http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=2908
Холст, масло. 107x146 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Друг замечательного русского пейзажиста Аркадия Александровича Рылова художник К. Ф. Богаевский как-то шутливо заметил:
«Картину писал Аркадий Александрович Рылов, а «Зеленый шум» – это мое изобретение».
Сам Рылов в книге своих прекрасных воспоминаний живо повествует о том, при каких обстоятельствах родилось поэтическое название этой широко известной картины, и одновременно знакомит нас с ее творческой историей.
«Я написал к выставке три большие картины и несколько меньших,– рассказывает он.– Перед выставкой по обыкновению пришел к нам Архип Иванович Куинджи (любимый учитель Рылова и высший для него художественный авторитет). Душа ушла в пятки, когда послышался его сильный звонок, показалась знакомая шуба и красивая голова с заиндевевшими усами и бородой. Куинджи прошел в комнату Богаевского... от Богаевского он пришел ко мне.
Неохотно поставил я на мольберт пейзаж с березами. Я не совсем доволен был картиной, а Архип Иванович похвалил, обыкновенно он редко хвалил. Я очень много трудился над этим мотивом, несколько раз все перекомпоновывая и переписывая, стараясь передать ощущение от веселого шума берез, от широкого простора реки. Жил я летом на крутом, высоком берегу Вятки, под окнами шумели березы целыми днями, затихая только к вечеру; протекала широкая река; виднелись дали с озерами и лесами. Оттуда поехал в имение к ученице. Там аллея старых берез, идущая от дома в поле, тоже всегда шумела. Я любил ходить по ней и писать и рисовать эти березы. Когда я приехал в Петербург, то в ушах у меня остался этот «зеленый шум». Я удивился, что Архипу Ивановичу понравилась эта картина, и был, конечно, страшно рад. Позвали Богаевского и стали втроем курить и мирно беседовать. Богаевский, увидев мою картину, стал декламировать некрасовское стихотворение «Идет, гудет зеленый шум...» Так и дано было название картине «Зеленый шум».
Зеленый шум!
Высокий крутой берег реки, над которым с размашистым гулом шумит взволнованная порывами ветра листва, летящие по реке далеко внизу лодки под белыми парусами, безграничный простор заречья и облака в высокой синеве ветреного неба,– все в этой гулкой, насыщенной движением картине проникнуто чувством любви к родной природе и восторгом перед ее мятущимся «непокоем». И надо ли удивляться тому, что появление этой картины в предреволюционном 1904 году, когда в воздухе уже явственно ощущалось приближение грозовых раскатов общественной бури, было воспринято современниками, теми, кто ждал свежего ветра революции, как знаменательный поэтический символ, как некое образное предвосхищение грядущего социального обновления? Полная бурной динамики, картина Рылова вызвала неожиданный для художника общественный отклик, и его чудесный, насыщенный зеленым шумом пейзаж привлек к себе сердца зрителей не только своими высокими эстетическими достоинствами, но и той социальной патетикой, которую в нем ощутила передовая предреволюционная Россия.
Картина сразу же получила широкую известность, и имя автора навсегда вошло в историю русской живописи. Скромно задуманный пейзаж с березами, навеянный шумом листвы, трепещущей под порывами ветра, прозвучал в истории русского пейзажного искусства ярким мажорным аккордом. Художник создал произведение, в котором не только проявил свой чарующий талант живописца, но и наметил многие новые пути развития нашего послелевитановского пейзажа.
Прекрасную характеристику Рылова оставил нам его старший собрат по искусству Михаил Васильевич Нестеров, выдающийся русский художник. В своей книге «Давние дни» он писал:
«Годы с начала 900-х по самый год кончины были непрерывной цепью успехов Аркадия Александровича, его любованием разнообразнейшими красотами родной природы. Имя его становилось почетным, но ни в какой мере не кричащим, в русском искусстве. Талант креп, образы его делались более и более значительными, и он не будучи по своей природе тенденциозен, был содержателен. Прелесть картин Рылова крылась в их внутренней и внешней красоте, в их «музыкальности», в тихих, ласкающих, или стихийных, бурных переживаниях природы. Его таинственные леса с шумами лесных их обитателей дышат, живут особой, чарующей жизнью. Его моря, реки, озера, небо ясное, сулящее на завтра «вёдро», или небо с несущимися куда-то облаками – беду сулит – все, все у Рылова в действии, все динамично – радость жизни сменяет ее драму. Темный бор полон тревоги, бурные берега Камы, быть может, кому-то несут гибель. Осенний перелет птиц за далекие моря переживаем, как личную утрату ясных дней. Все у Рылова полно значения, и он нигде, ни в какой мере не равнодушен к смыслу, к совершающимся таинствам природы и ее обитателей. Он поет, славит и величает Родину-мать...
Рылов не просто «пейзажист», он, как Васильев, как Левитан, глубокий задушевный поэт. Он родной нам, он дорог нам, ибо Рыловых природой отпускается очень, очень скупо...»
http://sttp.ru/master51.html
|
|
