СОДЕРЖАНИЕ

Историю возникновения и развития искусства Древнего Египта можно проследить на огромном протяжении времени – свыше четырех тысяч лет. Уже благодаря одному этому обстоятельству изучение египетского искусства представляет большой интерес, так как мы можем выяснить пути сложения и развития искусства в одном из первых в истории человечества классовых обществ и установить отражение в нем тех изменении, которые происходили в жизни египетского рабовладельческого общества.

Египетское искусство интересно и важно своими прекрасными памятниками непреходящего, большого художественного значения и тем, что многое было создано египетским народом в истории человечества впервые. Египет первый в мире дал монументальную каменную архитектуру, замечательный своей реалистической правдивостью скульптурный портрет, высокого мастерства изделия художественного ремесла. Египетские зодчие и скульпторы великолепно владели искусством обработки разнообразных пород камня. Об этом ярко свидетельствуют созданные ими гигантские гробницы фараонов – пирамиды, обширные колонные залы храмов, высеченные из цельных глыб камня огромные обелиски, колоссальные монолитные статуи, весившие до тысячи тонн. Египтяне путем длительных поисков и накопления навыков довели до высокого совершенства и художественные ремесла – резьбу по дереву и кости, различные виды обработки металла, тончайшие ювелирные работы из золота, серебра и самоцветов, изготовление цветного стекла и фаянса, тонких прозрачных тканей. Эти работы египетских мастеров замечательны сочетанием изумительного вкуса в выборе формы и материала с необычной тщательностью выполнения, доходившей до того, что для инкрустации иного ларца использовалось до 20 тысяч вставок из кусочков слоновой кости и эбенового дерева.

Египетское искусство – это новый, важный этап после искусства первобытнообщинного строя. Оно ценно конкретным изображением действительности и вниманием к человеку, тем, что оно впервые отразило сложный в своей противоречивости мир классовых отношений.

Огромной заслугой египетского искусства было раскрытие внутреннего мира человека, его чувств и переживаний. Темой многих сцен было горе родных и друзей, оплакивающих смерть близкого человека, ужас бегущих от египетских колесниц врагов, нежная взаимная любовь членов семьи. Впервые в мире египетское искусство привлекло внимание к такому глубоко человеческому чувству, как материнство, и высоко подняло его, закрепив в образе Исиды с младенцем Гором. В этом образе, возникшем на почве народной мифологии, издревле сосредоточивались чаяния тысяч египетских матерей, веривших, что Исида может так же избавить от болезней и смерти их детей, как по легенде она спасла от смертельной опасности своего сына. Вокруг Исиды наслоились народные сказания, в которых она изображается матерью, бесконечно любящей своего ребенка. Как любая египетская мать, Исида при виде лежащего замертво сына начинает звать на помощь и «метаться, как рыба, брошенная на жаровню». Характерно, что, по этим сказаниям, Исиде в ее несчастьях помогают бедняки: в одном случае первыми прибегают на ее зов рыбаки, в другом – когда богатая женщина закрыла двери своего дома перед Исидой, ее пустила к себе бедная рыбачка. Понятно, что и созданный египетским искусством образ Исиды-матери был так распространен в широких массах населения на всем протяжении истории Древнего Египта, а впоследствии сыграл несомненную роль в сложении христианской иконографии.

При изучении египетского искусства необходимо учитывать те причины, которые привели к возникновению и длительному сохранению некоторых его особенностей. С образованием классовых отношений оно стало средством идеологического воздействия на сознание эксплуатируемых масс в целях укрепления и возвеличения власти фараона и рабовладельческой верхушки общества. Пути развития египетского искусства были в значительной степени обусловлены его постоянной зависимостью от религии, что было связано с общим сравнительно медленным развитием египетской культуры. Известная застойность характера древнеегипетского рабовладельческого общества объясняется тем, что основа его хозяйства – земледелие – было построено на искусственном орошении, которое требовало сохранения общины. «Я полагаю, что трудно придумать более солидную основу для застойного азиатского деспотизма» – писал К. Маркс по поводу роли общины на Востоке.

В то же время длительное сохранение религиозного объяснения окружающего мира препятствовало возникновению иных объяснений явлений природы. В этих условиях при давящей деспотической власти фараона в Египте не произошло и не могло произойти широкого развития стихийно – материалистического миропонимания и реальное познание мира не стало основой философского миросозерцания египтян. Хотя в определенные исторические моменты у них и появлялись сомнения в правильности жреческих учений и даже в существовании загробного мира, эти сомнения не нашли широкого философского обобщения. Естественно, что в Древнем Египте не было почвы для свободы индивидуального творчества, равно как и для развития реалистического искусства в таких масштабах, как это имело место в Греции. Поэтому К. Маркс, говоря, что «предпосылкою греческого искусства является греческая мифология, т. е. природа и общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией», добавляет: «не любая мифология, т. е. не любая бессознательно – художественная переработка природы (здесь под последнею понимается все предметное, следовательно, включая общество). Египетская мифология никогда не могла бы быть почвой или материнским лоном греческого искусства».

В свете всего сказанного становится понятной одна характерная особенность египетского искусства – длительное следование принятым в древности образцам. Причина этого явления заключается в том, что религиозные воззрения, складывавшиеся в своих основных общих чертах вместе со сложением классового рабовладельческого общества, закрепили как не подлежащие изменению формы древнейших памятников египетского искусства, имевшие религиозное назначение. Поскольку на протяжении всей истории Древнего Египта памятники искусства в своем подавляющем большинстве имели также религиозно-культовое назначение, творцы этих памятников были обязаны следовать установившимся канонам, что мешало развитию творчества художников, хотя, конечно, не могло остановить это развитие целиком.

В искусстве рабовладельческого Египта сохранились такие черты, которые восходили к искусству доклассовому и были закреплены традицией как канонически обязательные. Таковы, например, изображения предметов, фактически не видимых ни художником, ни зрителем, но присутствие которых в определенном месте данной сцены известно (рыб, гиппопотамов и крокодилов под водой); изображение предмета путем схематического перечисления его частей (передача листвы деревьев в виде множества условно стилизованных и условно же расположенных листьев или оперения птиц в виде отдельных перьев); сочетание в одной и той же сцене разных точек зрения при изображении разных частей этой сцены или разных частей фигуры (так, птица изображается в профиль, а хвост ее сверху, в профильных изображениях рогатого скота рога даются в фас, у фигуры человека – голова в профиль, глаз в фас, плечи и руки в фас, ноги в профиль).

Необходимость следовать канонам вызвала создание письменных руководств для художников. Хотя они до нас и не дошли, но мы знаем о существовании до позднего времени рукописи «Предписаний для стенной живописи и канона пропорций», указанной в списке книг библиотеки храма в Эдфу, равно как и о наличии соответствующих руководств и для скульпторов. Соблюдение канонов обусловило и технические особенности работы египетских мастеров, применявших сетку для точного перенесения на стену нужного образца. Сохранились деревянные доски, на которых по разграфленному сеткой фону нанесены рисунки отдельных фигур, которые художники затем переносили на разграфленные более крупными клетками поверхности стен. Следы таких сеток на стенах также сохранились. Удалось установить, что в Древнем царстве стоящая человеческая фигура делилась на шесть клеток, в Среднем и Новом царстве – на восемь, в позднее время – на двадцать шесть, причем на каждую часть тела отводилось определенное количество клеток. Соответственные канонические образцы существовали и для фигур зверей, птиц и пр.

Не следует, однако, думать, что египетское искусство было полностью сковано канонами и не менялось в течение своего многовекового существования или что личность египетского художника не играла никакой роли в развитии искусства. Разумеется, египетское искусство, как и искусство каждого народа, хотя и медленно, но развивалось и изменялось в зависимости от конкретных перемен в исторической обстановке, отражая и новые требования, выдвигавшиеся в связи с этими переменами, и борьбу различных социальных слоев, и то значение, которое имели художественные школы и отдельные мастера, сумевшие проявить свою творческую роль даже в пределах канонических рамок. Памятники сохранили нам много имен творцов египетского искусства. Из автобиографий наиболее выдающихся мастеров видно, что они и сами сознавали свое значение в развитии искусства их страны. Так, в надписи знаменитого зодчего XVI века до н.э. Инени мы читаем: «То, что мне было суждено сотворить, было велико... Я искал для потомков, это было мастерством моего сердца... Я буду хвалим за мое знание в грядущие годы теми, которые будут следовать тому, что я совершил».

Следы человеческой деятельности в долине Нила восходят к древнейшим временам, но сравнительно последовательную картину о слагавшемся здесь обществе мы можем представить себе, начиная с 5 тысячелетия до н.э. По найденным в раскопках предметам, остаткам селений и погребениям видно, что человек тогда жил здесь в условиях первобытнообщинного строя, основанного на примитивном земледелии и скотоводстве. Большое значение еще имели охота и рыболовство. Ввиду почти полного отсутствия дождей земледелие в Египте возможно только благодаря ежегодным длительным нильским разливам. Пропитывая влагой землю, воды Нила оставляли на ней слой ила и создали столь плодородную почву, что даже при обработке ее примитивными орудиями можно было получать больше продуктов, чем это было нужно для прокормления людей, непосредственно занятых земледелием. Это создавало возможность для раннего появления эксплуатации чужого труда. Отдельные общины начали применять для работ по искусственному орошению полей рабов – вначале еще немногочисленных, что обострило развитие имущественного неравенства внутри общин. Появляются зачаточные формы государственной власти, аппарата угнетения, созданного в интересах нарождавшегося класса рабовладельцев. Между общинами длительное время шли войны из-за земель, каналов и рабов. Во второй половине 4 тысячелетия образовались два больших государственных объединения, Северное и Южное, а около 3000 года до н.э. Юг подчинил себе Север. Возникло единое египетское государство.

