Собрались птицы со всех концов и решили:

– Давайте выберем царя, чтоб он был самым сильным, самым умным и самым долговечным среди нас.

Тут Галка прошлась важно и говорит:

– Я думаю, надо нам царя такого, чтобы у него хвост был длинный и чтоб шарф был на шее. Засмеялись птицы:

– Уж не тебя ли в цари выбрать? Обиделась Галка:

– Раз вы смеетесь надо мной, улечу я от вас. И улетела.

Филин повертел головой в разные стороны и сказал:

– А по-моему, царь должен быть чуткий и чтоб ночью мог видеть.

Снова засмеялись птицы:

– У тебя, Филин, уши длинные, ночью глаза зоркие. Не ты ли царь? Обиделся Филин.

– Что вы смеетесь? Я вам не Галка-вертихвостка. Улечу от вас в тайгу, но берегитесь: все ваши тайные речи подслушаю и царю донесу.

И улетел.

Поднялся с места Кулик.

– Без голоса царь – не царь. Нам надо такого царя, чтобы как крикнет, так всем на душе сразу тоскливо стало.

Пуще прежнего захохотали птицы:

– Кричать-то ты мастер, Кулик! Да вот ростом невелик!

Не вынес насмешки Кулик и улетел. Слово взял Журавль.

– Я, дорогие птицы-сестрицы, так думаю, что все эти Кулики да Галки – смех один. Ну что это за птицы, когда я их перешагнуть могу! Нам надо, я думаю, царя с длинными ногами, такими, чтоб его никто перешагнуть не мог!

Тут все птицы от хохота так и покатились:

– Эх, Журавль, хороший ты мужик, да вот умом невелик. Иди-ка ты на свое болото и командуй там над лягушками.

– И на том спасибо, – ответил Журавль, – я и лягушками сыт. Мне ваша слава ни к чему.

И улетел.

Посмеялись птицы, но все же смех смехом, а царя выбирать надо. Видят: сидит в стороне Сокол – ростом небольшой, но телом крепкий и гордый-прегордый.

– Вот Сокол, он в цари подходит, – заговорили птицы. – В полете он быстрее ветра, грудью крепче камня, глаз имеет зоркий. Чем не царь?

Ворона и Сорока рядом с Орлом сидели. Орел птичью болтовню не слушал, клевал себе мясо, а Ворона и Сорока подбирали объедки, но за спором следили.

– Ор-р-рла, Ор-р-рла! – закричала Ворона. – Пр-р-равильно, пр-р-равильно! – подхватила Сорока.

Тут все птицы на Орла взглянули и выбрали его царем.

А Сокол от обиды взмыл вверх и стал грозить:

– Позора этого я вам вовек не прощу! Достанется от меня и внукам, и правнукам вашим!

Так с тех пор и живет Сокол в злобе на всех птиц и мстит им за обиду. А Орла и ныне птичьим царем называют. И за услугу эту прикармливает он Ворону и Сороку объедками со своего стола.

Давным-давно жил старик пастух. Звали его Чат-хан. Много скота было у хана. Много было и пастухов. Трудная служба у пастуха: одни заботы, и совсем нет радостей.

Долго думал Чатхан, чем бы облегчить жизнь пастухов, и придумал: сбил из дощечек длинный и узкий ящик, натянул на нем волосяные струны и начал играть на них. По вечерам к нему приходили послушать музыку пастухи. Так красиво звенели семь волосяных струн, что у людей сладко замирало сердце, птицы складывали крылья в полете, звери останавливали свой бег. Очарованные рыбы замирали в реках и озерах, в степи слушали волшебную музыку табуны коней. Легкой стала работа пастухов. Стоило разбиться стаду, как Чатхан брал свой музыкальный ящик, трогал струны, и стада снова собирались. Чатхан один управлялся с бесчисленными стадами хана.

Однажды случилась беда. О волшебном инструменте узнали одноглазые разбойники. Они пришли из-за гор, убили старика, унесли музыкальный ящик, угнали скот бедняков. Только ханские стада остались в степи.

Был у старика внук. Рос он не по дням, а по часам. Когда подрос, сказал матери:

– Сделайте мне лук и стрелы.

Мать сделала ему лук из табылки*, нарезала из тальника стрелы. Хорошим стрелком стал внук Чатха-на. Направо пустит стрелу – тридцать птиц падает, налево пустит – сорок птиц убивает. Мать строго-настрого запретила сыну ходить за большую гору. А мальчику любопытно, что же там есть, за высокой горой. Однажды он поднялся на вершину и увидел возле пещеры большой дом без окон. Мальчик подкрался к дому и прислушался. За стеной людские голоса, как пчелы, жужжали. Один говорил:

* Табылка – таволожник.

– Еда кончилась... Другой добавил:

– Нужно яловую кобылицу вызвать. Третий предложил:

– Хорошо бы яловую корову и яловую овцу заколоть.

Вдруг в доме все притихло и послышалась чудесная музыка. Закачались леса, затрепетали на деревьях листья. Легко и весело стало кругом. Заржала кобылица, замычала корова, заблеяла овца. Они подбежали прямо к дому и остановились. Мальчик спрятался за большой камень и стал смотреть, что будет дальше.

Из дома вышли семь черных людей. На левой половине головы у них было по одному глазу. Вместо лиц был один огромный рот с двумя клыками. Они зарезали животных и стали носить в дом мясо.

Давно не ел мальчик домашних животных. Он протянул из-за камня стрелу и наколол наконечником конскую, коровью и овечью грудинки. Одноглазые разбойники ничего не заметили.

Мальчик притащил свою добычу матери. Сильно она обрадовалась, так как тоже давно не ела мяса. Скот ведь остался только у хана, а у пастухов ничего не было.

Но когда мать узнала, куда ходил сын и откуда достал грудинку, она опечалилась и сильно поругала его.

– Эти разбойники убили твоего деда. Я боюсь: не было бы новой беды. Зачем ты туда ходил? – сказала мать.

– Ничего не бойся, – ответил мальчик.

На другой день он взял лук и стрелы и снова отправился за гору.

Подкрался к дому и стал прислушиваться. В доме сильно спорили.

– Кто съел грудинку? – спрашивал один.

– Сам, наверное, и съел, – отвечал другой.

– Ни коровьей, ни бараньей грудинки не было, вы всё потихоньку съели, – говорил третий.

