Портрет А.П. Антропова с сыном перед портретом жены Елены Васильевны.
Дрождин, Петр Семенович
Холст, масло. 84 х 70,5
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. Инв. № Ж-4929
Семейный портрет художника написан близким человеком к семье А.П. Антропова – его учеником П.С. Дрождиным. Портрет напоминает жанровую сцену. А.П. Антропов стоит у мольберта и пишет портрет своей супруги Елены Васильевны, которая к этому времени, видимо, уже умерла. За спиной живописца его единственный сын – Василий, рассматривающий рисунок с какой-то аллегорической фигурой. Отец, можно догадываться, заботился о преемственности своего дела и поощрял занятие сына художеством.
За этот портрет П.С. Дрождин получил в 1776 году звание «назначенного» академика.
В творчестве Алексея Петровича Антропова (1716-1795) явственно прослеживается преемственность между живописцами-пенсионерами эпохи Петра I и художниками второй половины XVIII века. Наибольших успехов мастер добился в жанре портрета. Именно в этой области Антропову принадлежит решающая роль в упрочении национальных традиций, выразившихся в реалистически точном и непредвзятом отображении действительности.
А. П. Антропов родился в семье «слесарного мастера» Оружейной палаты. Он начал свой долгий творческий путь в неблагоприятное время царствования Анны Иоанновны. (Впрочем, для творческих людей и все другие времена в России были неблагоприятными.) Аннинская эпоха отмечена жестокостью нравов, «бироновщиной» – пренебрежением к национальным традициям и чрезмерным влиянием иностранцев, особенно немцев, во главе со знаменитым царским фаворитом Бироном.
А. П. Антропов – ученик придворного живописца Луи Каравакка, а также петровских пенсионеров А. Матвеева и М. Захарова. Начиная с 1732 года он долгое время состоял на службе в «живописной команде» Канцелярии от строений. Многие годы А. П. Антропов провел под началом известного художника Ивана Вишнякова и только в 1749 году он получил звание живописного подмастерья, а в конце 50-х годов – звание живописного мастера. В команде И. Я. Вишнякова начинающий художник работал над декорированием дворцов и соборов, принимал участие в росписи Летнего, Зимнего, Аничкова, Петергофского и Екатерининского дворцов.
В 1752 году А. П. Антропова послали в Киев для исполнения живописных работ в отстраивавшемся по проекту Ф. Б. Растрелли соборе Андрея Первозванного. Под его руководством был установлен иконостас, изготовленный в Петербурге. Также вместе с артелью мастеров он «доделывал живопись на местах», расписывал купол и стены церкви. Трудоемкая, физически тяжелая работа длилась почти четыре года. Сейчас стенопись в Андреевском соборе после многих поновлений и записей значительно отличается от первоначальной и выделить работы кисти А. П. Антропова практически невозможно.
Ранние станковые произведения А. П. Антропова докиевского и киевского периодов, к сожалению, сохранились в очень небольшом количестве. К ним можно отнести портрет императрицы Елизаветы Петровны (середина XVIII в., ГРМ) и еще одно изображение этой правительницы (между 1744 и 1751 гг., Сергиево-Посадский музей-заповедник), которое А. П. Антропов скопировал с парадного портрета работы своего учителя Луи Каравакка.
Подобные официозные изображения августейших особ исполнялись обычно с установленного и апробированного «образца». Например, парные портреты великого князя Петра Федоровича (1753, ГРМ) и великой княгини Екатерины Алексеевны (1753, ГРМ) А. П. Антропов писал с «живописных образцов» Г.-Х. Грота. Однако, согласно традициям русского XVIII века, это прямое заимствование вовсе не умаляло авторского достоинства копииста, который, не вступая в противоречие с моральными нормами того времени, подписывал работу своим именем. Задача не была чисто формальной: художник мог предложить новую интерпретацию классического образа. Кроме того, в России копирование чужих произведений было профессиональной школой изучения приемов живописного мастерства.
Покинув в 1755 году Киев, Антропов приезжает в Москву, где с «командою» расписывает плафоны Головинского дворца. Этими трудами он составил себе репутацию искусного мастера – в 1757 году Антропов получает аттестат от Московской гофинтендантской конторы, удостоверяющий его квалификацию живописца.
В 1758 году с прибытием Антропова в Петербург начинается новый этап творчества художника. На сорок втором году жизни он поступает в обучение портретному искусству к Пьетро Ротари – итальянскому художнику при дворе Елизаветы Петровны. Обучение, надо полагать, строилось так, как это было принято в середине ХVIII века: ученик копировал манеру своего учителя и участвовал вместе с ним в выполнении живописных заказов, получая от него советы и наставления. Известна антроповская копия с портрета великой княгини Екатерины Алексеевны (конец 1750-х гг.?, ГТГ) работы П. Ротари. Итальянский мастер был доволен своим учеником и даже называл его «лучшим живописцем России». Вполне убедительно предположение И. М. Сахаровой, что знаменитый портрет А. М. Измайловой (1759, ГТГ) стал своего рода экзаменом на звание портретиста по окончании учебы у придворного маэстро (Сахарова Я.М. Алексей Петрович Антропов. – М., 1974. С. 60.). Художественные достоинства портрета А. М. Измайловой действительно свидетельствуют о более высоком, нежели ранее, уровне мастерства. В своей живописной манере Антропов впоследствии отчасти следовал Ротари — два года обучения не прошли даром.
