94,6 x 83 cm.
Собрание К.Тисен, Филадельфия.
"...В 1872 году Мане вместе с Сюзанной едет в Нидерланды. Там он посещает музеи. Картины Франса Хальса из Амстердамского Риксмузеума и Гаарлемского городского музея приводят его в восторг. Какой блеск, что за острота глаза и руки у этого мастера из мастеров! Живопись? "Глаз, рука..." – говорит Мане. А что, если начать для следующего Салона большой портрет в духе "Веселого пьяницы" Хальса? Не поможет ли он закрепить успех?
Вернувшись в Париж, Мане начинает работу над портретом. Он просит постоянного посетителя кафе Гербуа литографа Эмиля Белло быть натурщиком, сажает его прямо в кафе за столик: левая рука держит бокал с пивом, в правой – белая глиняная трубка.
В кафе Гербуа Белло ничем себя не проявляет, ни во что не вмешивается. Этот увалень с круглым брюшком и короткими ляжками по натуре своей человек самый мирный. Удобно устроившись на стуле, он курит и с видом безмятежного спокойствия попивает пиво. Для Мане он станет идеально терпеливой моделью. Что-что, а терпение литографу потребуется – ведь Мане заставит его позировать не менее 80 раз.
Всю очень и даже часть зимы художник возится с этим портретом – он называется "Кружка пива", – стараясь передать добродушно- эйфорический вид Белло, его багровое лицо под меховой шапкой, простодушный взгляд, густые усы и бороду, лежащую поверх галстука, завязанного на манер платка. Мане возбужденно потирает руки. Он не сомневается, что создает сейчас шедевр.
Закончив полотно в самые первые недели 1873 года, он приглашает кое-кого из друзей посмотреть на него и высказать свое мнение. Полное единодушие. Мане превзошел самого себя. "Какая живопись!" – восклицает Теодор Дюре, только что прибывший из Бомбея после кругосветного путешествия и поспешивший поздравить автора "Кружки пива".
Мане сияет от радости, он уверен, что успехи последуют теперь один за другим, да и за медалями дело не станет.
Однако кое-что омрачает радость, которую доставляют Мане комплименты, расточаемые "Кружке пива". Если Берта согласилась послать во Дворец промышленности свою пастель, то преобладающая часть "батиньольцев" отныне не желает больше ставить себя в зависимость от решения жюри Салона. Они отрицают компетентность этих судий и подумывают о возможностях организовать групповые независимые выставки. В прошлом году многие из них уже воздержались от участия в Салоне. Мане страстно протестует. Они были не правы! Нет другого поля битвы, кроме Салона; в Салоне, и только в Салоне, надлежит сражаться и побеждать. "Изменники!" – кричит он, задетый их безразличием по отношению к Салону, и это безразличие начинает ему казаться критикой по собственному адресу.
Но положение станет еще хуже, когда через несколько недель на его долю выпадет настоящий триумф, – как он к нему стремился, как на него надеялся! Ибо "Кружка пива" одержит ту победу, о которой Мане мечтал с самых первых шагов, еще в мастерской Кутюра.
Жюри продемонстрировало в этом году такую же непримиримость, как некогда – в 1863 году, во времена "Завтрака на траве", и, как и тогда, гнев мастерских настолько силен, что организует выставку "отвергнутых". Однако на этот раз Мане среди парий нет. Его "Кружка пива" экспонируется здесь, в настоящем Салоне, ею восхищаются, ее хвалят, она повешена на почетном месте. За исключением нескольких упрямцев – немногочисленных, очень немногочисленных, – все еще пытающихся делать мелкие выпады против "великого жреца школы мазилок", критика в целом аплодирует его произведению.
Полный, оглушительный успех. Повсюду натыкаешься на "Кружку пива". Книжные лавки, торговцы табаком и всякой мелочью – все продают ее фотографические репродукции. Один коммерсант с улице Вивьенн выставил в своей витрине палитру Мане, украшенную художником изображением кружки пива. Говорят, что успех заразителен; Мане может это подтвердить: вскоре "Кружку пива" сделают вывеской одной из пивных, расположенных в Латинском квартале; в конце года она станет темой для обозрения в театре Шато-д'О. Да и сам Белло, озаренный успехом картины, успел войти в роль ее героя. Кисть Мане навеки превратила литографа в любителя пива: в глазах публики он стал тонким знатоком таинственных операций с солодом и дрожжами, в результате которых получается забористый портер и крепкое пиво, почитавшееся еще фламандскими гезами. Чему только не бывают обязаны судьбы человеческие! Основав художественно-литературное общество "Пивная кружка" с ежемесячными обедами, модель Мане закончила жизнь владельцем и директором корпоративной газеты "Эхо французских пивных".
Мане донимают поздравлениями. Его чествует весь Париж. Однако успех, столь полно отвечающий постоянным желаниям Мане, радует его меньше, чем можно предположить. Вместе с "Кружкой пива" он решился выставить в Салоне портрет Берты Моризо, названный им "Отдыхом", – разговоры о грядущей помолвке Берты и Эжена делают подобный шаг вполне безопасным. Так вот, Мане ни разу не поздравили с этим "Отдыхом". Хуже того! "Отдых" охотно сравнивают с "Кружкой пива", чтобы подчеркнуть, как остепенился художник. "Отдых" – ну посудите сами, это ведь та же самая мазня, создатель "Олимпии" ею пользовался еще вчера. "Эта живопись относится к тому времени, когда г-н Мане довольствовался малым", – пишет Кастаньяри. Г-н Мане наконец успокоился, не правда ли? Понял, что сумасбродства ни к чему не приведут. Альбер Вольф, критик из "Фигаро", склонный к резким высказываниям, прямо заявляет:
"Г-н Мане разбавил свое пиво водой".
Разбавил свое пиво водой! Мане немедленно реагирует. Тем более что Стевенс в определенном смысле как бы усугубил приговор Вольфа. "Водой? – воскликнул он не без злорадства. – Да это же чистейшее гаарлемское пиво!" Мане возмущен. Он категорически не согласен, будто пошел на уступки, о чем в кафе Гербуа поговаривают те, кому успех Мане кажется слишком подозрительным. Толпа восхищается "Кружкой пива", утверждают они, не потому, что это лучшая по живописи картина Мане, но, напротив, как раз потому, что ее фактура отмечена менее яркой оригинальностью, менее индивидуальным почерком, чем обычные произведения Мане, и что нравится в ней сюжет, "анекдот", – портрет славного малого без всяких там сложностей; сияя от удовольствия, он спокойненько покуривает трубку и попивает пивко, нимало не беспокоясь о Сириусе. Мане догадывается о таких высказываниях, о критике "батиньольцев"; ведь такие же или почти такие упреки адресуют и Гийеме, и Фантен-Латуру, их тоже обвиняют в выборе легкого пути, пути компромиссов. Он пошел на поводу у публики? Нет, утверждает он, это публика пришла к нему.
И все-таки он встревожен, он начинает вопрошать самого себя. Окружающие скоро убедятся, что успехи одинаково и смущают и радуют. Ах! Если бы он сумел угодить сразу и Берте, и Эве, и жюри Салона, и "батиньольцам"! ..."
По материалам книги А.Перрюшо "Эдуард Мане".// Пер. с франц. и послесл. М.Прокофьевой. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб. 2000. – 400 с., 16 с. ил.
http://impressionnisme.narod.ru/MANE/mane46_about.htm
|
|