Спорили они, спорили и решили пересчитать кости. Посчитали – нет грудинок. Тогда один сказал:

– Все вы ничего не понимаете. Вырос внук Чатхана. Это его рук дело. Надо убить его,

Выбежали одноглазые из дома, спешат, толкаются. Были они почти совсем слепые. Взялись за руки и пошли с горы.

Мальчик переждал немного и пробрался в дом. Перед дверью он вырыл глубокую яму, прикрыл ее ветками, присыпал ветки землею. После этого он взял инструмент деда и заиграл.

Одноглазые услышали и побежали обратно. Только кинулись к двери, как все провалились в яму. Мальчик всех их камнями побил, а яму закопал.

Взял он чудесный ящик и заиграл на нем. Открылась пещера, заржали кони, замычали коровы, заблеяли овцы. Пошел мальчик с горы, перебирая струны, а за ним шли стада.

Мальчик играл на чудесном инструменте и пел им о злых ханах, о добрых и могучих богатырях.

С тех пор в народе волшебный ящик назвали чатхан в честь старика, а мальчика прозвали Хайджи*.

* Xайджи – народный певец.

Пошли три брата в тайгу на охоту. Наступила ночь, а костер нечем развести: кресало дома забыли. Видят, неподалеку огонек светится.

– Пойду огня принесу, – сказал старший брат иушел.

Ждали, ждали его, на дождались. Пошел средний брат и тоже пропал.

Тогда младший отправился посмотреть, что с братьями случилось. Подошел он к костру. Возле него старик лежит, спину греет. К двум большим лиственницам братья привязаны.

– Ты зачем их, как воров, к лиственницам привязал? – спросил младший брат у старика.

– Такой уговор был, – ответил старик. – Условились мы небылицы друг другу рассказывать. Кто удивится, того к дереву привязать. Давай с тобой попробуем?

– Давай, – согласился младший брат и начал: – Помню, родился я утром от отца и матери, к вечеру на охоту пошел. Зашел в тайгу, муха мне на лоб села. Большая муха, с двухголовую телку будет. Хлопнул я себя по лбу, поймал муху. Распорол ей брюхо, потом снял шкуру и удивился: наружного сала на ней было в четверть аршина, внутреннего – на четыре пальца. Снял я с коня седло, привязал повод за пе-нек, потом из снега распалил костер, изо льда вертел сделал и муху поджарил. Жиром ее один чигир* смазал, а другой смазать забыл. Лег спать. Утром проснулся, один чигир есть, а другой найти не могу.

* Чигир – сапог на мягкой подошве.

Пошел к своему коню, и того не видно. Повернулся к озеру – конь мой в воде плавает. Оказывается, я его не к пеньку привязал, а к шее лебедя. Плавает лебедь и коня за узду водит. Взял я широкий камень и сделал лодку. Взял плоский камень и сделал весло. Сел в лодку, гребу веслом, за лебедем гонюсь. Гонялся, гонялся по всему озеру, насилу поймал. Отвязал я коня, а лебедя не отпустил: решил с собой взять. Как только отвязал я коня, лебедь взлетел и меня поднял. Летел, летел лебедь и на небо залетел. А на небе жизнь такая же, как на земле. Люди там на нас похожи: одни хлеб сеют, другие со скотом по небу кочуют.

Отпустил я лебедя и начал пешком ходить в одном чигире. Хожу по небу, второй чигир ищу, нет его нигде. Три года проходил в одном чигире – надоело. Решил домой на землю спуститься. Сплел из соломы веревку, нашел в небе дырку и вылез через нее. Веревки моей до земли не хватило, и я повис в воздухе. Десять лет висел, качался между небом и землей. Потом решил: будь что будет, выпустил аркан, упал вниз головой и в землю по самые пятки ушел.

Проторчал в земле три года. Как ни старался, не мог выбраться. Думал, думал и догадался: сбегал домой, взял сошник и выкопал себя...

Младший брат рассказывает, на старика поглядывает, а тот лежит себе, спину греет, бороду гладит, ухмыляется. «Ну ладно, – думает младший брат, – я тебя все равно дойму», – и дальше говорит:

– Пришел я в улус. В одной юрте пир идет. Я туда. Народу в юрте полно. Все пьют, веселятся. Смотрю, мой пропавший чигир меж гостей ходит, вино каждому подает, а меня мимо обносит. Я ему подмигиваю, а он вроде не замечает. Раз я стерпел, два, а потом как хлопну его по шее, размял руками и надел на ногу... А за тобой, старик, долгу моему отцу шестьсот рублей осталось и матери пятьсот. Когда отдашь эти деньги?

– Какие деньги?..

Старик спохватился, да было поздно. Сгреб его младший брат да привязал к дереву. Старших братьев освободил, захватил огня, и пошли они на свою стоянку.

Не в наши дни, но и не в далекую старину у подножия Черной горы, около Черной реки, жили три бездетных рыбака.

Однажды рыбачили они, и как закинут невод, так рыбы полно. До краев лодку рыбой завалили. В последний раз невод пустым вытащили – ни одной рыбешки, только обнаружили в нем наглухо заколоченный бочонок.

Стали делить улов.

– Дайте мне этот бочонок и больше ничего не надо, – сказал один старик. И когда отдали ему бочонок, он отнес его домой и осторожно открыл. В бочке оказался ребенок.

Растил старик найденного в бочке мальчика, как родного сына. Рос мальчик не по дням, а по часам. Немного времени прошло, а он вырос в сильного юношу. Стал старик его с собой на работу брать. Как-то нанялся старик рыбачить к царю и юношу с собой взял.

И вот случилось так, что царь увидел юношу и стал требовать его у старика. Много хлеба, скота и товаров предлагал царь взамен, но старик от всего отказывался : очень юноша ему полюбился, родней родного стал,

Отобрал юношу царь силою, привез в свой дворец и всю работу определил делать; на побегушках держал да безо всякого повода тумаками награждал. А между тем видел царь, что юноша умный и смышленый.

Однажды в той земле исчезли луна и солнце. Во всем царстве темно стало. Царь вызвал юношу, приказал ему:

– Иди луну с солнцем искать. Смотри, на землю без них не возвращайся.

Юноша заплакал и вышел. Подбежал к нему чалый жеребенок и спрашивает:

– О чем ты плачешь?..

Юноша рассказал, какую службу задал ему царь. Жеребенок успокоил его:

– Если мы луну с солнцем не найдем, то кому их найти? Иди попроси пять саженей красного материала. По дороге встретится нам озеро. Возле озера – маленькая избушка. В той избушке живет мать солнца. Она-то нам все, что надо, и расскажет.

