, Москва, издательство «Правда», 1982 г.