Жил в глухой гагаузской деревушке бедный крестьянин. Только и богатства у него было – трое сыновей. Бился он, бились его сыновья на своем крохотном клочке земли, а достаток к ним в дом все не приходил. Вот как-то младший брат и говорит:

– Пойдемте лучше, братцы, по свету – счастье искать. Руки у нас сильные, сами здоровые. Найдем себе где-нибудь место.

Долго не соглашались братья, а потом решили все-таки попытать счастья. И пошли они по белому свету куда глаза глядят – счастье свое искать.

А когда их отец в дорогу провожал, дал он старшему сыну палку с крючком, что овец пасут, среднему – старый мешок, а младшему сыну, Иванчу, – корешок целебный, что ему еще от деда достался.

– Нету у меня ничего больше, детки, – сказал он.

Долго бродили по белому свету братья, а свое счастье все найти не могли. Вот как-то вышли они из лесу на большую дорогу и повстречали старичка незнакомого.

– Доброго здоровья, отец.

– Слава Богу. Куда, молодцы, путь держите? Промолчали старшие братья, а Иванчу и говорит:

– Да вот идем, дедушка, куда глаза глядят.

Счастье свое ищем. Да что-то найти не можем. Уж видно, нет на земле нашего счастья. – Ладное дело вы затеяли. Да только счастье – оно не сразу в руки дается, – отвечает старик.

Пошли они дальше. И старик с ними пошел.

Долго ли, коротко ли шли, только вдруг видят: в поле стая ворон сидит. Старший брат и говорит:

– Вот кабы эти вороны да моими овцами стали, я б всех прохожих задаром брынзой да бараниной кормил.

Усмехнулся старик.

– А что ж, – говорит, – это может быть. Только сказал так, и все вороны в овец обратились...

Остался старший брат с овцами, а два других пошли со стариком дальше. Шли они, шли и дошли до быстрой речки. Средний брат и говорит:

– Кабы была у меня здесь водяная мельница, я бы всех прохожих белым хлебом кормил. А старик опять усмехается:

– И это может быть.

Выросла тут на берегу реки мельница. Остался средний брат, а младший пошел со стариком дальше. Долго они шли. Наконец не выдержал старик, спрашивает парня:

– Чего же ты ничего не просишь? Братья твои уже нашли свое счастье, а ты все молчишь да молчишь.

– Я, дедушка, жениться хочу, – отвечает Иванчу. – Только в жены мне надо такую девушку, чтобы сердце у нее точь-в-точь как мое было. Задумался старик, а потом и говорит:

– Была такая девушка на свете, да только она помолвлена уже. Завтра ее свадьба. Давай-ка, сынок, поспешим. Может, что и получится.

Вот приходят они в село. Кругом песни, музыка играет. Веселятся люди. Свадьбу справляют. Пригласили и прохожих повеселиться. А старик говорит:

– Спасибо, люди добрые, за ласку. Повеселимся и мы с вами, да с уговором: ежели отдадите вы свою невесту вот за этого добра молодца, – и показывает на Иванчу.

Страшно разгневалась молодежь на старика за эти слова. Жених вконец из себя вышел. Хотели уж было прогнать прохожих, да тут старики вмешались:

– Что ж, отдадим мы нашу девицу за твоего парня. Да только прежде надо их счастье испытать. Видишь вон, в котлах, петухи да индейки варятся. Вот ежели петухи из котла вылетят и песни запоют, а индейки подойдут к столам крошки клевать, быть по-вашему.

Не успели они рты закрыть, как петухи из котла выпорхнули, залились-запели, а индейки к столам метнулись, крошки собирать принялись. Все так рты от удивления и разинули. Но делать нечего. Слово не воробей.

– Видно, и вправду это их счастье, – сказали все.

Распрощался старик с молодыми и пошел своей дорогой.

Много ли, мало ли минуло времени, никто не знает. Решил как-то старик проведать братьев. Дошел он до водяной мельницы, смотрит, кипит работа вовсю. Одни муку взвешивают, другие мешки тащат, третьи деньги считают. А средний брат хозяином ходит, ручки потирает. Старик и говорит ему:

– Ласков будь, сынок, дай хлебушка кусочек. Проголодался я, устал очень.

А хозяин отвечает.

– Много вас тут, бездельников, шляется. Каждому кусочку дашь – и от мельницы ничего не останется.

Посмотрел дед на него и говорит:

– И это может быть.

И поднялась тут буря, из тучи ливень хлынул, высоко встала в реке вода. Ушла под воду мельница. Только ее и видели.