Взял юноша у царя пять саженей красного материала, сел верхом на чалого жеребенка и поехал. Плеткой не погоняет, поводом не управляет, а жеребенок бежит куда надо.

Долго ли, коротко, а доехали до большого озера и маленькой избушки. Зашел юноша в избушку и увидел : на лавке старушка лежит – одно ухо под головой, а другим ухом прикрыта. Увидела старуха юношу, спросила:

– Откуда и куда путь держишь?

– Луна и солнце в нашей земле пропали, ищу их, – ответил мальчик.

– Иди расстели красную материю на берегу озера: сядут на нее гуси с золотыми перьями на крыльях. Ты поймай гуся, выдерни у него золотое перо, сделай кольцо и надень на палец. Дома брось кольцо на землю, тогда луна с солнцем в ваше царство вернутся, – сказала старуха.

Сказано – сделано. Расстелил юноша материю на берегу и сам под ней спрятался, лежит, ждет. Прилетели гуси.

Изловчился юноша, поймал одного гуся и выдернул перо. Приложил перо к пальцу, а из него само по себе кольцо сделалось. Зашел юноша к матери солнца проститься.

– Ну как, выдернул перо? – спросила она.

– Выдернул, – ответил юноша. Попрощался, сел на чалого жеребца и поехал в обратный путь.

Недолго они ехали, скоро домой приехали.

– Нашел то, за чем ездил? – спросил царь. Юноша снял с пальца кольцо и бросил его на пол.

Не успело кольцо упасть, как луна с солнцем на небе появились, тепло и светло стало.

Царь юношу хвалил, народ радовался. Юноша и поесть не успел с дороги – зовет его к себе царь и новую службу назначает.

– Иди, найди мне жену, да смотри, чтобы хороша была, по душе мне пришлась. Привезешь плохую – убью!

Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал чалый жеребец, спросил:

– О чем плачешь?

– Как же не плакать? Царь послал жену ему найти, красивую и чтобы по душе ему пришлась.

– Не плачь, – успокоил жеребец. – Если мы не найдем, кому же найти? Иди проси пять саженей красной материи.

Взял юноша материю, сел на чалого жеребца и отправился в путь. Ехали, ехали и доехали до той же избушки. Переступил юноша порог, мать солнца на лавке лежит.

Поздоровались.

– По какому делу? – спросила старушка. Юноша рассказал обо всем.

– Иди к тому же месту, – говорит старушка, – добудь золотое перо.

Сказано – сделано. Расстелил юноша материю на берегу озера и сам под нее спрятался, лежит, ждет. Прилетели гуси. Вырвал юноша у одного перо золотое, обмотал его вокруг пальца, перо в кольцо обернулось.

Поблагодарил юноша старушку, простился с ней и поехал домой.

Приехал домой, пошел во дворец и бросил кольцо на пол. Поднялась с пола красавица краше луны и солнца. Пошла по залу. В дверях остановилась и сказала царю:

– Если привезешь мой золотой гребень, стану твоей женой.

Снова задал царь юноше службу – погнал золотой гребень искать. Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал жеребец, спросил:

– О чем плачешь?

Рассказал юноша. Послал его жеребец к царю за мотком бело-голубых ниток. Принес юноша нитки, и отправились они в путь-дорогу. Скачет жеребец, юношу поучает:

– Встретим мы в пустынной степи лиственницу, вершиной она до неба выросла. На нее без счастливых бело-голубых ниток не залезешь. Есть на этой лиственнице гнездо белого гуся. Ты подкараулишь его и выдернешь из крыла золотое перо, это и будет девичий гребень.

Доехали они до лиственницы. Обвязался юноша ниткой и полез. Добрался он до гнезда, спрятался и ждет. Недолго сидел – видит: летит белый гусь в гнездо, а сам плачет, причитает:

– Уж если взяли мою дочку, зачем же гребень ее золотой не взяли? Ходит она теперь, и нечем ей голову расчесать.

Сел гусь в гнездо, а юноша вырвал из крыла золотое перо и начал вниз спускаться...

– Да будет крепок сучок, на который ты ступишь, да будет твердо, как железо, место, где ты ногой упрешься. Дожить тебе до белых волос, до желтых зубов! – закричал обрадованный гусь.

Не успел юноша домой вернуться, а уж царь его к себе призвал, кричит в гневе:

– Нашел гребень?

– Нашел, – ответил юноша. Бросил на стол кольцо, глядь, а на том месте гребень лежит. Царь схватил его и поднес красавице.

Взяла она гребень и говорит царю:

– Коль сумел гребень найти, так еще одну просьбу исполни: найди живую и мертвую воду, тогда пойду за тебя замуж.

Послал царь юношу живую и мертвую воду искать. Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал чалый жеребец, спрашивает:

– О чем горюешь? Отчего горькими слезами плачешь?

Рассказал юноша, в чем дело. Задумался жеребец и говорит:

– Тяжелая задача. Охраняют живую и мертвую воду сорок голодных волков. Мимо них никому не пройти, одолеть их мало кому под силу. Ну, да делать нечего, пойдем... Только две бутылки вогьми: одну – белую, другую – черную.

Поехали они к тому месту, где живая и мертвая вода хранилась.

Напустил жеребец на три дня такой мороз, что скалы на вершинах гор затрещали, кругом вьюга замела, по лощинам туман поднялся. Забегали сорок волков, места себе не находят. А потом жеребец на три дня такой жары напустил, что забились волки в тень да еаснули. Юноша набрал в белую бутылку живую воду, в черную – мертвую и поехал домой.

Проснулись волки, а юноша уже далеко был, только волчий вой издалека услышал.

Приехали во дворец. Юноша бутылки с водой царю отдал, а царь – красавице. Взяла она бутылки. На юношу живой водой брызнула, а на царя – мертвой. Царь умер не сходя с места, а юноша стал еще сильнее, еще красивее, чем раньше.

Вышла за него красавица замуж, и стали они жить и поживать.

На берегу быстрой реки жил бай Хырым. У него была жена Хырха. Летняя юрта их стояла у самой воды. Жил у бая в батраках бедный человек по имени Торсых. Бай не позволял ему ставить юрту близко к реке, боялся, что будет бедняк воду бесплатно брать. Всего в хозяйстве у Торсыха были одна коровенка, одна овца и одна собака – все черной масти. Жил Торсых с женой и двумя детьми. Сорок лет работал на бая, ничего заработать не мог и уйти от него не мог. Пройдет год – придет Торсых за расчетом, и он же должен остается. Всё подсчитают: сколько жена Торсыха в речке брала воды, сколько навозу спалила. За долги снова работать заставляют.

