Государственная Третьяковская галерея, Москва
http://www.art-catalog.ru
158 x 106 см. Доска липовая, паволока, левкас, темпера. Центральная часть иконописного деисуса из Звенигорода.
Москва, Государственная Третьяковская Галерея.
Экспедиция по поиску исторических ценностей, отправленная в 1918–1919 годах в Звенигород, могла бы закончиться некоторыми пусть и важными, но не столь существенными находками. Если бы вдруг не обнаружилось то, что стало настоящей сенсацией и будет потом будоражить умы учёных людей.
Один из исследователей заглянул в заброшенный сарай неподалёку от собора Успения, что на Городке. Разбросанные доски среди обычного хлама и мусора первоначально не привлекли его внимания. Однако он приподнял наиболее запачканную, что была сверху. Увиденное поразило знатока. На него смотрели глаза Спасителя, лик которого едва проглядывался из-под вековых наслоений и почернения.
Так были найдены остатки знаменитого Звенигородского чина, который позднее большинство специалистов отнесут к трудам великого русского иконописца. Почти без сомнений учёный мир заявит: Андрей Рублёв!
Очень часто в научной и художественной литературе встречаются утверждения: вот эти люди, жившие в одно время и в одном месте, наверняка знали друг друга и встречались лично. Вызывают улыбку подобного рода заявления, хотя бы потому, что, к примеру, если в одной семье растут несколько детей или в одном доме живут несколько соседей, то они уже не просто «встречаются». Они, даже не желая того, не могут не знать друг друга! А если говорить о Древней Руси и эпохе конца XIV столетия, то не стоит забывать, что тогда в стране жили не сотни миллионов человек – население исчислялось гораздо меньшими масштабами. Люди не просто «пересекались». В центральных городах или, скажем, монастырях все знали друг друга поимённо!
Вот почему, когда мы говорим о старце Савве Сторожевском и об иконописце Андрее Рублёве, то замечания вроде «они могли видеться и наверняка знали друг друга» становятся в некотором роде странными. Всё было в значительной степени серьёзнее. Этих людей связывало почти десятилетие совместных деяний, поисков, трудов, а также духовного и, можно даже сказать, творческого общения. Они не просто «знали» друг друга, а бок о бок, вместе создавали новый мир, новую духовную культуру, новые традиции, предлагали свежие концептуальные подходы к устроению мирской и церковной жизни. И сегодня можно смело утверждать, что весь звенигородский период жизни и творчества преподобного Андрея Рублёва был озарён уникальной возможностью совместной деятельности и духовного общения с чудотворцем Саввой Сторожевским, повлиявшим не только на создание фресок и икон этого периода, но и сформировавшим всё дальнейшее творческое мировоззрение иконописца.
Почему-то старец Савва был в сознании потомков и исследователей его жизни словно «сам по себе», а иконописец Андрей Рублёв – в другом «измерении». Прославленные иконы вообще представляли интерес где-то в сферах истории искусства или изучения идей «троичности» Сергия Радонежского. Вышеперечисленные имена и их творения обсуждались учёными и почитателями, мысль бродила вокруг да около, всё было «близко», как в детской игре «холодно», «тепло», «теплее». Но не «горячо»! Разве иконы Рублёва не были найдены в Звенигороде? Разве они не были написаны им во времена обитания там Саввы Сторожевского? Разве не висели они в иконостасах храмов на Городке и горе Сторожи? Всё так и было.