Как и всюду, в долине Нила человек сначала жил в ямах и пещерах и устраивал навесы и шатры из натянутых на шестах шкур и плетенок. Постепенно появились хижины, слепленные из комков глины или сплетенные из тростника и обмазанные глиной, в которых верхушки тростников связывались наверху, образуя крышу. Жилища вождей племен и племенные святилища вначале делались таким же образом, как и хижины, и выделялись лишь размерами. На кровле святилища или в его ограде укрепляли фетиш – изображение почитавшегося здесь духа. Позднее для постройки жилищ начали изготовлять кирпич-сырец. Перед жилищем устраивали двор, обнесенный оградой, а позже – стеной.

Погребения вначале также имели форму простой овальной ямы, выстланной циновками в подражание жилищам людей. То, что первоначальные формы жилищ, святилищ и гробниц имели между собой много общего, объясняется тем, что все они мыслились именно обиталищами людей, духов, мертвых. Отсюда понятно, почему и позже в архитектуре Древнего Египта обнаруживается известная общность в планировке и оформлении дома, храма, гробницы, равно как понятна и связь в развитии погребений доклассового периода с развитием жилищ. Так, по мере освоения кирпича могилы делаются прямоугольными и обкладываются кирпичом. Такие гробницы появляются у наиболее обеспеченной верхушки общества, рядовые же общинники по-прежнему погребались в овальных ямах.

Развитие имущественного неравенства в общине, обусловившего различие в форме жилищ, отразилось и на различии погребении. Особое внимание обращалось на оформление могилы вождя общины, поскольку считалось, что «вечное» существование его духа обеспечивало благоденствие всей общины. В Иераконполе была найдена гробница такого вождя, глиняные стены которой были уже покрыты росписью.

При раскопках могил в них находят не только скелеты людей, но и ряд предметов – сосуды, статуэтки и пр. Это было связано с верой в посмертное существование умершего, которое представлялось продолжением земного. Для обеспечения этого существования родные ставили в могилу сосуды с пищей и питьем и предметы домашнего обихода.

Все эти вещи показывают постепенное развитие техники в трудной борьбе первобытного человека с природой и людьми, изменения в жизни общины, своеобразное осмысление человеком явлений окружавшего его мира. Отсутствие знаний подлинной связи явлений, «бессилие дикаря в борьбе с природой», породившее «веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.», вызвало фантастические объяснения явлений окружавшего человека мира. Возникшие уже в этот период верования и обряды определили характер художественных изделий, находимых в древнейших гробницах.

Самыми ранними из них являются глиняные сосуды, сделанные от руки, часто лощеные. По краям некоторых сосудов идет неровная полоса черного цвета, которая получалась оттого, что при обжиге сосуд ставился кверху дном, и его верхний край оказывался в огне. Встречаются сосуды с несложными белыми узорами, четко выделяющимися на красном фоне глины, покрытой красной охрой или гематитом.

Постепенно формы сосудов становятся разнообразнее; меняются и содержание росписей и их техника. Росписи выполняются уже красной краской по желтоватому фону. В этих росписях отражались заупокойные и земледельческие обряды. Часто мы видим на них плывущие по Нилу ладьи, украшенные ветвями, с людьми, совершающими культовые действия, причем главную роль играют женские фигуры, что было связано с восходящей еще к матриархату ведущей ролью женщины. Подобные же представления отражают и женские статуэтки из глины и кости, явно относящиеся к культам плодородия. Очень близко к росписям на сосудах и содержание стенной росписи из гробницы вождя в Иераконполе, показывающее, по-видимому, загробное странствование души умершего; часть сцены здесь связана и с охотничьими обрядами. Охота еще не потеряла своего значения, отзвуки древних охотничьих обрядов нашли выражение и в особых пластинках из серо-зеленого шифера, имеющих форму рыб, страусов, различных зверей и предназначавшихся для растирания красок во время обрядов.

Образы людей и в росписях и в примитивных скульптурах охарактеризованы в самой общей и условной форме; передаются лишь черты, наиболее существенные для характеристики данного образа. Так, у статуэток жриц или богинь особо выделен ритуальный жест поднятых рук, у статуэток, связанных с культом плодородия, подчеркнуты половые органы и т. д., несущественные же для определения подобного образа черты разрабатывались меньше, а иногда и вовсе не обозначались (детали лица, ступни ног). Животные, птицы, ладьи, деревья также передавались в самых общих чертах, но при этом таких, которые лучше других позволяют узнать изображение.

Стремясь охарактеризовать фигуры и предметы наиболее доходчивым способом, первобытный художник воспроизводил различные части одной и той же фигуры с разных точек зрения. Так, в иераконпольской росписи тела животных даны в профиль, а рога то в профиль, то в фас – в зависимости от того, как более отчетливо может быть показана та или иная форма рогов: у антилопы и горного козла – в профиль, у быка или буйвола – в фас (так же продолжали изображать рога каждого вида животных и в искусстве рабовладельческого Египта). На той же росписи и у людей встречаются различные сочетания фасных и профильных изображений разных частей тела при неизменно профильном рисунке ступней ног.

Подобный способ изображения не мог смущать художника, ибо последний рисовал предметы не с натуры, не так, как он видел их в определенный момент, с одной определенной точки зрения, а так, как он их представлял. Поэтому он и воспроизводил лишь наиболее важные признаки каждого знакомого ему существа или предмета, особенно тщательно изображая то, что было главным для данной сцены, – оружие и руки для боя и охоты, ноги для бега или пляски. Передача правильных пропорций фигур для него не имела значения. Взаимоотношения действующих лиц передавались также крайне примитивно: так, центральная роль жрицы или богини выражалась в росписи просто большими размерами ее фигуры.

Памятники более позднего времени свидетельствуют об изменении художественных требований, явившемся следствием иной ступени развития общества, культуры, мировосприятия. Образы передаются отчетливее, чаще соблюдаются пропорции, композиции приобретают известную организованность. Примерами нового этапа в развитии египетского искусства являются тонкие каменные плиты с рельефными изображениями битв между общинами. Характерной чертой этих рельефов является стремление возвеличить такого предводителя, который изображался поражающим врагов, в виде льва или- быка.

В подобных памятниках уже намечается известный отбор образов и приемов, которые затем, повторяясь на аналогичных произведениях, постепенно становились обязательными. Этому содействовал культово-официальный характер этих памятников, предназначавшихся для увековечивания побед.

Постепенное усиление такого отбора наряду с продолжением освоения новых тем и новых средств передачи становится важнейшей чертой последующего этапа развития древнеегипетского искусства. В процессе становления классового общества и образования единого рабовладельческого государства перед искусством встают иные задачи, которые так же определяют его роль при новом общественном строе, как определяется при нем роль религии, которая отбором верований, мест и предметов культа, сложением ритуала, характером мифов становится на службу интересам верхушки рабовладельческого государства и его главе – фараону. Подобный путь проходит и искусство, призванное отныне в первую очередь создавать памятники, прославляющие царей и знать рабовладельческой деспотии. Такие произведения уже по самому своему назначению должны были выполняться по определенным правилам, что и способствовало образованию канонов, которые становятся тормозом в дальнейшем развитии египетского искусства.

Примером памятника, показывающего новые формы искусства, является большая шиферная плита фараона Нармера (высотой 64 см), сооруженная в память победы Южного Египта над Северным и объединения долины Нила в единое государство. Рельефы на обеих сторонах плиты представляют пять сцен, из которых четыре рассказывают о победе царя Юга над северянами. Мы видим на одной стороне (Рис. 1, слева) царя в короне Южного Египта, убивающего северянина, а внизу – убегающих северян. На другой стороне плиты (Рис. 5, справа) наверху изображено торжество по случаю победы: царь в короне побежденного Севера идет с приближенными смотреть на обезглавленные трупы врагов, а внизу – царь в образе быка, разрушающий вражескую крепость и топчущий врага; на средней части этой стороны – символическая сцена культового, но неясного содержания.

Памятник отличается новыми чертами. Каждая сцена является законченным целым и в то же время частью общего замысла памятника. Сцены расположены поясами, одна над другой, – отныне так будут строиться стенные росписи и рельефы в искусстве рабовладельческого Египта.

Вообще основные особенности этих канонов на плите Нармера уже имеются, причем ясен и путь их сложения. С одной стороны, здесь отлились новые черты, показывающие овладение художником более высоким мастерством в передаче действительности: пропорции фигур почти правильны, отмечены мускулы, положение каждого человека четко охарактеризовано различием одежд, головных уборов, атрибутов. И наряду с этим закреплены приемы, идущие из далекого прошлого, – показ социального различия действующих лиц разницей в масштабах их фигур, изображение различных частей тела человека, животного и птицы с разных точек зрения. Характерно при этом, что введенное отныне постоянное применение подобного канона для изображения людей не распространяется на плите Нармера на двух человек, сдерживающих головы фантастических зверей на средней сцене второй половины плиты и изображавших, видимо, пленных северян-рабов; в дальнейшем в искусстве рабовладельческого Египта отступление от канонов легче всего делалось именно в изображении людей, принадлежавших к низшим слоям населения.

Плита Нармера показывает сложившийся классовый характер египетского искусства, явно выраженный в ней стремлением возвеличивать образ царя всеми доступными средствами – непомерным усилением масштабов его фигуры, сохранением пережитков древних тотемистических представлений в изображении царя в виде мощного быка, подчеркиванием тесной связи царя с божеством. Так, в главной сцене над головой убиваемого царем пленного дано символическое изображение победы Нармера: бог Гор в виде сокола протягивает царю веревку, привязанную к голове северянина, выступающей из проросшей болотистыми растениями земли – дельты Нила.

Таким образом, плита Нармера является памятником, который показывает завершение развития искусства доклассового периода египетского общества и в то же время начало искусства рабовладельческого Египта.

Египет времени Древнего царства представлял собой еще примитивное рабовладельческое общество, в котором наряду с эксплуатацией рабов существовала и эксплуатация объединенного в общины свободного земледельческого населения. Во главе государства стоял фараон, деспотически правивший страной в интересах класса рабовладельцев и опиравшийся на верхушку рабовладельческой знати.

