Холст, темпера. 103x141,2 см.
Государственная Третьяковская галерея, Москва.
http://www.art-catalog.ru
Врангель, а вслед за ним и Гофман считают Гобелен и Водоем лучшими картинами Мусатова, хотя приведенные ими анализы совсем не убеждают меня в высокой значимости этих картин. И я считаю эти картины самыми интересными и сложными, но по собственным соображениям: по духовному содержанию, по несомыми ими философскими обобщениями. Отсюда делаю естественный вывод: в этих картинах, как и во всех иных, находящихся в Лувре, Дрезденской галерее, Эрмитаже, Третьяковской галерее кто-то очень авторитетный и квалифицированный давным-давно разобрался, понял и оценил. Но широкая публика пока еще далека от того, чтобы признать в Джоконде шедевр и поставить ее хотя бы чуть выше женских портретов Шилова.
Врангель о картине.
«Он пережил, создавая Гобелен, смерть своей первой мечты. В записках его, относящихся к этому времени, видна тяжелая драма любви и одиночества. Мусатов понял, что ему нельзя быть с теми девушками, среди которых он жил когда-то. И мечтая о них, он уже не рисовал рядом с ними нарядного влюбленного кавалера. В гобелене две девушки и нет мужчины. Его не будет и в последующих картинах Мусатова, греза о женщине всецело полонила его… Эта картина, быть может, самая совершенная из всего, что писал Мусатов. Здесь скованы в одно: нежная детская душа и дивная техника живописи и рисунка. В парке под сенью деревьев гуляют две девушки. Они светлые, такие же белые как Зубриловский дом, который виден в отдалении. Они грустные, как грустны эти деревья, завороженные знойной тишиной. Они милы, как мил этот дом, и их нет, также как нет этого дома. Но тогда, при Мусатове, дом еще был реальной правдой, а девушки уже тогда были призраками. Так спаял художник жизнь с мечтой».
Гофман о картине.
«В Гобелене Борисов-Мусатов впервые нашел ту меру условности в изображении реальности, которая позволила ему на основе непосредственных впечатлений создать обобщенный образ-символ. Фигуры девушек бесплотны, движения остановлены… Декоративность мусатовского полотна наполняется духовностью, проникновенным лиризмом… Мусатовский Гобелен – подлинный «мотив без слов», тихий и элегичный».
Вынужден повторяться. Гофман пишет об «изображении реальности», до которой нам нет дела. Пусть это будет чистая фантазия: найти подходящее воплощение замысла – это забота художника. Далее автор говорит о духовности, вот это важно для нас. Но что за духовность? Гофман должна выявить и сформулировать ее, чтобы нам не ломать голову. Это как раз входит в обязанность исследователя. Объяснение картины Врангелем показывает, что хотя он писал сто лет назад, он лучше понимает свою задачу и пытается ее решить. Он говорит о личной трагедии художника и видит в картине его попытку уйти от действительности в мир грез. Что же, это может быть духовной целью художника. А принять такую трактовку нельзя, потому что она не объясняет картины.
Что значит объяснить картину? Это значит: перечислить все детали (персонажи) ее, выявить их качества, раскрыть закономерность их размещения на картине, сопоставить каждый персонаж с духовным понятием, связать эти понятия единой формулой-идеей.
Врангель сразу дает ответ-объяснение, не предварив его анализом произведения, а Гофман даже и пытается это сделать, не осознавая своих обязанностей, как исследователя, как автора книги о живописи.
Итак, куда и как смотреть и над чем думать? Дорога из тяжелых плит и две девушки… Нет, это пока рано рассматривать. Маленький дом: светлый, красная крыша, узкая дверь, низко расположенное высокое окно. От двери желтая дорожка, заметно потемневшая: по ней мало ходят или в последнее время совсем не ходят. За маленьким домом большой дом: он вдвое выше и значительно шире. Он белый, с претенциозными фальшивыми колоннами, красной крышей и двумя небольшими окнами в верхнем этаже. На него легла густая тень от маленького дома. Козырек над невидимым нам входом. Свежая дорожка от двери переходит в мощеный дворик. Дворик выглядит горбатеньким, с подъемом в середине. Дома похожи на детство и взрослость. Перед маленьким домом зеленая лужайка и клумба с цветами, за большим домом и слева – деревья. Там парк. Голубоватое небо, почти чистое над домами, становится все менее видимым левее, пока совсем не закрывается кронами.