Так и в этом году случилось. Всю зиму пас Торсых байские табуны и опять в должниках остался.

Весной прилетели ласточки. Попробовали вить гнезда у бая, но жена бая прогнала их. «Нечего мусор около жилья разводить», – сказала она птицам.

Ласточки поселились в юрте Торсыха. Жена бедняка никогда их не ругала, еще и подкармливала.

Как-то рано утром ласточки сидели на юрте и между собой разговаривали: «Никогда мы не сорили возле жилья бая, а его жена нас выгнала, гнезда наши разорила. Зато здесь, хоть и насорим иногда, никто не ругает, а еще и покормят». Услышала сорока их разговор, и зависть ее взяла.

– Я, – говорит, – у бедных ничего не ем, брезгую. Вот у богатых – другое дело.

А ласточки ей отвечают:

– Ты нечистая птица. Ты самая плохая из всех птиц. Ты отбросами богатых кормишься, лягушек и змей ешь. Ты в жаркие страны летать не можешь.

– Я чистая, я чистая! – закричала сорока.

– Мы к тебе и близко не хотим подходить. Ты лгунья. Ты летом смеешься, а зимой плачешь, – ответили ласточки.

Не вытерпела сорока и со злостью улетела. Однажды Хырха и Хырым увидели детей Торсыха и рассуждают между собой.

– Торсыха мы крепко держим, – сказала Хырха. – А вот его дети вырастут и не станут на нас работать.

– Надо юрту Торсыха спалить, тогда и его детей в кабалу заберем. Новую юрту нелегко построить, – сказал Хырым.

Как решили, так и сделали. Ночью проснулся Торсых – двор горит. Разбудил он жену, детей, схватили они ведра и побежали на речку. Хырым и Хырха уже там стоят, воду не дают.

– Вы и так уже задолжали, – сказали они Тор-сыху.

Ласточки полетели к реке, воду в рот набирают и заливают пожар, а сорока сухой травы в огонь подбрасывает и хохочет:

– Ха-ха-ха, как горит весело! Пусть все горит! В степи на кургане волк завыл:

– Так и надо Торсыху: ни одного жеребенка не дал нам съесть, пусть дотла сгорит двор его. А корову с овцой мы задерем.

Собака Торсыха вокруг юрты бегает, просит:

– Хоть бы дождь пошел, хоть бы дождь пошел. В табуне чалый жеребец заржал:

– Торсых нас днем и ночью никому в обиду не давал, пусть хлынет дождь и зальет пожар.

Сорока хохочет:

– Ха-ха-ха... Если волк у Торсыха корову съест, мне кишки останутся.

Ласточки, летая, кричали:

– Пусть дождь польет... Пусть дождь польет... Подул ветер, нагнал черную тучу, и полил дождь.

Дождем быстро залило пожар...

Волк подкрался к чалому жеребцу:

– За то, что ты просил дождь, я съем тебя, – сказал волк.

– Ты сначала посчитай, сколько у меня волос в хвосте, – ответил жеребец и повернулся задом.

– Ну что же, посчитаю, – согласился волк. Подобрался к жеребцу, а жеребец как ударил задними ногами, так волчью голову на две части и расколол.

Дождь лил все сильнее. Хырха и Хырым в свою юрту спрятались. Тут речка из берегов вышла. Хлынула волна, смыла юрту, и Хырха с Хырымом захлебнулись. Уцелела только юрта Торсыха, потому что стояла она на бугре, вдали от реки.

Смотрит утром Торсых, а от байских дворов и следа не осталось.

Ласточки поют, радуются, а сорока плачет:

– Свила я себе гнездо на низкой иве. Вода поднялась и унесла моих бедных детенышей.

Ласточки ей в ответ кричат:

– С черными мыслями сорока на черной иве плачет! У нас нет злых мыслей, и мы радуемся. Сегодня радуемся, и завтра, и послезавтра, и всегда будем радоваться.

Торсых собрал батраков. Они поделили между собой байский скот, поставили на берегу новые юрты и стали жить хорошо.

В одном большом улусе жил жадный и злой бай по имени Хара-хан. Он облагал народ данью, разорял. На другом конце этого улуса, в плохонькой юрте, жил сирота охотник. Ничего у него не было, кроме лука, из которого бил он зверей, да игреневой лошадки, на которой он ездил на охоту. В феврале – месяце «запаса» – много добывал охотник пушнины, потому что был сильным и ловким.

Невзлюбил бай охотника, теснил его, забирал всю добычу. Чем удачней бывала охота, тем большую дань накладывал Хара-хан. Время шло. Случилось так, что не смог охотник заплатить дани. Тогда бай забрал у него игреневую лошадь. Совсем стало трудно жить.

Была в улусе у бедных стариков дочь. Очень любил ее охотник, и она его любила. Решили они пожениться, уйти из улуса и жить в тайге. Так и сделали.

Поставили юрту в глухом месте. Охотник бьет зверей и птиц, домой их на себе носит, живут спокойно. Жэна охотника была очень красивой.

Однажды сын бая Хара-Пидекей поехал в тайгу. Наткнулся на жилье охотника. Подъехал байский сын к юрте и бросил в дымоход стрелу. Подождал немного и говорит:

– Вынесите мне стрелу.

– Зайди и возьми, – ответила в юрте жена охотника. Сам хозяин на охоте был.

Хара-Пидекей слез с лошади, вошел в юрту за стрелой и остановился: глаз от женщины оторвать не может. Потом взял стрелу и вышел.

Сел байский сын на коня и про охоту забыл. По дороге в улус ругал себя: где раньше глаза были, такую девушку проглядел!

Дома Хара-Пидекей сказал отцу:

– Возьми жену охотника для меня.

– Коня мы у него за ясак отняли, а вот как зкэыу взять? – ответил Хара-хан.

– Ты – бай, ты – начальник, как хочешь, так и отбери.

Охотник вечером вернулся домой. Жена ему ничего не сказала про встречу с байским сыном. Приняла добычу, накормила мужа и легла спать. Наутро приходит в юрту слуга Хара-хана и говорит:

– Бай велел к нему явиться.