Столицей Египта в то время был город Мемфис, расположенный в начале дельты Нила, недалеко от современной египетской столицы – Каира. Мемфис, один из древнейших городов мира, играл важную роль в истории египетской культуры. Памятники Мемфиса сохранили нам древнейшие произведения египетской литературы, здесь сложилась одна из крупнейших древнеегипетских религиозно-философских систем, связанная с почитанием местного бога Птаха, сотворившего, по легенде, весь мир «мыслью и словом»; это учение имело впоследствии большое значение для развития позднеантичной философии, так как оно послужило основой для учения о Логосе. Мемфис рано стал и ведущим художественным центром, который внес огромный вклад в египетское искусство. Период Древнего царства вообще был временем сложения основных форм египетской культуры, начиная от самой формы государства. Тогда же, и именно в Мемфисе, определились и главные задачи, и характер египетского искусства, и соотношение его видов, постепенно сложились основные типы архитектурных памятников.

В истории египетского искусства ведущая роль принадлежала архитектуре. Уже во время Древнего царства были созданы грандиозные каменные постройки – гробницы фараонов, пирамиды. Это стремление обеспечить особую прочность культовых сооружений и в особенности гробниц было связано с древнейшими верованиями. В Египте, как во всякой древней земледельческой стране, было распространено обожествление сил природы. Смена засушливого времени года расцветом растительности после нильского разлива воспринималась как смерть и воскресение бога производительных сил природы Осириса. С подобными представлениями были связаны заупокойные верования. Считалось, что как умер и воскрес Осирис, так после смерти могут воскреснуть и люди. Наряду с мифом об Осирисе в заупокойном ритуале сохранялись и обряды, сложившиеся в долине Нила еще в отдаленнейшие времена. В итоге верований в наличие посмертной жизни повсеместно развивается стремление первобытного человека в какой-то мере сохранить тела умерших или хотя бы их головы. Сухой климат Египта особенно способствовал развитию подобных стремлений. Здесь не ограничивались сохранением черепов или бальзамированием голов умерших предков, а постепенно в итоге длительных поисков выработали сложные приемы общей мумификации трупа. Так как вначале способы бальзамирования были еще несовершенными, в гробницы ставили статуи умершего как замену тела в случае его порчи. Считалось, что душа за неимением тела может войти в статую и оживить ее, благодаря чему загробная жизнь умершего будет продолжаться. Следовательно, гробница должна была служить таким помещением, где была бы в полной сохранности мумия, где помещалась бы статуя умершего и куда его родные могли приносить все необходимое для его питания. Эти требования и определили структуру гробниц Древнего царства.

Понятно, что особое внимание уделялось сооружению гробниц царей и рабовладельческой знати. Для верхушки сложившегося рабовладельческого государства главной задачей являлось всемерное укрепление своего положения и власти выразителя своих интересов – фараона. Выполнение этой задачи в области идеологии определило и характер египетского искусства, обслуживающего нужды господствующего класса.

Гробницы знати состояли из подземной части где ставили гроб с мумией, и массивной надземной постройки. Такие гробницы современные египтяне, говорящие по-арабски, называют «мастаба», что значит "скамья , это название удержалось и в науке. Мастаба времени I династии имела вид дома с двумя ложными дверями и двором, где приносились жертвы. Этот "дом представлял собой облицованный кирпичом холм из песка и обломков камней; позднее стали пристраивать и кирпичную молельню с жертвенником. Для гробниц высшей знати уже при I династии частично применялся известняк. Постепенно мастаба усложнялась; молельни устраивались уже внутри надземной части. По мере развития жилищ знати увеличивалось и количество помещений в мастаба, где к концу Древнего царства появляются коридоры, залы и кладовые.

Для истории египетской архитектуры большое значение имело строительство царских гробниц, на сооружение которых тратились огромные средства. Именно здесь применялись технические изобретения, новые идеи зодчих. Необходимо помнить, что царские гробницы были и местом культа умершего фараона. Этот культ играл видную роль в египетской религии, сменив культ предводителя племени доклассового периода На культ фараона был перенесен ряд пережитков тех представлений, согласно которым считалось, что предводитель племени является магическим средоточием благосостояния племени, а дух умершего предводителя при соблюдении надлежащих обрядов будет и впредь охранять свое племя. Характерно, например, что пирамида Сенусерта I называлась «Сенусерт, смотрящий на Египет», а на верхушках некоторых пирамид были изображены глаза.

В нарастающей грандиозности царских усыпальниц наглядно сказалось желание утвердить и прославить деспотическую монархию и в то же время проявилась неограниченная возможность эксплуатации этой монархией труда народных масс.

Мысль зодчих и совершенствование технических навыков шли по линии наращивания надземной массы здания; однако увеличение последнего по горизонтали в конце концов не могло уже производить требуемое впечатление подавляющей монументальности. Важнейшим этапом в развитии царских гробниц явилась поэтому идея увеличения здания по вертикали. По-видимому, эта идея впервые возникла при постройке знаменитой усыпальницы царя III династии Джосера (28 век до н.э.), так называемой «ступенчатой пирамиды» (рис. 3). Имя ее строителя, зодчего Имхотепа, сохранилось до конца истории Древнего Египта как имя одного из самых прославленных мудрецов, первого строителя каменных здании, ученого, астронома и врача. Впоследствии Имхотеп был даже обожествлен как сын бога Птаха, а греки сопоставили его со своим богом врачевания Асклепием.

Построенная вблизи Мемфиса (на месте современного селения Саккара около Каира) пирамида Джосера была центром сложного ансамбля из молелен и дворов, не отличавшегося еще стройностью общей планировки. Этот ансамбль был расположен на искусственной террасе, окруженной массивной высокой стеной, облицованной камнем. Сама пирамида достигала в высоту свыше 60 м и состояла как бы из семи мастаба, поставленных одна на другую. Гробница Джосера примечательна не только формой пирамиды, но и тем, что в ее молельнях впервые был широко применен в качестве основного строительного материала камень. Правда, камень еще не везде имел здесь конструктивное значение: здесь нет свободно стоящих колонн, они соединены со стенами, от которых зодчий не решается их отделить. Здания ансамбля воспроизводят в камне формы, свойственные деревянным и кирпичным постройкам: потолки вырублены в виде бревенчатых перекрытий, колонны и пилястры выдержаны в пропорциях, выработанных для деревянных зданий. Усыпальница Джосера важна и по своей декорировке. Интересны формы колонн и пилястр: здесь имеются и четкие, величественные в своей простоте канне-лированные стволы с плоскими плитами абак вместо капителей и впервые выполненные в камне пилястры в форме раскрытых цветов папируса и лотоса. Стены залов были облицованы алебастровыми плитами, а в ряде подземных покоев – блестящими зелеными фаянсовыми изразцами, воспроизводящими тростниковое плетение. Таким образом, усыпальница Джосера в целом была чрезвычайно характерным для своего времени памятником, замечательным свидетельством интенсивной работы мысли и творческого дерзания. Еще не были найдены присущие каменному строительству формы, еще не была надлежащим образом организована планировка всего ансамбля, но уже было осознано и осуществХено основное – здание начало расти вверх и камень был определен как главный материал египетского монументального зодчества.

Пирамида Джосера явилась важнейшим этапом на пути к созданию пирамид классического типа. Первой такой пирамидой была усыпальница царя IV династии Снофру в Дашуре, имевшая свыше 100 м в высоту и явившаяся предшественницей знаменитых пирамид, построенных в Гизе фараонами Хуфу, Хафра и Менка-ура (по-гречески – Хеопсом, Хефреном и Микерином) и причисленных в древности к семи чудесам света. Эти пирамиды, как и все другие, расположены на западном берегу Нила. Еще издали на фоне розовеющих скал и синих ущелий Ливийских гор с их золотящимися на солнце верхушками отчетливо виден гигантский треугольник пирамиды Хуфу. Производимое пирамидами огромное впечатление описали многие очевидцы. Вот как об этом пишет русский путешественник А. С. Норов, посетивший Египет в 1834-1835 годах: «...по странной игре оптики, замеченной уже многими путешественниками, пирамиды по мере приближения к ним кажутся как бы менее огромными, чем издали; это происходит, по моему мнению, оттого, что издали они имеют лазоревый цвет дальности, резко обозначающий их на пустынном пространстве и на ясном горизонте; но с приближением к ним они принимают желтоватый цвет тех камней, из которых они построены, и таким образом сливаются с тем же желтым цветом песчаной пустыни, которая их окружает... Чтобы судить о непомерной огромности пирамид, надобно подойти к самой их подошве... надобно стать не на углах пирамиды, а посредине одной из ее сторон... Тут огромность ее подавляет самое воображение; хотя эти отесанные камни показывают труд чьих-то рук, но вы едва верите, чтоб это было сделано руками человеческими».

Фантастические размеры пирамид еще в далекой древности привлекали внимание множества людей. На их камнях разными письменами на разных языках высечены тысячи надписей. В записях, оставленных греками и римлянами, часто высказывается сожаление, что вместе с ними не могут видеть это чудо их умершие родные. Среди таких надписей читаем: «Я, Панольбиос из Гелиополя, любовался гробницами царей и вспомнил своих». Одна римлянка выразила свои чувства в стихах:

«Видела я без тебя пирамиды, о брат мой любимый,

Все, что смогла, – о судьбе твоей горькие слезы роняя

В скорби о нашем былом, жалобу здесь написала».

В 21 веке до н.э. началась борьба за новое объединение Египта. Оно было нужно основной массе рабовладельцев, так как способствовало надлежащей организации орошения полей страны: поскольку вся оросительная система Египта питалась от одной реки, только единое государственное управление этой системы могло обеспечить ее успешную эксплуатацию и дальнейшее расширение.

Двадцать первый век был еще полон напряженной борьбы между номами. Победителями вышли южные номы, во главе которых стояли правители Фив. Эти номархи, получив власть над всей страной, образовали XI династию фараонов. Положение их, однако, было еще сложным: сопротивление со стороны правителей номов Среднего Египта не прекратилось и после их покорения. Эти номы благодаря своему выгодному экономическому и географическому положению получили известную самостоятельность уже в конце Древнего царства и особенно окрепли в период распада государства. Однако первые цари, фиванцы, не сочли еще возможным принять для укрепления своего положения столь решительные меры, к каким прибегли их преемники, перенесшие столицу в центр непокорных номов. При XI династии столицей остаются Фивы, где и стали строиться теперь царские гробницы.