Три кадки с деревьями… Вот здесь начинает что-то проясняться. Сравним три дерева. Только следует иметь в виду, что между девушками не дерево, а столб, неверное фонарный столб. Уж очень он гладкий и ровный, чтобы быть деревом. Итак, три дерева в кадках. Правое, несомненно, дерево детское: крона небольшая, ветки короткие. А чтобы мы не сомневались, художник укрепил ствол палкой, вбитой в землю. Дерево в середине – это юношеское: крепкий короткий ствол, множество раскинутых веток, обильная листва, но листва и ствол здесь темнее, чем у детского дерева. И сама кадка больше. Дерево у левого края – старое: ветви прижимаются к стволу, мелкие ветви идут с самого низа, ствол искривлен, листья и ствол совсем темные. Здесь кадка еще больше, поскольку старые корни плохо впитывают влагу, много отмерших корней, и они требуют больше места. Земля в кадке осела.
Чтобы читатель имел представление о ходе анализа над картиной, он имеет возможность подключиться к этой интересной работе. Для этого надо ответить на вопросы, которые вынесет читатель из рассмотрения картины. У меня же возникли такие вопросы: почему закрыты глаза у девушки, и стоит она странно? Почему женщина наклонилась? Почему такая густая тень на большом доме? Между домами висит что-то похожее на колокол с веревкой. Действительно ли это колокол и зачем он? Зачем темно-зеленые длиннющие листья между 1 и 2 деревьями в кадках? Зачем садовая скамья? Какое время дня и время года?
Учесть, что небо по мере движения влево стремительно уменьшается. Что картина начинается с дороги из плит, идущей от дома справа.
Размышляя над отдельными фрагментами Гобелена, прихожу к мысли о независимости следующих мотивов: дома большой и малый, небо, тень от леса на домах и сам лес, мощеный дворик, три дерева в кадках, женщины.
Особая роль женщин. Правильнее говорить о 18-летней девушке и 28-летней даме. Полагаю, что речь идет об одном и том же человеке, резкой разделительной границей во времени между ними служит столб. Девушка представлена видом спереди, руки впереди, в них веер. Голова дана чистым профилем и опущена, глаза закрыты. Эта поза мертвой Надежды Станюкович с картины Реквием. Но здесь девушка живая, такая, какая она была в юности, в прошлом. За столбом она изображена зрелой женщиной – это настоящее время. Девушку можно соотнести со средним деревом, небом над ним и вершиной выпуклого мощеного дворика. Столб – граница юности. Женщина только что перешла эту границу, и волосы еще касаются столба. Она дана в живом, непосредственном движении: правая рука приподнимает платье, левая – то ли поправляет платье, то ли вытряхивает камешек из обуви. Женщина начала движение к старому дереву, небо над ней уменьшилось, дворик начал скатываться вниз.
Лето перевалило за вершину, солнце перевалило за полдень. Речь идет о жизни самого художника, о переживаемом им моменте времени. Девушка и женщина, как и все остальные мотивы картины – метафоры этой жизни и настоящего момента.
Густая тень на домах, – омрачающая мысль о конечности жизни; обильная растительность между первыми кадками – бурная, подвижная жизнь подростка, захватывающая отчасти детство и юность. Дорога первого плана – это момент настоящего, теперь, сейчас, который несет в себе прошлое, прошедшее, всю предыдущую жизнь. Прошлое в человеке не умирает полностью, оно всегда с ним в его памяти. Оно отражается на переживаемом в настоящем.
Прообразом девушки и женщины послужила Елена Мусатова (1883 – 1974).
http://solsand.com/wiki/doku.php?id=borisov-musatov-gobelen
|
|