– Ладно, приду, – ответил охотник. Слуга ушел, а охотник спрашивает жену:

– Зачем меня Хара-хан зовет?

– Пойди – уенаешь, – сказала жена.

Пришел охотник в улус. Открыл дверь в байскую юрту – поздоровался, перешагнул порог, поклонился.

– По какому делу вызвал, начальник мой? – спросил охотник.

– Будешь с моим сыном в прятки играть. Завтра, как придешь утром, ищи его. Не найдешь – голову отрублю, – ответил бай.

Выслушал охотник и пошел домой. Сидел в юрте повеся голову. Жена спросила:

– По какому делу бай вызывал?

– В прятки со своим сыном заставляет играть. Голову грозится отрубить, если сына не найду. А к чему зто – не пойму.

Жена сразу сообразила, в чем тут дело, сказала:

– Ты не печалься. Ложись спать. Утром я научу, как в прятки играть.

На рассвете она разбудила мужа и, пока он ел, поучала :

– Ты, как зайдешь в дом бая, не здоровайся. Есе, что есть в доме, переворачивай. Посуду на пол сбрасывай – пусть бьется. Во все углы заглядывай. Когда все перевернешь вверх дном, иди во двор. У коновязи увидишь трех одинаковых коней под седлом. Ты на них внимательно посмотри – у одного коня будет левый глаз чуть прикрыт, а конец удил ржавый. Ты на этого коня садись, посильней повод дергай, рот до крови ему раздери и плеткой по глазам, не жалея, бей.

Дальше сам увидишь, что будет. Только смотри – бей посильнее.

Пришел охотник в юрту Хара-хана. Ни здравствуй, ни прощай не говорит. Молча все вверх дном перевернул, всю посуду переколотил и на двор вышел.

На дворе прямо к коновязи пошел. Стоят у коновязи три коня один на другого похожи. Охотник внимательно посмотрел и видит: глаз у среднего коня веком наполовину прикрыт, а конец удил ржавый. Сел охотник верхом на этого коня. Рвет повод, бьет изо всех сил плеткой по глазам. Конь под ним завертелся, на дыбы встал и вдруг в сына Хара-хана обратился – глаза у него распухли и изо рта кровь идет.

– Вот он, твой сын, – сказал охотник Хара-хану.

– Ладно, ступай домой. Завтра мой сын придет тебя искать. Если найдет, я тебе голову отрублю.

Пришел охотник домой невеселый. Жена стала расспрашивать. Рассказал ей все, как было.

– Не печалься раньше времени. Садись покушай и спать ложись.

На другое утро проснулись, слышат конский топот. Забегал охотник: где в юрте спрячешься? А сын Хара-хана уже с лошади слезает. Жена, ничего не говоря, превратила мужа в ножницы, взяла в руки и что-то режет. В юрту вошел байский сын, все перевернул – нет никого. Растерялся. Стоит, по сторонам смотрит.

– Нашел? – спрашивает его жена охотника.

– Нет, не нашел, – ответил Хара-Пидекей.

Когда он отвернулся, жена ножницы уронила. Оглянулся Хара-Пидекей, а охотник посреди юрты стоит и вместе с женой над ним смеется.

Вернулся Хара-Пидекей к отцу и говорит:

– Ты здесь самый главный. Как хочешь, а жену охотника забери, иначе я тебе не сын, ты мне не отец.

Хара-хан снова охотника вызвал и сказал ему:

– В черной тайге живет черный медведь. Пойди к этому медведю и спроси, сколько ему лет.

Вернулся охотник домой, голову повесил. Жене говорит :

– Решил меня бай жизни лишить, к черному медведю посылает.

– Ничего, ложись и отдыхай, а я в улус схожу, – сказала жена.

Пошла в улус, собрала на свалке разных лоскутков от шкур и вернулась в тайгу. Всю ночь просидела, из тряпья семь шапок сшила. На рассвете разбудила мужа, сказала:

– Вот тебе семь шапок. В черной тайге увидишь три тополя. Под ними будет логово медведя. Ты подойди без страха, ляг на спину. Две шапки надень на ступни, две – на колени, две – на руки и одну – на голову. Так и лежи, и смотри, что будет.

Охотник собрался и ушел. Долго ли, мало ли шел, дошел до черной тайги. Идет по тайге и видит три тополя. Подошел к ним, лег на землю перед берлогой и сделал все так, как велела жена.

Выскочил из берлоги медведь, зарычал. Никак не может понять, что за семиголовое чудо перед ним лежит. Ходит вокруг, сам с собой рассуждает:

– Триста лет стоят тополя. Я под ними в берлоге шестьдесят лет прожил, а такого еще не видел.

Подумал медведь и убежал в лес подальше от беды.

Пришел охотник к Хара-хану.

– Узнал, что я тебе велел? – спросил Хара-хан.

– Узнал, – ответил охотник. – Тополя над берлогой триста лет стоят. А медведь шестьдесят лет на свете живет.

Взял Хара-хан черную книгу, раскрыл ее и читает. Все оказалось так, как сказал охотник.

Ушел охотник домой, а Хара-хан начал сына уговаривать :

– Зачем тебе обязательно жена охотника понадобилась? Возьми другую – девушку. Разве мало их?

Сын на своем уперся:

– Какой же ты бай, если не можешь заставить охотника отдать жену?

Махнул рукой Хара-хан, сказал:

– Ладно, завтра опять его вызовем.

Наутро охотник явился к Хара-хану. Дверь открыл – поздоровался, через порог ступил – поклонился, спросил:

– Зачем звал, начальник?

– С тех пор, как умерли мои мать и отец, прошло тридцать лет, – сказал Хара-хан. – Когда умер отец, я надел на него черную шубу. Когда умерла мать, я покрыл ее черным шелковым платком. Ты сходи в царство дьявола Эрлик-хана, разыщи отца с матерью – пусть отдадут платок с шубой. Если за полмесяца не управишься, голову отрублю.

Вернулся охотник домой, голову повесил, не ест, не пьет. Жена его принялась расспрашивать. Рассказал ей муж все, как было.

– Ты вот что сделай, – сказала жена. – Найди череп собаки, возьми вот этот клубок ниток и брось перед собой. Клубок покатится, а ты за ним иди. Он тебя очень далеко заведет. Попадешь в темноту. Страшно тебе станет. Ты брось череп собаки и дальше иди. А там сам увидишь, что надо делать. Ну иди, дорогой.