Оформление этих гробниц представляет собой своеобразный компромисс – сочетание пирамиды с обычной для номарха скальной гробницей. Наиболее значительным из подобных памятников была усыпальница царя Ментухотепа I в Дейр-эль-Бахри (Рис. 21). По древней традиции к ней из долины вела огражденная каменными стенами дорога в 1200 м длиной и в 32 м шириной. Главную часть усыпальницы составлял заупокойный храм, расположенный на террасе, перед которой был устроен портик; посередине портика пологий подъем вел на вторую террасу, где находился второй портик, окружавший с трех сторон колонный зал. В центре зала возвышалась сложенная из каменных глыб пирамида, основанием которой служила естественная скала. Из западной стены зала был выход в открытый двор с портиками, за которым находились крытый колонный зал (гипостиль) и святилище. Часть гипостиля и святилище были вырублены в скале, а гробница фараона – под колонным залом.

Усыпальница Ментухотепа была выдающимся памятником времени XI династии. Удачный выбор места и смелое применение увенчанных пирамидой колоннад позволили зодчему достигнуть гармонического сочетания двухъярусного леса колонн с бесконечными вертикалями скал, хорошо выделявших ярко сверкавшее на солнце желтовато-белое здание храма.

На стенах храма были высечены рельефы, по содержанию близкие к памятникам Древнего царства. Они отличаются той четкостью линий и тонкостью выполнения, которая выдает уверенную руку большого мастера, прекрасно овладевшего лучшими традициями мемфисского искусства. Мы знаем и имя ведущего скульптора, работавшего в храме Ментухотепа, – его звали Иртисен. Это был крупный художник 21 века до н.э., изобретатель особо прочных инкрустаций, передавший свое искусство сыну, также крупному мастеру, занявшему должность начальника работ. На заупокойной плите Иртисена сохранилась интереснейшая надпись: «Я был художником, опытным в своем искусстве, превосходящим всех своими знаниями... Я умел (передать) движение фигуры мужчины, походку женщины, положение размахивающего мечом и свернувшуюся позу пораженного... выражение ужаса того, кто застигнут спящим, положение руки того, кто мечет копье, и согнутую походку бегущего. Я умел делать инкрустации, которые не горели от огня и не смывались водой. Никто не превосходил меня и моего старшего сына... Я видел творение его рук как начальника работ в каждом ценном камне, от серебра и золота до слоновой кости и эбенового дерева».

На рубеже 21 и 20 веков до н.э. египетский престол переходит к новой, XII династии. Положение первых фараонов этой династии было еще недостаточно твердым. Средние номы продолжали тайное сопротивление и неоднократно устраивали заговоры с целью захвата престола. Недаром читаем мы в «Поучении Аменемхета I (2000-1980 гг. до н.э.) своему сыну Сенусерту I (1980-1960 гг. до н.э.)» следующие мрачные слова: «Берегись подданных... не приближайся к ним и не оставайся один. Не доверяй брату, не знай друга, да не будет у тебя доверенного, ибо это бессмысленно. Когда ты спишь, то охраняй сам свое сердце, ибо в день несчастья не имеет человек поддержки».

Несмотря на сложную политическую борьбу, Аме-немхет I и его преемники, опираясь на основную массу рабовладельцев, сумели сохранить единство страны и укрепить ее внутреннее и внешнее положение. Была расширена оросительная система, основа экономики Египта: в Фаюме началось строительство новых ирригационных сооружении. Для улучшения руководства этим строительством Аменемхет I перенес столицу из родного нома в Фаюм, что имело также и политическое преимущество: новая столица оказывалась в центре непокорных номов, что облегчало борьбу с ними. Недаром Аменемхет I и назвал свой новый город Иттауи – «Захват обеих земель» (то есть всего Египта). Одновременно с укреплением внутреннего положения страны шло завоевание соседних областей, в первую очередь Нубии, откуда поступали золото и рабы.

Общий хозяйственный подъем, рост ряда городов, усилившийся обмен – все это способствовало расцвету культуры. Время Среднего царства справедливо считается одним из наиболее значительных периодов в истории культуры и искусства Древнего Египта.

Искусство Среднего царства представляло собой сложное явление. В условиях отмеченной политической борьбы и фараоны и номархи, естественно, использовали также искусство. Еще первые фараоны-фиванцы, желая подчеркнуть законность обладания престолом, стремились подражать памятникам могучих владык Древнего царства.

Важным моментом явилось возобновление строительства царских гробниц снова в виде пирамид. Первым начал сооружать свою усыпальницу в виде пирамиды тот же Аменемхет I, который решился при этом поместить ее уже на севере, порвав связь с гробницами предков, – шаг достаточно трудный, если учесть мировоззрение древних египтян.

Стремление фараонов начала XII династии подражать памятникам Древнего царства заставило египетских зодчих вернуться к образцам этого периода. Планировка пирамид и заупокойных храмов начала XII династии и их взаимоотношение полностью совпадают с расположением усыпальниц фараонов V-VI династий.

Однако вследствие изменившихся экономических условии сооружение гигантских каменных пирамид было уже невозможно, что и отразилось на масштабах и технике пирамид XII династии. Размеры этих пирамид значительно уменьшились, например, пирамида Сенусерта I имела 61 м в высоту. Строительным материалом служил теперь в основном кирпич-сырец, причем резко изменился способ кладки пирамиды. Основу ее составляли восемь капитальных каменных стен, расходившихся радиусами от центра пирамиды к ее углам и к середине каждой стороны. От этих стен под углом в 45 градусов отходили другие восемь стен, промежутки же между ними заполнялись обломками камня, кирпичом или песком. Пирамиды облицовывались известковыми плитами, соединявшимися друг с другом деревянными креплениями. Такая облицовка в основном только и сдерживала здание пирамиды Среднего царства; не удивительно поэтому, что эти пирамиды в настоящее время представляют собой груды развалин. Разумеется, в момент сооружения пирамид недостатки техники были скрыты облицовкой, и внешне пирамиды начала Среднего царства точно воспроизводили тип усыпальницы царей Древнего царства. Так же как и раньше, к восточной стороне пирамиды примыкал небольшой по сравнению с самой пирамидой заупокойный храм, от которого шел проход к храму в долине.

Следование древним образцам в начале Среднего царства характерно и для официальной скульптуры, рельефов и росписей. Так, статуи Сенусерта I из его заупокойного храма в Лиште стилистически весьма близки аналогичным по назначению статуям периода Древнего царства (например, фараона Хафра): эти памятники хотя и воспроизводят портретные черты определенного царя, но передают их схематично, обобщенно и идеализированно. Застывшая поза, заглаженность округлых мускулов, слабо моделированные глаза повторяют древние образцы, стремясь создать прежний идеализированный образ царя-бога.

В равной степени следование искусству Древнего царства наблюдается и в росписях гробниц придворной знати. Это ясно видно при сравнении сцены охоты в пустыне в гробнице визиря Антефокера в Фивах с подобной же сценой в заупокойном храме фараона Сахура. Перед ними такая же часть пустыни, огороженная сеткой, внутри которой загнаны звери; так же слева и в той же условной позе, что и фараон Сахура, изображен Антефокер: он бежит, слегка касаясь земли, и, не целясь, пускает стрелу. За ним идет его оруженосец, изображенный согласно традиции в два раза меньше его самого. Звери в загоне расположены, как и раньше, рядами, причем показательны совпадения в трактовке отдельных зверей: на росписи гробницы Антефокера изображены – такой же бык, пронзенный стрелами и падающий у ворот загона, такая же гиена, перегрызающая попавшую ей в переднюю лапу стрелу, такая же собака, вцепившаяся в горло опрокинутой ею антилопы. Таким образом, сцена охоты Антефокера в основных чертах воспроизводит композицию, созданную в Древнем царстве. Подобное повторение древних образцов прослеживается в искусстве начала Среднего царства и на ряде других сюжетов.

Иным характером отличаются памятники, созданные в ряде местных центров, в частности при дворах правителей номов, расположенных в Среднем Египте. Именно в этих центрах развивались более передовые художественные направления в искусстве начала Среднего царства. И это было совершенно закономерно. Политическую и экономическую самостоятельность, которую приобрели эти номы в конце Древнего царства, не смогли окончательно побороть и подчинившие их фараоны-фиванцы. Номархи Среднего Египта в 20 веке до н.э. еще чувствовали себя хозяевами своих областей. В своем обиходе они подражали обычаям царского двора, вели летоисчисление по годам собственных правлении, строили храмы и пышные гробницы, окружая себя зодчими, скульпторами и художниками. Вместе с политическим ростом столиц этих номов росло и их значение как художественных центров. Работавшие здесь мастера, унаследовав традиции искусства Древнего царства, творчески его переработали и создали памятники, имевшие большое значение в сложении нового направления в искусстве Среднего царства. Известная самобытность общественной среды способствовала преодолению местными художниками ряда традиции: для их произведений характерны поиски новых способов передачи окружающего мира, что соответствовало новым задачам, стоявшим перед искусством и вызванным всей сложившейся к началу 20 века исторической обстановкой.

Падение Древнего царства нарушило казавшиеся незыблемыми устои. Были годы, когда власти земного бога – фараона – не существовало. Многие издревле сложившиеся представления подвергались переоценке. Литературные произведения сохранили нам даже отражение скептического отношения к вере в загробную жизнь. Так, в знаменитой «Песне арфиста» говорится:

Подобные явления имели существенное значение для формирования идеологии египетского общества и, в частности, способствовали известному росту индивидуалистических стремлений. Новое объединение Египта не могло полностью восстановить прошлого, общественные условия в стране значительно изменились, возросла самостоятельность местных центров, увеличилось значение средних слоев населения, начала развиваться городская жизнь. Поиски более конкретных знаний в период Среднего царства привели к ряду достижений египетской науки (в частности, к открытиям математики и медицины), к явному росту реалистических тенденции в литературе («Повесть о Минухете» и др.) и искусстве.

