Характеристика, данная Л.М. Лопатиным философскому творчеству Вл.С. Соловьева, заслуживает самого серьезного внимания. Тому несколько причин. Л.М. Лопатин был не только современником Вл.С. Соловьева, но и ближайшим другом с детских лет. Он был свидетелем и участником философского развития и становления Вл.С. Соловьева, духовно близким для него человеком. Он вел с ним споры о предмете философии, о свободе воли, о субстанциальности человеческого «я»[1]. Как друг, он был заинтересован в бережном и справедливом отношении к творчеству Вл.С. Соловьева, в том, чтобы по достоинству дать высокую оценку его творчеству, его значения для России как философа.
Подчеркнем, что Л.М. Лопатин не был исследователем философии Вл.С. Соловьева, он знал ее «из первых рук». Вопрос о значении этой философии для Л.М. Лопатина важнее проблемы анализа и интерпретации ее содержания. Рассмотрим те акценты, которые Л.М. Лопатин расставляет, рассказывая о философском мировоззрении своего знаменитого друга. На какие аспекты философии Вл.С. Соловьева обращает свое внимание и внимание своих читателей Л.М. Лопатин?
Характеризуя философское мировоззрение Вл.С. Соловьева, Л.М. Лопатин отмечает, что за последние 25 лет Вл.С. Соловьев был самым оригинальным философом в Европе[2]. Обратим внимание на то, что для Л.М. Лопатина вполне естественно рассматривать философию Вл.С. Соловьева в контексте развития европейской философии. Он, как и многие его коллеги по Московскому Психологическому обществу, развитие русской философии не воспринимал как изолированный от Европы процесс. В зрелые годы Вл.С. Соловьев ждал торжества абсолютной правды на земле, видя его в теократической организации человечества, в торжестве церкви, как носительнице высших духовных идеалов над светским буржуазным государством; верил в близость второго пришествия и возрождение всей твари через очищение и обожествление человека. Это, подчеркивает Л.М. Лопатин, в высшей степени характерная черта Вл.С. Соловьева. Вера в историческое будущее была для Вл.С. Соловьева, как и для многих его современников, самым глубоким идеальным двигателем, но для Вл.С. Соловьева она не заменяла религиозную веру, а опиралась на нее и облекалась в реальные формы[3]. Вл.С. Соловьев создал свою собственную независимую систему философии. «Соловьев начал первый писать не о чужих мнениях по вопросам философии, а об этих самих вопросах и стал решать их по существу, независимо от всяких мнений»[4]. Такое, указывает Л.М. Лопатин, случилось в России в первый раз. Вл.С. Соловьев выступил как мистик, метафизик и спиритуалист, в системе взглядов которого объединялись объяснение главных стадий развития природы, концепция человеческой истории, толкование нравственного смысла жизни. Идеальный, духовный мир был для Вл.С. Соловьева гораздо более конкретным и настоящим миром, чем тот материальный мир, который открывает нам полная иллюзий чувственность. В этом отношении взгляды Вл.С. Соловьева на Вселенную Л.М. Лопатин характеризует как платонизм. Большую роль при этом играет поэтический строй его фантазии: «во всех явлениях и процессах окружающей действительности он невольно чуял оживляющую их внутреннюю душу»[5]. Поэтому он отводит большое место мысли о душе мира в своей философии, а в теории познания непосредственное интуитивное созерцание внутренней истины, которое бывает доступно художникам и поэтам, ставил выше чувственного опыта и отвлеченного мышления. Вл.С. Соловьев думал, что и философ лишь тогда действительно познает, когда он способен к высшему созерцанию истинно сущего.
По Вл.С. Соловьеву, мир – это в Божестве его Другое, поскольку он вечно предстоит Богу как идеальный образ его творения. Вл.С. Соловьев называет его библейским именем Премудрости Божией, Софии. Ее присутствие в Божестве делает Бога единым творческим разумом: без нее Бог не имел бы предмета для мысли, а Бог не бывает без своего разума. В отношении к вечному миру в Божестве приходится различать два единства: первоначальное единство самого Бога, как творческой основы вечного мира, и производное, Богом вызванное внутреннее единство этого вечного мира, как подобия Божества. Внутреннее средоточие этого подобия Божия, живой источник вечных истин, присущих идеальному космосу, есть душа мира. Понятие «душа мира», несмотря на строго христианский, религиозный характер мировоззрения Вл.С. Соловьева, приближает его к пантеизму. Убежденный теист в воззрении на абсолютное начало вещей в нем самом, мировой процесс Вл.С. Соловьев понимает пантеистически.