Но почему же тогда мы следуем какой-то «логике Андрея Тарковского», которую он применял, снимая фильм о Рублёве?! Я имею в виду то, что мы придумываем реалии, которые на самом деле были совсем другими! Мы считаем Андрея Рублёва в эти времена таким зрелым иноком-иконописцем, что он вовсе не нуждался ни в чьём духовном водительстве. Почему-то Звенигородский чин он в первый период своей жизни – в 1390-е годы – написал «сам по себе». А вот знаменитую икону «Троица» – в начале 1420-х годов, в период своего расцвета, он без влияния Сергия Радонежского написать никак не мог! Не странная ли логика? Ведь Сергий Радонежский скончался аж за три десятилетия до этого – в 1392 году! С тех пор прошло не только много лет, но и сама реальность переменилась достаточно сильно. Сменилось поколение церковных архиереев, произошли глобальные изменения в русском великокняжеском престолонаследии, начались долгие «феодальные войны» и смута, связанная с наследством Дмитрия Донского. Но Андрей Рублёв почему-то взял и написал «Троицу» именно чуть ли не по «наказу» преподобного Сергия.
Тогда по чьему наказу он написал «Спаса Звенигородского»? Сам додумался, вроде как бы по Тарковскому – независимая творческая личность в русском Средневековье (что очень далеко от реальности)? Не раз обсуждалась тема – мог ли иконописец (иногда именуемый «художником») творить в конце XIV столетия сам по себе? То есть выбрать собственный, отличный от других стиль и использовать его в своих иконах или настенных росписях? Ответ известен давно. Не мог. Стиль письма, конечно, отличался заметно. Феофан Грек – это не Андрей Рублёв. Но стиль – одно, а образ, сущность, идея – другое. Замыслы чаще всего возникали в голове заказчика, а стиль воплощения был уделом иконописца. Ещё лучше, когда они делали работу бок о бок, совместно. А когда это были ещё и выдающиеся люди, то результат выходил соответствующим.
Скажем так (причём без претензий на звание первооткрывателей): сегодня можно утверждать, что вдохновителем, наставником и в некотором роде духовным путеводителем Андрея Рублёва в 1390-е годы, в период его трудов в Звенигороде по росписи и созданию иконостасов для каменных храмов Успения на Городке и Рождества Богородицы в соседнем монастыре, был не кто иной, как преподобный Савва Сторожевский. По крайней мере этот факт уже нельзя отрицать, хотя можно с ним и не соглашаться. Игумен Савва делал многие вещи в те времена вместе с князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским. Это они задумали также построить каменный храм над ракой Сергия Радонежского в Троицкой обители. Ведь Савва Сторожевский был одним из первых учеников Сергия, а князь Юрий – его крестником. Москва тогда не подумала о своём заступнике и духовном покровителе, а Звенигород взял да и сделал – построил и украсил. Этот замечательный собор радует сегодня тысячи паломников. Сюда на закате жизни направился в своё время Андрей Рублёв. Для этого храма он написал икону «Троица». Так кто же мог подготовить для этого почву? Где и как могла зародиться идея не просто общерусского почитания Троицы, которую, как известно, развивал преподобный Сергий, а написания самой иконы с таким необычным для того времени сюжетом? Сюжетом Единения – перед лицом возникающей братоубийственной войны за права наследования нераздельного целого – будущего Великого княжества Московского!
Мог ли предвидеть это Сергий Радонежский перед своей кончиной так много лет назад?
Но это не только предвидели, но и знали другие: князь Юрий – наследник престола – и преподобный Савва. Те, кого уважали и опасались (Юрия как первого из наследников), кто имел силу духа и мощь строить новую Звенигородскую Русь, кто создавал невиданную крепость и возводил один за другим исполненные «велелепием» храмы. Они ведали, к чему могли привести междоусобицы и братские раздоры.
Утверждаю, что главным вдохновителем иконы «Троица», созданной иноком Андреем Рублёвым, был, конечно же, Савва Сторожевский. Не говоря о Звенигородском чине, который мы сегодня можем видеть в Третьяковской галерее лишь фрагментарно. И «Спас Звенигородский» (знаменитый «Русский Спас»), и «Троица» давно стали символами России.
Не стоит умалять наследие и забывать тех, кто этого достоин.
Не так ли?
http://www.kkovalev.ru/Savva_LG.htm
|
|