Раньше и ярче всего эти тенденции проявились в искусстве местных центров Среднего Египта. Здесь находятся замечательные памятники 20-19 веков до н.э. – скальные гробницы номархов.

Высоко над Нилом, около современного поселения Бени-Гасан видны портики, украшающие входы в гробницы древних правителей нома «Белой Антилопы». Особенно хороши они при закате, когда сверкающий диск солнца, опускаясь на западе за Ливийские горы, заливает ярким розовым светом скалы восточного берега и колонны гробниц Бени-Гасана особенно четко выделяются на лилово-синем, почти черном фоне темнеющих стен.

Конец Среднего царства проходил в напряженной обстановке. Возросшие общественные противоречия привели к новому ослаблению центральной власти. В это же время Египет подвергся нашествию гиксосов, хлынувших в долину Нила через Синайский перешеек. Длительное время гиксосского ига было периодом упадка экономики и культуры Египта. Только в 17 веке до н.э. началась борьба за изгнание захватчиков. Эту борьбу за новое объединение страны вновь возглавили Фивы. Завершивший изгнание гиксосов и начавший завоевание Сирии фараон Яхмес I был первым царем новой, XVIII династии; время правления этой династии было одним из самых интересных периодов в истории египетской культуры и искусства. Египет, считавший теперь своей северной границей Евфрат, достиг небывалой мощи. Знать, богатевшая в результате войн, стремилась окружить себя роскошью. В результате победоносных войн из Сирии и Нубии в Египет широким потоком потекли золото, серебро, слоновая кость, ценные породы дерева, бирюза, лазурит. Из каждого похода приводили множество рабов. Приток богатства и рабочих рук способствовал развертыванию строительства во всех главных городах Египта, и в первую очередь в Фивах, ставших столицей одной из сильнейших мировых держав.

Все это выдвигало новые задачи перед искусством, для которого становится характерным стремление к пышности и декоративности в сочетании с изысканным изяществом. С другой стороны, расширение рынков, известное развитие обмена и товарно-денежных отношений, расцвет ремесла, значительное усиление роли средних слоев рабовладельцев, на которых опирались фараоны в своих попытках уменьшить могущество высшей знати и жречества, – все это привело к появлению новых течений в идеологии египетского общества. В процессе сближения Египта с культурами Сирии, Крита, Двуречья также расширились горизонты, изменились многие понятия, оживился весь темп общественной жизни. Естественно поэтому, что в различных сторонах творчества этого времени наблюдаются поиски новых образцов и новых художественных форм, в частности развитие реалистических стремлений в литературе и искусстве, что привело к новым решениям ряда художественных проблем.

Ведущую роль в искусстве XVIII династии играли Фивы, где были созданы лучшие произведения искусства рассматриваемого периода, в том числе и наиболее известные архитектурные памятники. Такое' положение Фивы заняли не случайно. Слава необычайных побед фараонов-завоевателей придала их родине, Фивам, блестящий ореол столицы победоносной страны. Грандиозные храмы, пышные дворцы и дома быстро изменили облик Фив, превратив их в самый богатый и великолепный из египетских городов, слава которого сохранилась в течение многих веков, а спустя столетия Фивы были воспеты даже певцом чужой земли – Гомером:

До сих пор стоят грандиозные колоннады и пилоны храмов, поражая всех, кто приезжает в Фивы. Огромное пространство, на котором некогда располагался город, все еще хранит следы его былой славы.

В искусстве Фив, как обычно, видное место занимала архитектура. Храмы XVIII династии представляли собой в плане вытянутый прямоугольник. Фасад храма был обращен к Нилу, с которым храм соединяла дорога, обрамленная сфинксами. Вход имел вид пилона, к наружной стене которого прикреплялись высокие мачты с флагами. Перед пилоном располагались два обелиска и колоссальные статуи царя. За пилоном находились открытый двор с портиками и само здание храма, заключавшее в себе колонные залы, молельни, библиотеки, кладовые и др. Колонные залы обычно имели более высокий средний проход, через верхнюю часть которого в зал проникал свет. Такое построение залов, допускавшее их естественное освещение, получило в храмах Нового царства широкое применение наряду с усилением роли колоннад и скульптур.

К подобному типу храма относятся оба прославленных храма бога Амона в Фивах – Карнакский и Луксорскии. Первый из них был главным храмом Амона и верховным официальным святилищем страны (Рис. 29-1). Каждый царь стремился расширить и украсить Карнак, ставший ценнейшим свидетелем истории Египта, так как на его стенах высекались летописи, изображения битв, имена царей. На стенах Карнака сохранились великолепные рельефы, изображающие фараонов, повергающих врагов перед богом Амоном-Ра, а в написанных тут же гимнах прославляется мощь царя, причем объявляется, что все победы он совершает благодаря помощи его «отца» – Амона:

«Пришел я и даю тебе поразить пределы всех земель, И вся вселенная зажата в горсти твоей!» –

говорит Амон-Ра в одном из таких гимнов фараону Тутмесу III.

Лучшие зодчие и скульпторы работали над созданием Карнака. Здесь стояло множество статуй, которые жертвовались в храм.

Только в одной кладовой Карнака было найдено 7779 каменных и свыше 17 тысяч бронзовых статуй и статуэток.

Первым крупным этапом в строительстве Карнака было сооружение в конце 16 века при фараоне Тутмесе I большого храма, построенного знаменитым зодчим Инени. Фасад храма был обращен к Нилу и имел вид пилона (Рис. 29-8). Перед ним стояли два обелиска в 23 м высотой. За пилоном находился неглубокий, но широкий колонный зал, далее – следующий пилон (Рис. 29-9), а затем – двор, обнесенный портиками, между колонн которых стояли колоссальные статуи Тутмеса I. В глубине двора было древнее святилище времени Среднего царства. Таким образом, храм Инени имел уже все основные черты храмовой архитектуры Нового царства. Это был гармоничный памятник. Искусная декорировка, не перегруженная излишними деталями, соответствовала четкости плана, и весь храм был выдержан в характерном для начала XVIII династии строгом стиле. Недаром Инени пишет в своей автобиографии: «Я искал то, что было полезно... Это были работы, подобных которым не производилось со времени предков. То, что было мне суждено сотворить, было велико!».

Однако это стилистическое единство было нарушено добавлениями и перестройками. Многочисленные залы, молельни, обелиски заполнили двор; зал Инени был отяжелен добавлением колонн и статуй; с восточной стороны пристроили особый большой зал с четырьмя рядами колонн.

Вторым крупным этапом в истории строительства Карнака явились работы, произведенные здесь при Аменхотепе III, когда зодчим Аменхотепом, сыном Хапу, был построен перед храмом новый огромный пилон (стр. 29-7), от которого к Нилу вела аллея .сфинксов. Все святилище было обнесено массивной стеной. В результате получился как бы новый храм небывалых еще в Фивах масштабов. Одновременно изменился облик и других святилищ Карнака, из которых особенно примечательно было новое здание храма богини Мут, расположенное к югу от храма Амона и окруженное с трех сторон подковообразным озером. В портиках, обрамлявших храм, стояли монументальные статуи богини Мут в виде женщины с головой львицы (одна из них, привезенная А. С. Норовым, находится ныне в Эрмитаже). Одинаковые заливы озера, которые, точно крылья, охватывали храм с боков, удачно сочетались с общей симметричностью его планировки. Строгость плана особо подчеркивалась тем, что центральная колоннада первого зала продолжалась вдоль всего двора до пилона. Такая колоннада была важным нововведением. Как бы определяя путь торжественных процессий, она сливалась с начинавшейся от ворот храма аллеей сфинксов и служила прекрасным воплощением столь характерной для египетского зодчества идеи бесконечной линии храмовой дороги, благодаря которой так выигрывало завершавшее ее здание храма. Сооружение подобной колоннады было тем более удачно, что она как бы продолжала линию дороги и внутрь храма, где пространство было теперь построено на постепенной смене этапов пути через залы вглубь, к молельне со статуей божества.

Второе по размерам и значению фиванское святилище Амона – Луксорский храм, построенный при фараоне Аменхотепе III на месте древнего святилища, считается по праву одним из основных египетских архитектурных памятников. Планировка храма отличается исключительной четкостью, помещения расположены почти симметрично.

Последние десятилетия правления XVIII династии были полны бурных событий. Грабительские войны непомерно обогатили высшую знать и жречество, особенно жрецов главного святилища Египта – храма Амона в Фивах. Это укрепило положение владетельной рабовладельческой верхушки и жречества и противопоставило их царской власти. Обострение отношений привело к открытому конфликту при Аменхотепе IV, который, опираясь на средние слои рядовых свободных, попытался провести крупные социально-экономические реформы под видом реформы религиозной.

Стремясь подорвать авторитет жречества, опиравшийся на культы древних богов, фараон выдвинул новое учение, объявив единым истинным божеством солнечный диск под именем бога Атона. Храмы старых богов были закрыты, их изображения уничтожены, храмовое имущество конфисковано. Фараон построил себе новую столицу в Среднем Египте, на равнине, окруженной полукруглой горной цепью, в горах которой были вырублены гробницы для царя, его семьи и придворных.

В настоящее время здесь находятся три деревни; от названия одной из них часто весь период правления Аменхотепа IV называется в египтологии «амарнским».

Раскопки новой столицы пролили яркий свет на всю историю периода и, что особенно важно, дали нам непревзойденные шедевры египетского искусства.

Новый город был назван Ахетатоном, что означает «Небосклон Атона». Фараон также принял новое имя – Эхнатон – «Дух Атона». Царь всячески старался подчеркнуть свой разрыв с традициями прошлого, соблюдение которых всегда являлось в руках господствующей верхушки мощным средством воздействия на народные массы. Так, Эхнатон приказал и официальные надписи, и художественную литературу, и даже гимны новому богу писать разговорным языком, а не устаревшим книжным, которым пользовались до этого времени.

