Не окончен
Холст, масло. 187x142,5 см.
Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Как Гамлет в той, прежней картине, Мамонтов кажется прикованным взглядом к зеркалу, где видит нечто такое, что заставляет его в ужасе отшатнуться. Но видение, изобразившееся в зеркале, — не что иное, как сам этот портрет: надгробная стела превращает изображенное пространство в пространство склепа: густая тень на стене слита с чернотой фрачного костюма так, что весь черный массив слагается в призрачную темную фигуру, развалившуюся в кресле по диагонали, точно повторяющей укутанную в тень фигуру плакальщицы: за вычетом этого сгустка темноты остается голова на белом фрачном пластроне. Этот пластрон представляет собой незакрашенную поверхность грунта, отсеченную от окружающей черноты так, что возникает поразительная иллюзия скульптурного бюста, повернутого в три четверти к плоскости изображения. Наконец, пожалуй, главная «незаметность», выдающая мысль художника: тень, положенная на правую (от зрителя) часть головы, разворачивает ее абсолютно фронтально и в сочетании с резко оконтуренной глазной впадиной дает полную иллюзию мертвою черепа. Скульптурные мемории в инфернальной игре теней в сумрачном пространстве с «подвальным освещением»...
Есть от чего прийти в ужас. При всем том простейшими средствами достигнуто впечатление надменной величественности. Так оно и подобает парадному портрету, назначение которого — не просто сохранить облик, но воздвигнуть памятник. Но та же нагнетенность пафоса возвышает значение всех настойчивых напоминаний о загробных потемках, превращая портрет в вариацию на тему «sic transit gloria mundi». Пространство портрета словно оглашено звуками библейских причитаний:
«ибо Ты вознес меня и низверг меня...» (Псалтирь, 101:12).
http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=1391
"Портрет Саввы Ивановича Мамонтова" является вершиной и совершенным выражением врубелевской концепции этого жанра. На материале портрета словно апробируется демоническая тема титанического величия и трагизма духа. В облике и окружении московского Медичи есть черты представительности и даже парадности — в величавой импозантности позы, смягченной артистической небрежностью, в щегольском костюме, сверкающих лаком туфлях, в блеске красного дерева и благородстве узоров ковра. Но трагическая смятенность кисти художника ломает парадную схему портрета. Краски и формы смещены, контрасты света и тона сгущены и драматизированы. По стенам бегут черные тени, ярко вспыхивает пластрон манишки, оживает и обнаруживает свой траурный характер скульптура за спиной Мамонтова. Величественная фигура человека судорожно приподнимается в кресле. Лицо искажает конвульсия.
Этот экспрессивно-драматический эффект во многом обусловлен соединением в портрете законченных, смело и красиво написанных деталей и едва подмалеванных мест. Пластрон манишки – это незакрашенный грунтованный холст. Голова словно высечена немногими крупными плоскостями. Ударом кисти намечен глаз.
Врубель, кажется, воплощает в портрете таинственное знание о близком трагическом переломе в жизни модели. Дело в том, что Мамонтова, этого баловня судьбы, наделенного многочисленными талантами, богатством, властью, вскоре постигнет непоправимое несчастье: позор, арест, разорение, после чего он уже не в силах будет оправиться. Его покинут друзья, даже таланты, которые он открыл и выпестовал. Возможно, тайна пророческого дара Врубеля объясняется не особым талантом провидения индивидуальной судьбы, а выражением мироощущения символизма: душа, заключенная в темницу тела, непреодолимо одинока, существование человека трагично, тайны жизни и смерти непроницаемы. Все перечисленные портреты сближает колорит — обобщающая коричневая тональность, при ближайшем рассмотрении складывающаяся из множества красок. Эта строгость цветового решения соответствует серьезности отношения Врубеля к моделям, но так не похожа на "лиловые миры" (Блок) Врубеля в его картинах.
http://vrubel-world.ru/issled6.php
|
|