Пошел дед дальше. Смотрит: отара овец пасется. Одни пастухи овец доят, другие брынзу делают, третьи мясо солят, четвертые шерсть стригут. А старший брат барином ходит, на пастухов покрикивает. Подошел старик к нему и говорит:

– Сделай милость, сынок, дай брынзы кусочек. Устал я очень. Голоден.

Рассердился брат, раскричался:

– Много вас тут, попрошаек, шляется. Кабы кормил я всех, давно бы с одной палкой остался!

Посмотрел старик на него, погладил рукой бороду и говорит:

– Что ж, и это может быть!

Только сказал, как овцы воронами обернулись и улетели.

Пошел дед к младшему брату. Шел, шел, а как дом увидел, больным притворился. Вышла молодая жена Иванчу, увидела старика, в горницу его пригласила.

– Заходи, – говорит, – дедушка, гостем будешь.

– Бранить тебя муж станет, молодуха, – отказывается дед.

А тут как раз и Иванчу в ворота входит. Взял он старика под руку, в горницу завел, на мягкую постель уложил.

– Что с тобой, дедушка? – беспокоится.

– Болен я, сынок. Видать, помру. Одно только меня спасти может: есть такой на свете, люди добрые говорят, корешок целебный. Да не достанешь ты его...

– Найду я этот корешок, дедушка, – отвечает ему Иванчу.

Вышел он в другую комнату. Достал из сундука корешок – тот, что отец ему дал, принес старику.

– Вот, дедушка, корешок. Поправляйся скорее. Встал тут старик с постели, обнял Иванчу и говорит:

– Добрый ты человек, Иванчу. Душевный. Жить тебе в счастье и достатке.

Махнул он левой рукой – из рукава серебро посыпалось, махнул правой – золото рекой полилось.

– Живите, люди добрые, во славу.

Сказал так и исчез.

Вот и весь сказ. А много ли в нем правды – кто знает. Только раз уж люди говорят – значит, есть там правда.

Жил-был царь. Злой он был, несправедливый, лютый. Не любили его люди, называли фяна-падишах-значит злой царь. И была у этого царя красавица дочка по имени Кирана. Не в отца она была. Добрая такая, ласковая, до людей приветливая. Не любила она своего отца, спорила с ним, за людей всегда заступалась.

Вот как-то раз отправился царь со своей свитой на охоту. Неладная в тот день у него охота была. Почти ничего не добыл он. Злой домой ворочался. Едет он по дороге, от злости губы кусает. А тут, как на грех, парень навстречу идет. Охапку дров в руках тащит. Ладный такой из себя, статный, пригожий. Увидел парень царя, поклонился ему низко. Да не угодил, видно. Остановил царь своего коня, напустился на дровосека:

– Чего, такой-сякой, шапку перед своим царем не сымаешь?

– Как же я ее сыму, государь-господин? Руки-то у меня заняты, сам видишь, а ногами сымать шапку я покуда не научился.

– А, так ты еще супротивничаешь! – закричал царь. – Эй! Слуги! Взять его, посадить в темницу. Я ему покажу, как царя своего уважать надо.

Подбежали слуги. Схватили они дровосека, во дворец увезли, в самую темную темницу посадили.

Узнала про то царская дочь Кирана, и решила она помочь безвинному дровосеку. А у Кираны служанка была – Фатима, по гроб жизни верная своей госпоже. Вот ночью вышли Кирана с Фатимой из спальни, тайно к дверям темницы пробрались. Стража сперва шум подняла, а как узнала царскую дочь, пропустила молча. Долго сидела Кирана с молодым дровосеком, утешала его, добрые слова говорила. И пообещала она ему сделать все, что сможет, чтоб его от смерти спасти.

И на другую ночь пошла к нему Кирана, и на третью. И полюбили они друг дружку. Крепко полюбили. Стала Кирана просить, умолять отца чтоб отпустил он дровосека на волю. Да где уж! Фяна-падишах и слушать про то не хотел. И решила тогда Кирана сама помочь бежать любимому. Взяла она кинжал маленький да пилку железную, пошла опять ночью к дровосеку да и отдала ему все это.

– Торопись, любимый мой, – сказала она, казнят тебя завтра. Не убежишь нынче ночью погибло все.

Ушли Кирана с Фатимой, а дровосек потихоньку на окне решетку перепилил и из темницы выбрался.

Как узнал про то царь, разгневался сильно, ногами со злости затопал. Велел дочь к себе позвать.

– Это твоя работа, негодница! – кричит. – Это ты ему помогла. Так пропади ж ты сама!

Хлопнул он в ладоши, вызвал стражу и приказал посадить родную дочь в стеклянный дворец. Чтобы словом она ни с кем не обмолвилась, чтоб живой души она не видела.