Решительный перелом произошел и в искусстве, столь тесно связанном в Египте с религией. Уже памятники, созданные в начале правления Эхнатона, резко отличаются от всего предшествующего сознательным отказом от ряда канонических форм и традиционного идеализированного образа царя. Таковы рельефы и скульптуры фиванского храма Атона, построенного еще до перенесения столицы в Ахетатон, равно как датированные шестым годом правления Эхнатона рельефы на пограничных плитах новой столицы и ранние рельефы ее храмов (Рис. 47). Фараон изображен здесь с некрасивыми чертами лица и формами болезненного тела. Необычны и сами позы царя и царицы на рельефах: они изображены в полном профиле, без необходимого по канону условного фасного разворота плеч.

Своеобразие памятников времени Эхнатона явилось закономерным следствием его реформы и было тесно связано с новым, более реалистическим по своему существу мировоззрением, в частности с запрещением культа Амона, которое сопутствовало разрыву фараона со знатью и жречеством. Как известно, в Египте изображения богов всегда совпадали с образом правящего фараона, что должно было наглядно показать божественное происхождение последнего. Поэтому, если бы и теперь царя продолжали изображать согласно традиции, то его образ совпал бы тем самым с образами тех богов, культы которых он преследовал. Этого нельзя было допустить. С этого времени фигуры царя, царицы и их детей и в скульптуре и на рельефах должны были иметь новый облик, лишенный иконографического сходства с изображениями древних богов.

Поиски новых образов в соответствии с общим характером учения Эхнатона, в котором много места отводилось вопросам познания «истины», пошли по линии создания возможно более правдивых образов. Однако такое развитие реалистических стремлений не могло возникнуть только по требованию Эхнатона. Как сами реформы были подготовлены соответствующими историческими причинами, так и почва для амарнского искусства была подготовлена общим ходом развития фиванского искусства с нараставшим в нем интересом к познанию и передаче окружающего мира. В то же время новые тенденции в искусстве Амарны, как и во всей ее идеологии, стояли в тесной связи с изменением придворной среды, в которую влились теперь выходцы из рядовых свободных. А ведь именно для масс рядовых свободных, недовольство которых своим положением все возрастало в течение XVIII династии, как раз и был характерен засвидетельствованный рядом источников рост интереса к вопросам морали, истины. Таким образом, новые стремления, отразившиеся в амарнском искусстве, были обусловлены конкретной исторической обстановкой и ее прогрессивными общественными силами.

Естественно, что изменилась не только форма памятников, но и их содержание. Так, впервые появились изображения египетского царя в быту. Рельефы на стенах амарнских гробниц придворных показывают царя и его семью на улицах города – в носилках или на колесницах, во дворе – то за обедом, то в узком семейном кругу. Впервые всюду, даже в сценах награждения вельмож и получения дани от покоренных народов, вместе с фараоном изображена его семья, причем явно подчеркивается нежная любовь, связывающая членов этой семьи. Характерно и стремление передать конкретную обстановку, в которой происходят изображаемые события: никогда еще до Амарны египетское искусство не знало такого количества разнообразных изображений садов, домов, дворцов, храмов.

В итоге почти все композиции художникам Ахетатона пришлось создавать заново, в том числе даже и ритуальные сцены, так как новая религия потребовала и новых обрядов и новых типов святилищ, где культ солнца совершался под открытым небом.

Все это удалось не сразу. Создателями новых памятников были те же художники, которые до этого работали в Фивах и воспитывались в мастерских, где от поколения к поколению передавались не только навыки, но и идеи, обусловившие содержание памятников. Теперь перед этими людьми встали новые задачи, крутой переход к осуществлению которых требовал немедленного овладения новыми формами. Не удивительно поэтому, если на первых этапах появления нового стиля памятники отличались не только новизной содержания и формы, но и несоразмерностью отдельных частей фигур, резкостью линий, угловатостью одних контуров и чрезмерной закругленностью других. Внимание художников в первую очередь направлялось на обязательную для них передачу тех черт, которые были определены в качестве канона для портрета каждого из членов царской семьи – длинного лица, узких глаз, выступающего подбородка, худой выгнутой шеи, одутловатого живота, жирных бедер, узких щиколоток – для Эхнатона, аналогичного строения тела, худощавого лица и длинной шеи – для его жены Нефертити, и т. д. Такое изображение царя и его близких было чуждо прежнему, привычному канону, и понятно, почему при стремлении передать в первую очередь без прикрас подлинные портретные черты именно эти черты и оказывались порой настолько подчеркнутыми, что вначале некоторые историки, забывая о бесспорно официальном назначении и местоположении данных памятников, объявили их «карикатурами».

Однако постепенно обостренность новых черт в произведениях мастеров Ахетатона стала исчезать, уступая место яркому расцвету их творчества. Впервые египетские художники были внезапно освобождены от веками сдерживавшего их искания канона и смогли создать подлинно прекрасные памятники, доныне производящие незабываемое впечатление и вызывающие заслуженное восхищение.

Лучшими образцами из дошедших до нас скульптур Ахетатона являются портретные головы Эхнатона и членов его семьи. И прославленная раскрашенная голова царицы Нефертити из известняка (Рис. 48), и не менее замечательные, не вполне законченные ее же портретные головы из песчаника (Рис. 49) являются поразительными произведениями большого реалистического искусства, созданного за тысячу лет до расцвета искусства Греции. Весь характер стиля этих памятников определяется тем дыханием жизни, которым они полны. Именно это исключительное умение мастера при явном очень строгом отборе черт создать дышащие жизнью лица и ставит амарнские портреты на неповторившуюся после них в египетском искусстве высоту. С какой-то исключительной легкостью и тонкостью передала рука гениального скульптора эти изумительные губы, складки около рта, почти неощутимую моделировку щек, висков, шеи, дав полное впечатление естественной мягкости тела. Все три портрета Нефертити полны чудесного обаяния подлинной женственности, которая составляет особую прелесть ее образа.

Найденные при раскопках Ахетатона мастерские скульпторов дали ценный материал для выяснения методов их работы. Здесь были обнаружены незаконченные скульптуры и гипсовые маски, снятые не только с умерших, но и с живых людей. На таких масках мастер удалял ненужные ему детали и путем ряда последовательных отливок, каждая из которых подвергалась новой обработке, достигал наконец того совершенства в отборе черт, которое поражает в искусстве Ахетатона. Прекрасными образцами различных этапов работы скульпторов являются незаконченные портреты Эхнатона (Рис. 50) из мастерской начальника скульпторов Тутмоса. Мы уже не видим здесь обостренного преувеличения основных черт лица фараона; при бесспорном сохранении портретности образ Эхнатона в этих скульптурах передан так же правдиво, с такой же жизненностью, которой отмечены головы Нефертити. Перед нами лицо человека несомненно болезненного, но полного фанатического упорства в достижении задуманного.

Возобновление грабительских войн при царях следующей, XIX династии вернуло Египту часть прежних азиатских владений; одновременно продолжался дальнейший захват нубийских территорий. Вновь усилился приток в Египет богатств и рабской силы, что позволяло снова начать широкую строительную деятельность. Внутреннее положение страны продолжало оставаться сложным, так как борьба царской власти с высшей знатью и жречеством, хотя и приглушенная, все же возобновилась, приняв иные формы. Так, фараон Рамсес II, не порывая явно с вновь усилившимся фиванским жречеством, все же принимает меры для его ослабления. Продолжая внешне сохранять за Фивами положение столицы Египта, расширяя храмы Амона и оставляя гробницы своей династии в Фивах, Рамсес II делает фактической столицей родной город своих предков Танис, названный им Пер-Рамсес (Дом Рамсеса). Выдвижению этого города способствовало и его выгодное военно-стратегическое положение – близость к Сирии.

Для официального искусства начала XIX династии характерно реакционное стремление вернуться к традициям доамарнских лет. Однако это стремление не могло осуществиться полностью, так как значение амарнского искусства было слишком велико и к тому же перед художниками рассматриваемого периода встали новые задачи.

Изменения в социальной и политической обстановке, выдвижение роли северных центров, борьба идеологических течений в итоге усложнения классовой и политической борьбы – все это находило свое отражение в искусстве.

Цари XIX династии ставили своей целью укрепление твердой центральной власти внутри страны и ее международного престижа. Для успешного проведения этой политики фараоны считали необходимым наряду с мероприятиями, направленными на непосредственное улучшение экономики Египта и его военной мощи, придать возможно больший блеск и пышность столице, своему двору, храмам своих богов, что и наложило своеобразный отпечаток в первую очередь на архитектуру периода. Главным объектом строительства был храм Амона в Карнаке, расширение которого имело двойное политическое значение: оно должно было показать торжество Амона и тем удовлетворить жречество, а в то же время и прославить мощь новой династии. В строительстве Карнака были заинтересованы и фараоны и жрецы.

Новые постройки Карнака отличаются стремлением к грандиозным масштабам, которое стало определяющей чертой храмовой архитектуры XIX династии и было продиктовано желанием новых царей затмить все построенное ранее. Никогда еще пилоны, колонны и монолитные колоссальные статуи царей не достигали таких размеров, никогда еще убранство храмов не отличалось такой тяжелой пышностью. Так, воздвигнутый теперь новый пилон превзошел все прежние: длина его равнялась 156 м, а стоявшие перед ним мачты достигали 40 м в высоту (Рис. 29-5).

Особенно значителен был новый зал Карнака (Рис. 58). Он имеет 103 м в ширину и 52 м в глубину и сто сорок четыре колонны. Замечательны двенадцать колонн среднего прохода высотой в 19,26 м (без абак), с капителями в виде раскрытых цветов папируса, подымающихся на стволах, каждый из которых не могут обхватить пять человек. Сохранившиеся частично доныне колонны и перекрытия зала поражают своими масштабами. Увидев Карнак, французский ученый Шамполион, которому принадлежит заслуга открытия чтения иероглифов, писал своему брату: «Я не буду ничего описывать, потому что или мои выражения не стоили бы и тысячной доли того, что следует сказать, говоря о таких вещах, или же, если бы я набросал слабый эскиз, даже весьма бесцветный, меня приняли бы за энтузиаста, может быть даже за безумца».