Бросил охотник перед собой клубок. Клубок покатился, а он за ним пошел. Долго ли, мало ли шел, покатился клубок в пещеру. Кругом темнота, страшно стало. Охотник бросил череп собаки и дальше пошел. Шел, шел, и вдруг почудилось ему, что бродят кругом какие-то тени. Потом голос слышит:

– За делом ли ты пришел, сирота? Рассказал охотник, за каким делом он пришел. Тогда одна из теней говорит:

– Жадный Хара-хан. Мы ему оставили скот, богатую юрту, деньги. Все ему мало. Теперь последний платок и шубу у матери и отца требует. Иди к нему и скажи: «Из-за своей жадности превратись в черного дятла. Жена твоя Кокей-Пурчун пусть обратится в синего дятла. День и ночь долбите клювами черное дерево. А сын ваш Хара-Пидекей пусть превратится в сороку и роется в навозе. Передай: так пожелали твои умершие отец с матерью. На обратном пути собачий череп не забудь. Он день и ночь лает, покоя нам не дает».

Пошел охотник домой. Мимо черепа прошел, но брать его не стал: «Пусть лает».

Долго ли, мало ли шел, дошел за клубком до своего дома. Смотрит: пустая юрта – одна зола да пепел в очаге. Побежал охотник к Хара-хану. А в улусе ханский сын на его жене женится, свадьбу собираются справлять.

Зашел охотник потихоньку в юрту к Хара-хану, слышит, жена говорит:

– Подождите, срок ведь еще не вышел...

– Он все равно не придет, – ответил ханский сын.

– Я уже пришел, – сказал охотник.

Хара-хан оглянулся. Видит: охотник цел и невредим стоит.

– Прийти-то ты пришел. А принес ли, что я тебе велел? – спросил Хара-хан.

– Я тебе принес привет от отца с матерью, – ответил охотник. – Сказали они так: «Пусть Хара-хан из-за своей жадности обратится в черного дятла, а его жена – в синего дятла. Пусть оба день и ночь долбят черное дерево. Сын Хара-хана пусть обратится в сороку и всю жизнь роется в навозе».

Только он так сказал, как Хара-хан с женой обратились в дятлов, а сын их – в сороку. Все трое улетели из юрты.

Богатые гости Хара-хана в испуге разбежались, а охотника бедняки выбрали на место Хара-хана и весь байский скот поделили между собой.

Жил-был мальчик-сирота. Плохо жил, со дня на день еле-еле перебивался. Однажды сказал он сам себе: «Пойду-ка я куда-нибудь, наймусь в работники. Может, хорошо жить начну». И вот пошел. Попалась ему речка, и он направился вдоль нее по берегу. Шел, шел и видит: под ногами батожок валяется – красивый. Мальчик взял его и пошел дальше. Подошел к развилке. Одна дорога идет налево, другая – направо. Подумал мальчик и решил направо идти, а батожок говорит:

– Не ходи по правой дороге: смерть тебе встретится. Если пойдешь по левой дороге, бая с семью дочерьми встретишь.

Мальчик пошел по левой дороге. Вскоре байское жилье попалось. Заходит мальчик и видит: сидит толстый бай с женой и семью дочерьми. Бай с женой старые, а дочери молодые и красивые.

– Куда идешь, что надо? – спросил бай.

– Иду, работу ищу.

– Нанимайся ко мне. Есть у меня работа. Но одно условие тебе ставлю. Если управишься с работой, сколько хочешь платы проси. А не управишься, я тебя изобью и выгоню.

Некуда мальчику деваться. Согласился он год у бая работать. Мальчику во всем батожок помогал. Что бы ни сказал бай, все делалось.

Младшая дочь очень мальчику понравилась, и он по душе ей пришелся.

Год прошел. Настало время плату получать. Бай спрашивает мальчика:

– Что дать – денег или одежды?

– Отдай мне на работу свою младшую дочь, – ответил мальчик.

Рассердился бай, приказал мальчика избить и ня с чем выгнать. Мальчик взял свой батожок и пошел правду искать. По дороге встретил дряхлого старика. Идет старик, спотыкается, а зубы у него во рту молодые, как у волка.

– Что ты, дедушка, и куда идешь?

– О, о, мальчик, я Смерть. Иду к богам, чтобы узнать, кого мне есть.

– А где они – боги? – спросил мальчик.

– Очень далеко боги. Устал я, пока иду, а еще и половины не прошел. Надо все прямо по этой дороге идти, пока лестница на небо не встретится. Эта лестница прямо к богам и приведет. Но и по ней путь долог. Очень она высокая, не знаю, как и доберусь.

– А зачем тебе идти, мучиться? Ты садись и отдыхай. Я за тебя сбегаю.

– Ладно, сынок, сходи...

Пошел мальчик, и все так было, как Смерть рассказала. Взобрался он на небо и видит: все там, как на земле, только теплее. Трава круглый год зеленая и не вянет, листья с деревьев не падают, белые цветы растут, и юрты больше, чем на земле. Зашел мальчик в самую нарядную юрту и видит: сидят за столом десять богов и большие книги просматривают.

– Меня к вам Смерть послала. Кого ей есть, спрашивает, – сказал мальчик.

– Пусть три года ест она худых стариков, – ответили боги и отпустили мальчика.

Жалко стало мальчику стариков. «Раз старик худой, значит, бедный, – подумал мальчик, – зачем бедного человека жизни лишать?» Спустился мальчик на землю и пошел. На батожок обопрется – сразу пять земель за спиной оставляет.

За один день мальчик в оба конца сбегал. Пришел к Смерти и говорит:

– Боги сказали, чтобы ты три года древесную кору в тайге ела.

Повздыхал старик – делать нечего. Отправился в тайгу.

Через три года мальчик опять Смерть встретил. Идет старик едва живой. Увидел мальчика, заохал, стал жаловаться:

– Зубы я об эту кору обломал, живот испортил... За что боги на меня рассердились?

– Ничего, дедушка, может, на этот раз боги добрей будут. Ты посиди, отдохни, я к ним сбегаю.

Пришел мальчик к богам и говорит:

– Смерть от стариков сама чуть не умерла. Зубы обломала, живот испортила. Кого ей теперь есть?

– Пусть она теперь три года детей ест, – сказали боги и отпустили мальчика.

Жалко ему стало детей, вернулся он к Смерти и сказал ей:

– Я передал богам жалобу. Они сказали, чтобы ты три года водоросли ела. Они мягкие и сочные.