Схватили слуги Кирану, во дворец пустой посадили. Тяжко Киране, горько плачет она, убивается. Тяжело жить на свете, когда родной отец плохой человек.

А Фатима тем часом к дровосеку сбегала, про Киоанино горе поведала. Вскочил дровосек. Забилось его горячее сердце. Решил голову положить, а любимую освободить.

Вот однажды темной-претемной ночью помогла ему верная Фатима во дворец пробраться, Кирану увидеть. Обрадовалась Кирана, как его завидела. До самого утра сидели они. Все говорили, все горе свое горькое изливали. И договорились, что на другую ночь опять он придет к Киране, бежать ей поможет. В другую страну убегут они. Обнял парень на прощание Кирану, стал потихоньку из стеклянного дворца выходить. Да не повезло емy – у самого входа в темноте наступил он на спящую собаку. Вскочила собака, залаяла. Сбежалась царская стража, схватила дровосека, привела его к царю. Фяна-падишах сразу узнал дерзкого. А как узнал, что поймали его у дочери во дворце, позеленел от злости.

Приказал к нему Кирану привести.

– Что нужно от тебя этому бродяге? – спрашивает он дочь.

Но Кирана не из пугливых была.

– Ничего я вам не скажу, – говорит. – Что хотите со мной делайте. Одно только скажу: люблю я этого человека.

На весь дворец взвыл фяна-падишах:

– Не будешь ты с ним! Не будешь! В быка я его обращу. В быка, слышишь?

Не успел он это сказать, как молодой дровосек бычком оборотился, в поле убежал. – А эту девку, – указал царь на свою дочь Кирану, – отведите в лес да там и казните, от глаз людских подале.

Схватили слуги Кирану. Связали ей руки-ноги. В телегу бросили.

Вышел царь-отец на крыльцо. Да не для того чтоб с родной дочерью проститься. Вышел только сказать:

– Чтобы я был уверен, что вы сделали все, как ведено, привезите мне мизинец от ее левой руки.

И повезли Кирану в дремучий лес. А у Караны любимая собачка была. Завыла та собачка, как увидела, что везут куда-то ее хозяйку, за бричкой побежала. Взяла ее к себе Кирана. Шерстку гладила, гладила, а потом вдруг как закричит. Бросились к ней слуги. Видят: откусила собачка мизинец у Кираны. Остановились они. Старший и говорит:

– Прости нас, госпожа, что довелось нам на смерть тебя везти. Нет ни одного среди слуг твоего отца, который не любил бы тебя за твое доброе сердце. Но мы, известно, люди подневольные. Да только на этот раз повезло нам. Спасла тебя и нас собачка. Иди, ласковая госпожа, куда твоей душе угодно, а этот мизинец мы фяна-падишаху отвезем.

Низко поклонилась им Кирана. Дали они ей еды маленько и поехали обратно – доложить царю, что его наказ выполнен. Осталась Кирана одна. Что делать? Пошла она дальше по лесу. Долго так шла. Дни сменялись ночами, а ночи днями. Наконец пришла она к берегу речушки какой-то. На берегу домик увидела. Зашла туда Кирана. Видит: никого в том домике нет, пустой он. И стала там она жить. Дни шли за днями. Зима сменила лето. И родился у Кираны сынок – ясноглазый, красивый. Назвала она его Туку. Рос сынок не по дням, а по часам. И двух лет не прошло, как вырос он в богатыря. И умный, и сильный, и матери помощник. Славно они жили. Вот как-то Туку спрашивает мать:

– Мама, а у меня отец есть?

Отвечает, подумавши, Кирана:

– Понятно, есть. Да только далеко он.

– А где найти мне его, мама? – допытывается Туку.

Тяжко вздохнула Кирана.

Вспомнила она отца своего, свирепого фяна-падишаха, вспомнила, как забрал он у Туку родного отца. Горько ей стало.

– Не найдешь ты его, сынок. Только и осталась тебе от него память-бычок маленький. Да только где он, тот бычок, никому не ведомо.

– Ничего, мама, найду я его. Непременно найду, – отвечает ей Туку.

И стал Туку в путь-дорогу собираться. Испекла ему мать пяток лепешек, сшила сумку, и куда отправился Туку, никому про то неизвестно, – искать бычка Гелана.

Шел он, шел и видит: на опушке леса стадо пасется. Ни пастухов при нем, ни собак. Удивился Туку. Тут подходит к нему одна черная корова и говорит человечьим голосом:

– Здравствуй, Туку! Наконец-то ты пришел. Заждались уж мы. Теперь ты наш хозяин. Делай с нами что хочешь.

– А что мне с вами делать?