А. С. Норов также восхищался этим залом с его «необъятным множеством столпов, которых создание превышает силы народа, самого могущественного... Все виденные вами досель здания, хотя б вы обтекли весь земной шар, игрушки перед этим столпотворением! Этот лес колонн, величины невообразимой и где же? внутри здания, повергает вас в глубокую задумчивость о зодчих». Имена этих зодчих теперь нам известны – это были архитекторы Иупа и Хатиаи.

Строительство в Фивах не ограничивалось, разумеется, Карнаком. Перед вторым святилищем Амона, Луксорским храмом Аменхотепа III, теперь был выстроен зодчим Бекенхонсу новый пилон с большим двором, окруженным колоннадами. Перед пилоном были поставлены шесть колоссов Рамсеса II, удачно декорировавших фасад: четыре средние статуи (по две от входа) были из розового гранита и изображали Рамсеса стоящим, а у каждого края пилона, как бы обрамляя ряд скульптур, находилась сидящая статуя царя из черного гранита.

Монументальностью отличались и заупокойные царские храмы на западном берегу, и вырубленные в скалах гробницы фараонов, превосходившие по размерам и декорировке все, что было здесь создано раньше.

Из заупокойных царских храмов следует особо упомянуть храм Рамсеса II, так называемый Рамессеум (зодчий Пенра), в первом дворе которого стояла колоссальная статуя царя – величайшая монолитная скульптура, весившая 1000 тонн и имевшая около 20 м в высоту.

Основные принципы оформления храмов были восприняты зодчими XIX династии от их предшественников; однако было внесено много нового. Так, продолжая развивать роль колонн, они ввели в употребление ставшее впоследствии образцом обрамление средних, более высоких проходов залов колоннами в виде раскрытых цветов папирусов, сохранив для боковых проходов колонны в виде связок не распустившихся стеблей. Залы как бы воспроизводили нильские заросли, где расцветшие стволы папирусов возвышаются над рядами еще не успевших распуститься стеблей. Такая трактовка зала хорошо сочеталась с общей древней символикой храма как дома божества, в данном случае – бога солнца, которое, по египетскому преданию, рождается из цветка лотоса. Отныне крылатый солнечный диск, обычно рельефно изображавшийся над дверью пилона, как бы вылетал из нильских зарослей.

Однако если выбор общей идеи оформления залов был удачным, то стремление придать возможно большую пышность зданиям привело к их перегруженности: тяжесть огромных перекрытии обусловила увеличение объема колонн и слишком частое их расположение, желание всячески украсить здание побудило покрывать рельефами и текстами не только стены, но и стволы колонн.

Роль скульптур в архитектурном убранстве храмов остается в общем прежней: перед пилонами и колоннами, равно как и между колоннами, ставятся колоссальные царские статуи. Таким образом, здесь мы не видим чего-либо нового, кроме того же стремления к грандиозным масштабам, которое приводит к погоне за созданием монолитных гигантов. Однако не эти статуи, трактованные, как всегда, крайне суммарно, являются наиболее показательными образцами стиля скульптур XIX династии. Особенности этого стиля гораздо ярче видны на статуях, стоявших внутри храмов и гробниц.

Вначале в скульптуре также заметно возвращение к доамарнским памятникам. Восторжествовавшие над «ересью» Эхнатона представители знати и жречества хотели видеть свои изображения такими же изысканными и нарядными, какими были статуи их предков. Перед нами те же струящиеся линии одежд и париков, та же дробная игра светотени. Это увлечение внешней нарядностью статуй растет, явно преобладая над реалистическими исканиями.

Однако в скульптуре наблюдаются и интересные новшества. Так, наряду с прежними типами царских статуй появляются теперь новые, светские образы фараона и царицы. Лучшим примером такого рода памятников является туринская статуя Рамсеса II (Рис. 59). Скульптор, создавая образ могучего правителя, сумел разрешить свою задачу новыми средствами. Мы не видим здесь ни канонических чрезмерно выдающихся мускулов, ни прямой, кажущейся несгибаемой шеи, ни бесстрастно смотрящих вдаль глаз. Необычен уже самый факт изображения фараона в бытовом придворном одеянии, в сандалиях. Тело царя, прикрытое складками одежды, передано как нормально развитое тело обладающего большой физической силой воина, каким и был Рамсес II. Лицо прекрасно передает портретные черты царя: его крупный орлиный нос и густые брови. Глаза правильно поставлены в орбитах, верхние веки отчетливо проработаны. Скульптор мастерски выразил властный, энергичный характер одного из крупнейших египетских царей – завоевателей соседних стран. Несмотря на известную приподнятость всего облика Рамсеса II, основное впечатление исходящей от него силы и мощи достигается созданием не обобщенного образа «сына Ра», а образа реального, земного владыки Египта. Этому способствуют и поза статуи, ее слегка наклоненная голова и внимательно смотрящие вниз глаза: так, очевидно, сидел Рамсес в тронном зале во время приема своих высших чиновников или иноземных посольств, на приближение которых он смотрел с высоты поставленного на возвышение трона. Подобный светский образ царя не мог появиться без всего того нового, что было внесено Амарной. Отражение амарнских принципов именно в скульптуре царей XIX династии вполне понятно в свете указанной выше политической обстановки. Фараоны новой династии не могли ограничиться только возвратом к прежним типам своих статуй: изображения царя как сына Амона, хотя и утверждавшие его власть в глазах народа, для победившей Эхнатона знати и жречества могли, скорее, показать покорность царей Амону, то есть его жрецам и рабовладельческой верхушке. В условиях возобновившейся, хотя и менее явной, борьбы с последней фараонам важно было закрепить свое положение мощных владык в новых образах, если и имевших какие-то традиции, то именно такие, которые могли быть противопоставлены притязаниям знати.

К концу второго тысячелетия до н.э. Египет вступает в период упадка. Частые войны истощали страну и задерживали развитие ее производительных сил. В течение первого тысячелетия до н.э. шла непрерывная борьба различных групп внутри господствующего класса рабовладельцев наряду с восстаниями эксплуатируемого населения. Попытки фараонов опереться в борьбе со знатью на жрецов не имели успеха, так как жречество было тесно связано с номовой знатью. Начиная с 11 века до н.э. египетское государство распалось на ряд отдельных царств, временами объединявшихся в единое недолговечное государство. Так, в течение 11 и половины 10 века до н.э. на севере Египта образовалось самостоятельное царство, столицей которого был Танис, Здесь правили фараоны XXI династии, находившиеся в родстве с фиванскими жрецами Амона, самостоятельно управлявшими югом страны. В середине 10 века до н.э. происходит объединение Египта под властью XXII, ливийской династии. Ливийцы приобрели в Египте известное значение еще с конца Нового царства; постепенно росла их роль в войске. Знатные роды ливийцев стали крупными землевладельцами. Потомок одного из таких родов Шешонк I женился на наследнице последнего танисского фараона и, объединив весь Египет, поставил сына верховным жрецом в Фивах. Шешонк пытался вернуть Египту его значение в Азии и даже захватил Иерусалим, однако внутренняя слабость Египта, раздиравшегося социально-экономическими противоречиями (борьба ливийцев со жречеством, объединение землевладельцев, рост ростовщичества и долгового рабства), привела к новому распаду государства, а затем к покорению его в конце 8 века до н.э. нубийским царем Пианхи. Отделившаяся от власти Египта еще в конце Нового царства, Нубия постепенно крепла и образовала сильное государство, культура которого сложилась под воздействием египетской культуры. Однако владычество эфиопов в Египте было непродолжительным: в 671 году до н.э. Египет был покорен ассирийцами. Борьбу против Ассирии возглавили правители западной Дельты, которые в союзе с греческими городами, Малой Азией и Лидией изгнали ассирийцев и вновь объединили под своей властью весь Египет, образовав XXVI династию со столицей в Саисе.

Египетское искусство позднего времени представляет сложную картину, еще в должной мере не изученную вследствие недостаточного количества дошедших памятников. Во времена длительных распадов государства не велось никакого крупного строительства. Последнее возобновлялось лишь в недолгие периоды укрепления страны при ее объединениях. Именно в такие периоды при ливийском фараоне Шешонке и при эфиопском фараоне Тахарке были произведены последние крупные дополнения Карнака: здесь был выстроен еще один огромный двор с портиками и гигантским пилоном, имевшим в высоту 43,5 м, в ширину 113 м и в толщину 15 м (Рис. 29, III). Как когда-то в Луксоре, проход посередине нового двора был оформлен в виде монументальной колоннады, с капителями в форме открытых цветов папируса. Превосходя по масштабам предшествующие аналогичные сооружения Карнака, эти памятники не внесли, однако, чего-либо нового в египетскую архитектуру, так же как и царские гробницы рассматриваемого периода. Правившие в Танисе фараоны XXI династии и цари-ливийцы были погребены в Танисе. Найденные там недавно их гробницы представляют собой небольшие склепы, устроенные рядом с храмом прямо в песке и сложенные из каменных плит. Материалом для изготовления этих плит и каменных саркофагов египетских царей послужили даже части зданий и отдельных скульптур, воздвигнутых ранее в Танисе, что явно свидетельствует об отсутствии возможности сооружения дорогостоящих усыпальниц.

Гробницы фараонов эфиопов находились в столице Нубии, Напате, и имели форму небольших построенных из кирпича пирамид, отличавшихся от египетских более крутым профилем.