Мировой процесс, по Вл.С. Соловьеву, представляет картину постепенного овладевания и проникновения мировой души как стихийной основы жизни мира, единящей и одухотворяющей силой Божественного Логоса. В создании человека природный процесс достигает своей верховной цели и получает свой истинный центр. В человечестве чувственная душа мира становится душой разумной и, проникнувшись умопостигаемым светом, обнимает в идеальном единстве все существующее. Через человека весь внебожественный мир должен стать единым живым телом Божественной Премудрости.
Вл.С. Соловьев верил в реальность духовного мира. Эта вера придает жизненность, цельность, конкретность его философской системе. Но из этой же веры вытекает и недостаток философии Вл.С. Соловьева, говорит Л.М. Лопатин. Этот недостаток состоит в том, что Вл.С. Соловьев рассматривал как одинаково объективно достоверные и логически необходимые и общие начала своей системы (которые он с очевидностью выводил из умозрительных оснований), и все приложения этих начал к объяснению событий мировой и человеческой истории. Он не делал различий между утверждениями действительно необходимо логически достоверными и утверждениями, только возможными и мыслимыми[6]. Эти недостатки Л.М. Лопатин объясняет поэтичностью ума Вл.С. Соловьева и преувеличенным уважением к диалектике Г. Гегеля.
Мировоззрение Вл.С. Соловьева, говорит Л.М. Лопатин, трудно подвести под какую-нибудь общепринятую рубрику: он теист в воззрении на первое начало вещей и дуалист в представлении и силах, движущих мировой и человеческой жизнью; оптимист в оценке общего смысла природного и человеческого существования и пессимист в оценке реальных условий развития Вселенной и т.д. Но его философия лишена тенденциозности, предвзятости, она имеет захватывающую глубину, полную поэзии цельность, задушевную искренность.
Что интересно: Л.М. Лопатин, имея завершенное представление (образ) о философии Вл.С. Соловьева, использует для его передачи такие фразы: «верил в реальность духовного мира», «вера в историческое будущее», «поэтический строй его фантазии», «чуял...внутреннюю душу», «поэтичность ума Вл.С. Соловьева». И это не случайность, не особенность авторского стиля Л.М. Лопатина, а проявление его собственной принципиальной философской позиции и вытекающей из нее оценки философии своего друга. Л.М. Лопатин расходился с Вл.С. Соловьевым в вопросе об отношении метафизики и теософии. Для Вл.С. Соловьева «...истинная метафизика есть непременно теософия, и, наоборот, теософия есть единственная метафизика»[7]. (Термин «теософия» Вл.С. Соловьев употребляет не в том значении, какое он имел в учении Е.П. Блаватской и ее последователей)[8]. Для Л.М. Лопатина метафизика отличается от теософии по своему предмету, задачам и содержанию. На наш взгляд, это расхождение характерно: Л.М. Лопатин видел философию как рационалистический дискурс, имеющий определенные строгие категории, тогда как Вл.С. Соловьев допускал употребление поэтических метафор. «Бессмертной заслугой»[9] Вл.С. Соловьева Л.М. Лопатин считает то, что он указал, в каком направлении нужно искать положительную истину, и дал высокий, вдохновляющий образец ее самоотверженного искания.
При прочтении строк Л.М. Лопатина ни на минуту не возникает сомнения, что он искренно говорит о выдающемся значении именно философии, более того, целой философской системы Вл.С. Соловьева. Но в то же время возникает недоумение: а является ли мировоззрение Вл.С. Соловьева, в частности учение о душе мира, Софии, философией или все-таки поэзией, выраженной в философских терминах, основанной на вере? Может быть, Л.М. Лопатин невольно для себя свидетельствует о наличии такой проблемы: каков статус поэтического образа в философии, в системе философского знания? Или, быть может, о проблеме места и роли визионерского опыта в философии, которая для самого Л.М. Лопатина есть «дело свободы разума»? Оба философа – и Л.М. Лопатин, и Вл.С. Соловьев, уделяли внимание мистическому элементу в философском познании.
[1] Громов А.В. Спиритуалистический монизм Л.М. Лопатина // Сумма философии: Сб. науч. тр. / Отв. ред. А.В. Перцев. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. Вып. 3. С. 42-60.
[2] То есть за последнюю четверть девятнадцатого столетия. См.: Лопатин Л.М. Философское мировоззрение В.С. Соловьева // Лопатин Л.М. Философские характеристики и речи. Минск.: М., 2000. С. 145.
[3] Там же. С. 150.
[4] Там же. С. 154.
[5] Там же. С. 158.
[6] Там же. С. 159.
[7] См.: Соловьев В.С. Сочинения. В 2 т. Т.1. М., 1990. С. 590.
[8] См.: Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия серебряного века. М., 2001. С. 110.
[9] Лопатин Л.М. Философское мировоззрение В.С. Соловьева // Лопатин Л.М. Философские характеристики и речи. Минск; М., 2000. С. 191.