– Лучше всего продай. Только оставь себе быка Гелана да купи ему в пару еще одного. Они тебя из любой беды выручат.

Как сказала корова, так и сделал Туку. Продал он стадо. Купил себе бычка в пару к Гелану. Назвал его Жояном.

Запряг он своих быков и поехал домой.

Ну, как он там жил – про то одному ему известно.

Вот прошло несколько лет, выросла у фяна-падишаха приемная дочь, красавица из красавиц.

И объявил фяна-падишах, что, кто его.земли за одни сутки вспашет, тому он свою дочь в жены отдаст.

Узнал про царскую волю Туку, задумался. Увидел это бык Гелан и спрашивает:

– Чего это ты, Туку, невесел? Чего голову повесил?

Рассказал ему Туку о своей думке.

– Ну, не беда. Поможем мы тебе с Жояном. Сходи ты к царю и скажи, чтоб он за девять суток выковал тебе два плуга.

Пришел Туку к царю и говорит:

– Я, государь, вспашу твою землю за сутки. Да только быки-то у меня есть, а плугов нету. Коли сделаешь ты мне за девять суток плугов пару, вспашу я твою землю.

Усмехнулся царь.

– Ладно, – говорит, – приходи на десятый день. Будут тебе плуги.

Девять суток прошло. И явился Туку к фяна-падишаху. Взял он плуги, царскую землю пахать принялся. До обеда пахал. Много земли плугом поднял.

Видит царь: плохо его дело – вспашет этот бедняк землю. Послал он дочку свою:

– Снеси-ка жениху обед. Пошла дочка в поле. Увидела она Туку, сразу полюбила его. И говорит она:

– Садись, добрый молодец, отдохни, покушай. Чем богаты, тем и рады.

Покушал Туку. А царская дочь и говорит:

– На вот, запей добрым вином.

Поклонился ей Туку, а от вина отказался. Только девушка так его просила, чтоб он выпил хоть глоточек, что не устоял Туку, согласился.

А в то вино сам фяна-падишах сонное зелье положил. Про то никто не знал. Даже царская дочь и та не знала.

Только выпил Туку вино, как захотелось ему спать. Прилег он, положил голову на колени девушке и заснул крепким сном. Долго спал Туку. Уже солнце за горы стало заходить. Догадался тут бык Гелан, что это фяна-падишах подстроил. Не растерялся. Поднял он солнце рогами и поставил его от заката опять на полдень. А бык Жоян так чихнул, что проснулся Туку.

– Э-э! Да я, кажись, заснул маленько. За дело, милые помощники.

Ничего не ответили ему быки. Только хвостами помахали.

Не успело солнце снова за горы скрыться, как Туку всю царскую землю вспахал. Пришел к фяна-падишаху и говорит:

– Ну, я свое слово сдержал. Теперь дело за тобой, царь. Когда свадьбу справим?

Не захотелось царю дочку за пахаря отдавать, а отказаться от своего слова нельзя. Задумался царь. А потом и говорит:

– Я свое слово сдержу. Только условие: увезешь все приданое моей дочки этой парой быков, быть по-твоему. А не увезешь – уж не взыщи.

Пришел Туку к быкам грустный-грустный.

– Чего запечалился, Туку? – спрашивает его Гелан.

Рассказал ему Туку про свое горе.

– Ну, эта беда еще не велика. Скажи-ка царю, чтобы он за девять суток телегу подходящую сделал. Выручим мы тебя.

Девять суток прошло. Сделали царские мастера телегу. Такая она была большая, что и тысяча быков сдвинуть ее с места не смогла бы. Запряг Туку в нее Гелана с Жояном, и стали царские слуги богатства фяна-падишаха на нее складывать. Полную телегу нагрузили, доверху. Сел на нее Туку, крикнул:

– Хейе, Гелан, ча, Жоян!

И пошли быки потихоньку, будто не груз везли, а пух.

Как увидел все это фяна-падишах, к Туку бросился. Добро свое отнять хотел. Да не тут-то было. Поддел его бык Гелан на рога, высоко к небу поднял, да и швырнул потом на землю. А бык Жоян растоптал его ногами.

А царская дочь за Туку замуж вышла. Раздали они почти все богатство фяна-падишаха народу и стали жить-поживать, добро наживать.

Долго ли, коротко ли так жили. Но пришло время быкам помирать. Перед смертью попросили они Туку:

– Как умрем, срежь ты наши рога, закопай у порога. Это тебе от нас память останется.

Так и сделал Туку. Срезал он рога бычьи, закопал у дверей своих. И выросли на том месте четыре огромных дуба. По сей день они там стоят, словно великаны. Может, это они счастье людское от всего злого охраняют...