В течение 10-8 веков основными художественными центрами оставались Фивы и Танис. Официальное фиванское искусство продолжало традиции конца Нового царства. Храмовые рельефы не дают чего-либо нового. Более своеобразны росписи на саркофагах жрецов Амона и рисунки на их заупокойных папирусах. Хотя по ограниченности своего содержания эти росписи и рисунки тоже не смогли стать новым этапом в истории египетского искусства, все же они позволяют установить то направление, по которому шло развитие фиванского искусства, с характерным для него увлечением внешней нарядностью. Рисунки на папирусах отличаются общим изяществом, росписи – небывалой еще для саркофага яркостью красок и обилием сцен, повторяющих тематику гробничных росписей. Яркость красок была свойственна в то время и саркофагам менее знатных лиц, как это можно видеть на примере деревянного расписного гроба торговца Рама (Рис. 66, Эрмитаж). Теми же чертами отличаются и произведения художественного ремесла (ювелирные изделия, известный заупокойный кожаный катафалк царицы Истемхеб с цветными кожаными аппликациями, резьба по кости). Художественное ремесло продолжало процветать и в Танисе. Золотые и серебряные царские гробы и великолепные портретные маски, ожерелья, перстни, браслеты с инкрустациями, нагрудные украшения с подвесками в виде цветов лотоса являются свидетельством неослабевавшего мастерства и тонкости вкуса ювелиров.

Для скульптуры 10-8 веков также характерно стремление создать внешне нарядный памятник. Особенно отличаются в этом отношении бронзовые статуэтки, начинающие широко распространяться взамен дорогостоящих каменных статуй. Покрытые чеканными узорами и инкрустациями из золота, такие статуэтки достигают иногда высокого качества выполнения, как это видно по статуэтке ливийской царицы Каромамы (Рис. 67).

Во время правления эфиопской династии (712-663 гг. до н.э.) в художественной жизни Фив вновь наблюдается некоторое оживление. Временное укрепление хозяйства страны позволило новым фараонам, стремившимся показать себя законными владыками Египта, возобновить строительство в Карнаке, чему способствовало и то, что культ Амона давно уже был государственным культом Нубии. Положение столицы, вновь приобретенное Фивами, увеличило деятельность художественных мастерских. До нас дошли статуи фараона Тахарки и эфиопских царевен. Эти скульптуры явно отличаются от предшествующих им памятников живой передачей портретных черт, хорошо схваченными этническими особенностями. Прекрасными образцами подобных скульптур являются статуэтки эфиопской царицы в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве (Рис. 68) и фараона Тахарки в Эрмитаже (Рис. 69).

Реалистический портрет приобретает еще большую глубину на статуях частных лиц, как это видно по статуе Монтуэмхета, градоначальника города Фив при Тахарке (Рис. 70), с характерной углубленной проработкой всего лица, передающей и морщины щек и тяжелые припухшие веки пожилого человека.

Монтуэмхет жил в тяжелое для Египта время. При нем произошло завоевание страны Ассирией и, в частности, разгром Фив, когда из великолепной столицы Египта в Ассирию были увезены не только драгоценности, богатые одежды и мебель, но и скульптуры и даже обелиски и множество египтян было уведено в рабство. Монтуэмхету пришлось производить посильное восстановление основных храмов, откуда, по его словам, исчезли даже украшенные золотом двери. Не удивительно, что именно в эти годы Египет, и так уже давно управляющийся иноземными царями, подвергся разорению от еще более сильного врага. Такие люди, как Монтуэмхет, вспоминая былое величие своей страны, обращались к временам, казавшимся им верхом этого величия, – к правлению строителей пирамид. В этом свете понятно, почему рельефы гробницы Монтуэмхета в Фивах воспроизводят рельефы мастаба Древнего царства.

Стремление идеализировать далекое прошлое своей родины еще усилилось в последующие годы, когда Египет, объединенный под властью победителя Ассирии, саисского фараона Псамтика I, вновь стал независимым государством.

Саисский период в истории Египта (663-525 гг. до н.э.) был временем нового относительного расцвета. Благодаря объединению страны явилась возможность упорядочить оросительную систему. Саисские фараоны уделяли большое внимание увеличению торговых связей и развитию ремесел. Большое количество египетских изделий вывозилось за пределы страны и создало Египту ту славу, о которой говорит К. Маркс, указывающий, что «Египет и для других писателей, современников Платона, напр. Исократа, был образцом промышленной страны, он сохраняет это свое значение даже в глазах греков времен Римской империи».

Развернувшееся строительство было сосредоточено отныне преимущественно в новой столице, Саисе, где был, по-видимому, заново сооружен большой храм главной богини Саиса – Нейт, в котором устраивались теперь и царские погребения. К сожалению, эти постройки не сохранились, и мы знаем о них лишь по рассказам Геродота. Он сообщает об «обширном и замечательном дворце» в Саисе, о гробницах фараонов в саисском храме, в том числе о гробнице Априя, которая представляла собой «обширную каменную залу, обставленную колоннами в виде пальм», о том, как фараон Яхмес построил в Саисе «достойный удивления портик, далеко превзошедший портики всех строителей высотою и обширностью, величиною и достоинством камней. Потом поставил он колоссы и длиннейших мужских сфинксов». О грандиозных масштабах и высоком качестве убранства саисского храма богини Нейт свидетельствует уцелевший гигантский наос из цельного куска гранита, высотой около 25 м и весом 300 тонн с великолепно отполированной поверхностью.

Гробницы знати саисского времени сохранились в разных частях Египта, причем и форма их соответственно различна. Гробницы крупнейших фиванских вельмож состояли из ряда вырубленных в скале помещений, в числе которых были и колонные залы. Снаружи перед подобной усыпальницей пристраивались обнесенные кирпичными расписанными стенами дворики с пилонами, причем иногда эти стены были украшены таким же способом, как и стены зданий Древнего царства. Это было одним из проявлений того общего стремления к воспроизведению образцов древнего искусства, которое становится отличительной чертой памятников саисского времени. Эта архаизация не ограничивалась рамками искусства, она прослеживается и в литературе и в религии этого периода и была вызвана причинами политического характера. Саисские фараоны, пытаясь возродить древние традиции, тем самым подчеркивали свое намерение создать столь же независимое и могущественное государство, каким был Египет при строителях пирамид. Этому в известной степени способствовало и то, что центр политической жизни оказался на севере. Внимание к прошлому проявлялось самыми различными способами. В администрации вновь создаются давно исчезнувшие должности. Восстанавливаются культы древних царей, реставрируются древние храмы. Особенно отчетливо заметны эти тенденции в искусстве. Гробницы знати на севере, в Саккара, воспроизводят форму мастаба с глубокими шахтами, на дне которых из каменных плит выкладывались камеры в форме саркофагов Древнего царства, со сводчатым потолком, иногда очень разработанной конструкции.

В скульптуре и рельефе тоже наблюдаются архаизирующие черты. Известны случаи точного копирования рельефов целых мастаба. Статуи воспроизводят ряд иконографических элементов древних египетских скульптур.

«Всеобщая история искусств», т. 1, М., 1956.

В. В. Струве, История Древнего Востока, М., 1941.

В. И. Авдиев, История Древнего Востока, изд. 2, М., 1953.

Б. А. Тураев, Египетская литература, М., 1920. М.

Э. Матье, Древнеегипетские мифы, М.-Л., 1956.

И. Лурье, К. Ляпунова, М. Матье, Б. Пиотровский, Н. Флиттнер, Очерки по истории техники Древнего Востока, М.-Л., 1940.

В. В. Павлов, Очерки по искусству Древнего Египта, М., 1936.

В. В. Павлов, Скульптурный портрет в Древнем Египте, М., 1937.

М. Э. Матье. История искусства Древнего Востока. Древний Египет. Среднее царство. Л., 1941.

М. Э. Матье. История искусства Древнего Востока. Древний Египет. Новое царство. XVI-XV века. Л., 1947.

М. Э. Матье. Роль личности художника в искусстве Древнего Египта. – «Труды Отдела Востока Государственного Эрмитажа», т. IV, Л., 1947, стр. 5-99.

В. В. Павлов, Египетская скульптура в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Малая пластика, М., 1949.

В. В. Павлов и С. М. Ходжаш. Художественное ремесло Древнего Египта, М., 1959.

М. Э. Матье. Искусство Древнего Египта, Л.-М., 1961.

М. Э. Матье, Во времена Нефертити, Л.-М., 1965.

С. А1drеd. Old Kingdom Art in Ancient Egypt, London, 1949.

С. A1drеd, Middle Kingdom Art in Ancient Egypt, London, 1950.

С. А1dred. New Kingdom Art in Ancien Egypt, London, 1951.

E. B. Smith, Egyptian Architecture as cultural expression, New York, 1948.

W. S. Smith. A History of Egyptian Sculpture and Painting in the Old Kingdom, Oxford, 1946.

H. G. Evers, Staat aus dem Stein, Miinchen, 1929.

F. Bissing, Denkmaler agyptischer Sculptur, Miinchen, 1911-1914.

J. Сapart, L'art egyptien, 1-4, Paris, 1909-1947.

J. Сapart. Documents pour servir a 1'etude de 1'art egyptien, 1-2, Paris, 1927-1931.

H. Сarter, A. Mace, The Tomb of Tut-ankh-amen, 1-3, London, 1923-1933.

Nina de G. Daviers-Al. Gardiner, Ancien Egyptian Painting, Chicago, 1937.

«Encyclopedic photographique de 1'art». Musee du Caire. Antiquites egyptiennes, Le Caire, 1949.

H. Feсhheimer. Die Plastik der Agypter, Berlin, 1914.

H. Fechheimer, Die Kleinplastik der Agypter, Berlin, 1922.

G. Jequier, L'architecture et la decoration dans 1'ancienne Egypte, Paris, 1920-1924.

G. Jequier. Decoration egyptienne, Paris, 1911.

H. Sсhafer, W. Andrae, Die Kunst des Alten Orients, Berlin, 1925.

W. Wresziski, Atlas zur altagyptischen Kulturgeschichte, Leipzig.

В. Porter, R. Mоss. Topographical bibliography of ancient egyptian hieroglyphic texts, reliefs and painting, vol. 1-7, Oxford, 1927-1951. I. Pratt, Ancien Egypt, vol. 1-2, New York, 1925-1942.