Прошли и эти три года. А вместе шесть лет миновало, и никто из людей в степи не умирал. А мальчик ходит себе с батожком, все правду ищет.

Всю землю* обошел – нет правды. Вот на дороге снова старика встречает.

* Земля – здесь: в смысле расстояния. Хакасы расстояние до горизонта называют «землей».

Идет старик, распух весь, позеленел от водорослей. Увидел мальчика, стал жаловаться:

– Совсем меня боги решили уморить. Сил больше нет. Видно, мне пришло время умирать...

– Ты посиди, на солнышке погрейся, а я на небо сбегаю, твои жалобы передам, – сказал мальчик, а сам подумал: «Правды я не нашел, так хоть Смерть из-Ееду».

– Нет, – ответил старик. – Я сам к богам схожу. Пусть посмотрят, какой я стал.

Пошел старик по дороге, а мальчик впереди него отправился. Дошли до лестницы, стали наверх взбираться. Проползет Смерть немного и сидит отдыхает. Когда Смерть отдыхала, мальчик тоже останавливался.

Была у него табакерка с табаком. Как остановятся они, так мальчик табак нюхает.

Старик спрашивает:

– Что ты ешь, мальчик?

– Да вот тут у меня сушеное человечье мясо. Я и закусываю потихоньку.

– Дай мне поесть. Совсем я ослаб...

– Дать можно. Почему не дать! Но ведь ты, дедушка, не достанешь так, как я у тебя пальцы толстые. Обратись в комара, залезь в табакерку и кушай сколько хочешь.

Старик так и сделал. Влез в табакерку, а мальчик ее крышкой закрыл и спустился на землю. Сел и думает, что дальше делать.

Батожок ему говорит:

– Иди теперь к хану. Там у него все баи пируют, и твой бывший хозяин с ними. Там ты свою правду найдешь.

Пошел мальчик к хану. Обопрется на батожок – сразу десять земель за спиной оставляет. Пришел он в улус хана, в самую большую юрту.

Пир у хана богатый был. Толстый бай тоже пировал. Увидел мальчика и зашептал хану:

– Гони этого чертенка. От него горя наберешься.

Старик в табакерке услыхал запах пищи, завозился, пищит тонким голоском так, что один мальчик слышит:

– Выпусти меня поесть, – я для тебя что хочешь сделаю.

А хан тем временем грозно мальчика спрашивает:

– Ты кто такой? Откуда пришел?

– Пришел я к тебе как к главному в степи – правду искать. Обманул меня вот этот человек. – Мальчик на толстого бая рукой показал. – Прикажи ему заплатить за мою работу тем, что я сам выбрал.

Рассердила хана дерзость сироты, приказал он гнать его и палками бить.

Тогда мальчик зашептал в табакерку:

– Я тебя, дедушка, выпущу, только ты всех толстых людей, которых увидишь в юрте, должен съесть.

– Съем, съем... всех съем, – застонал старик. Кинулись ханские слуги к мальчику, а он открылтабакерку, вылетел из нее комар, ударился об пол и обратился в Смерть.

Кинулась Смерть подряд жирных баев глотать. Хану первому конец пришел.

Много было батраков у хана. Мальчик всех отпустил. У кого не было одежды – того одел. У кого не было денег – тому дал деньги. Весь ханский скот поровну поделил. С тех пор началась в степи счастливая жизнь.

Жили-были два брата: один бедный, другой богатый. Однажды пришел богатый брат к бедному и говорит :

– Иди ко мне работать. Как отработаешь день от солнца до солнца, так мешок хлеба получишь.

– Ладно, – согласился бедный брат. Проработал день от зари до зари, пришел плату получать.

– День, – говорит, – кончился. Плати.

– Нет, день еще не кончился, – ответил богатый. – У солнца младший брат есть, видишь, на небе светит? Вот когда месяц зайдет, приходи.

Проработал бедный брат всю ночь. Перед тем как солнцу взойти, пришел домой, взял мешок с распоро-тым дном и внизу к нему второй мешок подставил. Приходит к богатому брату.

– Постой-ка... Да ведь у тебя, кажется, два мешка? – спросил богатый брат.

– Если у солнца есть младший брат, так почему бы мешку младшего брата не иметь? – ответил бедный.

Делать нечего. Пришлось богатому два мешка зерна отдать – перехитрил его бедный брат.

Бай Сатин считал себя самым умным и самым хитрым на всю округу. Как-то пошла по улусам молва, что появился пастух, который всех богатых обманывает.

– Не знаю, как он других обманывает, но меня ему не обмануть, – сказал бай Сатин, и все, кто сидел в его юрте, ел и пил за его столом, закричали:

– Куда ему тягаться с мудрым Сатином!..

Бай довольно разгладил бороду и приказал батраку разыскать и привести бедного пастуха.

В это время мимо юрты как раз проезжал Айдо-лай на своей кляче.

– Эй ты, – крикнул бай, – ты, говорят, всех бсга-тых обманываешь!.. Попробуй обмануть меня, бая Сатина...

Оглянулся пастух на бая и его гостей и молча едэт дальше, клячу свою плеткой поторапливает.

– Боится, – захохотал бай. – Еще не родился тот человек, кто бы меня обманул.

– Обмануть тебя ничего не стоит, – ответил пастух. – Только я сейчас тороплюсь. Красное озеро, что в трех километрах от твоей юрты, за ночь высохло, я спешу рыбу собрать, на зиму запас сделать... Вот на обратном пути я тебя обману, если захочешь.

Услышали гости о рыбе и кинулись к своим коням, а бай закричал на батраков:

– Чего смотрите, берите мешки, запрягайте под-еоды, несите лопаты!

Немного времени прошло. Из улуса по дороге к озеру поскакали всадники, помчались подводы. Обогнали пастуха Айдолая, а озеро как было, так и есть.

Даже как будто в нем после осенних дождей еще прибавилось. Стоят все и не поймут ничего. Смотрят, а Айдолай по дороге мимо едет, ни на кого не смотрит.

– Эй ты, врун на сивой кляче, какая мать тебя родила? Какой отец человеком вырастил?.. – закричал ему бай.

– Зачем ругаешься? Ведь ты сам просил, чтобы я тебя обманул, – сказал бедняк пастух и проехал мимо.

С тех пор рассказывают в народе, как мудрый бедняк проучил хвастливого бая.

Жили два парня. Были они большими друзьями. Одного звали Адычах, другого – Кечох. Дали они клятву не покидать друг друга в беде.