Портрет посетившего Петербург грузинского царя Теймураза Николаевича, весьма удачно написанный, завоевал художнику солидную репутацию в высших кругах – к нему весьма охотно стала обращаться с заказами петербургская знать. Однако в Императорскую академию художеств, открытую в 1758 году, его не пригласили.
Граф И. И. Шувалов, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, меценат и покровитель русской науки, искусства, культуры, предложил А. П. Антропову переехать в Москву, чтобы поступить на службу в университет, при котором предполагалось вначале учредить и Академию художеств. Но так как этот проект не был реализован, то по рекомендации Шувалова А. П. Антропов был в 1761 году определен в Святейший Синод живописцем и ревизором иконного писания. В его обязанности входило наблюдение за иконописцами, а жалованье положили 600 рублей в год – деньги очень большие для того времени.
С конца 1750-х годов можно говорить о начале вполне самостоятельного художественного пути А. П. Антропова – портретиста. Расцвет его творчества приходится на 60-е годы, когда он создал свои лучшие полотна, такие, как портреты М. А. Румянцевой (1764, ГРМ) , В. В. Фермора (1765, НИМ РАХ), А. В. Бутурлиной (1763, ГТГ), Д. И. Бутурлина (1763, ГТГ) и портрет неизвестной (1760-е гг., ГТГ). Во всех этих произведениях художник отнюдь не стремится проникнуть в сложный мир душевных переживаний тех, кого он изображает, но лишь предельно точно фиксирует их внешность.
Вместе с тем в портретной манере А. П. Антропова на протяжении всех периодов его творчества чувствуется влияние старых живописных традиций конца XVII – начала XVIII вв. Связь с техникой иконы и парсуны очевидна во многих его произведениях. Особенно показателен портрет атамана Ф. И. Краснощекова (1761, ГРМ), сильно напоминающий одновременно парсуну и украинский портрет. Выполнение церковных работ в Киеве могло только укрепить эти живописные склонности мастера, так как на Украине вплоть до середины ХVIII века были сильны иконно-парсунные традиции. К тому же не следует забывать, что А. П. Антропов всю свою жизнь писал иконы.
Подобная направленность сказалась на целом ряде работ А. П. Антропова, например, на портрете А. Л. Апраксиной (конец 1750-х гг., Гос. музей А.С. Пушкина), а также на многочисленных портретах духовных лиц, которых ему часто приходилось писать в качестве художника, состоявшего при Синоде. Это, в частности, портреты архиепископа Сильвестра Кулябки (1760, ГРМ), архиепископа Гавриила Петрова (1774, ГИМ), духовника императрицы Елизаветы Петровны Федора Дубянского (1761, ГЭ), московского архиепископа П. Левшина (1775, Тверская картинная галерея). Живописные качества работ А. П. Антропова, восходящие к парсуне, выразились в застылости поз, условно-объемной моделировке головы, приближенности лица к первому плану, глухом нейтральном фоне, тщательной, но при этом часто плоскостной прописанности аксессуаров, традиционном иконном сочетании красного и зеленого, желтого и голубого цветов.
В 1762 году, после смерти Елизаветы Петровны и восшествия на престол Петра III, Святейший Синод поручает А. П. Антропову парадный портрет нового императора. Появилась реальная возможность заявить о себе при царском дворе; удача вроде бы улыбнулась художнику. А. П. Антропов пишет эскиз к портрету Петра III (1762, ГТГ) и три больших парадных портрета государя: один для Святейшего Синода (Портрет Петра III. 1762, ГРМ), другой для Правительствующего Сената (Портрет Петра III. 1762, ГТГ) и третий — портрет императора в обстановке военного лагеря (около 1762, ГРМ), находившийся в Зимнем дворце. Тогда же по ходатайству бывшего члена Синода, архимандрита Троице-Сергиевого монастыря Лаврентия Хоцятовского, А. П. Антропов создает уменьшенный и усеченный вариант портрета Петра III (1762, Сергиево-Посадский музей-заповедник). Однако новый император процарствовал лишь полгода и был свергнут своей женой, будущей императрицей Екатериной II. Разумеется, она не собиралась предоставлять место при дворе художнику, запечатлевшему образ ее ненавистного супруга. Государыня приблизила датского живописца Вигилиуса Эриксена, написавшего около тридцати ее портретов в самых различных костюмах и позах, а позднее – Стефано Торелли, создававшего в ее честь пышные аллегорические полотна. Нужно отдать им должное, как живописцы они были сильнее нашего Антропова. Ему недоставало в сравнении с современными иностранными художникам авантажной и тонкой идеализации образа. А. П. Антропов так и не стал придворным живописцем, что поставило преграду росту его популярности в обществе – ведь в России добиться всеобщей славы, почета, денег можно было только благодаря признанию со стороны августейших особ.
