Холст, масло. 160 x 211. Государственная Третьяковская галерея.
Свою программную картину "Видение отроку Варфоломею" (1889-1890) художник начал компоновать с пейзажа. Окрестности Троице-Сергиева помнили тихую поступь основателя монастыря. "Ряд пейзажей и пейзажных деталей,– вспоминал Нестеров, – были сделаны около Комякина. Нашел подходящий дуб для первого плана, написал самый первый план, и однажды с террасы абрамцевского дома совершенно неожиданно моим глазам представилась такая русская, русская осенняя красота. Слева холмы, под ними вьется речка (аксаковская Воря). Там где-то розоватые осенние дали, поднимается дымок, ближе – капустные малахитовые огороды, справа – золотистая роща. Кое-что изменить, что-то добавить, и фон для моего "Варфоломея" такой, что лучше не выдумать. И я принялся за этюд. Он удался, а главное, я, смотря на этот пейзаж, им любуясь и работая свой этюд, проникся каким-то особым чувством "подлинности", историчности его...
Я уверовал так крепко в то, что увидел, что иного и не хотел уже искать". Третьяков купил "Варфоломея", и картина вошла в пантеон русского искусства. Художник становится членом Товарищества. Николай Ге величает молодого мастера "братом христовым".
Из монографии Л.Байрамовой
Еще находясь на Капри и любуясь мягким итальянским пейзажем, он быстро заносил в свой дорожный альбом не столько виды Италии, а эскизы к будущей картине "Видение отроку Варфоломею". Образ любимого и почитаемого в народе Сергия Радонежского (в миру Варфоломея) волновал его с детства. Вернувшись в Россию, он нанял избу в деревне Комякине недалеко от Абрамцева и Хотькова и принялся за работу. Выбранное им место для работы было не случайным. Именно здесь, в этих дремучих подмосковных лесах, святой Сергий Радонежский основал когда-то свою обитель. Неподалеку отсюда в поместье С.И. Мамонтова часто гостили близкие Нестерову художники – Репин, Поленов, Суриков, Врубель, Серов и Васнецов.
Да и пейзаж в этих пустынных местах был для картины самый подходящий. "Как-то с террасы абрамцевского дома, – вспоминал Нестеров, – моим глазам неожиданно представилась такая русская-русская красота: слева лесистые холмы, под ними извивается аксаковская Воря, там где-то розовеют дали, вьется дымок, а ближе капустные, малахитовые огороды. Справа золотистая роща. Кое-что изменить, добавить, и фон для "Варфоломея" такой, что лучше не придумаешь".
Сюжетом для картины послужил известный эпизод из юности святого. Отроку Варфоломею, будущему Сергию, никак не давалась грамота. И вот однажды, когда отец послал его на поиски пропавших жеребят, ему явился старец-черноризец, который в ответ на страстные мольбы вразумить его, "сотворил молитву прилежну", которая помогла Варфоломею.
Нестеров прилежно трудился над этюдами к "Варфоломею" все лето, но ему никак не удавалось найти голову, лицо для своего юного отрока. И вот однажды, прогуливаясь по деревне, он увидел болезненную, худенькую девочку с большими, широко открытыми глазами. "Я замер, – вспоминал художник, – как перед видением. Я действительно нашел то, что грезилось мне: это и был "документ", "подлинник" моих грез". Осунувшаяся от недавней болезни девочка и послужила моделью для известного нестеровского отрока Варфоломея.
Москва приняла новую картину художника хорошо. И действительно, все самое заветное и лучшее, что заключалось в творчестве Нестерова – его любовь к негромкому, северному русскому пейзажу, тихая молитвенность и благоговение перед красотой божьего мира – выразилось в этой картине с предельной, формульной ясностью. Недаром именно "Отрок Варфоломей" станет своего рода "фирменным знаком" художника и его любимейшей вещью. Уже в старости он любил повторять: "Жить буду не я. Жить будет "Отрок Варфоломей". Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он еще будет что-то говорить людям – значит, он живой, значит, жив и я".
Благодаря своему "юному отроку" Нестеров познакомился с известным профессором, историком искусств А.В. Праховым, заведовавшим росписью Владимирского собора в Киеве. И вот, увидев работу молодого, начинающего Нестерова, близкую по духу религиозной живописи, Прахов позвал его в Киев.
|
|