– Мой отец очень храбрый. Я весь в него пошел. Ты, Кечох, со мной не пропадешь, – говорил Адычах.

Кечох молча выслушал своего друга и хорошо запомнил его слова.

Как-то шли они по тайге. Навстречу им медведь. Адычах мигом оказался на дереве. Кечох упал на землю и притворился мертвым. Медведь подошел к нему, обнюхал лицо и заковылял в тайгу – мертвых медведи не трогают. Адычах подождал, пока медведь ушел, слез с дерева и спросил у товарища:

– Что тебе медведь говорил?

– Он сказал: никогда не ходи в тайгу с другом, который только о себе думает...

С тех пор появилась у хакасов пословица: «Без беды друга не узнаешь».

Ленивый мальчик сидел на берегу реки.

Мальчику было жарко. Его тянуло в воду. Но было лень раздеваться. Больше того, лень было двигаться с места.

– Ох, как жарко! – вздыхал мальчик. – Искупаться бы теперь. В воде, наверно, хорошо-хорошо!..

Услышала это синичка, сидевшая на ветке, склонила голову и посмотрела вниз на мальчика.

– Искупайся, друг мой, – посоветовала она. – Ведь тебе никто и ничто не мешает.

– Да, хорошо тебе говорить «искупайся», – обиделся мальчик. – А если я утону?

– Держись за осоку, что растет на берегу, – сказала синичка и спрыгнула на ветку пониже. – Вот за эту осоку.

– Да, хорошо тебе говорить «держись за осоку»... А если я руку порежу?

– Надень кожаные рукавицы, – продолжала советовать синичка.

– Да, кожаные рукавицы... А если они промокнут?

– Ты их на солнце высушишь.

– Я высушу, а они порвутся.

– Ну, если порвутся, ты их починишь, – не унималась синичка.

– Ты научишь... – обиделся мальчик. – Начну починять да уколю себе палец...

– А ты надень наперсток...

Мальчик рассердился. Такая маленькая, совсем незаметная птичка, а смеется над ним! Он схватил камень.

– Сейчас я тебя проучу...

Но в это время ноги его поскользнулись, и он упал в реку.

Синичка улетела.

Мальчик вылез из воды и лег на солнечную полянку. Он лежал и долго ругал синичку за то, что ему приходится сушить на себе мокрую одежду.

А синичка летала по кустам и посмеивалась над ним.

На вершине высокой лиственницы жили колонки. Были у них маленькие дети. Повадилась ходить под лиственницу лиса. Придет и говорит:

– Колонки, колонки, вот я пришла. Сбросьте мне одного детеныша.

– Пошла прочь. Не дадим тебе наших детей, – отвечали колонки.

– Не дадите? А я все равно возьму.

– Где тебе нас на дереве достать!

– А вот и достану, – сказала хитрая лиса, – разбегусь, прыгну на облака и оттуда на вас упаду. А уж тогда не только ваших детенышей, но и вас самих съем.

Колонки испугались, поверили лисе и одного детеныша ей сбросили. Лиса подхватила его и в лес убежала. Сидят колонки на дереве, плачут.

На другой день лиса вновь пришла. Опять требует:

– Кидайте его быстрей, а то прыгну на луну, с луны к вам спущусь и всех вас съем.

Пришлось глупым колонкам еще одного детеныша лисе отдать.

Загрустили колонки, плачут. Прилетели журавли, сели на лиственницу, спрашивают:

– Бы чего плачете?

– Лиса повадилась к нам ходить. Пугает, детенышей наших уносит.

– Как же вас лиса пугает?

– На дерево грозится прыгнуть и всех нас съесть. Засмеялись журавли:

– Никогда лиса на дерево не залезет. Да она выше березового пня и не прыгнет. А если еще будет вас пугать, вы ей скажите: «Ну-ка, прыгни» – и посмотрите, что получится.

Журавли поднялись с дерева и низко полетели вдоль косогора. Колонки сидят, лису ждут. На другой день лиса прибежала, запыхалась, детеныша требует.

– Кидайте его поскорей, а то мне сегодня некогда, – сказала лиса и облизнулась.

Колонки сидят и молчат, на лису испуганно косятся.

– Ну чего же вы? – торопит лиса... – А то вот прыгну на дерево – худо будет.

Тогда колонок-отец набрался смелости и говорит:

– Прыгни попробуй...

Лиса от злости хвостом замахала, разбежалась, все силы напрягла, но выше березового пня не прыгнула... Упала и лежит.

Колонки глядят на нее и смеются. Стыдно стало лисе, начала она вокруг дерева бегать. Долго ли, мало ли бегала, спрашивает колонков:

– Кто вам сказал, что я лазить по деревьям не умею?

– Журавли сказали.

– А где они?

– Вниз по косогору улетели.

«Ну ладно же. Я с ними рассчитаюсь», – подумала лиса и побежала журавлей искать. Долго ли, мало ли бежала, видит: низко летят журавли. Позади них закат полнеба захватил. Крикнула лиса:

– Оглянитесь, журавли, пожар! Бежим ко мне в нору спасаться.

Лиса побежала. Журавли за ней полетели. Прилетели к норе. Стали спорить, кому вперед в нору лезть.

– Лезьте вы, – сказала лиса, – а я у входа стоять буду; если большой пожар сюда дойдет, я вам крикну.

Посовещались журавли и полезли в нору. Лиса тут же у входа села.

– Ну-у... что вы сказали колонкам? – ехидно спросила лиса. – Что-то вы теперь скажете?

Журавли говорят:

– Чего уж теперь говорить. Виноваты. Ты хоть дай нам перед смертью на свет взглянуть, хотя бы из-под твоих ног.

Лиса не выдержала, подняла одну ногу. Журавли собрались будто на свет глядеть, а сами как навалились на лису, столкнули ее и улетели. Два молоденьких журавля не успели улететь: лиса выход им загородила.

– Вот я вам покажу свет, – сказала лиса.

– Ты на нас не сердись. Хочешь, мы тебя на крыльях перенесем через море и ты всю стаю догонишь? – сказали молодые журавли.

– Ладно, несите, – согласилась лиса.

Оба журавля присели, соединили крылья между собой, лису на них посадили и полетели. Летели, летели, прилетели к морю. Наверху небо, внизу вода. Залетели журавли на середину моря. Над самым глубоким местом разлетелись в стороны. Лиса упала в море и утонула.