Однако Екатерина II, умевшая находить применение талантливым людям, привлекла А. П. Антропова к важным государственным делам. Художника подключили к работам по подготовке коронационных торжеств. В числе других «казенных мастеров» (И. Бельского и И. Вишнякова) его отправили в Москву для запечатления эпизодов коронации. Сроки были минимальными, и потому «понуждать живописцев» было поручено специально выделенному поручику лейб-гвардии. А. П. Антропов написал восемь портретов-транспарантов Екатерины II для всех четырех триумфальных ворот, поставленных в разных частях города. В подмастерьях у Антропова был Дмитрий Левицкий – в будущем крупнейший отечественный портретист того столетия.
Праздничные полотна, выставленные для москвичей, которые с их помощью могли увидеть лицо своей императрицы, быстро обветшали и пропали. Представление о них можно составить по эскизу, попавшему в Третьяковскую галерею (Портрет Екатерины II. Эскиз. 1762, ГТГ). Скорее всего, он получил высочайшую «апробацию», так как императрица просматривала все архитектурные чертежи ворот и эскизы всех изображений, связанных с торжествами.
В 1760-е годы А. П. Антропов сделал достаточно много копийных портретов царицы, главным образом с оригиналов иностранных художников. Например, портрет Екатерины II (1766, ГРМ) – копия с работы С. Торелли, и портрет этой же императрицы (1766, Новгородский музей), написанный с оригинала Ф. С. Рокотова. Но Антропов повторял и свои работы, что показывает, например, еще один портрет Екатерины II (1766, Волгоградский музей). У художника, как и у многих других русских живописцев XVIII столетия, портретный образ выступает прежде всего как символ определенного сословного положения изображаемого человека — портрет превращается в социальный знак. Живописец петербургского дворянства и высшего духовенства, А. П. Антропов создает портреты, по которым можно безошибочно судить об общественном положении заказчика, о его должности, материальном преуспевании; награды говорят о его успехах по службе. Социальная репрезентативность просматривается не только в помпезных царских портретах, но и в небольших камерных.
В 1770–1780-х годах творческие силы А. П. Антропова идут на спад. Черты намечающегося кризиса уже заметны, например, в портрете П. А. Колычева (1767, ГИМ). В тонком и изысканном изображении деталей костюма – это составляло сильную сторону художника – очевидно тяготение к суховатой упрощенности. Работы Антропова этого времени подчас кажутся даже архаичными в сравнении с его собственными произведениями 1760-х годов, что прослеживается в портретах духовных лиц и особенно – в ретроспективных изображениях членов августейшей семьи, например, в большом историческом портрете Петра I (1770, ГРМ), написанном для синодальной членской палаты.
В последний период А. П. Антропов все меньше создает портретов с натуры, но создает много икон. До конца своих дней мастер писал образа «для поднесения высочайшим особам». Синод возлагает на него различные поручения, связанные не только с контролем над иконописцами. Так, его командируют в Москву для осмотра кремлевских соборов. В 1789 году художник совершает важный поступок – передает свой собственный дом Приказу Общественного призрения для устройства в нем народного училища.
Также он открывает частную школу живописи, методы работы которой находились в противоречии с принципами обучения в Академии художеств. Его учениками были П. С. Дрождин и Д. Г. Левицкий. Мастер передавал своим ученикам прежде всего преданность натурной правде. Однако, как замечает Александр Бенуа, А. П. Антропов «действительно мог выучить первого нашего большого мастера Левицкого приемам, как справляться с тканями, мебелью и отчасти даже лицом, но в то же время эти вещи обнаруживают чисто российскую наклонность к черноте, к желтому, оливковому тону, вполне объяснимую в художнике, обучавшемся у иконного мастера. Преемственность старой иконописной школы, таким образом, нашла себе выражение в его творчестве (а через него и во всем последующем развитии русской живописи) далеко не в благоприятном отношении» (Бенуа А.Н. История русского искусства в XIX веке / Сост., вступ. статья и коммент. В.М. Володарского. – М.: Республика, 1995. С. 26—27.).
Художественное наследие А. П. Антропова трудно исчерпать, определив его принадлежность к какому-то определенному стилевому направлению. Мастер испытал воздействие стиля барокко, особенно в ранний период своего развития. В поздних вещах времен Екатерины II можно увидеть отблески классицизма. Однако вернее всего было бы отнести его творчество к раннему реализму. И хотя его реалистическая правдивость ограничивается еще главным образом физическим сходством – глубина человеческой психики для него закрыта, – все же произведения Антропова знаменуют ощутимый сдвиг русского искусства к реализму, зачатки которого относятся еще к петровскому времени.
Антропов скончался от горячки в 1795 году и был похоронен в Александро-Невской лавре, для которой он в свое время писал иконы и портреты. Надгробная плита на его могиле сохранилась до наших дней. Алексей Петрович Антропов занимает достойное место в русской художественной культуре XVIII века. Незаурядное дарование живописца, строгая правдивость в изображении натуры, а также педагогическая деятельность принесли мастеру заслуженное признание.
